Часть 1

        Он увидел его издалека, хотел пройти мимо и подальше стороной. «Бомж», - подумал Касьян, - да и вонючий, наверно. Но тропинка заставила приблизиться к нему, - зимой трудно обойти, не влезая в сугроб.
        Касьян оказался в этой южной части Москвы из-за того, что необходимо было заказать в МФЦ «Мои документы» весьма неприятный документ. Уже когда он заворачивал, решив не смотреть в сторону «бомжа», и поднял взгляд наверх, как непричастный и идущий по своим делам, - всё же невольно повернул голову, рассмотрел. Какая-то истрёпанная шуба, шарф толстый, шерстяной неплотно окутывал его шею и свисал лохмотьями вниз, и бесформенная шапка на голове, борода неухоженная, свисающие усы, сросшиеся с этой дикой бородой. Он и не пошевелился, ни малейшего движения не сделал, даже не полюбопытствовал - кто здесь перед ним проходит. Человек сосредоточенно писал в своей тетради.
   
        Конец февраля принёс оттепель, небольшой плюс, но всё же на улице холодно: февральская сырость не располагала долго оставаться неподвижным. Касьян пригляделся, человек сидел на какой-то седушке, похоже, она была от старого стула. Он положил её на каменной ступеньке лестницы, ведущей в хозяйственное помещение жилого дома; сидел, его колени были приподняты. Касьян, заинтригованный, пригляделся к нему - человек писал увлечённо, сосредоточенно. Тетрадь, классическую, общую, толстую, он держал на коленях и писал. Интерес, интрига, но и в то же время какое-то отторжение испытал Касьян. «Мало ли какие есть сумасшедшие графоманы. Что он пишет? Кому это нужно? И почему он пишет здесь?» - такие мысли промелькнули. Касьян удалялся от него, обернулся: человек также быстро и непрерывно писал, он как будто находился в своём времени и пространстве, только ступенька лестницы соединяла его с этим обычным февральским московским миром.
        «Ладно, у меня своих забот хватает. Странный тип. Бывает. Я сам тоже в странной ситуации. И меня захватил поток событий, про который я не знаю, куда он меня вынесет», - думал Касьян. Но предчувствие возникло нехорошее.

        Касьян продолжал жить в это время как будто по инерции, убеждая себя, что всё хорошо, разлука только началась, и казалось, что вот-вот она должна закончиться. Его жена Кларисса уехала в конце 2021 года в свой родной украинский город, не просто уехала, а как ошпаренная понеслась покупать там квартиру. В её глазах сиял нездоровый блеск, как это бывает у людей, охваченных идеей, трудно осуществимой и поэтому так фанатично охраняемой. При расставании Кларисса одарила Касьяна поцелуем: стоя перед распахнутой дверью автомобиля, который должен был увезти Клариссу через границу, они целовались и не могли оторваться. Водитель стал нервно посматривать, но им было всё равно; такого страстного и самозабвенного в своей открытой нежности поцелуя Касьян не знал даже в минуты их уединённой близости. Как будто она благодарила за всё и извинялась…

        Ещё в начале января Касьян встречался со своим другом, они разговаривали о развивающихся в мире событиях, разделяли тревогу друг друга и понимали, что какая-то развязка должна была произойти. Как говорится: напряжение висело в воздухе. Касьян даже поругался с юристкой, которую перед отъездом наняла жена для того чтобы та провела процесс развода, и потом переслала ей, жене, свидетельства о разводе. Он спросил юристку, находясь в её офисе: «Нельзя ли всё-таки другой способ придумать? Чтобы зафиксировать её недвижимость, которую она собралась покупать только за ней, а не через фиктивный развод». Она с непониманием посмотрела на и сказала, что это самый надёжный случай. «Видите как события развиваются? Война же может начаться!» - пытался добиться понимания Касьян. На что она, повышая голос, сказала, что это всё игры политиков и ничего не будет. Гнев переполнил Касьяна от её глухоты и нежелания оторвать нос от своих дел и посмотреть вокруг, что в мире творится. Он стал с волнением настаивать, чтобы юристка убедила жену не делать этого. Юристка разоралась, что вызовет охрану и выдворит из кабинета.

        Что ж, процесс развода пошёл. Касьян никому не говорил о нём, как они с Клариссой и договаривались. Она просила не посвящать никого, сказала, что как вернётся, то вновь заключим брак, и не нужно остальным всё знать, и даже интересно будет – начнём жизнь сначала. Касьян и сам не хотел говорить об этом даже друзьям, чувствовал, что это будет стыдно, как будто его облапошили.

        Через два дня после визита к юристке, предположив, что процесс ещё не запущен, Касьян написал ей, решив испытать последний шанс: может быть всё-таки стоит позвонить Клариссе и убедить её найти другие способы, а они были. Перед этим Касьян позвонил своему знакомому адвокату, женщине, специалисту по недвижимости. Та долго смеялась, и когда, наконец, успокоилась, пояснила, что сейчас есть законы и способы оформить брачный контракт, по которому никто и никогда не будет претендовать на её недвижимость. Юристка Клариссы ответила коротко, чуть ли не послала его подальше, чтоб не мешал работать, так как он не её клиент.

        А двадцать четвёртого февраля началась война. Все напряжённые предчувствия, все былые неопределённости сошлись и разразились громом бомб и ракет, истеричным лживым воем украинской прессы и западных зачинщиков, которые потирали руки от удавшейся провокации, так долго ими приготовляемой.
При первом после начала войны разговоре Кларисса хоть и была напугана, но выразила радость: «Пусть быстрей Россия нас завоюет и присоединит. Наконец-то будет нормальная страна». Она сказала, что пока звонить не надо, она боится, ходят и проверяют телефоны на предмет – есть ли контакты с Россией. Касьян, как они договорились, писал для неё письма в блокнот, а когда она звонила, говорили очень коротко, не более пятнадцати секунд, он после сразу копировал и пересылал ей письма, иногда, скопившиеся за два-три дня.

        Не всех как его, за исключением тех, кто воевал на фронте и родных военных, так близко коснулась война. Он следил за сводками, утром открывал новостные каналы, как только просыпался, и потом несколько раз за день. Он поражался спокойствию и беспечности граждан, которые продолжали жить как раньше: мужики в электричках хохмили, обсуждали футбольные матчи, женщины сплетничали и развлекали своих детей, а те безобразничали, веселились. Касьяна накрывало возмущение, но умом он понимал, что у всех своя жизнь. Кто как выражал поддержку, он не знал, и не всегда это видно, возможно, остальные люди тоже переживают и делают то, что в их силах для победы России.
Как-то уже в июне, когда стало ясно, что война не на три месяца, он гулял в подмосковном лесу, собирал травы. Кларисса любила иван-чай и всегда напоминала, чтобы он сделал запас. Ожидание вошло в его жизнь, как неотъемлимое состояние. Те добрые слова, которые он передавал Клариссе в письмах, радовали и его, когда она ставила в ответ сердечки и поцелуйчики. К лету стало возможным иногда и поговорить. Видя её звонок, где бы он ни был, какими бы делами не занимался, он извинялся, если общался с людьми, тут же отбегал в сторону и прижимал трубку к уху. И он и она надеялись, что вот ещё чуть-чуть и всё это закончится. Она спрашивала, как там её комнатные цветочки, делает ли он запас трав. И сейчас, после утреннего разговора он шёл в лесу, исследовал новые места.
        Вдруг дорожка, идущая от станции, узкая, долго углублявшаяся в лес, вывела к селу. Вполне благоустроенное село открылось удивлённому взгляду Касьяна. Спокойствие царило здесь: заборчики как это раньше было принято, набранные из штакетника, не скрывали дворы; старушка в светлом платочке сидела на скамейке у своей терраски, по тропинке вдали, не спеша, шли люди. А на краю села необычной формой купола выделялся храм. Табличка оповещала, что этот храм построен на средства офицеров, участвовавших в отечественной войне 1812 года. И здесь в лесу военная тематика не покидала жизнь Касьяна, он и не удивился, а вдохновился: тоже была война, страшная война, но завершилась победой. В храме он спросил служительницу: к какой иконе обратиться и поставить свечку за сохранение жизни и скорейшее возвращение. Та спросила о подробностях и указала на икону; с пониманием и сочувствием посмотрела на Касьяна. Добавила: «Да, всё не просто так. Значит было неизбежно. Вот и архангел Михаил поднял своё небесное войско. Правда за нами. Пусть ваша супруга бережёт себя. Всё будет хорошо».

        Но перед летом, ещё весной, в марте Касьяну вновь пришлось увидеть того самого странного человека, который сидел на ступеньках. Он не называл теперь его «бомжом». А вспоминая его увлечённую старательность, относился к нему с интересом, - не понимал, почему иногда тот возникал в памяти.
        Нанятая Клариссой юристка, влюблённая в свою успешность и в красивую табличку, что висела перед её кабинетом, оповещая всех о том, что здесь сидит именно она, эта особа неправильно оформила доверенность и не могла получить в МФЦ экземпляр Свидетельства о разводе для Клариссы. И попросила Касьяна заехать, взять своё, заказанное и поставить необходимые подписи, чтобы она могла взять своё.
        Охваченный грустными мыслями, Касьян шёл в МФЦ, не обращая внимания на людей вокруг. Он получил свой экземпляр неприятного документа, который и в руки не хотелось брать, засунул фирменный файл в рюкзак и вышел. На пороге остановился, вспоминая, всё ли сделал, да – всё. Две реальности не хотели пересекаться в его сознании: одна – переписка и разговоры с Клариссой, его старание поддержать её, надежды на то, что ещё немного и они увидятся; вторая – простой в своей лаконичности документ о том, что они больше не муж и жена, и даже дата указана, когда именно это произошло. На улице его лицо обласкал тёплый ещё с землистой свежестью мартовский ветерок. Настроение ветерок не улучшил, а только раздражение вызвал – куда все эти весенние порывы девать? Ладно, развод ведь фиктивный, - успокаивал он сам себя.
        Он достал телефон и написал юристке, что всё необходимое сделал. Потом добавил другое сообщение: «Когда вы получите экземпляр для Клариссы, вы как будете его переправлять через линию фронта? Полевой почтой? Или у вас партизаны знакомые есть?» На это сообщение особа не ответила. 
        Касьян вышел на знакомую дорожку, идущую от МФЦ и вдали, у того же дома увидел человека. Тот же Писатель, как сейчас назвал его для себя Касьян, он также сидел на ступеньках, и было видно издалека, что, не поднимая головы, заполнял строки в тетради. Мурашки пробежали по спине, Касьян оглянулся по сторонам в поисках других тропинок, но преодолевая не то брезгливость, не то страх перед чем-то непонятным, вперёд его толкнуло любопытство.
        Он приближался к ступенькам как обычный прохожий, - не единственный же он за весь день мог идти этой дорогой по своим делам. Длинное пальто было распахнуто, открывало грязно-зелёный свитер, человек писал с такой же поглощённостью и, казалось, с равнодушием к остальному миру. Обида ли, надменность ли были причинами его отгороженности? Нет, тот мир, что рождался в его воображении, и который он спешил сохранить в строках тетради, только он был важен ему, даже блестящая весенняя муха, ползущая по бороде не трогала его внимание.
        «Но как же нужно было разочароваться этим, нашим, общим миром? Что же должно было произойти в жизни этого человека, отчего пришлось спасаться или от страха прятаться в свой мир? - размышлял Касьян. – Нет, вряд ли это страх, а скорее полная потеря интереса…» В прошлый раз на нём была шуба, а сейчас пальто, полы которого складками свисали по ступеням, - отметил Касьян. Человек поднял взгляд, что-то непривычное отметило его сознание: обычно все люди быстро проходили мимо, а сейчас не услышал он удаляющийся звук шагов. Касьян и сам не заметил, что встал и смотрел на человека, смотрел, замерев в полуобороте. Только сейчас Касьян столкнулся взглядом с его глазами: тёмно-серого цвета, как мутная вода, его глаза как будто смотрели, но не видели, как будто его внимание с трудом выходило наружу, с трудом покидало привычные ему внутренние глубины, настраивалось на восприятие внешнего. Человек чуть прищурился, муть пропала, появилось внимание.
        - Что надо? Своё уже получил? – прозвучал его голос, хрипловатый, но уверенный. Он спросил это без злости, без раздражения, а просто среагировал.
        Мурашки холодными иголками пробежали по спине Касьяна. На миг его охватило оцепенение. Голос, интонация, взгляд этого уличного Писателя как будто исходили из потустороннего мира. «А почему как будто? Он и живёт отгороженный, как не здесь», - пронеслась объясняющая мысль. Касьян вырвался из оцепенения.
        - Извините, - произнёс он, с усилием воли отводя взгляд от гипнотического, серого взгляда человека, как будто тот имел силу увлечь за собой, в свои мутные глубины.
        Человек не ответил, просто вновь погрузился в написание текста, с едва заметным раздражением чуть сдвинул брови, возвращая себя к прежней сосредоточенности. Касьян не оборачиваясь поспешил к метро.

Продолжение http://proza.ru/2025/06/15/1098