Не задабривайте зло! Часть 6. Глава 1 продолжение

Часть 6.
Прощай, Верхний Мир!
Глава 1.
Перед большим пожаром

Как Вы считаете, хороших людей на Земле больше, чем плохих?

Да-а, зла на нашей планете хватает, и совершают его люди. Я вовсе не хочу всех огульно обвинять. Далеко не все такие. Тут речь идёт о сопротивляемости злу. Ведь если Вы видите зло и потворствуете ему, не помышляя даже о борьбе с ним: а, мол, меня это не касается, мне неплохо, остальное неважно, – тогда Вы становитесь соучастником этого зла. Вы как бы задабриваете зло. Но это пока оно не настигнет в один несчастный миг Вас лично.

Зло имеет обыкновение множиться многократно, стоит только перестать ему сопротивляться. И вот оно уже вокруг Вас – и Вы тонете в нём, как в топком болоте. Вам нужна помощь: дружеские руки других людей. Хотя бы тростинка, хоть соломинка! Но вокруг такие же, как Вы, несчастные, которые долгое время задабривали зло, и оно засосало их в свои тёмные вонючие глубины. Окружающие могут улыбаться Вам фальшивыми вымученными улыбками, делая вид, что у них всё в порядке, но это вовсе не так. Они, как и Вы, медленно погружаются. Ко дну их тянут тяжёлые набухшие пачки денег, безнравственность, беспринципность, безразличие.

И счастье, если на твёрдом берегу остался хоть кто-то из тех, кто не пустил зло в свою душу, не дал ему себя задобрить, купить своими сладкоречивыми посулами. Этот кто-то протянет Вам свою руку – честную, крепкую и чистую. Хватайтесь за неё без сомнений!

Только не утяните смельчака с собой на дно.

*     *     *     *     *

– Поливай этих изменников получше! Вот та-ак! Будут знать, как связываться с «Зелёным Коридором»! – размахивала руками стюардесса, сидя в салоне топливозаправщика рядом с первым пилотом. – Я им покажу, как выбрасывать нас на холодный бетон взлётной полосы! Как обрекать моих людей на голодную смерть! Как отправлять навечно в сектор «Кей»! Как подминать под себя весь Вермир! Как грабить самолёты с золотыми запасами! Гореть вам и здесь, и в аду!

Карл с остервенением вращал руль и угрюмо молчал, управляя автомобилем, что на узких дорожках вдоль стены делать было непросто. Надсадно гудел мотор, фары освещали каждую неровность на стенах. Сзади «бидон» топливозаправщика оседлали два зелёнокоридоровца, с трудом удерживая шланг, из которого под давлением била струя, направленная на обработанные шумоизоляцией стены сектора «Эр».

Грета разошлась вовсю. Её красноречие, обычно рассчитанное на большую толпу, сейчас было направлено исключительно на водителя. А Карл, вместо того, чтобы, как принято, поддакивать, лишь молчал, упрямо шевеля усами. Это задевало воительницу, и в какой-то момент на очередном повороте она прижалась к нему чуть сильнее, чем следовало. И тут ей вдруг почудилось, что возлюбленный даже слегка отпихнул её. Грета взвилась:

– Ты что толкаешься?!

– Не мешай мне вести машину, – отрезал Карл. – Сейчас достаточно одной искры, и мы можем взлететь на воздух!

– Ты бы раньше побеспокоился о том, чтобы у нас в Вермире было меньше врагов! – запальчиво заголосила стюардесса. – И тогда не пришлось бы поливать их из шланга!

– Это не шутки! – не выдержал первый пилот. – Неужели до тебя не доходит, что это не простая водичка, а авиационное топливо. Здесь так полыхнёт, что зарево будет видно в секторе «ЗЕТ»! Как бы я ни любил тебя, но всё же должен сказать, что отныне мы становимся убийцами!

Грета отстранилась, с удивлением воззрившись на любимого:

– Но они первые начали! Той информации, которую я получила, достаточно, чтобы…

– А ты не думаешь, что тебя просто спровоцировали на жёсткие действия? Ты даже не знаешь, с кем разговаривала по этой чёртовой рации! Сейчас ты просто кукла в их руках…

– Я?! Кукла?! – задохнулась от негодования Грета. – Выбирайте выражения, господин первый пилот! Я никогда не была и не буду ничьей куклой! И делаю я только то, что мне подсказывает…

– То, что подсказывают тебе по рации неизвестные «доброжелатели», – продолжил за неё Карл.

Грета надулась и замолчала, глядя вперёд. В стене одного из зданий неожиданно показались несколько окон, выходящих на дорогу. К стёклам прилипли лица двух женщин в рабочих косынках и нескольких детей. Тугая струя топлива ударила в окна. Пожароопасная жидкость дождём потекла по стёклам, размывая перепуганные лица, делая их расплывчатыми и неясными.

Грета отвернулась и извлекла из кармана пачку длинных сигарет. Не спеша зажала одну в зубах. В руке появилась зажигалка, которую она поднесла к сигарете. Реакция шофёра была молниеносной. Он зарычал и выбил из руки стюардессы зажигалку. На долю секунды контроль над машиной был потерян, и люди, поливающие топливом стены сектора, едва не свалились на дорогу. Однако Карл двумя руками вцепился в руль и тут же выровнял курс.

Грета отбросила сломанную сигарету и остаток пути молча смотрела в лобовое стекло. Первый раз Карл показал характер, – думала она. – Прежде он никогда не позволял себе такого с ней, его любимой стюардессой. Он нежно называл её «мой Ангел девять на двенадцать», имея в виду высоту, на которой летают пассажирские лайнеры – от девяти до двенадцати тысяч метров. А теперь я – кукла, и можно бить меня по рукам, – горько усмехнулась Грета. Однако внутри вдруг что-то шевельнулось. Сквозь внешне непробиваемую маску идущей всегда напролом амазонки, не знающей сомнений, внезапно проскочила беспокойная искорка. Она достигла сердца и заставила его съежиться. А если ты сейчас неправа? – сказало сердце. – И отправишь в небытие массу ни в чём не повинных людей только из-за своей самоуверенности? Послушай Карла, послушай своего любимого, не дай гордыне взять верх над собой!

Грета замотала головой, отгоняя от себя малодушные, как она считала, мысли. Силой воли она взяла себя в руки и сжалась в комок, ощетинилась, как ёжик перед смертельной опасностью. Ничто не могло заставить её отказаться от задуманного. Возмездие должно свершиться!

Вскоре приборы показали, что топливо в «бидоне» на исходе, и Карл развернул автомобиль, чтобы возвратиться на базу – к лайнеру «Адмирал Шуглаев».

– Останови! – хрипло скомандовала стюардесса. – Кто-то должен остаться и поджечь фитиль.

Карл тут же нажал на тормоз и вопросительно посмотрел на спутницу. Во взгляде читалось: «Ты уже только что чуть не сожгла всех нас».

– Если это будешь не ты, то останусь я. Тот, кто будет поджигать, неминуемо погибнет, это ты, надеюсь, понимаешь?

Первый пилот заглянул в глаза любимой женщины. Он некоторое время молчал, только вокруг рта обозначились жёсткие складки, а усы стали похожи на две чёрные стрелы. Грета истолковала его молчание по-своему и рывком распахнула дверь. Карл пытался удержать её, но пальцы скользнули уже по воздуху.

– Спички! – скомандовала женщина одному из оседлавших цистерну, и ей незамедлительно бросили сверху большой коробок. – Уезжайте немедленно, если жизнь дорога!

Рядом со стюардессой появился первый пилот. Он стоял, по-философски скрестив руки на груди, и молча наблюдал, как Грета прижимает к уху коробок, потряхивая его, будто поймала жука и проверяет, жив ли он там ещё. Однако внутри были вовсе не жуки – там погромыхивали спички, каждая из которых способна была разжечь большой костёр. Гигантский костёр. Чудовищный костёр, в котором погибнет всё живое в Вермире.

Два зелёнокоридоровца, работавшие «поливальщиками», не стали испытывать судьбу. Они запрыгнули в кабину грузовика и «дали по газам». Грета и Карл остались наедине со стеной, обильно политой авиационным топливом, и большим коробком походных спичек.

– Напрасно ты не дал дёру вместе с ними, Карлуша, – вздохнула стюардесса. – Вовсе не обязательно корчить из себя Ромео и Джульетту. Для того, чтобы поджечь, достаточно одного добровольца. Это буду я. Вместо меня кто-то другой запросто сможет разносить напитки по салону. А вот поднять самолёт в воздух сумеешь только ты. «Зелёный Коридор» ждёт тебя. Уходи. У меня мало времени.

Карл замер. Вот сейчас наступил тот самый момент, которого он ждал и боялся одновременно. Он совсем не был к нему готов, да и как можно подготовиться к лютой смерти заранее? Возможно, кто-то считает, что умереть вместе с любимой в одну минуту не так страшно? Как в сказке: жили они долго и счастливо и умерли в один день. Какая чушь! Лишиться жизни вместе с возлюбленной вдвойне больнее!

Грета открыла коробок и извлекла большую спичку. «Непромокаемая, длительного горения» – гордо сообщала надпись на коробке. Женщина сжала её в пальцах и осмотрела. Взгляд был отрешённым. Казалось, стюардесса была уже не здесь, а где-то в небе – «Ангел девять на двенадцать». Она как во сне подняла взгляд и будто только сейчас заметила Карла.

– Ты ещё здесь, мой первый пилот? Оставь меня, прошу. Я всё равно доведу начатое до конца!

– Ты переступила через себя. А теперь хочешь перешагнуть и через меня? – поинтересовался Карл, зачарованно глядя на спичку. – Зачем тебе всё это? Кому и что хочешь доказать? Что ты храбрая и самоотверженная, это я и так знаю. Что любишь «Зелёный Коридор» и готова всё отдать за него – не сомневаюсь. Но вот то, что намерена по чужому навету лишить жизни многих людей, и в том числе себя и меня – этого понять не могу!..

– Ты просто хочешь отговори-ить меня, – блаженным голосом пропела Грета. – Ты стру-усил, Карл. Я готова умереть, и сделаю это – с тобой или без тебя! И лучше бы ты поскорее убрался отсюда!

Первый пилот не тронулся с места. Он всё ещё не мог поверить в то, что вся эта история с поджогом может закончиться так печально. Стюардесса подняла голову и внимательно посмотрела на него. Взгляд вдруг прояснился, в нём появилась нежность и ласка, голос потеплел:

– Карлуша, прошу тебя, уходи! Я не хочу, чтобы ты погиб вместе со мной.

Карл заглянул в отчаянные глаза возлюбленной и внезапно совершенно ясно прочитал в них: «Останови меня, любимый! Самой мне уже с этим не справиться – проклятый характер, мне одной его не победить! Сделай что-нибудь, спаси нас, теперь уж мы точно слишком далеко зашли!»

Первому пилоту не нужно было повторять дважды. Он обнял любимую и прижал к себе. Из ослабевшей кисти, на которой не хватало двух пальцев, выпал ненужный теперь коробок спичек. Другой рукой несостоявшаяся поджигательница крепко вцепилась в плечо мужчины, будто боялась, что он сейчас исчезнет и оставит её наедине с безрассудными идеями.

Авиационное топливо подсыхало на стенах сектора «Эр», распространяя удушливый запах. Его надо было срочно смывать обильными струями воды, пока не начался большой пожар от любой случайной искры. Откуда-то издалека, со стороны таможенного корпуса сектора «Эр» бежали люди с вёдрами, наполненными водой; другие тянули шланги пожарных гидрантов. Некоторые смотрели на Карла и Грету и крутили пальцем у виска. Но влюблённые ничего этого не замечали. Они целовались, будто в первый раз в жизни.

*     *     *     *     *

– А ваша фамилия не Пушкин, случайно? – вопрошал Черпаков, с любопытством разглядывая стены Университета Полётов.

Александр Сергеевич игнорировал вопрос. Он сидел за профессорским столом, записывая данные Леонида и Тимофея в университетский журнал. Мальчик и не ждал ответа, он уже понял, что сморозил глупость. А на стенах аудитории действительно было на что посмотреть. Все они были художественно оформлены, и преобладала здесь авиационная тематика. Дирижабли, «этажерки», военные самолёты, пассажирские лайнеры, ракеты – каждая деталь была тщательно прорисована, и все эти воздушные суда куда-то стремились: плыли, летели, мчались и уносились вдаль. А на потолке мастерски была изображена огромная летающая тарелочка, окружённая гирляндой посадочных огней. Она сверкала полированным металлом и привлекала к себе взгляд входящего в аудиторию.

Лео поднял голову, разглядывая летающее блюдце. Очки его сверкнули:

– Ваш художник явно начитался фантастических романов.

– Это нарисовано, так сказать, почти с натуры, – отозвался ректор Университета Полётов.

– Да, друг мой! – подтвердил Шкет, который стоял рядом, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу. – Здесь на поле лётном действительно есть тарелка летающая, я тебе об этом когда-то говорил, да ты, видать, забыл. Мы с Лидой были там, и чуть не улетели на ней. Она, похоже, исполняет желания. А управляется, кажется, с помощью воображения твоего и мыслей.

Александр Сергеевич поднял голову и ошарашенно посмотрел в большие жёлтые глаза злогорбика.

– Что?! Что вы сказали, молодой человек? Вы шутите? Этот агрегат появился на «взлётке» совсем недавно. И лучшие наши специалисты под моим руководством неоднократно пытались попасть внутрь, мы обошли странный летательный аппарат, так сказать, сто раз, тщательно изучали, но не продвинулись ни на йоту! Правда, вскоре она исчезла с того места, где стояла, и больше мы её не могли найти. И тут появляетесь вы и заявляете, что не только проникли внутрь этого объекта, но и управляли им!

– Это правда истинная! – воскликнул Тимофей. – Слова мои может подтвердить Лида Добрякова – она тоже была там. И ещё второй пилот Льюис, но он погиб потом, спасая девочку из самолёта горящего. И человек-змея наблюдал, как этот аппарат взлетел. Правда, Фредди тоже не сможет удостоверить это – он сгинул в реке Забвения. А я сам видел, как Лида с помощью команд мысленных, не сознавая этого, подняла в воздух блюдце летающее. Однако потом, испугавшись, заставила его опуститься на землю.

Ректор Университета Полётов долго разглядывал рыжие волосы, большой нос и огромные губы сутулого подростка, а затем хлопнул ладонью по столу:

– Итак, теперь у нас есть как минимум один юный пилот летающей тарелки – девочка Лида. Что ж, возможно, вы правы – детский разум значительно больше приспособлен для мысленного пилотирования! У старших мыслительные процессы значительно более сложны, непрозрачны и обременены разными условностями. А дети, как известно, непосредственны, и мысли их ясные и не засоренные всякой взрослой шелухой. – Александр Сергеевич встал и прошёлся по пустой аудитории, расстёгивая пиджак и ослабляя узел галстука. – Да, разобраться с устройством и, гвавное, назначением этой летающей тарелки, было бы очень недурственно. Любой летательный аппарат в исправном состоянии пригодился бы для отправки несчастных обитателей Верхнего Мира на родину…

Леонид деликатно кашлянул.

– Ах, молодой человек, я чуть не забыл о вас. Так вот, каждый гражданин сектора «Эр», от мала до велика, вносит посильный вклад в приближение Дня «О» – то есть, Дня Отлёта. В этот славный день объявляется всеобщая посадка на самолёты – неважно, с какого ты рейса и из какого терминала. Сектор «ЗЕТ» любезно открывает нам на короткое время путь из Вермира на Большую землю, и мы целой эскадрильей отправляемся на родину. Здесь не должен оставаться ни один человек, потому что после нашего отлёта это место прекратит существование – ну, это вы, наверное, знали и без меня.

– Но почему вам нельзя отбыть на родину прямо сейчас, если найти и починить один-два самолёта? – поинтересовался Черепах, присаживаясь возле профессорского стола. – Возможно, весь сектор «Эр» уместился бы в одном большом лайнере.

Александр Сергеевич резко остановился и развернулся на каблуках к мальчику:

– Есть две причины, почему мы ещё здесь. Первая: наши люди никогда не улетят одни, оставив в беде всех остальных обитателей Вермира. Это не в наших правилах – бросать других людей на произвол судьбы. И вторая… Вторая причина нам не до конца ясна. Известно одно: все люди должны улететь в один день. Это главное условие сектора «ЗЕТ» – прими его, как данность, так сказать.

Тимофей подсел к Лёне и положил руку ему на плечо:

– Не переживай, друг, скоро мы все будем дома!

– Сначала я должен найти своих родителей, – выдохнул Черпаков. – Это мой шанс.

Ректор Университета сел напротив и грустно посмотрел на мальчика.

– Ладно, раз ты такой упрямый, не буду скрывать: я летел на «Адмирале Шуглаеве» в качестве сотрудника службы воздушной безопасности и…

Лео мгновенно вскочил, сбросив руку Тимоши, и завопил:

– Где мои мама и папа?!

Александр Сергеевич даже растерялся от такого напора:

– Там было несколько сотен пассажиров…

– Вы всё знаете, я уверен! Пусть это будет даже горькая правда, говорите!

Мужчина долго смотрел на взъерошенного толстячка в очках и, наконец, решился:

– …Это было два года назад, но я помню тот день как вчера. И это был не самый лучший день в моей жизни. По крайней мере, гордиться им я бы не стал. Во время достаточно жёсткой посадки я потерял сознание – как и абсолютное большинство пассажиров, которые попали в Аэропорт Несбывшихся Надежд. Пришёл в себя уже в зале ожидания в одном из терминалов. Огляделся вокруг и не смог узнать никого с моего рейса. Кроме…

Линзы очков Лёни нетерпеливо блеснули:

– Кроме моих мамы и папы?

– Да. Я видел их посадочные талоны. Кажется, Черепаховы, верно? Нет! Черпаковы! Так вот, они начали шуметь и возмущаться возле стойки регистрации, требуя посадить их на обратный рейс. Но они ещё не знали, что такое Верхний Мир, и насколько у него цепкие лапы. Вокруг собралась толпа, и я заметил, как камера, закреплённая под потолком поблизости, повернулась сверкающим объективом прямо на бунтовщиков. Через некоторое время толпу раздвинули накачанные ребята в форме секьюрити – все в татуировках, накрашенные как женщины, и вооружённые дубинками и электрошокерами. Они окружили Черпаковых и начали грубо прессовать их: толкать, оскорблять, а затем дошло до того, что они ударили женщину по лицу…

Лео сжал кулаки и зарычал, что странно было слышать от безобидного увальня. А ректор Университета Полётов продолжал:

– Я не вытерпел: ведь это пассажиры с моего рейса. Мои обязанности, так сказать, – беречь и защищать их. Я налетел на охранников, двоих свалил с ног, но третий успел пустить в ход свой электрошокер…

– Что же было дальше? – спросил Леонид, вытирая набежавшие слёзы.

– А ничего, – отозвался Александр Сергеевич. – Разряд шокера, видать, был очень мощным. Когда я очнулся, тех, кого защищал, рядом уже не было. И больше я их никогда не видел. Ну, а меня впоследствии, будто какого-нибудь пленного после боевых действий, обменяли на двух парней «нетрадиционной ориентации», которые случайно затесались в сектор «Эр». Они возжелали покинуть сектор ради беззаботной жизни в залах ожидания, ради фастфуда, общественных туалетов в терминалах и свободных отношений, не обременённых никакими приличиями. Вот и вся история…

Леонид достал из-за пазухи сильно помятую и местами потёртую уже книжицу с заглавием «Путеводитель по Кубе» и раскрыл на странице, где хранилась фотография родителей. Положил перед собой снимок и понурил голову.

Александр Сергеевич молчал, с сочувствием поглядывая на нескладного подростка в очках и его драгоценную фотокарточку. Тимофей поднял жёлтые глаза к потолку и затянул какую-то заунывную мелодию без слов. Изображённая на потолке аудитории летающая тарелка смотрела на троих людей разноцветными посадочными огнями и словно звала за собой куда-то вверх, в далёкий космос, подальше от Аэропорта Несбывшихся Надежд.

Мужчина понял, что пауза слишком уж затянулась. Он поправил галстук и застегнул пиджак.

– Ладно, сейчас не время раскисать. Надежда всегда есть – ведь никто не видел, что с четой Черепаховых что-то произошло. Выше нос!.. А теперь нам необходимо, так сказать, продолжить дело, ради которого мы здесь. Как я уже говорил, каждый представитель нашего сектора имеет не только права, но и обязанности. Долг каждого – всеми силами приближать День «О»…

Двери зала неожиданно открылись, и в аудиторию быстро вошла «Ёлочка» – пожилая учительница Елена Романовна. Она сверкнула своими изумрудными глазами, и ректор неожиданно стушевался.

– Я слышала, у нас появились новенькие! Они уже у вас, оказывается! Этим детям ещё нужно поучиться в моей школе, прежде чем записывать их в абитуриенты вашего Университета. Всегда вы торопите события, Александр Сергеевич!

Мужчина вздохнул:

– Я вовсе не хотел пополнять армию моих студентов за счёт ваших будущих учеников, Елена Романовна. Я лишь распределяю обязанности каждого в преддверии нашего общего полёта в день «О». Например, вот этот сутулый отрок с жёлтыми глазами мог бы помочь в освоении управления летающей тарелкой. – При этом ректор многозначительно указал на потолок. – Да-да, не удивляйтесь, оказывается, рыжий мальчик, так сказать, побывал внутри этого блюдца. А парень в очках, с редкой фамилией Черепахов, я думаю, не откажется от помощи в подготовке взлётной полосы: на ней не должно быть никакого мусора и посторонних предметов при взлёте авиационной техники – этим скоро займётся специальная команда. Но всё это, конечно, никоим образом не должно отразиться на их будущей учёбе в вашей славной школе №1.

Ребятам показалось, что последние слова Александр Сергеевич произнёс с изрядной долей сарказма. Похоже, между педагогами существовала некая конкурентная борьба за пальму первенства в деле обучения подрастающего поколения. Ведь в Верхнем Мире было совсем немного детей и подростков. Всем вермировцам было известно, что в Аэропорту Несбывшихся Надежд никогда не рождались дети, будто это место было проклятым.

Учительница подошла к Лёне и Тимофею и внимательно посмотрела на них:

– Надо определиться, в средний класс вас определять или в старший. Это зависит от… – взгляд женщины упал на фотографию, которая так и осталась лежать на столе перед Черпаковым. – Кто это, на фото? Ах, я, кажется, их видела.

Будто пружина подбросила Лео.

– Где?! Когда?! – взвился он, еле успевая поймать падающие очки.

Елена Романовна нахмурилась, припоминая:

– Тогда я ещё проживала в секторе «Гэ», куда меня почему-то определили после аварийной посадки самолёта, в котором я летела на научную конференцию биологов. Однако вскоре Администратором Аэропорта было принято решение: из-за большой перенаселённости терминалов, всех пассажиров старше определённого возраста отправлять на работы в сектор «Кей».

Злогорбик ахнул:

– Но ведь сектор «Кей» – это крематорий!

– Совершенно верно, дружок, – подтвердила учительница. – Глубоких стариков и старушек предполагалось использовать в качестве топлива для печей! Причём делили нас на две команды: одна сжигает другую. А в следующий раз и другая команда отправлялась в печи. Вы не поверите, но делалось это на абсолютно добровольной основе. С помощью вермировского наушника-переводчика престарелым основательно прочистили мозги, втолковывая, что таким образом будет легче оставшимся – мы, мол, совершаем благое дело, освобождая Верхний Мир от лишних людей. В эту когорту иногда попадали и намного более молодые люди из тех, кто чем-то помешал руководству Вермира или считался неперспективным…

– Вы видели их там? Моих родителей – ведь это они на фотографии!

– Да, мой мальчик. У них, как и у всех, тоже был наушник. Уж не знаю, что с помощью него делали с их разумом, но оба выглядели как ходячие манекены. В их обязанности входило вывозить золу из печей на большой тележке и… Постой, ты не дослушал… Куда ты побежал?!

Лео обернулся от порога. Лицо его сияло:

– Я – за своими родителями! В сектор «Кей»!

– Нет, мой друг, всё не так просто… Сядь, не майся возле дверей. Я не буду тебя обнадёживать. Наверное, это тяжело услышать и понять, но лучше сказать сразу, чем тянуть… Попасть в сектор «Кей» – значит, испытать свою судьбу. Но горькая правда состоит в том, что из сектора «Кей» не возвращаются.

Радость на лице Лёни потухла. Подволакивая ноги, он вернулся к столу и взял в руки забытый на столе путеводитель по Кубе с фотографией родителей.

– Но вы как-то вернулись? Значит, это возможно?

Елена Романовна села на первый попавшийся стул и прикрыла ладонью глаза. Пальцы подрагивали. Она тихо произнесла:

– Твои родители меня и выручили. Несмотря на то, что их изо всех сил пытались зомбировать, в этих людях тогда ещё оставалось что-то человеческое.

Лео возвратился от дверей и замер перед учительницей. Она улыбнулась и погладила его по голове:

– Я уверена, что ты достоин своих родителей, мальчик. Они отважные люди. Мои дела в секторе «Кей» были совсем плохи: меня подготовили к отправке в печь. Я помню – с помощью наушника-переводчика внушили, что главная задача для меня в Верхнем Мире – стать просто пеплом. И я на самом деле жаждала этого, воображая, как легко этот пепел будет парить над взлётной полосой аэродрома, и…

Женщина подавила рыдание, сжав руку Лёни.

– Стоя перед закопчённой заслонкой, ведущей в жерло печи, я видела, каких усилий стоило супругам Черпаковым бороться с внушением, исходившим из проклятого наушника-переводчика. Как они закрыли ветошью всевидящий глаз камеры под потолком. А потом уложили меня в позе эмбриона в свою тележку и присыпали сверху золой. Рискуя быть замеченными, эти люди вывезли меня за территорию крематория и посоветовали на прощание: «Поспеши в сектор «Эр», там твоё спасение!» Я очнулась от нашёптываний в мозгу, призывавших немедленно вернуться к печи и превратиться в пепел, и схватила их за руки: «Вы должны бежать вместе со мной!» Но они переглянулись и простонали: «Это невозможно! Пока ещё хоть немного остаёмся людьми, мы ответственны за жизни тех, кто окажется перед этой печной заслонкой. Мы должны попытаться спасти хотя бы часть из них. Вот только мы чувствуем, что всё это ненадолго. Либо мы сами отправимся в эту же печь, либо…»

– Я думаю, они живы! – уверенно произнёс Черпаков. – Мой долг…

– Боюсь, что после этого они прожили не так долго, – вздохнула Елена Романовна. – Крематорий без работы редко простаивает. Если выйти из сектора «Гэ» на взлётку, вдалеке временами можно заметить чёрный дым над трубой… Пойми, мальчик, я просто не хочу тебя обнадёживать…

– Вы должны указать туда дорогу! – упрямо прохрипел Леонид, убирая за пазуху путеводитель по Кубе с драгоценным снимком внутри.

*     *     *     *     *

– Не-ет! – заартачилась Билиния, рейс 4805. – Я первая не пойду, что мне – жить надоело? Говорят, что вход в эту дьявольскую диспетчерскую вышку заминирован, и один из вермировских охранников чуть не лишился ноги, пытаясь туда проникнуть! Вы что, хотите использовать меня в качестве отмычки?

Гризельда и Эмма переглянулись. Вся славная троица в нерешительности застыла совсем недалеко от цели экспедиции. Дамы взмокли от пота, поскольку большую часть пути проделали рысцой, и выглядели сейчас не «на все сто». Гризельда отвернулась и сделала кислое лицо:

– Значит, вы хотите сгореть заживо? Я живо представляю, как полыхает сектор «Эр», пламя добирается до других терминалов и пожирает их. А «дьявольская», как вы говорите, вышка – наше спасение. Или вы предпочитаете прожить остаток жизни на голом лётном поле под открытым вермировским небом?

– Ничего я не предпочитаю! – обозлилась старуха, без сил прислонившись к мачте ветроуказателя, которая одиноко торчала в поле. – Это всё ваши тёмные делишки – мутить воду в Верхнем Мире так, что концов потом не найдёшь! Вам всегда и во всём нужна была только выгода…

– А вы разве когда-нибудь отказывались от выгоды? – упёрла руки в бока Гризельда. – Всем известно, что Билиния, рейс 4805, – самый богатый человек в Вермире!

Старуха с тоской посмотрела на ветроуказатель. Полосатый конус болтался без дела – в Аэропорту Несбывшихся Надежд практически не бывало ветра. Пожевав губами, она прохрипела:

– Только после вас. До ваших несметных богатств мне далеко. Однако не будем спорить: сейчас и ваши, и мои сбережения, похоже, вылетают в трубу. Возможно, моя кондитерская фабрика уже полыхает. Вся специальная начинка, приготовленная для конфет, превращается в пар, – миллионерша всхлипнула и принюхалась – нет ли знакомых запахов? – Но почему вы так уверены, что внутри проклятой башни никого нет?

– Я сейчас ни в чём не уверена, – призналась Гризельда. – Если в башне сейчас наш мальчишка, да ещё и с пистолетом, которым он угрожал доблестным охранникам…

– На любое оружие найдётся более мощное средство, – отозвалась Эмма. – Ну, что же вы, фрау Билиния, застыли на месте? Вперёд!..

– Ещё шаг – и я стреляю! – раздался взволнованный голос.

Три дамы замерли, как вкопанные. На них смотрело чёрное дуло пистолета.

В дверях, ведущих в башню, стоял Слава Добряков, сжимая в руках оружие. Тёмные волосы растрепались, на лице появились жёсткие морщины. Сейчас перед вермировскими ведьмами оказался не измождённый худой подросток, которого они знали, накачанный лекарствами, ослабевший от них и дезориентированный в пространстве и времени, а возмужавший юноша с горящими глазами.

Старуха в красном платке, не раздумывая, сразу упала на колени, задрав вверх костлявые руки, измазанные шоколадными конфетами. У Гризельды предательски задрожали колени. Ей очень не понравился взгляд усыновлённого мальчика – в нём сквозили непокорность и бесстрашие. Несостоявшаяся мачеха открыла было рот, но толстая супруга не растерялась в такой сложной ситуации и опередила:

– Ты в самом деле будешь стрелять, Славочка? – слащавым голосом спросила она. – Ведь мы – твои мамочки, и желаем тебе только добра! Кого же из нас ты убьёшь первой? Меня, Гризельду или, может быть, старушку Билинию? Представь: смертоносный кусок металла на огромной скорости вонзается в тело… Будет боль, кровь и крики. Скорее всего, человек упадёт и станет корчиться в судорогах. А потом – смерть! Небытие! Подумай, прежде чем нажимать курок: разве ты способен убить человека? Согласись, ты же не убийца и не можешь причинить боль человеку, тем более, женщине, правда, дружок? Знаешь, если ты прямо сейчас выстрелишь в меня, будешь потом жалеть об этом всю оставшуюся жизнь! На тебе навсегда останется смертный грех…

Эмма бормотала эти слова, будто читала заклинание, и при этом пристально глядела на мальчика, ни на секунду не отпуская его взгляда. Так кобра гипнотизирует свою жертву, покачиваясь в предвкушении обеда перед молниеносным прыжком. Однако при этом женщина мелкими шажками незаметно подвигалась вперёд, пока не оказалась прямо перед Славой. Добряков как заворожённый смотрел на приближающуюся толстуху. Её глаза сузились, полные щёки затряслись, накрашенные губы расплылись в неприятной улыбке. Славик судорожно сглотнул. Он уже знал, что не выстрелит в Эмму. И, что самое поразительное, она знала это тоже.

Через мгновение пистолет был уже в руках Эммы, а на мальчика, как разъярённые пантеры, набросились с двух сторон Гризельда с Билинией и скрутили ему руки. «Толстушка-простушка» осмотрела пистолет и хмыкнула:

– Ты его и с предохранителя не стал снимать, трусишка! Ты и не хотел стрелять! Ведёшь себя, как воспитанница института благородных девиц! Ну, что ж, совсем скоро ты действительно превратишься в девочку – нам мальчик не нужен. Доктор Шэнь Айлун, рейс 123, прекрасно знает своё дело… Эй-эй, не пытайся освободиться от нас, ты только сделаешь себе больно, до-о-оченька!

Граф захрипел, изо всех сил вырываясь из цепких ведьминых рук:

– Ах вы, вороны вермировские! Я вас…

Больше мальчик сказать ничего не успел – Эмма закатила глаза и выпятила губы, будто хотела крепко поцеловать, но лишь коснулась щеки Славы, оставив след от губной помады. Затем она резко отодвинулась, в глазах промелькнуло звериное выражение. Толстуха размахнулась и без колебаний обрушила на голову мальчика сокрушительный удар рукояткой пистолета…

… Добряков очнулся уже в углу диспетчерской, куда его приволокли «вермировские ведьмы». Над ним склонилась Билиния, рейс 4805, заглядывая в лицо. Кажется, она испугалась больше всех, считая, что мальчишку убили таким зверским ударом по голове.

– А-а, живой, щенок! – с облегчением произнесла она, заметив, что веки Славы дрогнули. – А я-то уж думала, что нам зачтётся ещё один грех, смертный. Уж больно ты был бледный, будто неживой.

Изо рта старухи пахло, а седые космы касались лица мальчика, и он непроизвольно отстранился. Быстро оглядев комнату диспетчерской, Слава сразу заметил беспорядок, который навели непрошеные гости. Очевидно, они решили хорошенько обыскать бывшее жилище старого пилота Файера. И, возможно, пока не нашли ничего интересного, потому что были очень недовольны.

– Что, не нравлюсь? – загоготала Билиния, шлёпая мальчика сухой ладонью по щекам. – Ну, раз уж ты очухался, рассказывай нам, что же это за старик таинственный, который здесь обитал? Кто он и чем занимался знаменитый Шлемоносец, о котором в Верхнем Мире ходили глупые легенды? А, главное, что ты-то тут делал? Давай, начинай, и поподробнее.

У Добрякова раскалывалась голова, и каждый звук отзывался болью. Он отвернулся и стал смотреть на модель аэроплана на полке. Старуха проследила его взгляд и схватила безделушку.

– Чего молчишь-то? Язык проглотил, что ли? Я бы на твоём месте трещала без умолку, лишь бы в живых оставили!

Славик застонал от бессилия и попытался освободить руки. Однако они были надёжно связаны красным платком Билинии. Хозяйка платка побелела от злости, швырнула на пол самолётик, и он с хрустом разлетелся на части. Отлетевший пропеллер чуть не попал ей в глаз. Старуха начала неистово давить разбитый аэроплан. При этом она выполняла движения, смахивающие на танец фламинго, когда они добывают себе корм на отмели. Граф не выдержал и усмехнулся:

– Если бы не связанные руки, я бы вам обязательно поаплодировал.

– Он издевается! – пожаловалась Билиния женщинам-супругам.

Эмма вскинула голову и отбросила документы, которые до этого просматривала. Кошачьей походкой она приблизилась и приставила к виску мальчика ствол пистолета.

– Если я выстрелю, ты мгновенно умрёшь, и тебя потом никто не хватится, – проинформировала она. – Потому что здесь мы – твои родители, и в первую очередь спросят нас. А мы ответим, что ты психически неуравновешенный, и в твою башку пришла сумасшедшая мысль сбежать от всех проблем таким вот неординарным способом…

От пистолета пахло порохом и смазкой. Слава поморщился и прикрыл глаза.

– Не молчи, ублюдок! – заорала Эмма прямо ему в ухо. Взгляд её неожиданно упал на телефон с буквой «ЗЕТ» на диске. Свободной рукой она схватила аппарат. – Для чего это устройство?!

– Это телефон «скорой вермировской помощи», – ответил мальчик, улыбнувшись через силу, – можете позвонить прямо сейчас, чтобы вызвать для себя санитаров.

Издав звериный рык, сзади подскочила Гризельда, которую, очевидно, окончательно вывел из себя этот разговор. Она вырвала из рук жены телефонный аппарат и изо всех сил запустила его в стену. В разные стороны полетели куски пластмассы и внутренности электронного устройства.

– Напрасно ты так поторопилась, Гризли, – с сожалением произнесла Эмма, небрежно засовывая пистолет в кружевной передник горничной, с которым почти не расставалась. – Думаю, этот аппарат служил для прямой связи с сектором «ЗЕТ». А наша связь с ним ограничивается запросами на материальное обеспечение, сделанными через компьютер. Я ни разу даже не слышала живого голоса «оттуда». А хотелось бы сказать им…

– Прости, Эмма, но этот маленький подонок просто вывел меня из себя! Я ещё никому не позволяла так безнаказанно глумиться над нами!

– О, как я понимаю тебя, дорогая! Но нам нужно проявлять выдержку, даже когда провоцируют на необдуманные поступки. А этот юноша – он не так прост, как кажется. Очень славно, что он теперь у нас в заложниках. Я чувствую, мальчишка много знает и сослужит нам хорошую службу. Похоже, старый пень Шлемоносец кое-что порассказал ему. Всё это мы должны выведать.

– Да, госпожа Администратор Аэропорта! – воскликнула Гризельда, с нескрываемым восхищением глядя на супругу. – Мы сделаем для этого всё возможное!

Эмма подняла свою вечно опущенную голову и выпрямилась. В глазах появилось надменное выражение. Она уже совсем не была похожа на простушку-горничную. Теперь женщина казалась даже выше, чем обычно. Билиния, рейс 4805, непроизвольно сгорбившись, вытянула руки по швам и отступила на шаг, будто дворецкий, ожидающий приказания хозяев. Сморщенные губы шелестели: «всё для блага пассажира!», будто это была молитва.

Толстуха улыбалась, торжествуя. «Итак, – говорили её глаза, – теперь все вы знаете, кто это – Администратор Аэропорта! Кто настоящая хозяйка в здешнем «райском саду»! Кто повелевает всем!»

– Теперь ты в моих руках, щенок! – упивалась своей властью Эмма, разглядывая растерявшегося подростка. – Советую молиться, чтобы я оставила тебе жизнь! Твоя молитва теперь будет одна. Я научу. Повторяй за мной: «Всё для блага пассажира! Всё для блага…» Ну, живо, что, язык проглотил?!

Гризельда, которая в это время перебирала бумаги в столе, вдруг радостно вскрикнула.

– Эмма, ты должна это видеть!

Супруги склонились над какими-то документами, изучая их.

– Неплохо! – одобрила толстуха. – Похоже, это схема минирования башни. И она построена так, что срабатывает при пересечении так называемой «красной линии»… А вот и пульт для включения охраны периметра. Сейчас я нажму красную кнопку, и охранная система будет активирована. Теперь любой, кто приблизится снаружи, рискует подорваться на одном из десятков взрывных устройств. Ну и Шлемоносец! Он был не так прост! Откуда у него всё это?

– Знамо дело, откуда! – прошамкала Билиния, шаря в карманах в поисках завалявшейся конфеты. – Из секретного сектора «ЗЕТ». Старый пень был связан с ними, это точно! Осталось расколоть мальчишку, и мы будем знать все их тайны.

Гризельда подошла к панорамному окну, раздвинула шторы и вгляделась в здания терминалов, которые отсюда были отлично видны.

– А пожар-то так и не начался! Видать, идиоты из «Зелёного Коридора» оказались слабаками. Даже запалить сектор «Эр» толком не сумели.

– Может, оно и к лучшему, – заключила Эмма. – Мы сможем вернуться в родные пенаты. А потом придумаем кое-что поинтересней. Ну, а сейчас вплотную займёмся этим упрямым отроком. Мы должны знать всё, что знает он.

Взгляд женщины упал на большой паяльник на подставке, забытый когда-то Файером на столе. Она тут же воткнула вилку в розетку, и вскоре жало паяльника начало краснеть. В диспетчерской запахло нагретой канифолью. Эмма посмотрела на прибор, от которого потянулся сизый дымок, и плотоядно усмехнулась.

– Позволь мне заняться этим, мой Пончик, – попросила Гризельда и сняла прибор с подставки. Она подержала его в руке на манер художника, сжимающего в тонких пальцах колдовскую кисть, и застывшего в задумчивости перед мольбертом. – Я мечтаю подправить портрет этого выродка.

Слава заскрежетал зубами из своего угла. Чёрные волосы растрепались, на лбу мгновенно выступил пот. Жало паяльника гипнотизировало. Оно раскалилось докрасна, приближаясь к его лицу…


(продолжение следует)