Закрытый пациент

Однажды летом на даче у профессора Корнева мы за сигарами затеяли разговор о пациентах.
Я спросил его:
- Как вам так легко удаётся совсем не переживать за судьбу женщин, которым вы оказали помощь? Неужели вы сразу о них забываете?
Профессор молча рассматривал огонёк своей любимой монтеррей.
- Когда я начинал практику, то часто переживал об исходе терапии. У меня возникала эмоциональная потребность совместно с пациентом закончить начатое лечение, я проходил этот путь с ним, рука об руку.
Дома мать мне всегда повторяла: - Девять из десяти излеченных женщин не стоят и сотой части твоих мук и моих переживаний. Твоих и моих, коллега! Так и говорила! Я переживал и вместе со мной сострадала любимая мама!
Профессор сделал затяжку и стряхнул пепел.
- Лет через пять я наконец понял, что всем я помочь не могу, поскольку родился простым смертным, а не богом.
Исцеление не в моей власти. Я лишь направляю на этот путь, но идти с пациентами - мне не по силам. Считать, что я кого-то самостоятельно излечиваю - это гордое высокомерие. Да и не по пути мне с теми, кто плевал на лечебные рекомендации и на собственную жизнь.
Женщина это настроение, игра, химические всплески, адреналин и эмоции. Мужчина это поза, фейерверк, пыль и топот копыт.
Я с удивлением поднял брови и развернулся к Корневу лицом.
- Неужели вы хотите сказать, профессор, что вам безразлична судьба этих несчастных? Вы ведь умеете сопереживать! Мне всегда казалось, что вы исполнены к пациентам любви и эмпатии!
Корнев грустно улыбнулся:
- Состоявшийся врач всегда и везде обретает пациентов, а также - внимание цельных и зрелых личностей, мудрых собеседников и верных друзей.
Достойного врача пациенты сами находят, ищут с ним встречи, дарят презенты и заискивают. К лечению это имеет лишь посредственное отношение. Как только пациент получает нужное, про врача он забывает. Должен ли я о нём помнить? Зачем? Врач это не Христос, не святой Лука и даже не князь Мышкин.
Сопереживать - это слишком дорогой подарок!  Отдавать его нужно прежде всего тем, кто этого дара достоин: честной матери, доброй сестре, верной супруге и нежной дочери. Это четыре лучших ипостаси и женских предназначения. Благородные и великодушные не швырнут твой бисер в грязь! Сопереживания вызовут в их сердцах ответное тепло.
Я получаю от пациента гонорар, мне платят за моё мастерство и талант. На каждом поправившемся - моя рука, я здесь ставлю высшую оценку своему дару. Разве этого мне недостаточно?
Остальное - это мертвая ткань из эмоций, идеализма, несбывшихся мечтаний и юношеских фантазий.
Услышанное меня ошеломило.
- А как же духовные дети? Крестники, крестницы? Это круг душевного и мистического родства. Разве - возможно исцелить пациента, не переживая за его состояние?
Казалось, профессор не удивился моим вопросам.
- Крестник - от слова крест. Сам ведь согласился! Неси, как сможешь! Папа, роди меня обратно? Разотцовства уже не будет! Если он захочет - делом ему помоги, попросит - советом. Нет - только молитвой. У некоторых и этого нет. Никто молится не научил и за них никто не молится.
Молитва - слишком большой подарок. Крестники и родственники живут как могут. Не лечите их, коллега! Отдайте другим врачам! Не судите! Бог не вмешивается в свободу человека! Ты - кто?
Возразить мне было нечем.
Между тем Корнев продолжал:
 - Пациенты подобны свечам.
Ответьте, пожалуйста. Плачут ли по грошовой догоревшей свече? Очищают и правят ту, что ещё горит, что будет светить.
Понимаете, пока она горит, мы не даём ей затухнуть. Сгорела,  какой смысл горевать и плакать? Закрытый пациент, так его назовём.
Профессор докурил и резким движением бросил истлевшую сигару в печной огонь.
- Дальше будете делать из мухи слона, коллега?