Возвращение алхимика
И вот некто подошед сказал ему: Учитель Благий! Что сделать мне доброго , чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. Говорит Ему: какие? Иисус же сказал: не убивай; не прелюбодействуй; не кради; не лжесвидетельствуй; почитай отца и мать; и: люби ближнего твоего, как самого себя. Юноша говорит Ему: все это сохранил я от юности моей; чего еще не достает мне? Иисус сказал ему: если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною. (От Мф. 19:16_21)
1
Эта история произошла во времена покорения Нового Света. В то далекое время в Андалусии жил знатный и богатый идальго. Он был старый служака, до конца преданный королю и отечеству. После ухода со службы он поселился в родовом поместье и жил там безвыездно один, вместе с сыном_подростком.
Жена его давно умерла, и посему все свое время он посвящал образованию и воспитанию сына. Мальчика звали Сантьяго. От своих сверстников Сантьяго отличался сообразительностью, честностью и находчивостью, так что к восемнадцати годам был уже вполне зрелым мужчиной, полным надежд и стремлений, полным сил, владеющим шпагой. К тому же он был хорошо образован и обладал набором тех качеств, которые так редко присутствуют в одном человеке. Это видели все, в том числе и его престарелый отец, который не собирался сдерживать стремления сына к служению на благо отечества, стремление к славе и приключениям.
Таким образом, сразу по достижении полного совершеннолетия, возраста, когда, следуя нравам того далекого времени, юноша становился мужчиной и не мог уже ждать поблажек ни от судьбы, ни от ближних, отец определил Сантьяго ко двору его королевского величества, где, к слову сказать, его приняли превосходно. Но Сантьяго, не собиравшийся проводить время в дворцовых увеселениях и интригах, выпросил позволения отправиться в армию, в Новый Свет, для службы ради интересов Испании и короля.
И здесь взрослая жизнь преподнесла Сантьяго первый сюрприз. Будучи человеком начитанным и впечатлительным, Сантьяго всегда представлял себе армейскую службу как нечто, пусть и не до конца, но все же духовное. Он представлял себе, как будет бороться плечом к плечу со своими друзьями против варваров_идолопоклонников. Как они, раненые в бою, окруженные со всех сторон джунглями и неприятелем, избегавшим открытого поединка, дадут себе клятву стоять до конца и только чудом, лишь некоторые из них, останутся живы. Как он, будучи раненым, несколько дней будет нести на себе раненого товарища и как после этого они станут кровными братьями, посвятившими жизнь служению истине, родине и королю. Воображение рисовало ему, как после этого они возвратятся на родину и как их будут встречать толпы народа и духовенства, и как сам король, а может даже и Папа, возложит на его голову венец победителя, прославляя в нем человека, обратившего множество варваров к истинной вере. Ну, а дальше его ожидала спокойная и счастливая семейная жизнь, написание мемуаров и (на этом, как правило, его мечты обрывались).
Но только лишь корабль отчалил от берегов Испании, эти мечты стали постепенно рассеиваться и таять как дым. Оказалось, что вместо рыцарей чести люди военные, в подавляющем большинстве своем, были людьми самыми заурядными, скучными, плохо воспитанными, совершенно не похожими на легендарных героев, и к тому же еще недостаточно образованными.
Всю дорогу до Нового Света они то и делали, что пили, играли в карты и один раз даже едва не поубивали друг друга из_за какого_то пустякового недоразумения. Да и физически редко кто из военных мог бы напомнить мифологического персонажа. Во время плавания многие страдали морскою и другими болезнями, так что по прибытию вынуждены были отправиться не на совершение подвигов, а в лазарет; в то место, где для многих из них заканчивалось земное существование.
Точно также, как и иллюзии в отношении службы, постепенно стали рассеиваться иллюзии Сантьяго по отношению к самой войне, со всеми ее хитросплетениями, ежедневной рутиной, правдами и неправдами. Впрочем, то, с чем столкнулся наш юный герой, и войной_то нельзя было назвать. Скорее это были месяцы тягостного продвижения среди буйной растительности Нового Света: длинные переходы сменялись привалами, проведенными в томительном ожидании внезапного нападения. Реки и водопады приходилось одолевать с полным напряжением сил, при этом теряя людей и часть снаряжения.
Местное население, как правило, не оказывало сопротивления, проявляя покорность и полное повиновение чужеземцам. Поначалу это радовало новоиспеченных «первопроходцев», вселяло уверенность и надежду на благополучный исход их нелегкой, но «благородной» миссии. Но затем с ними стало происходить нечто необъяснимое. Покорность местного населения начала раздражать испанских военных, начались грабежи и насилия, хотя до убийства дело не доходило. Вскоре в джунглях они напоролись на засаду аборигенов, так что в перестрелке были легко ранены двое солдат. Дело кончилось тем, что испанцы открыли ответный огонь и нападавшие удалились. При этом никто даже и не поинтересовался тем, какой урон нанесен атакующему противнику.
Испанцам было не до того: это микроскопическое нападение стало той искрой, которая была брошена в огромный резервуар, набитый «порохом» и прочими «боеприпасами», а точнее, в то место, где в людях гнездятся одержимость и жажда к насилию, где страсти, всецело владеющие человеком (тщеславие, стремление к обогащению, ощущение своего превосходства и безнаказанности по отношению к беззащитному местному населению), находят в душе человека свой последний удел.
Войдя в следующее селение, раздраженные и разъяренные воины, жаждавшие кровопролития, тут же предались убийствам, разбою и грабежу, оправдывая между собой это свое постыдное поведение праведным гневом и воздаянием снизошедшим с небес.
После этого случая все решительно изменилось, и Сантьяго стал замечать, как с ним и с его сослуживцами стали происходить удивительные метаморфозы. Особенно они были заметны на новобранцах, которые из робких и неуверенных в своих силах юнцов превратились с настоящих головорезов, так что теперь могли уже безо всякого сожаления, с легкостью, резать местных аборигенов, как будто они режут не человека, а некое существо, не обладающее ни самосознанием, ни разумной душой и потому не требующее ни сострадания, ни снисхождения. А ведь еще несколькими неделями ранее этот же солдат_новобранец с трудом мог убить и цыпленка.
Старшие офицеры не могли не заметить тех перемен, что произошли с их подчиненными, но все же слишком редко вмешивались в происходящее, и их равнодушие также, как и жестокость солдат, шокировало впечатлительного Сантьяго. В отличие от новобранцев опытных, побывавших во многочисленных переделках, военных более интересовала нажива, а не резня. Грязную работу они поручали младшим по званию, а сами вели за собой целую армию из порабощенных индейцев, которые вынуждены были нести у себя на плечах носилки с награбленным. В этом смысле солдатам приходилось намного труднее; они тащили свой награбленный скарб на себе, пряча добытое либо за пазуху (как правило, это были самые ценные вещи), либо волоча его на спине.
Но более всего Сантьяго был поражен вызывающим, нарочито_пренебрежительным отношением завоевателей к местному населению. Казалось, они просто не считали тех за людей. Так, что теперь смирение, оказанное местными жителями, непременно воспринималось исключительно как животный инстинкт, вызванный отсутствием воли и разума у этих милых и простодушных существ. Их использовали на самых тяжелых работах, а в случае малейшего неповиновения (так называли ситуацию, когда индеец вдруг, к удивлению всех, начинал подавать признаки наличия у него здравого смысла) строго наказывали, вплоть до того, что разоряли их нехитрые хижины, лишая несчастных имущества и всякой надежды на милосердие.
Но и этого было, увы, недостаточно. Казалось, что зверь, который проснулся в душе у военных, желает насытиться до предела, желает испить чашу злости и ненависти полною мерою, не оставив пролитой ни единой капли. Желает насытиться до того, чтобы в изнеможении, обожравшись и будучи уже не способным на зверства, упасть и заснуть, самодовольным, пресыщенным, с телом, испачканным кровью, и окаменелой душой. В итоге, все кончилось тем, что и между самими завоевателями отношения стали, пусть медленно, но неумолимо меняться: те, кто мало награбил, начинали завидовать собратьям с поклажей побольше, участились ссоры и драки, взаимные оскорбления стали обычным делом. Вскоре стало понятно, что также, как и в случае с бессмысленной резней населения, солдаты только и ждут подходящего случая, чтобы начать выяснять отношения между собой. Было видно; они жаждут пролития крови своих соотечественников. Жаждут не просто резни тех, кто отдан им на заклание, но поединка с соперником, который оказывает сопротивление и может даже оказаться искусней в бою. Они жаждали смерти! Жизнь не прельщала и не волновала их больше.
После этого наблюдения Сантьяго со всей ясностью мысли вдруг осознал, что ждать более нечего, что военные подвиги превратились в фарс и кошмар. А быть свидетелем того, как его соотечественники вот_вот займутся истреблением друг друга, у него не было ни малейшего желания.
Но, более всего, его томило неприятное ощущение, что он делает вещи, к которым у него совершенно не лежит душа, исполняя приказания нередко одинаково жестокие и бессмысленные. Ощущение того, что и ум, и воля его подавлены обстоятельствами до такой степени, что наконец становишься до безобразия скучен и неприятен себе самому.
Так, пребывая в подавленном состоянии, будучи одолеваем грустными мыслями, ссылаясь на то, что в его присутствии более нет ни малейшей необходимости, наш герой обратился к командующему экспедицией с просьбой об увольнении. Зная о высоком происхождении своего подчиненного, о его близости ко двору, командир, не отличавшийся знатностью происхождения, решил, что входить в конфликт с молодым дворянином было бы более чем безрассудно и без колебаний выполнил просьбу последнего.
По возвращении из Нового Света, на родине, Сантьяго был принят с таким же восторгом, как и тогда, когда в первый раз был представлен ко двору короля. Как это не покажется странным, весь столичный бомонд сразу стал почитать его за героя, хотя и не совсем в той форме, о которой тот мечтал перед началом своего путешествия.
Однако сейчас вся эта суматоха его нимало не волновала. Его волновало нечто другое, а конкретно; его мучила совесть за то, что он принял участие в столь сомнительном, с нравственной точки зрения, мероприятии. Кроме того, ему не давало покоя ничем неутолимое желание с кем_нибудь поделиться своими сомнениями и разочарованиями. В конце концов, даже желание исповедаться в содеянных прегрешениях. Но расставание с юношескими иллюзиями не прошло даром для молодого Сантьяго и, будучи уже несколько опытен, он сознавал, что не сможет этого сделать ни с кем из придворных, которые всегда были с ним так милы и обходительны. Сантьяго знал, что стоило только ему допустить небольшую ошибку, стоило только сделать один неверный шаг и он станет всеобщим посмешищем, а его откровение, под строжайшим секретом, станет известно как при дворе, так и в домах большинства знатных и любопытных вельмож.
В силу этого, а также в силу того, что некоторое время после возвращения он был свободен, наш герой решил исповедаться не в столице, а в каком_нибудь городишке, достаточно удаленным от центра, у священника, имевшего репутацию опытного и рассудительного духовника.
И вот, через некоторое время, проведенное в розысках нужного кандидата в духовники, Сантьяго отправился в один глухой, расположенный в глубокой провинции, городишко. Но только лишь он увидел священника, перед которым собрался открыть свою душу, как тут же понял, что его затея вряд ли могла увенчаться успехом, в том смысле, чтобы рассчитывать на понимание и духовное руководство. И хотя отец Доминго был прост по натуре и исключительно доброжелателен, было видно, он не то чтобы удивился, а скорей испугался приезда столь знатного гостя и теперь только того и желал, чтобы как можно быстрее с ним распрощаться. При этом его испуг был действительно искренним, так как за всю свою долгую и счастливую жизнь он привык больше выслушивать скорби простолюдинов, которые, как правило, сводились к жалобам на скудость существования, неверность супругов, непослушание своих непоседливых чад, зависть соседей, несправедливые сплетни и т.д., и т.д.. Правда, бывало, к нему за советом обращались и люди более высокого происхождения но все же, в лучшем случае, это были представители торгового сословия, решавшие для себя вопросы выгоды коммерческих сделок или обмана со стороны компаньонов, словом, всего, что было связано с куплей_продажей или вопросами, касающимися исключительно светского и церковного права.
В итоге предположения Сантьяго полностью подтвердились. Отец Доминго сказал, что решение таких сложных вопросов, связанных с миссией среди диких язычников, а тем более, вопросы, касающиеся поведения лиц, на которых, в сущности, и была возложена эта благородная миссия, не входят в его компетенцию и посоветовал, с целью разрешения мучивших Сантьяго сомнений, обратиться к высшим церковным властям, т.е. к епископу.
Сказать, что наш герой воспринял этот совет без видимого воодушевления, значит, не сказать ничего. Будучи при дворе и внимательно наблюдая за тамошними нравами и порядками, он не раз обращал свой пристальный взгляд на епископов и духовенство, особенно на тех из них, кто был приближен к августейшей фамилии. Чаще всего эти его наблюдения оставляли не самое лучшее впечатление. Так наблюдая за некоторыми представителями духовенства, Сантьяго отмечал для себя, что:
Во_первых, это были люди энергичного поведения, люди очень активные, любившие светские мероприятия, любившие проповедь и в некоторой степени даже упивающиеся своим положением и возможностью вещать с высокой трибуны. Точно также они любили страстно участвовать в спорах, взяв на себя роль примирителей. Любили решать разного рода семейные и дипломатические разногласия, и вообще всегда старались быть в курсе всего, что происходило как при дворе, так и за его пределами.
Ну, а во_вторых, более всего на свете они любили заниматься строительством, это была действительно их настоящая страсть. Причем строили они все часовни, храмы, монастыри, облагораживали собственные покои, не забывали о родственниках и тех, кто посвящал свою жизнь служению им и их интересам и т.д. и т.д.. Но самое странное, что при этом никто не смел спрашивать у них отчета о потраченных средствах, что порождало множество сплетен и кривотолков, которые мы за ненадобностью опускаем.
Все это, безусловно, наводило Сантьяго на грустные размышления, отталкивало от духовенства, да и вообще от близких и дружественных отношений с кем бы то ни было. И все же Сантьяго решил еще раз попытать свое счастье: смирившись, он выпросил аудиенцию у епископа и в одно прекрасное, летнее утро отправился в покои его высокопреосвященства.
Епископ оказался на удивление радушным и приветливым человеком. Он пригласил Сантьяго к себе, просил его быть как дома и даже разрешил ему сидеть во время аудиенции, что, без сомнения, могло служить признаком глубокого уважения и полной расположенности к доверительным отношениям.
Сам епископ сидел на некотором удалении от Сантьяго, на небольшом возвышении, в кресле из красного дерева, изящной работы, украшенном вырезанными статуэтками ангелов, а также фигурками разных животных и прочих мифических персонажей.
Все то время, пока Сантьяго рассказывал его высокопреосвященству об увиденном и пережитом, делился своими сомнениями и чувством вины за случившееся в далекой стране, епископ молчал и внимательно слушал, не перебивая своего собеседника. И все же, когда епископ изредка поглядывал на Сантьяго, тот начинал замечать, что его высокопреосвященство скорее волнует не то, что он слышит сейчас, сию же минуту, а то, что он скажет в ответ. Или точнее, даже не то, что он скажет (как правило, его советы редко отличались оригинальностью), а то, каким образом он сделает это? Было похоже, что епископ был совершенно уверен и убежден в том, что от него, как представителя высшей духовной власти в стране, требуется не красноречие, а скорее некий эмоциональный заряд, который он и должен был передать своим собеседникам: слушателям (если речь шла о проповеди) и провинившимся (если речь шла о церковном суде). И, как только Сантьяго закончил, епископ в едином порыве вскочил со своего прекрасного «трона», простер руки ввысь и дрожащим, но в тоже время, ликующим голосом произнес: «Сын мой.!!! и т.д.
Не успел он произнести этой фразы, как наш герой уже пожалел о том, что вообще отважился на эту беседу.
Какой смысл серьезно говорить с человеком, думал Сантьяго, который не может или не хочет быть искренним? Который больше похож на актера нежели на доброго пастыря? С человеком, который большую часть своей жизни только и заботится о том, чтобы много есть, много пить, жить в роскоши, тратит много чужих денег? С человеком, который пребывает в полной уверенности о том, что он истинный «раб рабов Божиих», идеалист и защитник страдающих?
Трудно было понять, кто же на самом деле предстал перед ним? С чем приходится иметь дело? С откровенною глупостью? Либо со старыми дурными привычками, которые крепко_ накрепко въелись в «плоть и кровь» этого человека, проникли во все суставы и поэтому стали неизлечимы?
Позднее, когда Сантьяго вспоминал эту встречу, он не мог, причем, как бы он ни старался, дословно воспроизвести ни одной услышанной фразы, настолько витиеватой была речь, обращенная лично к нему, со стороны столь уважаемого всеми оратора. Смысл речи также был слишком туманен, однако отдельные ее фрагменты все же не ускользнули от сознания молодого талантливого дворянина.
Если быть кратким, то епископ довольно пространно уверил Сантьяго, что не стоит так уж убиваться по поводу произошедшего. Что обращение еретиков дело, что называется, стоящее и, безусловно, полезное для государства. Что нет людей без греха. Что рукою военных водила рука провидения. Что, в конце концов, даже если и были кое_какие маленькие погрешности, то их можно загладить путем уплаты некоторой незначительной (по мнению епископа) суммы. И что пора уже молодому человеку задуматься о принятии сана и оставлении всего своего состояния в распоряжение его высокопреосвященства. Не упустил возможность он упомянуть и о том, что пора бы молодому герою посвятить свою жизнь служению высоким идеалам Nского ордена, членом которого он сам и являлся.
На самом же деле речь получилась довольно большой, и на всем ее протяжении Сантьяго только и думал о том, как удержать на себе, все это время, маску серьезности, вдумчивости и сокрушения одновременно. Время от времени он кивал головой в знак одобрения, а когда считал нужным делал жест правой рукой (поднося ее к подбородку) и, одновременно с этим, лицо его приобретало задумчиво_скорбное выражение. В конце беседы Сантьяго обещал крепко подумать над тем, что услышал, хотя думать, в принципе, было и не о чем. Так они и расстались; оба уверенные в том, что время было потеряно.
Кстати, в дальнейшем Сантьяго смог убедиться в верности своего предположения о том, что эта беседа непременно станет достоянием довольно широкого круга людей.
Но тогда его волновало не это. Он думал над тем, чем же еще он мог быть полезен обществу и отечеству? Война, впрочем, как и духовная карьера, его уже абсолютно не привлекали. Так, после нескольких дней колебаний, он решил для себя, что попробует силы на дипломатическом и законодательном поприще. В конце концов уж там, думал Сантьяго, интересы служения ближним должны все же быть выше человеческого эгоизма и самовлюбленности. Увы, но и здесь он ошибался.
И дело было даже не в том, что сама по себе придворная жизнь, со всеми ее дипломатическими ритуалами, многочисленными условностями, интригами и роскошью, доходящей порой до абсурда, быстро надоела Сантьяго. Как оказалось, ни о каком служении ближним, служении на благо отечества, во всем этот водовороте придворных интриг не могло быть и речи. В реальности дело обстояло следующим образом: правящая элита только и делала то, что занималась безграничным увеличением своего состояния, а смысл земного существования виделся этим людям исключительно в достижении максимального удовольствия и комфорта. То, что скрывалось за великолепным фасадом, буквально ошеломило Сантьяго. Все это выглядело унизительно и нечистоплотно. Дикие нравы и одновременно невыносимая скука царили в среде внешне благополучного высшего света: днем там шла безжалостная война за деньги и власть, а вечером все заканчивалось игрой в карты, пустыми беседами за игорным столом, развратом, обжорством и пьянством.
Ненужные дела и разговоры охватывали большую часть времени этих людей, забирали лучшие силы, оставляя после себя ощущение какой_то совершенно бескрылой и бессмысленной жизни, от которой невозможно уйти, от которой не скрыться.
Но хуже всего было то, что в этой среде нужно было постоянно выдумывать нечто оригинальное, несуществующее как о себе самом, так и об окружающих. Тот, кто не делал этого, рисковал быть забытым, выброшенным на обочину, лишенным множества привилегий, лишенным возможности воровать и тем самым все более и более богатеть.
Подобная жизнь уже с самых первых шагов засасывает как трясина, и чем больше было сопротивление, тем сильнее трясина тянула на дно. В результате у новоиспеченного дипломата волей неволей возникало навязчивое ощущение, будто бы ты сидишь запертый на сотни замков в окружении умалишенных людей и чувствуешь, как сам постепенно лишаешься разума. Но трясина редко кого выпускала из своих вязких объятий, и чаще всего люди, оказавшиеся в этой среде, смирялись с таким ощущением, закрывали глаза на то, что происходило вокруг, как и на то, что происходило с ними самими, и предпочитали просто плыть по течению.
Коротко говоря, лучшие люди страны на деле оказались обыкновенными обывателями, с которыми только и можно было говорить о еде и о женщинах. Здесь они чувствовали себя как рыба в воде; шутили, давали практические советы так, что порой могли походить на неглупых людей. Но стоило только заговорить с ними о чем_то таком, что напрямую не касалось их жизни (о философии, поэзии, о любви или о Боге), как тут же ваш собеседник оказывался в тупике или, буквально меняясь в лице, начинал изрыгать из себя настолько тупую, злую и бессмысленную философию, что вам оставалось только махнуть рукой и скорее закончить беседу.
Так что вся эта дипломатия, которую так страстно старался освоить Сантьяго, на деле сводилась лишь к заключению сделок: выгодных и не очень, а чаще всего очень выгодных. Если же сделки срывались, это приводило к войне, которая в итоге опять же приводила к шаткому миру и заключению тех же выгодных и очень выгодных сделок. А то, что в этих бессмысленных войнах гибли сотни и тысячи ни в чем не повинных людей, в принципе, никого не заботило и не могло взволновать. Мало кто их этих людей, тех, по чьей вине та или иная война начиналась, мог испытывать пусть малейшие, но угрызения совести. Совестью здесь и не пахло, и потому, помимо денег, полученных от торговли, чиновники обогащались еще и тем, что крали все, что плохо лежало. Таким образом в стране складывалась парадоксальная ситуация, а именно: несмотря на довольно большой товарооборот во внешней торговле, торговле, без сомнения, выгодной, несмотря на завозимые огромные богатства из Нового Света, несмотря на такое же огромное количество рабов, поступающих из тех же краев, несмотря на постоянное увеличение налогов для собственного населения, казна все больше и больше пустела, страна разорялась, а чиновники богатели.
Любые попытки остановить грядущую катастрофу введением в силу эффективных законов оканчивались полным провалом. А само законодательное творчество сводилось к тому, что власть имущие, а точнее, люди, захватившие власть, за которую велась ожесточённейшая борьба между несколькими знатными фамилиями и орденами, всеми правдами и неправдами пытались оградить эту власть от простого народа и не дающих расслабиться конкурентов. Попросту говоря, награбив и наворовав сами, они запрещали это делать другим под страхом сурового наказания.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что, осознав столь печальное положение дел, осознав всю тщетность попыток их исправления, Сантьяго начал задумываться о скорейшем завершении карьеры придворного дипломата, карьеры законодателя и сконцентрировал все свои силы на том, что он еще не попробовал в жизни. Сантьяго надумал жениться.
Не будем долго распространяться по этому поводу, но и здесь нашего героя поджидало столь неожиданное и столь же привычное разочарование. Его невеста, девушка из знатной семьи, была застигнута им в объятьях любовника! Что, к слову, ни его самого, ни любовника девушки не удивило. Она лишь сказала Сантьяго, что ему не стоило так неожиданно возвращаться из дальней поездки и что когда она станет его законной супругой, этого больше не повторится.
Случись такое года два_три назад и наш герой убил бы обоих без всякого промедления и сожаления, но сейчас он был уже более холоден и только лишь позволил себе спросить молодую беспечную особу о том, почему же она так подло с ним поступила? Но, к своему удивлению, в ответ он услышал не исповедь с просьбами или мольбой о прощении, а гордую речь южной женщины о том, что она вовсе и не обязана отчитываться ни перед ним, ни перед кем бы то ни было. И впредь этого, т.е. отчитываться, делать не будет. Хотя и дала обещание быть верной женой.
Безусловно наш герой поверил избраннице, да и что было делать? Ее речь произвела на него сильное впечатление и он понял, что сделал в общем_то правильный выбор в пользу девушки гордой, ценившей свои честь и достоинство! Но, все же Сантьяго решил не испытывать больше судьбу. Он решил для себя, что даже если в мире где_то и есть женщины, способные на высокие чувства, женщины с чистой, белоснежной душой, способные на самопожертвование ради любви, способные быть преданными женами и любящими матерями то, скорее всего, ему не суждено было встретить подобное светлое существо у себя на пути.
Так, сказавшись больным (заныли старые раны), Сантьяго удалился в имение, где и решил отсидеться, отдохнуть, поразмыслив немного о том, что же все_таки с ним приключилось?
Этому, кстати, способствовало еще и то обстоятельство, что общественное мнение стало складываться против него и жизнь при дворе, да и служба начали слишком уж тяготить молодого придворного. Все почему_то считали, что он непременно должен убить еще более молодого соперника, а отказ от столь ожидаемого его окружением поединка был расценен как трусость и слабость. И хотя все хорошо понимали, что у соперника Сантьяго просто не было шансов (он был слишком молод и нигде не служил), нарушение древних дворянских обычаев чести не одобрил никто: если уж принято убивать, а не прощать, то и нечего делать, нечего проявлять милосердие и снисхождение. Вот так и разбились мечты и надежды Сантьяго о стену человеческой алчности, лицемерия, жестокости и равнодушия.
2
По приезду в имение Сантьяго ждали тяжелые вести. Самой печальной из них было известие о том, что за несколько дней до его прибытия скончался отец. Так что нашего героя ждал холодный прием. Кроме этого, за время его отсутствия произошло еще несколько неприятных событий, которые только усугубили ситуацию. Дело в том, что последние несколько лет в их провинции свирепствовали, поочерёдно, сначала чума, а затем испепеляющая жара, приведшая к катастрофической засухе. К такой засухе, сравнение с которой не могли найти даже столетние старики. Не удивительно, что вследствие разразившихся катаклизмов часть населения провинции вымерла, часть отправилась на поиски лучшей жизни в соседние провинции, страны и города, а те, кто все же остался, влачили откровенно нищенское существование. С нескрываемым удивлением Сантьяго узнал о том, что близлежащее к замку селение, слывшее ранее как место бойкой торговли, самого выгоднейшего земледелия и скотоводства, полностью опустело, а точнее было покинуто всеми жителями без исключения.
Эта новость, как и новость о смерти отца, так поразила Сантьяго, что некоторое время он отказывался верить в услышанное. Однако сомнения были рассеяны, когда он заметил, что и слуг в замке практически не осталось. Так что теперь никто уже не мог помешать молодому хозяину в одиночестве и тишине размышлять о случившемся, коротая за этим занятием длинные летние дни и короткие южные ночи.
Как ни странно, первое время, Сантьяго был даже несколько рад этому обстоятельству. Ибо, устав от суетной городской кутерьмы, он стал много читать, предаваться философским раздумьям, а когда уставал и от этого, то уезжал покататься верхом. И все же, через некоторое время, и эти занятия стали его утомлять, и нашего молодого героя начали посещать безотрадные мысли о бренности и бессмысленности земного существования.
Так однажды, пребывая в подавленном состоянии, он размышлял обо всем, что ему пришлось пережить;
Есть ли какой_нибудь смысл в том, что происходило со мною? постоянно крутилось в его голове, Хорошо это или плохо, и нужно ли вообще кому_нибудь то, что я делал? Я воевал за корону, за честь, служил королю верой и правдой, но те, кто призывал меня к этому, сами попрали и попирают корону и честь, и вообще все святое.
С одной стороны такая вот бессмысленная, беспросветная жизнь, а с другой: жалко себя, жалко так, что сердце в груди увеличивается, растет и душит меня от этой жалости к себе самому, от незнания куда себя деть, от невозможности найти себе место на этой грешной земле. Жалко, до боли, бессмысленно погибающую силу и молодость.
Впрочем, и я был не лучше других. Непонятно, зачем эта скучная, бесполезная жизнь которую люди считают для себя обязательной? Куда делись люди у которых можно чему_нибудь поучиться? И вообще, как жить так, чтобы не чувствовать себя виноватым?
Так думал Сантьяго, и все в нем самом, да и вокруг, представлялось запутанным и бессмысленным. Все утратило смысл. Перестало быть интересным. Нередко, подобные мысли кружились вихрем в его голове и снова уносились куда_то, бесконтрольно, как будто проскальзывали по поверхности разума и снова проваливались во враждебную бездонную бездну, оставляя после себя ощущение сновидения. Это раздражало, рассеивало сознание, вызывало болезненное ощущение того, как будто им кто_то манипулирует, управляет им, расслабляет его разум и душу, подавляет волю и желание жить. Он ощущал себя пешкой в чей_то зловещей, циничной игре. Он понимал, что мысли эти бесполезны и не способны напитать ни душу, ни разум, не способны согреть его сердце. И от этого ощущения бессилия, от неспособности сопротивляться нахлынувшим переживаниям возникало настойчивая отвращение как к самому себе, так и к окружающей действительности.
Cловом, наш герой впал в депрессию. Запил. И если уж быть до конца откровенным, стал подумывать о самоубийстве. Впрочем, мы бы солгали, если сказали определенно, что он непременно думал об этом. Нет, он не думал, но мысли о прекращении жизни, жизни такой неудачной, бессмысленной и не нужной даже ему самому, сами всплывали из каких_то глубин и врезались в сознание. Причем даже тогда, когда к этому не было ни малейшего повода. Мы не солжем, если скажем, что теперь, после нескольких месяцев своего пребывания дома, наш герой был близок к отчаянию. В таком состоянии и застал его старый слуга Сальваторе (одинокий старик, преданный знатному роду, старик, которому просто некуда было идти), когда рано утром зашел разбудить не выходившего из покоев хозяина. К его удивлению Сантьяго уже был одет, и опытный, но заботливый глаз Сальваторе понял, что тот и не думал ложиться.
Вам бы поехать развеяться, предложил он Сантьяго. Но Сантьяго молчал.
Простите, мой господин, за то, что смею вас беспокоить, продолжил слуга, однако я вижу, что вы очень томитесь. В ваши годы это не самое лучшее из того, чем мог бы заняться молодой дворянин. Конечно, я понимаю у нас стало скучно и бедно, и нет соответствующих развлечений, чтобы развеселить вашу светлость, но можете поверить мне, старому дураку, ваш покойный батюшка не одобрил бы такого унылого вида.
Тут Сантьяго словно очнулся и медленно, с паузой, как будто ему было трудно пошевелиться (хотя он и не был для этого достаточно пьян), произнес, И!? Что же ты предлагаешь!? После чего опять сделался мрачен и устремил свой разгневанный взор прямо на так не вовремя потревожившего его старика.
Простите за смелость. Но я мог бы вам предложить посетить одного здешнего лекаря. По правде сказать, это даже не лекарь, а маг! По крайней мере так раньше о нем говорили. Он, кстати, единственный, кто не бросил селения, Сальваторе прокашлялся. Говорят, он помогает в нужде и болезнях. Вы бы посетили его, мой господин. Все будет вам развлечение! Коня я напоил и запряг. А вы, между прочим, ни разу не удосужились там показаться. Впрочем? Еще раз простите за дерзость.
Эта последняя реплика была уже лишней, старик это понял когда заметил, что хозяин больше не сердится. Мысль о поездке, пусть и совершенно бессмысленной, но любопытной, пришлась ему по душе. Сантьяго быстро поднялся, спустился в конюшню и через мгновенье уже мчался верхом по полям Андалусии.
Первое, что бросалось в глаза, когда Сантьяго стал приближаться к селенью, были заброшенные и полностью выгоревшие от нестерпимого зноя многочисленные виноградники, поля и сады. Было видно, что жизнь давно уже обошла стороной эти места. Полностью высохшие, как будто обугленные, деревья и лозы, уродливо выступающие из потрескавшейся земли, несколько лет не видевшей влаги, напоминали о смерти и вызывали в душе наблюдателя самые жуткие ассоциации. Сантьяго мчался как сумасшедший, желая как можно быстрей проскочить это место.
Скачка длилась недолго. Конь начал выбиваться из сил, и по мере того, как наш герой приближался к селенью, картина начинала понемногу меняться. Со всех сторон показались полуразрушенные постройки и зелень, спрятавшаяся в тени старых заборов и начавших уже разрушаться домов. Ближе к центру дома и деревья становились крупнее, воздух прохладнее, а настроение не таким уж и мрачным. Конь пошёл шагом, темп замедлился, и Сантьяго вдруг вспомнил, что в спешке забыл расспросить Сальваторе о том, где конкретно можно было найти этого одинокого лекаря_мага.
После коротких раздумий он принял решение двигаться к центру селения и уже оттуда продолжить свой поиск. Это было сугубо практическое решение, ибо после того, как сердце его не раз было обмануто несбывшимися ожиданиями, он решил впредь более руководствоваться голосом разума, а не эмоций. Он вспомнил, что когда_то в центре селения располагался огромный колодец, где каждый желающий мог напоить скот и утолить свою жажду.
И действительно, на площади в центре селения наш герой обнаружил огромный и очень глубокий, обложенный камнем, колодец, глубина и размеры которого не позволили ему окончательно пересохнуть.
Утолив свою жажду и жажду взмыленного после скачки коня, Сантьяго спрятался в тень для короткого отдыха.
Но только лишь он это сделал, как тут же заметил, что к колодцу, немного прихрамывая, приближается человек невысокого роста. Присмотревшись, он понял, что это был мальчик (подросток) калека, скорее всего сирота, брошенный здесь против собственной воли и вынужденный выживать несмотря ни на что. Мальчик не видел Сантьяго, и поэтому, когда тот появился из_за деревьев, это вызвало в нем нескрываемое удивление и даже испуг. Будучи не столь расторопен как его физически полноценные сверстники, калека аккуратно поставил кувшин, медленно развернулся и стал удаляться.
Он шел очень медленно, раскачиваясь во время ходьбы своим хрупким, искривившимся, высохшим телом. Сантьяго не спешил догонять мальчугана, и вообще не хотел того торопить. Он понимал, если в селении кто_то и есть то, скорее всего, эти люди будут держаться друг друга. Думая так он старался не упускать ребенка из виду, но в какой_то момент тот развернулся, бросился за угол и неожиданно скрылся. Сантьяго тут же ускорился и последовал за мальчишкой. Повернув за угол он увидел тропинку ведущую к дому, а затем быстро захлопывающуюся деревянную дверь.
Несмотря на огромный засов, дверь оказалась незапертой. Не мешкая, незваный гость окликнул хозяев и, не дожидаясь ответа, вошел. Через секунду он оказался в довольно темной прихожей, в которой с трудом, в полумраке, рассмотрел еще одну дверь, к слову, также незапертую. И тут он услышал, что кто_то за дверью прокашлялся, и старческим голосом, звучащим с натугой и хрипотцой, отозвался на хлопанье двери и скрип заржавевших петель.
Входите!
Входите, раз уж пришли! повторил тот же старческий голос.
Переступив за порог, Сантьяго вновь оказался, в такой же, как и прихожая, темной и маленькой комнате. Войдя с яркого света, он чувствовал себя словно в черном мешке, так что, поначалу, только и мог различить два человеческих силуэта в самом углу, да маленькое оконце в стене, освещавшее стол с какой_то посудой, шкатулками, колбами и другими предметами, о назначении которых он мог только догадываться. В этот самый момент один из двух силуэтов (тот, что был покрупнее) отделился и стал приближаться к нему. По мере того, как зрение возвращалось к Сантьяго, он стал различать в приближающемся человеке мелкого, высохшего до костей и смешного на вид старика; в одежде напоминавшей лохмотья, с платком на челе. Вид у старика был откровенно отталкивающий: нос, резкой горбинкой, впавшие скулы, выкатившиеся из орбит и помутневшие от старости, большие глаза. Редкие волосы на подбородке торчали в разные стороны как лопнувшие, проржавевшие струны старой гитары. Старик был больше похож на засохшее дерево или, быть может на состарившегося разбойника, по немощи тела нашедшего пристанище в этих местах, нежели на добропорядочного гражданина, заслужившего себе тихую и безмятежную старость.
Позвольте спросить, что вам нужно от нас? И кто вы такой? обратился к Сантьяго старик, и не дожидаясь ответа, добавил: Я вижу, вы человек благородный? Или я ошибаюсь?
Вы не ошиблись! Я дворянин и хозяин здешнего замка! ответил Сантьяго.
И чем же мы обязаны такому знатному гостю, который не погнушался посетить столь неприятное место? Место, забытое Богом и проклятое людьми? продолжил старик, не скрывая сарказма и любопытства.
Сантьяго держался уверенно, но чувствовал, что в тоне его разговора проскальзывают еле уловимые нотки превозношения и презрения к собеседнику, нотки, от которых он никак не мог отвязаться. Он ответил хозяину этой жалкой лачуги, что только недавно узнал о трагедии, которая постигла селение. Что хочет вернуть жизнь в эти места, что посчитал своим долгом узнать обо всем поподробнее.
Но говоря это, он не мог не заметить, что его слова не произвели на его собеседника ни малейшего впечатления. Более того, было видно, что старик не скрывал своего недоверия по отношению к незваному гостю и совсем не желал, чтобы кто_то здесь что_то менял (казалось он видел, что Сантьяго лукавил и приехал только из праздного любопытства). Так что, как только Сантьяго закончил, он предложил ему сесть и сказал:
Молодой человек, я уже слишком стар и слишком опытен для того, чтобы сразу понять, зачем вы пришли и что вам действительно нужно.
И что же? смутился Сантьяго.
Вам, видимо, рассказали о чудаке, который остался один да еще занимается магией? Ну конечно же, это ведь так интересно! Только вот знайте, старик волновался, пока я живой, люди сюда не вернутся! Да и вам делать здесь нечего. Уезжайте от сюда. Уезжайте скорее. Это селение проклято. Да и замок ваш проклят. Езжайте в столицу, за море, словом, бегите отсюда подальше, иначе погибнете, было видно, что произнося эти слова, старик явно боролся с волнением. Мне говорили, что приехал новый хозяин и, что он мается от безделья и скуки. Есть еще добрые люди, что заходят ко мне. Но вам я не нужен, как не нужно вам это селение и все, что с ним связано. Здесь пахнет смертью. Вы разве не чувствуете ее злого дыхания? Ее зловонного запаха? Она убивает любого, кто останется здесь и попробует с ней пошутить. И до меня она в скором времени доберется. Только старик замолчал, отошел от Сантьяго и сел на кровать, возле мальчика. Воцарилось молчание.
Отдышавшись, старик продолжал:
Если вам это так интересно, может быть, вы захотите узнать о том, как со мной пошутила судьба? выдавив из себя эту фразу, он опять замолчал и задумался, но через мгновение, словно опомнившись, вдруг пристально посмотрел на Сантьяго и произнес: А может быть, у нас с вами похожие судьбы?
В этом вопросе было что_то зловещее, что_то такое, чего Сантьяго, сам не ожидая того, испугался. Но не желая показать и тени смущения, он сел и произнес, стараясь при этом выказать как можно большее равнодушие.
Сделайте милость! Не зря же я ехал в эти места. Прогулка будет вдвойне приятнее, если предполагает общение с опытным человеком, много узнавшем о жизни и смерти (сказав это, он улыбнулся). Кстати, мне некуда торопиться, и, более того, я готов заплатить за интересный рассказ. Надеюсь, вас это предложение не оскорбило?
Ну, что вы, заволновался старик, деньги лишними никогда не бывают. Вы же не думаете, что деньги старику не нужны? Вот постареете, сами узнаете. Если доживете, конечно, эту последнюю фразу старик сказал намеренно тихо, так, чтобы Сантьяго ее не расслышал.
Хорошо! старик опять закряхтел. Слушайте! Но только не перебивайте, а то я стал слишком забывчив, могу и не вспомнить всего. Итак: когда_то, меня, как и вас, звали Сантьяго.
Что значит когда_то?
Я же просил не перебивайте меня! завопил старик умоляющим голосом. Сантьяго кивнул головой в знак согласия, и тот продолжал.
3
Как я сказал, когда_то меня звали Сантьяго. Я был пастухом, был молод и, как мне казалось, абсолютно свободен. Овцы давали мне все необходимое для поддержания жизни. И, по правде сказать, мне так мало всего было нужно: самая простая одежда, крыша над головой, кусок хлеба и хорошая книга. Это было время длительных переходов с места на место и покоя души. Не погрешу против истины, если скажу, что это было самое лучшее время из всей моей прожитой жизни.
Так прожил я несколько лет, пока однажды в тихом и ничем не примечательном месте не встретил человека, назвавшегося Мелхиседеком. Он рассказал мне о том, что каждый человек должен соответствовать тому, к чему его определила судьба. О том, что я способен на большее. О том, что все люди, пока они еще молоды, знают свою судьбу, но затем, среди суеты и обыденности, они совершенно забывают об этом. Он открыл мне великую истину, утверждавшую, что независимо от того, кем ты являешься и что делаешь в жизни, когда ты по настоящему чего_то захочешь, то непременно достигнешь желаемого, ибо такое желание зародилось в душе у Вселенной.
Он был хитер и умен, поэтому, видимо, и явился в тот самый момент, когда мной одолевали сомнения. Он убедил меня в том, чтобы я продал овец и отправился путешествовать. Отправился осуществить то, к чему призывала судьба: на поиски нового счастья, на поиск сокровищ, которые помогли бы осуществлению моих тайных желаний, помогли бы мне начать новую, полную радости и беззаботности жизнь.
Так я и сделал! Я продал овец и отправился в Африку, к пирамидам. Ибо все говорило о том, что именно там я найду то, что мне было обещано.
Пока старик говорил, Сантьяго понял, что тот изрядно волнуется. Нетрудно было заметить, что воспоминания о прошлом причиняют изрядную боль этому исстрадавшемуся, измученному человеку. Проговорив последнюю фразу, старик замолчал, опустил взгляд и некоторое время думал о чем_то. Но затем, после глубокого вздоха, снова продолжил.
Нет смысла подробно рассказывать о том, что со мной приключилось, о том, что я изведал и испытал. Скажу лишь о главном: там, в пустыне, я встретил Алхимика, того, кому открыты тайны вселенной и дан ключ к познанию истины. И, как мне казалось, он был именно тем, кто бы смог указать для меня истинный путь, не только к сокровищам, но и к познанию тайн мироздания. Он научил меня читать знаки судьбы! И я понял тогда, что мой путь, это не просто движение к цели, к сокровищам и процветанию. Я понял, что уже само пребывание на Пути есть сокровище и полнота. Он научил меня слушаться сердца и рассказал об Изумрудной Скрижали, начертанной на Душе Мира. О скрижали, которая является посланием к нам, т.е. к тем, кто ищет себя на пути.
Он научил меня чтению этой скрижали. Под его руководством я узнал извечную тайну о том, что наш мир это всего лишь видимая часть бога, что алхимия, которой я у него обучался, способна переводить духовное совершенство в материю (в золото).
Так я стал совершенно другим. Я думал, что слился с природой и окунулся в Душу Мира так глубоко, что уже перестал быть простым человеком. Я думал, что так мне открылась любовь! Я думал, что так же как он, стал алхимиком!
В итоге мое путешествие закончилось сказкой, в самом прямом понимании этого слова. Я вернулся домой, и мне было указано место, где были зарыты сокровища. Затем я женился на Фатиме, девушке, которую полюбил, пребывая в оазисе. Я увез Фатиму (нужно сказать, это мне дорого стоило, в смысле денег, конечно), но разве деньги имеют значение, когда ты находишься во власти у страсти?
Итак, я увез Фатиму, и мы поселились вот в этом селении, которое в те времена было местом цветущим и радостным.
Мы построили дом, и я занялся тем, что умел: купил отару овец и снова стал пастухом. Однако после нескольких месяцев, проведенных с отарой, моя любящая супруга впала в уныние и стала жаловаться на то, что ей скучно одной (она часто оставалась в то время одна). Фатима неустанно твердила, что при нашем богатстве пастушеское занятие мне не к лицу, что люди смеются над нами, и еще много чего она наговорила тогда, всего я уже и не помню.
Ну, а я? Что мог сделать я, будучи молодым и ослепленным любовью? Я так любил Фатиму, что не стал ей перечить. Я продал отару, но при этом твердо решил, что не буду жить в праздности и обязательно найду себе достойное дело. Так я занялся заготовкой и скупкой руна (овечьей шерсти). Кроме этого, я начал лечить всех, кто ко мне обращался. Приобретенные в далеком Египте тайные знания мне помогали, в силу чего многие из тех, кто приходил и обращался за помощью, вновь обретали здоровье, избавлялись от тяжких страданий или получали заметное облегчение во время недуга. Не удивительно, что с каждым днем, все больше и больше, росла моя слава целителя и чудотворца, а также рос капитал.
Казалось, все складывалось лучше чем мы того ожидали: у нас с Фатимою выросли дети, я был на вершине блаженства, дом и слава моя умножались с невиданной легкостью и быстротой.
В то время я был беспечен и слишком наивен для того, чтобы увидеть призрачность и шаткость своего положения. Так, когда мне говорили о зависти, о том, что люди называют меня колдуном, я только лишь усмехался и всегда прогонял от себя непрошеных сплетников.
Увы, но счастье кончилось слишком внезапно. Настолько внезапно, что буквально лишило меня малейшей возможности хоть как_то суметь подготовиться к обрушившимся, словно лавина, несчастьям.
Началось все с того, что два моих сына, которых я удачно женил, сговорившись, предъявили претензии, что будто бы я недостаточно наградил их богатством. Я же стоял на своем и решительно отказал им в прибавке к наследству. Так зародилась вражда внутри нашей семьи. Как огонь она пожирала нашу былую любовь и привязанность. В результате этой вражды мои сыновья склонили на свою сторону и троих моих дочерей, которые также потребовали от меня более чем заслужили. В итоге, мы с Фатимою остались одни: униженные и оскорбленные, презираемые не только детьми, но и практически всеми, кто нас окружал.
Хуже всего было то, что не к кому было обратиться за помощью или поддержкой. Скажу даже больше; я чувствовал, что меня презирают, чувствовал зависть вокруг, чувствовал, как люди ждали моего разорения и унижения. Казалось, всех радуют наши проблемы. И действительно мне было трудно вести дела одному. Этим не преминули воспользоваться мои компаньоны, стараниями которых, дела мои со стремительной быстротой приходили в упадок, а состояние начало таять как дым.
Развязка этой грустной истории не заставила ждать: все кончилось тем, что в одну из ночей вдруг, неожиданно загорелись склады и хранилища шерсти. Так, в одну ночь, я лишился всего состояния.
Признаюсь, это был удар сокрушающей силы.
Но все же я утешал себя тем, что могу исцелять и что это умение не позволит мне окончательно разориться. И тут, к своему удивлению, я нечаянно обнаружил, что дар, полученный мной от алхимика, совершенно исчез, и люди, которые обращались ко мне в надежде на исцеление, в большинстве своем не получали желаемого. Скажу даже более: некоторые из них умирали загадочной смертью, умирали в страданиях и ужасающих муках. Увы, догадаться нетрудно, что после такого позора мое имя не только в селении, но и во всей близлежащей округе стало звучать как проклятие.
А дальше было то, о чем вам известно: сначала чума, во время которой умерла Фатима. Затем страшная засуха и несколько лет постоянных неурожаев уничтожили практически все население. Оставшиеся жители спешно бежали, будучи непреклонно уверены, что это именно я отомстил им за все: за зависть, поджог, клевету и душевные муки.
И вот теперь я остался один, старик произнес эту фразу со вздохом отчаяния и безнадежности.
Да еще вот прибился ко мне сирота. Так и живем мы, а точней, выживаем вдвоем. Нас спасает от смерти и голода мое умение врачевания травами. Единственное, что осталось от тех незабвенных времен. Вот так и живу я в ожидании смерти и с мыслью о том, что кто_то очень жестоко со мной обошелся. С мыслью о том, что я был обманут. С ощущением, что будучи в двух шагах от настоящих сокровищ, я покусился на сокровище ложное, тленное и ускользающее.
Но почему так со мной поступила судьба мне неведомо. Я помню, как Мелхиседек намекал мне на то, что величайшая ложь думать так, будто бы жизнь нам неподвластна. Считать, что жизнью управляем не мы, а судьба. Тогда мне казалось, что он не солгал, а теперь.., развел руками старик, я и не знаю, как все это можно понять? Ведь я хотел лучшего. Хотел быть счастливым. Хотел быть любимым и Фатимой, и детьми. И мне даже казалось, что все это находится в моей власти. Но.., в воздухе повисла тяжелая пауза, После всего пережитого, у меня создалось впечатление, что я был игрушкой в чьих_то злобных руках! Вот только кто так зло со мной пошутил, я не знаю? И наверно, уже не узнаю до смерти.. !
О, если бы я был еще молод, то непременно отправился в путь и разыскал бы алхимика. И я бы спросил у него, почему так случилось, что в поисках счастья я нашел лишь страдания и смерть? О, если бы я был еще молод.!?
Но силы мои на исходе. И вряд ли я доживу до ближайшей весны..
Закончив рассказ, старик присел на кровать и заплакал: в мире нет ничего более жалкого, чем плач ребенка и старика.
Некоторое время они сидели в молчании.
Столь грустная и неожиданная развязка истории и не менее неожиданная реакция старика откровенно смутили молодого Сантьяго. Ему захотелось утешить несчастного, отвлечь его, может быть даже развеселить или, в конце концов, заплатить ему сумму больше той, на которую старик мог рассчитывать. Сантьяго стал машинально рыться в карманах, нащупал там несколько золотых и со смущением положил их на стол.
Но, как оказалось, старик не заметил ни смущенья Сантьяго, ни денег, казалось, он вообще забыл о присутствии гостя. Он только плакал беззвучно, глотая рыдания, словно стыдясь своего малодушия.
Молчание становилось невыносимым и удушающим. Сантьяго стал чувствовать, как сострадание к несчастью этого маленького и жалкого человека наполняет всю его душу и требует действия. Действия, которое может прервать всю цепочку страданий как его самого, так и этого старика. В этот момент он с ясностью понял: все, что случилось и с ним, и с его собеседником, случилось не зря, что это лишь только начало чего_то совсем неизведанного, того, что может перевернуть всю его жизнь, жизнь бессмысленную, странную и в общем ненужную. Он понял, что было бы преступлением оставаться в бездействии и погибнуть как этот старик. Мысль эта буквально обожгла его тело, как обжигает тело клинок, впившийся в плоть, клинок, который своим острием смог дотронуться до самого сердца. Боль от этой мысли стала невыносимой. Ее нельзя было ничем заглушить. И, более того, эта боль только усиливалась от утомительного ожидания и бездействия. Ждать больше было нельзя, и наш герой решил действовать. Действовать незамедлительно.
Он начал с того, что подробно расспросил старика о его путешествии: о разговорах с алхимиком, об основах учения и месте, где старый Сантьяго нашел те сокровища, что принесли ему горе. В конце разговора он обещал старику разобраться во всем, обещал, насколько это возможно, исправить постигшее бедолагу несчастье. Но самое главное, он непременно решил разобраться в себе. Разобраться в причинах того, что случилось с ним в жизни. Решил, чего бы это ни стоило, постигнуть внутренний смысл, цель того, к чему вела его рука провидения.
Выйдя от старика, он нисколько не медлил. Полный решимости Сантьяго шел не оглядываясь, погружённый в раздумья так, что и не заметил, как очутился на площади
Но здесь его внимание привлёк человек, довольно странной наружности, немолодой, одетый в восточное платье, молча сидевший возле колодца.
Когда Сантьяго приблизился, незнакомец поднялся и обратился к нему с нескрываемым чувством расположения.
Рад приветствовать тебя, славный Сантьяго, произнес незнакомец. Сантьяго опешил, но тут же собрался и выразив недоверие взглядом спросил: Кто ты такой? И откуда ты знаешь меня, незнакомец?
Кто я такой? незнакомец держался уверенно и непринужденно. Тот, о ком говорил тебе старый колдун. Мое имя Мелхиседек, царь Салима! Я ждал тебя, чтобы сказать нечто важное!
Что ж говори! Только быстрее! Я тороплюсь, Сантьяго действительно торопился осуществить то, что задумал.
Я задержу тебя ненадолго. Но только прошу тебя, слушай внимательно, а затем, когда будешь один, хорошенько подумай на тем, что услышишь.
Я хочу рассказать тебе одну восточную притчу про путника, который однажды увидел в степи одинокий колодец, и, желая напиться, остановился возле колодца для утоления жажды. Он сделал свой первый глоток, как тут же увидел недалеко от колодца разъяренного зверя, который стремительно приближался к нему. Спасаясь от зверя, наш путник хотел было прыгнуть в почти обмелевший колодец, но только лишь он изготовился прыгнуть, как увидел на дне колодца дракона, раскрывшего пасть. И вот наш несчастный, не смея остаться снаружи, чтоб не пропасть от разъяренного зверя, но и не смея прыгнуть в колодец, чтобы не оказаться в пасти дракона, ухватился за ветви растущего над колодцем куста и удержался на нем. Так он висел, пока руки его не стали слабеть, и он не почувствовал, что скоро должен будет отдаться погибели, ожидающей его с обеих сторон и потому неизбежной. Но он все держался, втайне надеясь на благополучный исход, пока совершенно случайно не обнаружил, что мыши подтачивают спасительный ствол, дающий ему пусть призрачную, но надежду. Он висел, пребывая в смущении, с одной стороны не теряя надежды, а с другой понимая, что ствол грозит сам собой обломиться и что он, в любую секунду, может оказаться в пасти дракона. И все же пребывая в ожидании неминуемой гибели, он машинально оглядывался по сторонам, желая спасенья, как вдруг заметил на листьях куста капли застывшего меда. И, О провидение! Что же он делает? Он достает их и лижет, забыв об угрозе.
Безумец! воскликнул Мелхиседек, на что он рассчитывал?
Вот так и люди, которые держатся за ветви жизни и знают, что их неминуемо ждет дракон смерти, не могут понять, для чего им всем выпало это мученье. В непонимании этом они пытаются все позабыть, утешиться медом, но только лишь отвлекутся от наслажденья, как замечают, что мыши, изо дня в день, точат ветви надежды, усугубляя безвыходность их положения. Скажу даже более, они видят дракона, боятся его, страх наполняет их душу, и в этом страдании и ожидании смерти они умирают душой, еще будучи в теле, Мелхиседек замолчал.
Было видно, как хороший актер, он упивался игрой, и был доволен своим монологом. Пауза длилась недолго, и с нескрываемым воодушевлением он продолжал: Но я знаю, Сантьяго, ты не такой. Ты способен пробудиться от сна безысходности. Ты способен вырваться на свободу и обрести то, что им не дано, произнеся эту фразу, незнакомец сделал озадаченный вид.
Ты должен узнать сам себя, должен увидеть в себе всю Вселенную и понять, что и сам ты Вселенная, содержащая все бытие. Вот это и есть абсолютное знание, которое большинству недоступно. Познав это, ты становишься всем! Без начала, без середины и без конца, без рождения и смерти. Узнай это, и все страхи исчезнут.
Они ведь терзают тебя? сказав это, он улыбнулся. Он говорил очень быстро, как будто боялся, что его могут неожиданно перебить, помешать высказать мысль до конца.
Но для того, чтобы начать свой путь, путь к познанию истины, в тебе непременно должно возникнуть желание обрести подлинную свободу. Желание неудержимое, желание, сильнее которого нет и не бывает желаний.
Мой друг, при этих словах лицо оратора приняло восторженный вид, Если ты одержим идеей свободы, если ты решил, что должен обрести свободу, в этом году, в этом месяце, прямо сегодня, сейчас тогда тебе надо сделать свой выбор.
Я испытываю именно это желание, и выбор мной уже сделан! ответил Сантьяго.
Я верю тебе! Только помни. Одного лишь желания мало. Помни главное: ты должен от всего отказаться, и, в первую очередь, от того, что написано в книгах. Важнее всего то, насколько сильно ты желаешь свободы. Одного этого желания будет достаточно, чтобы обрести настоящее знание. Знание, которое сделает тебя тем, кем ты захочешь.
И еще: ты должен выбрать учителя, и не вздумай забыть, что в выборе учителя недопустима ошибка, от этого зависит и твоя жизнь, и достижение освобождения. Но только не думай, что я говорю о себе. Я лишь только посланник Вселенной, по всему было видно, что последняя фраза доставила незнакомцу особое удовольствие.
И ты всегда появляешься так неожиданно?
Всегда! Я всегда рядом с тем, кто следует зову судьбы! Впрочем, я могу быть кем угодно. Могу предстать перед людьми в виде помысла, ненавязчивого желания да и вообще всего что угодно. Но признаюсь тебе, чаще всего люди не замечают моего появления. Я же ценю их свободу и никогда не навязываюсь. И потом, не в моей власти управлять человеком. Я только могу расставлять декорации, но выбор должен быть исключительно твой. Только ты можешь отыскать то сокровище, что предназначено исключительно для тебя одного.
О каком сокровище ты говоришь? волновался Сантьяго. Где мне искать эти сокровища?
В Египте, у подножия пирамид. Ты найдешь туда путь по тем знакам, которыми Вселенная отмечает путь каждого ищущего. Надо только суметь прочесть то, что написано лишь для тебя.
Сказав это, Мелхиседек, пристально посмотрел на Сантьяго, соединил руки и странным движением провел ими в воздухе над его головой. Тут наш герой почувствовал, что члены его онемели, он на секунду забылся и, как только опомнился, заметил, что старика уже не было рядом. Тот также внезапно исчез, как и появился.
Вечером того же дня Сантьяго собрался в дорогу, отдал необходимые распоряжение слугам и утром отправился в путь.
4
Странное место эта Африка, думал Сантьяго. Он только что переправился на другой континент и вот уже пару часов находился в невзрачной харчевне, в порту. После полудня харчевня практически опустела и лишь несколько человек, напротив, курили по очереди огромную трубку. Сантьяго был явно не в духе. В последнее время он разлюбил одиночество, и теперь это чувство особенно его угнетало.
К тому же, в суматохе отъезда, он не подумал о том, что ни слова не понимал по_арабски.
Кое_как знаками он объяснил человеку за стойкой, чтобы ему принесли чего_нибудь выпить и в ответ получил горький чай, со вкусом, слишком уж непривычным для европейца.
И тут неожиданно он услышал испанскую речь. Ты кто будешь? обратился к нему незнакомец. Это был молодой человек, примерно того же возраста, что и Сантьяго, он был одет на европейский манер, и только цвет кожи указывал на то, что он местный.
Откуда ты знаешь испанский? удивился Сантьяго.
Здесь многие знают этот язык. Испания рядом.
Так присядь, я хочу угостить тебя чем_нибудь. Давай выпьем за встречу вина?
Но незнакомец лишь улыбнулся в ответ. Мне искренне жаль, но ничего не получиться. В этой стране не употребляют вина. Запрещают обычаи веры.
Тогда окажи мне услугу, и я тебе заплачу!
Услугу? Какую?
Укажи мне путь к пирамидам. Там у меня неотложное дело, и я нуждаюсь в хорошем проводнике.
Хорошо, по всей вероятности, незнакомцу понравилась эта идея. Его звали Назир. Так они познакомились.
Я не спрашиваю тебя о деньгах, обратился к Сантьяго Назир, так как вижу перед собой человека знатного и благородного, речь его неожиданно оборвалась, и они оба заметили, как угрюмый араб, тот, что обслуживал посетителей, после слов о деньгах подошел к ним вплотную и обратился к Назиру на местном наречии. Тон его речи явно не годился для дружеского общения. Кроме того, он постоянно жестикулировал, указывал то на выход, то на Сантьяго и вообще вел себя грубым и вызывающим образом.
Пойдем_ка отсюда, он не хочет, чтобы мы тут сидели.
Но, как только наш герой приподнялся и хотел было уплатить за напиток, угрюмый араб схватил его за руку, пытаясь заставить Сантьяго вернуться на место, при этом он выглядел еще боле разгоряченным. Не поняв ни слова, Сантьяго выдернул руку и уже готов был взяться за шпагу но, к счастью, Назир вовремя вытащил его из харчевни.
Он хотел твоих денег, хотел обокрасть тебя. Впредь будь внимательней. Этот город не слишком похож на другие африканские города. Это порт, а в порту всегда полно жуликов и проходимцев. Так что желательно нам побыстрее убраться отсюда. Думаю, завтра можно будет отправиться в путь, а сейчас пойдем_ка на рынок. Без верблюдов в пустыни мы пропадем. Купим двух. Надеюсь потом, ты подаришь мне одного в награду за труд? и Назир попросил у Сантьяго его кошелек. Без колебаний Сантьяго отдал ему деньги. Он не любил торговаться и вообще предпочитал возлагать все покупки на слуг.
Какое_то время они двигались по узким улочкам города, петляли по закоулкам, то взбираясь на возвышение, то снова спускались в самую гущу городской суеты. И вдруг, неожиданно они очутились на площади, где вовсю бушевала торговля, где все кипело, бурлило, как будто бы навстречу им мчался стремительный и бушующий горный поток: люди толкались, кричали и спорили, били один одного по рукам, расходились и снова сходились. Повсюду громоздились груды разного рода вещей и продуктов, среди которых, часто с неимоверным трудом, протискивались многочисленные покупатели. Со стороны все это было похоже на хаос: зелень и специи лежали рядом с кинжалами и прочим оружием, торговцы коврами соседствовали с теми, кто торговал живностью, а лавочки с украшениями скромно ютились между рядами с восточными сладостями.
Сантьяго шел медленно, с интересом рассматривая окружающих, не теряя из виду Назира.
И тут его внимание остановилось на сабле, сабле ранее невиданной им красоты. Необычная по своей красоте рукоять, ножны тонкой работы и эфес в драгоценных камнях покорили его, и Сантьяго застыл в восхищении. После непродолжительной паузы, не оглядываясь, он обратился к своему провожатому: Сколько стоит она? Спроси у хозяина, и в эту секунду Сантьяго вдруг понял, что он не дождется ответа: вокруг гремел рынок, сновали и горланили люди, лежали вперемежку ковры и орехи, в общем все было так, как всегда и только его новый знакомый испарился также внезапно, как и появился, словно он растаял среди африканского зноя и окружающей суеты.
Некоторое время наш герой находился как бы в оцепенении, хотя, будучи опытным воином, внешне он старался сохранять хладнокровие. Все было ясно, не было смысла теряться в догадках и строить иллюзии, а тем более падать духом и причитать. Но что было делать? Так, не находя ответа на этот вопрос, он брел среди торговых рядов, явно пребывая в некотором замешательстве.
Прошло какое_то время, и когда пришел час вечерней молитвы, все окружающие, в каком_то неуловимом, едином порыве, упали на землю, стали делать поклоны и кто шепотом, а кто нараспев принялись возносить молитвы и песнопения. Это продолжалось недолго. Затем они быстро сложили товары, закрыли палатки, и площадь, тот час опустела: ни шума, ни суеты, ни криков животных, ни споров разгоряченных торгующихся, ничего этого не было слышно. И только печальный Сантьяго стоял посреди опустевшего рынка, досадуя на то, что он был так нелепо обманут; чувствуя, как боль, от обиды за произошедшее, все сильней и сильней вторгается в душу.
Ну и глупец я! Доверился проходимцам и поверил в судьбу. Сначала этот несчастный алхимик, затем старик у колодца, теперь вот Назир (конечно, если это его настоящее имя). Меня провели как ребенка. А может быть, все они в сговоре? Но что мне теперь до всего этого? Теперь уже нужно думать о возвращении, с этими мыслями наш герой приблизился к высокому зданию и присел на ступенях, ведущих ко входу. Так сидел он и думал, не замечая того, что вечер вот уже близко, что город почти опустел, не замечая, как изредка проходящие мимо местные жители смотрели на грустного иностранца, развернув свои смуглые шеи в его направлении.
Время шло, а Сантьяго все сидел опечаленный, словно был в забытьи, не обращая внимания на заходившее солнце. Потеря денег его не очень_то и смущала, печаль по деньгам в то время была не к лицу дворянину. Тем более, он не был слишком уж сильно расстроен обманом, к обманам судьбы он привык и не ждал от нее ничего, что могло бы обрадовать или хотя бы служить утешением. Он был расстроен лишь тем, что снова ошибся в своих ожиданиях, тем, что жизнь вновь и вновь смеялась над ним. Все это говорило ему лишь об одном он безнадежный романтик и неудачник, и сознание этого жгло его сердце, которое ныло от боли и осознания бессилия перед насмешкой судьбы.
Так сидел он и думал (в последние годы он стал излишне задумчив, вплоть до того, что стал забываться), как вдруг увидел напротив себя человека, который казалось только и ждал, когда наш Сантьяго очнется и выйдет из забытья.
Что вам нужно? произнес наш герой, пристально всматриваясь в незнакомца. На первый взгляд, тот был возраста немолодого, коренастый, невысокого роста, с грубым и некрасивым лицом и руками как граблями большими, привыкшими к очень тяжелой работе. В руке он держал очень старый и очень громоздкий фонарь. Одет он был плохо; поверх старого, обветшавшего платья был накинут потрепанный фартук, а сам незнакомец казался довольно усталым на вид.
Что вам нужно? Сантьяго опять повторил свой вопрос.
Я местный каменотес и живу здесь неподалеку, мое имя Евлогий, после непродолжительной паузы ответил ему незнакомец Я ищу путников, которым негде укрыться, и помогаю им устроиться для ночлега и отдыха, он говорил на испанском, но с сильным акцентом.
Ну так ищите, а я здесь при чем? не в силах сдержать своего раздражения ответил Сантьяго и отвернулся, показывая этим свое нежелание вступать в разговор.
Но, к его удивлению, это ничуть не смутило Евлогия, который, словно не замечая этого жеста пренебрежения, продолжал говорить: Уважаемый господин! Простите, не знаю вашего имени. Если вам будет угодно, вы можете отдохнуть в моем доме. Пойдемте со мной. На дворе уже вечер. Мне кажется, было бы не совсем благоразумно оставаться здесь ночью, без крыши над головой и пропитания. Не думайте, я не посмею вас беспокоить, и платы не нужно.
Сантьяго опять посмотрел на Евлогия. Он колебался. Странная внешность каменотеса не внушала доверия. И в то же время его лицо и особенно взгляд располагали к себе.
Что из того? думал Сантьяго. Сколько раз я уже ошибался, доверившись людям. А с другой стороны, все, что мог я уже потерял, платить за ночлег теперь нечем? и перспектива остаться на улице ночью заставила его согласиться. Он поднялся и выразил взглядом согласие.
Всю дорогу до дома каменотеса они оба молчали. Когда вошли в дом, хозяин провел гостя в комнату с чистой постелью и скромным убранством. Дом был простой, состоял из двух комнат, одна из которых предназначалась хозяину, другая для путников, которых тот приводил вечерами. Нетрудно было заметить, что Евлогий жил в бедности, скудно питался и в то же время много работал.
После скромного ужина хозяин собрал со стола то немногое, что оставалось и выбросил все это на улицу бродячим собакам, которые, видимо, зная об этой привычке Евлогия, его уже там поджидали. Таков был обычай Евлогия: он не смел оставлять на завтрашний день ни одной крохи от хлеба и трапезы, которая предлагалась на ужине.
После того как он накормил бедных животных, Евлогий вернулся и стал очень подробно расспрашивать у Сантьяго о том, кто он такой и что привело его в эти места. Сантьяго не стал возражать и, будучи поражен простотою и искренностью оказанного каменотесом приема, рассказал ему все, тем более, что спешить было некуда, а испытать вновь неуют одиночества ему не хотелось.
Он рассказал обо всем, начиная с самого детства: рассказал о своих приключениях на войне, о службе при дворе короля, о намечающемся и неудавшемся браке, о встрече со старым алхимиком_неудачником, а также о том, как он отправился к пирамидам, и как был обманут сегодня на рынке одним проходимцем. Нужно признаться, что в процессе рассказа Сантьяго почувствовал, как его голос начинал все больше и больше дрожать, как наливались слезами глаза, как ему стало жаль себя самого и поэтому, чтобы не показать свою слабость (прежде всего себе самому), он быстро закончил рассказ, и после паузы произнес с сожалением короткий стих из поэмы Софокла:
Из тварей, которые дышат и ползают в прахе,
Истинно в целой вселенной несчастнее нет человека!
Лучше совсем не родиться!
А затем для живущего лучшее благо скорей
Возвратиться туда, откуда пришел он!
Все это время старец слушал его, ни проронив ни единого слова, с абсолютно каменным видом, не выражавшим ни сочувствия, ни сожаления, и как только Сантьяго закончил, он резко поднялся и ушел в свою комнату.
Вернулся он быстро и не с пустыми руками. В руках он держал книгу и что_то еще (что именно Сантьяго не мог рассмотреть). Присев возле Сантьяго, Евлогий стал говорить:
Я думаю, все, что случилось с тобою, не так уж и страшно. В жизни бывают моменты и хуже, а ты еще молод, к тому же умен и здоров. Так что зря ты впадаешь в уныние и говоришь с безнадежностью обо всем, что ты пережил и испытал. Мы сможем помочь тебе!
Кто это мы? удивился Сантьяго.
Это неважно! Опять повторюсь мы сможем помочь тебе, только ты непременно пообещай мне, что выполнишь три мои просьбы.
Во_первых, ты наденешь вот это, Евлогий протянул свою руку и Сантьяго увидел в ладони маленький крестик из дерева, Это крест от Гроба Господня, надень его и носи не снимая. Я ведь заметил, что ты не носишь креста. Так не годится.
Сантьяго смутился, взял крест и надел его. И только заметил в ответ, что свой крест, который он носил от рождения, был им снят на войне. И снял он его в тот самый момент, когда разуверился и в справедливости, и в людях, и в Боге.
Эту реплику гостя Евлогий выслушал молча, а затем протянул ему книгу в старом, потрепанном временем, кожаном переплете.
Во-вторых,возьми это Евангелие! Ты должен читать его хоть иногда. Я знаю, ты раньше читал его, в детстве. Но думаю, что ты многое мог позабыть. Так что читай его в трудный момент или в часы одиночества. Это поможет.
И третье: мы поможем тебе отправиться с караваном на юг, к пирамидам. Обычно последнюю остановку путники делают возле старинного монастыря, в котором живут самые любвеобильные иноки на земле. Ты не видел таких. Их игумена зовут Даниил. Я люблю его всею душою, как брата. Передай ему, что я жив и здоров и всегда, в молитвах своих, поминаю его.
Завтра утром мы пойдем к одному человеку, он поможет нам купить все, что нужно в дорогу, в том числе и верблюда. А сейчас ложись отдыхай, силы тебе еще пригодятся.
Но Сантьяго был слишком взволнован для того, чтоб уснуть, и все не хотел отпускать собеседника. Он буквально молил его рассказать о себе и о том, почему тот так добр к незнакомцам? Поначалу Евлогий пытался уйти, но решив, что может обидеть гостя отказом, сказал:
Хорошо! Я расскажу о себе, ибо вижу, что моя помощь смутила тебя и ты не находишь этому объяснения. Но только пообещай мне, что впредь ты не будешь рассказывать обо мне никому! Не думаю, что тем, что ты можешь услышать можно гордиться. Увы, в моей жизни нет ничего, что могло бы заслужить одобрения. Да и чем вообще можно гордиться каменотесу? Это грубое ремесло, которым я занимаюсь от юности и до этого дня. Теперь мне уже много лет, так что и счет я им потерял, но и поныне Бог подает мне такую же крепость в работе, какую я имел в молодые года. Так, работая изо дня в день, всю свою жизнь я вырабатываю по одной золотой монете за сутки. И все это время я тратил все, что смог заработать, на то, чтобы дать ночлег и питание путникам, которым, как и тебе, негде было остановиться или не на что было купить себе пропитание.
Так я жил все это время, пока сорок лет тому назад ко мне в дом не пришел еще совсем молодой монах Даниил. Он удивился моей добродетельной жизни и начал молить Всемогущего Бога, в посте и слезах, о том, чтобы Тот непременно наградил меня за труды и о том, чтобы Он подал мне грешному значительное имущество, которое я бы смог употребить на дело странноприимства. Сам Даниил был человеком чистейшей души, но при этом он был не опытен и очень упрям. Он провел в посте и молитве три недели, а может и более, и так изнемог от поста, что едва походил на живого. И вот однажды ему явился в видении сияющий Отрок, который склонился над обессиленным Даниилом и кротко спросил его, Что с тобой Даниил? Тот отвечал ему, Дано мною слово пред Богом не вкушать более хлеба, доколе Бог не услышит молитвы моей о Евлогии каменотесе и не пошлет ему благословения, чтобы он мог преизобиловать в деле странноприимства. Но Отрок ответил, Напрасно ты молился об этом! Ему будет лучше оставаться в том положении, в котором он находится ныне. Но Даниил, был непреклонен в молении и возражал, Нет, Господи, подай ему изобилие, чтобы все прославили Твое Имя Святое.
Тогда Отрок ответил, Говорю я тебе, что настоящее его положение хорошо для него. Но если ты непременно желаешь того, чего просишь: то согласишься ли взять на себя поручительство о душе его? Сможешь ли ты поручиться о том, что он спасет ее при умножении богатства? Если ручаешься, то я готов выполнить просьбу.
Услышав эти слова, Даниил простер руки и возопил, Владыка! От руки моей возьми душу его. И в то время как он говорил это, он вдруг увидел себя стоящим в храме святого Воскресения в Иерусалиме. Там же он увидел и Отрока в сияющей славе, восседающего на камне и предстоящих служителей Отрока, а рядом (по правую руку от отрока) Евлогия каменотеса. Когда Даниил приблизился к Отроку, Тот спросил его, ты ли монах Даниил, поручившийся за Евлогия? Предстоящие возгласили, точно так, наш Владыко! Тогда Отрок продолжил, Я взыщу с тебя твое поручительство! И Даниил отвечал, Взыщи, Владыко, с меня, но только умножь его скудное состояние. После этого Даниил вдруг увидел, что некие два огневидные юноши начали влагать в недро мое великое множество золота, и чем более они влагали, тем недра мои вмещали все больше и больше богатства. Очнувшись после видения Даниил со всей ясностью понял, что Господь внял его просьбе, и тогда в молитве своей он прославил Творца.
В это же самое время я, вышедши на работу, ударил о камень и услышал, что в камне была пустота; я повторил свой удар, и в камне тот час образовалось отверстие; я ударил еще, и в камне открылась значительная пустота, заполненная в изобилии золотом. Объятый ужасом я сказал сам себе, Что же мне делать с этим богатством? Не знаю!? Если возьму золото в дом мой, услышит правитель, похитит богатство себе, а меня бросит в темницу и предаст наказанию. Возьму_ка я золото и сложу в таком месте, в котором никто не узнает о нем. Так я купил двух волов, будто бы для перевозки камней, и ночью, с великою осторожностью, перевез золото в дом свой и спрятал. А доброе дело странноприимства, которое я до сих пор исполнял ежедневно, было оставлено мною.
Через время я нанял корабль, попрощался со всеми, и отплыл в столицу Великой Христианской Империи. Прибыв в столицу, я не щадил богатство свое для царя и вельмож. Вскоре я купил себе дом (доселе зовущийся египетскими палатами). Дом с садами, бассейном, словом очень роскошный, и в конце концов, подкупом, я получил сан вельможи. Так жил я в столице два года, весь погруженный в негу и роскошь.
В это самое время брат Даниил, пребывая в скиту, проводя все время в посте и молитве, вновь, во сне, был удостоен видения священного Отрока. Он спросил Его, Господи, скажи, где Евлогий? И тут он увидел, как два огневидные юноши изгоняют меня от лица славного Отрока, и как некоторый стражник, с отвратительной и злобной наружностью, увлекает меня в преисподнюю. Проснувшись в холодном поту, Даниил возопил, О горе мне, грешному! Что сделал я, неразумный? Я погубил и свою душу, и душу Евлогия!
И так со слезами, прихватив рукоделие, он отправился снова в наше селение.
Пришедши в селение, он ожидал, что я выйду навстречу ему и по обычаю проведу его в дом мой для отдыха перед обратной дорогой. Но сколько не ждал Даниил, никто к нему так не вышел. И только он хотел отправиться снова в дорогу, как увидел некую старицу и попросил принести ему хлеба, поскольку в тот день он не ел ничего и не пил. Она поспешила и принесла Даниилу немного хлебов и вареной пищи, после чего Даниил попросил указать ему на кого_нибудь из боящихся Бога и принимающих странных. Но старица тяжко вздохнула и отвечала, О, отец мой! Имели мы здесь одного каменотеса, очень богобоязненного и милостивого к странным и путникам. Но Бог, видя добродетель его, излил на него щедроты Свои! И вот теперь мы слышим о нем, что сейчас он находится в столице Христианской Империи, что сделался знатным, богатым и крупным чиновником.
Услышав все это, Даниил возопил, Я сделал это убийство! И, немедля, сел на корабль отплывающий в столицу.
Прибыв в славный град, первым делом он начал расспрашивать где разместились египетские палаты и как ему лучше найти их? Так он нашел то, что искал, и к вечеру сел у ворот дожидаясь меня. И вот видит он, как я входил в дом, полон гордости и самодовольства, и тогда он обратился ко мне, Помилуй меня, имею нечто сказать тебе, мой господин!
Но я не только не обернулся на это прошение, но даже отдал приказ бить Даниила для того, чтобы тот удалился.
Избитый, истерзанный слугами, он сделал вид, что уходит, а сам лишь перешел на другое, более удобное место, мимо которого мне должно было идти. Так увидев меня он опять возопил, Помилуй меня, имею нечто сказать тебе мой господин! Но я приказал бить его еще крепче и даже не обернулся. Вот так он провел четыре недели перед воротами дома, страдая от холода, зноя и жажды, но все так же я избегал его и прогонял.
В итоге изнемогший, без сил он ушел со слезами. В ближайшем храме он упал перед образом Господа нашего Иисуса Христа и молился, весь умываясь слезами, прося, Господи, разреши меня от поруки за этого человека! Иначе я должен буду оставить монашество и снова вынужден буду уйти в мир полный страстей. Когда он говорил это мысленно, то нечаянно задремал: и вот слышит он необыкновенное смятение вокруг и голос, произносивший, Царица идет! Увидев Царицу, Даниил опять возопил, что есть сил, Владычица! Помоги! Она подошла и сказала, Чего же ты хочешь? Даниил отвечал, По неразумию своему я поручился за вельможу Евлогия. Повели, чтобы я был уволен от этой поруки.
Она отвечала ему, Прости, но Я не вхожу в это дело! Удовлетвори, как ты хочешь, своему поручительству.
Проснувшись, он дал обет, что если придется и умереть, все равно не отступит он от дома, где жил я, пока не получит возможности со мной говорить.
Вот так, полный решимости, Даниил вновь пришел к самым вратам моим, и, когда я хотел выйти из дома, он опять стал взывать и просить, чтобы я обратился к нему. И тогда подбежал к нему один из рабов моих и нанес ему столько ударов, что сокрушил все его и без того изможденное тело. После этого, пришедши в себя и пребывая в совершенном недоумении и унынии, он сказал сам себе, Возвращусь_ка я в скит, и если Богу будет угодно, то Он судьбами Своими, ведомыми Ему одному, спасет моего друга Евлогия.
С этими мыслями он отправился в порт, и только лишь взошел на борт корабля и устроился поудобнее для путешествия, как тут же заснул мертвым сном от усталости и перенесенных побоев. И вот во сне он снова видит священного Отрока, который, восседая на камне своего честного гроба, грозно смотрел на трепещущего Даниила, так что тот не в состоянии был отворить своих уст. И сказал ему Отрок, Что же ты, Даниил, не спешишь действовать по своему поручительству? Не тебе ли Я говорил, чтобы ты не смел начинать дела, что выше меры твоей? Зачем препирался ты с Богом?
В это время вдруг послышался голос, Царица идет! Увидев ее, Даниил, смог только промолвить, Владычица, помилуй меня! Меня ждет наказание за поручительство данное мною!
И тогда она отвечала, Хорошо! Я помолюсь за тебя!
И увидел монах Даниил, как она подошла к светозарному Отроку и начала целовать Его ноги.
После этого Отрок опять обратился к нему, Впредь не будешь ли делать подобного?
Не буду, Владыко!, отвечал Даниил.
По неразумию своему я молился за друга Евлогия, желая лишь лучшего для него и для странников. Прости же меня и вели разрешить от сего поручительства, по неразумию данному мною.
На что Отрок ответил, Иди в свою келию и уже не заботься о друге Евлогии, которого я возвращу к прежней, добродетельной жизни, способом тебе неизвестным.
По пробуждении Даниил, весь сияя от радости, будучи освобожденным от такого бездумного поручительства, в молитвах своих возблагодарил Отрока и Его Пречистую Матерь.
Он вернулся в свой скит и, по прошествии времени, из рассказов паломников выяснил, что император скончался, а новый властитель стал преследовать многих вельмож, служивших при старом владыке, в том числе и меня вельможу Евлогия. Имение мое было разграблено, сам я ночью бежал из столицы и при бегстве своем, для того чтобы не быть опознанным царскими слугами, сменил облаченье вельможи на старое рубище, и вернулся на прежнее место.
Тут же весть о моем возвращении облетела селение, и в дом мой стали стекаться мои поселяне. Они жаждали видеть меня, а увидев, с недоумением говорили, Мы слышали о тебе, и о том, что ты сделался знатным вельможей? Так ли это, скажи нам? А я отвечал, О если бы я был возведен в сан вельможи, то вы не увидели бы меня в доме моем. Скорее всего, дорогие друзья, вы слышали о ком_то другом. Я же, во время отсутствия, ходил в святой город для поклонения Гробу Господню.
Так, опомнившись от упоения суетою мирскою, я говорил сам себе, Смиренный Евлогий! Встань, примись за орудия и поди на работу.
Сказав это, я взял орудия ремесла моего и пошел к тому камню, в котором прежде нашел я богатство, в надежде опять получить тоже самое. И бил я о камень до самого вечера, но, не найдя ничего, упал утомленный. Вот здесь_то и вспомнилось мне все обилие яств и других наслаждений, которые я получал в изобилии, в палатах моих пребывая среди обольщений и гордости мира. Но, боря искушение опять говорил я себе, Встань! Работай, лентяй! Здесь тебе не столица. Это Египет! И так, мало_помалу, святой Отрок и святая Владычица наша, опять привели меня в прежнее благочестивое устроение.
По прошествии нескольких лет Даниил вновь собрался в наше селение. При наступлении вечера он, как прежде, постучался в мой дом. Едва он увидел меня, как вздохнул от самого сердца и, прослезившись сказал, Владыко, Господи! Чудеса Твои и судьбы Твои кто может измерить?
По окончании ужина он спросил у меня, Как живешь ты здесь, брат мой Евлогий? Я ответил, что по грехам мои Бог лишил меня славы моей и большого имущества.
И тогда он поведал мне обо всем, что случилось, и мы плакали вместе. А потом он сказал мне, Истинно говорю тебе брат, не ожидай получить вновь имение больше того, что имеешь. Впредь же Бог, как и раньше, будет тебе подавать по одной золотой монете на день, на твое содержание
И вот я живу, как и раньше, тихой жизнью, работая своими руками и исполняя дело странноприимства. А Бога молю, чтобы Он оградил меня от мирских искушений, дал мне хлеба насущного и не дал мне больше того, что я имею сейчас.
И тебе я советую, обратился Евлогий к Сантьяго, всецело положиться на Бога и верить, что Он приведет тебя к правде, которую ты вознамерился здесь отыскать. Больше я ничего не могу тебе посоветовать, но ты обратись к отцу Даниилу. Он поможет тебе и укажет того, кто более опытен в жизни и вере, и кто знает, где можно найти то, что ты ищешь! Да и сам он славится жизнью святой и суровой, а также любовью ко всем обездоленным и ненавидит стяжание.
Так что ты не гнушайся советом отца Даниила. Да поможет тебе милосердный Господь!
И еще, напоследок скажу тебе вот что: слышал я о людях, живущих в пустыне Египта, которые, живя на земле, проводят небесную жизнь. О людях, наделенных даром пророчества, дарами знамений и чудотворений. Ибо тем, которые не стремятся к земному и плотскому открыты небесные тайны. Говорят, что некоторые из них так свободны от всякой мысли греховной, что порой забывают, было ли в мире что злое или нечистое. Таков мир души их и благость, что воистину можно сказать о них, велик мир у тех, кто поистине любит Творца!
На этом Евлогий закончил рассказ и, попрощавшись, отправился спать.
Утром, лишь только светало, он разбудил крепко спящего гостя, и они отправились в город для решения дел об отправке Сантьяго.
Первым делом Евлогий зашел в один дом, где, вероятней всего, жили люди богатые. Своему гостю он велел оставаться на улице, а сам пробыл там около получаса, после чего вышел к Сантьяго и протянул ему маленький сверток, плотно обмотанный тканью и крепко завязанный, В этом доме живут мои братья. Они люди богатые и помогают тем, кто, как и ты, путешествуя, вдруг оказался в нужде. Они дали мне денег и теперь мы с тобою купим верблюда и все, что может понадобиться человеку, путешествующему через пустыню.
Затем они отправились в сторону рынка где купили верблюда и все необходимое, что могло пригодиться в дороге. После чего Евлогий проводил Сантьяго до места за городом, где обычно формировались и останавливались караваны. Здесь они попрощались. Так Сантьяго вновь оказался один среди сотен ему незнакомых людей.
Время не торопило. Он присел в стороне и внимательно начал рассматривать прибывающих людей. Но больше всего его мучили мысли о встрече с Евлогием и о том, что с ним приключилось вчера. Сантьяго был в восхищении от того, что сделал для него этот простой человек. Но все же он не мог для себя уяснить; как это можно так жить, чтобы не думать о завтрашнем дне? Как можно любить незнакомцев, т.е. людей, которых ты раньше не знал, а узнав на короткое время, уже более никогда не увидишь? Как вообще можно довольствоваться жизнью простой и ничем не приметной? Зачем же тогда все стремленья, мечты и надежды о славе? Что может людей заставлять отказаться от радостей мира и удовольствий? И что вообще это за люди такие, которые только и живут для того, чтобы отдать себя людям и Богу?
Все это был так ново, так необычно для молодого Сантьяго, что не укладывалось в его голове. Сколько он не старался, сколько не думал о том, что случилось, он не мог найти поведению Евлогия разумного объяснения. В конце концов, эти мысли заставили Сантьяго подняться и подойти к небольшой группе отъезжающих арабов, стоящих в тени старого дома и вяло переговаривавшихся между собой. В надежде, что кто_нибудь знает испанский, Сантьяго спросил,
Простите меня! Вы не могли бы ответить на один мой вопрос?
Стоявшие одобрительно кивнули в ответ головой.
В этот раз наш герой не ошибся. Все арабы были торговцы и, пусть и плохо, но знали испанский. Сантьяго продолжил, Еще раз прошу извинить меня! Но я в этом селенье проездом и не знаю обычаи. Да и с местными жителями я слишком мало знаком. Может вы видели, как меня провожал человек? Его имя Евлогий! Кто_нибудь знает, кто он такой и кто его братья, о которых он говорил?
Услышав эти слова, арабы пришли в оживление. Как будто бы повинуясь одной незримой команде, они все, как один, стали жестикулировать, говорить по_арабски, а один из них, самый почтенный на вид, обратился к Сантьяго, Что вам сказать? Это странные люди. Они христиане древнего восточного обряда, и в этом селении их не так уж и много.
Должен сказать у них странные нравы: они презирают богатство, не любят торговлю, а те из них, кто родился и вырос в достатке, считают богатство не их достоянием, а имуществом бедных, себя почитая за скромных распорядителей и охранителей вверенного им от Бога имущества. Да и вообще они говорят странные вещи; кажется, они утверждают, что их Бог умер, и что этому были свидетели. Но, тем не менее, они не бывают печальны, и даже наоборот, полны радости от того, что этот Бог разрешает им есть Свои Тело и Кровь.
Я бы советовал вам, уважаемый, не придавать их рассказам большого значения. Все эти люди невежды и варвары! Так, всякий сброд! В основном бедняки, оборванцы! Хотя, по правде сказать, среди них попадаются и люди знатного происхождения.
Наверное, выжившие из ума? один из арабов перебил на секунду рассказчика.
Так что старайтесь, почтенный наш незнакомец, их избегать. Да и зачем вам лишать себя радостей жизни, которая и без того коротка?
Сантьяго молча выслушал этот рассказ и, поклонившись, отошел на старое место, где снова продолжил изучать отъезжающих. Более всех его заинтересовал англичанин, сидевший неподалеку и мирно читавший какую_то старинную книгу. По всему было видно, что он был военный; красный военный мундир, без знаков отличия, резко выделял его из толпы. Англичанин держался довольно уверенно. Лишь изредка он отрывался от чтения книги, делал короткие, четкие и недвусмысленные распоряжения слугам, и вновь погружался в себя. И все же было заметно, что и в этом своем состоянии он контролирует все, что происходит вокруг. Словом, он был похож не на любителя путешествий, а скорее на главнокомандующего, находившегося на маневрах, что проходили неподалеку.
Лицо его трудно было бы отличить от тысячи лиц других англичан: холодное, волевое, спокойное, как будто бы вылитое из гипса, оно скрывало в себе недоступные для окружающих, потаенные чувства. Его серые глаза и плотно сжатые губы не располагали к себе. Ни одной романтической черты, ни проблеска юмора, только железная воля и практический, здравый рассудок, вот все, что можно было увидеть на этом лице. Что ему нужно здесь? думал Сантьяго. Что заставило этого человека оставить свой дом и решиться на это небезопасное путешествие? Но тут мысли его оборвались, в толпе послышался шум и возня. Отъезжающие и те, кто их провожал, стали взволнованно переговариваться и одновременно группироваться возле высокого, длиннобородого человека в тюрбане и с плетью в руках. Дело явно приближалось к отправке.
Я поведу караван, уверенно и монотонно говорил длиннобородый, В моих руках жизнь и смерть всех, кто пойдет со мной в караване. И запомните, он повысил голос и сделал взмах плетью, пустыня не прощает ошибок! Она легко сводит с ума того, кто относится к ней с небрежением.
В нашем караване едут разные люди, которые молятся разным богам. Я же служу только Аллаху, и Его именем готов вам поклясться, что сделаю все возможное, чтобы опять наш караван вовремя прибыл на место. А теперь пусть каждый поклянется тем богом, в которого верует, что будет во всем мне послушен, пока мы будем в пути. Запомните, неповиновение в пути означает верную гибель.
Когда он закончил, все одобрительно закивали в ответ, и после непродолжительной, разноголосой молитвы караван наконец тронулся в путь.
5
Они двигались на восток. Трогались в путь рано утром. Останавливались на привал, когда солнце достигало зенита и, переждав пик пустынного зноя, вновь продолжали движение.
Сантьяго и англичанин находились в самом хвосте каравана. Время шло медленно, англичанин практически все время не отрывался от книги, а наш герой был вынужден молча разглядывать многочисленных спутников или созерцать однообразный пейзаж, безмолвие которого нарушали лишь дуновение раскаленного ветра и скрип золотого песка под ногами усталых животных. Иногда караван оказывался перед угрюмой цепью окаменелостей, так что ведущему приходилось направлять верблюдов в обход, что еще более замедляло и без того неспешное движение каравана. Через некоторое время стало заметно, что однообразие пустынных пейзажей и нестерпимая жара изрядно утомили большую часть путешествующих и даже невозмутимый, погруженный в изучение книг англичанин стал поглядывать по сторонам для того, чтобы перекинуться с кем_нибудь парочкой фраз и, тем самым, отвлечься от тягот пути.
Без труда он заметил, что Сантьяго также томится, и его опытный глаз не смог не отметить знатность происхождения и образованность потенциального собеседника. Англичанин уверенно направил верблюда вперед, поравнялся с Сантьяго и, как ни в чем не бывало, будто они были знакомы тысячу лет, обратившись к нему, произнес.
Я вижу вам поднадоело это утомительное путешествие? Не так ли? и, не дожидаясь ответа продолжил, Позвольте узнать, как вас зовут и что привело вас сюда, в эти пески? Могу поспорить, вы ищите приключений? Или сокровищ? Я прав? он искренне улыбнулся и вопросительно посмотрел на Сантьяго. О, простите! Меня зовут Джон Адриан младший. Можете звать меня Джон.
Даже не знаю, что вам сказать? пожал плечами Сантьяго. Вы и правы, и нет! Впрочем, я и сам хотел бы узнать истинную цель своего путешествия. Так что если я и еду куда_то, то цель моего путешествия на сегодняшний день мне еще неизвестна. Но, в любом случае, я рад знакомству. Мое имя Сантьяго.
О, да я вижу, вы настоящий философ?! обрадовался англичанин. Ну, что ж, если не желаете раскрывать своих тайн, можете не говорить. А вот я, знаете ли, наоборот, ничего не скрываю, но моя открытость также мало мне помогает, как и вам ваша скрытность и замкнутость. Я ищу алхимика, но признаюсь, уже перестал и надеяться, что смогу найти этого скрытного и загадочного человека. Поначалу я приставал чуть ли не к каждому встречному с расспросами о том, как его отыскать но, люди реагировали на мои просьбы слишком неадекватно; кто_то приходил в ярость, а кто_то с испугом бежал от меня, так что в конце концов, я прекратил все попытки искать помощи у местного населения и вынужден отдаться во власть обстоятельств, приведших меня в эти места.
Это признание поразило Сантьяго. Однако внешне он старался казаться спокойным. Ему не хотелось обнаруживать того интереса, который разбудили в нем слова собеседника. Так они познакомились, и Сантьяго узнал, что цели их путешествия совпадали.
Зачем этому солдафону алхимик? думал Сантьяго. Слишком уж он примитивен для того, чтобы понять философские тайны. А впрочем, я и сам не так уж давно был солдафоном. Так что во всем этом нет ничего удивительного. Лучше спрошу его прямо.
Простите, а зачем вам алхимик? И кто он такой? стараясь казаться как можно более хладнокровным, задал вопрос Сантьяго. Вам нужно золото? он снисходительно улыбнулся.
А вы зря смеетесь, мой испанский друг! Золото оно конечно не помешает. Но дело не только в золоте. Много лет назад мой отец, вот также как я сейчас, искал в этой пустыне алхимика. И ему даже показалось, что он нашел то, что искал. Отцу удалось встретить здесь человека, который якобы открыл ему тайны Вселенной. В том числе и тайну превращения свинца в золото. После чего мой отец твердо решил достигнуть духовного совершенства и добыть столько золота, сколько нужно для того, чтобы сделать всех людей на земле богатыми и счастливыми.
И, что же? Ему это удалось?
Нет! Что вы? Он сошел с ума! абсолютно равнодушно отвечал англичанин, как будто речь шла о совершенно постороннем ему человеке. Мой отец кончил тем, что стал чеканить фальшивые cеверены. Но самое печальное было в том, что делал он это не из_за соображений корысти, а просто потому, что перестал отличать золото от свинца, как, впрочем, и от других драгоценных и недрагоценных металлов. В конце концов его посадили в тюрьму, где он и лишился рассудка. Сам же я не верю во всю эту чепуху с превращением элементов, и ищу алхимика только лишь для того, чтоб посчитаться с ним за поруганную честь моего несчастного родителя, который был злостно обманут этим мошенником.
Кстати, желание мести подвигло меня к тому, что несколько лет назад я стал изучать книги, оставшиеся мне от отца. Мне все время хотелось понять, почему мой отец, будучи человеком весьма образованным и одаренным, бросил мирские занятия и истощил все свои силы и капитал на поиск каких_то призрачных целей? Так что могу вас уверить, я вовсе не книжник и не философ. Я простой солдат, который вынужден обеспечивать себя службой в гвардии его королевского величества.
И что говорят ваши книги?
Да мало ли чего они говорят! Все больше туман! Какие_то заклинания, магические знаки и формулы. Как по мне, то все это чушь! Я так полагаю! Единственное, что может иметь ценность во всей этой писанине, это идея о превращении некоторых металлов в чистое золото. Представьте себе, сколько людей можно было бы сделать счастливыми, если бы только это было возможно. В конце концов, люди перестали бы воевать из_за денег и занялись полезным трудом. Не было бы ни богатых, ни бедных В общем жаль, что осуществить это можно только в мечтах!
Отчего же жаль? Сантьяго с недоумением посмотрел на своего собеседника. Вы знаете, в этой жизни я видел много людей, имевших и власть, и богатство, в кошельках которых не переводились золотые монеты. Но вот только я не видел того, чтобы это золото, как и власть , сделали бы этих людей хоть немного счастливей. Скорее наоборот, им всегда было мало и власти, и золота, и от этого они становились еще более несчастными, страдающими существами, потерявшими человеческий облик и приобретшими облик звериный. Существами только и думающими о том, как бы побольше украсть, ограбить, унизить и убить как можно больше людей, с целью наживы. Но даже в этом своем вероломстве они не находили покоя, и от этого страдания их становились невыносимыми. Но вот недавно я узнал человека который находит себе утешение только лишь в том, чтобы служить другим людям, себе оставляя лишь крохи на пропитание. Вы не поверите, потому что действительно это выглядит странно, а может быть, даже неправдоподобно, но было похоже, что человек этот знает секрет настоящего счастья. Хотя? он на секунду задумался. Кто его знает? Может быть, и здесь я ошибаюсь?
Да и потом, продолжил Сантьяго, вы не пробовали подумать о том, что если золота будет в достатке, оно обесценится и бедные так и останутся бедняками. Так, что вам придется искать другие методы для достижения всеобщего равенства. Кстати, вы сами готовы уравняться в правах с людьми более низкого происхождения? сказав это, Сантьяго кивнул в сторону сопровождавших англичанина слуг, хотя бы вот с этими аборигенами?
Услышав эти слова, его собеседник задумался и после непродолжительного молчания коротко, но лаконично отрезал, Нет! Не готов!
И только лишь он произнес эти слова, как по всему каравану пронесся гул возбуждения. Караван приближался к оазису. И теперь там, где ночью мерцали тысячи звезд, можно было уже различить изумрудные заросли, занимавшие, казалось, весь горизонт.
Мы дошли! слышалось с разных концов каравана, и лица людей просияли надеждой. Ибо оазис сулил отдых, влагу и вдоволь еды.
6
Но в оазисе путников ждали не слишком хорошие вести. Новоприбывших немедля привели к местным вождям, где им сообщили о военном конфликте разразившемся недавно между двумя враждующими, местными племенами. Хуже всего было то, что, несмотря на негласный закон, обеспечивавший безопасность путников и местных жителей во время вооруженных конфликтов, закон, в том числе запрещавший и нападение на оазис, несколько дней назад одной из воюющих сторон, была предпринята попытка вооруженного нападения. Так что теперь уже никто не мог гарантировать безопасности отдыхающих путников. Эти новости вызывали беспокойство и оживление у всех, кто полагался на безопасность своего пребывания в этих местах, и надеялся передохнуть после нескольких дней утомительного путешествия.
Теперь перед теми, кто шел в караване встал выбор: либо остаться в оазисе и держать оборону, либо тронуться в путь, несмотря ни на что. Всем было понятно; войны в пустыне могут длиться годами, а запасы еды и воды скоро закончатся, да и время было дороже. Посему, после недолгих дебатов, утром следующего дня было решено продолжать путешествие.
В путь вышли рано, на самой заре. Небо еще только готовилось снять с себя черную как смола, траурную вуаль южной ночи, чтобы вновь облачиться в свежие, радостные одежды пустынного утра. Кое_где на небе мерцали еще не погасшие звезды. Но вот уже чья_то невидимая рука размашисто водила по небу, смывая с него еле различимые остатки ночной темноты. Также стремительно улетала и ночная прохлада; яркий солнечный диск, поднимаясь над горизонтом, готов был своей могучей, испепеляющей силой заставить стонать от нестерпимого зноя все живое вокруг.
Днем шли тихо. Люди были задумчивы и явно обеспокоены. Жара сдавливала виски, жгла руки, кружилась вокруг каравана, казалось, достаточно маленькой искорки и пустыня заполыхает огнем, который красными языками слижет все лишнее: и людей, и верблюдов, и вместе с ними расправится и с надеждами, затаенными в сердцах у этих людей. Лошади и верблюды вязли в песках, а палящий зной солнца все больше и больше раскалял однообразный пейзаж, превращая пустыню в огромную печь, на которой готовилось какое_то странное блюдо из смеси раскаленного воздуха, золотого песка, обессиленных путников и вьючных животных. Иногда в этот унылый пейзаж врывался ветер пустынный разбойник и балагур. Он словно смеялся, бросая в лица людей и морды животных желтые тучи песка, ослепляя глаза и смывая с пустынной равнины следы, а с ними и память о тех, кто посмел встать у него на пути. Страшен и однообразен вид африканской пустыни. И лишь изредка это однообразие скрашивают серые ленты скалистых ущелий и доносящиеся неизвестно откуда отдаленные крики диких животных.
Ближе к вечеру было решено сделать привал у одной из расщелин. Верблюдов расположили кольцом, несколько человек сходили к ущелью и принесли пару коряг для костра. Все делали тихо, без суеты, лишних слов и ненужной возни. После ужина длиннобородый вожак сделал необходимые распоряжения, назначил дежурства, и люди стали укладываться на ночлег внутри круга, каждый напротив своей драгоценной поклажи.
Сантьяго дежурил после полуночи. Спать не хотелось. После ужина он так и остался сидеть у огня, погруженный в раздумья, наблюдая, как искры костра, сменяя друг друга, исчезают в бездонной пасти у этого зловещего существа, которое мы зовем темнотою.
А что, если пламя потухнет? подумал Сантьяго, мгла покроет всех нас и весь мир как бы провалится в бездну, в небытие.
Можно ли будет тогда говорить о реальности мира? И что такое реальность? А что если нет ничего и мы только искры огня, догорающего так же, как этот костер? Что, если нет ничего, кроме бездны вокруг, неисчерпаемой пустоты и неописуемого единства всего?
Странные мысли! Какие_то безответные! И почему_то от этих мыслей становится страшно! Лучше не думать об этом, тут Сантьяго увидел, как к костру подошел человек.
Вам не спится, мой друг? присев у костра, спросил англичанин.
Мне почему_то тоже не спится. В оазисе ночью я смог бы читать при свечах, а здесь совершенно нечем заняться. Я лучше сменю вас.
Сантьяго поднял глаза; игра света и тьмы меняла черты собеседника, то освещая их яркими красками, то покрывая зловещими черными пятнами в тех местах, где были рот и глаза. А вы размышляйте, тихо ответил Сантьяго.
По всей видимости, англичанин в ответ улыбнулся, однако в свете костра было трудно понять, что за гримаса исказила его молодое лицо.
Нет уж, увольте! Я не люблю философии. Как по мне, и без того все достаточно ясно.
Что именно ясно? с раздражением спросил наш герой.
А то, что смысл жизни состоит в получении удовольствий и больше ни в чем! Что еще может быть лучше? Конечно, все это неоднозначно. Кому_то хватает самых низких утех пьянства, разврата и прочего Для этих людей жизнь как любовница, с которой они ведут постоянную перепалку. Для других, например, для меня, есть более высокое предназначение, карьера, общественное положение, желание прославить отечество, добиться успеха и славы Так что нет смысла терзаться в сомнениях. Нет смысла искать какой_то потаенный, глубокий, философический (он сказал именно философический) смысл человеческой жизни Нужно просто жить, развиваться и умирать, как и всё, что нас окружает вокруг: как трава, как деревья, как эта пустыня А от мыслей только болит голова и наступает мигрень. Сказав это, он посмотрел на Сантьяго и тоном довольного собой человека добавил. Что же тут непонятного? Жизнь очень проста, и, по_моему, вы все усложняете. Все в наших руках. Мы молоды, образованны и имеем достаток. Что еще нужно? Как по мне, то вся эта философия, просто_напросто праздная, нелепая болтовня! Такова ей цена! Главное в жизни служить и ни в чем не нуждаться. Вот правда жизни! в свете костра было видно, что лицо англичанина сияло от удовольствия и самовлюбленности.
В то же время, Сантьяго испытывал абсолютно противоположные чувства. Он чувствовал, что слова собеседника все больше и больше его раздражают. Едкое чувство, соединившее в себе стыд и обиду, шевельнулось внутри. Обиды не за себя, а за ту правду, что с каждым днем все сильней и сильней прорастала в душе. И от этого ему становилось мучительно больно. Больно за то, что он не умел, не знал, как защитить эту правду, как защитить то, ради чего он отправился в путь.
А вам не кажется странным тот факт, что есть еще на земле чудаки, которые умеют думать о ближнем? неожиданно спросил он у Джона.
Тот отвечал также быстро и также самоуверенно, как отвечает человек, ни на минуту не сомневающийся в своей правоте. Мне кажется, в этом есть что_то безумное! Противоестественное! Ну или, на худой конец что_то искусственное!
Этот ответ покоробил Сантьяго. Он понимал, а точнее, он чувствовал, что его собеседник неправ. И одновременно с этим не знал, как ему уберечь свою правду от этих циничных «плевков».
Лучше было уйти. Но не в силах сдержать раздражения, Сантьяго стал говорить отрывисто, быстро, как будто боялся, что его перебьют:
Может быть вы и правы, мой друг!? Может быть действительно многое в наших руках? Но, в первую очередь, нужно отметить тот факт, что мы все излишне самолюбивы, заносчивы и безгранично горды. Я вижу, как сама жизнь разбивает вдребезги наши земные надежды. Мы теряем богатство, подвергаемся страшным болезням и разорению, нас постигают тяжкие беды, приносящие горькое разочарование в силах своих. Безжалостная смерть похищает у нас самых близких, дорогих нам людей. И, наконец, эта страшная гостья напоминает нам о своем приближении. Так в один миг она лишит нас всего и уведет в страну вечного мрака и неизвестности, не дозволив взять решительно ничего из тех благ, которые так возлюбило наше сластолюбивое сердце. Я уверен, вы читали Екклесиаста: «Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все суета и томление духа!»?
Ощущенье такое, что мы потеряли себя! Да, внешне все мы пытаемся казаться хорошими. Пытаемся убедить в этом и себя, и тех, кто нас окружает. Но, по правде сказать, все понимают, что это только игра! Что все это фальшь. И что ничего с этим уже не поделать. Наш мир это обман! Обман зрения, чувств, ожиданий! Мы все здесь обмануты. Только я не знаю, кем и зачем? Сантьяго поднял глаза и ему показалось, что над его головой, очень низко, пролетела невидимо птица и позвала его за собой. В этот миг он почувствовал, как что_то внутри увлекает его от костра, от людей, и от мыслей причиняющих страдание. И, как бы повинуясь этому зову, Сантьяго поднялся.
Я не хочу просто жить, думал он про себя. Жить, как живет трава или камень. Это не жизнь. Это существование. Человек может жить только ради чего_то. Я не трава и не камень, и не животное. Если я трава или камень, или подобен им, то ни слова, ни переживания, ни мысли мои, ни поступки не принадлежат мне и никогда не были моими мыслями, переживаниями и словами? Если так, то меня просто нет, а есть лишь бессмысленный набор сменяющихся хаотических состояний вселенной. Сантьяго остановился. Эта мысль показалась ему настолько глубокой, что он решил еще раз обдумать последствия своих рассуждений.
Да, все именно так! И одновременно не так! вновь заговорил вслух разгоряченный Сантьяго.
В вашем случае, он пристально смотрел в глаза англичанина, я есть бездушный набор элементов. Но я ведь знаю, что это не так. Я есть! И я себя чувствую. Я существую, живу. И знаю, что я буду жить вечно. Знаю, что жизнь не бессмысленна. И это главное, что я понял на сегодняшний день. И никто, ни один человек, не сможет меня убедить в том, что это не так. Сказав это, Сантьяго прекратил говорить, вышел из круга и стал удаляться по направлению от каравана.
7
Он шел достаточно долго, пока не заметил, что небо светлеет и не услышал ржание, а скорее, даже «рычание» коня. В это же самое время он услышал какой_то нарастающий гул, и в то же мгновение, сильным порывом воздушной волны его швырнуло на землю. Все потемнело вокруг от поднявшейся пыли. Когда пыль рассеялась, он увидел не вдалеке от себя огромного, словно вырубленного изо льда, игравшего мускулами и злобно смотревшего на Сантьяго коня. Вид коня внушал страх и желанье уйти, но тут наш герой ощутил, как члены тела его онемели и что двигаться он может с огромным трудом.
На белом, словно вырубленном из глыбы льда, коне сидел всадник в тюрбане весь в черном, с соколом на плече. Лицо всадника было закрыто материей так, что видны были только глаза. Он смотрел неотступно, не теряя Сантьяго из виду, хотя конь его и был беспокоен. Конь резвился под всадником, волновался, поднимался на задние ноги, падал стремительно вниз и кружился на месте.
Кто осмелился узреть смысл в полете ястреба? крикнул наездник, не отрывая свой взгляд от Сантьяго. Он смотрел устрашающе, и казалось, глаза его светятся, казалось они были ближе, нежели их обладатель. Близко настолько, что можно было увидеть сжимание и расширение зрачка, кровь, приливавшую к глазу через сосуды, и меняющийся, не стоящий на месте, узор радужной оболочки.
Сантьяго узнал этот взгляд. Твое имя Мелхиседек? спросил он после секунды молчания. Разреши мне быть ближе к тебе?
Но только лишь он произнес эту фразу, конь отшатнулся и всадник еще более угрожающе крикнул, Стой там где стоишь. Но если захочешь ко мне подойти, сними крест, что подарил тебе этот несносный Евлогий.
Прости, но я не могу этого сделать. Когда я слышу тебя мне становится неуютно, какое_то странное чувство, похожее на напряженное ожидание, овладевает всем моим существом так, что даже члены тела немеют. Я хочу двигаться, но не могу. Прости, но я не сниму подарок Евлогия, Сантьяго умолк. Как и прежде он стоял неподвижно и наездник продолжил.
Помнишь, я говорил тебе, что у меня много имен? Твой тезка, которого ты встретил в селении, звал меня просто Алхимиком! Он говорил монотонно, делая паузы, как будто давно разучил эту речь наизусть и повторяет ее уже в сотый раз, с неохотой.
Этот мерзкий, сребролюбивый старик не выдержал испытания, которое должен был вынести воин, избранный Душою Мира. Я знаю, что тебе жалко его, но лучше забудем о нем, ибо он неудачник. Таких как он много, чего о них горевать? Многие гордецы считали себя достойными великих служений, достойными проникновения в тайны всемирного языка, а на деле они оказались простыми людишками, не умеющими отвергнуть даже самую жалкую, страстную мыслишку, сулящую радости жизни Они почти все провалились Кто на страсти к деньгам, кто на похоти и сладострастии, а то и просто с испуга Малодушные, жалкие, себялюбивые насекомые Вот кто они!
Но ведь ты не такой? в этой фразе, одновременно звучал и вопрос, и настойчивое требование слушать и действовать.
Ты узнал в жизни все! Узнал саму жизнь и понял всю тщетность мелочных, человеческих устремлений. В тебе течет благородная кровь, и ты предназначен для большего.
Для чего? - не сдержался Сантьяго.
Для того, чтобы узнать мир во всей его полноте, мир, лежащий за пределами ума, за пределами ощущений. Тот, кто следует Своей Судьбе, знает и умеет все. Только одно делает исполнение мечты невозможной это страх неудачи.
Но ведь без этого страха нельзя? наш герой волновался. Любой, кто начал свой путь, понимает, что может пройти мимо истины. Наши ошибки и неудачи это тоже реальность. Никто не застрахован от неудач, что ты скажешь по этому поводу?
Ты все очень тонко подметил. Безусловно важно уметь отличить реальное от нереального. В этом смысле истина бескомпромиссна: одних она отвергает, а другим дарит свой поцелуй и заключает в объятья. Итак, когда истина станет твоею возлюбленной, ты познаешь, что такое любовь.
А что такое любовь? спросил удивленный Сантьяго.
Любовь это то, что превращает добычу в сокола, сокола в человека, а человека в пустыню. Это то, что превращает свинец в золото, а золото вновь прячет под землю.
Прости! Все это звучит для меня слишком туманно. Ты не мог бы конкретнее.?
Друг мой, твои привязанности к земному, к точному знанию мешают тебе пройти путь до конца. Освободи свой ум от привязанностей и ты станешь Богом. Освободи ум от желаний и вот ты уже Абсолют. Найди время, всего один миг, чтобы увидеть кто ты такой. Сделай то, на что у тебя не было времени. Люди пользуются головой уже тысячи лет и совершенно забыли о сердце.
А что если сердце скажет убей, укради? не сдавался Сантьяго. Я видел много людей, которые верили сердцу. В худшем случае это были разбойники и негодяи, но чаще всего это были тщеславные, самовлюбленные, примитивные существа. Хотя понятно, что о себе они были прекрасного мнения.
Успокойся! эту фразу Алхимик произнес настойчивым, повелительным тоном, Не думай о тех неудачниках, что обманули себя И о себе тоже не думай Любовь приходит только тогда, когда ты исчезаешь. Когда исчезают желания, похоти Когда исчезают ум, интеллект, только тогда приходит истинная любовь. В ней нет ни любящего, ни любимого. Есть лишь любовь. Любовь это покой, пустота и сознание, Это память о прошлом, о самом себе мешает тебе. Память всегда воняет отбросами. В ней захоронены все зловонные трупы. Вот почему ты должен забыть обо всем: ни делания, ни мыслей вот все, что нужно тебе Ты должен принять решение..
Какое решение? Сантьяго хотел еще что_то спросить, как вдруг конь закружился на месте, поднимая тучу песка. Я сам разыщу тебя, крикнул алхимик и бесследно исчез.
Как только это случилось, напряжение, что владело Сантьяго, стало слабеть, кровь приливала к рукам и ногам, онемение тела прошло, и только тогда наш герой осознал, что рассеялась тьма и звенящее утро вновь гладит пустыню своими ладонями, как бы жалея ее в преддверии неотвратимого, бесчеловечного испытания зноем.
8
Вдали, в направлении каравана, слышался шум: какой_то звук, похожий на крик, похожий на топот копыт И вдруг послышались выстрелы!
Да, это выстрелы, подумал Сантьяго. Он не мог ошибаться. Что есть сил он метнулся обратно, бежал, задыхаясь, жадно схватывая на бегу струи еще не нагретого воздуха. Вот последний бархан, а за ним караван но тут наш герой ясно понял, что схватка закончилась, все стихло вокруг, как будто и не было ничего ни выстрелов, ни криков людей, как будто это было видение.
Сантьяго взошел на бархан и увидел ужасное зрелище: кровь, разорение, убитых людей и животных. Он спустился с бархана. Все были мертвы. Вся поклажа исчезла. Мертвящая тишина отдавалась в висках ударами единственно уцелевшего сердца сердца Сантьяго! Какое_то смутное чувство давило в груди: и стыд, и обида, и жалость, и удивленье такому странному стечению обстоятельств, и чувство вины, хотя было понятно, что уже поздно искать виноватых.
Страшно, удушающе мучила жажда. Найдя флягу с водой и удостоверившись, что в живых никого не осталось, Сантьяго решил уходить. Оставаться было опасно; в любой момент нападавшие могли бы вернуться. Да и что он мог сделать один против десятков хорошо вооруженных людей? В этом случае ему оставалось лишь опуститься на землю и склонить голову под разящий удар.
Раз уж судьба была благосклонна ко мне, то нужно бороться за жизнь. Впрочем, и для живого в пустыне слишком мало надежды, подумал Сантьяго и стал удаляться к ущелью. И тут разящая мысль обожгла его мозг: он понял, что англичанина не было среди убитых.
Но где же тогда он? В плену? Зачем он нужен этим разбойникам? Разве и без того им мало добычи? остановившись и успокоившись, он, более пристально начал всматриваться в кровавый пейзаж. Его внимание привлекли два незнакомца, лежавших поодаль. Было похоже на то, как будто они были убиты во время преследования и лежали теперь друг за другом, на склоне бархана, по направлению от каравана.
Очевидно, эти двое за кем_то гнались? секунда раздумий, и Сантьяго решился проверить развязку этой истории.
Солнце нещадно палило в висок, ноги вязли в песке, когда он, весь потный, зашел за бархан. Там лежал человек раненный в ногу. На нем не было верхней одежды так что издалека трудно было понять, кто он такой. По резким движениям, которыми он разрывал лоскуты белой ткани и перевязывал ногу, можно было понять, что ранен он не тяжело. Закончив эту несложную процедуру, раненный приподнялся и увидел Сантьяго. В ту же секунду, он замахал одною рукой и закричал что есть силы, Мой друг! Это вы? Как я рад, что вы живы!
К ущелью шли медленно. Англичанин, держа в одной руке пистолет, другой обхватив шею Сантьяго, хромал, но терпел. На его здоровом бедре болталась кожаная, походная сумка. Лицо его, попеременно, то судорожно сжималось от боли, то вдруг расплывалось в какой_то блаженной улыбке. Могло показаться, что он чувствует себя очень неплохо и даже доволен своим положением героя и тем, что он все_таки жив. Сантьяго напротив, был явно не в духе и всю дорогу ворчал на попутчика, Вы бы бросили пистолет. Ведь ни пуль, ни пороха у нас нет. Зачем таскать на себе бесполезную вещь? Не пойму?
Для устрашения мой друг! Для устрашения!
Да уж, зло усмехнулся Сантьяго, конечно, увидев двух жалких бродяг, посреди этих песков, один из которых еле идет, любой устрашится!
Не падайте духом, мой друг! парировал англичанин. Вот увидите, все еще перемениться, они на минуту остановились, чтобы перевести дыхание и осмотреться.
Хотя вы правы, во всем этом есть один негативный момент, они забрали все книги! Зачем они им? Вы не знаете?
Сантьяго молчал. К полудню, вконец обессилев, они дошли до ущелья. Выбрав уютное место в расщелине, наш герой уложил англичанина и наконец сам присел отдохнуть. Но только лишь он прислонился спиною к прохладному камню, как сразу почувствовал, что проваливается куда_то, как будто бы падает в бездонную черную пропасть, сопротивляется, но все же, обессилев, сдается: глаза его машинально закрылись, все тело налилось свинцом и глубокий сон, как теплый осенний туман, окутал его уставшее тело.
Он проснулся от голода, но тут же вспомнил, что есть нечего, и с этими грустными мыслями подошел к англичанину. Тот не спал и что_то писал. Увидев Сантьяго, англичанин прервался, Вот решил написать письма родным. Кто знает, может быть и не придется больше увидеться? когда он произносил эту фразу, можно было заметить, что в глазах его нет уже прежней уверенности и самонадеянности. Но вместе с тем в глазах англичанина было и нечто другое, спрятанное в самой глубине, знакомое, но трудно передаваемое и совсем не идущее этому солдафону, сильное чувство. Англичанин снова уткнулся в тетрадь. На лице его было смущение. Да, он был смущен и явно стыдится своего положения. И все же, стараясь казаться невозмутимым, тихо заметил, Хорошо, что я всегда носил в сумке бумагу и карандаш Знаете, я не умею писать и, по правде сказать, не любил никогда это делать, а вот тут захотелось и даже
Сантьяго прервал его, У нас нечего есть! Однако быстро темнеет, так что придется нам подождать до утра. Вы не против? в ответ англичанин только кивнул головой.
Утром стало понятно, что англичанину становится хуже, было похоже на то, что у него начинается жар. И хотя он уверил Сантьяго, что рана не беспокоит его, наш герой понимал сидеть сложа руки нельзя. Могло начаться заражение крови, грозящее ампутацией, а в худшем случае смертью. Действовать нужно было быстро и четко. По прикидкам Сантьяго, где_то недалеко должен быть монастырь, но добираться вдвоем до обители не было смысла. Без воды и провизии солнце убило бы их еще на половине пути. Решено было раненому оставаться на месте, а Сантьяго идти за подмогой. Медлить было нельзя. Сантьяго выпил воды, оправил одежду и, взяв пистолет, направился к выходу из ущелья. А его друг в каком_то неведомом упоении все сидел и писал свои письма, и казалось лицо его светилось от умиления, как будто он понял, что нет в мире лучше занятия чем писать письма родным и друзьям.
Подойдя к выходу, наш герой сбавил шаг, осторожно выглянул из ущелья, вышел, оглянулся назад и вдруг как будто острое жало вонзилось в затылок Сокрушительный удар в голову лишил Сантьяго сознания.
9
Очнувшись, он понял, что находится внутри небольшого шатра. Он лежал на земле, его руки и ноги были крепко_накрепко связаны чей_то умелой рукой. Сам он был похож на затравленного охотником зверя, которого до времени оставляют в живых, на радость толпе и на ужин хозяину. Голова жутко болела. Он чувствовал, как кровь запеклась на месте удара, как кожу стягивает у висков и как немеют туго перетянутые конечности. Собравшись с силами, он приподнялся и понял, что шатер охраняется.
Глупость, подумал Сантьяго.
Зачем охранять того, кто не может бежать? Да и если бы мог Далеко ли убежит обессиленный пленник в пустыне, будучи раненным, без оружия, без воды и еды?
Пока он так думал, снаружи кто_то заговорил повелительным голосом с человеком охранявшим шатер. Через секунду в шатер вошли два человека в тюрбанах, с закрытыми лицами и саблями наперевес. Ловким движением сабли один из них разрезал веревку, другой столь же ловким движением поднял Сантьяго. Они что_то грозно сказали ему, как будто были уверены, что их непременно поймут. Но только лишь после того, как один из них кивнул в сторону выхода, наш герой догадался, что они зовут его идти за собой.
Он шел неуверенно, не оглядываясь по сторонам, шел, закрывая глаза от слепящего солнца и удивляясь тому, как это он обессилел так быстро? Ноги подкашивались, вязли в песке и кто_то все время толкал его: то в спину, то в бок, как бы указывая направление пути рукояткой кнута.
Через пару минут они подошли к большому шатру, охраняемому несколькими вооруженными лицами. Один из сопровождавших, не останавливаясь, скрылся внутри, приказав второму остаться. Через минуту он вышел, взял пленника за руку и ввел его внутрь.
Убранство шатра было скромно; истоптанные ковры на полу, оружие, сложенное в походном порядке, и только поодаль от входа, на небольшом возвышении, располагалось как бы некое, просторное ложе, на котором, устроившись полукругом, сидело несколько человек. Пленника остановили прямо у входа, не позволяя пройти в глубину помещения.
Опытным глазом Сантьяго определил, что в центре сидел человек, возглавлявший этих воинственных и недружелюбных людей. Рядом с ним сидели то ли помощники, то ли близкие родственники вождя, а может быть и те и другие. Женщин не было. К своему удивлению Сантьяго заметил алхимика, удобно расположившегося на подушках и мирно беседующего о чем_то с вождем.
Несколько минут никто не обращал никакого внимания на вошедших, и только когда беседа закончилась, вождь поднял руку, указал на Сантьяго и что_то сказал на местном наречии. Его слова перевел молодой человек, сидевший неподалеку. Когда переводчик закончил, вождь снова поднял руку, указывая на пленника, и продолжил свой монолог. Все слушали молча, внимая словам, как будто от этих слов зависела не только жизнь пленника, не только жизнь их самих, но и судьба всего племени, а может быть, и всех племен, населявших пустыню. На самом же деле эти слова повелителя касались только Сантьяго:
Мы знаем кто ты и зачем путешествуешь по пустыне.
Твой друг (при этом он даже не посмотрел на алхимика) хочет освободить тебя и дает много денег.
Деньги мы взяли, но этого мало. Он говорит, что ты знаешь язык пустыни, знаешь все силы природы и можешь показать нам свои необыкновенные дарования.
Он обещал нам, что ты превратишься в ветер, но мы не верим ему.
Если он обманул нас и ты не колдун, мы убьем вас обоих.
Сейчас тебя отведут на окраину лагеря. Времени мало, и ждать мы не можем. Война заставляет нас двигаться дальше. Иди и готовься, мы скоро придем посмотреть на тебя и твое колдовство.
Закончив он сделал движение ладонью, приказав вывести пленника за пределы шатра. Вне шатра Сантьяго дали воды и немедля увели на окраину лагеря. Руки были развязаны, вместе с охранниками они быстро взошли на вершину бархана, где наш герой был оставлен один в ожидании развязки этой печальной истории, напоминавшей либо издевку судьбы, либо, в силу своей нереальности и непредсказуемости, глупое и неприятное сновидение.
По началу Сантьяго стоял как в бреду, опустив голову, не думая ни о чем и ничего не замечая вокруг.
Время тянулось мучительно долго, и постепенно он стал замечать, как у подножья бархана лениво собирается толпа вооруженных людей. Сантьяго поднял глаза и увидел перед собой горизонт, увидел, как горячий воздух, изгибаясь, словно змея, ползет, обнимает собой упругое тело пустыни.
Пустыня недружелюбна ко мне, думал Сантьяго.
И ветер не дружелюбен. Да и как они могут быть дружелюбны? Это только лишь тени, начертанные чьей_то рукой в общем рисунке вселенной. Безжизненные создания, которых мы наделили душой.
Создания, которым глубоко безразлично, смотрит ли кто_то на них или нет. Им безразлично, как мы относимся к ним
Да еще этот алхимик.Он как будто ждет моей смерти. Но я и так почти уже мертв Кому вообще нужна моя жизнь на этой земле? И почему все так глупо устроено? Что, если мы все должны бесследно исчезнуть и раствориться во всепожирающем космосе? Но ведь это означает только одно, а именно: то, что мы и вовсе не существуем? Что нет Бога ? Что мир наш иллюзия, пустота и бессмыслица? Но в чем тогда ценность жизни людей? Зачем поиск смысла, труды, добродетели, совесть? Если всех ожидает один и тот же конец? Если зло равноценно добру и Душа Мира принимает его в Свое неделимое целое?
Если все именно так, то мир безобразен, и лучше мне умереть, лучше убить себя сразу, нежели мучиться от бессмыслицы жизни, в ожидании настигающих человека страданий. Смерть большее счастье нежели жизнь.
Слава Богу, Сантьяго перекрестился, что это конец! Но в этот момент он почувствовал рядом чье_то дыхание, напоминавшее дуновение тихого ветра. И тут же на ум пришли забытые с детства слова: « выйди и стань на горе пред лицом Господним. И вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом; но не в ветре Господь. После ветра землетрясение; но не в землетрясении Господь. После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра (и там Господь)».
Он прочитал эти строки на память, и его сердце сжалось в груди. Сантьяго упал на колени и тихо заплакал. Ему было одновременно и стыдно от проявленной слабости, от того, что окружающие будут смеяться над ним, и хорошо, как будто вскрылась глубокая рана в душе, томившая его долгие годы. Сантьяго молился.
Господи! Если Ты есть? Помоги мне, несчастному! Снизойди до боли моей. Отзовись. Наложи на меня руку Свою, измени мою жизнь. Я устал, обессилен, раздавлен. Я сам не могу ничего. Дай мне знать, что Ты Существуешь. Что жизнь не напрасна, и укажи ту дорогу, которой мне нужно идти. Прости меня. Я заблудился.
И вдруг Сантьяго почувствовал, что раскаленный воздух пустыни вибрирует, что все вокруг ожило. Он услышал, как где_то вдали нарастают упругие звуки набата. Как будто кто_то, делая большие промежутки во времени, бьет в невидимый колокол, звуки которого похожи на волны, что с упрямой настойчивостью приходят неизвестно откуда, а затем, разливаясь в пространстве, медленно тают.
Звуки все нарастали, и вот: воздух как туго натянутый парус весь изогнулся и казалось, готов был прорваться сквозь прозрачную, невидимую завесу пустынного воздуха. Ветер ударил в лицо, поднимая тучи песка, ослепляя и закрывая солнечный свет. Краем глаза Сантьяго увидел, что собравшийся подле бархана народ разбегается в страхе И тут он упал обессиленный.
10
Когда он открыл глаза, солнце было уже на исходе. Первым делом он почувствовав тряску и понял, что лежит на повозке. Слегка приподнявшись, Сантьяго заметил двух, одетых в черное, идущих перед повозкой людей. Они медленно, словно два старых буйвола, шли впереди и катили повозку с обессиленным незнакомцем. Один из них оглянулся и увидев, что Сантьяго очнулся, стал улыбаться.
Не нужно вставать, сказал он почтительным тоном. Лежите. Мы скоро прибудем на место. Вы видимо, удивлены, увидев нас здесь?
Я уже перестал удивляться! Только хотел бы узнать, кто вы такие и как я здесь оказался? они (и наш герой и незнакомцы) говорили на греческом, на языке, с детства знакомом Сантьяго.
Незнакомец опять повернулся, Ну, это не слишком великая тайна, мы монахи монастыря славного аввы Аполлоса. Имена наши вам ничего не подскажут. Несколько раз на неделе мы отправляемся в путь, чтобы проведать тех братий, которые уходят в пустыню молиться. Мы везем им продукты и забираем больных. Вот и сегодня мы возвращались от братьев_пустынников, как вдруг налетел ураган. Но нам повезло: он задел нас лишь краем, а затем мы нашли вас в бессознательном состоянии. Вот и весь наш секрет. А вы каким образом очутились в наших суровых краях? спросил улыбчивый незнакомец.
Кончено, с грустью в голосе отвечал наш герой, в моем положении глупо что_то скрывать, но сейчас мое сердце болит об одном человеке, оставленным мною в пустынном ущелье, что расположено неподалеку. Он ждет меня, ранен и нуждается в помощи Он ведь погибнет один? Вы найдете его? Но не успел он закончить прошение, как монах его перебил и стал уверять, что они обязательно сделают все, что возможно и сегодня же отправятся в путь на поиски его бедного друга.
А вы не боитесь? но не успел он закончить вопрос как услышал ответ от монаха который все время молчал.
Конечно боимся! Только дураки не боятся и слабоумные! Братья молятся за нас, когда мы в пути.
Но вот мы и дома, радостно возгласил первый монах, Смотрите, как нас встречают.
Сантьяго поднялся и увидел невдалеке, как, подобно пчелиному рою, навстречу им радостно бежали люди, одетые в черное. Многие несли с собою кувшины с водою и хлеб. Все они были похожи, почти все улыбались и радовались, словно дети, тому, что их братья вернулись. Наш герой не вызвал у них удивления. Ему сразу дали поесть, дали воды и опять уложили, подсунув под голову что_то большое и мягкое.
Когда въехали в монастырь, два брата, нашедших Сантьяго, исчезли, а его самого опять накормили, омыли ноги его и отвели отдыхать. Утром его проведал игумен, отец Даниил.
Я редко так отдыхал и еще реже встречал таких радушных людей, как у вас, такого горячего милосердия и рвения к гостеприимству, и мне непонятно, почему вы все так милосердны?
Авва Даниил смотрел на него с удивлением.
А как же иначе? Наш Спаситель заповедал нам любить всех людей и творить дела милосердия. А поклонение странникам мы приняли от праотца Авраама. Вы поживите у нас. Отдохните. После мы вместе подумаем, чем сможем помочь вам. А сейчас я пришлю к вам нашего брата Григория, он позаботится обо всем, что вам нужно. О том, что бы вы ни в чем не нуждались. Да вы с ним как будто знакомы? Вчера он нашел вас в пустыне и рассказал мне о вашей беде. Мы сразу же отправили братий на поиски вашего друга, как только будут какие_то вести мы сообщим вам, а сейчас отдыхайте.
Авва ушел, гость остался один, но одиночество продолжалось недолго: в дверь постучали, он отозвался и в келью вошел монах средних лет тот, что вез его по пустыне вчера. Меня зовут брат Григорий! отозвался вошедший, Мы с вами вчера познакомились! Он был высокого роста, худощавый сложением, а его узкие плечи говорили о недостатке физической силы. Однако старая широкая ряса греческого покроя и руки в мозолях указывали на то, что он не гнушается никакого труда, в том числе и черной работы. Лицо его, как и тело, было вытянутым и слегка худощавым, с черной бородкой средней длины. Поношенная скуфейка скрывала не по годам рано лысеющий череп. Глядя на этого человека, могло показаться, что весь он сошел с древней византийской иконы.
Вам нужно поесть. Пойдемте на трапезу! Авва благословил меня показать вам наш монастырь и, кстати, сходим в лечебницу! Ваша рана, должно быть, болит? при этих словах лицо его приняло серьезное выражение, но тот час сменилось улыбкой. Не беспокойтесь у нас добрые братья в лечебнице. Для них ваша рана пустяк. Вы не заметите, как они вас излечат.
В трапезной их уже ждали, и не садились за стол. Как только они появились, монахи стали молиться. Помолившись, все сели за трапезу, а один из них начал читать какую_то древнюю книгу, на странном, видимо, очень древнем наречии, незнакомом Сантьяго. После трапезы была перевязка, где опытный лекарь монах, долго осматривал рану, а затем, также долго и тщательно, промывал ее и обрабатывал мазью. Поначалу Сантьяго испытывал неприятные ощущения; рана ныла, тупой болью отдавая в виски, но через время боль успокоилась, голова его стала светла, прибавились силы, и только лишь беспокойство за друга тревожило душу.
После всего, брат Григорий предложил осмотреть монастырь. Это было время поста. Монастырский двор казался пустынным, и лишь изредка какой_нибудь одинокий монах, опустив голову, перебирая четки в руках, пересекал его быстрой походкой.
Нужно заметить, что расположенный на обширном пространстве и обнесенный стенами монастырь не вписывался в окружающий его безжизненный и угрюмый пустынный пейзаж. Он завораживал своей красотой, напоминая нереальный, сказочный город, скрытый от глаз посторонних, спустившийся на эту грешную землю с небес. Город, пронизанный каким_то внутренним, незримым огнем, наполненный храмами, просторными кельями, колодцами и множеством разного рода фруктовых деревьев.
Никто из монахов не искал подаянья. Все дружно трудились как пчелы, питаясь плодами труда своего, украшая обитель и души свои праведной жизнью. Вся их жизнь походила на какую_то тихую и одновременно глубокую, сильную музыку, в которой даже грусть очаровывает своей красотой.
Здесь Сантьяго услышал историю о том, как однажды в обитель пришел неизвестный вельможа. Он принес с собой множество золота и украшений и слезно молил настоятеля раздать золото братии. На что мудрый пресвитер ответил. Братия не нуждаются в золоте и дорогих украшениях. Если не веришь, оставь то, что принес, у входа в главную Церковь, а я расскажу братиям о тебе и разрешу брать сколько нужно и золота и украшений.
Но сколько вельможа ни ждал, никто из монахов не прикоснулся к его подаянью. После чего авва сказал ему. Бог принял твое приношение! Пойди, раздай златницы нищим, и вельможа ушел, назидаемый святостью и благочестием.
Из рассказа своего провожатого, Сантьяго узнал о порядках и правилах заведенных в обители еще с древних времен: утром, на литургии, прежде вкушения пищи, братия монастыря причащались Святых Таин Христовых. Затем все они вместе с игуменом уходили на трапезу, и позавтракав, расходились на послушания: новоначальные, а также трудники, жившие в монастыре, шли на послушания по обустройству обители и уходу за садом. Несколько опытных иноков, по благословенью игумена, в одиночестве, удалялись в пустыню для богомыслия и размышления о Божественных Тайнах. Другие же оставались в обители, опекая новоначальных и тех, кого посылала пустыня. И только лишь двое старцев не выходили из келий своих, день и ночь пребывая в молитве, словно неусыпная стража, воздавая немолчную хвалу Всесильному Богу.
Но более всего Сантьяго поразило радушие, с которым монахи встречали гостей и нуждающихся. Нигде еще он не встречал таких светлых, простых и открытых для незнакомцев людей: при встрече каждый из них старался открыть перед странником дверь своей келии, так что казалось, они спорят между собой за то, кто первым смог бы выполнить долг милосердия и гостеприимства. Они охотно беседовали о смирении, которым все до единого отличались, о кротости, о других совершенствах. Казалось, они только для того и удалились из мира, чтобы упражняться всем вместе во всех добродетелях.
Все они были украшены добрыми нравами, мирны, тихи, покойны и связаны союзом любви, как бы самые близкие люди. Каждый из них стремился быть снисходительным, кротким, любвеобильным, смиренным и терпеливым. Если кто_нибудь был мудрее других, нельзя было найти у него на лице и тени превозношения, так он прост был со всеми, что казался меньшим из братий, являясь как бы слугою у всех. На лицах монахов сияла дивная радость, уверенность в правоте своей жизни, божественный некий восторг, восторг, которого Сантьяго не видел нигде на земле.
Трудно было найти среди них печальные лица, и если кто_либо иногда и оказывался несколько омраченным и скорбным, то авва и прочии братья немедля спешили спросить о причине печали, спешили помочь и развеять тоску, напомнив о том, что у того, кто надежду свою полагает на Бога и уповает на Царство Небесное, не может быть места для скорби.
Пусть предаются скорби язычники, сказывал авва, пусть плачут иудеи, пусть рыдают грешники мира сего, праведным же прилична радость и умиление! Если уж те, кто любят земное, радуются тленным надеждам, то нам ли не гореть духовным восторгом? Не этому ли нас учил нас апостол, когда завещал нам: всегда радоваться, непрестанно молиться, и благодарить Бога о всем?
Все было прекрасно в обители досточтимого аввы Аполлоса, только одно печалило братий и вводило в смущение странников: в монастыре жил некий инок Исидор, он был не стар, крепок телом, умен и, как говорили, достаточно образован. Но чаще всего на монастырском дворе, его видели спящим и пьяным, одетым в лохмотья, с растрепанной бородой и неумытым лицом. Он никогда не работал, подолгу отсутствовал или валялся в пыли на самом виду у людей.
Когда Сантьяго спросил, почему такого монаха не выгонят из обители, брат Григорий ответил, В миру он непременно погибнет, а здесь мы можем присматривать за его поведением. Впрочем, старец Никита, ушедший в пустыню отшельником, заповедал нам не выгонять его из обители. Да и к тому же он тихий, улыбнувшись, добавил монах. Братия молятся за него, и мы верим, что Господь спасет его душу и исцелит от греха винопития.
Так прошел день, проведенный Сантьяго в обители. Вечером после службы, на трапезе, ели моченое сочиво, зелень и финики, все это запивали вином, растворенным водою. Но после службы Сантьяго ждало безрадостное известие о судьбе его несчастного друга: монахи, которых игумен отправил на поиски раненого, повстречали охотников, нашедших в ущелье уже бездыханное тело. В спешном порядке они предали тело земле, ибо в пустыне мертвая плоть часто служит приманкой для падальщиков. Монахи доставили только сумку погибшего и передали ее в дрожащие руки Сантьяго.
Почему же так вышло? думал он, Избежав смерти, он умер от раны? Не лучше бы было ему умереть от удара клинка или пули разбойников? Пусть он был груб, всегда рассуждал на солдафонский манер, и может быть, даже отталкивал своей излишней самоуверенностью. Но, все же, за что покарал его Бог? Ведь он был честен, и исполнение долга считал превыше всего? Если Господь не пощадил и его, то кто же достоин того, чтоб избежать наказания?
С этими думами наш герой присел на скамейку у церкви, вынул письма из сумки и начал читать. К его удивлению, первые строки касались его самого; в первом письме англичанин просил извинить его за то, что своими неуклюжими рассуждениями опечалил Сантьяго, а также просил передать содержимое сумки на родину, тем, кому были адресованы письма. Это были письма к родным и друзьям. Сантьяго не смог удержаться от того, чтобы не прочесть хотя бы по нескольку строк в каждом из них. И о, удивление! В этих письмах перед ним предстал совершенно другой человек. Человек, перед взором которого, в этой знойной пустыне, словно марево, всплыли из памяти образы тех, с кем он был связан узами дружбы, верности и любви. Именно к ним, Джон обратил свое последнее слово. Обессиленный, умирающий, он писал письма живым. Тем людям, которых любил.
Все мелкое, преходящее, исчезло в них от могучего дыхания смерти. Вот он пишет жене, заклиная ее беречь их единственного и горячо любимого сына. Он просит прощения за боль, причиненную ей, и просит ее, чтобы она воспитала их сына достойным и мужественным человеком. Он пишет друзьям: у всех просит прощения. Но главное, что он говорит им слова, которые вряд ли сказал им при жизни. Слова, которые ранее он не мог бы сказать из_за гордости, слова, которые в эти минуты у него вырвала смерть: «Я не встречал человека пишет он каждому, которого бы я так уважал и любил как тебя! Прости же меня за то, что при жизни я так и не смог показать тебе этого. Не смог показать, что означает для меня наша дружба (наша любовь). Ты так много дал мне для жизни, а я ничего не смог дать взамен. Прости же меня. И молись обо мне».
Сантьяго хватило лишь несколько строк, чтобы он понял, его другу открылось новое, настоящее, неизведанное им ранее чувство: не связанное материальным силами, не зависящее от внешних потребностей и удовольствий. Он читал эти письма и понимал, что в душе его, каким_то доселе не виданным образом, умещались и радость и боль. Боль потери, от казалось бы, глупого и бессмысленного стечения обстоятельств, и радость от того, что случилось что_то особенное, большое и настоящее, что_то такое, чего наш герой не понимал до конца. Как будто он стал ближе к чему_то неведомому и очень далекому, грозному и любящему одновременно, рассекающему время и вечному. Как будто он стал ближе к чему_то такому, чье присутствие он ощущал всю свою жизнь, к тому, что могло бы заполнить его духовную пустоту, могло бы придать ощущение легкости, полной осмысленности и целостности существования.
И чем больше Сантьяго думал над этим, тем больше в нем открывалось желание по_новому посмотреть на себя, на людей, на все, что было вокруг. Он чувствовал, что мир, который его окружает, становится ближе, роднее, понятнее и в то же время загадочнее. Он не мог объяснить себе этого нового чувства и думал только о том, что вот, может быть, это и есть та Любовь, которую он уже успел ощутить по отношению к себе в этой обители.
Может быть, только ради этого чувства и следует жить? Может быть, для того, чтобы быть ближе друг к другу, нужно забыть о себе, как забыл о себе англичанин?
Так, пребывая в раздумьях, наш герой не заметил, как быстро стемнело и белая лампа луны поднялась над пустыней, освещая окрестности: келии, стройные церкви, деревья. Луна была полной и светила так ярко, что звезды поблекли, и при свете ее можно было читать без особых усилий, не напрягая глаза. Ночь была тихой, теплой и бархатной, казалось, что монастырь, окрасившись в черно_белые краски, утонул в этой бескрайней, бесконечной тишине южной ночи.
Сантьяго сидел неподвижно, прислонившись к стене. Тень от соседнего здания поглотила его, сделав невидимым для окружающих. И тут он увидел, что кто_то, одетый в лохмотья, быстрой походкой шел мимо, оглядываясь по сторонам, явно не замечая сидящего. Идущий все время старался держаться в тени, а при выходе из нее постоянно оглядывался, словно боялся того, что его могут заметить.
По_видимому, это инок Исидор? подумал Сантьяго. Но что он здесь делает? И куда он идет? Быть может он замышляет неладное? Хочет украсть что_нибудь и идет обменять на вино?
Движение гнева овладело Сантьяго. Как Господь допускает страдать тем, кто светел душой и не сделал вреда никому? А этому пьянице позволяет жить и позорить святую обитель? Сколько пользы могли сотворить живущие здесь на те деньги, который пропил этот никчемный монах? думая так, он поднялся и тихо пошел вслед за Исидором. Тот привел его к маленькой келье, что была расположена в самом углу у монастырской стены, недалеко от отхожего места.
Перед дверью Исидор вновь оглянулся, затем быстро вошел в свою келью. Сантьяго же, незаметно подкравшись, остался ждать у двери, пытаясь увидеть сквозь щель, чем же займется этот негодный монах?
Ждал он недолго, внутри загорелся огонь от свечи и Сантьяго услышал молитву.
Боже, милостив буди мне грешному!
Произнося эту фразу Исидор делал поклоны. Это длилось достаточно долго, так что ноги следившего постепенно отяжелели, а затем и совсем затекли. Но вот, через время, все стихло И вдруг яркий свет, через щель, ослепил наблюдавшего. От неожиданности и удивления Сантьяго качнулся. Чтоб не упасть он схватился за ручку двери, но оторвал ее, падая, и с шумом покатился с крыльца. Свет мгновенно исчез, скрипнул засов и послышался голос.
Входи, раз пришел!
Сантьяго поднялся, отряхнулся от пыли и, смущенный своей неуклюжестью и подозрением, вошел в убогую келью монаха. Келья Исидора была без окон. Внутри было тесно, уныло и только свеча встрепенулась от ветра ворвавшегося вместе с вошедшим. На узенькой лавке в углу сидел брат Исидор. В темноте Сантьяго толком не мог рассмотреть его. Хорошо видны были только добрые, большие глаза.
Что же ты, брат, так неловок? казалось, Исидор был весел и бодр. Я ждал тебя, и мне нужно сказать тебе кое_что важное!
Ты ждал меня? Но откуда ты знал, что я непременно приду?
Откуда я знал, тебе знать не дано! Но я благодарен тебе за твое осуждение. Никто еще не осуждал меня, в помыслах больше чем ты. Хотя, признаюсь, я достоин и большего.
В ответ Сантьяго хотел закричать, обругать его, но все же сдержавшись, продолжил.
Да, ты достоин того, чтоб тебя осуждали. Но!? Откровенно сказать ты выглядишь странно? Ты не похож на того, кем хочешь казаться. Ты еще молод, крепок здоровьем, умен и имеешь все то, что давно бы пропил, будь ты пьяница И я слышал молитву в устах твоих? Как это все объяснить? Ты играешь с людьми? Зачем тебе это?
Я не играю! Исидор печально вздохнул. Я расскажу тебе кто я такой и что делаю здесь. Но умоляю тебя, дай мне слово, что об этом никто не узнает. Сантьяго кивнул головой в знак согласия.
Родился я в царственном городе. В семье знатного и почитаемого всеми вельможи, занимавшего высокую должность при дворе короля. С детства я обучался разным наукам и языкам. Мы были дружны с семьей короля, и я даже мог позволить себе дружбу с наследником трона. Забота, почет, уважение окружали меня и семью. Достигнув совершеннолетия, я был устроен на военную службу, где успел отличиться как воин и как дипломат. И потому наш король вскоре ввел меня в круг приближенных. Он возвысил меня, даже более нежели отца моего, и дал мне власть, о которой может мечтать каждый смертный.
Так, являясь доверенным лицом короля, я путешествовал по империи, проверял состояние дел, вершил суд, усмирял недовольных. Словом, я стал безудержно горд и тщеславен. Людей почитал я за мусор, их жизни ценил хуже жизни вьючных животных. Я обрекал их на казни, продавал как безделицу, и к страданиям их относился безжалостно: как будто это только трава увядала под моими ногами. И вот однажды будучи пораженным столь неожиданным и столь же тяжким недугом я оказался в монастыре аввы Аполоса, у старца Никиты, который единственный решился лечить меня от неизвестной болезни, в то время когда ни один известный целитель не взялся за это, казалось бы безнадежное, дело.
Лечение старца было достаточно долгим, но все же успешным. Но я изменился и жизнь свою в этой обители теперь почитаю за благо. С тех пор бегаю я от гордыни, тщеславия и почета людского как от огня. Вот и в этой обители авва и братия были слишком добры и начали хвалить мои дарования и образованность. И я снова почувствовал, что гордыня опять возвращается в душу мою и как ржа разъедает ее изнутри, отделяя меня от людей и от Бога. Что было делать? Я начал смиряться. Сейчас же я радуюсь, когда меня оскорбляют, поносят и бьют. Я заслужил это и только молюсь, чтобы Бог не взыскал с меня за мое возношение. И Господь утешает меня, что еще нужно монаху?
И только старец Никита знает всю правду об этом . Но он далеко, тебе нужно его навестить.
Опять ехать куда_то? воскликнул Сантьяго. Душа моя только лишь успокоилась в этой обители и снова мне отправляться в пустыню. Зачем? Неужели я мало страдал?
Да, ты пострадал! Это правда, но это не все, что тебе предстоит испытать! Здесь не кончится твое путешествие. И знай, после того как ты проведаешь старца, тебе нужно вернуться домой. В родную Испанию. Ибо только вернувшись, ты узнаешь, в чем именно заключается замысел Бога, на который ты должен откликнуться.
11
А сейчас я расскажу тебе историю старца Никиты. Расскажу о том, кто он таков и откуда прибыл в наши края.
Родом он из Европы, из дикой страны гор и лесов, где живут грубые люди с не менее грубыми нравами и неукротимого духа. И хотя начатки Веры Христовой начали проникать и туда, все же обычаи гор отразились на обитателях этой страны и сделали дух их воинственным. Таков был и старец Никита, а точнее, тот человек, кем он был до рождения Духом.
В молодости он слыл гордецом, человеком звериного нрава, неутомимым и сильным, а посему не гнушался разбоем и грабежами. Никто не отваживался помешать ему в его гнусных делах. Так, через несколько лет разбойничьей жизни он скопил значительное состояние и решил пустить его в оборот. Путем подкупа и обильных подарков он снискал у властей снисхождение, поселился в столице и удачно женился на представительнице знатного, но бедного дворянского рода. Теперь он был знатен, богат, но по_прежнему оставался немилостив к людям, особенно к нищим и обездоленным. Только лишь положение еще более богатых и властных людей вызывало в нем зависть и уважение, и он делал все, чтобы сблизиться и подружиться с представителями знатных фамилий той далекой страны. Вскоре его старания увенчались успехом и он получил должность сборщика податей. Это была вершина его благоденствия: простые люди стонали под игом, которое он на них наложил, а сильные мира сего, с его помощью, еще туже набивали свои кошельки. Впрочем, и сам он не брезговал поживиться за счет бедняков путем присвоения части собранных податей, а также за счет добровольных пожертвований, которые делали люди ради дел милосердия. И вот однажды ему был поручен сбор народных пожертвований на строительство христианского храма. Храма, который, по замыслу духовных властей, должен был украсить главную площадь столицы.
Деньги и строительные материалы поступали из всех уголков той далекой страны. Однако сбор средств затянулся, и причиной тому был, бывший разбойник, а теперь молодой, предприимчивый сборщик налогов и хранитель пожертвований. Поговаривали, что едва ли не половина всех собранных средств уходила в его личный карман. И вот однажды, когда уже начиналось строительство, а средств все еще не хватало, он устроил роскошный прием для всех знатных чиновников города и духовенства. Столы буквально ломились от изысканных кушаний и превосходных напитков, а наш разбойник пребывал в чудесном расположении духа, был доволен собой и своими делами. Перед обедом архиепископом города был отслужен молебен, после которого всех пригласили к столу. Пир шел своим чередом, когда его устроитель решил отлучиться на кухню и проверить, готовы ли блюда из мяса и другие изысканные угощения. На кухне кипела работа, дым клубился, как в жерле вулкана. Усталые повара, их помощники, слуги все бегали с места на место, лица их были красны и угрюмы. В котлах кипела вода, все шумело, искрилось огнем так что казалось это не кухня, а лаборатория алхимика, и люди в ней заняты чем_то существенным: поиском смысла вещей или философского камня, или уж, на худой конец, элексира бессмертия, словом, всего, чего вот уже много столетий ждут от них и не могут дождаться, миллионы людей.
Увидев хозяина, обитатели кухни стали двигаться еще расторопней, а он сам ленивой походкой, с выражением пренебрежения и брезгливости на лице, подошел к главному повару и повелительно приказал открыть огромный котел, где варились разрубленные члены оленя, убитого им на вчерашней охоте. Но только лишь повар открыл крышку котла, как повелитель застыл в ужасе и изумлении. Вдруг в середине котла он увидел, как в жирной, тягучей крови плавали разделенные члены людей: руки, ноги, глаза, черепа и все прочее. В оцепенении стоял он и не мог поверить глазам. Через мгновенье, оцепенение передалось окружающим; как по единой команде, все стояли в молчании, устремив свои удивленные взоры к хозяину. И тут раздался голос с Небес: здесь варятся те, в чьей смерти ты оказался повинен, те кого ты разорил и ограбил, обрекая тем самым на голодную смерть. Эта же участь ждет и тебя! После все говорили о том, что в котле, кроме вареного мяса, никто ничего не заметил. Также говорили о том, что все слышали шум, похожий на голос, но никто так и не смог разобрать значения слов.
Трудно сказать, что там на самом деле случилось. Но точно известно, что когда слова стихли и онемение спало, наш разбойник бежал. С обезумевшим взглядом он носился по городу, рвал свои волосы и просил о прощении.
Придя в церковь он обратился к пресвитерам и, припав к их стопам, стал умолять принять от него покаяние. Однако пресвитеры медлили, и не верили в искренность его обращения. Они знали его как злодея, как человека без чести и совести. А когда он поведал им о случившемся, они испугались, решив, что суд над ним уже состоялся и что сами они не имеют малейшего права мешать проведению. И только один из них надоумил несчастного удалиться в обитель аввы Аполлоса, в то место, где великие старцы смогут молиться о нем перед Богом.
Тотчас несчастный кинулся вон из столицы, и больше уже никто в этом городе не видел его никогда. Ничего неизвестно о том, как он достиг Средиземного моря, как переплыл его и добрался сюда.
Дайте мне правила, придя в монастырь, просил он в отчаянии, наставьте меня, как мне вступить на путь покаяния?
Но старцы, услышав о том, что случилось, отказали ему и не пустили в обитель. Униженный и оскорбленный отказом, разбойник заплакал и удалился в пустыню, по направлению к Нилу. Несколько дней ничего не было слышно о нем, и только через неделю двое иноков нашли его на берегу без сознания, в зловонии и нечистоте, искусанного комарами и разными гадами. Они привезли его, еле живого, в обитель, после чего вся братия сжалилась и стала молиться о нем. Когда же он выздоровел и немного окреп, авва дал ему послушание: стоять у входа в обитель и исповедовать все свои прегрешения приходящим в обитель. Никто бы не смог вынести этого послушания, но он не смутился нисколько и делал это в течение многих недель.
Заслужив своим рвением любовь и доверие братий, бывший разбойник был принят в обитель, а вскоре пострижен в монашество. Но и дальше своими трудами он удивлял обитавших здесь иноков, ибо немедленно воспринял подвиг столь строгого воздержания, что умудренные сединами старцы дивились его благочестию: не гнушаясь никакой черной работы, он пребывал всегда бодр и ночь проводил в покаянной усердной молитве и чтении Писания. Пищею его были только хлеб, соль и вода, и то, как правило, он вкушал эту скромную пищу лишь на закате. Спал большей частью на голой земле. Лености не терпел, одеждой служила ему власяница. И за такое усердие в деле спасения Бог даровал ему полноту благодати, так что даже Святое Писание он знал наизусть. Так жил он в обители более двадцати долгих лет, полностью преобразившись и духом, и внешностью.
Но и этого казалось мало ему. И вот, после долгих молитв и уговоров игумена он был пострижен в Великую Схиму с именем старца Никиты, что означает по_гречески «победитель». Ибо истинно победил он зверя в себе и насадил ростки благодати Христовой.
После пострига старец Никита удалился в пустыню, чтобы там, в уединенной молитве и непрестанном призывании Бога, плакать о своем недостоинстве и проводить ночи и дни в покаянии, не отвлекаясь ни на что постороннее. И только раз в месяц один из пресвитеров ходит к нему для того, чтобы его причастить. Он приносит старцу немного съестного и забирает его рукоделие. Мало кто из людей смог бы, вот так, как и он, претерпеть столь великие муки и не погибнуть. Жизнь в пустыне страшна, и старец не раз подвергался опасностям.
На этих словах инок Исидор закончил рассказ. Свеча догорала, он затушил ее и обратился к Сантьяго.
Ты обязательно должен сходить к нему! Он укажет тебе волю Всевышнего Бога! Ты найдешь его в каменоломне, что находится у самих пирамид. Это нетрудно. Да и старец, скорее всего, будет знать о твоем приближении. А сейчас уходи и не говори никому о том, что ты здесь увидел. Не говори о разговоре со мной.
Ночью Сантьяго собрался в дорогу. Взяв с собой немного провизии, он вышел к воротам обители. Предупредил сторожей и снова отправился в путь.
12
Путь был недолгим. Силы вернулись к нему, голова не болела. Он шел уверенно и к полудню добрался до пирамид. И хотя день выдался жарче обычного, это нисколько не отразилось на его состоянии.
Должно быть, привычка? думал Сантьяго.
Он шел, не задумываясь о том, что его ждет впереди, о том, что это путешествие может вновь обернуться пленом и смертью. Он шел и думал о том, как хорошо вот так жить простой, ясной жизнью. Жить без того, чтобы быть обремененным богатством, знатным происхождением, удовлетворением своих непомерных амбиций и прочими многочисленными условностями которые, несмотря на всю их внешнюю привлекательность, на самом деле лишают человека свободы, делая его рабом тленных вещей, общественных отношений и собственного эгоизма.
Нынешнее его состояние, состояние человека, ограниченного во всем, лишенного многочисленных удовольствий, радовало его как никогда и придавало ему ощущение легкости жизни и радости оттого, что его новая жизнь так проста и понятна.
Остановившись на некотором расстоянии от пирамид, он сделал на время привал и с затаенным дыханием стал созерцать открывшийся его взору пейзаж. Трудно было поверить тому, что эти величественные, обращенные в вечность строения, были созданы руками людей. Казалось, они спущены с неба, с той ослепляющей бездны, которая, как океан, увлекает взор путника своей глубиной. Несмотря на размеры, поражающие своей грандиозностью, пирамиды не казались громоздкими. Они словно парили над горизонтом, едва касаясь земли основанием
Нигде нет такой противоположности света и тени, песка и чистого неба, жизни и смерти, как в этой пустыне, думал Сантьяго, нигде правильная смена явлений природы, с ее истощанием и возрождением, не говорят человеку так ясно о тленности всего существующего и о будущем обновлении. И, быть может, поэтому нигде более на земле люди столь глубоко не задумывались о смерти и о том, что же ждет их за гробом. И вот воздвигали они пирамиды, построили целые города для своих мертвецов, желая само небо приблизить к подножью земли. Но время безжалостно, а цель не достигнута. Так ради чего был предпринят этот бессмысленный труд? Ради чего были созданы эти свидетельства нашего гения и, вместе с тем, свидетельства фантастического упрямства? Как далеко все это от истины, вздохнул наш герой и решил осмотреться вокруг.
Оглянувшись, Сантьяго заметил, что на небольшом расстоянии от пирамид, ближе к Нилу, находятся каменоломни, где, по описанию монаха Исидора, и должен был жить старец Никита. Но только лишь он успел подумать об этом, как у себя за спиной услышал ржанье коня. Он оглянулся и снова увидел алхимика.
Тот же конь, тот же сокол и тот же тюрбан, и только взгляда не было видно: алхимик не стал приближаться к Сантьяго, остановив иноходца в сотне метров от беззащитного путника. Ему явно что_то мешало приблизиться. Конь под всадником то беспокойно кружился, то грозно вставал на дыбы, то падал в отчаянии, как будто ему не давали дорогу. И опять наш герой почувствовал онемение членов.
Что ему нужно? И как на таком расстоянии мы будем слышать друг друга? но только Сантьяго подумал об этом, как тот час услышал строгий голос алхимика.
Не беспокойся, мой друг, расстояние не будет помехой.
И давно ты научился без слов говорить? мысленно обратился Сантьяго к алхимику. И вновь услышал бессловесный ответ. Изначала! С того самого времени, когда Бог ввел меня в бытие. Чаще всего я так и общаюсь с людьми. Но они по невежеству путают свои мысли с моими. И только с избранными я говорю, как с тобой, вне условностей и напрямую.
Не лукавь! Ты манипулируешь ими. Не так ли? все также мысленно вопрошал наш герой.
Никто не может усомниться в реальности этого мира. Люди видят деревья и горы, барханы и величественные пирамиды, и каждый уверен, что все они существуют реально.. Сон подвергают сомнению только тогда, когда начинают испытывать страх. Проснись и ты поймешь, что это был сон.
От этих слов Сантьяго смутился. Не пойму о чем ты говоришь?
Ты задаешь слишком много вопросов и не хочешь понять, что для освобождения не требуется ни единого слова. Не требуется никаких разъяснений. Это неуловимо. Когда тебе откроется наивысшее знание, знание того, что все пустота, что в мире нет ничего, есть только «абсолютная пустота», как только ты сможешь это твердо усвоить, сможешь понять, что «весь космос возникает и уничтожается только в тебе». Подумай, если в тебе «возникает и уничтожается космос», какие могут быть печали, страдания и прочие глупости? Их просто нет. Это иллюзия!
Но почему же тогда в мире так много несчастных? Разве мы не должны им помочь? Что мне за радость, когда я знаю о страданиях других? вырвалось из груди у Сантьяго. И тут он снова увидел, что алхимик волнуется.
Этим вопросом ты все только испортишь, алхимик буквально кричал. Пойми, что твои усилия тщетны. Нельзя помочь тому, кто уже заблудился. Их страдания это иллюзия, вот чего эти люди не могут понять.
И тут Сантьяго остро почувствовал, что потерял интерес к разговору, почувствовал, что утомлен этой беседой. Теперь он желал одного отделаться побыстрей от незваного гостя. И потому, будучи полон решимости завершить разговор, он вновь обратился к алхимику:
Ты говоришь, что нет различия в мире? Что все пустота и иллюзия, но ведь это абсурд! Ты утверждаешь, что проявленный мир это всего лишь картина, нарисованная чьей_то рукой в пустоте? По_твоему мир пустота, основа его пустота. И нет ничего в пустоте. Тогда зачем ты стараешься? Что за печаль для тебя от того, осознаю это я или не осознаю?
А что, если я, этот мир и Всевышний Господь существуем? Ты никогда не думал об этом?
Брось, эти глупые мысли! алхимик буквально хрипел.
Услышав эти слова, наш герой твердо решил, что пора уходить.
Прости еще раз, обратился он напоследок к алхимику, а может быть и тебя тоже нет? Раз уж все пустота и иллюзия. Нет ни этой пустыни, ни пирамид, ни нашего разговора? Нет твоих слов, нет смысла в словах и речах, которые, если верить тебе, значат не больше журчания ручья или воя пустынного ветра. Тебя нет, алхимик! Как, впрочем, нет и меня. Зачем же ты столько мучаешься с этой безмозглой иллюзией? он улыбался. Брось это, просто живи и ни о чем не заботься. Стань деревом, камнем, ручьем, всем, чем захочешь. Прости, но я все же останусь собой, человеком! И вообще ты слишком много болтаешь, хотя сам говорил, что нужно быть отрешенным от мыслей и слов. Может быть, тебе лучше навсегда замолчать? Хотя, если не терпится, можешь мычать, как корова или блеять овцой. По_твоему наши слова лишены всякого смысла? Ну, что же, ты сам расписался в ненужности слов. Можешь смело считать, что ничего этого не было. Словом, забудь обо мне и не являйся мне больше. А мне нужно поговорить с кем_то еще.
Сантьяго шел не оглядываясь. Какое_то странное чувство вело его только вперед. И пусть он не ведал дороги к пещере отшельника, он понимал, что выбор им уже сделан.
13
Подойдя к самому входу, Сантьяго остановился и заглянул внутрь пещеры, но, из_за царившей там темноты, не смог ничего разглядеть. Успокоив дыхание, он понемногу начал продвигаться вперед. Глаза постепенно привыкали к царившему мраку, и наконец, не вдалеке, он заметил слабый свет и открытую дверь. С радостью наш герой ускорил шаги и только лишь приблизился к двери, услышал уже знакомую фразу.
Входи, брат мой Сантьяго, я ждал тебя!
Сантьяго вошел и увидел в мерцании свечи седовласого старца, одетого в рубище, сияющего радостью и дружелюбием. Среди многих людей, которых встретил в жизни, Сантьяго старец производил впечатление человека особенного. Во всем его облике не было и нотки, что могла оттолкнуть и смутить: ничего лишнего, надуманного, никакого позерства.
Я знаю зачем ты пришел, продолжил отшельник, но сейчас не время для спешки. Ты отдохни, а после мы побеседуем. И может быть, я смогу помочь тебе нужным советом. Хотя, ты мог бы остаться в обители, а не искать полуистлевшего старца, который на твоих же глазах может рассыпаться в прах. В обители много наставников превосходней, мудрее и чище меня, окаянного, проведшего жизнь свою в смрадных грехах и разбое. Не знаю, простит ли Господь мне мои согрешения? при этом глаза старца стали печальны и наполнились слез, и он продолжал, Брат, раздели со мной трапезу, а потом отдохни.
После трапезы, осмотревшись немного, Сантьяго заметил, что пещера состоит из двух помещений. В одном помещении были лавки и стол, в другом старец молился и плел свое рукоделие. Сантьяго расположился на лавке в углу и сам не заметил, как мирно уснул.
Проснулся он только под утро. Старец не спал и молился. Припадая в поклонах пред Господом, он что_то чуть слышно шептал, как будто боясь разбудить пришедшего гостя. Заметив, что тот пробудился, отшельник закончил молиться и с улыбкой и лаской обратился к Сантьяго.
Вот ты отдохнул. Будь добр сходи к Нилу и принеси нам воды. Затем мы сможем позавтракать, и я приступлю к рукоделию, а ты расскажешь, зачем хотел видеть меня.
Наш герой приподнялся и удивленно спросил. Ты бываешь так добр ко всем путникам? Вот я смотрю на тебя и мне кажется, что ты и не знаешь о том, что есть раздражение и гнев.
Услышав эти слова, старец смущенно ответил, Ну, что ты! Я такой же, как все. Но это нетрудно в пустыне, где можно редко видеть людей. Я радуюсь каждому, кто приходит ко мне, потому что мне кажется, это Христос посещает меня с каждым путником. В уединении начинаешь по_новому смотреть на людей и понимаешь, что общение с ближним это радость и милость от Бога. Другое дело, что в суете мы потеряли эту способность ценить наших ближних. Ну, ладно, иди, а то солнце нагреет пустыню.
Вернувшись, Сантьяго застал старца у входа в пещеру. Он снял с себя кадку с водой и только поставил воду на землю, как вдруг черный ворон, рассекая воздух упругим крылом, опустился у ног седовласого старца, положил белый хлеб и тотчас улетел.
Вот Господь устроил нам трапезу, обратился старец к Сантьяго, Воистину Он щедр и милостив ко мне, недостойному. Вот уже несколько лет я ежедневно получаю по половине свежего хлеба, а ныне, ради твоего посещения, Христос удвоил нам трапезу.
14
После трапезы и короткой молитвы старец пригласил гостя войти в свою комнату, показал ему где можно присесть, а сам сел за плетение корзин и стал слушать долгий рассказ о тех злоключениях, что постигли Сантьяго в последнее время. После того, как рассказ был окончен, Сантьяго обратился к старцу с вопросом.
Отче, скажи мне, почему наш Господь так немилосерден ко мне? За что Он послал мне все это? Разве это можно назвать справедливостью?
Нет! Конечно нельзя! вздохнул облегченно старец Никита. О какой справедливости ты говоришь? Если бы Бог был справедливым судьей, то все мы давно уже, за гордость свою, горели в аду! Так что во всем, что случилось с тобой, нет, и не может быть никакой справедливости. Это не справедливость Сантьяго, это любовь! Любовь Всемогущего Бога к тебе заблудившемуся! В Писании сказано: «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его».
Пусть так! ответил Сантьяго, но тогда расскажи о себе? Разве ты не испытан еще? Тебя почитают святым человеком, зачем же ты до сих пор добровольно терпишь лишения и искушения? Отче, тебе не страшно здесь жить одному? Ты ведь живешь в условиях нечеловеческих. Смерть может тебя поглотить в любую минуту. Скажи мне, зачем ты ушел от людей? Чего тебе не хватало? Мне непонятно, зачем вообще становиться монахом? Разве нельзя жить добродетельной жизнью в миру?
Старец ответил не сразу. Некоторое время он молча сидел за своим рукоделием, как будто забыв, что он не один. Но затем, как бы очнувшись, ответил. Можно конечно ! Но я слишком слаб и не смог бы спастись, пребывая в миру. И потом, неважно, где мы находимся: среди людей или в пустыне. Важно само желание быть ближе к Богу. К сожалению, в мире страстей этого трудно добиться, ибо Господь не посетит души человека, если она не пребудет в уединении, если она все еще пребывает под властью страстей. Так что я удалился в пустыню только лишь для того, чтобы врачевать свои страсти.
Но, конечно, я самый простой человек и поначалу от страха я вопил дни и ночи: «Господи Иисусе Христе, спаси меня, грешного». Так прошли дни и месяцы и однажды, побеждаемый страхами, я буквально дошел до предела изнеможения сил. Непрестанно взывая ко Всемогущему Богу из глубины своего отчаяния и тоски, я не слышал ответа; и мне стало казаться, что Господь оставил меня. И тогда, в тот самый момент, когда последняя нить надежды готова была оборваться, я возопил что есть силы: «Почему Ты молчишь? Почему Ты безразличен к тому, что происходит со мной? И все же, ты Бог Мой, Бог и Господь, и лучше я умру, нежели перестану искать Тебя!» и в этот самый момент, внезапно, келья моя озарилась сиянием и в этом свете мне явился Господь, Который привнес мир в мою грешную душу. И тогда, в порыве любви, я воззвал ко Христу той единственной, сердечной молитвой, которая все это время была у меня на устах: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!»
И вот с тех самых пор, будь я в радости или тоске, в искушении или борьбе, или в момент, когда на меня сходит мир и покой, эти слова непрестанно рождаются в сердце моем. Они песнь ликования, они призыв к Богу, они мой покаянный и умилительный плач.
Ты, видимо, думаешь, что отречение себя означает жизнь, лишенную радостей? улыбнулся старик. Жизнь, где все является жертвой, где не остается ничего, что могло бы согреть наше сердце и ум? Ты думаешь, что это тюрьма? Но это не так! Жизнь с Богом это блаженство! И потому чем меньше в нашей жизни суеты и преград, мешающих нам приблизиться к Богу, тем полноценнее, глубже и радостней жизнь человека. Это путь из плена греха и страстей к настоящей свободе.
Не думаю, что открою тебе великую тайну, но все же ты должен запомнить: увы, но в каждом из нас живет, своей маленькой жизнью эгоистичный, безжалостный, мелкий, тщедушный, поверхностный человечишка. Он заслоняет собой горизонт, заслоняет нам Бога и не дает себе самому по_настоящему быть человеком. Порой людям трудно понять, что если сосредоточить всю свою жизнь на этом маленьком человечке, жизнь превратится в узкую, неуютную, вонючую тюремную камеру, в которой лишь маленькое окошко позволяет видеть солнечный свет. В камеру, в которой только и можно, что задохнуться.
Я очень остро почувствовал это, когда Господь послал мне видение человеческих членов в котле, и устрашился того, что вся моя жизнь превратилась в невыносимую муку. Я чувствовал, что мне мучительно больно остаться с собой, один на один, в одиночестве. Я убегал от себя, прятался за развлечения, за суету, за богатство. Но бездна всегда настигала меня! Поверь мне, это ужасное чувство стоять на краю пустоты, что таится в нашей душе.
Однажды я понял, что бездна душевных страданий это не все, что может вмещать в себя человек. И я стал тосковать о той жизни, в которой я смог бы заполнить свою пустоту. Пустоту, которая не дает человеку покоя. И я понял, что заполнить ее может лишь нечто Великое и Абсолютное. То, что содержит в себе всю вселенную, что превосходит ее бесконечно. Так я понял, что заполнить мою пустоту может лишь Бог!
Cантьяго внимательно слушал, но, казалось, был огорчен. Мне лично больно смотреть, как этот мир постоянно колеблется между жизнью и смертью. Но человек слишком слаб, слишком суетен для того чтобы вырваться из суеты. Прости, но я не вижу, как возможно изменить этот мир Ну или хотя бы себя самого?
Лучший способ изменить этот мир самому измениться, старец Никита посмотрел на Сантьяго любящим взглядом, Дай часть души твоей Господу, не все одной плоти! Отними хоть что_то от чрева и посвяти это Духу. Я должен признаться тебе, что каждую минуту желал бы умерщвлять в себе жизнь, чтобы жить со Христом, чтоб все преходящее поменять на нетленное, вечное. Воистину благоразумен лишь тот, кто не верит благам настоящим, кто собирает сокровище в будущем, и видя непостоянство и переменчивость земного благополучия, все устремления души направляет ко благам небесным. К тем благам, которые никогда не прейдут, не обманут того, кто доверился Богу.
Увы, если мы будем так жить; постоянно желая плотского, душевного, непостоянного и преходящего, желая того, что проходит, и не будем желать всей душой того, на что можно надеяться в вечности, то никогда не повеют на душу ветры Духа Святого, и с неба не снидет дождь благодати. Блажен, кто воистину осознал, что Бог в нас, как в органах, совершает всякое дело и созерцание, добродетель и ведение, победу и мудрость, истину и доброту сказав это старец продолжил свое рукоделие.
Некоторое время они оба молчали. Но вскоре Сантьяго снова прервал тишину.
Отче, признаюсь тебе, что всю свою жизнь я, сам не осознавая того, чувствовал дыхание Божие рядом с собой. Видел присутствие промысла Божьего в жизни. Вот только со временем я стал сомневаться в том, что Бог любит меня, в том, что я ему все еще нужен. И даже в том сомневаться, что Он вообще существует. Конечно, я могу согласиться с тобой, то есть с тем, что Бог испытывал душу мою. Но зачем? Что Бог задумал? Расскажи мне об этом. Расскажи мне о Боге, о том, Кто Он Такой?
Бог есть начало, середина и конец всякого блага, отвечал ему старец! Бог это Тот, Кто смотрит тебе прямо в лицо, куда бы ты не смотрел. Ты можешь не сомневаться, что Он любит тебя и всегда будет рядом. Так что не нужно испытывать Бога, не нужно сомневаться в его милосердии. Если уж кого и нужно испытывать, то только себя! Вот кто поистине непостоянен. Тебе в скором времени станет понятно, зачем Милосердный Господь попустил тебе пострадать. А сейчас послушай о том, Каково Божество по природе. Пусть мы мало знаем о Боге, знаем лишь то, как Он Сам нам открылся, но и этого хватит, чтобы прийти в умиление.
Мы знаем, что Божество Само с Собою согласно, всегда тождественно, бесколичественно, несозданно, неописуемо, никогда не было и не будет Само для Себя недостаточным. Знаем, что Оно есть жизнь жизни, светы и свет, блага и благо, славы и слава, Истинное и Истина и Дух истины, и Само Совершенство.
Первоначальнее Бога нет ничего, что приводило бы Бога в движение, потому что Сам Он причина всего, и не имеет причины первоначальней Себя Самого.
Бог всегда был, есть и будет, или, лучше сказать, всегда есть, ибо наши слова «был» и «будет» означают деление нашего времени и свойственны естеству приходящему. А Сущий всегда. И этим именем именовал Он Себя, беседуя с Моисеем, когда дал ему заповеди.
Он и есть Абсолютная Истина, что сосредотачивает в Себе Самом всецелое бытие. Истина, которая не начиналась во времени и которой не будет конца.
Но тебе нужно понять одну очень важную вещь: говорить о Боге великое дело, но гораздо большее дело очищать себя для Него. Милосердный не бросит того, кто встал на путь святости и чистоты. Он подскажет правильный путь. Слушай Его: совесть вот голос Божий, который звучит в душе человека.
Бог есть огонь, и когда Он пришел в мир и стал Человеком, огонь этот излился на землю, как Сам Он об этом сказал; этот огонь ищет Себе вещества, а именно: нашего благого произволения. Чтобы, соединившись с ним, можно было воспламениться; и в тех, в ком зажжется этот огонь, он разгорится в великое пламя, дойдя до Небес. Это пламя сначала очистит нас от страстей, а затем оно станет в нас пищей, живительной влагой, и светом, и радостью, и сделает нас самих светлыми, поскольку мы соединяемся со Светом Его.
И еще: нужно помнить, что путь к Богу, это крест ежедневный! Никто не восходит на небо, живя в этом мире прохладно. Вот почему истинное благо не может быть ни принято верою, ни исполнено на деле, иначе как при посредстве Иисуса Христа и Духа Святого.
А как же любовь? возмутился Сантьяго. Неужели человеку не хватит любви, чтобы приблизиться к Богу?
Лицо старца стало серьезным, он отложил рукоделие и вновь посмотрел на Сантьяго.
Любовь есть совокупность всех совершенств. Любовь в Господе только и может быть настоящей любовью. К сожалению, человек исказил понимание любви. Он готов любить только то, что готов обратить на служение себе самому. Но любовь настоящая это постоянная, ежедневная жертва для ближнего. Ибо любовь и есть жизнь ради ближнего. Любовь к людям в том только и состоит, чтобы в забвении о себе искать в людях Бога и в Боге людей. Именно в этом и состоит уподобление Богу, на сколько это возможно: в том, чтобы жить для других.
Запомни, Сантьяго: любовь, это сила, энергия Самого Божества, это то, что объединяет все сотворенное Богом в единство. Вот почему, чем ближе мы ко Творцу, тем ближе друг к другу. Совершенная мера любви есть любовь даже к врагам. Тот, кто достиг этой меры любви, достиг совершенства. Вот великая истина невозможно спастись иначе, как через ближнего.
А страстная любовь не менее тяжела для других, нежели ненависть. Все мы хотим возложить свою любовь на другого, так что можем даже испачкать этой «любовью», раздавить человека. Такая «любовь» отравляет все, к чему прикасается. Страстная любовь есть продукт нашей гордости. Она все разрушает, она отдаляет людей друг от друга, заставляет противиться Богу и способна богом считать лишь эго свое. Гордыня вот причина противления Богу: безудержная, ненасытная, она не признает над собой никакого суда, ни Божьего, ни человеческого. Она стремится только к уничтожению. К тотальному уничтожению всего, что видит вокруг и даже того, кто ей управляет. Вот причина того, что все гордецы стремятся исчезнуть, неудержимо стремятся к своей пустоте, признавая весь мир за иллюзию.
Их души томятся в аду уже здесь, на земле. И все потому, что они не умеют любить, не умеют быть благодарными, не умеют молиться, смиряться и каяться. Еще при жизни своей они предощущают геенну.
Все это время Сантьяго внимательно слушал отшельника, внимая каждому слову его. Но, лишь только старец закончил, как он не замедлил спросить его снова.
Но как же страдания? Да я согласен, что гордые предощущают геенну уже здесь на земле. Но ведь страдают и добрые люди. Весь мир наш это сплошное страдание. Зачем Бог так медлит? Зачем он так долго испытывает наши дела?
Ты прав, ответил старец, Никита, Бог нас испытывает! Глиняная статуя непременно разрушится с течением времени. Для того, чтобы этого не было, статуе нужен обжиг в печи. В страданиях Бог обжигает нас как горшечник изделие. Покаяние вот та настоящая печь, в которой огнем Духа Святого преображается душа человека, а наши страдания есть раскаленные угли.
Точно также и врач, намереваясь излечить заражение, не откажется взять в руки нож и вложить пальцы в самую рану.
Так, что мой друг, искушения и скорби посылаются человеку к пользе его; доставляя душе крепость и опытность. И если душа, в надежде на Господа, понесет их с терпением, то тем самым она наследует обетования Духа и станет свободной от действия грязных страстей.
Послушай, Сантьяго! Твои сомненья вполне объяснимы: очень часто это трудно понять, особенно когда имеешь дело с чем_то, бесчеловечным, со страданием, которое кажется выше любого предела, выше предела терпения И все же, ты должен запомнить то, что Бог в сердцевине истории, Бог с каждым из нас, даже с тем, кто страдает сейчас. Один только Он в состоянии измерить всю глубину страданий людских. Если бы Бог был бесчеловечен, если бы Он только хотел покарать нас за те преступления, что все мы творим, то все мы давно бы рассыпались в прах от Его наказаний. Наш мир и все мы все еще существуем только лишь потому, что Бог не мстит за Себя тем, кто противится правде Его! Ибо неправда и зло не могут достигнуть Его существа. Наказывая нас, Он стремится к тому, чтобы мы не погрязли в своем развращении, чтобы не продолжали всей своей жизнью, всеми делами губить свои души и жизнь. Пойми, Богу нельзя навредить, ибо, удаляясь от света и погружаясь во мрак, навредить можно только себе, а не свету.
Друг мой, Суд Божий в том состоит, что свет пришел в мир.
Отче, казалось Сантьяго был возмущен, разве в этом и будет состоять окончательный суд?
Да, именно в этом, мой друг! Последний суд заключается в том, что каждый из нас однажды станет перед лицом совершенной любви и увидит, как мало ее в нас самих, и ужаснется от этого. Я знаю, что так будет со мной. Я знаю, что заслужил только адские муки, но признавая виновным себя, я все же обращусь ко Христу и скажу: прости меня, Господи, я заслужил наихудшее, но, я готов быть там, куда поместит меня Твоя Святая Любовь.
Прости, но мне сложно это понять, Сантьяго явно был озадачен. А как же заслуги? Как же дела милосердия? Неужели они не имеют значения в жизни?
Конечно, все грехи мерзки пред Богом, но, как я уже говорил, всех омерзительнее гордость сердечная. Гордость, которая призывает нас думать о том, что мы добродетельны и справедливы. Всю свою жизнь я оплакиваю свои добродетели, со слезами в глазах ответил старец Никита. Увы, чем я дольше живу, тем вижу себя все более худшим и худшим.
Но даже и это неправда. Я вовсе не сознаю за собой никаких добродетелей. Все, что я могу предложить от себя человеколюбивому Богу это мое покаяние. У меня больше нет ничего. И более ничего мне не нужно. Ибо душа человеческая врачуется лишь покаянием.
Мне нужно подумать над этим, наш герой колебался. Мне кажется я еще не готов принять то, что ты говоришь. Но скажи мне сейчас; неужели все это доступно только пустынникам? Доступно монахам? Неужели живущему в городе, человеку простому, имеющему дом и жену невозможно спастись?
Конечно, не один способ спасения! Их много, отвечал ему старец. В древности все христиане жили в миру и удивляли окружающих чистотой своей жизни. В те далекие времена многие были причастниками Духа Святого и имели такие Дары Его, что нам, современных монахам, остается только оплакивать немощь свою и свою теплохладную жизнь. Однако, увы, все изменилось: со временем вера людей охладела и теперь, большинство живущих в миру потеряло возможность сопротивляться страстям. Мир страстей полон коварства; призывая людей делать то, от чего возможно только погибнуть. Горе, сказано (в Писании), смеющимся, но в миру мы только и видим, как соревнуясь друг перед другом, люди смеются над ближними. Горе богатым, но люди, пребывая в миру, предпринимают все меры к обогащению к тому, чтобы любою ценою, добиться желаемого. Горе тем, кто принимает от людей похвалу, но все мы только и делаем, что тешим свое самолюбие, всеми силами стараясь добиться славы людской. Господь заповедал нам воздерживаться от ссоры и тяжбы, Он повелел вырвать око свое, если оно соблазняется и причиняет душевный вред человеку, но люди буквально сами ищут соблазны и желают быть соблазненными. Так волны пороков, подобно стремительному, грязевому потоку, разрушив преграды, вторглись в души людей.
Ничего этого нельзя увидеть в монахах. Ибо монахи живут словно ангелы, в братской любви и мире душевном. Ибо как между ангелами нет никакого расстройства, нет того, чтобы одни благоденствовали, а другие терпели крайние бедствия, так и монахи все одинаково наслаждаются миром и радостью! Среди них нет таких, кто бы был беден, или таких кто бы мог наслаждаться богатством. Да и сами понятия: это твое, а это_ мое, навсегда изгнано ими из жизни. Все у них общее_ и одежда, и жилище, и трапеза.
И что более всего удивительно в этом, что и самая душа у всех их одна. Все они благородны одинаковым благородством, рабы одинаковым рабством, свободны одинаковою свободою; одно там богатство истинное богатство, одна слава истинная слава, одно удовольствие, одно стремление, одна надежда у всех! Все у них благоустроено как бы по мере и весу. И нет в них неправильности, но порядок, стройность, гармония и согласие воцарились в сердцах. В их сердцах устранен всякий повод к вражде, несогласию, лицемерию или неискренности по отношению к ближнему. Ибо в сердце своем они носят надежду на будущее. А случающиеся с каждым из них скорби и радости все они почитают за общие, ибо монах это тот, кто от всех отделяясь, со всеми состоит в единении. Монах это тот, кто почитает себя сущим во всех и в каждом видит себя самого Блажен инок, который, словно на собственное, взирает на спасение и преуспеяние других.
Так скажи мне, мой друг, не лучше ли было бы, если люди стали жить среди мира в таком благочестии? Во всем подражая монахам?
Эти слова удивили Сантьяго. Но его волновал еще один важный вопрос. Отче, скажи мне кем является тот, кто назвался вначале Мелхиседеком, а после алхимиком? спросил он у старца. И почему он оставил меня?
Это демон! при этих словах лицо старца стало серьезным. Он любит злодействовать тайно, любит быть неприметным и непонятным. Он может принять любой образ, даже образ Христа. Может назваться как пожелает, не только Мелхиседеком, но ангелом или пророком. Так он ловит людей в свои сети, ловит неопытных, немощных и чрезмерно доверчивых. Он не терпит быть обнаруженным или объявленным. Будучи обличен и объявлен, он кидает добычу свою и уходит. Он искушает тебя и сбивает с пути. Хорошо, что ты не поддался ему.
Было время, когда и меня искушал демон уныния: не раз в одиночестве он навевал мне тоскливое чувство о прошлом, о том, что оставшись в миру и покаявшись, я бы мог жить в достатке и неге. В такие минуты на ум приходили тяжелые думы о прошлом, о супруге моей и оставленных детях.
Смотри, какой мертвенный вид у пустыни, внушал мне этот разбойник, как жжет и терзает все тело дыхание воздуха. В то время, как твои родные луга и равнины покрыты изумрудною зеленью, точно бархатным, мягким цветным покрывалом, а тучные нивы склоняются под тяжестью золотистого колоса, обещая жатву сторицей. Вспомни, несчастный, нашептывал мне соблазнитель, как приятно было тебе отдыхать под тенью деревьев, купаться в источниках и любоваться закатом. Зачем тобою покинуто все? Разве Богу угодно твое одиночество? Разве нельзя было Ему угодить оставаясь в миру и творя дела добродетели? И что тебе еще предстоит? Знойная, смрадная жизнь? Бездна лишений? Старость беспомощная? Кончина безвестная? И хорошо бы, если все это кончиться скоро, ан нет! Впереди тебя ждут десятки годов одиночества, и конца им и краю не видно.
Так искушал меня демон. И лишь покаяние и надежда на Бога спасали меня. Покаяние словно огонь, низверженный с неба, очищает подвижника и не дает злому духу приблизиться. В этом смысле человека можно сравнить с железом, насквозь пропитанным ржавчиной, которое, будучи вложено в сильный огонь очищается. Доколе держат его в этом огне, оно само бывает, как бы огнем; никто не может к нему прикоснуться, потому что касаться его все равно, что касаться огня. Так и с душою. Доколе она пребывает при Боге, доколе молитвою и покаянием поучается в Боге, дотоле пребывает как бы раскаленною огнем, пожигая врагов. Что совершает огонь с проржавелым железом, то совершает Божественный огнь и с душою: он очищает и обновляет ее.
Скажу тебе больше, когда, после причастия, я возвращаюсь в келью свою, созерцаю здесь это дряхлое тело и понимаю, что скоро умру, я гляжу на свои престарелые члены и с трепетом вижу члены Тела Христова. Я причастился Божественных Таин, и теперь в сердцевине меня, пронизывая меня, как огонь, пребывает Христос. В эти минуты эта пещера становится шире небес, потому что все небо не может вместить Бесконечного Бога, а эта пещера (в моем лице) содержит Христа точно также, как ясли когда_то содержали Творца всех веков в Вифлиеме.
Это все, что хотел я сказать. Оставим дальнейшее тем, кто выше и превосходнее нас в деле спасения. Нам же, немощным, лучше устремлять всю надежду на Господа Иисуса Христа! А сейчас я скажу тебе кратко о том, что тебе еще предстоит и что ты должен будешь исполнить.
Ты найдешь то, что ищешь! Но только не здесь! Ты найдешь это дома, в той церкви где старый Сантьяго, которого ты встретил в опустевшем селении, нашел то злое богатство, принесшее ему столько несчастий. Но запомни это будут не деньги! Впредь будь тверд и чист перед совестью. Совесть подскажет тебе, как найти то, что ты ищешь. Только запомни, лучше тебе умереть, чем покривить перед совестью: да не будет с тобою того, чтобы одно было на устах твоих, а другое на сердце. Приложи все старание, чтобы избежать трех ненасытных страстей: стяжания, любления чести от человеков и любления покоя телесного. Если эти три страсти победят твою душу, то лишат ее преуспеяния.
Так что, друг мой, неусыпно стой на страже души. Постарайся войти во внутреннюю клеть твою и тогда ты узришь клеть небесную. И первая, и вторая одно! Лествица в Небесное Царство находится внутри у тебя: она существует таинственно в нашей душе. Не забудь, что небо находится внутри у тебя. Если ты чист; в самом себе ты увидишь и Ангелов, и свет их, а с ними и в них Владыку Христа.
Когда старец окончил рассказ, они долго сидели в молчании. Точнее, это Сантьяго молчал, погрузясь в свои думы, а старец молился.
Ближе к вечеру отшельник опять обратился к Сантьяго.
Собирайся в дорогу и не грусти! Ты на верном пути, и Бог не оставит тебя! Утром, еще до заката, тебе нужно уйти в монастырь. А сейчас слушай Божию волю и следуй за ней: тебе предстоит вернуться домой. Затем ты поедешь в Британию и навестишь родных почившего друга. После опять возвращайся на родину. Господь открыл мне, что ты станешь наставником множества братии в ваших краях.
О друге своем не грусти, Господь даровал ему милость, послав такую кончину. Сердце его словно лед растопилось в страданиях и ожило, и теперь он спасен.
Вот тебе то, что ты потерял, и старец подал ему книгу. Это было Евангелие, в кожаном переплете, подаренное каменотесом Евлогием, то самое, которое он считал безвозвратно утерянным при нападении на караван.
Читай его чаще, продолжил отшельник, оно выведет тебя на верный путь жизни! Путь, на котором ты разыщешь сокровища. Но знай: когда ты найдешь это сокровище, не зарывай его в землю, просто ОСУЩЕСТВИ ЕГО в жизни своей!
Повторюсь еще раз как можно чаще читай эту книгу Евангелие, завещанное нам Господом к познанию целой вселенной. Читай его так, чтобы ум целиком погрузился в него. Чтение твое да будет в невозмущаемой ничем тишине, и будь свободен от многопопечительности о теле своем и от житейского мятежа. А когда будет трудно молись, и Христос услышит твои вопрошания. Теперь же поужинай и приляг отдохни, а я помолюсь, и демон больше не будет тебя беспокоить. Твой ангел уже может быть рядом. Ведь раньше ты сам не давал ему приближаться к себе, помогать и заботиться.
Ну, а сейчас, прежде чем мы оба войдем в покой ночи, давай вспомним о том, что есть в этой ночи те, кто не сомкнет своих глаз, те, кто будет всю ночь предстоять перед Богом: мать у изголовья ребенка, жена возле умирающего, дорогого супруга, родственник у постели больного, страдающий узник и путник, уходящий в дорогу для того, чтобы добыть кусок хлеба для близких своих Будем помнить о том, что вокруг нас есть целый мир который полон жизни, страданий, надежды и смерти. Мир радости и присутствия Божия; все это есть в наступающей ночи. Так что, прежде чем прилечь отдохнуть, поблагодарим Бога за все, что Он нам посылает. И попросим Его лишь о том, чтобы, пока мы будем спать, Он помнил о тех, кто не уснет в эту ночь. Пусть Он вспомнит их всех в Своем Царстве, и пусть придет мир, прощение и милость. Пусть помянет Он нас, ранимых и беззащитных: Никиту и его брата Сантьяго. Так предадимся же в руки Его с верой, с надеждой, в радостном чувстве о том, что мы любим Его, и что мы любимы Им вплоть до Креста и Его Воскресения.
Сказав это, старец ушел в свою комнату. Сантьяго поужинал, выпил воды и, как только прилег для ночлега, уснул сном младенца. Сном глубоким и одновременно спокойным, казалось бы недоступным для взрослого человека, недоступным для тех, кто потерял мир в душе и радость любви. На утро Сантьяго ушел.
15
Шел он уверенно, быстро, не оглядываясь по сторонам, как будто бы потерял интерес ко всему, что его окружало. Он знал куда и зачем ему нужно идти. Не оглянувшись на пирамиды, Сантьяго прошел мимо этих мертвых тысячелетних гигантов. Он понимал, что судьба его уже решена, что Бог всегда рядом, что Он не оставил его. И пусть еще было трудно понять, что же конкретное ему предстоит предпринять впереди, но он знал, что к нему возвращается ощущение жизни, возвращается уверенность в завтрашнем дне. Всем своим существом он ощущал, что только лишь Бог может убрать то томление, что гнездится в душе, может дать такое необходимое каждому человеку ощущение счастья и целостности.
И так хорошо было просто идти и думать об этом, не вспоминая о чем_либо суетном. Хорошо было жить с этим чувством и тихо молиться. И только хотелось просить у Христа о прощении за то, что прошлая жизнь оказалась никчёмной, ненужной и глупой. Так шел он, счастливый, с мольбой о прощении, и это чувство его излилось из сердца в словах: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прости меня, грешного!
Вот уже скрылись вдали пирамиды, солнце взошло и окрасило золотом однообразный, пустынный пейзаж. И тут Сантьяго стало казаться, что впереди он видит фигуру, похожую на человека. По мере того, как он приближался, стало понятно это был человек, беспечно сидевший на солнцепеке, как будто ни солнце, ни зной совершенно не волновали его. Приблизившись, наш герой смог рассмотреть убогого нищего, неприятной наружности, с растрепанной головой, укутанного в лохмотья и издававшего омерзительный запах давно не мывшегося человека.
Первая мысль, что мелькнула в его голове говорила о том, что нужно уйти побыстрей от бродяги, но нищий прервал эту мысль, обратившись к Сантьяго с мольбой.
О милостивый человек! Не будешь ли ты так любезен, чтоб отвести меня в обитель аввы Аполлоса? Я истрепался в пути и устал, при этих словах нищий поднялся и начал трясти своими лохмотьями. И к тому же я голоден и умираю от жажды. Помоги если можешь. Не бросай меня тут на съеденье диким зверям.
Сантьяго слушал его причитания с каким_то смешанным чувством: с одной стороны, было жалко его, а с другой стороны хотелось уйти поскорей: его томила обида за то, что нищий своим появлением прервал в нем молитву, а с ней ушла и радость в душе.
Как поступить? колебался смущенный Сантьяго. Жаль, рядом нет старца он бы мог подсказать, посоветовать, что делать с бродягой. Впрочем, попробую сделать так, как старец учил поступать во время сомнений.
Он снял сумку с плеча, развязал ее и вынул Евангелие и, после короткой молитвы, раскрыл его и начал читать:
«Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира. Ибо алкал Я, и вы дали Мне есть, жаждал, и вы напоили Меня, был странником, и вы приняли Меня. Был наг, и вы одели Меня, был болен, и вы посетили Меня. В темнице был, и вы пришли ко Мне. Тогда праведники скажут ему в ответ: «Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? Или жаждущим, и напоили? Когда мы видели Тебя странником, и приняли? Или нагим, и одели? Когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе? И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.
Тогда скажет и тем, которые по левую сторону: идите от Меня, проклятые, в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть: жаждал, и вы не напоили Меня: был странником и не приняли Меня: был наг и не одели Меня; был болен и в темнице, и не посетили Меня. Тогда и они скажут ему в ответ: Господи! Когда мы видели Тебя алчущим, или жаждущим, или странником, или нагим, или больным, или в темнице, и не послужили Тебе? Тогда скажет им в ответ: истинно говорю вам, так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне. И пойдут сии в муку вечную, а праведники в жизнь вечную!».
Все было ясно. Он улыбнулся и махнул головой незнакомцу.
Садись на меня! Ты сильно ослаб и своими ногами тебе не добраться в обитель.
Однако, взвалив на себя незнакомца, он понял, что тот только кажется легким на вид. На самом же деле нищий весил побольше его самого! Это сулило проблемы: ноги вязли в песке, болели и ныли, через некоторое время наш герой осознал, что нужно остановиться и слегка отдохнуть. Но только лишь мысль эта пронеслась в его голове, тут же силы прибавились и Сантьяго почувствовал, что ему стало легче и что он может снова идти. И вот уже на горизонте виднелась обитель. Он шел уверенно, словно не чувствуя ноши. Наверно привык? удивлялся Сантьяго.
Обитель все приближалась, душа согревалась мыслью о встрече с монахами, мыслью об отдыхе и утешении, и Сантьяго даже забыл, о том, кто сидит у него за спиной, как вдруг нищий, всю дорогу молчавший, приказал повелительным голосом. Остановись! Дальше я сам. И помощь твоя мне уже не нужна.
Как знаешь, не оборачиваясь ответил Сантьяго. Слезай! Тут уже близко. А когда придешь в монастырь, умойся как следует, чтобы людей не смущать.
Он даже не понял, как этот бродяга слез с его плеч, но когда обернулся, то застыл в изумлении! Нищего не было. Юноша в белых одеждах стоял перед ним!
Не бойся, Сантьяго! сказал незнакомец, Я твой ангел_хранитель! Благодарю, что помог мне. Будь и дальше так добр ко всем людям, как был добр ко мне в образе нищего. И тогда я буду рядом всегда, и Христос будет рядом, и все небесное воинство. Не бойся того, что ждет тебя впереди. А если будут сомненья, поступай всегда так, как учил тебя старец Никита, сказав это, ангел исчез.
Ошеломленный, Сантьяго еще долго стоял в изумлении, и сердце его трепетало от радости. И тут же ум его стал светел, покоен и чист. Сантьяго вынул из сумки Евангелие, открыл его и снова начал читать:
« В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? читал он. Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них. И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. Итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном. Да, это так! По_другому просто и не бывает, подумал Сантьяго.
И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает. А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его в глубине морской Ибо Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее, продолжал он читать. Как вам кажется? Если бы у кого было сто овец и одна из них заблудилась; то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? И если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти не заблудившихся. Так нет воли Отца вашего небесного, чтобы погиб один из малых сих Тогда Петр приступил к нему и сказал, читал он дальше: Господи! сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз? Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз».
Неужели так просто? подумал Сантьяго. Как же так происходит, что мы много лет ищем истину, временами отчаиваемся, впадаем в уныние, не замечая того, что ответ лежит на поверхности? Но опять же, если все так легко, почему же мы не делаем этого? Почему не служим друг другу? Почему не умеем прощать? Почему пребываем во лжи, стремясь постоянно унизить, обидеть и обмануть тех, кто находится рядом? Почему не умеем любить даже самых родных и дорогих сердцу людей? на мгновенье Сантьяго задумался. Потому что мы любим только себя? Наша гордыня вот причина всех бед! Я одинок, потому что живу для себя. Вот причина страданий!
Старец Никита был прав, когда говорил, что только любовь и служение ближнему может приблизить нас к Богу. «Любовь к людям в том только и состоит, вспомнил он изречение отшельника, чтобы в забвении о себе искать в людях Бога, и в Боге людей. Именно в этом и состоит уподобление Богу (насколько это возможно для смертных): в том, чтобы жить для других.
Монах это тот, кто почитает себя сущим во всех, и в каждом видит себя самого, снова и снова слова старца Никиты всплывали в уме. Блажен инок, который, словно на собственное, взирает на спасение и преуспеяние других. И значит, если сам я причина своих же страданий, то все, что мне нужно для достижения счастья это отвергнуть себя самого и идти по пути совершенства. Лучший способ изменить этот мир самому измениться!»
И он снова обратился к Евангелию:
«Иисус сказал ему, читал он опять, если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за мной».
И тут с Сантьяго случилось то, что случается с теми, кто находится в поисках истины: мысль, которая поначалу поразила его своей простотой, мысль, в которой он сомневался, которой не верил, вдруг предстала пред ним как основание всей человеческой жизни, как несомненная, непоколебимая истина.
Именно так предстала теперь перед Сантьяго эта простая правда Евангелия: Истина отделима от лжи! А человек создан для жизни и блага! А то, что зло только кажется непобедимым, это иллюзия. Зло победимо! Победа над ним лежит через святость, к которой мы призваны нашим Спасителем. И достичь ее можно лишь покаянием, оставлением ненасытной гордыни и прочих страстей, а также служением людям и прощением ближнего.
Как все просто, улыбался Сантьяго.
Он закрыл книгу, но еще долго стоял в изумлении, как будто он был не в силах вместить того, о чем только что прочитал. Сантьяго понял теперь, что больше ему не придется томиться и мучиться от ожидания и поисков смысла, от постоянного выбора жизненной цели, от всего, что терзало душу его и не давало покоя. В этот самый момент он понял, что искомая им и вечно зовущая за собой цель, которую он всегда так страстно искал, попросту перестала существовать. Он понял, что навсегда потерял ее, потерял потому, что обрел настоящую, неподдельную веру. Не веру в себя, но веру в Живого, всегда ощущаемого, Бога Творца. Веру в Бога, которого он искал всю свою жизнь, которого не знал, как найти и только лишь чувствовал, что Он должен быть где_то рядом.
Но теперь Сантьяго не просто узнал, Кто есть Бог! Он пережил встречу с Богом, пережил то, что нельзя уже передать языком человеческим, языком мифов и образов. Так Сантьяго приобрел веру в Христа!
16
А потом, все случилось так, как описано в житии святого Антония N.ского: пробыв несколько дней в монастыре, наш герой вернулся домой, где узнал, что старый Сантьяго скончался и жители стали возвращаться в родное селение. Вскоре он выяснил, что церковь, в которой почивший обнаружил сокровища, уже восстановлена и ее используют по назначению. К слову, когда он первый раз вошел внутрь храма, шла служба, священник читал Святое Писание и звучали слова: « Иисус взял хлеб и благословив преломил и, раздавая ученикам сказал: приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И взяв чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все; ибо сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов».
Услышав эти слова, Сантьяго остался. Затем он исповедался и принял Святые Дары Тело и Кровь Иисуса Христа.
По прошествии времени, он посетил Британские острова. Нашел родственников своего погибшего друга и вскоре вернулся обратно. В течении нескольких дней он привел в порядок дела, продал имущество, разделил вырученные средства, в равных пропорциях, между родственниками, слугами и неимущими, после чего принял монашеский постриг с именем Антоний и удалился в горы отшельником.
Но одиночество его продолжалось недолго. Через несколько лет к нему стали присоединяться ученики: те, кто желал жизни чистой, жизни без суеты и греха, те, кто желал жить по евангелию, а не по страстям этого падшего мира. В результате в тех краях вырос большой общежительный монастырь. Но это была уже совсем другая история.
Свидетельство о публикации №225061501011