Народная правда поэтов и звездочетов

     Пошкин, удобно устроившись в креслах напротив камина, высокомерно поглядывал на притулившегося за оттоманкой еще вчера горделивого поляка, сокрушенного в битве экспромтов. Плюнув на прилизанную по последней варшавской моде голову Мицкевича, отечественный пиит бросил волгло прохаживающемуся у накрытого стола Вяземскому :
     - Заединщика выставить вздумали ?
     Вяземский, стушевавшись, принялся мямлить и размахивать руками, но Пошкин пресек все его инсинуации, кратко рыкнув :
     - А мне один хер : хотите - пойдем мусоров резать, а хотите - хоть сейчас разбежимся.
     Менее всего аристократы ожидали услышать из уст прославленного поэта вульгарно - утрированную простонародную речь, более подобающую охальнику Баркову или часто себе позволяющему хмельным делом блеснуть тайными познаниями в диалектах бескрайней России Давыдову, после слов молодого приятеля посмотревшего на Пошкина совсем другим взглядом, скорее, заинтересованным, нежели бесконечно скучающим, коим он и встретил в тесных сенках заединщика.
     - Грибоеда, - выкрикнул кудрявый маленький полковник, небрежно роняя гусарский доломан на заплеванный аристократами пол, - твой полный тезка, Сашок.
     - Ну, - махнул кружевным батистовым платочком с витиевато вышитым в левом нижнем углу вензелем КБТ Вяземский, давая сигнал начинать, - сходитесь.
     Словно разжатая пружина выскочил с покойных кресел Пошкин, бросаясь на Грибоеду разъяренным ягуаром. Брызгая мелкой злобной слюной он рычал и бесновался.
     - Масква. Кремлевския палаты. Князь Вяземскай и Шуйскай.
     Масква нам продана кредитом,
     Нам Греф поднял все ставки.
     А вы, народ, пердите
     От росту цен по лавкам.
     Давыдов, набуровив полный фужер пенной романеи, поднес его Пошкину, вернувшемуся в кресла.
     - Актуально и политицки, - одобряюще пророкотал гусар, подавая следом свежепросольный огурчик выпившему напиток пииту с шиком и блеском, присущими российским аристократам от рождения, - не думаю, что этот достигнет.
     Грибоеда, сутулый, в очках, в партикулярном платье, веско и загадочно усмехаясь, вынул из внутреннего кармана сюртука пачку красочных фотографий с изображением какой - то тоже очкастой и татуированной тощей девицы. Выставив вперед и нагло ногу, проговорил, смотря в упор на тут же и умалившегося соперника :
    - В деревню. В глушь. В Саратов.
    Не к тетке, к милой Стейси,
    Что родилась на Волге - матушке реке.
    А вы, столичные уроды, грызите Годунова
    Политицки. Да хоть экономицки !
    А правда в том,
    Что баба голая вкуснее.
    Захохотав, Давыдов ринулся обнимать Грибоеду, таким незамысловатым образом показавшего присутствующим большую разницу между палитикой и просто красивой женщиной, кем, вне всяких сомнений, является прелестная Стейси Си.