Таежная школа ч 2 глава четвёртая
УТРЕННИЕ ХЛОПОТЫ..
Проснулся я от разговора лесников, хлопочущих у потрескивающего костра и от курканья Варнака, восседавшего на древней сосне. Полежав минуту-другую, сел, потянулся, издав протяжный и громкий зевающий звук, а затем стал обуваться., наматывая на ноги просохшие тёплые портянки. Не успел я завязать оборки на ичигах, как в балаган забежали собаки и стали обнюхивать мои руки и облизывать лицо. Кое-как отбившись от них я на четвереньках выполз наружу, встал и подошел к костру, протянув руки к пламени и наслаждался теплом, перебирая в воздухе пальцами словно при игре на пианино. Солнце ещё не взошло, но его лучи из-за горизонта уже подсвечивали скопившиеся на востоке облака.
Умытая росой тайга источала чудесные запахи многочисленного разнотравья и волшебный лесной воздух проникал в грудь, насыщая всё тело своим ароматом и способствуя прекрасному настроению.
- Ну чё, охотничек, выспался?- спросил Вена, помешивая ложкой варево в дымящемся котелке.-Ты нас ночесь тут чуть было заиками не сделал, когда забазлал во всю голову и на весь балаган. Аж собаки всполошились.
- Кажись, выспался. А что заорал, так это мне сон страшный приснился, будто мёртвый красноармеец просит вернуть ему шинель, из которой мне сшили куртку. Не то бурят, не то-тунгус. А может быть: якут. Одним словом -забайкальский абориген, то есть бывший житель тутошний.
- Во дела! И надо же такому присниться?! А вообще-то кто-то же в той шинели воевал? Поди и в ней свою смерть принял? И сам-то уж в земле давно изопрел, а шинель его тебе служит. Может это его душа с тобой пересеклась и что-то хотела передать. Не зря же старики баяли, что души умерших возвращаются в те места , где появились на свет их хозяева.
- Вот и вернулась в те места откуль родом и жительством её хозяин,- поддакнул Илья, выколачивая о голенище ичига свою трубку.- Он тут поди всю нашу матушку тайгу облазил, а смерть принял на дальней стороне. Сколь мне пришлось похоронить земляков! Костяшек на счётах и тех не хватит! Ну да ладно. Ты, сейчас, паря, следи за огнём и за варевом,-кивнул мне Илья,- а мы гурашка оснимаем, да в потакучи складём.
Так и поступили. Я подбрасывал в костёр сучья и следил, чтобы не пригорело варево из остатков чумизы. перемешанной с кусками мяса и положил под горячие угли несколько картофелин. нагребя сверху кучку горячей золы. Лесники тем временем быстро управились с козликом. Мигом и мастерски сдёрнули с него шкуру, которую Илья со словами: «Хороша барловинка»,*- свернул и положил в перемётную суму. Затем отрезали голову и на пне разрубили её на части, бросив собакам. Несколько рёбер и кусочки мяса с обильными кровоподтёками положили на притолоку, как дань хозяину этих мест, ворону Варнаку. Всё остальное склали в потакучи и подвесили на берёзе. Варнак же спокойно наблюдал с высоты за движением мужиков, слегка наклоняя голову, то влево, то вправо. Казалось, что он спокойно размышляет о том, как будет пировать после нашего ухода и исчезновения ненавистных ему собак.
Неожиданно Варнак поднял голову, встрепенулся, весь как-то вытянулся, качнулся, приглушенно каркнул и уставился по направлению к вершине долины, повернув туда свой клюв. Меня разобрало любопытство и я стал внимательно за ним наблюдать. Вот он снова подал голос, но уже не каркнул, а громко куркнул, вложив в этот звук интонацию тревожного ожидания. Затем взлетел и уселся на самой вершине другой сосны, росшей выше по склону увала и продолжал оттуда наблюдать в том же направлении.
- Чё же, паря, он этак зашебутился-то?-сказал Вена, отходя от берёзы с подвешенными на ней потакучами.- Никак кого-то учухал?
- Стало быть учухал! Он, паря, зазря суетиться не будет. Как-никак, а он тут хозяин,-ответил Илья.
И тут до моего слуха донеслось слабое и жалобное воронье карканье, всё усиливающееся по мере приближения. Вскоре мы увидели трёх ворон, летевших с вершины долины. Летевшая впереди беспрерывно издавала жалобные звуки, напоминавшие не столько карканье, сколько крики галок: «ка-ка». Сопровождающие вороны изредка покаркивали: «кар-кар», словно пытались её успокоить. И тут наш Варнак вспорхнул и полетел навстречу, издавая куркающие звуки и как только подлетел к ним, то они все закружились в общей карусели и загалдели. Но вскоре беспорядочный галдёж прекратился и картина приобрела упорядоченный характер. Только одна ворона подавала своё жалобное «ка-а, ка-а», а Варнак её выслушивал , как арбитр, изредка вставляя своё: «кур, кур». Затем все полетели туда, откуда прибыла эта, с позволения сказать, «ущемлённая в своих правах делегация». Как и положено в вороньей иерархии Варнак летел впереди и выше остальных и вскоре они исчезли за пределом видимости.
- Ну, паря, сейчас будут дела! Кое с кого полетят перья!,-взбодрился Илья.-Это ж надо было лететь именно сюда жаловаться на своих обидчиков, да именно к Варнаку, как к старейшине рода. Он тута для них и Царь , и Бог и воинский начальник.
- Стало быть, они знали где он находится и полетели за защитой именно сюда, а может летели наугад , пока на кого не наткнутся,- вставил я.
- Э-э, паря, у них тут особая связь промеж собой. Каким-то чутьём знают: кто где обитает. Без всяких там раций и телефонов. То же, что и у тунгусов. Те по разным заметкам на деревьях, да на скалах в любое время знают: где кого искать, а вот мы иной раз в одной деревне не можем найти друг друга. И всё от того, что понемногу утрачиваем связь с природой. Вот так-то, юноша! Запоминай и мотай себе на ус. Однако, завтракать пора. Вона, займись-ка котелком с варевом, покуль оно не уплыло!
Взошло солнце и заиграло своими лучами на вершинах деревьев. Как-то по-другому стали доноситься , а скорее всего, восприниматься лесные звуки. Да и облака изменили своё направление. Ветерок тянул в одну сторону, а они плыли в противоположную. Так почему-то бывает только после Ильина дня.
Тем временем варево было готово и я снял котелок с костра и поставил рядом, повесив на таган манерку с чистой родниковой водой. Мужики сходили к ручью и умылись, а заодно обмыли топор и ножи и, вернувшись на табор, стали готовиться к завтраку, а я побежал к ручью и с превеликим удовольствием умылся прозрачной холодной водой. Собаки на этот раз не сопровождали меня, а лежали у зимовья и грызли кости гураньего черепа.
Завтрак был обильным и сытным. Мы уплели часть мяса с чумизной кашей, запивая чаем заваренным чабрецом, а испеченную картошку довершали уже с трудом. Я свою вторую картофелину положил в карман, чтобы в дороге с усталости съесть её вместе с диким луком.
Сразу же после завтрака стали собираться в дальний обратный путь. Завьючили отдохнувшего Гнедка. равномерно распределив груз по его бокам. Залили водой костёр. Вена дважды обошел вокруг зимовья, чтоб убедиться, что всё в порядке, что ничего не забыли. Илья стал хлопать себя по бокам и карманам, бормоча:
- Паря, поколь собирывался , куды-то кисет запетяркал, что теперя и семью собаками не сыщешь. В балагашке надоть пошарить, только тамака мог обронить, - после чего заполз на четвереньках в наш утанчик и вскоре выполз оттуда с кисетом в руке и с добродушной улыбкой на лице.
На сборы ушло не более получаса. Пять минут посидели у залитого кострища и, накинув на плечи ружья, двинулись в путь, промолвив, как всегда, традиционное: «С Богом!» Первым шел Илья, за ним Вена с Гнедым в поводу, а я замыкал шествие, выполняя ответственное поручение - следить, чтобы с Гнедка что-нибудь не сорвалось. Собак на этот раз привязывать не стали и они спокойно бежали рядом со мной.
Когда тропа повернула влево в прохладный распадок и мы ещё не скрылись в его растительности, как раздалось курлюканье ворона, летевшего с вершины долины в сторону зимовья. Несомненно, это был Варнак. Совершив в нашу сторону зигзаг, он своим булькающим голосом сообщил, что у него всё в порядке и он желает нам счастливого пути. Илья помахал ему сошками и крикнул: «До встречи, халан!» Потом, приопнувшись, произнёс
- Видать, разобрался, чо к чему . Теперя к зимовью полетел. Попирует на объедках, если только кукши уже не подчистили.
- Оно, навроде бы так,-поддакнул Вена.
Далее мы шли молча, потому что при подъёме в гору разговор мешает дышать в полную грудь..
Свидетельство о публикации №225061501387