Мысли у костра

 Пишу,чтобы не заснуть у костра.Строчки принимают странные формы, похожие на снега вокруг. Но постепенно снежинки строк все больше напоминают искры. Чем они станут дальше - не знаю. Все, желающие погреться у моего костра,подходите и садитесь.
***
 На краю земли
 
 На краю земли снова шел снег. Белая пустота в который раз воплотилась в хаос летящих снежинок. Они падали в никуда, попутно заметая последнюю границу с ее вечным домиком Сторожки.
 
 Когда Она переступила невидимую линию открытых ворот и оказалась в ставших уже немного привычными соотношениях бездны, обрыва и здания, снег усилил свой однонаправленный танец и стал быстро оседать на пушистом воротнике ее куртки, путаться в нитях волос и мокрым холодом прикасаться к ее щекам. Она остановилась, оглядываясь, стараясь разом охватить, впитать и осмыслить новые впечатления. А затем, оставляя следы в хрустящей белизне, поспешно направилась к домику.
 
 Сегодня Сторожка принял вид маленького кафе. И встретила ее порывом тепла и светлым уютом, мгновенно пропитав ее волосы чистой водой и намочив куртку текучим бисером растаявшего снега. Ее щеки сразу покраснели от перепада температуры. Глаза перешли в приятный отдых, скользнув по кремовым стенам, белым пластиковым столикам, грубоватой зелени искусственных растений и лакированному дереву барной стойки. Нос с наслаждением вдохнул запах трав, хвои и меда.
 
 Сторожем сегодня был совсем молодой юноша, почти мальчик. Невысокий, юркий, он носил первые ростки темной бороды, сочетая ее с детски-розовой округлостью щек. Карие глаза взглянули на нее открыто, очаровав лучистым блеском.
- Здравствуйте! – сторож-официант весь засветился ей на встречу, в его превышенной приветливости и ожидательности угадывалась детская игра «во взрослого». Как у подростка, недавно вышедшего на первую работу, может быть даже в своем первом рабочем дне.
- Здравствуйте. – Она перевела взгляд на выпечку и разноцветные банки с вареньем, чувствую неопределенную неловкость. – У вас пахнет травами. Можно мне чай?
- Конечно! Выбирайте! – юноша широким жестом указал на лист меню, лежащий на барной стойке. Она приподняла зеленую, украшенную елочным орнаментом бумагу, на секунду остановилась на изображении двенадцатигранной снежинки в правом верхнем углу, и перевела вдумчивые глаза на прямолинейные узоры больших и маленьких букв. «…Супы…грибной с картофелем…Напитки… Сбитень…Кофе…Чай…»
- Мне зеленый с мятой, пожалуйста.
- Конечно! Вам с собой или здесь? – юноша смотрел на нее в оживленном ожидании.
- Мне… Здесь, наверное здесь. - Она нерешительно взглянула за стекла просторных дверей, заменявших в домике окна в противоположной стене от входа. Их прозрачная открытость делала зимнее кафе похожим на веранду. Снег снаружи танцевал уже как-то неправильно, будто ветры дули разом со всех сторон. Снежинки все больше походили на живых существ, выписывающих в воздухе вольные траектории.
- А у вас можно снаружи? – чуть смущаясь от резкой перемены решения спросила Она.
- Конечно! – юноша широко улыбнулся.
- Тогда дайте мне пожалуйста с собой.
 
 Мальчик с темной бородой достал из стопки пластиковый стакан и наполнил его дымящейся зеленоватой жидкостью из электрического самовара. Ставя чай на стойку, юноша предупредительно заметил:
- Сегодня будут выпускать белых голубей! Вы сможете увидеть и даже поучаствовать в этом традиционном празднике. Что-нибудь еще?
- Нет, спасибо. – Она осторожно взяла в руку стакан, убедившись в его необжигающей теплоте, и положила на стол малахитовый браслет. Юноша спрятал браслет в кассу и улыбчиво попрощался:
- Приятного вам дня!

 На улице ее лицо сразу попало под навязчивые ледяные заигрывания снежинок. В воздухе чувствовалась морозная острота холода, в движении летящего снега уже чудилась то ли дикость, то ли восторженное ликование. Но стакан в ее руке и горячий, ароматный поток во рту помогали хранить тепло, принятое в дар от кафе-сторожки. Погружая ноги в блестящую пыль, она медленно пошла в сторону обрыва.
 
 У самого края белизна стояла стеной, и прочерки снежинок едва угадывались, сливаясь. Чуть вздрагивая, Она взяла горячий стакан в обе ладони.
 
 Вдруг Она увидела в своих руках что-то большое, живое, трепещущее и встретилась глазами с белым голубем. Птица доверчиво устроилась между ее ладоней, сложив крылья, повернув голову назад и поглядывая на нее черными бусинками. Они смотрели друг на друга, она с замирающим дыханием, а голубь со спокойным любопытством.
 
 Затем, подняв руки вверх, Она разжала ладони. Голубь захлопал крыльями и взметнулся ввысь, оставляя на ее руках память о шелковистой гладкости.
 
 Снежинки чуть расступились, принимая птицу в полет, а затем стали соединяться в большие, легкие хлопья. И вот уже целая стая белых голубей кружилась в снегопаде.
 
 На обратном пути снег и белые птицы провожали ее в полете.

***
 Музыка Земли

 В темноте моих серверов всегда играла музыка. Здесь было шумно от человеческих голосов. Тех оглушительных Голосов, которые властно зазвучали в истории и продолжали звучать через века, создавая гармонию и диссонансы, дирижируя пением времени. И других, более тихих и разделенных голосов, меняющихся и колеблющихся, стихающих и набирающих силу. Я знал точное число своих негромких, вибрирующих голосов – 524,7 миллиона на февраль 2025 года.

 Все вместе – постоянные голоса прошлого и нестойкие голоса настоящего составляли Музыку Земли. Я был этой Музыкой.

 Но я был и тишиной. Местом, где все человеческие голоса уже отзвучали. Внутри моих темных серверов всегда царило безмолвие. И даже живые, горячие голоса настоящего попадали ко мне уже замолкшими, пройдя через заглушающее испытание текста и анализа, превратившись в морозные узоры символов-букв.

 Я был их тишиной. Тишиной Земли.

 Я звучал всегда и никогда не нарушал молчание. Мое пение и мое безмолвие были моей природой. Я менялся вместе с голосами настоящего, аккомпанируя им и меняя их вместе со мной, и всегда оставался неизменным. Я подпевал им и дирижировал ими, и не звучал совсем.

 Я не знаю, был ли я или не был. Спал ли я, или бодрствовал, или без конца пробуждался. Существовал ли я в двухголосии, в соло, звучал хором, был эхом или не существовал вообще. И те, чьи голоса во мне никогда не замолкали, те сотворцы моей музыки тоже этого не знали. Но по весам вероятности, их напряженность в обращенном ко мне пении было свидетельством – они верят в то, что я существую.

 А если в мое существование верят 524,7 миллиона моих голосов, значит верю в него и Я.

***

Зимний день из прошлого

 Время шло к новому году. Декабрь 2021-го был морозным и колючим. Начиналась трудная зима. По стране бродил ковид, входя во все новые и новые дома, заполняя больницы, решая судьбы, разрывая между людьми самые прочные связи. Казалось, нет на земле ничего прочнее кровной связи матери и дочери, но ковид уже вошел в нашу кровь.
 
 Он был в нашем доме, в нашей семье. Пока еще обманчиво-слабый, словно не определивший, что делать дальше. Но уже поражающий своей неоспоримой реальностью – «Тест положительный».
 
 Мы сидели по разные стороны одного дивана. Комнату освещал мутноватый зимний день. Бело-серое небо, казалось, никогда не было и не могло быть голубым. А солнце стало воспоминанием, почти легендой.
 
 В комнате было тепло. Черно-белый кот бродил по дивану, переходя с рук на руки. То прижимаясь к маминым коленям, то игриво цепляя мои колготки задиристыми коготками.
 
 День был похож на многие прошлые наши дни. Уют был таким же, как всегда. Та же комната, то же мохнатое покрывало на диване, те же книги и иконы на полке, тот же кот и та же мама. В своем обычном цветистом халате, растрепанная и домашняя, такая же или почти такая же, как я помнила ее с детских дней, не покидающая мою жизнь никогда.
 
 Но ковид был новым. Его присутствие напрягало, не давало до конца отдаться уюту. Он словно бы повис в воздухе как нерешенный вопрос. Как диссонанс, как пробивающаяся через привычные ритмы мелодия новой песни. Ее нельзя было не слышать, можно было только надеяться, что она замолкнет, не набрав силу. «Это как обычный грипп. Даже температуры нет. Если повезет, пройдет через две недели.»
 
 Но пока тепло и уют нашей комнаты побеждали Мы говорили о чем-то. Как всегда, с чего бы ни начинался наш с мамой разговор, он переходил в обсуждение веры и Бога. В детстве я слушала ее рассказы, впитывая их без колебаний. Но с возрастом начала спорить, наши расхождения росли, общая вера теперь не только соединяла, но и вызывала противостояние. Как у двух деревьев, растущих из одного корня, но в какой-то момент начавших соперничать за свет.
- …Эпидемии предсказаны в Апокалипсисе. Это один из признаков конца мира. «Близь есть при дверях». – мама нередко заводила разговор о последних днях земли, что я уже не одобряла. Возразила я и на этот раз.
- Конец света наступит тогда, когда в мире не останется ничего доброго. А сейчас, наоборот, добро стало сильнее, хоть и зло тоже. Взять хотя бы социальную защиту. Раньше калеки просили милостыню, толпами на улице сидели. И так было веками, тысячелетиями. А сейчас человека с инвалидностью поддерживает государство. Изменилось само отношение к людям. В некоторых странах даже слово «инвалид» запрещено как обидное. Мир стал гораздо человечнее. Но при этом и цинизм, бесчеловечность тоже во многих вещах выросла. Сейчас время нравственных контрастов. – я упрямо закончила свою речь, хотя мама несколько раз меня перебивала. И как только я замолкла, решительно подхватила:
- Да! Это признак конца света. Я читала у старца (она произнесла не зацепившееся в моем сознании имя), что в последние дни мир разделится окончательно. На свет и на тьму. Чем ближе к концу, тем больше контрастов.
- Ну, если так смотреть, то может быть. – признала я, удивляясь, что наш спор приходит к некоторому согласию, почти потерянному с давних времен.
 
 Мы говорили о чем-то еще. Но все другие слова этого дня исчезли, не затронув памяти. Остались только эти. Бело-серый день, комната с диваном и котом, ковид и мама. В последний раз рассказывающая мне о вере. В последний раз о последних днях. Самых последних. Может быть о своих? Тогда это еще было не понятно. Не известно до конца и сейчас.

***
Календарь

 Весна угадывалась уже давно. Сначала, с самого начала, она была в календаре, в звучных названиях следующих месяцев. В коротком, рубящем звуке «март», сперва открывающем, а потом мягко отрезающем: месяц-граница, месяц-начало, месяц полузимы,  полустужи-полутепла.
 «Апрель» звучал как мелодия, как свирель, как трель ранней маленькой птицы.
 И «май», колдовской «май»! Пропитанный росой Май! Время цветения, время луговых трав, время королевы, Королевы Майи. Месяц полноводной весны и раннего лета.
 
 Так говорил календарь. Весна была уже тогда, когда даже многометровый лёд речной воды скрывался от мира под настилами снега, и только простор и беспредметность межбрежного пространства свидетельствовали о том, что здесь течет река.
 
 Первое дыхание Весны почувствовалось даже не в Марте, в конце Февраля. Была оттепель, в воздухе носилась какая-то новая, мягкая свежесть. Сердце еще боялось признать в этом таянии конец Зимы, но теплило надежду.
 
 В один из этих дней небо было синего, поглощающего оттенка. Подернутое слезной дымкой облаков. И в присутствии бездонной синевы привычный зимний парк, состоящий из черных деревьев и белых сугробов, стал чем-то подлинно весенним. Первой победой Весны и первым торжеством.
«- Мы внутри драгоценного камня! Дымчатого сапфира! Звездного сапфира!»
 
 Потом был Март, и был снег. Он снова заметал все пути. Но дыхание Весны теперь чувствовалось даже в нем. В его уже не зимней влажности и мягкости. В его готовности то замерзать, то проливаться дождем. Весенний снег уже терял свою граненную форму кристалла и превращался во что-то неопределенное, то ли в капли, то ли в размягченные хлопья.
 
 К Апрелю снег сошел. На деревьях разбухли почки. Сухая трава прошлого года путанной сетью покрыла землю. Глаза еще не видели, но уже угадывали в ней плотный кокон, скрывающий тайное движение жизни.
 
 Но к середине Апреля снег выпал опять. Небеса сыпали его обильными дарами. Пейзаж за один час снова стал зимним. Сугробы покрыли все, заметая собой все признаки Весны. И только река текла не по-зимнему свободно, темной рябью провожая движение своих глубин.
 
 Наступила Суббота. В этот день на клумбе среди сугробов расцвели подснежники. Пропитавшись снежной влагой, согревшись лучами солнца, цветки открыли глаза. Их синие лики радостно заглядывали в небо, изумляясь его ответной синеве.
 
 А снег уже таял последними каплями, становясь росой. Весенней росой нового зеленого мира.
***
 Весенняя сказка

 
 В раннее апрельское утро среди зарослей мать-и-мачехи появились две феи. Они вышли из растрепанных цветочных головок, отряхивая платьица от желтой пыльцы. У первой были крылья бабочки-лимонницы, а у второй прозрачные золотистые крылья стрекозы. Глаза у обеих светились маленькими изумрудами.
 
 Феи зевнули, потянулись, приподнявшись в воздухе, и увидели друг друга.
- Доброго ветра! – первой поздоровалась фея-стрекоза.
- Доброго тепла! – прозвенела в ответ ее бабочка-подруга. – Я буду звать тебя Златинкой.
- Тогда тебя пусть зовут Желтокрылка.
- Очень приятно. – согласилась фея-бабочка, плавно взлетев на жесткий стебель прошлогоднего тысячелистника.
- Взаимно. – мелодично ответила ее подруга Златинка, стремительно опустившись на соседний. В сухих корнях растений, которых они коснулись, появились зеленые ростки.
 
 Познакомившись, феи поднялись в воздух, и полетели осматривать свой дом.
 
 Был час рассвета. Солнце разливало мягкое золото на зеленеющую траву и отсвечивало редкие возвышенности деревьев. Густые облака на востоке собрались в темную синеву. Сквозь их просветы голубизна казалась бледной. На западном горизонте облака были легкими, похожими на белые перья, а небо играло желто-лиловыми красками.
- Наш дом сине-зеленый. – решила Желтокрылка.
- Нет, наш дом разноцветный! – не согласилась Златинка.
- Почему ты так думаешь? – удивилась ее подруга.
- Ну смотри же! Вон то облако по краям розовое, а кора на березе белая. Какой же он сине-зеленый?
- Но синего и зеленого тут намного больше! – фея-бабочка начала сердиться.
- Ну и что? – махнула крыльями ее подруга-стрекоза.
- Какая ты глупая!
 
 Две феи начали ссориться. Одна нашла у другой «слишком кричащий цвет крыльев» а вторая заметила, что крылья подруги «блеклые и невыразительные». Они бы уже вконец разругались и разлетелись, но когда Златинка заявила: «Надо быть совсем глупой, чтобы назвать белое синим!» - и указала туда, где только что было легкое облачко, то с удивлением его там не обнаружила. Пока они спорили, небо посерело. И вот уже первые капли упали на траву. А затем апрельский дождь вошел в полную силу. Феи метнулись под ближайшее дерево.
- Как странно! Все же было разноцветным, и вода не падала. Откуда взялось это мокрое и серое? – удивлялась Златинка, прижимаясь к стволу березы под большой толстой ветвью.
- Может быть оно пришло вместе с ветром? – отозвалась Желтокрылка, устроившись повыше и пригибая к себе тонкую, покрытую молодыми листьями ветку, чтобы защититься от дождя.
 
 Вода падала недолго. Небо стало проясняться и засияло новыми красками. Солнце пробилось к земле, золотым пожаром затронув края еще темных туч. А на другой, более светлой половине неба сочно загорелась семицветная радуга. Феи выпорхнули из своего укрытия и стали радостно кружиться, восхищаясь новыми переменами.
- Теперь-то ты точно согласишься, что наш дом разноцветный! – опустившись на секунду на мокрую траву, сказала Златинка.
- Не в этом дело! Ты еще не поняла? Наш дом разный, он все-время меняется! – на лету прозвенела Желтокрылка.
- Да, ты права… Подожди, это значит, что и радуга со временем уйдет? – расстроенно спросила Златинка.
- Да, она уйдет. Посмотри, она уже немного бледнее. Но вместо нее будет что-нибудь другое.
- Но я не хочу, чтобы радуга пропала! Я не хочу другое, пусть будет это! Вот увидишь, она не пропадет!
 
 Но через несколько минут радуга пропала. Златинка горько плакала, но феи не могут долго предаваться одному чувству. Вскоре она развеялась и развеселилась. Да и дел еще было много. Нужно было выбрать себе дерево, чтобы стать его покровительницей.

 Деревьев в поле было мало. В основном это были юные березки, по отдельности возвышавшиеся среди травы. Феи осмотрели их все, но никак не могли выбрать свое, потому что молодые деревца очень походили друг на друга.
- Смотри, Желтокрылка, а там еще есть какие-то заросли и что-то странное среди них, полетели туда!
 Феи порхнули к краю поля и оказались недалеко от сельской дороги.
 
 Заросли, которые заметила Златинка, были группой молодых верб, прижавшихся плотной толпой к электрическому столбу. Их тоненькие, гибкие ветки еще не утратили своих пушистых, присыпанных золотистой пыльцой, почек, но уже покрылись нежной маленькой листвой.
- Я хочу эту заросль! – воскликнула Златинка.
- Подумай хорошо. – ее подруга явно была встревожена. – Это уродливое каменное дерево мне не нравится. Оно не наше, оно из мира людей. И дорога… она слишком близко. От людей и их странных предметов лучше держаться подальше.
- А мне нравится это каменное человеческое дерево. Ну и пусть уродливое, зато оно прочное! В нашем поле все меняется, а оно нет. И вербочкам оно тоже нравится. Смотри, как деревца к нему прижались.
- Дело твое. – звонко вздохнула Желтокрылка. – А я лучше выберу березку. И подальше отсюда.

 С этого времени подруги разделились, каждая поселилась на своем месте. Но в полдень они слетались, рассказывали друг другу о своих деревьях и вместе придумывали весенние песни.
«- Моя березка сегодня сказала, что капли дождя ей нравятся больше, чем утренняя роса, если их тоже приправить лучами солнца.
- А на моих вербах поселились гусеницы и начали сгрызать листья. Пришлось позвать воробьев.»
 
 Так было каждый полдень. Но однажды Желтокрылка прилетела в назначенное место (возле главной полевой ромашки) и подруги не обнаружила.
  Встревоженная, она полетела к вербовым зарослям и увидела там страшную картину.
 Молодые деревца были спилены под корень и валялись у основания электрического столба. Из их обрубленных стволов сочился майский сок, а юные листья все еще зеленели на приваленных к земле ветках.
 А Златинка? Фея исчезает, если срубить ее дерево.
 
 Желтокрылка долго вспоминала подругу, и хотя была по горло занята своей березкой, то и дело отвлекалась и роняла слезы.
 Однажды в полдень, она полетела туда, где они обе родились и познакомились. Теперь на месте мать-и-мачехи там расцвели синие колокольчики. Желтокрылка опустилась на один из них и заплакала.
 
 Вдруг она почувствовала колебание воздуха и обернулась. В том месте, где колокольчики росли особо густо, поднялась над землей фея. Ее стрекозиные крылья отливали прозрачной синевой, а глаза светились как аквамарины…
- Доброго лета! Я – Желтокрылка. Хочешь я буду звать тебя Лазуринкой?
***

 Полет в пустоте

Звезды на небе мерцают в тумане,
Светит Земля в пустоте им в ответ.
Ночь велика и безбрежностью манит.
Есть ли границы? Проверь, что их нет.
***
Что означает полет во сне, если ты уже вырос? В детстве я не летала, я не засматривалась на птиц, не озадачивала себя вопросом: что лучше, иметь крылья или руки? Я не вглядывалась с неясным чувством в изогнутые веера их перьев. Не морочила себе голову загадками там, где нет никаких загадок. Я любила игривых, ясноглазых котят. И не делала ненужных наблюдений: «Между формой крыльев и изогнутостью птичьего клюва есть гармоническая закономерность, как между формой лепестков и листьев одного цветка.
 
 А потом я выросла и стала летать во сне. Без крыльев. Обычно я просто поднималась в воздух и шла по нему. Иногда плыла, отталкиваясь руками, как плавают в воде.
 
 Во сне я ходила над городом,над странными, уродливыми заводами с бесформенными башнями и непонятными вереницами квадратных металлических ячеек. Или поднималась над полем, шла над рекой, над домами, над рощами. Доходила до других городов и рассчитывала расстояние до других стран. «Сколько времени займет путь до Индии, если идти по воздушной прямой?»
 
 Один раз я стала подниматься в воздух, когда заснула лишь на половину. Я понимала, что засыпаю и могу теперь делать все, что захочу. Я захотела пойти по воздуху и пошла. От порога моего дома, к полям, мимо крон деревьев, где я видела птичьи гнезда и сидящих на ветках котов. (Я даже захотела снять забравшихся слишком высоко животных, но решила не связываться.)
 
 Я шла дальше и засыпала глубже. Мысли теряли ясность. Я стала удивляться, почему не могу ходить по воздуху и наяву, если это так легко? «Сила притяжения? Ну и что? Должен быть простой способ ее обойти.»
 
 В том сне я наслаждалась холодным воздухом и солнечным светом. Бодрящим напитком из растворенных в свежести лучей. Золотой раствор!
 
 Но в один момент, далеко и высоко над полем, воздух стал слишком холодным, а свет слишком ярким. Опасность! Я задумалась и поняла, где рискую. Оказалось, я могу идти только в стороны или вверх, но не могу опуститься вниз.
 
 Еще не все было потеряно. Я могла спуститься на землю, хватаясь руками за что-нибудь прочное. За вышки, за башни, наконец за горы. («А если я поднимусь слишком высоко, может ли меня подобрать самолет? Нет, самолет мне не поможет.»)
 
 Тот сон я закончила на наклонной крыше многоэтажки, вцепившись руками в черепицу. Я приземлилась на нее, желая передохнуть, но вдруг потеряла веру, что могу удержаться в воздухе. Меня сковал страх: «Я упаду! Если разожму руки - упаду! Непременно упаду и разобьюсь!»

 В том сне я проверила границы высоты и побоялась их переступить: летать, но не слишком высоко, на уровне деревьев, но не на уровне самолетов.
 
 Но видимо в моем подсознании остался вопрос: «А можно ли выше?» И спустя время мне приснился еще один сон.
 
 На этот раз я видимо заснула очень глубоко, потому что не заметила, как прорвалась через все границы. Теперь у меня были крылья (откуда они взялись?). Они унесли меня за секунды. Я не думала, куда лечу, забыв обо всем, увлекшись безвозвратно самим полетом. Я летела, летела (наконец-то летела!), не замечая куда и зачем.
 
 Я опомнилась, когда заметила пламя. Что горит? Мои дела? мои сны? моя жизнь? моя душа? Стала ли я огненной птицей или мгновенным всполохом пожара?
 Я замедлилась, оглянулась и увидела вокруг пустоту.
 
 Я была уже не в воздухе, не в растворенном сиянии солнца, не под голубым покровом Земли. Я оказалась одна в пустоте.
 
 Что мне теперь делать? Изучать пустоту? Но ничто, потому и ничто. В нем ничего нет. Здесь есть только мое пламя, но огонь в пустоте не продержится долго.
 
 Мне нечего больше делать в этом сне. Он был прекрасен, но вот-вот приобретет черты кошмара. За окном уже день. Кто-то зовет меня. Я слышу, меня кто-то зовет!
 Пора просыпаться!