Израильские каникулы

– Я очень хотел тебя увидеть. Понимаешь?..

Молчит, смотрит во все глаза. А вокруг громкие звуки музыки, разговор сотен людей, идущих по широким галереям огромного торгового цента.

– Я знал, что ты согласишься приехать.

Больше не поворачивает головы.

– Ты молчишь, как моя жена.

– Твоя жена… Да. Да. У тебя жена – у меня муж. У тебя три дочери. У меня тоже дети. Ты живёшь здесь – я живу там, в России. Этого уже не изменить никогда. И не надо, не надо, пожалуйста, говорить о прошлом.

– Никогда? Всё можно изменить. Жизнь короткая, и она одна, ещё немного, и тогда, возможно, настанет никогда. Я насмотрелся за эти годы на всякое. Всё можно изменить.

Мимо идут люди, свободные, легко двигающие руками, заглядывающие друг другу в лицо. Останавливаются у витрин, идут дальше. Здесь привыкли разговаривать в полный голос, окликать детей, подзывать друг друга.

– Марина.

Не поворачивает головы.

– Хорошо. Но я хочу, чтобы ты знала, – набирается сил, подыскивает слова.

Можно отмолчаться? Оказалось, ничего не прошло и боль по-прежнему жива. Пусть он тоже молчит, потом будет вдвойне жалеть о сказанном.

– Не говори ничего. Я ненавижу ложь, понимаешь? Я о себе, о себе. Мне не нужны надежды.

– Но жизнь одна, пойми! Я не заставляю тебя лгать, ты не будешь лгать.

– Всё пройдёт. Я вспомнила.

– Не надо меня утешать. Я столько раз терял самых нужных. Я больше этого не хочу. Я ещё живу, я хочу жить.

– Когда же ты будешь думать и о других…

– Другие, они не пропадут, я знаю, они устроятся ещё лучше меня.

– Я пропаду. Я не перенесу своего предательства.

– Какое предательство? В чём предательство?

Всё встало в ее памяти: бесконечные ожидания телефонного звонка, горячка любви и хлёсткие обидные шутки, равнодушное невнимание, мелочная ревность по пустякам, которая иногда даже вселяла надежду. И поздние вечера на скамейке детской площадки под окнами его квартиры, под тёмными окнами, в ожидании чего?.. В них так и не загорался свет. Именно эти тёмные поздние вечера особенно запомнились. Так что же случилось, что переменилось? «Просто посмотреть страну». Ведь знала, чувствовала, что не просто так. А впереди столько дней, и нельзя просто уйти и закрыть за собой дверь. Израильские каникулы.

Переговоры велись несколько месяцев, и наконец определены сроки и планы поездки. Пришло официальное приглашение, документы отправлены в визовый центр, в посольство. Билеты куплены на семью из трёх человек. Перед рейсом пройден тщательный досмотр и собеседование с представителями израильской службы безопасности. Самолёт набрал высоту – и с этого момента начались израильские каникулы. Десять прекрасных дней в вечно зелёном, вечно солнечном оазисе среди каменистых пустынь!

Понятно, что старые друзья хотят встретиться, вспомнить прошлое и показать настоящее. Когда-то парни учились и работали вместе, направление теоретическая физика. Наверное, из них получились не вполне теоретики, но к тридцати годам всё же преподавали на физическом факультете и что-то продвигали в области квантовой теории поля.

Новая реальность перевернула их жизнь, но это уже всем хорошо известная история: кому-то в верхах захотелось разыграть выдающуюся роль, и огромная страна разбилась вдребезги, как упавшее зеркало. Друзей-приятелей развело в разные стороны, потому что спасаться иногда легче автономно, да и возможности у всех разные.

Например, Павел киевский еврей; семья, а точнее мама, что в национальных традициях равно семья, срочно засобиралась в Израиль. Уже все родственники, знакомые, дальние и ближние, перебирались, и отставать было нельзя. Историческая память сохраняла неизгладимые страницы прошлого, и верхом беспечности стало бы пренебрежение национальным опытом. Казавшиеся бесконечными, закончились наконец юридические хлопоты, уложены контейнеры с вещами, от вилки до домашних тапочек, и небольшая семья, состоящая из трёх женщин – жены, маленькой дочери и мамы, под предводительством Павла и стратегическим руководством мамы отбыла в далёкий и неизвестный Израиль. В течение многих лет из земли обетованной приходили отрывочные сведения о жизни в кибуце, о работе в тель-авивском университете, потом в частной компании, ещё одной компании, ещё одной, и последней – по разработке медицинского оборудования. У семьи появились дополнительно две дочери, две машины и большая квартира. Жизнь наладилась как будто.

Что же касается второго товарища, а именно Николая, то он, коренной сибирский житель, потомственный интеллигент, остался в родном университете и тянул лямку преподавателя, пока не лопнуло терпение от безденежья и безнадёги. Далее маленький кооператив по разработке программного обеспечения (в рамках воображения заказчика), склоки, ссоры учредителей и наконец суд. Казалось, жизнь зашла в тупик, и нужно, пока не поздно, уносить ноги за бугор. Но вот куда – вопрос почти неразрешимый, с точки зрения Николая, человека боязливого и осторожного. Ситуацию спасла случайная доброта раскрутившегося бизнесмена корейского происхождения. Как – отдельный сюжет, может быть, не очень интересный. С лёгкой руки доброжелателя, Николай отправился в Париж, на встречу с владельцем небольшой IT-компании, в которой постепенно смог стать ведущим программистом. Жил и работал он по-прежнему в родном отечестве, что позволяло владельцу компании экономить на зарплате. Но семье Николая, состоящей из двух детей и жены, как-то хватало.

И вот спустя много лет друзья решили встретиться. Каждый по-своему желал этой встречи, у каждого были свои мотивы, что помогло в итоге осуществить израильские каникулы. Пассажиры самолёта под аплодисменты и хоровое исполнение «Хава нагила» благополучно приземлились в аэропорте Бен Гурион.
 
После различных формальностей гости оказались в зале ожидания, где их встретил Павел. Он – весьма изменился: ещё более пополнел, поседел, его когда-то смоляная бородка стала более окладистой и приобрела стальной оттенок, но сохранилась величественная медлительность, уверенный тон, твёрдый взгляд. Однако внутренне Павел переживал за то впечатление, которое произведёт на старых знакомых. И в первую очередь, на жену Николая, ради которой он и затеял израильские каникулы. Это звучит странно? Да нет, они были знакомы задолго до того, как юная красавица стала женой Николая. Были знакомы неудачно и трагически. Тогда, в незапамятные времена, ему однажды стало понятно, что не хватает знаменитого «пятого элемента», и всё распалось. Однако мучительная жизнь с возрастом заставляет вспомнить и переоценить прошлое, понять что-то важное. И сделать попытку, фатально обречённую на провал, – удержать, вернуть. Что?

Николай изменился мало, если не считать полысевшую голову и заметные морщины вокруг глаз. Высокий рост и выправка делали его моложавым, да он никогда и не заморачивался относительно своего внешнего вида. Что же касается его жены… Несмотря на наличие двоих детей, она сохранила прежнюю стройность, тонкость, осанку, воспитанную годами занятий балетом. Всё так же были хороши волосы, так же сияли задумчивые глаза. Одним словом, красавица Марина пока оставалась красавицей, ещё не превратилась в бывшую – «со следами былой красоты на лице». Отправиться на каникулы в Израиль – для неё непростое решение. В прошлых отношениях она оказалась пострадавшей стороной и не хотела бы никаких напоминаний. Но муж так радовался возможности поехать за границу, как ребёнок, так хотел похвалиться своим успехом в жизни, что её сердце дрогнуло: «Была не была, прикроюсь как-нибудь». Держать себя в руках и не поддаваться на провокации она умела отлично. «Может быть, последняя возможность увидеть его».

Итак, смущение было преодолено, наладился приемлемый диалог, нужная интонация найдена. В машине гостеприимный хозяин озвучил порядок событий: два дня здесь, пять дней Эйлат, три дня Иерусалим и отъезд в Москву. Отдых семейный, все вместе, на двух машинах. В Эйлате приморский пансионат, домик на восемь человек. В Иерусалим гости отъезжают на пассажирском автобусе самостоятельно, там их встретит Жора, хороший организатор и гид, остановятся в гостинице, оттуда и уедут в аэропорт. Павел с семьёй останется в Эйлате, у них отпуск до конца месяца.

Прекрасно! Просто и ясно. Есть возможность наговориться, обсудить всё на свете и получить незабываемые впечатления. Рассматривая из окна заднего сидения незнакомую страну, Марина радовалась пальмам аэропорта, слепящему солнцу, раскалённым каменистым пространствам, а затем улицам большого южного города с высокими акациями и соснами, пыльными аллейками и подсушенным газоном – так радуются неожиданной встрече с далёким детством. Вдыхая сухой, как будто знакомый ветер, она старалась не думать о прошлом, представить себя вежливой, предупредительной. Главное, соблюдать основное правило – глазами не встречаться. «Всё исчезло, его нет и не было. Приехала, потому что пригласили. Не напрашивалась. Просто познакомиться со страной».

А Павел готовился к чему угодно, но только не к тому, что эта женщина, которой он тяготился когда-то, окажется непонятна и притягательна. Чего он ожидал? Объятий? Громких криков радости? Подтверждения того, что всё когда-то было сделано правильно? Он ведь любил булгаковское «всё будет правильно». Правда, в нагрудном кармане, в маленьком портмоне, лежало сложенное в несколько раз письмецо. От любящей женщины, которая прощалась с ним. Та соломинка, за которую может ухватиться и спастись гибнущая душа.

Израильская семья проживала в современном районе города, в огромном многоквартирном доме. Встретили гостей очень приветливо, жена Елена (с ней уже были знакомы когда-то, гуляли на свадьбе) учительница физики в школе, раздобревшая и как будто простоватая. А может быть, достаточно умна, чтобы не тратить силы на внешность. А может быть, прочно уверенная в себе. А может быть, в Израиле, где сама жизнь подобна курортной, не хочется напрягаться и излишне следить за собой. Лена держалась естественно, говорила мало, её память, не отягощенная никакими мутными историями, не мешала общению – у неё всё идёт правильно. Марина взяла её тон.

Дети познакомились. Три дочери, Юля, Лана и Вика, с разницей в возрасте приблизительно в четыре-пять лет, повели молодого человека смотреть игры. Накрыт праздничный стол, вручены сувениры из России. Подняты бокалы за встречу, и первый разговор о том, что нашли. Павел, конечно, вел беседу.

– Легко обхожусь без языка. Вот Лена говорит свободно на иврите, ну, она учитель. Девочки говорят на двух языках, мне кажется, они даже не замечают, как переходят с одного на другой. А куда им деваться – отец говорит только по-русски. Мне же не надо, сижу скромно и леплю программки, больше нужен английский. В городе полно русских, как здесь говорят. Да кто их разберёт – евреи или русские и так далее по списку, весь Советский Союз. Можно везде говорить на русском, и тебя поймут в магазине, ресторане, музее. Вы заметите, что евреи очень разные, есть чернокожие, есть арабские, много кавказских. Меня, кстати, принимают то за армянина, то за араба, – все засмеялись. – А вот Лена блондинка, так ее считают шведкой. Кстати, в нашей семье я один еврей. Мои дети – нет, у них мать русская. Слушайте, я  себя чувствую основателем новой нации! Жена, как тебе моя историческая родина?

– Очень хорошо, я бы сказала, выше ожиданий. Люди приветливые, жизнь размеренная. Самое главное, нет никаких дефицитов, как было в России, любые вещи – пожалуйста. Здоровое питание. Продукты качественные, я даже супы для детей покупаю готовые. Мясо, птица – экологически чистое. В России ели и думали: что едим? А здесь я уверена на все сто.

– А военные действия?

– Ну, от этого никто не застрахован. У нас в доме есть убежище, где мы должны прятаться от обстрелов. На лестничной клетке и в квартире – проёмы укреплённые, я вам покажу. Пока всё спокойно, по крайней мере здесь.

– Марина, ты бомбёжек боишься? Я тебя защищу. Прикрою собой.

– Да, обязательно прикроешь.

Её интонация слегка насторожила Павла.

– Колян, ну а ты?

– Да почти как и ты! Программирование. Сотрудничаю с французской фирмой. Направление – бизнес. Разрабатываем разные программы, по продажам, по маркетингу, по менеджменту.

– Сколько иностранных слов. Проще говоря – торгаши.
 
– Ну да, торговля.

– Науку не потянул?

– Есть хочется. Делаю то, за что платят. И пока очень неплохо.

– А я вот по старой памяти до сих пор вожусь. Платят тоже очень неплохо. Современная медицинская техника – прежде всего программное обеспечение. Вникаю в лечебные процессы, как что у человека можно посмотреть, померить и так далее. Кстати, матушка помогает, она у меня хороший доктор. Иногда целые головоломки решаем. Это вам не просто посчитать, сколько должно работать касс в торговом зале. Пока справляюсь, – взглянул на Марину.

– Ну, отлично. А у нас софт предпочитают не отечественный, а импортный, в том числе из Израиля. Мозги так устроены – за границей продукт лучше! Когда-то мы начинали с ребятами предлагать что-то для производства или в медицине. Ничего, кроме испуга. Конечно, наука – это сила, но нужно жить дальше, чего там. Работы хватает, два-три раза в год езжу в Париж, жену туда свозил, детей. Всё нормально.

– Марина, ты в Париже была? А я не был. Погоди, у нас здесь не хуже. Есть определённый колорит, есть древняя история. Зимы нет!
 
– Про Израиль много хорошего говорят. Меня впечатлили пальмы!
 
– Вот видишь, уже не зря приехала! Как твои производственные достижения? Поди, лучшая в своей области?
 
– Всё по-старому.

– Неужели артистка балета?

Марина засмеялась:

– Балетмейстер.

– Балетмейстер? О-о-о! Звучит гордо. Что же ты делаешь?

– Ставлю хореографию, репетирую. Конечно, не в театре. Коллективы разные, есть один профессиональный, а в основном молодёжные и детские.
 
– Жаль! Я всем рассказывал, что ты артистка балета.

Марина немного помолчала.

– Пять лет назад закончила заочно режиссерский, институт искусств, – она живо вспомнила его привычный ироничный тон. Которого так боялась много лет назад. «А он всё же мало меняется».

Марина вспомнила. Вспомнила эту иронию, назидательный тон. Она попала в студенческую тусовку физиков случайно, однажды пошла за компанию с подругой детства. Молодёжь, ощущавшая себя интеллектуальной элитой, бурно спорила по любому поводу. Главным поводом в этот раз стал шоу-бизнес: костерили без исключения всех исполнителей популярной музыки, а когда были выдвинуты проверенные авторитеты, такие как Утёсов, Шульженко, Бернес, выступил признанный тяжеловес великий Павел, объяснивший в резких и острых выражениях, что шоу-бизнес – пародия на общество. Стоит посмотреть на эстраду – и всё абсолютно ясно; даже слушать не обязательно – только посмотреть.

Марина, скромно сидевшая в углу дивана, не вступала в споры, хотя успела поработать на московской эстраде, на подтанцовках. Она знала, сколько сил и нервов требует любой концертный номер, она знала, как пашут некоторые исполнители и их коллективы. Спорить с добрым десятком разгоряченных молодых людей? Нет уж, увольте. Хотя вино и не пили, был только чай и сгущённое молоко в банках. Марина чувствовала скрытый интерес к своей персоне, видела, как парни перед ней соперничают в остроумии, и решила молчать до последнего. Она понимала, что скоро за неё возьмутся по полной программе. Как и полагается, подводят лучшие друзья: подруга не утерпела и выдвинула Марину на острие дискуссии как знатока шоу-бизнеса. И вот знаменитая ирония Павла:

– Извините, Марина, у вас какое образование?

– Я… артистка балета. По диплому.

– О-о-о!! Редкая птица в наших краях. Это кстати. Рассудите наш спор.

– Спасибо, не очень разбираюсь в шоу-бизнесе. Я хотела попрощаться. Мне нужно домой. Меня ждут.

– Муж и дети?

– Мама.

– Позвольте хотя бы один вопрос!

– Пожалуйста.

– Какие книжки вы читаете?

Марина растерялась.

– Сейчас никакие.

– Жаль! – великий Павел наслаждался ситуацией. Оставалось спросить, а умеет ли гостья вообще читать.

– Мы бы могли обсудить ваших любимых авторов.

Марина стремительно направилась в прихожую, натянула плащ и попыталась открыть самостоятельно входную дверь. Ей помогли. Она летела по лестнице  вниз и думала: «Никогда. Никогда».

 А теперь:

– Да, хореограф. Конечно, сменила много коллективов, но без работы не сижу. Сегодня молодёжь желает развиваться в танцах. Да и не только молодёжь. Вечерами у меня возрастная группа, дамы старше пятидесяти, очень обязательные, старательные.

– Марина, – невольно его голос зазвучал глуше, – у нас тут твоя специальность очень востребованная. Оставайся здесь – будешь нарасхват. Каждая девочка в Израиле – красавица и балерина. Каждая хочет быть звездой. Наши три хоть и малы, а ни одной репетиции не пропускают, хоть земля тресни под ногами. Особенно Лана, средняя. Уже куда-то ездит на гастроли, шьют ей кучи костюмов. Семья забыта, задвинута в дальний угол. Туда же и учёба. Ничего поделать не можем. Я не влезаю, а мать терпит.
 
– А что ты предлагаешь? Пусть танцует, способности есть. Её уже на сольные партии ставят.

– Да, вижу, у Ланы хорошие данные.

– А я за Юлю, правда, доча? – круглолицая пухленькая Юля, копия отца, и бровью не повела. Она держалась независимо. И правда, шестнадцать лет – это серьёзный возраст.

– Математика, физика – участие в олимпиадах. Университет, всё такое. Здесь, правда, в обществе другие приоритеты. Это мы в России за вузы бились, а здесь спокойно. Не хочет – не надо, найдёт, чем позаниматься. Но я балбесов не люблю. Я так и сказал своим девкам: балбесов в доме не потерплю. Марина, вот твой орёл, он что – математика, физика или танцы?

– Точно не танцы. Пока неясно, в голове полный винегрет. Школа у нас плавно деградирует, так что доучивать приходится частным образом. И математике, и физике, и всему остальному.

– А дочь?

– В следующем году заканчивает школу, собирается на программирование.

– Что же вы её не взяли?

– Да так порешали. Весной ездила с Колей в Париж. А теперь Митя – по очереди.
 
– Мне хотелось бы её увидеть. Она такая же красавица, как ты? Я её крохой помню! Значит, у неё с математикой хорошо. На самом деле у нас в школах с обучением тоже сложно. Частные школы дорогие, государственные – по-разному. Девчонки у Лены в школе, она следит, держит руку на пульсе, как сказали бы мои коллеги. Правда, здесь такая установка: родители не могут учить собственных детей. У них другие учителя. Лена отказалась из-за этого от должности заместителя директора. Чтобы девочки могли остаться в школе.

– Не жалей. Работа заместителя не сахар. Деньги нигде даром не платят. Сидела бы я целыми днями и вечерами над отчётами. Не хочу.

– Деньги тоже существенный фактор.

– Ты же у нас зарабатываешь?

«У нас, у нас»… Да, уже прочно вросли в местную жизнь, уже невозможно представить, как по-другому.
 
Ближе к вечеру гуляли по району, перебегая от магазина к магазину, наконец вышли на длинный променад к морю. Его огромное дыхание кружило голову – море! Вглядываясь с бесконечную синь, в едва заметную линию горизонта, все притихли, наблюдая за блеском волн, вдыхая запах, стараясь уловить шум прибоя. Лучшее в земном мире – море, могучее и древнее. Всё остальное лишь тень жизни, всё остальное только прилагается – и зелень лесов, и громады гор, и безбрежность равнин и степей, и сам человек в своей краткости. Море.
 
На другой день – большая экскурсия по городу: исторические улочки Яффо, музей Эрец-Исраэль, рынок Кармель, где пообедали. Далее парк Яркон и опять набережная Таелет. Гуляли вчетвером, девочки и Лена остались дома. Павел был не в настроении, он не привык много ходить, но держался.

– Мы с Леной за эти годы обошли весь город вдоль и поперёк. Интересно. Жители неторопливые, много молодёжи. Вон, посмотрите, девушки в военной форме. Это нормально, правильно. Страну нужно защищать. Не люблю тех, кто на словах за родину жизнь отдадут, а сами – надели кипу и служить уже не могут, Бог запрещает.

– Ты как относишься к тому, что дочери в армию пойдут?

– Прекрасно отношусь. На самом деле, девчонки могут выбрать. Не обязательно ездить на танке или ходить на штурмы. Юле через два года уже идти. Да я и сам пошел бы на службу, но габариты не позволяют. Вот Николай отлично мог бы послужить и получить пожизненно гражданство Израиля. Тем более офицер запаса.

– Спасибо, я уже отслужил своей родине в своё время.

– Конец дня, давайте заедем в торговый центр и домой. Нужно собираться в дорогу. Марина, ты любишь ходить по магазинам? Всякие тряпочки красивые, сумочки. Николай, выдай жене деньги, пусть потратит на себя с удовольствием.

– Не надо.
 
– Всё равно нужно кое-что купить на завтра.

Слепящее солнце, зной улиц и прохлада огромных магазинов. Женщины и дети, одетые в футболки и шорты. Неторопливое движение внутри больших молов, наполненных товарами и покупателями. Конечно, лето, пора каникул. Павел остался на первом этаже – продукты, хозяйственные мелочи, Николай с ним за компанию, а Марина с сыном поднялись на эскалаторе выше и отправились искать отделы игрушек. Пока Митя обозревал несметные сокровища, их нагнал Павел.

– Николай ждет в машине.

– Сейчас.

– Марина, – какая-то непонятная пауза. Она повернула к нему голову и посмотрела внимательно.

– Я очень хотел тебя увидеть.

– Я очень хотел тебя увидеть. Понимаешь?..

Рано утром уложили вещи и тронулись в путь на двух машинах по автомобильной трассе, через Иудейскую пустыню к Мёртвому морю. Легендарные названия! А дальше – в Эйлат. Плантации апельсинов сменились каменистыми пространствами; ровная, как стол, дорога, отзываясь звуковым сигналом, петляла между скалами и летела вперёд, к Мёртвому морю. Его сахаристая блестящая поверхность появилась, наконец, по левую руку.

Остановились на стоянке большого отеля, через внутреннюю галерею прошли на пляж. Уехать и не войти в волшебные воды Мёртвого моря!? Не проверить легенду, что в солёной воде невозможно утонуть – она удерживает человека на поверхности? Марина сняла одежду и медленно, держась за поручни, пошла по ступенькам, погружаясь в горячую воду. Схватив за руку мать, так же медленно двинулся Митя. Да, это странное чувство: густой настой как будто подталкивал к поверхности, но… удерживал ли? Следом – Николай и Лена, потом девочки. Павел остался в тени, неотступно глядя сквозь тёмные очки на тонкий силуэт Марины: «Ещё есть несколько дней. Ещё есть время». Скверное предчувствие уже тихо вкрадывалось в его напряжённую душу, но он пока не допускал сомнений.
 
К вечеру прибыли в пансионат на окраине Эйлата. За воротами открывался большой изумрудный оазис с дорожками между коттеджами, с цветниками, тенистыми беседками, эстрадой, теннисным кортом,  большим бассейном. Павел открыл ключом дверь дома. Он оказался вместительным, в несколько комнат, и даже имелась небольшая кухня. Девочки бурно делили места для сна, а Митя, по характеру стеснительный, сидел на чемодане и ждал решения своей участи. Бросив неразобранные вещи, отправились в столовую ужинать, потом – на берег Красного моря по зелёным улочкам города.

– Мы отдыхаем здесь уже несколько лет подряд. В этом году как постоянным клиентам нам сделали скидку почти вполовину. Мне нравится. Хороший большой бассейн, спортивные площадки, есть комната с играми для детей. Здесь многое делают именно для детей. Купаться в Красном море, на мой вкус, так себе. Камни, без тапочек невозможно. Близко от берега уже глубина. Лена хорошо плавает, она махнула и ушла за горизонт. Я не плаваю. А ты, Марина?

– Я тоже не плаваю, – смеётся, – буду плескаться у берега.

– Вместе будем плескаться. Сюда хорошо приходить именно вечером. Уже не такое солнце. А днем все обычно в бассейне. В городе днём вообще пусто, только местные.

Рыбки окружили ноги вошедших в воду, тыкались носиками. Продвинутые отдыхающие бросали кусочки хлеба в разноцветные стайки.

– Рядом океанариум. Посмотри, отсюда видно, вон, вдалеке. Тоже туда съездим. А вон в заливе шикарные отели выстроились! Видишь? Это для богачей. Туда пойдем вечером, посмотришь, что такое настоящая сладкая жизнь. Здесь ночью всё только начинается! Рыночки с сувенирами, фрукты, напитки. Дискотеки! Красивые девушки и музыка!
 
В сумерках отправились всем составом в центр курортного города: разве дети могли остаться дома и спать, когда они так любят темноту и многолюдье! Даже шестилетняя Вика. А ночь наступила быстро, вместе с ней поднялся прохладный морской бриз, тихо шелестя в кронах деревьев.

Люди стекались по сумеречным улицам к звукам музыки. Площади перед большими отелями, уступами спускавшимися с небес на землю, были заполнены отдыхающими, все столики уличных кафе заняты, но в прохладе наступившей ночи хорошо было идти не разбирая дороги. Свет уличных фонарей неровно падал на лица прохожих, в зыбких бликах мерцали мечтательные улыбки. Грусть неясных надежд отражалась в глазах, и даже голоса казались мягче и нежнее.

Павел шёл чуть позади, его дыхание, голос были совсем близко. Марина не поворачивала к нему головы, хотя остро его ощущала. «И так еще несколько дней. Несколько дней».

Вышли к гавани, заполненной гордыми яхтами, прошли по набережной и снова вступили потоки людей, идущих к аттракционам и танцевальным площадкам. Сладкая еврейская музыка звала куда-то, наполненная болью и счастьем – жить вопреки всем невзгодам. Сколько древней мудрости сохраняла она в себе! Сплетённая из народных мотивов, печальная и задорная, она пела о радости жизни, которая только одна. Всё тленно, всё тленно, но пока мы живы!.. Так наигрывал небольшой уличный оркестр, так пела тоненькая звенящая скрипка под аккомпанемент аккордеона и трубы. На открытом просторном деревянном настиле люди разных возрастов исполняли, видимо, всем известный танец. Это были не те современные хаотичные движения, а именно танец, быстрый, лёгкий, ритмичный, со своей отточенной временем композицией: танцующие то распадались на пары, меняя партнёров, то собирались в хоровод и летели стремительным кругом. И старики, и молодёжь одинаково уверенно и увлечённо двигались, не нарушая общего порядка.
 
Марина оказалась вдруг в родной стихии, без которой не могла бы жить, наверное.  Движения танцующих ей были знакомы, в своей повседневной работе она ставила еврейские танцы, которые любили во многих самодеятельных коллективах, да она и танцевала нередко, подменяя заболевших артистов. Теперь же, поддаваясь ритму, жадно ловила движения танцующих, подмечала повторы и ждала какого-то момента, чтобы сорваться в летящий круг. Посмотрев на Лану, Марина протянула ей руку:

– Пойдём?

– А вы сможете?

– Постараюсь.

Павел как будто растерялся поначалу, но остановить события уже было нельзя. Девушки стремительно взбежали по ступенькам на площадку, их приняли, расступившись и вобрав в своё движение. А дальше… Марина слегка потеряла ощущение реальности, обратив всё внимание на танец. И наконец попала в ритм, в тот самый круг поворотов и шагов, коротких подскоков, соединения ладоней, который исполняли танцующие. И пришла легкость. Это был её ветер, её воздух, её облака, полёт. Она больше не нуждалась в контроле над собой, только следила за музыкой, за теми, кто был в танце. Лёгкая юбка вилась вокруг, а маленькие тонкие босоножки прочно охватывали щиколотки, не мешая движениям. Вытянутая струной спина, поворот плеча, движение руки, сама посадка головы – всё в ней двигалось необыкновенно и воодушевлённо, казалось, даже волосы, летящие вслед за быстрым темпом, сознательно участвовали в происходящем. Да, зрители не могли отвести глаз! Наверно, в ней чувствовалось что-то настоящее, и музыканты ободрились, стали слегка убыстрять темп, продолжая и продолжая наигрыши, но прекрасная танцовщица успевала. Уже отошли в сторону те, кто постарше и помладше, уже стояла у самого края площадки сосредоточенная Лана. Постепенно их осталось четверо, танцующих, а Марина как будто не замечала этого. Наконец, музыка устала и стихла. Исчезло волшебство. Скрылись радость и лёгкость. Растаяла надежда. Раздались громкие аплодисменты, кто-то крикнул «Браво!». У Марины хватило выдержки шутливо поклониться зрителям и музыкантам.
 
– Не уходите! Мы для вас ещё сыграем! – кто-то по-русски окликнул Марину. Скрипка запела «Тум бала, тум бала…».

Но она уже легко сбегала по ступенькам, оставляя за собой миг счастья, погружаясь в грусть. Внизу её ожидали Павел, Митя и Лана, остальные ушли кататься на аттракционах.
 
– Я всех задержала?

– Почему же? Мы в отпуске, что хотим, то и делаем, – видеть в темноте выражение его глаз Марина не могла, но голос звучал сдержанно.

– Я тебя недооценивал. Ты действительно артистка балета. Очень красивая артистка балета.

– Спасибо. А ты сомневался?

– Я это понял, к сожалению, поздно. Маринка…

Но Лана твёрдо взяла отца за руку и потянула вдоль аллеи. Марина крепко держалась за сына, делая вид, что не поняла скрытой интонации. «Никогда. Запомни – никогда». Они отправились искать остальных.

А с утра налаженная жизнь пансионата: гимнастика у бассейна под руководством двух девушек-тренеров пышных форм, потом завтрак, и опять бассейн. Народ купался в футболках, и Марина поначалу смущалась своего купальника, но все же футболку так и не надела. Она барахталась вместе с детьми, немного плавала вдоль стеночки. Лена мало с ней разговаривала, держалась на воде рядом с мужем и улыбалась ему. Николай сидел в шезлонге с ноутбуком.

После обеда в океанариум – дети радостно приветствовали поездку. А дальше опять каменистый берег Красного моря, приготовление ужина, плотные южные сумерки.

Марина держалась поближе к детям, потому что чувствовала отчуждение Лены: «И так еще четыре дня. Скромно отдыхай и не выпячивайся. И никаких танцев». Она следила вместе с Митей и Ланой за маленькими ящерками, бегущими в свете уличного фонаря по оштукатуренным стенам дома. Они не торопились возвращаться в комнаты, где старшая Юля смотрела фильмы, уморившаяся за день Вика уже спала, а что делали взрослые? Не важно, наверное, говорили... Уходя далеко по лабиринтам аллеек вглубь пустынного пансионата, наблюдая, как дети в прозрачной темноте карабкаются по веревочным лестницам и кольцам на игровой площадке, перекликаясь между собой, или бегают наперегонки, Марина могла тихо тосковать по разрушенному в её душе миру, стараясь приспособиться к ноющей боли. Она слушала шум тёмной листвы над головой, вдыхала ароматы ночных цветов. «Почему же я так и не стала счастливой? Я запомню это чёрное небо, большие незнакомые звёзды. Запомню звуки и голоса детей. Тум балалайка, тум балалайка…»

Да, «никогда» не получилось. Как-то вечером мама передала записанный на листочке номер телефона.

– Мужской голос, спросили тебя.

– Не представились?

Марина ждала с нетерпением решения вопроса о трудоустройстве. Она вернулась домой после окончания столичного хореографического училища. В это славное время, когда исчезали последние следы советской жизни, нужно было учиться выживать. Она обожала балет, отдавала ему все силы, но талантливой балериной назвать себя не могла; подготовленной и отработанной – да. Марина точно знала, что от этого будет зависеть вся её жизнь, и не позволяла слабости и пренебрежения в работе. Она не была первой, хотя была среди лучших в выпуске. В театр её не пригласили. Поначалу осталась в Москве, по протекции оказалась в эстрадном коллективе областной филармонии, но платили крайне мало, а нужно было снимать жилье, как-то одеваться и даже иногда есть. Приятельницы хвалились щедростью новых русских богачей, передавали Марине «заманчивые» предложения. Выяснилось, однако, что пробиваться любой ценой, а цена была совершенно конкретная, в долларах, за определённые услуги, она оказалась неспособна. К сожалению, ей хватило глупости попробовать: многие так делают и ничего – получают контракты, содержание. С тех пор она стыдилась этого горького опыта, но память её не подводила, вызывая жгучее отвращение. Цену дружбы тоже тогда поняла.

Устав от бесприютности, бедности, неопределённости, Марина вернулась в родной город спустя три года. Решение было непростым. Немного отоспавшись и собравшись с силами, стала искать работу учителя танцев, и оказалось, что такая работа есть.

Решительно набрала номер:

– Здравствуйте, вы звонили?

– Здравствуйте, Марина. Не узнаёте?

Она похолодела: неужели московские знакомые?..

– С кем я разговариваю?

– Павел.

– Какой Павел? Извините.

– Вы были у меня в гостях и не запомнили?

– Когда?

– Несколько дней назад. Вот интересно, а я-то думал, что имею запоминающуюся внешность. К кому же вы ходите в гости?

– Ах, Павел… Да-да, я вспомнила. Какие книжки вы читаете?

– Извините за хулиганское поведение, я был не прав.

– Я принимаю ваши извинения. Всего доброго.

– Погодите! Я вас снова хочу в гости позвать.

– Вы не всё у меня спросили?

– Марина, я больше не буду! Я буду вести себя как самый скромный мальчик. Хотите, я буду один и никто не узнает, что вы приходили?

– Почему? Я не собираюсь с каждым случайным знакомым встречаться наедине.

– Тогда я позову всех! Они, чёрт возьми, тоже будут очень рады вас видеть! Знаете, что мне устроили, когда вы ушли? Товарищеский суд. Я дал слово товарищам судьям, что извинюсь и приглашу вас в гости, чтобы продолжить знакомство.

– Мне неинтересны ваши споры, особенно о том, что вам плохо известно.

– Знаете, что нам хорошо известно – различные разделы теоретической физики. Мы будем спорить только о теоретической физике. Хотите? А вы будете сидеть на диване и молчать, как гордая королева.

– Спасибо, это скучно.
 
– Тогда будем слушать музыку. Какую вы любите? Чайковского, Хачатуряна? Кто вам нравится? Марина, не вешайте трубку! Мне действительно очень важно с вами встретиться. Я немножко лучше, чем вам кажется.

Марина помолчала.

– Хорошо, позвоните в субботу, – она отключила звонок. «В субботу могу быть занята или ещё что-нибудь придумаю». Почему же тогда она оставила себе надежду? Как она поняла, что это единственный звонок, и если отказаться – больше звонков не будет? Зачем ей был нужен этот человек? Но Марина ждала субботы с нетерпением и страхом, что не позвонит! Она хотела этой встречи.

Постепенно обошли по кругу весь пансионат и вернулись к своему домику. Мите и Лане явно не хотелось идти в комнаты. Стали прыгать, кто дальше. Хотя Лана была немного младше, но лучше натренирована, зато Митя был сильнее. Долго не получалось кому-нибудь победить.

– Ну всё, ребятки, пошли спать.

Из темноты крыльца неожиданно выступил Павел.

– Идите, идите, а мы здесь с мамой немного поговорим. Марина, составишь мне компанию? Душно что-то в доме. Девчонки заняли ванную надолго, лучше подождать на улице.

– Мам, я посмотрю телевизор?

В Марине стала нарастать внутренняя дрожь.

– Да, скажи папе, он включит.

 Сын исчез за дверью. Марина быстро пошла прочь от крыльца, ей не хотелось, чтобы кто-то из семьи увидел их наедине. Павел шел следом.

– Ты меня боишься?

– Нет, конечно.

– Тогда не беги. Я не собираюсь тебя насиловать.

– Спасибо, очень приятно.

Они зашли в какую-то беседку и сели.

– Жалеешь, что приехала?

– Что ты! Спасибо большое за гостеприимство, я никогда бы сюда не добралась, если не ты.

– Как тебе пансионат?

– Прекрасный! Наверное, дорого? Нас восемь человек – сколько это стоит?

– Чтобы увидеть тебя – это просто ерунда.
 
Она не ответила.

– Маринка… А я счастлив, что ты приехала. Вот ты сидишь рядом со мной, а я об этом столько думал… Я могу взять тебя за руку?

– Не надо.

– Ты меня боишься. Тогда, давно, в другой жизни, я не понимал. Теперь… ты – моя самая мучительная надежда. Маринка, ты действительно любила меня?

– Наверно, претворялась?

Они помолчали.

– Я знаю, что ты думаешь. Ты думаешь, что я тебя не любил.

– А разве не так?

– Да… был самовлюбленным павианом. Красавица – и моя! При этом числил себя в гениях. Ведь ничто не мешало, а я выделывался, как последний идиот. Знаешь, я не видел тебя, смотрел и не видел, не понимал, за твоей внешностью я не видел тебя.

– Ты просто не любил, так бывает. Ты просто не любил. Мне кажется, и сейчас всё… так же. Наверно, надоела жена, наверно, не хватает внимания. А может быть, тоскуешь по прошлой жизни.

– Какая ты жестокая. Всё, к сожалению, серьезней. И случилось это не вчера. Я очень хочу быть с тобой. Переезжайте в Израиль! Ты видишь, как здесь хорошо, это не холод и бедность вашей жизни. Я помогу, я все устрою. Работать с французами Колян сможет и отсюда.

– Павел. Павел… Мне не хочется тебя обижать. Но прошло пятнадцать лет. Пятнадцать. Я очень изменилась. Надеюсь, поумнела. Не надо от меня ничего требовать.

– Ерунда. Ты действительно меня по-прежнему любишь. Я же вижу. Я помню, как твои глаза сияли, когда ты танцевала на площадке. Теперь я всё вижу и понимаю, ты как магнитная стрелка – всё время на меня.

– Тебе показалось.

– Я давно живу на свете, чтобы не понимать. Марина!..

– Дело не во мне. Я неподходящая для твоего плана, Паша. Ну, не могу быть любовницей. И ты это знаешь! Ведь такой разговор уже был раньше, тогда, в другой жизни. Мне противно лгать и выкручиваться.

– Тогда – другое. Да, тогда мне казалось, что впереди столько всего.

– А ведь правда, много всего!
 
– Ты будешь моей женой.

– Нет, – как звонко и резко прозвучало это слово!
 
Они замолчали.

– Ну, давай не будем ссориться. Не ссорься со мной, Марина, я не хочу ссориться с тобой. Ты не представляешь, как я счастлив, что ты рядом… Лучше расскажи мне что-нибудь. Я всё время разговариваю с Колей, Леной. А я хочу с тобой.

– Что-нибудь? Даже не знаю… Ну, хорошо. Расскажу тебе сказку. Жил-был на белом свете маленький мальчик. И была у него одна мечта…

– Не надо про мальчика! Расскажи про девочку.

– Про девочку. Хорошо. Жила-была на белом свете маленькая девочка. Она много болела, часто лежала в больнице, ей ничего в мире не хотелось, даже конфет. Однажды мама привела её в балетную студию, и маленькая худенькая девочка на всю жизнь полюбила балет. Теперь у неё была самая заветная мечта – стать балериной. Когда наступил срок, вместе с мамой девочка поехала в далекий большой город. Мама боялась отпускать её, но знала – иначе девочка снова станет болеть и умрёт.
 
Марина замолчала. Она всматривалась в темноту, остро вспоминая позабытое, и старалась, чтобы голос не выдавал её.

– Пришла самая счастливая пора: девочка прошла строгий отбор и стала учиться балету у лучших учителей мира! Она очень старалась, подрастала, многому научилась. Но первой ученицей так и не стала… Не стала. А ведь это тоже была её мечта. Девочка иногда плакала, а чтобы никто этого не заметил, она научилась плакать внутри себя. Маленькие слёзки тихо вытекали из её глаз внутри головы и пробирались вниз, к горлу, а там уж и вовсе исчезали. И всё равно она была счастливая! К ней часто приезжала мама, кормила, жалела, но не отговаривала, – Марина замолкла и постаралась неслышно выдохнуть, уговаривая себя: соберись, соберись.

– И вот самая счастливая пора закончилась, и началась другая жизнь. Её не взяли в самый Большой и самый прекрасный театр, но девочка всё-таки не умерла, хотя очень хотела. Она всё равно любила танцевать и стала танцовщицей. Для неё это тоже было очень хорошо.

 Марина снова замолчала.

– Ну, рассказывай, пожалуйста.
 
– Мне кажется, что сказка становиться скучной. В ней нет ни принца на белом коне, ни волшебного царства в придачу. Одни серые волки. Так что пошли в дом, я устала и хочу спать. Ванная скорее всего свободна, и Лена думает обо мне много плохого.
 
– Она не может думать о тебе ничего плохого.

– Лена от меня всё время отворачивается. Наверно, ей неприятно.

– Почему ты никогда не рассказывала мне о своём прошлом?

– Тебе было неинтересно.

– Мне очень хочется услышать сказку про маленького мальчика! Это обо мне?

– Не знаю, я ещё не придумала.

– Знаешь, что меня мучает? На самом деле я устал от израильской жизни… Я не понимаю, что мне здесь делать. Это очень тяжело. Сначала я спасал семью, мать, потом я утверждался, доказывал, что многое могу. А теперь… я понял, что вместо будущего какой-то туман, просто дом и работа, мелочная и сытая жизнь.

– А бывает по-другому?

– Мне плевать, как бывает. Я не хочу так жить.

– Но ведь было у тебя счастье? Наверное, оно и есть? Жена смотрит на тебя влюблёнными глазами.

– Что, мне ещё одного ребёнка ей сделать? Это ничего не изменит, это мы уже прожили.

– Тебя любят ещё три маленькие женщины.

– Ну, с ними всё ясно, с ними я до конца, они-то меня поймут и простят всегда. Меня не хочет любить одна-единственная… Маринка!

– Теперь и всегда – они тебя спасут. Теперь их черёд.

– Маринка… – но она была уже в проёме беседки.

– Пойдём в дом, поживём дальше.

Марина шла по спящим аллейкам быстро и легко, как всегда, лицо её горело: «Ему, и правда, тяжело, но разве дело во мне? Ему чего-то не хватает? Разве я могу это дать? Если бы мне кто-нибудь подсказал, зачем живу».

Павел не стал её догонять.

На другой день поутру решили поехать в торговые центы Эйлата. Девочки были категорически за, а Митя скис. Он познакомился с двумя братьями из соседнего дома и очень хотел с ними поиграть в футбол. Марина осталась с сыном. Понравилось ли это остальным? Они не уговаривали, а Николай по опыту знал, что жена никогда не меняет свои решения, если это не угрожает самой жизни.
Пока Митя был на спортивной площадке, она постирала вещи. Пришли работницы убирать дом – она отправилась в бассейн, потом к сыну. На душе было спокойно.

После обеда Павел неожиданно лег отдыхать, Лена, конечно, рядом. Как терпеливая любящая жена, она не отступала от мужа ни на шаг. Наверное, она очень ждала, когда закончится срок пребывания гостей, но ничем это не выдавала. Всегда отвечала на вопросы, что-то подсказывала, а больше молчала. Старшая Юля тоже была недовольна Мариной, отчужденно и ревниво следила за отцом.

Как появилась Лена в жизни ироничного Павла? Как она появилась в этой неугомонной тусовке будущих великих физиков? Однажды, придя в гости к Павлу в его холостяцкую квартиру, где обычно все собирались, Марина увидела светловолосую девушку, одетую явно по-домашнему и ведущую себя так, словно она тут за хозяйку. Это потрясло Марину, она поняла, что наступил настоящий конец. Почему Павел её не предупредил?
 
Они уже год были близки. От первых сумасшедших дней и месяцев, когда не могли расстаться больше, чем на два часа, до редких телефонных звонков и встреч, которые заранее обговаривались и утверждались.

– Если я тебе не звоню или не отвечаю – значит, я занят. Запомни это. Не надо звонить мне каждые полчаса.

Марина не звонила каждые полчаса, она даже не звонила каждый вечер, боясь его гнева. Она понимала, что нужно разорвать отношения, что Павел ждёт случая. Но она всё равно надеялась, надеялась... Одевалась и шла к его дому, смотрела в тёмные окна. И снова ждала. Ему в этом она не сознавалась. «Если я его всё время боюсь, разве это любовь? Конечно, это любовь. Больная и несчастная любовь». Когда же встречи происходили, Павел был решителен и неумолим: он уже не обсуждал свои впечатления за прошедший день, не рассказывал смешные эпизоды, не смотрел радостно в глаза, он просто раздевал её и приступал к делу, хотя порой и возникала случайная нежность.

– Ну всё, ты довольна? Теперь уходи, не надо оставаться. У меня работа.

Когда поняла, что забеременела, очень испугалась: «Не простит. Не позволит». Марина затаилась. Павел не объявлялся долго, она даже перестала ждать. «Надо сказать маме. Как она решит, так и сделаю». Время бежало, принося неизбежные изменения в самочувствии, и она стала понимать, что скрывать не имеет права. Это его ребёнок, он отец. Нельзя обманывать. Это значит – полностью разрушить всё, что между ними есть. Наконец, она позвонила. И он – о, радость! – ответил.

– Ты куда-то пропала. Что случилось?

– Мне нужно с тобой поговорить.
– Я тебя слушаю.

– Давай не по телефону.

– Ты хочешь сейчас прийти?

– Можно в другой день.

– Не интригуй, терпеть этого не могу. Приходи, я дома.

Она зашла в прихожую и, не снимая пальто, сказала:

– Я жду ребенка.

– Так и знал! Так и знал… Ты понимаешь, что это невозможно? Этого не должно быть.
 
Как он это произнес? Сколько ненависти вкладывал в свои слова? Марина стояла у двери, боясь пошевелиться.

– Ты заставишь меня уехать из города? Уволиться из университета? Никогда, запомни, никогда у нас не может быть ничего. Запомни это навсегда.

Марина вышла на лестничную клетку и стала спускаться вниз. Он догнал:

– Тебе нужны деньги? Я могу их дать.

Она шла по ступенькам вниз, собираясь с силами.

– Тебе нужны деньги?

– Нет.

Она ждала ребёнка. И отказалась от него. Это были страшные дни её жизни, страшные потому ещё, что мама, самый верный, самый дорогой её человечек, была против аборта. Павел стал звонить регулярно, интересоваться, как идут дела.
 
– Можешь быть спокоен. Всё. Ребёнка больше нет.

Повисла тяжёлая пауза. Он был рад? Испытал истинное облегчение?

– Приходи в гости, я буду ждать. Всё будет как прежде.

Но Марина знала: «Ничего никогда».

И вот другая женщина расположилась в его доме, расположилась просто и естественно. Марина так не умела. Она ничем не выдала своего отчаяния, расчет Павла был точный. Она держалась как ни в чём не бывало, слёзки текли внутри её головы. В конце вечера она незаметно оделась и ушла домой, чтобы ни с кем, а главное, с Леной, не прощаться. Павел с тех пор больше не звонил.

Спустя несколько месяцев она случайно столкнулась с ним в магазине. Она его не заметила первой, иначе бы улизнула по-тихому. Как ей лихо приходилось в те дни, она никому никогда бы не призналась. Жизнь стала пустыней.

Павел схватил её за локоть.

– Марина, подожди! Не убегай, мне нужно сказать тебе что-то важное.

– Важное? Что? – сердце её замерло. «Вдруг эта Лена сгинула, её больше нет в его доме?»

– Я не хочу, чтобы нас слушали прохожие.

Марина мысленно усмехнулась, никогда она не опускалась до скандальных сцен, это тоже был ее принцип. Они вышли на площадь и прошли в небольшой сквер.

– Маринка, мы же с тобой остались друзьями?

Она молчала.

– А ты по-прежнему красавица, здорово выглядишь.

– Ты это хотел мне сказать?

– Я хочу пригласить тебя на свадьбу.

Длинная пауза. «Никогда. Никогда».

– Спасибо за приглашение.

– Ты пойми, наши отношения были ненормальными. Ты молодая, у тебя ещё всё впереди, а мне скоро тридцать, нужна семья. Мы слишком разные. А Лена… приехала из другого города в аспирантуру, я её курирую. Она совсем девчонка по характеру, умница, перспективная, очень милая. Тебе понравится. Она из хорошей семьи, отец известный учёный, брат в Москве занимается серьезным бизнесом.
 
– Ты оправдываешься? Или всё же артистка балета?

– Причём здесь это. Уже сто раз обсуждали – между нами ничего не получится. Ты женщина бывалая. А она вообще ничего не знает об интимных отношениях. Знаешь, это важно для меня. Может быть, я полюбил наконец. Она тоже по-своему красавица. Такая нежная кожа.

– Зачем ты меня остановил? Чтобы это сказать? Мне всё давно понятно. Прости, мне пора, – у неё начинали трястись руки. «Быстрее, быстрее, нужно быстрее уходить».

И все же она оказалась на свадьбе, хоть и ненадолго. Уговорили общие друзья, не хотелось, чтобы все выглядело как демонстрация, что ей по-человечески претило. Она не была на регистрации, только немного во время застолья, которое тоже проходило в квартире Павла. Это была как будто обычная товарищеская пирушка. Почему не было родных со стороны жениха или невесты? Марина выпила шампанское за счастье и здоровье молодых и, как это уже бывало, незаметно ушла восвояси не попрощавшись. Тогда в ней ещё жила любовь, но эту сказку она всеми силами старалась завершить.

А Николай? Да, он иногда тоже бывал у Павла и встречал там Марину, возможно, он догадывался о чём-то, но… через несколько месяцев нашёл её в детском клубе на занятиях кружка и предложил пойти на концерт. А она согласилась. На свадьбу Павел и его молодая жена не были приглашены. У Марины родилась дочь раньше, потому что не мешала аспирантура и прочие крайне важные занятия.

Николай давно привык к красоте жены и повышенному вниманию к ней мужского окружения. Также он хорошо знал, что за хрупкой и нежной внешностью кроется твёрдый, не терпящий пошлости, живущий по своим внутренним законам характер.  «Она балетная. Захотела бы уйти – ушла и не оглянулась. А если рядом – значит, нет никаких мужчин. Кроме меня». Жена не умела лгать, вот что, и не хотела.

Вечером Павел объявил, что взрослые приглашаются в шикарный ресторан. Дети – нет, они дома.

– Выбрал ресторан с национальной кухней. Попробуете, что это такое. Там, кстати, живая музыка. Еврейская. Как раз для тебя, Марина.

– А я там была? – спросила Лена.

– Нет, я сам там ни разу не был. Посмотрим, как и что. Прошу девушек умыться, нарядиться. Марина, у тебя есть бриллианты?

– Бриллиантов нет.

– У меня тоже нет бриллиантов, а хотелось бы, – Лена ласково смотрела на мужа.
Он будто не замечал.

– Юля остается за главную, это особенно касается Вики и Ланы, слышали? Никаких споров.

Заведение находилось в респектабельном районе города, в одном из знаменитых отелей. Можно было бы описать его интерьеры, с большими хрустальными люстрами, живыми экзотическими цветами, его зеркала, золото, тёмное дерево. Можно отметить те блюда, которые заказали, например, чечевичный суп с мясом ягненка и пряностями или запечённую рыбу с овощами, хумусом, разнообразные салаты, выпечка. В негромком шуме большого зала, разделенного на приватные зоны зелёными изгородями, позвякивали обеденные приборы, бокалы. На небольшой эстраде оркестр достаточно профессионально исполнял каверы мировых хитов, иногда выходила из полумрака милая дама, негромко напевавшая французские шлягеры. Публика, по большей части немолодая, выглядела весьма респектабельно и не отказывала себе в удовольствии потанцевать перед эстрадой. Поначалу между мужчинами за столом затеялся разговор о новых цифровых технологиях, постепенно увлеклись. Лена смотрела на мужа и старалась следить за ходом разговора. А он:

– Марина, ты как?

– Всё отлично!

– Ты мало ешь.

– Я очень много ем. На пределе возможностей.

– Ты хочешь танцевать?

– Немного не мой стиль.

– Зато мой! Уступи гостеприимному хозяину.

После очередного блюда:

– Приглашаю тебя на медленный танец.

Марина кивнула.

Надо ли говорить, как расцвел Павел, который уже второй день находился в чёрной меланхолии. Время летело, а к своей цели он так и не приблизился. И сможет ли? Он в полном праве обнял свою партнершу за тонкую талию, чуть не потеряв дар речи от такой радости.

– Я сто лет не танцевал с красивыми женщинами!

– Наверно, от этого ты и преувеличиваешь? Посмотри, за столами какие красавицы!
 
– А я, кстати, не очень ценю пышные бюсты.

– Да-а, твои вкусы изменились. Когда-то ты говорил обратное.

– Молодёжь вообще ничего не смыслит в женщинах.

– Не прижимай меня так сильно.

– А когда я ещё смогу это сделать.

Рядом появилась еще одна пара – Лена и Николай.

– Ну конечно, куда же без них.

– Давай лучше поговорим о еврейской кухне. Я первый раз в жизни ела чечевичный суп. С ягнёнком!

– Простая народная пища. А теперь – эксклюзив. Мне так и рекомендовали. Тебе понравилось?

– Очень вкусно. Всё вкусно.

– Вкусно. А мне именно в ресторане особенно ясно, что жизнь потеряла всякий смысл. Этот ресторан – это что, вершина всех удовольствий? То, ради чего гонишься всю жизнь за деньгами? Чтобы потом сказать родне и товарищам, что ты ел в этом ресторане? Тебе не кажется, что это тоска? Да мне вообще неважно, что я ем.

– Если задавать философские вопросы, то всякое удовольствие потеряет смысл. Можно же оценивать ресторан не как вершину? Просто ресторан. С хорошей кухней.

– Здесь люди живут не так. Они как раз оценивают. Когда они задают вопрос что-как, именно об этом хотят услышать. О ресторане, об отеле, о машине, о красивой женщине, наконец.

– Надеюсь, меня ты не рассматриваешь в качестве такой цели?

– Я рассматриваю тебя как желанную женщину.

– Не окажется ли всё как с рестораном: цель достигнута – и тоска?
 
– Напрасно ты иронизируешь. В жизни, конечно, по-разному бывает. Но я всё же не так примитивен. Оказалось, что я люблю.

Марина хотела спросить: «И давно?». Но не стала. Как будто она виновата перед ним, не может оправдать его надежд. Опять, опять она лицом к лицу перед дремучим лесом, плотным, тёмным, не обещающим радости. Много лет она продиралась сквозь этот лес, боясь, теряя уверенность, не понимая, куда же идёт? И ведь выбралась, кажется.

Была у неё одна такая сказка много лет назад. В тридевятом царстве, в тридесятом государстве у маленькой девочки умирала мама. Она позвала к себе свою крошечную дочку и сказала ей: «Когда я умру, надень новенькие туфельки, самое красивое платье и уходи по дорожке из дому на широкий простор. Дом заберут злые люди, а ты им не достанешься. Не будут твои слёзки поить их тёмные души. Только ты всё время иди и не останавливайся. Помни мои слова: одна любовь спасет, одна любовь принесёт радость. Найди её». Маленькая девочка не догадалась спросить у мамы, а как узнать любовь? Как не ошибиться?

И вот маленькая девочка, похоронив свою маму, надела новые туфельки и красивое платье, вышла со двора и пошла по дорожке всё дальше и дальше, не останавливаясь. Большие просторы раскрывались перед ней, сияло солнце, пели птицы, и девочке казалось, что рядом с нею неслышно идёт любовь.
 
Однажды маленькая девочка вышла на берег реки. Моста нигде не было видно, однако останавливаться нельзя. Ведь ничто не стоит на месте и исчезает очень быстро. Девочка решила перейти через реку в незнакомом месте, потому что увидела на другом берегу широкую дорогу, по которой было бы очень весело идти дальше. Но вода оказалась быстрая-быстрая, и она сорвала с ног девочки ее башмачки. Промокнув до последней нитки, девочка вышла на другом берегу и не нашла широкой дороги. Наверное, речной туман обманул её. Теперь нужно было идти босыми ногами по острым камешкам, сучкам, колючкам, идти, потому что если не идти, то исчезнешь вместе с речкой и её берегами.
 
И девочка пошла, пошла по травам, кочкам, кустарникам, надеясь, что страх пройдёт и ноги привыкнут к колючкам. «Куда же иду я?» – думала девочка и отдавала себя воле судьбы. И вот постепенно перед нею встал высокий лес, темный и неприветливый. Сумеречный свет не разгоняло солнце. «Не нужно бояться, нужно идти, – сказала себе девочка, – ведь ничто не стоит на месте и быстро исчезает. Исчезнет и лес».

Теперь уже колючие ветки царапали её руки и лицо, рвали волосы и одежду. Долго ли, коротко ли шла девочка, но вдруг она вышла к большому лесному озеру с зеркальной водой. Ей давно хотелось пить! Она наклонилась к воде и увидела в отражении незнакомое, покрытое морщинками лицо: «Кто это? Неужели это я?» Девочка поняла, что она уже полжизни идет по лесу, а света всё нет впереди. Однако она твердо верила словам матери: любовь спасает, любовь дарит счастье. Её нужно найти. И снова она пошла своей дорогой, обходя большое озеро. И силы нашлись, и вера нашлась в её душе. А когда перед ней расступился наконец тёмный лес и встала алая заря на высоком небе, она поняла, что счастье и радость прямо перед ней!
 
Девочка быстро побежала навстречу восходящему солнцу, она забыла обо всех испытаниях: «Если у меня будет маленькая дочка, я тоже передам ей любовь, чтобы подарить ей радость. А кто любит – тот и пострадать может».

– Молчишь? Ты не хочешь дать даже надежду?
 
– Разве я могу тебе ее дать? Только ты сам можешь ее себе позволить, я так думаю. Надежда мне не подчиняется.

– Марина, всё просто! Не мудри.

– А если я не оставлю тебе надежды, ты перестанешь любить?

Он замолчал надолго, гладя её плечи.
 
– Хороший вопрос ты задала. Скорее всего не перестану. Но это будет слишком печально.

– Зато это будет дорога в другую жизнь, которая может быть лучше.

– Нет никакой другой жизни. Наверное, книжек много читаешь?

– Читаю.

Наконец, расплатились и пошли по пустынным аллеям к набережной, и опять ночное море было таким же гипнотически тёмным, как небо. «Другая жизнь. Вот передо мной открывается другая жизнь. Какая она?»

Вернувшись в пансионат, родители неспящей застали только Юлю, как всегда смотревшую бесконечные сериалы о любви. Марина быстро приняла душ и легла. Ей хотелось домой.
 
На другое утро засобирались в Ботанический сад, хотя Павел считал, что это не самое интересное. Но дети были за любые развлечения, и после обеда уселись в машины и быстро добрались до места. Шли длинной цепочкой по аллеям и тропкам между пальмами, пробирались через облака водяной пыли, смотрели на экзотические цветы и кактусы, на замысловатые строения, сплетённые из ветвей, любовались маленькими водопадами, опускали руки в холодные водоемы. На верхней площадке увидели наконец город с высоты птичьего полёта, увидели Красное море, за ним Эдомские горы Иордании.

– Папа, почему мы раньше никогда здесь не были? Просто отлично! – Юля искренно удивлялась. – Я об этом напишу в своём летнем сочинении. Все пишут про море. А я напишу про Ботанический сад.

Митя и Лана всё время убегали вперёд, прокладывая свои собственные маршруты, в пределах возможного. Между ними шла бесконечная беседа о камнях и деревьях, которые они оба очень ценили. Заветная надежда – увидеть пустынных жителей, ящериц или жуков, для этого предпринимались различные уловки, например, замереть среди кустов и ждать, когда эти пугливые животные захотят отправиться по своим делам. Вика же сидела на плечах у отца и спускаться на землю категорически не желала.

Последний день пребывания в Эйлате быстро бежал концу. Вечером долго плескались в море. Митя никак не хотел уходить с пляжа, потому что скоро отъезд и ему было очень грустно. Вместе с Ланой они возводили запруды из камешков, рассматривая их по отдельности со всех сторон. Что они обсуждали? Марина сидела рядом, слушая их болтовню: «Что останется в памяти Мити? Вспомнит ли он это синее море, его шум и запах, вспомнит ли маленьких рыбок? Вспомнит ли эту чудесную девочку Лану с большими чёрными глазами?»

После ужина Митя и Лана, по заведенному порядку, требовали погулять, Марина вышла за ними в ранние сумерки. Павел сорвался следом.

– Погоди, Паша, погоди! – жена Лена так громко это произнесла, что и Марина невольно остановилась в дверях. – Нет, нет, только муж.

– Что случилось? – вопрос прозвучал слишком резко.

– Я устала. Развесь, пожалуйста, мокрое бельё на лоджии.

– Ты другого времени не придумала? Развесь его сама.
 
– Паша!..
 
– Только не надо устраивать сцены. И не ходи за мной.

Он быстро вышел, закрыв плотно дверь. «Господи, последний вечер! Её тупых поручений мне как раз не хватало. Как это надоело». По тёмным аллейкам, вслушиваясь в тишину, он стремительно шел от одной детской площадки к другой: «Удивительно, как все рано ложатся спать». Чем дальше он уходил от своего дома, тем больше убеждался, что их нет среди деревьев и цветников. «Они не могли так быстро уйти!» Какой-то иррациональный ужас стал вползать ему в душу. Почему-то показалось, что ему всё снится, что больше он её не увидит: «Глупости! Спокойно. Зачем я бегу. Наверно, давно их перегнал, не заметил в темноте». Дошел до теннисной площадки и медленно побрёл обратно. «Так теперь и будет. Один, в темноте».

И вдруг в неверном свете высокого фонаря он увидел в конце аллеи цветное платье. Наверно, именно тут он в полной мере понял, как страшно её потерять.
 
– Марина!.. Марина!

И вот тихий смех, голоса детей, вот они машут ему руками.

– Вы где были? Я обошёл всю территорию.

– Мы пошли на дорогу, там на камнях много ящериц. Греются в темноте.

– Ящерицы даже подпускают близко! Можно протянуть палец и потрогать.

– Не берите диких животных в руки! Это может быть опасно. Марина, ты взрослый человек или нет?

Они смеются. У Павла на душе праздник, он почти счастлив. Пошли всей компанией на игровую площадку.

– Ты бы знала, как я испугался, когда вас не нашёл!

– Ночью просыпается желание жить, правда? Дети полны энергии, готовы хоть на край света.

– А если бы вас кто-нибудь украл? Ты представляешь? Тебя нельзя никуда одну отпускать. В темноте ты вообще похожа на юную деву.

Марина смеётся, ей почему-то не грустно.

– Завтра автобус во сколько?

– В 17.00. Ты так хочешь уехать?

– Просто спросила.

– Мне нужно с тобой поговорить. Напоследок. Больше такой возможности может не быть. По крайней мере, сейчас. Этим летом.

Марина промолчала.
 
– Мой план остается таким же: собирайте документы к переезжайте к нам. Есть вполне легальные программы, как иммигрировать в Израиль в качестве специалистов. Я повторяю: со своей стороны всю возможную помощь я окажу. Я найду для тебя работу. Я найду работодателя, который сможет доказать твою необходимость в качестве специалиста в Израиле. Как тебе работа на телевидении?

– А если будут против Лена и Николай?

– Лена перетерпит. А Колю ты должна уговорить.

– Ты знаешь, есть прекрасное высказывание Чехова, я его очень люблю.

– Опять чтение книжек?

– Чехов сказал: «Все люди всё всегда прекрасно понимают». Не надо никого водить за нос. Это унизительно. И Лена, и Коля всё понимают.

– Мне всё равно. Мне – всё равно. Я же не требую, чтобы ты перебиралась сюда в качестве моей наложницы. Я вообще не собираюсь совершать никакое насилие. Просто будь рядом.

Марина молчала. Подбежали дети, снова все медленно двинулись по аллейкам пансионата.

– Я не хочу тебя обманывать. Я много об этом думала и тогда. Когда ты уезжал со своей семьей. Я тоже думала: вот поехать бы с вами. И просто быть рядом. Просто иногда видеть, знать, что на этой улице, в этом доме, я смогу увидеть тебя. И тогда, и теперь я хорошо понимала, что это химеры. Муж, дочь – вот реальная жизнь. Но… так хотела.
 
– Маринка, я же говорил тебе тогда – давай будем вместе… Я-то был счастлив только с тобой, я это быстро понял. Лена… она такая, знаешь. Вообще, ты девочка, тебе нельзя про это рассказывать, это мужицкие разговоры… Ну, нет в Лене чего-то. Она хороший человек, да, но женщина – не для меня. Вот ты – для меня. Моя. А ты вышла замуж, и всё – как отрезала… Дурак я дурак.

– Кого же ты любил тогда? Ведь и со мной – как?
 
– Да вот. Не надо мозги включать, когда любишь, не надо. Всякие расчёты всё губят. Но если бы тогда это понимать.

Марина вспоминала. Вот Павел под руку со своей женой. Она всё так же улыбается ему и окружающим, как и сегодня. Такая вот спокойная, как стоячая вода. Марина шла рядом с ними по вечерней улице и думала, что никогда не сможет ни дружить с ней, ни даже войти в их дом, в ту квартиру, где осталось её счастье.

– Марина, давай будем вместе. Нельзя откладывать на будущее.

– Ты уверен, что это легко сделать?

– Не надо включать мозги, не надо.

– И ты оставишь меня через полгода?

– Нет, ты мне нарожаешь много детей. Мы ещё успеваем.

– Прекрасная перспектива, – Марина хотела добавить: «А знаешь, у тебя мог быть сын». Но удержалась.

– Ты сомневаешься, что я могу? Докажу хоть сейчас.

– Паша, глупый, прекрати, – Марина засмеялась и отошла от него немного в сторону.

– Это ты у меня глупая! – он незаметно взял свою любимую женщину за руку. И она не отдёрнула её!

– Погоди, есть еще причина. Наверное, смешно – но там моя родина, родное место. Кому-то это, может быть, всё равно. Но не мне.

– Вот это я как раз могу понять. Зачем отказываться от родного места? Но люди сейчас действительно другие, они уезжают и живут, где хотят и могут.
 
– А ты? Разве ты не любил наш город?

– Ну, во-первых, я боялся за семью, за её будущее. Отца уже не было, я единственный мужчина. Поздний ребёнок у матери, ты понимаешь. Поздний. Ей было за сорок, когда я родился. А во-вторых… Тебе легко рассуждать. Вы, русские, не русские, мы все, кто имел родину в СССР, не совсем понимали горький опыт еврея. Вечно чувствующего себя чужаком, человеком второго сорта. Ведь было же, было притеснение по национальному признаку именно в быту, что противно. Я ведь не зря учился в университете и работал не в Киеве, где жила вся моя родня, а в Сибири. Только в Сибири я мог спокойно поступить без взяток сначала в университет, потом в аспирантуру, защитить диссертацию, публиковаться. Мой отец, чистокровный еврей, прошел мальчишкой войну, стал кадровым офицером, служил по всей стране. Преданный коммунист, сталинист. И всё равно были притеснения. Не отца, слава тебе Господи, а, допустим, мамы или меня.
 
Марина смотрела ему в глаза, на его сведённые брови: «Как я жила без него?»

– Ты подзабыла, как всё шло? Когда Союз распался, разве одни евреи стали уезжать? А вся твоя родня снялась с места и покинула славную Азию, уехала в Россию, где её никто не ждал? И ты отлично должна помнить, почему. Тоже не захотелось стать людьми второго сорта. А у меня родина – Израиль. Здесь я не боюсь за будущее своих детей. Вернее боюсь, конечно, но как-то по-другому. Поначалу, что скрывать, было тошно. Мне даже было тошно от такого количества евреев в одном месте! Чистый Бердичев.
 
Они молчали. Павел не отпускал руку и вдруг поцеловал её. Она чувствовала его состояние – на грани отчаяния: «Как же больно. Смогу ли удержаться, как же больно».

– Ты никогда не рассказывал о своей семье…

– А ты не спрашивала.

– Да. Но тогда ты не разговаривал со мной на равных. Всё как-то снисходительно. Только теперь…

– Я понимаю, Маринка, всё понимаю. Где твоя родина, где всё твоё – ты в своём праве, просто не замечаешь этого, как воздух, которым дышишь. Но и меня пойми, меня, человека, у которого на самом деле никогда не было настоящей родины. Она нужна жизненно. Это не высокие слова. Я здесь это понял. Может быть, она кривая-косая, может быть, она совсем не конфетка. Разве в этом дело? Свою родину буду защищать. Я и в Америку потому не поехал, хотя была возможность перебраться на пмж. В  Сибирь я не вернусь, – он мог бы прибавить: «Америка – это очень далеко, а я боялся потерять тебя навсегда». Но не сказал, потому что она бы не поверила.

Дети стали уставать, присаживались рядом. Марина поднялась со скамейки.

– Пойдёмте, дети, спать. Завтра большой день.

– Какой? Мы куда-нибудь поедем?

– Я повезу вас в Красный каньон. Вот уж где камней насмотритесь!

– Ура-а-а!

– Митя, потише, вокруг уже все спят.

Дети наперегонки понеслись к дому.

– Марина, пусть они идут. Давай ещё поговорим?
 
Когда за ними закрылась дверь, Павел потянул Марину за руку, всё крепче её сжимая, потянул совсем в другую сторону от той, где они обычно гуляли.

– Пойдём, пойдём. Марина… – он резко притянул её к себе, боясь сопротивления и готовясь к нему. Уткнул лицо в её душистые волосы и вдруг явственно вспомнил тот запах!

– Ты мне дал слово!

– Какое слово? – он не мог разжать свои руки.

– Ну, всё, всё. Хватит… Пожалуйста.

– Ты помнишь нашу любовь? Наши ночи? Те, первые?

– Я всё помню. Паша, подожди… Не надо… Я много сделала, чтобы забыть. Понимаешь? – она старалась высвободиться.

Но Павел держал её в руках, держал крепко, он целовал лоб, глаза, губы.
 
– Пожалуйста, пожалуйста, остановись… Паша…

– Мы завтра расстанемся… Я хочу хоть каплю… Маринка, уступи…

В какой момент – он даже не понял как – она всё же выскользнула из его рук и быстро побежала к крыльцу. Не оглядываясь, зашла в дом. Нет, Павел не побежал за ней.

Ранним утром, до завтрака, выехали на Красный каньон. Нужно было успеть до начала большого солнца, потому что от парковки до каньона дорога шла по открытой местности почти километр, а это палящее солнце. Павел не взял в поездку Лену и Вику. Как ему это удалось, неизвестно, но Лена не выразила публично недовольство. Павел был непроницаемо спокоен. Всё-таки он был главой семьи, его никто не мог ослушаться.

Конечно, больше всех радовались Митя и Лана. Марина отмалчивалась, как будто сторонилась. Она, видимо, плакала ночью, так думал Павел, глядя на её особенно сияющие глаза.
 
Заполнили рюкзаки бутылками с водой, яблоками, виноградом. Рюкзаки были даже у Мити и Юли. Марине нести рюкзак Павел не разрешил, надел на своё плечо. Николай забрал рюкзак у Юли. По каменистой дороге постепенно поднялись к каньону. Перед ними открылось горное ущелье – сухое русло древней реки Нахал-Шани. Решили идти средним маршрутом, более безопасным и пологим, по сведениям Павла. Зрелище уступов, высоких террас, столбов, высеченных водой и ветром; узкие коридоры, тропы, проложенные по стенам красного песчаника, подъёмы и спуски! Всё, что волновало там, в обычной жизни, как будто отступило, исчезло, притихли даже Лана и Митя. Держась за руки, они вместе поднимались по скобам и лестницам, перелезали через уступы и провалы, склонялись над обрывами, чтобы оценить глубину падения. Старались никуда не спешить, часто останавливались, снимали друг друга на фоне красноватых скал. Наконец поднялись вверх по тропе и по пустынной дороге отправились в обратном направлении, к парковке.

Сколько раз за время путешествия Павел держал за руку Марину? Сколько раз заглядывал ей в глаза? Условия позволяли. И он решился:

– Прости меня за вчерашнее. Я не имею права на тебя давить.
 
Он подсаживал её на каменный уступ и надеялся, что его слышит только она.

– Ты больше никогда не плачь. Пожалуйста.

Она сжала его руку.

– А ты заметил, что Митя ухаживает за Ланой?

– Ну и что? На его месте я делал бы то же самое.

– Паша, им всего по одиннадцать.

– Я первый раз влюбился, когда мне было семь лет.

Марина засмеялась.

– Ничего смешного, – но у него отлегло от сердца! «Пусть смеётся, пусть только не плачет».

– Мы с тобой их еще поженим!

– Ого, как ты далеко заглядываешь! У Ланы столько кавалеров будет, куда там Мите.

– Если будет такое моё решение, никаких кавалеров не будет.
 
– Да ты тиран!

– Только не для тебя. Для тебя я подкаблучник. Хоть я старше тебя, и ты должна меня слушаться.

Марина снова засмеялась.

Хотя, казалось бы, каньон совсем небольшой, все устали и приняли решение заехать куда-нибудь поесть. Нужно было торопиться, ведь отъезд в Иерусалим не отменялся. Дальше события стали раскручиваться с большой скоростью. Вот уже в комнатах дома быстро уложены вещи, присели на дорожку, и Павел снова сел за руль. Марина поблагодарила Лену за прекрасный отдых, она не кривила душой. Попрощалась с девочками. Лана вручила ей маленький талисман – сплетённый из цветных ниточек браслет. Такой же браслет был на запястье у Мити.

– Я буду танцевать так же хорошо, как вы. Вот посмотрите. Я научусь.

Марина не удержалась и чмокнула её в щёчку. Из окна машины она смотрела на девочек, обступивших Лену, на ее растерянное лицо, Марина старалась запомнить их, она хотела заглянуть в какое-то будущее, что, конечно же, невозможно. «Пусть им будет счастье».

И вот выехали из пансионата, проехали несколько улиц, площадей, добрались до автовокзала. Павел не отходил от Марины, он хотел уловить момент, когда сможет сказать ей хоть какие-то, пусть самые бессмысленные слова. Николай и Митя ушли в здание автовокзала.

– Тебе здесь было хорошо?

– Да.

– Я не испортил твои каникулы?

– Нет-нет.
 
– Ты хочешь увидеть меня еще раз?

– Да. Я хочу тебя увидеть.

– Милая, любимая. Так и будет. Ничего страшного, впереди еще целая жизнь. Лишь бы не было войны, лишь бы мы были живы. Так и будет.

– Молчи, ничего не говори. Спасибо за всё. У тебя есть время всё решить.
 
– Не плачь, пожалуйста, только не плачь, – он дотрагивался до её рук, плеч.

– Всё.

– Да, да.

Уже из окна автобуса она могла свободно смотреть на него, но автобус медленно тронулся, и впереди был вечный город, ставший для человечества великой легендой. У окна сидел Митя, положив голову на скрещенные руки.

– Тебе грустно?
 
– Немножко.

– Ты вырастешь и приедешь в гости еще раз.

– А это можно?

– Почему же нет?
 
После ставших привычными пустынных пространств наконец появились небольшие сосновые рощи. И вот древний, как христианский мир, город принял пилигримов. Впереди два дня нескончаемого пути по старым улицам Иерусалима, по религиозным святыням, по древним холмам, мощёным улицам, через храмы и священные пещеры. Экскурсовод Жора действительно знал и понимал очень многое, ему было интересно отвечать на вопросы, пояснять. Он цитировал Священное Писание, пояснял каждое место, где останавливались библейские пророки, где завершил свой земной путь Иисус. Прошли шаг за шагом дорогу его страданий, коснулись вершины Голгофы в Храме Гроба Господня. Спустились в подземный храм, пройдя через сотни горящих на ступеньках свечей. Шли и шли, смотрели, пытались представить, как было наяву. Они не считали себя верующими людьми, но уважающими религиозность – безусловно. В Марине двигались два параллельных потока: внешний, как будто познающий, любопытствующий, удивляющийся и запоминающий. И внутренний, глубокий, и он не был связан с древней историей человечества, с колыбелью трёх религий. Она пыталась понять, что же случилось с ней в эти израильские каникулы и что будет дальше. Да, в жизни ничто удержать нельзя, всё исчезает безвозвратно. Решения нужно принимать очень-очень быстро, иначе… «Шершавым тигриным языком надежда лизнула сердце…». Ты, оказывается, любишь? Ты уже готова заплатить любую цену? Что будет разрушено? Ты уже готова терять? Навсегда? Чему научила тебя жизнь?

И снова, снова по закутанным расписными покрывалами улочкам старого Иерусалима, по ковровым лавочкам и магазинчикам с кованой посудой, антикварными креслами, палантинами, восточными бабушами и сувенирами шли путешественники по затемненным галереям крытого рынка. К вечеру вышли на слепящий свет открытых улиц, попрощались с милым Жорой и пожелали ему хороших дней. Внутренний поток мыслей не останавливался: если снова предательство, подниматься будешь одна. Дети, да, они постараются понять. А может быть, и нет. «Шершавым тигриным языком надежда лизнула сердце». Какая страшная сила – любовь и надежда. Всё, всё исчезает, только не они.

Вечером уложены чемоданы, заканчиваются израильские каникулы. Молча легли спать, мужчины заснули быстро. Марина вышла на балкон – перед ней с высоты восьмого этажа расстилался спящий город с сотнями огней, бегущих цепочками вдоль домов и улиц. Жаркий даже ночью, полный загадок город. «Он вечный. Он тоже живет соками любви и надежды. А ещё веры».

Прошло последних два дня. И Павел не позвонил. И больше не позвонит. А ведь это уже было. Завтра ты сядешь в самолет и улетишь туда, где твой дом. Ты будешь жить работой и детьми, как жила до этого. И будешь ждать. Чего?

А в темноте душных комнат Павел быстро поднялся с кровати, натянул брюки, рубашку, постарался неслышно взять сумку с ключами. Щелкнул входным замком.

– Ты куда?

– У меня дела.
– Павел, ты сошел с ума. Подожди, переживи хоть несколько дней.

– Я не могу.
 
– Паша, подожди! Ладно я, а девочки?

– Тише! Разбудишь. Ты понимаешь, что я не могу её потерять!

Он вышел на стоянку, сел в машину, настроил навигатор. И вот ночные улицы, тёмные кусты и деревья, освещенная редкими фонарями трасса – и долгий путь в триста пятьдесят километров. «Нужно успеть, успеть». Он гнал машину на большой скорости, он точно знал время отправления рейса на Москву, плюс регистрация, сдача багажа, контроль. «Нужно успеть!». А что дальше? Он вырвет Маринку, привезет ее сюда. А дальше? Что с детьми? «Нельзя рассуждать. Я не имею права рассуждать». А если отвернутся дочери? А если Лена уедет в Россию? «Потом, потом буду разбираться».

Рано утром добрались на такси до автобусной остановки, сели в экспресс, отъезжающий в аэропорт. Встали в очередь на регистрацию и сдачу багажа, огромная и долгая очередь. Николай остался стоять, Марина и Митя двигались вдоль витрин и панорамных окон: хотелось, по детской привычке, увидеть стоящие на лётном поле самолёты, как они садятся и взлетают.

Возвращаясь по залу, Марина почувствовала, заметила боковым зрением, увидела, да, она увидела Павла! Она увидела его около входа в зал отлета и пошла ему навстречу. Лицо Павла было серым от бессонной ночи, оно было полно тревоги, но он тоже наконец увидел её.

– Я успел! Маринка…

– Я знала.

– Митя, здравствуй.

– Здравствуйте.

– Марина, давайте сюда отойдем. Не плачь, пожалуйста. Ведь я приехал.

– Но я уезжаю…

– Это ничего, я скоро приеду к тебе. Да?

– Да.

– Я же могу тебе звонить? Когда захочу?

– Да.

– Ну не плачь, я уже жалею, что приехал.

– Ты, главное, помни, что я буду ждать. Что я люблю тебя, не забудь.
 
Он обнял её. Он верил, что это не последний раз. Он так решил.

– Всё, иди. Не хватало ещё, чтобы ты с мужем поссорилась. Иди.

Он пошел к выходу, прошел через рамки, вышел на аллею. «Говорят, плохая примета. Да ладно, хочу посмотреть на неё еще раз». Он повернулся и стал искать глазами её лицо сквозь зеркальные стекла. Увидел. Дотронулся до нагрудного кармана, где лежало заветное письмо. И пошел через дорогу, через парковку.

Митя смотрел на мать. Он ничему не удивлялся.

– Мама, а Лана не приехала?

– Нет, Митя, не приехала.

В салоне самолёта их рассадили на разные места, но Митя был рядом с матерью. Она молчала, как зачарованная.

– Мама, расскажи что-нибудь.
 
– Что же тебе рассказать?

– Что хочешь. Что-нибудь.

– Я умею рассказывать только сказки.

– Давай.

Марина вздохнула.

– Давным-давно, в неведомой стране, которой больше нет и никогда не будет, появился на белый свет маленький мальчик. В семье он был единственным долгожданным сыном. Мама так сильно его любила, что кормила только вкусными вещами, а чтобы их вмещалось побольше, составляла специальное расписание, когда какие вкусности он будет есть. С тех пор мальчик невзлюбил вкусную еду.

Учение ему давалось легко, он стал первым среди своих товарищей по всем наукам. И вот однажды он заблудился в чистом поле. Шёл он долго ли, коротко ли и вышел на перекрёсток трёх дорог. Мальчик увидел большой придорожный камень, на котором были высечены слова: «Пойдешь направо – славу найдешь, любовь потеряешь. Пойдешь налево – любовь найдёшь, деньги потеряешь. Прямо пойдёшь – здоровье найдёшь, радость потеряешь». Крепко задумался мальчик, куда же ему идти. Он хотел быть знаменитым, мечтал о любви, а здоровье у него было и так.
 
И выбрал он дорогу славы, и всё шло очень хорошо и правильно. Но однажды поднялась большая чёрная буря и разрушила мир, в котором он жил, разрушила славу, которую он постепенно строил. И понял мальчик, что слава трудно строится и легко исчезает. И вернуть её не хватит жизни.

И снова мальчик отправился в путь, теперь он выбрал дорогу любви. И встретил он на этом пути необыкновенную красавицу, и полюбил её. И красавица тоже любила его. Но вдруг впереди засияли слава и успех, так подумал мальчик. Он кинулся в погоню за ускользающими бликами, а это были лишь сияющие химеры на прозрачных крыльях. Тогда мальчик захотел вернуть любовь, но она давно исчезла, как всё в жизни исчезает, а то, что называли любовью, стоило таких больших денег, каких не было у мальчика.
 
И вот он оказался в чистом поле перед придорожным камнем. Теперь остался только один путь – беречь здоровье. «Зачем мне здоровье, если у меня нет ни славы, ни любви? Зачем мне здоровье, если оно крадёт радость жизни?» Наверное, чтобы ответить на эти вопросы, ему нужно было потерять здоровье.

И отправился он куда глаза глядят. И что же он встретил на этом пути?
 
Марина посмотрела на сына.

– Что?

– В сказке говорится, что – мудрость. Тебе нужна мудрость?

– Нет.

– А что бы ты выбрал?

– Только любовь, – и Митя улыбнулся.

;