Очарованная небом. Изгой

Все права защищены. Любое использование материала данной книги, за исключением ознакомительного отрывка, без разрешения правообладателя запрещается.



Таким, как ты, не место среди нас.
Такие заслужили лишь презренья.
Покуда можешь ты, беги подальше с глаз.
Рука не дрогнет, больше нет сомненья.
Не верьте демону с наивными глазами.
Душа твоя черна, подобна яду.
Пусть соловьём ты заливаешься мольбами.
Но смерть тебе — достойная награда.




Эпилог

В ночь со второго на третье число последнего весеннего месяца сонная, тихая деревушка Линорра, что была вплотную к Горе, оказалась лишена сна. Всё началось с того, что около полуночи по размытой затяжным дождём дороге на всех порах, громыхая, пронеслась повозка.
— Здесь! Стой! — громко крикнула пассажирка вознице. Тот на полном ходу остановил взмыленных лошадей.
Женщина поспешно перекинула через плечо тряпичную сумку и спрыгнула в грязь.
— Только бы не опоздала, — бормотала она, подобрав юбку и спешно пробираясь по жиже к деревянной калитке.
— Э! Бесовка! — грубо окликнул её возница. — Ты платить-то когда будешь?
Молодая черноволосая женщина обернулась и одарила его таким взглядом, что возница поёжился.
— Жди. Скоро назад поедем.
Возница пробурчал что-то невнятное, поглубже закутался в плащ от пронизывающего сырого ветра и с недовольной физиономией откинулся на козлах.
В тот момент, когда женщина вошла во двор, из дома донёсся такой дикий вопль, что забрехали все окрестные собаки. Задрав длинную юбку, она, как могла быстро, побежала по скользкой грязи, вперемешку с птичьим помётом.
В сенях гостья столкнулась с хозяином дома — мужчиной темноволосым, ростом выше среднего, худым, довольно потрёпанным, но пока ещё крепким.
— А ты... откуда взялась? — уставился он на неё.
— Для начала здравствуй, Аргус, — женщина наспех скинула грязные хиги и поочерёдно ополоснула каждую забрызганную грязью ногу в ведре, стоящем для этого у входной двери.
— Генера не обрадуется тебе, Раетта, — мужчина попытался обойти её, но угодил ногой в ведро и громко выругался.
— Да ты пьян! Иди умойся холодной водой, Аргус. От тебя разит, как от выгребной ямы. Даже не вздумай подходить в таком состоянии к ребёнку.
— Да откуда ты вообще знаешь про ребёнка?! — в сердцах крикнул он. — Кто тебя сюда звал?!
Женщина лишь кратко улыбнулась.
— Лучше моли Заступницу, чтобы дочка родилась живой.
— У меня сын будет, — промямлил мужчина, выходя босиком во двор.
Гостья ничего не ответила, наблюдая, как брат, шатаясь, шлёпает по грязи, и направилась в сторону комнаты, откуда только что донёсся ещё один вопль роженицы. Подходя к двери, она случайно увидела в углу за тумбочкой мальчика лет трёх. Он сидел и плакал, зажав ручками уши. Женщина очень спешила и уже потянулась к дверной ручке, но в последний момент отдёрнула руку и подошла к ребёнку.
— Вейго, милый, — она опустилась перед ним на колени. — Ты что здесь делаешь?
— Мне страшно, — навзрыд прошептал мальчик. — Мама кричит уже так долго. Она умирает?
— Нет, маленький, — женщина заботливо улыбнулась и поцеловала ребёнка в лохматую каштановую шевелюру. — У тебя скоро родится сестрёнка. Это огромное счастье, понимаешь? И ты должен пообещать мне, что всегда будешь её защищать.
— Сестрёнка?
— Да, и ей нужна будет защита старшего братика. Ты же справишься?
Мальчик неуверенно кивнул. Женщина погладила его по голове.
— Иди в свою комнату и ничего не бойся. Скоро ты увидишь и маму и сестрёнку. Я тебе обещаю.
Мальчик шмыгнул носом, утёр кулачком слёзы, поднялся и, пробежав по коридору, исчез за дверью своей комнаты.
— Помоги мне, Пречистая. — Гостья глубоко вздохнула и вошла в спальню.
На окровавленной простыне вся в поту лежала молодая женщина с выпученными от ужаса глазами, бесцельно смотрящими куда-то в потолок. Её длинные волосы лохматыми змеями расползались по мокрой от пота простыни и казались неестественно чёрными на фоне мертвенно-белой кожи. Около неё суетилась сгорбленная старая повитуха, по виду абсолютно растерянная.
— Ты зачем пришла, бесовка? — сурово прошипела повитуха.
— Помочь хочу, родня моя, — невозмутимо ответила гостья. — Давно она мучается?
— Вторые сутки разродиться не может, — повитуха взглянула на роженицу как на покойницу. — Такая сильная девка. Убей, не пойму, в чём дело. Хоть бы саму спасти, ребёнок-то давно уж помер, поди. Резать бы надо, только не вынесет она. Помрёт.
— Не помрёт, — женщина засучила рукава по локоть, достала из сумки сушёную траву, перемолола её ладонями в пыль и посыпала на голый живот роженицы, шепча что-то, известное только ей.
— Это ты чего удумала, ведьма?! — гневно крикнула повитуха, пытаясь ухватить ту за руку.
— Будешь мешать, вот тогда умрут и мать и младенец, — жёстко ответила женщина.
— Да пусть лучше помрут, чем отрекутся от Хэо твоей поганой магией!
От колючего взгляда ледяных синих глаз повитуха вздрогнула и отшатнулась.
— Да чтоб ты провалилась! — сплюнула она, из комнаты не вышла, но и мешать не стала.
— Раетта? Я-то думала, это бред мой, — внезапно глаза роженицы округлились, она приподнялась на локтях, но от боли снова закричала и упала на постель.
— Успокойся, Генера, я здесь, чтобы помочь твоей девочке родиться, — ласково ответила женщина.
— У меня сын! Убирайся! Не прикасайся к моему ребёнку, ведьма! — с усилием выкрикнула та и рухнула на кровать без чувств.
— О Пречистая Хэо! Прими её душу в свои Сады, — затараторила испуганная, белая, как моль, повитуха.
Женщина гневно глянула на неё.
— Что ты несёшь, старая дура?! — прошипела она. — Нельзя хоронить живых раньше срока! Иди в угол и стой молча, что бы ни увидела. Не будешь мешать, спасу обеих. А ляпнешь хоть слово — смерть их на твоей совести будет!
Повитуха ничего не ответила и, точно ожившая статуя, попятилась от кровати. Раетта положила одну руку на ледяной, вспотевший лоб роженицы, вторую на её огромный живот, закрыла глаза и принялась без остановки шептать. То и дело она отнимала руки, и тогда вздрагивало пламя свечей в комнате. Она всё сильнее нажимала на живот, всё громче шептала, до тех пор, пока, наконец, её голос не перешёл в крик, а рука не провалилась сквозь кожу, как горячий нож сквозь масло. Одним движением ведьма вынула ребёнка, не повредив кожи на животе. Девочка была крохотная и серо-синяя, точно покойник. Чёрные волосики прилипли к маленькой головке. Она не кричала и не шевелилась. Ведьма положила ладонь ей на лицо и полностью окунула ребёнка в ведро с водой, продолжая шептать. Вмиг пламя свечей взметнулось к самому потолку, осветив комнату, точно солнце среди ночи, а затем погасло. Женщина аккуратно вынула ребёнка из ведра. Едва его головка оказалась над водой, раздался оглушающий детский крик.
— Зажги свечи, повитуха, — тихо сказала она, поцеловала кричащего ребёнка в лоб и с улыбкой добавила: — Сильная девочка. Никогда не сдавайся.
Девочка с белыми, как снег, волосами, сразу успокоилась и теперь с интересом рассматривала окружающий мир ярко-синими ледяными глазами. За окном застрекотали кузнечики, тихонько колыхались мокрые от дождя колокольчики, а в углу комнаты молча стояла поседевшая повитуха.

1 глава

Меня зовут Сейлиндейл. От моего имени веет тиной и холодом, и оно под стать моему миру, который лишён красок и тепла. Вам бы здесь точно не понравилось. Я никогда не видела солнца, луны и звёзд. Я наблюдала их лишь на картинках книг и в своём воображении, когда редкие путешественники или торговцы проезжали через нашу деревню. Над моей головой только Гора, уходящая в бесконечность, и вечные серые тучи, скрывающие её вершины.
Линорра — самая сырая деревня за Горой. Дожди здесь идут почти ежедневно, тёплые, затяжные и опостылевшие всем до дрожи. Кажется, скоро я покроюсь плесенью и сгнию, как деревянный забор перед домом Марси. Кстати, именно поэтому в Линорре все дома каменные. Естественно, тоже серые. Прямо как небо, Гора и моя жизнь.
Больше всего на свете я хотела бы сбежать из этой сырости и перебраться хотя бы в Оргун или Тинбарру. В самом деле, кто по своей воле захочет жить там, где даже мухи давно сдохли. Одним мокрицам раздолье. Фу, мерзость, аж мурашки по коже!
Увы, моя деревня отрезана от мира замкнутой горной цепью — Безымянной горой. Сбежать отсюда можно только по воздуху. На драконе. А их в Линорре не водится. Резонно. Будь я драконом, тоже бы сюда не сунулась.
Я ждала этого дня с трепетом и волнением. Сначала я считала месяцы, потом недели и, наконец, дни. А накануне и вовсе заснула лишь под утро, всё время прокручивая в мыслях, как хорошо покажу себя на смотре. Мама говорила, что если я буду стараться больше всех, меня заберут во дворец, в Ардалию за Горой, и моя жизнь станет совсем другой. Какой, она не сказала, но в силу возраста я и не задумывалась об этом.
Спросонья я сладко потянулась и зевнула. На улице было слишком громко даже для ярмарочного дня. Но ведь ярмарка прошла вчера… Минутку! Сегодня день смотра! Вечно я со сна туго соображаю. Так, я готова! Наверное…
Протерев глаза, в полумраке комнаты я разглядела шкаф, из-за неплотно прикрытой дверки которого торчал подол моего нового белого платья. Мама купила его вчера для особенных случаев. Таких, как день смотра.
Вдруг в комнату ветром влетела мама. Увидев меня сонную в кровати, она вспыхнула, как сухая трава от искры.
— Сейлиндейл! Почему ты ещё спишь?! — уперев руки в бока, крикнула она. — А ну-ка живо вставай и приведи себя в порядок!
Я послушно слезла с кровати, хотя мягкая, нагретая за ночь перина так и манила меня обратно. Но когда мама на взводе, с ней лучше не спорить. А заводилась она в моём присутствии всегда с пол-оборота. Иногда мне казалось, что её раздражает во мне абсолютно всё: то, как я говорю, как хожу, что делаю. Больше же всего ей не нравилась моя внешность. Нет, я не была дурнушкой, напротив. Но мои светло-русые, почти белые, волосы и ярко-голубые глаза, взгляд которых она не могла спокойно выносить... Она стыдилась, что родила ведьму. Чего уж говорить, я вообще должна была родиться темноволосым мальчиком. И мне об этом напоминали при каждом удобном, да и не очень, случае.
Моя внешность совсем нетипична для жителей Горы, да и Ясных земель тоже. Мама говорит, это потому что меня сглазили при рождении, а соседи давно уже считают, что я стану злой ведьмой — бесовкой. Порой мне хочется оправдать их надежды и напустить на кого-нибудь заворот кишок да мощную отрыжку. Только вот, я не умею.
Мама быстро, но аккуратно достала из шкафа моё новое платье и положила его на стул.
— Вейго давно уже встал. Неужели тебя совершенно не заботит, что сегодня решается ваша с братом судьба? — и, не дав мне что-либо ответить, снова прикрикнула: — Ну чего стоишь? Умывайся, дуреха!
Я выбежала во двор прямо в ночной рубашке, едва нахлобучив старые хиги. Высокий каменный забор защищал наш маленький двор от ветра, но я всё равно поёжилась. Прохладно и пасмурно. Зато бодрит.
Хлюпая по грязи, я обошла чем-то недовольных гусей и умылась из корыта под окном. Ледяная вода окончательно пробудила меня.
— Ну что за копуша такая! — мама уже стояла на пороге. — За что мне это наказанье, Пречистая Хэо? У всех дети как дети, а у меня сонная муха! Да как ты работать-то во дворце будешь? Ты же спишь на ходу! Ох, отсекут пустую голову да пришлют мне посылкой. Вот стыдоба-то будет!
Я вбежала в дом. Мама стащила с меня ночную рубашку и натянула новое платье. Из белоснежного мягкого льна, с длинными свободными рукавами и широким, расшитым орнаментом, поясом василькового цвета. Таким же орнаментом были расшиты манжеты и воротник. Оно сразу же мне понравилось.
После минут пять мама больно продирала гребнем мои непослушные, спутавшиеся волосы и грозилась остричь меня наголо. Я уже тогда знала, что это пустые угрозы. Волосы для женщины Линорры — главное украшение. Если ко дню, когда девочка созреет, у неё не будет косы до пояса, ни один приличный мужчина на ней не женится.
Мама продолжала что-то недовольно бубнить, а я всё думала, где Вейго. На днях он вырезал рукоять для ножа из ветки ивы, растущей на берегу Гнилого озера. Только самые смелые мальчики отваживались ходить в пещеру к озеру, и мне, конечно, льстило, что мой брат из таких. Хотя я всё равно отругала его. Нельзя туда ходить! Говорят, там привидения.
— Мама, а где Вейго? — спросила я.
Что если он опять пошёл к болоту?
— Давно уже готовится к смотру, не то, что ты, — буркнула она. — Не гневи Заступницу, сиди и не дёргайся.
Не знаю, как насчёт Заступницы, а вот маму гневить точно не стоит.
Наконец, мои волосы были причёсаны и разложены по плечам, пояс туго завязан спереди, а ноги обуты в до блеска натёртые хиги. Я стояла перед зеркалом и нравилась сама себе. Только в дни больших праздников девочкам и незамужним девушкам разрешалось распускать волосы.
— Мам, я красивая? — спросила я, с улыбкой разглядывая себя в зеркале.
— Красивая, — небрежно ответила она. — Поторопись. А то пропустим представление перед смотром.
Я с трепетом выдохнула. Пора. Для меня сегодня двойной праздник. Я выхожу в люди. Из-за моей бесовской внешности мама старалась как можно реже выпускать меня за двор. Зачем лишние пересуды от соседей? На редкие вопросы отвечала, что я слабая и болезненная. Я обижалась. Но раз мама сказала, куда деваться? Я надеялась, что если буду вести себя хорошо, она будет любить меня больше.
До шести лет моей единственной подругой была белая корова Бурёнка. В её хлеву я проводила всё свободное от работы по дому время. А ещё играла с Вейго. Пожалуй, он единственный, кто по-настоящему любил меня в этой семье.
Вейго был старше меня на три года. Он рос крепким и смышлёным мальчиком, смелым и ни разу не послушным. Но маму это не смущало. На моём фоне Вейго казался ей просто идеальным, и она закрывала глаза на его проделки и шалости.
Именно Вейго впервые тайком вывел меня за забор на улицу. Мне тогда было семь лет. Помню, с каким удивлением я шла по нашей улице, разглядывая дома соседей, деревья, повозки, запряжённые лошадьми и прохожих. Конечно, я и раньше пыталась выбраться со двора, но мама запирала калитку на ключ, а забор был таким высоким, что даже с табуретки невозможно было ничего увидеть за ним. Разве что в щель в заборе, но разве там разглядишь что-то?
В тот же день, когда Вейго вывел меня за ворота, я познакомилась с Марси Ояр. Она оказалась нашей соседкой и моей ровесницей. Мы подружились и с того дня много времени проводили вместе. Мама бы, конечно, запретила, но Марси сразу познакомила меня со своими родителями, а те задались вопросом, почему здорового ребёнка держат взаперти? После этого мама сдалась и разрешила мне выходить на улицу. Это был невероятно счастливый день! Отныне я могла гулять и играть с братом и Марси там, где пожелаю. Конечно, после того, как выполню всю домашнюю работу. А мама старалась нагрузить меня посильнее. Опять же — меньше буду мозолить глаза порядочным людям.

***

Мы вышли во двор. Мама подобрала расшитый подол юбки, дабы не запачкать в вечной линоррской грязи, и бросила мне, не оглядываясь:
— Смотри, платье не забрызгай! Не топай ногами по лужам!
— Поняла, не маленькая, — пробубнила я, перешагивая лужу.
Я заметила, что мама и сама нарядилась. Наверно, этот белый сарафан с красным кружевным воротом она тоже купила вчера на ярмарке. Замужним женщинам распускать волосы было непринято, потому мама заплела их в две косы и каждую обернула вокруг головы. Наверняка, в своё время к маме очередь из женихов стояла, ибо красотой волос Пречистая её не обделила. Каждая её чёрно-соболиная коса была толщиной в кулак и теперь, украшенные красными лентами, они смотрелись просто бесподобно.
Оказавшись за забором, мы встретились с Марси и её родителями. Она была в новом платье точь-в-точь как моё. Наверно, других на ярмарке не продавали. Я помахала ей, она улыбнулась и помахала мне.
— Живее давай! — мама потянула меня за собой. — Отец будет в ярости, если не успеем к началу. — И помни, веди себя скромно, на вопросы отвечай коротко. Ох, не смутила б их твоя внешность…
Мама задрала подол до колена, и мы побежали вдоль заборов там, где было посуше. Голые мамины ноги были забрызганы грязью, зато подол оставался чистым. Мне показалось это неприличным, ведь мама сама всегда говорила, что приличная женщина не должна показывать даже голой ступни в присутствии посторонних. Но, видимо, бывают моменты, когда правила идут лесом.
Марси и её родители бежали по другой стороне дороги. Они обгоняли нас, и вредина Марси показала мне язык. Ну, погоди, я тебе это припомню! Я хотела ответить ей тем же, но споткнулась и шмякнулась прямо в грязь, а мама, не успев остановиться, ещё и протащила меня волоком по земле.
— О Пречистая! За что мне это наказанье?! Где твои глаза?! На жопе, что ли?! — мама подняла меня и, отвесив обидный подзатыльник, снова потянула за собой.
Через несколько минут мы таки были на ярмарочной площади. Мама грубо толкнула меня за пустые деревянные бочки около таверны. Я едва снова не упала, но врезалась спиной в одну из бочек.
— Стой здесь, наказанье! Упаси тебя Хэо выйти, пока я не позову, — пригрозила она. — Ох, Пречистая, что люди скажут? Генерина дочь как свинья пришла. Да поможет нам Хэо, не станут смотреть девок. Сразу, как начнётся смотр мальчишек, быстро беги к лошадиной поилке и замой грязь. И чтоб тебя никто не видел. Ты поняла меня?
Я сверлила глазами каменную мостовую под ногами.
— Поняла, я спрашиваю?!
Я кивнула. С разозлённой мамой спорить себе дороже. В деревне за ней давно закрепилась слава гром-бабы. Той самой, которая и коня на скаку остановит. Причём, маме даже не придётся его ловить. Она просто глянет пристально, по своему обыкновению сложит крепкие руки на широкой груди, и конь сам встанет. От греха подальше. Иначе потом хуже будет. Потому и папа с мамой пререкаться не любил. Не знаю, чем она стращала его, но вот мне частенько прилетало розгами.
Стоя за бочками, я с завистью и досадой рассматривала толпу на площади. Сегодня здесь собралась вся наша деревня, приехали жители соседних Оргуна и Тинбарры. Такие все красивые, весёлые, а я — как ведьма с болота. Этот день должен был стать праздником, а превращался в кошмар!
Площадь представляла собой квадрат длиной примерно в триста шагов, её окружали двухэтажные постройки: таверна, дом лекаря, казарма и торговые лавки. Вся площадь была вымощена камнем, потому здесь подолов никто не задирал, и никто не смотрел под ноги, дабы не наступить в коровью лепёшку. Люди громко разговаривали, кто-то смеялся, кто-то ругался. Но, мне всё же показалось, что они чем-то встревожены.
— Эй, Сейлин, ты чего там делаешь? — Марси стояла за моей спиной. Она окинула меня насмешливым взглядом. — Ну, ты и растяпа. Новое платье в коровьем говнище!
— Это просто грязь, овца, — насупившись, фыркнула я. — Если б не ты, я бы не упала.
— Да уж как же!
Довольная физиономия Марси так и напрашивалась на грязевую лепёшку. Вместе позор пережить легче.
— Выходи, чего теперь тут прятаться?
— Мама сказала, чтобы я стояла тут, — я бросила недовольный взгляд на своё красивое грязное платье и опустила голову. — Ей за меня стыдно.
— А как же принц тебя увидит?
— Какой ещё принц?
— Принц Йерран, младший сын короля Вайрона.
— Что вообще принц забыл в нашей глухомани?
— Не знаю, мне не рассказывали.
— Не хватало ещё, чтоб он меня вот так увидел, — я демонстративно растянула свою замызганную юбку.
— Да ладно, тоже мне, проблему нашла, — Марси взяла меня за руку и потянула за собой. — Пойдём, помоем тебя. Там огнеплясы выступают. И лично я не хочу всё пропустить.
Я не стала сопротивляться и, увлекаемая Марси, пошла за ней сквозь толпу. Замыв в корыте моё платье, мы обе остались более или менее довольны результатом и собирались пойти смотреть на огнеплясов, как вдруг по площади прокатился неслыханный прежде рёв, сменившийся криками перепуганных женщин.
— Дракон! — пролепетала Марси, до боли впившись ногтями мне в руку.
— Ай, — пискнула я, отдёрнув руку.
— А если он нас всех сожрёт? Или поджарит? — Марси испуганно вертела головой. — Или поджарит, а потом сожрёт?
— Вот почему у тебя всего два варианта? Подумаешь, дракон, — хмыкнула я. — Тут и без нас есть, кого жрать. Один вон Оральд чего стоит. Его сожрёт, и наестся на неделю!
Марси засмеялась, наверняка, представив, как толстенькие короткие ножки Оральда исчезают в зубастой пасти. Хотя, учитывая, каким жирным был Оральд, он имел все шансы застрять в драконьей глотке. Бедняга дракон, наверняка, не знал, во что ввязывается.
— Я хочу посмотреть на этого дракона.
— Ты не боишься? — Марси опять выглядела испуганной. На её побледневшем лице даже всегда яркие веснушки побелели.
— Пока не знаю. Приду и расскажу.
Если, конечно, дракон не оттяпает мне ноги. Марси сложила руки на груди.
— Да ты сама забоишься! Никуда ты не пойдёшь!
А это уже вызов!
— Спорим на пять щелбанов?
Я показала Марси язык и поспешила в ту сторону, откуда донёсся рёв. Сколько себя помню, мне всегда хотелось посмотреть на настоящего живого дракона. Однажды папа взял меня с собой в соседнюю деревню. Оргун был значительно больше Линорры. В нём находился самый большой в Горе рынок. Все торговцы из Ясных земель на своих драконах привозили сюда товар. Но, то ли драконы прятались от меня, то ли я просто такая невезучая — мне так и не удалось увидеть ни одного из них.
Зато в тот день я познакомилась со своей тётей Раеттой. По дороге в Оргун папа рассказывал мне, что если бы не она, и я и мама просто бы погибли. Но Заступница послала её нам на помощь. Только вот помощи мама совсем не оценила. Она говорила, что это ведьма испортила меня. Якобы повитуха видела, как мои чёрные от рождения волосы побелели в воде. По-моему, так не бывает. Но вот глаза у тёти Раетты были точь-в-точь как мои. А то, что она была ведьмой, папа не отрицал. Только у ведьм могли быть такие глаза, как у меня и тёти.
Тогда я жутко боялась бесовок и того, что и мне уготована такая судьба — мама причитала, что таких не берут замуж, что их презирают. Папа же говорил, что тётя Раетта не бесовка, а целительница. Только кого же волновали такие мелочи? В деревнях, вроде нашей, всех, кто внешне чем-то отличался, называли бесовками.
Тётя действительно оказалось очень милой. Но вот перспектива остаться в девках очень пугала меня в детстве. Если б я тогда знала, что это меньшая из моих проблем...

***

«Где же может быть дракон?» — думала я, пробираясь сквозь народ на площади.
— Глянь, Генера свою бесовочку притащила.
— Она, что, надеется, что её во дворец возьмут?
Кто это говорит? Тут столько народу!
— А куда её девать? Замуж её не возьмут, а чего зря лишний рот кормить?
— Ну, так-то оно да.
В силу возраста я не всё поняла из слов тех женщин. Да и не до того мне было. Я искала дракона!
Я быстро обогнула всю площадь, но дракона так и не увидела. Куда он, интересно, делся? Если мама узнает, мне влетит. Но с другой стороны, когда я в следующий раз увижу дракона? Только через семь лет, если меня не выберут, и если принц снова почтит нашу глушь своим визитом. Нет уж, столько ждать я не собираюсь.
Внезапно передо мной возникла тощая сутулая фигура учителя Прауса. В выходном картапе с пышной горловиной с рюшами, со своим крючковатым носом он стал похож на надутого, но слегка недокормленного индюка. Привычным важным жестом он поправил очки на носу и строго взглянул на меня.
— Сейлиндейл Мар? Ты почему одна? Почему ты не на представлении? — гнусавым голосом спросил он.
— Я... я как раз туда бегу, — растерянно пролепетала я.
— Что с твоим платьем? — брезгливо осматривал он меня. — Куда только смотрит твоя мать?
Небрежно двумя пальцами он поднял прядь моих волос.
— Почему волосы не расчёсаны?
— Они расчёсаны! — возразила я. — Просто распущенные, а распущенные всегда путаются!
— Не сметь! — худое лицо учителя Прауса побагровело, он схватил меня за руку. — Совсем стыд потеряла, негодница! Я скажу твоему отцу, чтобы как следует выпорол тебя! А лучше сам отхожу розгами!
Вырвав у него свою руку, я побежала прочь. Учитель что-то кричал мне вслед, но я предпочла не слушать. Догнать, он меня не догонит. Ему бегать не по статусу, он же учитель.
Остановилась я лишь у ворот конюшни, чтобы отдышаться. Задержись я там ещё немного, учитель Праус мог бы выпороть меня прямо там, на глазах у всех. Однажды он уже ударил меня клюшкой за сущую ерунду. Нога болела неделю, а синяк проходил ещё дольше. И никто из родителей никогда с ним не спорил. Наверняка, он пожалуется отцу, как обычно всё преувеличит, расскажет, как неуважительно я с ним говорила, и отец поверит. Хорошо, если лишат ужина, хуже, если заставят чистить хлев, и совсем не хотелось бы думать о порке.
Вдруг за дверью конюшни что-то фыркнуло и отвлекло меня от неприятных мыслей. Не знаю, что это было, но на лошадь не похоже. Так фыркнули бы хором десять лошадей или даже двадцать. Осторожно приоткрыв скрипучую деревянную дверь, я заглянула в конюшню и обмерла. Он стоял в проходе между стойлами, огромный, до потолка ростом. Святые ёжики! Это дракон! Настоящий королевский дракон в золотой сбруе! Его гладкая чешуя сверкала и переливалась синим металлическим блеском, точно она была литая. Длинная крепкая шея гордо изгибалась, заканчиваясь под сводом деревянной крыши остромордой змееобразной головой с гребнями по обеим сторонам. Сильные перепончатые крылья были сложены за спиной, как у птицы, и если бы дракон захотел расправить их здесь, то ничего бы не вышло — конюшня была слишком тесной для этого.
Наверное, дракона спрятали сюда, чтобы поберечь нервы сельчан, заранее выведя всех лошадей, дабы не сожрал или не выпугал до смерти.
Увидев меня, дракон дыхнул паром и ударил шипастым хвостом по полу, подняв столп пыли. Я смотрела на него как на чудо, а он в свою очередь рассматривал меня, наверно, оценивая, друг я или враг. Сожрать или оставить. Любопытство взяло верх над страхом. Очень медленно я вошла в конюшню и закрыла за собой дверь. Дракон повернул голову сначала на один бок, затем на другой. Похоже, ему тоже интересно, зачем я сюда припёрлась.
— Привет, — тихо сказала я, улыбнувшись дракону, и помахала ему рукой.
Дракон лишь моргнул змеиным глазом. Я сделала шаг в его сторону. Затем медленно ещё один, как вдруг дракон заревел так, что я упала на пол и зажала уши.
— Шаккар, назад! — Кто-то встал прямо передо мной, но я боялась поднять голову. — Успокойся, мой хороший. Эта девочка тебя не обидит.
Чего? Это я его не обижу? Я подняла голову и увидела начищенные до блеска чёрные кожаные сапоги. Этот человек пришёл сюда не на своих двух по нашей линоррской грязи.
Я решилась и посмотрела вверх. Передо мной стоял юноша немногим старше моего брата. На нём был надет яркий синий костюм. Широкий кожаный пояс подчёркивал стройную фигуру. Приталенный бархатный картап пересекала атласная золотая лента, точь-в-точь как его золотистые волосы. Юноша улыбнулся мне и помог встать на ноги, придержав под локоть.
— Не бойся, девочка, Шаккар сам тебя испугался, — ласково проговорил он.
Наверно, у меня сейчас жалкий вид. Одно только мокрое платье с грязными разводами и налипшей соломой чего стоит. И, тем не менее, он не побоялся испачкаться и не побрезговал дотронуться до простолюдинки. Я смущённо улыбнулась и сразу отвела взгляд. На господ таращиться нельзя.
— Как тебя зовут? — спросил юноша.
— Сейлиндейл Мар, господин, — неуверенно ответила я.
— Не бойся меня, я тебя не обижу, — сказал он приятным голосом. — И Шаккар тоже. Королевские драконы не обижают детей.
— А я уже не ребёнок. Мне одиннадцать лет, — несколько обиженно взглянула я на незнакомца.
Он по-доброму улыбнулся и чуть задумчиво добавил:
— Какие у тебя красивые глаза, Сейлиндейл Мар. Я никогда таких не видел.
Мне стало очень приятно, хотя и неловко.
— Все говорят, что у меня глаза бесовки, и это дурной знак. Никто не считает их красивыми.
— И много в твоей деревне видели бесовок? — усмехнулся юноша.
Я пожала плечами.
— Вот что, солнышко, я видел немало женских глаз, — сказал незнакомец, — и поверь мне, когда ты подрастёшь, ты и впрямь будешь околдовывать мужчин взглядом.
— Я вас не понимаю, — я в недоумении смотрела на него. — Я не бесовка! Я не умею колдовать! Честное слово!
Незнакомец рассмеялся. Какие у него белые зубы!
— Просто запомни мои слова. Года через три поймёшь, что они значат.
Я не стала спорить. Спорить с человеком, у которого есть дракон, вообще неблагоразумно.
— Тебе нравятся драконы? — спросил он, поглаживая Шаккара по гордо изогнутой шее.
— Да, наверное, — ответила я, взглянув на дракона, который высматривал что-то в лошадином стойле. — Вообще-то, это первый дракон, которого я вижу.
— Хочешь погладить?
— А можно? — засияла я. Марси обзавидуется!
— Конечно, пойдём.
Незнакомец взял меня за руку и подвёл к дракону, который теперь опять внимательно смотрел на меня сверху.
— Не бойся, можешь погладить.
— Я не боюсь, — сказала я скорее самой себе и аккуратно положила ладонь на чешуйчатую шею ящера. — Холодный.
— Драконы хладнокровные, как и все ящеры, — пояснил юноша.
— Но сердце у них горячее, — подхватила я. — Я знаю! Мне брат рассказывал.
Незнакомец вновь улыбнулся ослепительно белой улыбкой.
— Это так.
— А ещё он говорил, что дракон может откусить мне голову и поджарить, как куропатку на костре.
— Это тоже правда, — юноша похлопал дракона по шее. — Но ручной дракон без команды всадника ничего тебе не откусит. А вот дикий запросто.
Я уже увереннее гладила дракона. Мне даже стало это нравиться. Холодный и твёрдый, точно сталь. Тем волнительнее знать, что внутри него томится пламя, способное испепелить всё вокруг за минуты. Незнакомец сделал жест рукой, и дракон опустил к нам голову. Я невольно попятилась, но врезалась спиной в незнакомца, тот придержал меня за плечи.
— Если что, я невкусная, — на всякий случай сказала я. Вдруг драконы понимают человеческую речь.
Дракон развернул голову на меня, и теперь мы стояли «лицом к лицу». От пронзительного взгляда огромных рыжих глаз с узкими чёрными зрачками и горячего дыхания у меня подкосились ноги. Кажется, что даже сердце моё затаилось и стало биться тише. Одна лишь голова дракона была размером с меня, надо ли говорить, что закусить мной целиком не составит ему особых трудностей. С другой стороны, хотел бы — уже бы закусил, да и хозяин его рядом.
Дракон смотрел прямо мне в глаза, и я видела в них своё отражение, точно в огненной пропасти. Сама не знаю зачем, я протянула руку и провела ладонью по лбу ящера между костяных гребней.
— Ты ему нравишься. Это очень необычно. Шаккар не любит женщин, — задумчиво раздалось за спиной. — Ты молодец, что не испугалась.
— Испугалась, — честно ответила я.
— Тогда тем более молодец, что преодолела свой страх.
— Какой он огромный, — прошептала я, задрав голову и пытаясь рассмотреть ящера получше.
— Это тебе так кажется, потому что ты не видела других, — с улыбкой заметил незнакомец. — Шаккар — арнийский синий дракон. Это ещё не самая крупная порода.
— А какая самая крупная? — я с интересом смотрела на разговорившегося парня, беззастенчиво рассматривая его приятное, улыбчивое лицо.
— Нагарский горный певун. Они примерно в пять раз больше Шаккара.
— Вот это да! — восхищённо выпалила я. — Такая громадина! А почему певун? Драконы, что, умеют петь? А как они поют, как птицы или скорее ревут, как коровы?
— Потому что много болтает, — усмехнулся юноша. — Как ты сейчас.
Я сконфузилась.
— Простите, господин.
— Ничего, мне нравится твоё любопытство. Девочкам несвойственно интересоваться драконами. Вам положено их бояться.
— У меня положено на то, что мне положено! Надоело уже! Сейлин, ты девочка, люби стирать, доить и стряпать! Бойся того, бойся этого! Сюда не ходи, там не стой! Это невозможно просто!
Синие глаза юноши округлились, а я поняла, как сильно сглупила. Брякнувшись на колени, я опустила голову и снова пролепетала невнятное «простите, господин». Ответом мне был заливистый хохот. Я даже не поверила своим ушам и решилась поднять голову. Он смотрел на меня, как на диковинного зверька, широко улыбаясь, и потирал пальцами подбородок.
— Ты смешная, Сейлиндейл Мар. Надо бы забрать тебя во дворец. Ты бы там всем понравилась.
— Мне нельзя во дворец, — в ужасе прошептала я. — Меня мама не отпустит.
— Я шучу, — он жестом приказал встать. Я послушалась. — Если бы ты была мальчиком, я бы прямо сейчас без смотра отобрал тебя в Академию. Но раз тебе повезло родиться девочкой, я просто отвечу на ещё один любой твой вопрос.
Немного подумав, я спросила:
— Скажите, господин, а можно мне тоже научиться летать на драконе?
Юноша удивлённо вздёрнул брови.
— Тебе?.. — он улыбнулся в раздумьях. — Ну, если вырастешь и не передумаешь, буду рад поприветствовать первую в истории женщину — всадника. Но почему-то мне кажется, что ты ещё сто раз передумаешь. У такой красивой девочки, уверен, будет много женихов.
— Мне не нужны женихи!
Я надулась, а юноша погладил меня по голове:
— Ладно, ладно. Вырастешь и сама поймёшь, что тебе нужно, а что нет. А теперь ступай и посмотри представление. Шаккару надо от тебя отдохнуть.
И не только ему, кажется. Я была безмерно благодарна этому милому юноше. Он мог бы прогнать меня, только увидев, а вместо этого рассказал столько интересного. Я не посмела спросить его имя и, поблагодарив, вышла на улицу. В моей голове никак не укладывалось столько новой информации. Горный певун, ардалийский чёрный... а нет, синий. Вот бы увидеть этих драконов своими глазами. Надо срочно найти Марси и рассказать ей!
— Сейлин! Я что тебе велела?! — громыхнуло над самым ухом.
В следующий миг мама отвесила мне смачный подзатыльник и, не дожидаясь ответа, потащила в толпу к центру площади.
Народу собралось — не протолкнуться, но мама активно работала локтями, и вскоре мы оказались в первом ряду зевак за верёвочным ограждением. Верёвкой оградили круг в центре площади. Здесь всё ещё танцевали огнеплясы с горящими факелами. Когда один из них, точно дракон, дунул огнём, толпа заревела то ли от страха, то ли от восхищения. Но куда ему до дракона? Как бы, интересно, заорали эти люди, если бы огнём дыхнул Шаккар?
Вдруг музыканты затихли, огнеплясы поспешно убежали, а в центр круга в остроконечной шляпе с перьями и блестящем красном картапе вышел разряженный королевский глашатай.
— Жители Горы! Согласно древней традиции, — медленно и важно заговорил он, — Его Королевское Высочество принц Йерран сегодня отберёт курсантов Королевской Военной Академии. По окончанию обучения лучшие из лучших будут зачислены в личную охрану Его Королевского Высочества принца Йеррана, а их семьи получат пожизненное государственное обеспечение.
Толпа на площади одобрительно заревела. Так, что я закрыла руками уши.
— К испытаниям допускаются мальчики в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Лишь пятеро самых смелых и ловких удостоятся чести носить гордое звание курсанта Королевской Военной Академии. Да поможет вам Пречистая Хэо!
Закончив речь, глашатай отошёл в сторону и подал знак слугам, ожидавшим за ограждением. Те быстро внесли в круг пять деревянных мишеней, расставили их на равном расстоянии друг от друга и так же поспешно вышли обратно.
Всё это время я искала глазами Вейго. Он так ждал этого дня, тренировался в стрельбе из лука, упражнялся с деревянным мечом. Он даже уроки прогуливал, смело заявляя учителям, что всему, что необходимо, его научат в Королевской Военной Академии. Вейго был уверен в том, что пройдёт отбор. Он уже не видел для себя иного пути. Жизнь в деревне казалась для него скучной и унылой, а там за Горой ждал удивительный мир приключений и подвигов, светлый и красочный мир. Достаточно посмотреть вокруг, и начинаешь понимать его. Вечные тучи, дожди и грязь — мир Линорры был серым и суровым, под стать её жителям. Или это они были под стать окружающему миру, не знаю. Мне никогда не приходило в голову осуждать брата за желание сбежать. А единственный шанс выбраться отсюда — поступить на военную службу, потому что попасть за гору можно только по воздуху — на драконах.
И вот двадцать семь мальчиков вышли в круг, некоторые из них были мне не знакомы. Наверное, они приехали из Тинбарры и Оргуна. Большая часть была не старше меня, низкорослые, щуплые, без малейшего оттенка мужественности. Вейго и ещё несколько ребят выигрышно выделялись на их фоне и ростом и фигурой. Все претенденты были обнажены по пояс и стояли босыми ногами на холодных грязных камнях. Но, казалось, Вейго это было безразлично. На его лице не читалось никаких эмоций, лишь сжатые кулаки говорили о нетерпении и решимости показать себя.
Кто-то тихо дёрнул меня за рукав. Я обернулась и увидела улыбающееся круглое веснушчатое лицо Марси.
— Сейчас начнётся самое интересное! — в предвкушении зрелища она сжала руками канат ограждения. — Вейго отберут, вот увидишь. Пречистая ему поможет.
— Я надеюсь. Он очень хочет уехать из деревни.
— Тогда почему я не вижу на твоём лице радости?
Я бросила грустный взгляд на огромную чёрную громадину, возвышавшуюся на горизонте. У нашей горы не было названия. Её много как называли, но ни одно имя так и не прижилось. Потому и зовут, кто Безымянной, кто просто Горой. Она была такой огромной, что увидеть её не составляло труда не только из любого места деревни, но, наверно, и из соседних провинций Тинбарры и Оргуна. Но в отличие от них, Линорра находилась прямо под горой, а наша улица и того ближе — крайний дом стоял в каких-то паре сотен метров от отвесной стены, забраться по которой было невозможно.
— Если Вейго уедет за гору, то я больше никогда его не увижу, — я почувствовала, как к глазам подступают слёзы, и изо всех сил старалась не заплакать.
— Не говори так! — Марси взяла меня за руку. — Когда-нибудь Вейго прилетит в гости на королевском драконе. Будь у меня такой брат, я бы за него радовалась.
Я ничего не ответила. Умом я понимала, так лучше, там Вейго будет счастлив. Но сердце моё к доводам разума оставалось глухо.
Внезапно толпа оживилась, загудела, люди начали кричать и толкаться, точно стремясь уйти с дороги чего-то большого и ужасного. Раздался оглушительный рёв дракона, и люди разбежались по сторонам на удивление быстро и слаженно, образовав живой коридор, точно не раз уже проделывали подобное. Вот что делает с людьми ужас.
Шаккар медленно шёл меж ними к ограждению, и топот четырёх его ног заставлял дрожать равно и землю и сердца людей.
— С ума сойти, это принц, — с придыханием прошептала Марси. — Какой он...
— Хороший, — закончила я её фразу.
Марси с удивлением взглянула на меня, она явно не то имела в виду. А я смотрела на доброго юношу, которого встретила в конюшне. Но теперь его голову обрамляла изящная золотая диадема. Величественно и грациозно он восседал на спине Шаккара, держа правой рукой золочёные поводья. Левая рука лежала на рукояти меча на его поясе, как и предписывалось высокородным господам. Ни один всадник не сравнился бы с ним в великолепии. И пусть я никогда не видела других всадников драконов, но верю — это именно так.
— Его Королевское Высочество принц Йерран! — торжественно прокричал глашатай.
Сию секунду все упали на колени и преклонили головы. Я замешкалась, продолжая восхищённо таращиться на принца. Но мама требовательно потянула за платье вниз, и я встала на колени, как остальные. Марси стояла подле меня. Она хотела было поднять голову, но её мать, стоявшая позади, пресекла эту попытку тычком в затылок. Исподлобья я всё же заметила, как принц жестом разрешил всем встать, и глашатай прокричал:
— Поднимитесь, жители Горы!
Люди поднимались. Женщины спешно поправляли юбки, мужчины смахивали грязь с колен. Светлые брюки Вейго теперь были испачканы. Но сейчас это волновало его меньше всего. Мне показалось, брат побледнел, хотя он и так всегда был болезненно бледным, как и все под Горой. В краю, где никогда не бывает солнца, бледная кожа — само собой разумеющееся. Принц кивнул, и глашатай объявил начало состязаний.
Первым испытанием была стрельба из лука с расстояния тридцать шагов. Вейго показал блестящий результат — все три его стрелы попали в центр мишени. Вторым испытанием стал поединок. Мальчиков разбили на пары, учитывая их возраст. Каждая пара на деревянных мечах по очереди билась в центре круга. После этого сражались уже победители из каждой пары. Долгие часы тренировок не прошли для Вейго даром. Он и здесь проявил себя блестяще.
Последним испытанием был ответ на один единственный вопрос — почему именно вы должны удостоиться чести стать курсантом Королевской Военной Академии.
Я не помню слов брата, я стояла и тихо плакала. То, что Вейго отберут в Академию, видно даже слепому. Всем было ясно, что он заслужил эту честь. Принц Йерран не может не оценить его старание.
Закончив речь, Вейго вернулся в шеренгу мальчиков взволнованный, но довольный собой. Принц Йерран, казалось, также был доволен услышанным и увиденным ранее. На его губах осталась лёгкая улыбка. Внезапно он взглянул на меня. Наши глаза встретились. Принц очаровательно улыбнулся и подмигнул мне.
— Это мне! Мне! — завизжал за спиной тонкий женский голосок.
— Нет, мне! — с досадой возразил другой. — Он на тебя даже не смотрел!
— Да ты себя в зеркало видела?!
Не знаю, сколько бы они пререкались, если бы обеих не заткнули рядом стоявшие. Тем временем принц развернул дракона, чем снова заставил шарахнуться рядом стоящих, и так же чинно удалился с площади.
— Это что ж выходит, смотра девок не будет, что ль? — возмущённо пробубнила позади меня мама. — На кой же чёрт я вчера покупала ей платье?
Мама Марси, худая, усталая женщина лет сорока тяжело вздохнула и с грустью посмотрела на дочь.
— Видно, во дворце и без того полно прислуги. Может, через семь лет повезёт.
— Не говори чепухи, Ингора, — возразила мама. — Через семь лет твоя девка уже сама детей нянчить будет. Скорей бы Сейлиндейл созрела, отец уже договорился выдать её за сына Ярлая.
Я вздрогнула, как ножом уколотая, и в испуге уставилась на маму. Выдать меня за Ярлаева сына? За которого из них? Толстого, потного и вонючего коротышку Оральда или этого отмороженного задиру Римана, от которого уже сейчас, в двенадцать лет, воняет дешёвым пойлом? Даже не знаю, что хуже!
— Когда же было сватовство? — лицо Ингоры отражало удивление и зависть в одном флаконе.
— Сватовство будет... на днях, — больше всего мама боялась потерять лицо.
На это Ингора хитро улыбнулась и кивнула, дескать «ври больше». Тем временем глашатай снова вышел в центр круга и огласил список победителей смотра. «Вейго Мар из Линорры» был назван первым. Вейго радовался как маленький, он схватился за голову, и улыбка озарила его красивое лицо. Мечта моего брата сбывается. Сегодня он покидает родную деревню. Завтра впервые увидит рассвет, а вечером звёзды. Мои родители никогда не видели восхода солнца и звёзд, как и другие жители Линорры и соседних деревень. Окружённые горной цепью, мы всегда пребывали в тени. Тяжёлые серые тучи — вот наше небо. Рисунки в школьных книгах — вот мои солнце и звёзды. Увижу ли я когда-нибудь настоящие? В глубине души я безумно завидовала брату.
— Вейго-то молодцом, — с некоторой долей зависти проговорила Ингора. — Глядишь, ещё и содержание вам добудет.
— Добудет, ещё б не добыл, — фыркнула мама. — А потом за Сейлиндейл калым дадут, — она потрепала меня по голове, разлохматив волосы.
Я быстро их пригладила и обиженно покосилась на маму. Марси неумело подавила смешок, и за это я ткнула её локтём.
Сияющий и довольный, Вейго подбежал к нам и первым делом раскрутил меня на руках.
— Я же говорил тебе! — прокричал он.
Я крепко обняла его за шею.
— Я верила в тебя!
— Знаю, — Вейго поставил меня на землю и обнял заплаканную маму.
Папа был куда более сдержан, но так похлопал сына по плечу, что и слов было не нужно.
— Как же… не верю… мальчик мой уедет теперь… — бормотала мама, вытирая то один глаз, то другой.
— Наш сын будет служить в армии короля, — восторженно с придыханием произнёс папа. Гордость переполняла его.
— Ну? Я же говорил, к бесам мне не сдалась школа, — тщеславно улыбался Вейго.
— А если бы тебя не взяли? — мама скрестила руки на выдающемся бюсте.
— А если бы — это не про меня, мам!
Едва был объявлен последний отобранный мальчик, бурю радости уже не способны были остановить никакие чопорные традиции. Победители радовались, кричали, обнимали друг друга. Побеждённые уныло уходили из круга. Вейго мечтал, верил, несмотря ни на что, и его мечта сбылась. Теперь его ждёт интересная, полная приключений жизнь. А меня? Я завидовала ему. По-белому, конечно.
Мальчикам, прошедшим смотр, дали три часа, чтобы попрощаться с родными. Никаких вещей из дома забирать не разрешили. Академия обеспечивает курсанта всем необходимым.
Пока Вейго прощался с родителями, я сидела во дворе у корыта с водой и бросала ленивым, зажравшимся гусям кусочки чёрствого хлеба. Я плохая сестра. Хорошая должна бы радоваться за брата. Ему оказана такая честь. А я? Я сижу, едва сдерживая слёзы, и с ужасом жду момента, когда за Вейго захлопнется калитка. Больше никогда он не разбудит меня щекоткой, не позовёт под вечер пугать девчонок монстром из соломы. Вейго был самым лучшим братом… Да что я за сестра такая?! Как можно говорить о любимом братике, как о покойнике?! Я должна радоваться за него! Должна!
— Сейлин, ты чего ревёшь? — я даже не заметила, как Вейго подошёл ко мне.
— Я не реву, — смахнула рукой слёзы.
— Я же вижу, — Вейго сел рядом и мягко приобнял меня за плечо. — Ты плачешь, потому что я уезжаю?
Я сдалась и молча кивнула. Вейго вздохнул и улыбнулся.
— Ладно тебе. Я же не умер. Я просто уезжаю на службу. Ты ведь знаешь, как почётно учиться в Королевской Военной Академии.
— Знаю, — всхлипнув, признала я и, не сдержавшись, тут же разревелась снова.
— А затем я буду охранять принца, — с мечтательной улыбкой продолжил брат. — Ты знаешь, что курсанты после окончания Академии считаются лучшими воинами Ясных земель? Просто представь, какие возможности это даёт простому парню вроде меня. Раз в семь лет ребятам из нашей дыры тоже выпадает шанс на лучшую жизнь. Ты понимаешь, как это здорово, Сейлин?
— А ты будешь летать на драконах, Вейго? — я взглянула в красивые зелёные глаза брата.
Он улыбнулся и погладил меня по голове, окончательно разлохматив волосы.
— Нуу, не знаю. Не мне решать. Куда направят, там и буду служить. Мне всё равно, в общем-то. Главное, что я буду в рядах курсантов.
Я вспомнила Шаккара, и на моих губах невольно появилась улыбка.
— Ну? Здорово?
— Да.
— Тогда радуйся за меня, ну?
Вейго широко улыбался своими ровными зубами. Такими мог похвастаться отнюдь не каждый парень в Линорре. У Римана, моего вероятного суженого, уже не доставало нескольких впереди.
Вейго было всего четырнадцать, но выглядел он старше и крепче ровесников. Его юное, красивое лицо, наверняка, снилось не одной девушке в Линорре. Но очень скоро они его забудут. С глаз долой — из сердца вон. Все они. Но не я. Ведь Вейго — мой единственный по-настоящему родной человек.
— Я рада, Вейго, правда, — тихо произнесла я, и это прозвучало предательски неправдоподобно. — Но ты же сам рассказывал мне, что курсанты редко возвращаются домой. И я не смогу повидать тебя, ведь никто не может по земле перейти Гору.
— Не бойся, родная, — Вейго чмокнул меня в лоб. — Даже если я и не вернусь, через несколько лет ты выйдешь замуж, и уже муж будет защищать тебя. У тебя появятся другие интересы и заботы. А до тех пор, я знаю, ты и сама не дашь себя в обиду. Я же видел, как ты позавчера побила Римана.
Не сдержала грустную улыбку. Била за дело, между прочим. Нечего было щипаться. Но Вейго не понимает главного.
— Я не боюсь. Я хочу с тобой, — робко сказала я.
И мне стало невероятно стыдно.
— Девочек редко отбирают, — Вейго лишний раз озвучил то, что знали все, и я тоже. — Я спрашивал у свиты Его Высочества, почему не было смотра девочек. Мне сказали, что служанок достаточно и в самой Ардалии. Конечно, с одной стороны, от жалования служанок их родителям тоже отчисляют некоторую часть, но с другой, служанки во дворце редко получают право завести семью и детей.
— Я не хочу замуж за Ярлаевых сыновей, Вейго! — снова всхлипнула я. — Не надо мне никакую семью! Я хочу летать на драконе!
Сквозь слёзы я видела, как Вейго закатил глаза, дескать «ну и выдумала!»
— Девчонки не летают на драконах. Выдумщица. Ты просто пока маленькая.
— Ты, что ли, очень большой?!
— Так, ну перестань! — сказал он твёрдо и, посмотрев в мои заплаканные глаза, добавил мягче: — Не реви, ты же сильная. Ты гораздо сильнее, чем думаешь. Даже если ты не веришь в себя, всегда помни, что я в тебя верю. На вот, береги. На память от меня. Мне всё равно ничего с собой брать не разрешили.
Он протянул мне свой метательный нож с рукояткой в форме крыла дракона из той самой ивы с Гнилого болота.
— Не потеряй. Ну…мне пора, родная. И помни, что я тебя люблю.
Вейго встал и, не оглядываясь, вышел со двора так, будто за ним кто-то гнался. А я осталась молча реветь, сидя на лавке у корыта. Мыслей не было, одна лишь тупая и обречённая боль. Вейго, почему я не могу улететь с тобой? Почему?! Почему я должна оставаться и гнить здесь, день ото дня покрываясь плесенью и скорбью? Я не хочу…
Я просидела на этой прогнившей лавке ещё около получаса. Медленно тупая боль сменилась такой же тупой обречённостью. Всё это время родители из дома не выходили. Не знаю, почему. Наверно, в силу возраста, мне тяжело было понять их чувства. С одной стороны, я знаю, они были горды за сына, но неужели им не грустно от расставания с ним? Неужели им всё равно, что они больше не увидятся? Ведь сейчас он вместе с другими новобранцами сядет в воздушную повозку, и дракон перенесёт их через Гору в земли солнечной Ардалии, навсегда оторвав от меня.
И я больше его не увижу.
И он забудет меня. Пусть, не завтра. Пусть, не через год. Но забудет... Нет, так же нельзя! Я хочу увидеть брата ещё хоть раз! Да просто на прощанье пожелать удачи…
Как ошпаренная я выскочила со двора и сломя голову понеслась на площадь, откуда должны были улетать мальчики. Только бы они ещё были там! Только бы успеть!
Выбежав на площадь и протиснувшись сквозь толпу зевак, я увидела, как Вейго вместе с другими мальчиками заходит в здоровенный деревянный экипаж на колёсах.
— Вейго! — изо всех сил тогда крикнула я.
Но Вейго не обернулся, похоже, за гомоном людей не услышал меня. Вместо лошади запряжённым стоял некрупный, но мощный серый дракон, который суетливо топтался на месте, желая скорее взлететь. Вейго последним зашёл внутрь, и паж снаружи запер дверь на засов.
— Подождите! — заорала я.
В тот же миг дорогу мне преградил стражник в металлических доспехах.
— А ну стоять! Куда собралась?
Я дёрнулась было в сторону, но стражник оттолкнул меня назад. Невзирая на преграду, я вновь рванула к экипажу, и на сей раз оказалась проворнее, а грозный страж в тяжёлых доспехах никак не поспел бы за мной.
— Вейго! — кричала я на бегу. — Вейго, подожди!
Но вдруг кто-то схватил меня сзади за плечо и с силой отбросил обратно. На мгновение всё в глазах закружилось. Я больно ударилась всем телом о мощёную камнем площадь, дыхание сбилось, я не могла даже вскрикнуть — лишь стон вырвался из груди, даже сознание на какое-то время, наверно, покинуло меня. И вот я лежу на земле, а над головой простирается бесконечное мёртвое серое небо.
— Что тут происходит? — донёсся издали знакомый голос.
Я кое-как поднялась на ноги. Моё красивое платье теперь снова было в грязи, волосы вымокли в луже, но меня это больше не волновало. Мой брат улетает навсегда.
Принц Йерран неспешно подошёл ко мне.
— Больно упала, Сейлиндейл Мар?
Я потупила взгляд и сцепила руки в замок. Конечно, больно.
— Ваш стражник меня толкнул, — тихо сказала я.
— Честная девочка, — мило улыбнулся принц. — Но он выполнял свою работу. У каждого из нас в этом мире есть свои обязанности.
Я промолчала. Наверно.
— Ты хочешь со мной попрощаться?
Я мельком взглянула на него, но, смутившись, снова опустила глаза.
— Господин, я хотела попрощаться со своим братом.
— К принцу принято обращаться Ваше Высочество, — раздался суровый властный голос.
Я бросила осторожный взгляд чуть правее принца. В паре метров от нас стоял мужчина лет сорока, в расшитом сверкающими белыми камнями красном картапе, совершенно лысый, с короткой чёрной бородой и усами, с длинным крючковатым носом.
— Ваше Высочество, вам не пристало общаться с простолюдинами, — назидательно заметил он.
— Разве не вы, изир Мередад, говорили мне, что я должен лучше узнать свой народ? — обернулся к нему принц Йерран. — Разве не за этим я здесь?
— Да, но...
— Тогда позвольте мне поговорить с этой девочкой, — принц снова повернулся ко мне, а его наставник был вынужден снисходительно промолчать.
Я избегала взгляда Его Высочества. В школе нас всех, учеников, готовили к смотру и объясняли, что в глаза господам смотреть нельзя. И вообще, желательно смотреть себе под ноги, а когда к тебе обращаются, отвечать коротко, уважительно и лучше всего почаще извиняться.
— Как зовут твоего брата? — спросил меня принц.
— Вейго Мар, — ответила я, и нечаянно взглянула в его красивые синие глаза.
— Не волнуйся, солнышко. С твоим братом будет всё хорошо.
— Я хотела отдать ему что-нибудь на прощание.
— Подрастёшь, пройдёшь смотр, и сама ему вручишь, — с ласковой улыбкой он погладил меня по голове. — Если твой брат смог пройти смотр, значит, он достойный юноша. Ты тоже хорошая девочка. Уверен, и ты сможешь. Расти скорее, буду рад видеть тебя во дворце.
Я улыбнулась. Он прав. Если Вейго смог, то и я смогу. Непременно смогу. Я отошла и вместе со всеми смотрела, как дворцовые стражи на двух серых драконах грузно оторвались от земли. За ними принц Йерран верхом на величественном Шаккаре и изир Мередад в личном экипаже, запряжённом драконом с всадником. Последним в воздух поднялся экипаж с новобранцами.
Я провожала экипаж взглядом до тех пор, пока он не скрылся за Горой, и даже немногим дольше — я просто смотрела в равнодушное серое небо, забравшее у меня брата. Проклятая Гора отныне не только отделяла нас от остальной части Ясных земель, она стала непреодолимой преградой между мной и Вейго.
Не знаю, сколько я бы ещё стояла на площади, если бы не дождь, ожидаемо поливший из нависшей над Линоррой тучи. Прибежав домой, я скинула в сенях грязные мокрые хиги, ополоснула ноги в ведре с водой и обтёрла их сухой тряпкой. Таких тряпок на верёвке висело ещё с десяток про запас. Из-за высокой влажности они не высыхали порой по нескольку дней.
По моему лицу и волосам ручьями стекала дождевая вода. Платье тоже надо бы отжать, прежде чем войти в дом. Иначе я залью весь пол.
Развязав туго затянутый мамой пояс, я облегчённо вздохнула и собиралась избавиться от мокрой одежды совсем и пройти в нашу с братом комнату, но голос папы, донёсшийся из кухни, заставил меня вздрогнуть и замереть.
— Да убери ты уже с лица эту скорбь! Мы не на поминках, Генера!
Аккуратно заглянув в приоткрытую дверь кухни, я увидела маму и папу. Они сидели за старым деревянным столом, доставшимся папе ещё от его отца. Мама вытирала глаза кухонной тряпкой, а папа, налив себе из бутылки драконьей воды, одним махом осушил стакан.
— Ух, ядрёная, — скривился он, потерев нос рукавом рубахи. — Передержала ты в этот раз.
— Ты всё равно сожрёшь, — мама отложила на стол влажную от слёз тряпку. — Скот бесчувственный. Наш единственный сын нас оставил, а ты знай себе драконью воду глохчешь.
Говорили, что пить папа начал после моего рождения. Я редко видела его трезвым. Но, стыдно признаться, я любила его пьяным — именно тогда он был ласковым и заботливым отцом, разрешал поиграть и погулять подольше.
— Вейго не помер! — громко произнёс папа, пристально глядя в покрасневшие мамины глаза. — Чем ходить и причитать, займись лучше воспитанием дочери. Не ровен час созреет, а характер говно говном. Если кто замуж и возьмёт, то только ради смазливой морды.
— Характер этот у неё в тётку Раетту! А она твоя сестра, между прочим, — мама погрозила папе пальцем. — Ох, не сосватаем за Ярлаевых сыновей, горе будет…
— Неужто мало у нас в деревне пацанов?
— Толку с них что? — мама сдвинула густые чёрные брови. — У кого, кроме Ярлая, найдётся калым, чтоб от людей стыдно не было?
— Калыым... — закатил глаза папа. — Да хоть бы уж кто взял такую! Лишь бы самим доплачивать не пришлось.
 Мама с досадой рухнула лицом на ладони.
— Вот говорила мне старая Анда, не надо девку рожать, — пробормотала она. — Горень-траву давала, но я же думала, бредит старая — сына я ношу.
Вдруг папа громыхнул кулаком по столу так, что я отшатнулась от двери.
— Ты слышишь себя, дура?! Это дочь твоя!
— Не ори на меня, Аргус! Это всё твоя сестра-бесовка виновата! Из-за неё Сейлин — ведьма белобрысая.
Папа молчал, сидя на скамейке и бессмысленно смотрел куда-то в пол.
— Если б она не припёрлась на роды, Сейлин не родилась бы такой!
Папа поднялся и направился к выходу из кухни.
— Если бы не Раетта, Сейлин бы родилась мёртвой, — на секунду остановившись, пробормотал он.
— Да лучше мёртвой, чем проклятой бесовкой...
Меня обдало холодом. Я бросилась к себе в комнату и, забежав, прижалась к двери. Ко мне никто не заходил. Медленно подойдя к зеркалу, я подняла глаза на своё отражение. Оттуда в полумраке на меня молча смотрела худенькая девочка в грязном платье по колено. Её длинные мокрые волосы, точно бледные змеи, сползали по груди, на лице чернели впалые щёки, а от ярко-голубых глаз веяло холодом и одиночеством. Я не узнавала себя. В зеркале стояла какая-то другая, незнакомая девочка, просто похожая на меня. Она выглядела как настоящая бесовка и очень меня пугала. Не выдержав этого взгляда, я отошла от зеркала и завесила его простыней.
Это всё мои глаза. Теперь я понимаю, почему мама так их не любит. И не только их. Как-то раз я слышала, как соседка, тётя Танора, советовала маме перекрасить мои волосы в тёмный цвет, чтоб немножко приблизить мою бесовскую внешность к нормальной. Потому что «такую» меня ни один мужчина в жёны не возьмёт. Мама всерьёз собиралась покрасить меня в чёрный цвет. Даже порошок из высушенного корня акавы раздобыла. Но тогда папа почему-то запретил.
Мне всегда было интересно, почему мои волосы не тёмные как у мамы с папой. У Вейго волосы каштановые, глаза зелёные. Я же точно чужая. Даже у тёти Раетты волосы были тёмными. В сочетании со светло-голубыми глазами выглядело это жутковато, но всё равно таинственно и притягательно.
Тётю мама всегда недолюбливала. Говорила, что она занимается колдовством, потому я должна держаться от неё подальше. Да это было и несложно — она жила за много километров, в Оргуне, и приезжала к нам очень редко. Но, признаюсь честно, тётя мне всегда нравилась. Она одна не называла меня бесовкой. Даже Вейго иногда так шутил. Хотя я на этого говнюка не обижалась.
Вспомнив о брате, я снова расплакалась. В тот день я думала, что вижу его последний раз.

2 глава

Вскоре меня сосватали за Римана, старшего Ярлаева сына. Риман наследовал всё хозяйство отца: мельницу, пахотное поле, пять лошадей, восемь коров и ещё какое-то немалое количество птицы. В общем, среди наших девчонок Риман считался завидным женихом, хоть и с отвратительным характером и репутацией завсегдатая кабаков и задиры.
К пятнадцати годам фигура моя уже несколько округлилась, парни перестали задираться и начали смотреть иначе. Маленькая бесовка как-то вдруг, неожиданно для меня, стала желанным трофеем. Радовало ли меня такое внимание? Отнюдь. Мало приятного в том, что подпитый Риман или его дружки теперь пытались протянуть свои лапищи, куда не положено. Естественно, по этим лапищам они получали, а заодно и по всем остальным частям тела, до которых я успевала достать.
Как-то после очередной неудачной попытки залезть мне под юбку, я таки выбила Риману зуб на глазах у покатившихся со смеху товарищей. Харкнув кровью, Риман тогда прокричал: «Ты мне ещё ответишь за это, ведьма! Вот станешь моей женой, я из тебя всю дурь мигом выбью!»
У меня внутри всё сжалось. Я смотрела на жалкого рвано-волосого озлобленного труса с окровавленной ухмылкой и с ужасом представляла, что ждёт меня в браке. «Я лучше сдохну, чем выйду за такого урода!» — в сердцах прокричала я ему.
Я не врала. Я и впрямь готова была утопиться, перерезать себе вены или повеситься, лишь бы никогда не становиться женой этого ничтожества!
Тем же вечером отец Римана пришёл выяснить, почему сосватанная девка позволяет себе подобные выходки, и не стоит ли ему разорвать помолвку? Родители наплели ему что-то и заверили, что я покладистая и на всё согласная.
А чтоб слова с делом не расходились, папа выпорол меня ветками ивы, посадил в сарай и запер без еды и воды. Я кричала и умоляла родителей отказаться от помолвки, но всё было бесполезно. А мама то и дело подходила к двери и, пару раз стукнув по ней ногой, повторяла «Моли Хэо о милости, непутёвая. Будет её воля, закроет глаза на грехи твои».
Грехи… непослушание и нежелание выходить замуж. Вот мои грехи. Но кто придумал, что это грехи? Единственный «Устав жизни», надиктованный кому-то когда-то богиней хранился у каких-то магов за Горой. Я никогда его не видела, мои родители тоже. Да никто его не видел! Так почему я должна верить на слово? Я не верю, что Хэо накажет меня за то, что всего лишь хочу жить. А жизнь с Риманом будет хуже смерти.
Тогда меня продержали в сарае четыре дня, но, так и не добившись согласия на брак, всё равно выпустили. Видимо посчитали, что мёртвая невеста хуже непутёвой.
После этого я два часа проплакала в хлеву под пузом у старой Белянки. Корову моё присутствие никак не смущало, в полудрёме она жевала своё сено и лишь изредка сгоняла хвостом особенно наглых насекомых. Спасибо ей за это. Иногда коровы могут дать тебе то, на что не способны иные люди. О, Пречистая Хэо, пусть Белянку никогда не забьют на мясо! Пусть я никогда не созрею!
Марси меня в этом опередила. Она так радовалась, что больше не ребёнок. Она-то давно уже присмотрела себе в мужья сына кузнеца, Хостена Гарна.
Марси не была красавицей. По крайней мере, таковой её не считали. У неё было круглое в веснушках лицо, бледная с сероватым оттенком кожа, отчего Марси всегда казалась немного больной. Глаза у неё были небольшие, широко расставленные и такие же серые, как окружающая действительность. Ноги стройные, но короткие и кривые. Однако данный недостаток Марси успешно скрывала длинной юбкой, и двигалась всегда так легко и грациозно, что заподозрить её ноги в каком-то пороке было невозможно. Волосы Марси были не слишком густыми, но и, отнюдь, не редкими, хотя сама подруга называла их убожеством и для объёма вплетала в косу несколько соломинок под стать цвету.
Сколько её помню, Марси всегда хотела замуж и много детей. Порой я даже завидовала её нормальности. Со мной-то что не так? Почему об одной мысли о замужестве, у меня внутри всё скручивается морским узлом?
Девушки Линорры сторонились меня. В первую очередь из-за внешности, и потом, не интересно мне было болтать с ними про парней и строить глазки каждому проходящему. А других занятий в свободное время они не знали.
Марси старалась успевать и тут и там. Хотя Марси частенько пугали, что я наведу на неё порчу, она не слушала. Спасибо ей за то, что не осуждала и не перестала быть моей единственной подругой. Хотела б я навести порчу на этих кур, да не умею.

***

Когда мне исполнилось семнадцать, всё стало совсем плохо. Сказать, что мама ждала, когда я созрею для замужества — ничего не сказать. Она так фанатично проверяла мои простыни, что порой при виде её покрасневшего от гнева лица мне становилось страшно. Не находя на них следов крови, она впадала в ярость, начинала кричать, что я больная, что позорю семью, что с моей бесовской внешностью я должна ежечасно молиться Пречистой, чтобы отец Римана не передумал женить на мне сына. Втайне от всех — ведь стыдно же было от людей — она искала мне знахарок и лекарей, но те лишь разводили руками и говорили, что девочка здорова, и надо ждать. И она ждала. Очень ждала. А я молилась Хэо каждую ночь и просила её отсрочить день созревания.
Но вот сегодня я проснулась от странного ощущения внизу живота. Такого я прежде ещё не испытывала. Было не больно, но некомфортно, точно по животу разлилось горячее молоко. Откинув одеяло, я увидела на простыне красное пятно. О, Пречистая, только не это! В панике я пыталась сообразить хоть что-то. Но мозги напрочь отключились! Родители должны были уехать на ярмарку ещё до первых петухов. Значит, время есть. Они не должны узнать!
Вскочив с кровати, я стащила с неё простыню и босиком выбежала во двор. Сунув простыню в корыто с водой, я что есть сил принялась отмывать кровь.
Спустя полчаса от пятна ничего не осталось, и я вздохнула с облегчением. Не получилось бы вывести пятно, простыню пришлось бы сжечь.
— Сейлин? — послышался радостный голос Марси.
Я вздрогнула и обернулась. Марси стояла у калитки, держа на руках спящего двухмесячного сына. Почему я её не заметила? Как много она видела? Убить или запугать?
— Поздравляю, подруга! Наконец-то ты стала взрослой, — с искренней радостью пропела Марси и, покачав закряхтевшего ребёнка, добавила: — Скоро и у тебя такой будет.
— Марси! Прошу тебя, не говори никому! — взмолилась я. — Я не хочу замуж за Римана! Только не за него.
— Но тебя ведь уже сосватали?
— Ну и что? Я всё равно за него не пойду! Лучше сдохнуть!
— Это грех, так нельзя…
— Тогда я буду грешницей.
Лицо Марси покраснело.
— Прекрати! — она сказала это так громко, что её сын захныкал. Марси покачала ребёнка и тише добавила: — Не гневи богиню. Тебе предлагают сытую жизнь. Ты чего хотела вообще? Может, тебе изира подавай?
— Да не нужен мне никакой изир, Марси! Я хочу, чтоб меня не трогали! Я не знаю, чего я хочу…
Тело моё обмякло, и я сползла на землю и прижалась спиной к прохладному корыту.
— Ну, подожди грустить. Я слышала, ты ему, правда, нравишься...
— Марси, ты себя слышишь?! Ты, что, Римана не знаешь? Он же тварь, каких мало. Твой Хостен любит тебя и не бьёт, а мне светит ходить с поломанными рёбрами и с зубами реже, чем забор у тётки Пины.
— С Хостеном мне, в самом деле, повезло. Он меня даже от работы по дому оградил, — Марси улыбнулась, вспомнив о муже. — Он понимает, что сынуля отнимает все мои силы.
— А теперь вот на секундочку представь, что ждёт меня с Риманом. Эта мразь из тех, кто напивается до беспамятства, избивает свою семью, а потом делает вид, что он не при чём. Сами виноваты — нечего было глаза мозолить.
— И что же ты собираешься делать? — Марси окинула сочувственным взглядом мою висевшую на корыте простыню. — Вечно это скрывать не получится.
— Я придумаю что-нибудь. Но, умоляю, не говори никому.
— Не скажу. А ты выстирай ночную рубашку.
Я привстала и извернулась, чтобы посмотреть на заднюю часть ночнушки. Вот жуть!
— Спасибо!
— Я попозже зайду, запри дверь на засов, от греха подальше. — Марси вышла со двора и захлопнула за собой калитку.
Я подбежала и задвинула засов. Теперь за высоким забором никто не увидит следов моего преступления. Одним движением я стянула ночнушку и поспешила замыть и её. Сейчас меня совершенно не волновало, что я нахожусь посреди двора абсолютно голой. На переодевания нет времени, родители могут вернуться в любое время. А если кто и увидит, то мальчишкам я всегда отобью охоту трепаться. Чему меня научил брат, так это всегда драться так, будто от этого зависит моя жизнь. Если правда откроется, и меня отдадут Риману, «будто» из этого предложения исчезнет.
Чтобы моё выстиранное бельё не вызвало подозрений, я заодно постирала бельё из родительской комнаты, а также пару других тряпок. Вернувшись, мама скептически отнеслась к моему энтузиазму, но, к счастью, ничего не заподозрила.

***

Мне удавалось скрывать всё ещё три месяца, пока вдруг мама не заметила на простыне предательски засохшую каплю крови, которую я не заметила и вовремя не отстирала.
— Как давно ты созрела?! — кричала она, размахивая руками. — Как давно, я спрашиваю?!
Я упорно молчала, поджав губы. Тогда мама с силой схватила меня за руки и затрясла, что было мочи.
— Отвечай! Как давно, негодница?!
Она кричала мне прямо в лицо. От её крика закладывало уши. Папа смотрел на меня осуждающим, разочарованным взглядом и не собирался защищать. Боль от сильных маминых пальцев и ужас парализовали меня. Я видела лишь её выпученные глаза и рот, изрыгающий брань. Что происходит?! Почему она так со мной? Что я ей сделала? Отцу хотя бы просто наплевать на меня, он всегда любил лишь Вейго, ведь брат был сильным, смелым, и главное, мальчиком. Я тоже была сильной и смелой, но это никому не было нужно, потому что девочки должны готовить есть, стирать бельё и рожать детей. И никому не было интересно, что к семнадцати годам я уложила на лопатки всех до одного парней в деревне, чтоб не распускали руки. И, что особенно приятно, выбила Риману уже все передние зубы. Но мама и слышать не хотела о том, чтобы разорвать помолвку. Зачем? Это всего лишь моя блажь, а ей уже внесли за меня телёнка в качестве калыма.
Никогда ещё мама не кричала на меня настолько яростно. Она отхлестала меня по лицу и закричала так, что даже папа не выдержал.
— Генера, уймись! — расслышала я сквозь мамины вопли. — Оставишь ей синяки, стыдно от людей будет!
Но мама его не слушала. Я давно не видела её такой... Её лицо побагровело, вены на висках надулись, а глаза смотрели на меня широко и с такой яростью... Она стала похожа на дикое животное. Хотя вряд ли бы животное так обижало своё дитя. На это способен лишь человек.
— Я тебя спрашиваю, как давно ты созрела?! Отвечай, поганка! Сегодня же пойдёшь к Риману и на коленях будешь просить жениться на тебе! А потом в сарай! На неделю!
— Мама! Прекрати! Хватит! — изо всех сил я дёрнулась в сторону. — За что ты так со мной?! Я ни за что не выйду за Римана! Лучше убейте меня сразу!
Едва не сбив с ног ошалевшего отца, я выбежала во двор, босиком добежала до калитки, распугав по пути крикливых гусей, и лишь на миг остановилась в дверях перевести дух. За мной никто не гнался. О, Пречистая, почему они так со мной поступают? Я же не вещь, я не скотина. Я даже не уродина, чтобы спихивать меня, как залежалый товар на ярмарке! Не знаю, что делать, но ничего не делать я тоже не могу. Если не я решу свою судьбу, это сделают за меня. Глубоко вдохнув, я вышла из калитки и побежала к дому Марси.
Марси кормила во дворе птиц. Двор её мужа был обнесён не таким высоким забором, потому Марси заметила меня ещё издали и, перепуганная, открыла калитку.
— Марси! — рыдая, я так крепко вцепилась в подругу, что, наверное, чуть не придушила.
— Сейлин, что случилось, дорогая? Ты почему босиком? — Марси кое-как отодвинулась от меня, но лишь для того, чтобы нормально дышать. Она нежно гладила меня по спине. — Расскажи мне. Мы с тобой пойдём и наваляем ему, как всегда.
— Марси, мама всё знает, — сквозь слёзы прошептала я. — Я вены себе порежу, но не пойду за Римана замуж!
— Ну, тихо, тихо, милая. Не надо ничего резать, мы что-нибудь придумаем.
Я наконец отцепилась от Марси. От неё веяло такой нежностью, такой заботой, но, конечно, не обо мне. Она пытается утешить меня, но слова «всё будет хорошо» — это не то, что мне нужно. Я знаю, что она — моя подруга и всегда ей будет, но Марси теперь другая. Даже её запах другой. Теперь она жена и мать, и для неё это важнее. А я в её глазах лишь девчонка, которая не хочет замуж и не ведает, что счастье женщины в муже и детях. Ради сына Марси терпела бы даже такого, как Риман. Но ей повезло, у неё любящий муж. А вот я втаптывать себя в грязь не готова. Чертовски символично, учитывая, что я стою босыми ногами в луже.
Марси завела меня во двор и усадила на скамейку.
— Хочешь, я попрошу родителей Хостена помочь найти тебе другого жениха? Они добрые люди, они помогут. У них много знакомств в Тинбарре. И очень хороших. Уедешь отсюда, начнёшь всё с начала.
— Делай, что хочешь, — обречённо прошептала я. — Хуже уже не будет.
Три дня я жила на старой конюшне, благо лошадей там в это время года не было. Марси дала мне одежду, приносила пищу, а к вечеру четвёртого дня неожиданно пришла вместе с мужем.
Привыкшая прятаться от любопытных глаз, я притаилась в пустом стойле, едва услышала за воротами конюшни приближающиеся шаги.
— Сейлин? — позвала она.
Я высунулась из-за перегородки и расслабленно выдохнула. Марси.
Увидев меня, Марси радостно заулыбалась. Интересно, почему. Её муж Хостен, высокий, чуть полноватый блондин, вёл себя более сдержанно. Наверняка, он не одобрял возни супруги с моими проблемами. Он нашей дружбой и без того был не особенно доволен.
— Сейлин, у нас хорошие новости! Отец Хостена нашёл в Тинбарре мужчину, готового взять тебя в жёны. Он даже готов выплатить Ярлаю задаток за тебя.
Что ж, Марси своё слово сдержала. Она нашла мне другого мужа. Только почему-то мне не особенно легче.
— Он, конечно, не очень молод, но зато богат, — продолжил за жену Хостен. — Лучшей партии тебе не найти, Сейлин.
— И насколько же он не молод? — осмелилась поинтересоваться я.
— Нам неизвестно, — опередил жену он.
Лицо Марси осталось для меня загадкой. Не могу понять, то ли она рада за меня, то ли советует прыгнуть в колодец и не мучиться.
— Изир Текарай приедет сегодня вечером и попросит твоей руки? — продолжил Хостен. — Ты тоже должна прийти домой.
Почему его слова звучат как «ты мне обязана по гроб жизни»? Наверно, потому что, выйдя замуж за изира Текарая и став изирой, я действительно буду обязана этим семье Хостена.
Одно то, что изир собирается сватать простолюдинку, говорит о том, что ему расписали меня либо как редкую красавицу, либо как дочь богатых, но безродных родителей. Прямо уж редкой красавицей я вроде не являюсь — всё портят мои бесовские глаза и волосы, однако же дурнушкой меня не назовёшь. Родители мои едва сводят концы с концами, так что второй вариант тоже отметаем. И потому ещё пару часов я ломала голову над тем, как семье Хостена удалось заинтересовать изира моей персоной, но не находила этому объяснения.

3 глава

Часы тянулись бесконечно долго, но к вечеру Марси пришла на конюшню и принесла мне своё красивое декольтированное голубо-лиловое платье в пол на широких бретелях. Она же заплела в косу мои длинные белые волосы. Коса доставала как раз до пояса.
— Завидую я тебе, Сейлин, — пропела Марси, вплетая мне в волосы голубую ленточку. — Вот у тебя коса — так коса. А у меня что? Три волосинки, и те лучше не расчёсывать — целее будут.
— Перестань! Не в волосах счастье. И вообще, ты наговариваешь на себя, — я собиралась обернуться, но Марси жёстко зафиксировала мою голову прямо.
— Не вертись! — приказала она, а затем мягче добавила. — Овца ты, Сейлин. Будь у меня такая коса, может, и я бы вышла за изира.
— Ты его хоть видела? Изира Текарая?
— Нет.
— Ты знаешь, какой он человек? Ну, хоть что-то?
— Знаю только, что его жена недавно умерла, и он решил жениться ещё раз.
— Интересно, как он выглядит?
— А тебе не всё равно?
— Вообще-то, нет, — резонно ответила я. — Вдруг он совсем старый?
— Тогда ещё лучше. Скоро помрёт, и ты станешь молодой вдовствующей изирой.
— Знаешь, я как-то не об этом мечтала.
— Знаю, — бьюсь об заклад, Марси сейчас закатила глаза. — Ты мечтаешь летать на драконе. Но, Сейлин, ты уже не ребёнок и должна понимать, что возможно, а что нет. Ты изирой станешь. Это кому ещё в нашей деревне такая радость выпадала? Всё ведёшь себя как дурочка.
— Марси, не говори мне, что я должна, — не сдержалась я. — Я с рождения только и слышу, какая я…
Не могу произнести. Марси едва успела подцепить мою длинную косу лентой, как я вскочила и, подобрав подол юбки, побежала домой. Не ожидала нравоучений от лучшей подруги. Марси никогда так со мной не разговаривала. Она была моей единственной поддержкой здесь. Неужели отныне не осталось никого, кто хоть попытается меня понять? Но если все вокруг говорят, что со мной что-то не так, может быть, они правы?

***

Первое, что бросилось в глаза — стоящая около нашего скромного дома богатая деревянная с резными узорами повозка. В неё были запряжены две чёрные лошади с изогнутыми дугой тонкими шеями. Я никогда прежде не видела таких красивых лошадей. Что ж, человек, которому они принадлежали, бедным быть никак не мог. Одна роскошная красная бархатная упряжь этих лошадей чего стоила.
Я вошла в дом. Мама и папа сидели за богато накрытым столом вместе с двумя гостями, лиц которых я не видела, так как те находились ко мне спиной. На столе лежали два запечённых гуся и разделанный поросёнок. Родители совсем сошли с ума, раз зарезали двух из шести наших птиц и одного-единственного поросёнка. Они хотят произвести хорошее впечатление на моего будущего мужа. Если всё удастся, то поросятами да гусятами они будут обеспечены до скончания века. Только почему я чувствую себя кобылой на торгах?
— А вот и она! — мама показательно радушно раскинула руки.
Бьюсь об заклад, она моему рождению радовалась меньше, чем сейчас.
— Дорогая, мы заждались! Иди скорее за стол, — с обходительностью палача произнесла она.
Дорогая? К чему всё это? Я же вижу, как подрагивают в растянутой улыбке её губы, как сильно папа сжал при моём появлении вилку. Да и в последний раз они не были особо любезны.
Я вдохнула и задержала дыхание. Больно. Меня просто хотят продать. И всё же я села за стол. Аромат горячего жареного мяса привлёк моё внимание. Как же я хочу есть. О, они запекли Хрюкина с первыми весенними яблоками. Наверное, вкусно. Не буду есть Хрюкина, маленький поросёнок не заслужил быть убитым ради пафоса.
Только теперь я осторожно осмотрела гостей. Прямо напротив меня сидел мужчина лет сорока пяти с забранными в хвост каштановыми с проседью волосами. Жёсткие, властные черты лица. Тонкие губы, обрамлённые аккуратными короткими и узкими усами и бородой. Острый, с лёгкой горбинкой нос. Небольшие карие, с прищуром глаза и густые тёмные брови. Поймав мой взгляд, он как-то неприятно улыбнулся, отчего мне стало не по себе, и я невольно отвела глаза.
Слева от моего будущего мужа сидела женщина лет на двадцать старше изира. Всё это время она пристально рассматривала меня, но молчала. Тяжёлый взгляд её ледяных глаз я стоически игнорировала.
— Сейлиндейл, меня зовут Текарай Страйт, — вдруг заговорил изир. — Мне говорили, что ты обладаешь особенной красотой и весьма строптивым нравом. Что ж, это мне по душе. Люблю горячих женщин. И теперь я вижу, что твои глаза действительно способны околдовывать.
Мне стало неуютно. Почему этот человек, который годится мне в отцы, если не в деды, говорит обо мне, как о какой-то распутной девке? Он меня даже не знает. И не хочу, чтобы знал. И почему мои родители сидят и одобрительно улыбаются, глотая каждое его слово как с потравы? Почему?.. Да не почему. Просто меня снова продали. В прошлый раз за корову и телёнка, а в этот за что? Интересно, за сколько теперь? Собрав всю свою смелость в кучу, я вдохнула, выдохнула и задала откровенный вопрос гостю:
— Изир Текарай, могу я спросить, за сколько вы меня купили?
Мои родители побледнели. От прежней улыбки и следа не осталось. Изир тоже слегка удивился, но ему ведь по душе строптивые женщины. Хотя, подозреваю, это до первого неудобного вопроса с их стороны.
— Почему же нет? — изир неторопливо раздевал меня взглядом. — Я отдал за тебя двух коров, кобылу и тридцать серебряников. И я надеюсь, ты того стоишь.
Он сально уставился на вырез моего платья. Я обняла себя руками.
— А если не стою? — сухо поинтересовалась я.
— Да перестань, красавица! Не может смазливая девка с такой грудью, с такими шикарными волосами и колдовскими синими глазками не стоить пары голов скота и жалких тридцати серебряников, — изир провёл пальцами по усам. — А если твой отец разрешит мне прямо сейчас тебя попробовать, я накину ещё тридцать сверху.
Я замерла, впившись ногтями в край стола, и вперилась взглядом в папу. На лбу выступил холодный пот, но меня бросило в жар. Куда бежать? Дальше гор ведь всё равно некуда.
— Прошу простить, изир Текарай, но у нас не принято портить невесту до свадьбы, — вполголоса возразил отец. Он избегал моего пристального взгляда.
Прошу простить?! Неужели родители настолько рады этому браку? Им наплевать, что будет со мной? Изир несколько разочарованно вздохнул.
— Ну что ж, я традиции уважаю. Девка мне нравится. А тебе, тётушка Ора?
Старая седая женщина, всё это время молча сидевшая рядом, подняла на меня мутно-голубые ведьминские глаза и низким, сиплым голосом негромко ответила:
— Мне бы камни бросить.
Изир откинулся на спинку стула так, что старое дерево заскрипело, и лениво отмахнулся:
— Так иди, бросай. Чего тянуть быка за яйца?
Опираясь руками на стол, женщина медленно поднялась со скамьи и неторопливо пошла к двери.
— Иди за ней, — поторопил меня изир.
Я быстро встала и вышла следом. Компания старой бесовки привлекала меня и то больше.
Я нагнала её в сенях. Она шла так медленно, шелестя тяжёлыми многослойными юбками по полу, что я замялась. Обогнать её было бы, наверно, невежливо.
Странные нарочито-рваные одежды, густые посеревшие от седины, бывшие чёрными волосы, на пальцах дорогие крупные перстни — похоже, некоторым бесовкам неплохо платят. А главное — глаза. Бьюсь об заклад, когда-то они были такими же, как мои. Нет ни малейших сомнений — это бесовка. Самая настоящая. Хэо Заступница, не оставь меня, пожалуйста. Будто прочитав мои мысли, женщина обернулась.
— Не бойся, девка. Хочу только судьбу твою глянуть. Ничего дурного я тебе не сделаю.
— А ваш изир? — сорвалось у меня.
Женщина усмехнулась, ничего не ответила и исчезла за дверью. Я в нерешительности остановилась на крыльце дома, прикрыв за собой дверь. Тем временем странная гостья вышла со двора, но быстро вернулась в компании кучера, который нёс в руках охапку тонких сухих веток какого-то незнакомого мне красного дерева. У нас такие не растут. Не задавая вопросов, кучер свалил ветки посреди двора и принялся разжигать костёр. Удалось ему это довольно скоро, и женщина жестом велела мужчине уйти.
Подойдя к костру, она опустилась на колени, благоразумно кинув под ноги на грязь тряпку, и принялась шептать что-то. Я стояла метрах в пяти от неё и не могла разобрать слов, но, происходящее пугало меня всё больше и больше.
Отблески костра и тени плясали на её бледном морщинистом лице, то зажигая глаза ярким пламенем, то снова погружая их в холодную темноту ночи. Я смотрела на неё, как заворожённая, боясь пошевелиться и привлечь внимание. Может быть, я здесь просто как зритель, или она вообще забыла обо мне? Вдруг, не отрывая взгляда от огня, ведьма резко протянула ко мне руку. Я нервно сглотнула, но не двинулась с места. Тогда она отвернулась от пламени и требовательно уставилась на меня. Что делать, я всё-таки подошла поближе к ней.
— Дай руку, — приказала она.
— Зачем? — на всякий случай спросила я.
Это начинает пугать меня всё больше.
— За надом. Дай руку! — громче повторила та, но видя моё сомнение, с несвойственной пожилым людям прытью сама схватила меня за руку и до того, как я пришла в себя, полоснула по моему пальцу острым лезвием.
Я вскрикнула, но больше от страха и неожиданности, чем от боли. Ведьма отпустила мою руку.
— Не верещи. Всего-то пальчик порезала.
— Зачем вы это сделали?! — я хотела было вытереть окровавленный палец подолом, но вовремя вспомнила, что платье на мне чужое.
— Сейчас белые камни расскажут мне всю твою судьбу, — женщина снова уселась у костра и принялась шептать дальше.
Тут я заметила, как всё это время вместе с моей кровью она перемешивала в ладони несколько маленьких белых камушков. Вся её ладонь была в моей крови, выглядело это жутко, тошнотворно и как-то противоестественно. Я поморщилась. Ведьма всё шептала и шептала. Кажется, я вообще не знаю этих слов. Наверно, это какое-то заклинание.
— Яграма хен са! — вдруг прокричала она и швырнула камни в догорающий костёр. В воздух тут же взвились тысячи искр, и я отпрянула, чтобы не обжечься.
— Ми кан дар. Ми кан дар, — снова и снова взывала она, протягивая к пламени руки.
Чего ждёт от костра это ненормальная? Что вообще здесь происходит? Каким образом она собирается увидеть мою судьбу в костре? Вдруг он не в духе и не станет сегодня разговаривать? Да что за бред? Столько вопросов, и ни одного адекватного ответа.
— Ми кан дар! Ми кан дар эсхо!
Вдруг пламя вспыхнуло и снова взметнулось в небо миллиардами огненных искр. Но в этот раз костёр и не думал угасать. В раскалённом воздухе среди пламени и дыма внезапно возник образ разъярённого дракона! Клянусь именем Пречистой, это была здоровенная драконья морда! От неожиданности я едва не упала. Дракон не был похож ни на Шаккара, ни на других драконов, которых я видела в день смотра. Этот зверь имел два закрученных по спирали рога по длине чуть короче его головы, морду мощную и зубастую, а глаза его пылали огнём и смотрели будто бы прямо на меня! Мне даже показалось, что я услышала его рёв, но, возможно, это был лишь треск пламени или вой ветра. Я не знаю... Я уже ничего не понимаю.
— Дара каа хар! Вальзаар! — закричала женщина, и дракон ответит ей новой вспышкой пламени и рёвом. Теперь я точно слышала рёв, подобный раскату грома.
— Пропади, демон! Дара каа хар бас!
Вспышка молнии! Я упала на землю, закрыв голову руками.
— Сейлин… — бархатным раскатом прозвучало в воздухе.
Кто это? Кто звал меня? Что это за бесовщина?!
— Сейлин… — едва различимо повторил кто-то.
Я поднялась на ноги. Где-то в глубине души я не испытывала страха, скорее благоговейный трепет.
— Кто здесь?
Вдруг ведьма вылила на костёр ведро воды, окатив заодно и мои ноги. Я подпрыгнула, заорав от испуга, а дракон исчез вместе с пламенем.
Пока я дикими глазами буравила дымящиеся головёшки, ведьма развернулась и медленно побрела обратно к дому.
— Что это было?! — меня будто прорвало. — Откуда там взялся дракон?! Что всё это значит?!
— Не верещи, — раздражённо бросила женщина.
— Расскажите мне, что это было! — потребовала я, но сразу же добавила несколько мягче. — Пожалуйста. Мне нужно знать.
Ведьма тем временем остановилась и посмотрела на меня как-то задумчиво и отстранённо.
— Прошу…
— Идём-ка, прогуляемся.
Она направилась к калитке, я поспешила за ней. Выйдя со двора, женщина неторопливо пошла в темноту, в сторону высившейся горной громадины. Перепрыгнув через лужу, я нагнала её.
— Прошу вас, расскажите мне хоть что-нибудь.
— Видишь Гору? — указала она вперёд богато украшенным костистым пальцем.
— Ну, вижу. Я каждый день её вижу.
— А знаешь ли ты, что за ней?
— Ясные земли. К чему все эти вопросы?
— Если я скажу тебе, что ты не станешь женой изира, но ты никогда не должна ходить за Гору, ты клянёшься, что послушаешь меня?
Я не понимала её, хотя услышав, что не выйду за этого старого озабоченного типа, лёгкие мои будто распрямились, и мне стало легче дышать.
— Ты никогда не должна покидать Гору, поняла меня? — требовательно повторила ведьма.
— Нет, я вас не понимаю. Почему не должна?
— Потому что тогда произойдёт большое горе, — хмуро ответила женщина. — Это очень важно. Подумай, прежде чем отвечать.
— Теперь я совсем запуталась. Какое горе? Как я вообще могу попасть за Гору? Это же возможно только на драконе.
Ведьма снисходительно усмехнулась, но тут же сделала вид, что её усмешка ничего не значила. Но было уже поздно. Я заметила.
— Прошу вас, — я схватила её серую руку. — Скажите мне, как ещё можно попасть за Гору? Вы меня не знаете. Я вам клянусь, что из-за меня не случится никакое горе. Но мне очень нужно знать! Я чувствую, что моя судьба не здесь. Я каждый день просыпаюсь с надеждой, но ничего не происходит. Но это неправильно. Я это знаю. Моё место не здесь…
— Нельзя, пойми ты! — она одарила меня равнодушным взглядом, грубо оттолкнула с дороги и, как могла, быстро поковыляла через грязь в сторону нашей калитки.
Я не могу это так оставить. Впервые за последние годы в моей жизни произошло что-то по-настоящему значимое. Чтоб я сдохла, эта старая бесовка так легко от меня не отделается!
— Скажите хотя бы, кто звал меня?!
Она обернулась. Её бледное, худое лицо вытянулось, сухая со старческими пятнами кожа натянулась так, что казалось, будто сейчас треснет, а тонкие губы задрожали. В мутных глазах блеснуло что-то тёмное и зловещее. Она широко улыбнулась, но эта улыбка испугала меня ещё больше.
— Что?.. Скажите что-нибудь?
Но ведьма отвернулась и молча скрылась за дверью калитки нашего двора, а я осталась на улице. Я не знала, что думать, не знала, что делать. Я, чёрт побери, ничего уже не понимаю!
Под Горой совсем стемнело. Единственным источником света здесь были отнюдь не луна и звёзды, а факелы, горящие во дворах домов и кое-где на улице у каменных заборов. Стало прохладно, и я поёжилась. Волосы на руках встали дыбом, мурашки побежали по всему телу, и я обхватила себя руками. Тоненькое платье Марси совершенно не согревало меня.
В дом идти не хотелось. На конюшню тоже. Я так сильно хотела понять, что видела эта старая ведьма, понять, почему я не должна ходить за Гору, и как это вообще возможно — попасть туда не по воздуху, но единственный человек, кто знал ответы на все вопросы, не желал со мной разговаривать и пугал до заикания.
Порыв холодного, сырого, с примесью тухлятины ветра подхлестнул меня, точно ивовый прут. Бросив боязливый взгляд на зияющую чёрную дыру пещеры в горе, я поспешила во двор, забралась под окно кухни и прислушалась, о чём говорят в доме.
В воздухе всё ещё витал лёгкий аромат сырости, приправленный толикой гнили и разлагающейся плоти. Только ветер с Гнилого болота может так дурно пахнуть. Похоже, птица забрела и сдохла, хотя вход в пещеру давно забили досками, чтобы туда случайно не забрёл скот, или ещё хуже, не забежали дети. Гнилое болото на то и гнилое, что в нём пропадало всё живое. А старики вообще говорили, что на болоте живут бесы, которые либо затащат тебя на дно, либо обрушат на голову камни.
Никто не знал, почему эта пещера появилась, как давно, и что там на самом деле творилось. Но лет десять назад там пропал мальчик, который на спор с друзьями обещал сорвать в пещере веточку болотного папоротника. Когда мальчик не вернулся ни через час, ни через два, его друзья позвали взрослых. Но всё, что тогда смогли найти — это ботинки на трясине и клочок разорванной рубашки. После того случая вход в пещеру завалили всяким хламом и забили досками, а всем детям было строжайше запрещено даже думать о том, чтобы пролезть туда. Да и кому в трезвом уме придёт такое в голову? Гнилостный трупный смрад отобьёт желание ещё на подходе. Хотя, признаюсь, пока я не вспомнила о том, что конюшня в это время года пустует, и лошади ночуют на полях, ловила себя на мысли спрятаться именно там. Ну, какие, в самом деле, бесы? Вейго туда лазил, и всё обошлось.
— Сейлин! Ну как прошло сватовство?
— Да что б тебя!
Марси подкралась ко мне со спины и выпугала до полусмерти. Я шикнула на неё, она понимающе замолчала и присела рядом. Мы обе слушали.
— Меня это не волнует! — вдруг в ярости закричал изир.
— Я уверен, здесь какая-то ошибка! — возмущённый голос папы.
— Наша девочка здорова, как лошадь! — вторила ему мама. — Знахарка Несма подтвердит. У неё только глаза такие и это… волосы. Но это ничего не значит! Совсем ничего!
— Ты чем-то больна? — удивлённо прошептала Марси, буравя меня изумлённым взглядом.
— Не знаю, — не менее удивлённо ответила я. — До этой минуты была здорова.
Что же наплела им эта тётушка Ора? Я осторожно заглянула в окно.
— Кинь свои камни ещё раз, старая ведьма! — снова закричал изир.
— Изир Текарай очень рассержен, — подметила Марси.
— Да неужели? — съязвила я. — Я его понимаю. Девка «с такой грудью» того и гляди уплывёт из рук.
— Где он там грудь-то увидел? — подколола меня Марси и тут же получила локтём.
— Камни никогда не врут, — раздался спокойный уверенный голос тётушки Оры. — Девка не принесёт тебе ни одного сына и даже дочери.
— А я говорю, что наша дочь здорова! — заверещала не своим голосом мама, скамейка со скрипом отъехала. — Она родит господину много здоровых детей!
— Да что за глупости? На кой я взял тебя с собой? В конце концов, я найму лекарей, и всё решится! — выпалил изир.
Как я ему понравилась-то!
— Я не сказала, что она больна, — голос ведьмы единственный звучал спокойно. — Девчонка несёт печать древнего проклятья. Она не станет ни твоей женой, изир Текарай, ни чьей-либо ещё. Ей вообще не стоило рождаться! Одно её существование противно богине. Разве не должна была она родиться мёртвой?
Взгляд её пугающих, блестящих глаз устремился на маму.
— Ох, Пречистая Хэо, Заступница! — с придыханием прошептала та.
— Не должна она жить. Во имя богини её надо уничтожить, как уничтожают слизней да мокриц, пока урожай не сгубили. Не смотрите вы на её мордашку да волосы белые. Душа у ней чёрная. Не Хэо она служить будет, а Вальзаару.
Кому?
Скамейка снова со скрипом отъехала по шершавому полу. Мама грузно осела.
— Вот говорила мне старая Анда, не рожай…
— Заткнись! — кратко шикнул папа.
— Что? Какое ещё проклятье? — испуганно прошептала Марси. — Что несёт эта полоумная, Сейлин?
Теперь мне стало намного страшнее, чем тогда, когда она разожгла свой колдовской огонь, и из него явилась голова дракона.
— Марси, да я клянусь, что не знаю!
— Как докажешь всё это? — вполголоса произнёс изир.
— Да поймите вы! Пока она живёт, миру грозит гибель! — ведьма уже перешла на крик. — Почему ты никогда прежде не сомневался в моих словах, изир? Разве обманула я тебя хоть раз?!
— Убить такую красивую девку из-за глупых бредней? — недоумевал изир. — Я человек хоть и набожный, но верю доказательствам. А где они, тётя Ора? Одни слова. Завтра ты скажешь, что надо убить меня, и я, что, должен себе нож в сердце воткнуть? Я тащился сюда не для того, чтобы уехать с пустыми руками. Девка мне нравится. Я сегодня же увезу её с собой.
— Мы согласны! — сию секунду поддержал его папа. — Генера, собирай её вещи!
По удаляющимся семенящим шагам, я поняла, что мама побежала выполнять требование отца.
— Ты совершаешь ошибку, изир Текарай! Если девку не убить, нам всем грозит большая опасность! Не гневи Хэо!
— Да какая опасность? Что ты несёшь?
— Пророчество о Проклятом Всаднике! Я не знаю, как, но девка приведёт его в наш мир.
— Оставь свои сказки!
— Говорю вам, девке суждено пробудить древнее зло!
— Что ещё за проклятый всадник? — спросила я сама себя.
— Да ладно? — Марси удивлённо взглянула на меня. — Это же очень старая песня, которой ещё наши прабабушки бабушек спать укладывали.
— Оо, не знала.
Мне не пели колыбельных песен.
— Я сама знаю только часть песни, — Марси сосредоточилась:
— Когда прольётся кровь с небес —
То Всадник горестный воскрес,
То Хэо по несчастным плачет,
Ведь Всадник на проклятом скачет.
Когда придёт голодный мор —
То Всадник вынес приговор.
Он принесёт с собой войну,
Отправит армии ко дну,
И тьмой накроет целый свет.
Конец всему. Спасенья нет.
— Ничего себе. Впечатляет, — искренне призналась я.
А, может, оно и к лучшему, что мне пели колыбельных.
— Всё равно при чём тут я? Я должна разбудить этого всадника? Он спит где-то? Так я не буду вообще никогда и никого будить, всего и делов.
— Девка должна умереть, или умрём мы все! — голос ведьмы уже звучал как мольба. Похоже, она действительно верит в это пророчество.
— Я сказал, что женюсь на ней, и мне наплевать на твои фантазии! Я не за тем взял тебя с собой, ведьма, чтобы ты пугала меня! Всё, что от тебя требовалось, узнать, сколько сыновей она мне родит и когда! Мы сейчас же уезжаем, — по комнате раздались быстрые тяжёлые шаги.
Мы с Марси отбежали от окна и спрятались за стогом сена в углу двора. Очень вовремя, потому что изир Текарай выглянул из-за двери, окинул взглядом двор и крикнул кучеру:
— Масур! Просыпайся, остолоп! Отправляемся домой.
Я сжала кулаки так, что ногти впились в кожу.
— Марси, я с ними не поеду, — сквозь зубы процедила я. — Ни за что я не стану женой этого мерзавца.
— Ну почему мерзавца, Сейлин? — Марси ещё не теряла надежду образумить меня. — Изир Текарай — богатый, уважаемый человек. Ты ему нравишься. Если ты не уедешь с ним, тебя отдадут Риману.
— Не отдадут, — прошептала я.
Идея родилась внезапно. Я ехидно улыбнулась.
— Кому нужна девка без волос?
Марси в сомнении вытаращилась на меня.
— Ты чего задумала? Не смей даже!
— А что мне остаётся, скажи? У меня много вариантов, что ли? Богатый похотливый старик или пьяная образина Риман. Сама ты кого бы выбрала?
Марси промолчала. Если бы она почувствовала то, что чувствую сейчас я… Если бы ощутила мою боль, мои страх и отчаяние... Тогда вопросов бы не понадобилось. Безусловно, я рада, что у неё любящий и заботливый муж, которого любит она. Рада, что ей так повезло. Хотя неизвестно, как бы сложилась судьба Марси, если бы Хостен попросту не испортил её в шестнадцать, когда родители ещё только выбирали ей мужа. Деваться было некуда, порченую девку никто в жены не возьмёт, вот и сыграли свадьбу. Хитрая Марси. Хостен давно ей нравился, и сейчас она счастлива. Но выдай родители её за другого, кто знает...
Марси не может меня понять. У неё другие мечты, другие цели и приоритеты. Это нормально. Все мы разные. Кто-то должен доить коров, а кто-то, лёжа на диване, указывать пальцем, какую доить первой. Мне не нужны коровы. Я хочу летать на драконе. Но до тех пор, пока меня можно продать, покоя мне не видать.
Для начала я на свой страх и риск через окно пробралась в комнату Вейго и, порывшись в его вещах, забрала прошлогодние брюки и рубаху. За последний год Вейго сильно вытянулся и окреп физически, так что старая одежда оказалась ему мала, но бережливая мама, конечно, ничего не выбрасывает. И сейчас эта её черта сыграла мне на руку. Лёгкие песочного цвета брюки и рубаха с расшитой алыми нитками треугольной горловиной, хоть и совсем не новые, но в пути будут намного практичнее сарафана.
Я быстро переоделась. Непривычно, но удобно. Так же тихо через окно я вылезла во двор.
Прокравшись в хлев, я нащупала в темноте на подоконнике драконье крыло рукоятки ножа Вейго. Я спрятала его тут, и когда родителей не было дома, тренировалась метать в забор. Увидели бы меня за таким непристойным занятием, отобрали бы последнее, что связывает меня с братом.
Выйдя из хлева, я снова подбежала к прячущейся за стогом сена Марси и протянула ей нож.
— Режь, я сама не смогу, — мой голос дрогнул.
Я всегда любила свои длинные густые волосы.
— Ты с ума сошла?! Я не буду! И что вообще на тебе надето?
— Тише, не кричи! — осадила я её. — Не можешь, и не надо. Сама как-нибудь обкорнаю.
С этими словами я схватилась за прядь волос и принялась отпиливать её где-то на уровне плеч.
Марси скривилась, закрыла глаза рукой, и тут, ожидаемо, сердце её не выдержало.
— Дай сюда! — она выхватила у меня нож, обошла со спины и начала быстро, но аккуратно отрезать прядь за прядью. — Раз уж ты решила сгубить свою красоту, то я хотя бы помогу тебе не остаться драной кошкой.
Я улыбнулась. Вот для чего нужны друзья. Даже могилу помогут вырыть, если понадобится.
Через пару минут Марси закончила, а я ощутила, насколько легче стала моя голова. В грязи под ногами валялись мои прекрасные отрезанные локоны. Я потрогала рукой оставшиеся волосы. Короткие. Такие непривычно короткие. Я никогда не стригла их. Женщины Линорры дорожат каждым волоском и считаются завидными невестами, ведь роскошная коса говорит о здоровье девушки, о том, что она сможет родить много детей и будет хорошей хозяйкой. Теперь же у иного парня волосы длиннее моих. Хотя, надо отметить, что без косы до пояса шее намного легче.
— Ну? Как? — боязливо поинтересовалась Марси.
Чего она ожидает? Что я расплачусь и начну жалеть о содеянном? Нет уж.
— Легко, — честно ответила я первое, что пришло в голову. — Мне очень легко.
Я резко покачала головой, и мои короткие пушистые волосы приятно разлетелись по лицу.
— Какой кошмар, — закрыв ладонью щеку, простонала Марси.
— Я хочу себя увидеть!
Не опасаясь ничего и никого, я подбежала к корыту с водой и, освещаемая огнём факела, с трепетом взглянула на своё отражение. Увиденное заставило меня широко улыбнуться. Лёгкими пушистыми волнами мои некогда длиннющие белые косы теперь заканчивались чуть выше плеч и смели зваться не иначе как волосёнками.
— Марси! А мне нравится! Мне, правда, нравится!
— Она сошла с ума, — тяжело вздохнула Марси.
— Мне надо собрать в дорогу еды и воды. Ты поможешь?
— Ты уходишь?
— Наивная моя Марси, — я подошла к растерянной подруге и взяла в ладони её ледяные руки. — Неужели ты думаешь, что после всего этого я смогу оставаться в Линорре?
— И куда ты пойдёшь? — на глазах Марси выступили слёзы.
— Не знаю. Наверно, в Оргун. Там живёт моя тётя Раетта. Она всегда ко мне хорошо относилась и не считала бесовкой.
— Я тоже тебя ей никогда не считала, — укоризненно сказала Марси. — И как ты собираешься добираться туда? Оргун на другом конце долины. Туда больше пяти дней на лошади.
— Ничего, мне спешить некуда, — улыбнулась я. — Так ты поможешь мне с едой? Я не могу зайти в дом.
— Ты, что же, даже не попрощаешься с родителями?
На глазах выступили слёзы, я задержала дыхание, чтобы вконец не расплакаться.
— Не думаю, что их обрадует то, что теперь меня не получится выгодно продать.
— Сейлин, ну что ты...
— А как ещё это называется, Марси? Как?
— Так заключаются все браки.
— Значит, я останусь в девках.
Марси ничего не ответила, лишь грустно смотрела куда-то под ноги. Помнится, мы с ней мечтали совсем о другом. О том, что будем соседями, будем вместе растить детей, а наши мужья, достойные и уважаемые люди, будут друзьями, как и мы, и никогда не разлучат нас. Но то были детские мечты. А теперь я убегаю в ночи, будто совершила что-то преступное и заслуживающее кары.
— Я буду ждать тебя у пещеры через час. Хорошо?
— Почему у пещеры? — робко поинтересовалась Марси.
— Потому что сейчас меня начнут искать, а туда точно никто не пойдёт.
— Давай на конюшне, там безопаснее.
Марси выглядела всерьёз испуганной. Настолько, что мне стало забавно.
— Неужели ты — та, что вместе со мной по ночам кидала яйца в окна учителя Прауса, веришь в бесов?
— Сравнила, тоже мне, учителя Прауса и бесов! — нахмурила брови Марси.
— А что? — усмехнулась я. — Как по мне, так похож.
— Не до смеха сейчас, Сейлин, — нахмурилась она. — Пропавшего мальчика, Лиспена Грайна, так и не нашли.
— Мальчик упал в болото и утонул. Как его могли найти? И вообще, я не собираюсь лезть за завал. А даже если бы и полезла, Гнилое болото начинается где-то в глубине пещеры, а не с самого её начала. Со мной ничего не случится. Ты же слышала старую ведьму? На мне проклятье, я обрушу гибель на весь людской род. А значит, точно не утону в болоте сегодня.
— Не шути такими вещами, глупая! — Марси боязливо огляделась, точно кто-то в темноте только и ждал момента, как бы наказать её за непочтительное отношение к бесам и проклятьям.
— Ой, Марси, не маленькая уже, а всё в сказки веришь.
Внезапно по меняющемуся лицу Марси я поняла, что за моей спиной кто-то есть. Я стояла спиной к дому, а Марси боком. Я никого не видела.
Ведьма появилась, словно из воздуха. Я слишком поздно увидела занесённую надо мной руку, и то, как блеснуло в свете факела лезвие ножа.
— Умри, проклятая!
Что?.. Я не успела испугаться, как Марси оттолкнула меня в сторону, а затем упала на колени, схватившись руками за шею с торчащим в ней ножом. Я заорала так, как не орала ещё никогда. Марси повалилась на землю, загребая одной рукой грязь, другой сжимая рукоять ножа. Я упала рядом с ней.
— Марси… — дрожащими губами прошептала я.
Марси до боли впилась ногтями в мою руку. Её глаза были выпучены, ресницы дёргались, а губы напряжённо хватали воздух. Как же ей было страшно! В голове мелькали обрывки мыслей — бессвязные, разорванные. Она закрыла меня собой. Приняла удар на себя. Вместо меня. Из-за меня. Каждая мысль была как новое лезвие, вонзающееся теперь уже в моё сердце.
К запаху тухлого болота и грязи примешался запах крови. Обыденное и чудовищное переплетались, создавая новую, искажённую реальность. Как много крови. Откуда столько крови?! Марси… Что же мне делать?! Марси трясло так, будто её облили водой на морозе, и дрожь эта передавалась мне. Я смотрела, как шевелятся губы подруги, как из уголка рта вытекает тонкая струйка крови. Она хотела что-то сказать, но слова доносились неразборчивым шёпотом. Я прижала её к себе.
— Живи! Ты не смеешь умирать! Слышишь меня, овца?! Тебе нельзя умирать! Я умоляю тебя… Не надо…
Марси умирает… Умирает, чтоб её! А я ничего не могу сделать! Ничего, чтоб меня бесы разорвали! Хэо, помоги же! Я верю, что ты есть, что ты добрая. Что ты любишь, а не караешь. Ты нужна сейчас! Спаси её. Пожалуйста.
— Марси…
Слёзы застилали мне глаза, и я видела лишь силуэт родного лица.
— Помогите!! Кто-нибудь!!
Марси снова попыталась прошептать что-то, но не успела. Я видела, как она сделала последний судорожный вдох, как её ресницы перестали дрожать, и глаза, всегда полные света и радости, навеки замерли, глядя в небо. Небо, в котором даже звёзд нет. Что она видела в этой жизни? Ничего! Даже звёзд не видела.
Всё это время ведьма стояла рядом и смотрела на нас. Молча и безучастно.
— Зачем ты это сделала, тварь?! — давясь слезами, закричала я.
Ведьма не ответила. Она просто растерянно взглянула на неподвижное тело на моих коленях.
Марси не хотела умирать. У неё были планы и мечты. В следующем месяце они всей семьёй собирались в Оргун к родственникам Хостена. Марси мне все уши прожужжала, как будет выбирать там, на ярмарке, новое платье. Она и мне хотела какую-нибудь безделушку привезти. Марси просто пыталась защитить меня, но случилось это...
— Что тут произошло?
На пороге стояли мои родители и изир Текарай. Все они от удивления пораскрывали рты.
— Это... что такое? — дрожащим голосом спросила мама, с ужасом глядя на лежавшее на моих руках тело подруги.
— Сейлин?.. — выдавил папа, выпучив глаза.
— Я… Марси умерла, — пропищала я.
— Видите? Я говорила вам, — ведьма не удержалась, чтобы не подлить масла в огонь. — Девка уже не в себе. Говорю же, она приведёт в этот мир Проклятого Всадника! Вальзаар направил её руку!
— Что здесь случилось?! — прогремел на весь двор изир.
— Я вышла во двор, девка резала волосы. Её подруга хотела помешать, но она ударила бедняжку ножом. Я видела это!
— Я… это не я, — дрожащими губами пролепетала я, ещё крепче обняв бездыханную Марси. — Это она. Ведьма…
— Это... нож Вейго? — мама с ужасом закрыла лицо руками.
Я бросила растерянный взгляд на рукоять, торчавшую из шеи моей мёртвой подруги.
— Как ты могла, Сейлин...
— Мама, я не вру. Это не я. Почему ты мне не веришь?..
— Девку надо убить, — прошипела ведьма, гневно тыча в мою сторону кривым пальцем. — Это воля Хэо!
Мои родители стояли бледные как смерть. Мама медленно осела на крыльцо, папа бросился приводить её в чувства. Я навсегда запомню их убитые горем лица и эти взгляды. О, Хэо, они верят, что я — убийца. Я вижу боль и смертельное разочарование в их глазах.
— Зовите стражников, — сухо приказал изир.
Я знаю, что мне никто не поверит. Я — сошедшая с ума, противная всему живому бесовка. Меня бросят в темницу и, скорее всего, казнят. У меня нет выбора.
— Прости меня, Марси, — шепчу. — Я клянусь, что отомщу за тебя.
Аккуратно опустив обмякшее тело Марси на землю, я зажмурилась, резким движением выдернула нож из её шеи и бросилась прочь со двора.
— Держите её! — закричал изир. — Привести ко мне живой!
Едва выскочив из калитки, я угодила в руки кучера.
— Отпусти!! — заорала я, извиваясь всем телом.
Удар о карету. В ушах зазвенело, я проваливаюсь в черноту…

4 глава

Я очнулась от удара. Что происходит? Как горит лицо. Зажмурившись от света, пытаюсь отвернуться, но кто-то больно хватает меня за лицо и заставляет держать голову прямо.
— Сейлиндейл Мар, — требовательно позвал меня громкий басистый голос. — Зачем ты убила Марси Гарн?
Взгляд кое-как сконцентрировался на вопрошающем. Я не знаю этого человека. Никогда его не видела. Полный, лысеющий седой мужчина лет пятидесяти. Мне не нравятся его глаза. Они такие же равнодушные и безжизненные, как Гора.
Я, что, привязана? Пытаюсь оглядеться. Я привязана за руки к двум столбам в центре площади. Той самой, где когда-то проходил смотр мальчиков. Лобное место. А вокруг толпа. Это всё жители нашей деревни. Все смотрят на меня с ужасом, презрением, осуждением, ненавистью... Да что происходит? Мама? Папа? Я не нахожу их в толпе. Где вы?
— Отвечай на вопрос, бесовка! — он надменно поднял голову, а тонкие губы его машинально сжались.
— Не смей молчать, когда к тебе обращается сам судья Зирах! — едва ли не в ухо прокричал мне скрипучий, как ржавые рессоры, голос. Я зажмурилась и отвернулась, но сбежать было некуда. Мама? Папа? Почему я вас не вижу? Помогите...
— Отвечай! — снова заорал он, и я наконец увидела прыщавое лицо, отнюдь не подростка, а взрослого мужчины. Одет он был вычурно, с какими-то драными перьями воротник картапа.
— Не спеши, советник Хиям, — великодушно произнёс судья. — Ты же видишь, у бесовки язык отнялся. Надо бы проверить, вдруг она откусила его, дабы не раскрывать нам своего зловредного плана.
— Позвольте проверить, Ваша честь!
Тот благосклонно взмахнул рукой. Что они собираются делать?! Я дёрнулась, но крепкие верёвки лишь больнее сжали мои израненные запястья. С омерзительной улыбкой этот прыщавый урод своими кривыми пальцами схватил меня за лицо и полез в рот. Не сдержавшись, я с силой сомкнула зубы. Тот заорал и отпрянул, тряся укушенную руку.
— Ах ты, шваль! — разобрала я сквозь шипенье.
Удар наотмашь! Щека запылала. Если бы я не успела отвернуться, он бы сломал мне нос.
— Полно, советник!
Краем глаза вижу, как советник с искажённым негодованием лицом опустил вновь занесённую для удара руку.
— Если не начнёшь говорить, бесовка, нам придётся прибегнуть к пыткам, — равнодушно продолжал судья.
— Я не бесовка, — вполголоса сказала я и, бросив взгляд в толпу, добавила громче: — Вы все это знаете!
— Почему ты убила эту несчастную девочку? — судья медленно подходил ко мне, чеканя шаг. — Она ведь была твоей подругой.
— Я не убивала Марси! — прокричала я.
— Глупо отрицать это, — судья встал в метре от меня.
Как же от него разило духами и потом!
— Тебя застали с ножом в руках. Нож принадлежит тебе. Есть свидетельница, которая видела всё.
— Она врёт!
— Советник Хиям, пригласите сюда свидетеля.
Мой взор выцепил движение в толпе. В круг вышли изир Текарай и его проклятая ведьма.
— Изир Текарай, можете ли вы ручаться за слова своей наперсницы?
— Всецело, Ваша честь. Тётушка Ора пользуется большим уважением в Тинбарре. Её словам вы можете доверять.
Да что же это за бред? Как такое вообще возможно? Почему меня судят за поступок, который я не совершала?
Тем временем, загребая пыль длинными юбками, ведьма вальяжно выступила вперёд.
— Я видела всё вот этими глазами! — пафосно обратилась она к толпе тех, с кем я здоровалась каждое утро, с чьими детьми играла в прятки, кому помогала донести тяжёлые ведра до калитки. Толпе, которая теперь смотрела на меня глазами зверей, но не соседей. — Я много лет верно служу господину, лечу больных в Тинбарре и помогаю роженицам. Господин взял меня с собой, чтобы я увидела, сколько сыновей принесёт ему эта несчастная. Его, как и всех вас, обмануло её красивое невинное личико! Но Пречистая Хэо благословила меня даром видеть истинное зло! Запомните, люди, самое страшное зло всегда таится там, где не ждёшь. Разве не видите вы её бесовские глаза? Разве не видите волосы, белые, как кожа мертвеца?
Да что она городит, эта ведьма?! Они все слушают её? Они внимают ей, качают головами, явно припоминая, мои бесовские проделки. Но это же ложь! Я никогда никому ничего плохого не делала!
Наконец судья прервал её тираду.
— Прошу, ближе к сути! Что именно вы видели прошлым вечером?
— Да, Ваша честь, — как смиренно эта тварь склонилась в лёгком поклоне. — Я вышла с девкой бросить камни в костёр... ну чтобы увидеть, сколько сыновей она принесёт господину. Но вместо нашей Заступницы мне явился проклятый Вальзаар!
По площади прокатились вскрики и причитания.
— Он пометил её! Девка — рабыня демона! Он вселился в неё и велел пролить невинную кровь! Кровь той, которая доверяла ей, матери грудного дитя и верной жены!
Случайный взгляд нашёл багровеющее лицо Хостена. Вдруг он растолкал толпу и, оскалившись в страшной, искажённой болью гримасе, протянул руки и бросился ко мне.
— Стража! — крик судьи.
Хостена отбросили назад на толпу.
— Смерть бесовке! — закричал кто-то.
Злоба в толпе нарастала, как снежный ком.
— Стража! — снова прокричал судья.
Стражники быстро оцепили лобное место в кольцо, отпихивая назад тех, кто особенно явно жаждал моей крови. Я закрыла глаза. Не могу видеть всё это…
— Если вы не прекратите безобразие, я прикажу очистить площадь! А всех недовольных отправлю в камеры охладить пыл! Суд ещё не вынес решение, как поступить с девкой!
— Дайте её нам! — заорал кто-то в толпе.
Ублюдок Риман ухмыляется со своими дружками. Судья проигнорировал его выходку.
— Продолжайте! — сурово приказал он ведьме Оре. — Как именно всё произошло?
— После того, как в священном пламени я увидела знак демона, я ушла думать, что делать, как защитить мир от этой бестии. Тогда уже девка была не в себе. Она обкорнала волосы, чтобы не выходить замуж за моего господина. Ну, явно же умом помешалась! Как не выйти за такого человека?! — продолжила она играть на публику. — Подружка хотела, видимо, помешать ей. Случилась драка, и вот в этот момент я вышла во двор. Сейлиндейл вонзила нож в шею бедной девочки. Я до сих пор не могу забыть её жестокий, такой... хищный взгляд в этот момент...
— Это ложь! Она всё врёт! Я не убивала Марси! Клянусь именем Пречистой, я её не убивала! Это сделала она, эта ведьма! Она всё врёт вам!
Но мой голос утонул в гуле толпы.
— Мы услышали достаточно, — ровно произнёс судья. — Изир Текарай, вы видели нож в руках обвиняемой?
— Да, Ваша честь.
— Вы видели, как она зарезала им Марси Гарн?
— Нет, я видел только то, как несчастная скончалась у неё на руках, захлёбываясь своей кровью.
Толпа снова заревела, стражники плотнее оцепили лобное место.
— Несчастные родители обвиняемой находятся в таком ужасном состоянии, что по понятным причинам не могут давать показаний. От себя прошу вас не судить их за грехи дочери. Как мы услышали со слов свидетеля — и нам нет оснований не доверять им — рукой обвиняемой повелевал сам демон Преисподней. В таком случае родители не в ответе за грехи своих детей.
Судья подошёл ко мне так близко, что я почувствовала вонь из его рта. Я попятилась, но верёвки не пустили меня дальше, чем на шаг.
— Мы достаточно услышали, Сейлиндейл. Признай свою вину, и твоя смерть будет быстрой. Продолжишь упрямиться, будет только хуже. Поверь, я не люблю мучить людей.
— Но я не виновата, — прошептала я и, не сдержавшись, заплакала. — Я любила Марси. Она была моей подругой. Единственной. Как я могла убить её? Я не ведьма. Я не одержима. Поверьте мне, пожалуйста...
Судья безучастно вздохнул, точно из-за меня он опаздывает к обеду.
— Будь по-твоему. Советник, исполняйте.
— Слушаюсь, Ваша честь.
Его рот искривился довольной улыбкой. Бросив на меня плотоядный взгляд, советник зашёл мне за спину.
— Что вы собираетесь делать со мной?
Никто не ответил. Почему? Почему это происходит со мной? Чем я провинилась перед тобой, Хэо? Ведь ты знаешь, что я невиновна! Не оставляй меня, пожалуйста.
Что там делается за моей спиной? Я слышу приближающиеся шаги. Я мечтала, что, как у Вейго, эта площадь станет местом моего возвышения, моей славы. А становится местом позора. Местом моей казни... наверное. Неужели я сегодня умру здесь? Нет. Это невозможно. Так нельзя! Я отказываюсь умирать!
Воздух разорвал свист, а через миг мою спину пронзила такая боль, что крик сорвался с губ жалким стоном. Снова свист. Я заорала. Я никогда не чувствовала прежде такой боли. Она разрывала когтями мою кожу, словно оголодавший зверь добычу. Ноги больше не держали моё тело. Я повисла на верёвках, но боли в запястьях уже не было. Всё моё тело теперь сжалось от острой обжигающей боли, возникшей от кнута и прокатившейся, казалось, даже по волосам.
Удар! Тело моё изогнулось от судороги. Я не могу больше!
— Хватит, прошу вас, — всхлипывая, прошептала я.
Судья лениво поднял руку. Удара не последовало.
— Ты признаешь вину? — спросил он. На лице этого человека не дрогнул ни один мускул, точно людей при нём избивали так же часто, как желали доброго дня.
Толпа. Ждёт продолжения представления. Две подружки о чём-то хихикают. Старая баба ругает плачущего ребёнка. Тупая, кровожадная толпа. Для них моё истязание — хоть какое-то развлечение среди рутинных деревенских дней. Но теперь им будет, что обсудить за рюмкой. Они смотрят на меня, как свора озверелых собак. А я никогда ничего плохого им не делала. Где мои мама и папа? Почему они не защищают своего ребёнка?! Разве такое возможно, Хэо?! За что все здесь ненавидят меня? Я не бесовка! Я не заслужила такого!
— Я не виновна, — процедила я каждое слово.
— Что ж...
— Слышите, я не убивала Марси! За что вы все ненавидите меня?!
— Продолжайте, советник.
— Где мои родители?! Мама!! Папа!! Помогите! Я не виновата! Я...
Кнут оборвал мой голос. В глазах потемнело, и в воздухе замерцали звёзды. Звёзды... никогда не видела их на небе. Наверно, они так и выглядят. Как красиво… Удар! И моё небо почернело. Звёзды пропали. Удар...

***

Я шла по выжженной земле, где не было ни травинки, ни цветка. Только пепел летал в воздухе, горький на вкус, оседающий на моих плечах. Ветра не было. Каждое движение моих босых ног вздымало сухой, серый прах мёртвой земли, заставляя его лениво кружиться в воздухе.
Где я? Как я сюда попала? Где все люди, где изир Текарай, мои родители? Ночь ещё не опустилась на землю, но луна уже висела над головой — огромная, неестественно близкая, чужая. Я никогда не видела луну — лишь на картинках, но разве она должна быть такой?
Вдруг что-то заставило меня обернуться. Я будто почувствовала чьё-то присутствие. Тяжёлое, древнее, невыносимое.
Дракон… Моё сердце замерло. Чудовищный исполинский монстр, он был соткан не из плоти, а из клубящегося дыма и синего пламени. Крик застыл в горле, так и не прорвавшись. В тот же миг земля вокруг меня обрела новую форму. То, что я принимала за камни и тени, оказалось телами. Сотни, тысячи тел — изломанных, обгоревших. Сотни, тысячи застывших в последнем крике лиц. Латы были разорваны, мечи сломаны. Солдаты. Целые армии, павшие там, где я стояла. Здесь была бойня.
Дракон издал еле слышный, но пробирающий до дрожи гортанный звук, будто где-то в его груди завелись огромные шестерёнки. Я хотела бежать, но не смогла пошевелиться. Мои ноги будто вросли в пепел. Сердце колотилось так сильно, что каждый удар отдавался болью в груди. Дракон приблизил ко мне огромную рогатую голову, и теперь мой взгляд был прикован к глазам чудовища. И там, в расплавленном металле его зрачков, я увидела... Кто это? Фигура в отражении повторяла мои очертания, но это была не я. У неё были мои белые волосы, но они развевались на ветру. Тело её от кончиков пальцев до шеи покрывала чёрная броня, расписанная символами, значения которых я не понимала, но от которых веяло таким же древним ужасом, как от самого дракона. В её руке был меч, и с него капало что-то тёмное. Это ведь не кровь?..
Но хуже всего были её глаза с мерцающими отблесками пламени под стать дракону. В них не было ничего человеческого. Только холодная, расчётливая жестокость. Глаза, видевшие гибель тысяч и не дрогнувшие. Глаза, наслаждавшиеся этим зрелищем.
Эта женщина молча смотрела на меня из отражения, но вдруг её губы растянулись в улыбке, от которой по коже пробежал мороз.
Воздух стал густым, как смола. Я не могла вдохнуть. Что-то сдавило мою грудь, я схватилась за горло, открыла рот, но не могла издать ни звука, не смогла вдохнуть. Темнота наползала с краёв зрения, сужая мир до одной точки — этих безжалостных глаз в отражении.
— Вставай, шваль поганая.
Открыв глаза, я судорожно схватилась за шею, но тут же получила тычок сапогом в живот. Стражник вышел, захлопнув за собой дверь камеры. Обхватив себя руками, я лежала в воде на каменном полу, пытаясь восстановить дыхание. Сыро, холодно, воняет мочой. Но нет дракона. Нет этой жуткой женщины. Просто кошмар. Вдруг прямо перед носом пробежала крыса. От неожиданности я подскочила, налетела спиной на лавку и завыла. Спину точно кипятком обожгло.
— Мне грустно видеть тебя в таком состоянии, Сейлиндейл.
Поднимаю глаза. У двери в камере стоял изир Текарай. Такой чистый, наутюженный, даже тюремная вонь не перебивала аромат его духов.
— Всё могло быть иначе. Мне жаль, что дошло до этого.
— Я не убивала Марси.
— Мне совершенно наплевать на эту твою Марси. Но тебя следовало проучить за непослушание.
— Вот как?
— Завтра утром тебя повесят.
— И вы пришли сообщить мне эту хорошую новость?
— Я пришёл, потому что хочу помочь тебе, — изир сделал несколько шагов в мою сторону.
— О, вы уже помогли, — я обвила рукой грязную комнатушку с решёткой во всю стену.
— Я подкупил стражу. Я вывезу тебя отсюда этой ночью. Вот, переоденься, — он швырнул на лавку штаны и рубаху.
— Неужели вы всё ещё хотите жениться на мне, изир? — я не сдержала скептическую усмешку.
— Ну, что ты, конечно нет. Ты станешь моей служанкой. И любовницей. Буду иметь тебя, когда захочу и как захочу. А ты будешь покорно смотреть мне в глаза и целовать ноги за оказанную милость.
Так вот, значит, какой выбор даёт мне судьба.
— А вот эту штуку я, пожалуй, отдам конюху соскребать дерьмо со своих сапог, — он вынул из кармана нож Вейго.
Рукоятку в виде драконьего крыла я ни с чем не перепутаю.
— Переодевайся, мне осточертела эта вонь, — поморщился изир, засовывая нож обратно за пазуху.
Я молча поднялась на ноги. Отворачиваться он не собирается. Я сглотнула подступивший ком, отвернулась и стянула с себя разорванную кнутом рубаху брата, чтобы надеть на грязное, в запёкшейся крови тело чистую. Как же больно было, когда ткань обтянула изрезанную кнутом спину. Сцепив зубы, поменяла штаны, подвязала рубаху поясом и обернулась к изиру.
— Не представляю, как поеду с тобой до самой Тинбарры, — закатил он глаза. — Надо бы помыть тебя хотя бы в озере.
Мы вышли из камеры, прошли узким тюремным коридором с парой тускло освещавших его настенных факелов. Миновали нескольких стражников, которые не придали нашему появлению никакого внимания, затем вышли на улицу. На деревню уже опустились сумерки, и сельчане зажгли в домах свечи, а на улицах факелы.
Выйдя из переулка, в котором находилась тюрьма, Изир Текарай боязливо огляделся.
— Быстро идём, чтоб тебя никто не заметил. Хорошо, что сейчас по улицам шатается одна бухая шелупонь.
Он схватил меня за стёртое верёвкой запястье и с силой дёрнул вперёд. Я зашипела от боли. Голова закружилась, спина полыхала, и каждое движение отзывалось такой болью, что мне казалось, вот ещё шаг — и я упаду.
— Скорей бы уже оказаться в Тинбарре, — причитал изир, таща меня за собой. — Какая же это помойка, ваша Линорра. И люди здесь такие же грязные и вонючие. В жизни столько навоза не видел.
В глазах двоится. Приди в себя, Сейлин. Нельзя упустить момент. Камень... не дотянуться.
— Никогда больше сюда не поеду. Знал бы, и в этот раз бы отказался.
Ведро, колесо от телеги, бутылка на телеге. Успею ли достать?
— Мне определённо надо расслабиться. Сейчас сядем в карету, сделаешь мне приятное.
— О, я сделаю тебе приятное. Прямо сейчас.
Он обернулся, явно не расслышав. Со всего размаху бью его по голове пустой бутылкой. Бутылка вдребезги! Изир падает на землю и хватается за окровавленное лицо. Быстро сую руку ему в карман и вытаскиваю нож брата. Теперь бежать!
— На помощь! — хрипло закричал изир.
Скорее, пока сюда не сбежалось пол деревни! И я бросилась в первый попавшийся проулок, пробежала до пустых бочек и спряталась, пропустив бредущих куда-то сельчан. Дальше бежать! Но куда? Плевать, главное не останавливаться. Главное подальше. Не знаю как, но ноги сами привели меня к дому родителей. Но я не могу войти туда. Отныне у меня нет дома.


Полный и обновлённый текст можно прочитать только по ссылкам (всё остальное неполные черновики):
Литгород: https://litgorod.ru/books/view/49382
Литрес: Бусти: