Беспокойное лето -8

  Викентий не ожидал, что его безобидна фраза вызовет такой шквал эмоций, такой повышенный интерес к персоне, которая по его мнению, совершенно нелепа и проста. Он стоял перед оперативным следователем с выпученными глазами, его со всех сторон обступили любопытные лица. А он размахивая руками пытался удовлетворить их законное любопытство:
- Ну-да, этот самый Леопольд и монтировал тогда проводку перед мероприятием, - кивал он головой, после того, как Истомина в спешном порядке привела всю следственную когорту за собой. – А что я такого сказал? Его все так называют, он сам так хотел…
- Кто он, кого это прозвище? – торопил его Терещенко.
- Наш внештатный электрик Толик Прокосов. Родственник Людкиного жениха.
  Александр переступил с ноги на ногу, такого поворота он не ожидал.
- Почему так его прозвали? – спросил он, откинув густую чёлку с лица.
- Это имя его любимого французского актёра.
- А разве есть актёр с таким именем? – переспросила Наташа.
- Вот и мы все интересовались, а он… отмахнулся и назвал нас невежами. Вот когда узнаете, говорит, кто это на самом деле, тогда ко мне и подходите с подобными вопросами. Толик всегда корчит из себя заправского интеллигента. Пристыдил нас ещё, что мы таких очевидных вещей не знаем, что мы далеки от мира искусства и кино. Он, говорит, этот актёр дворянин, потому его имя полное такого.
- Так!.. Ребята, я знаю у кого спросить про это имя, - с этими словами Анастасия Назаровна бросилась к дежурному вахтёру, Терещенко и все остальные проследовали за ней в фойе.
  Через пять минут она уже громко говорила в телефонную трубку:
- Мариночка, ты не очень занята? – спрашивала она у снохи. – Будь добра, помоги правосудию… Я знаю, что ты очень увлекаешься иностранными фильмами, французскими в частности. Такое имя, как Леопольд Дэфей, тебе ничего не говорит? Кто он, мы не поймём никак…
  Истомина взяла со стола кусок оторванного бланка и стала быстро что-то записывать, потом повесила трубку на аппарат и подняла несколько удивлённые глаза.
- Ну-ну, и кто же это? – Наташа сгорала от любопытства.
- Вы не поверите – это, оказывается, Пьер Ришар!.. Да-да, - она обвела всех победоносным взглядом. – Моя Мариночка всех знает, она настоящий консультант, хоть от мира кино далека. Я вот тут записала, это его полное имя, потому что он и вправду, дворянин – Пьер Ришар Морис Шарль Леопольд Дэфей!
- Ну вот и попался ты, кот Леопольд, - полушёпотом произнёс Александр. – В показаниях официантки, свидетельницы встречи Красновой с таинственным незнакомцем, сказано, что он был лохматый, нелепый, как Пьер Ришар!.. А поклонники часто копируют своих кумиров, не правда ли? – он подхватил Егорову за руку и потащил её к выходу.

  Толик сидел в читальном зале Центральной городской библиотеки. Перед ним была разложена книга местного историка и краеведа Князева, его глаза бегали по строчкам, беспорядочно искали что-то в тексте, но ничего толком не видели. Он был сосредоточен совсем на другом, его мозг лихорадочно работал, Толик сжимался от внутренней боли, представляя лицо приёмной матери и брата Кирилла. Ему не хотелось причинять им столько неприятностей, но жить под одной фамилией с гулящей женщиной, ему хотелось меньше всего. Его блуждающие глаза нехорошо светились колючим пламенем, уголки губ были приподняты в страшной улыбке. Его не мучили угрызения совести по поводу загубленных им душ, всё его существо сопротивлялось только одному неудобному моменту, это непростительному, неуместному выбору невесты Кириллом, с чем теперь и было покончено. Он так был сосредоточен на себе, что не услышал шума за спиной, даже не среагировал на людей в милицейских формах, которые его со всех сторон окружили, встав в проходах. Сопротивления он не оказал при задержании, в кабинет к старшему следователю Зайцеву он был доставлен уже в наручниках. Вся доказательная база была на лицо, прежде чем ехать за ним, всё ещё раз проговорили и взвесили, ещё раз опросили рабочих, монтировавших проводку над козырьком запасного выхода в тот роковой день… Да, утром он был с ними, потом все ушли. Его больше никто не видел до одиннадцати часов, но подвыпившие сослуживцы не сделали из этого никакого вывода, только теперь вспомнили после соответствующих наводящих вопросов, что он вместе с ними в ДК из театра не возвращался, а появился там уже перед обедом. За столом Толик сидел хмурый, сперва он был нем, на вопросы не отвечал, головы не поднимал, но когда к беседе присоединился Султанов, его солидно-строгий вид не оставил шансов на внешние уловки и выверты. Толик со странной улыбкой, положил ногу на ногу, запрокинул голову в горделивом порыве, приосанился:
- Всё, что вы мне тут предъявили это, выражаясь вашим языком, всего навсего косвенные улики, - со знанием дела говорил подозреваемый. - Мой отпечаток большого пальца на вешалке от костюма говорит лишь о том, что я его одевал в то утро... хотел солиднее выглядеть.
- Вот вы нам и объясните все детали, а мы попробуем понять причину вашего молчания о преступлении, - подвинув стул к Толику, произнёс Султанов, усаживаясь рядом с ним. - Ведь вы там были в гримёрке, если костюм кровью запачкали. Как же так?
- Был, не отрицаю... Расскажу всё, как есть, - он пристально глядел попеременно то на Зайцева, то на Султанова, продолжая нехорошо улыбаться. - Я закончил монтаж проводки, вместе со всеми вышел сперва из театра, а потом вернулся через запасной выход и пошёл в костюмерную. Нашёл подходящий костюм, в котором репетировали музыканты, снова вышел через боковушку, заскочил в цветочный ларёк, купил пышный букет ко дню рождения Кирилла, и пошёл в театр через центральный вход вместе с музыкантами... Я потому и оделся торжественно, что день был торжественный... День рождения моего любимого брата! Я не мог вручать букет его будущей жене в спецовке, не прилично. Меня учили правильному этикету, и я всегда ему следовал... Но, подойдя к её гримёрке, услышал голоса, шум ссоры, ругань... Я обождал, стоя за кулисами у сцены, поглядел заодно, как девчонки из нашего ДК репетировали, а потом вернулся к Людмиле, но... она уже лежала за дверью вся в крови. Я склонился над ней, видимо тогда и запачкался кровью, от страха отбросил букет в сторону, потом сбежал... Когда поднялся шум и гвалт, незамеченным пробрался опять в костюмерную, там оставалась моя спецовка, переоделся, и убежал через запаску на площадь... Не остался и не заявил потому, что не хотел лишнего скандала, и так моей семье досталось по полной, а тут ещё я в свидетелях, или ещё хлестче... в обвиняемых! Вот так всё и вышло, - он обиженно скосил глаза и поджал губы. - От неё милиционер выбегал весь в мыле, а потом к двери Фирсов подходил, я видел его очень близко... Вот с ними и разбирайтесь, а меня оставьте в покое.
- Все передвижения актёра Фирсова в то утро запротоколированы под подписью свидетелей, которые находились с ним во взаимодействии. Он был в поле зрения постоянно, никуда на долго не отлучался, а к двери Балашовой подошёл уже вместе с гримёршей Кулиньчук, - неторопливо рассуждал Зайцев.
- Вы рассказали нам последовательно все свои действия, которые подтверждаются предварительным анализом событий, - говорил Султанов. - Уже доказано экспертами, что кровь на найденном пиджаке принадлежит Людмиле Балашовой, так же на нём найдены следы от розовых шипов, значит вы принесли этот букет, чтобы вручить невесте брата в его отсутствие, поздравить их в совместный праздник, к тому же, в честь их скорой помолвки. А дальше вы правду свернули в угоду вашей версии о непричастности к убийству.
- Но это так! - подпрыгнул на месте Толик.
- Позвольте вам не поверить, - Султанов одел очки, двигая к себе протоколы допроса свидетелей на набережной. - Если бы вы не совершили первого убийства, зачем вам понадобилось второе? Очевидно, чтобы прикрыть следы преступления, убрать ненужного свидетеля.
- Какое ещё второе?! - Толик заметно побледнел.
- Вы убили Веру Краснову, вашу знакомую девушку, которая видела вас в то утро в костюмерной. Чтобы объясниться с вами, понять ваш посыл к переодеванию, она пригласила поговорить с ней, а вы её вызвали на набережную поздно вечером, где вас обоих видели свидетели. Они довольно хорошо описали вашу внешность после переодевания в любимого актёра... Не так ли, вы пришли туда в балахоне и пирике, как у француза Пьера Ришара, чьим именем вас и прозвали знакомые. За одно решили скрыть таким образом свою подлинную внешность. Вы всё предусмотрели, но одного не учли, когда спустились с пирса вниз, что Вера будет активно сопротивляться. Вы незаметно зашли ей за спину, накинули петлю на шею, но она вцепилась руками в волосы, сильно дёрнула на себя, и сорвала ваш парик... Вы после всего, его подобрали, снова надели, как ни в чём не бывало, пошли снова по верхней набережной, но... В руке убитой девушки остался зажатый клок волос из парика и выдранный с ним ваш настоящий волос впридачу, - Султанов говорил медленно, размеренно, выговаривая чётко слова и подбирая фразы. Ему хотелось подробно донести не только для Прокосова весь смысл доказательной базы, но и для своего коллеги Зайцева, чтобы навсегда развеять его сомнения, относительно виновности Ивана Вдовицина. - Вот сейчас ждём результаты экспертизы, потому и не расходимся по домам. Платонов обещал нам побыстрее сработать и принести их, как итог всего расследования. Ваш срезанный клок волос сравнят с тем волосом, который был зажат в руке жертвы. Я полагаю, что разницы там не будет никакой!
  Толик от бессилия скрипел зубами, гремя наручниками.
- Расскажите лучше сами, как всё было на самом деле, - попросил его Зайцев. - За что убили актрису, а потом разделались с Красновой? Но, если второе нам ясно, то первое... Так, за что?
- Я ничего больше не буду говорить, - Толик поскрипел стулом, отвернувшись от следователей, тупо уставившись в дальний угол.
- Егор Афанасьевич, я и сам тебе отвечу на этот каверзный вопрос, - произнёс Евгений Петрович, снимая очки. - Нам достаточно хорошо описали характер подозреваемого, все его друзья, знакомые и родственники представляют его, как слишком щепетильного субъекта в отношении семейной чести. Это его козырь, который можно было бы поставить в зачёт моральному облику, если бы не одно упущение... Он совершенно не может прощать чужих ошибок, особенно касаемых родных людей.
- Да, я бесконечно благодарен моей приёмной матери, всем этим людям, что рос не в детдоме, когда от меня отказались родные. А брат для меня и вовсе авторитет во всём!.. Не вышел из меня учёный, как он, но я и не стремился к этому, зная свои изъяны, но на шею родителям не сел, и горжусь этим, - выкрикнул Толик. - А эта мразь позволила себе...
- Ну, что же вы замолчали? Давайте раскручивайте свой облик моралиста до конца! - продолжал Султанов. - Боитесь?! Тогда я помогу... Вы так же, как и родители брата не одобрили кандидатуру будущей жены Кирилла. Мне рассказывали, как вы любили переодеваться и облачаться в грим, приходили в театр, забирались в пустые гримёрки... Одним словом, вам нравились трюки с переодеванием, что только подчёркивает ваш выбор наряда перед свиданием с Верой в роковой для неё вечер. Но когда вам задавали вопрос относительно театральной профессии, даже просили однажды в гриме клоуна выступить на детском утреннике... То вы всякий раз отказывались, говорили, что это шутовская работа и, что умные взрослые люди такими делами не занимаются, только дети! Вы презирали актёрство, как таковое, считали это занятие позорным, а женитьбу брата неуместным трюком для семейных ценностей. Но потом смирились... И вот пришли поздравить Людмилу с помолвкой на день рождения брата. Сперва всё было так, как вы и рассказали. Пришли в театр заранее, переоделись, купили букет цветов, а потом... когда подошли к гримёрке, услышали голоса Людмилы и Зинаиды Кулиньчук... Вы подошли туда не в момент прихода Вдовицина, а намного раньше, потому что вас видел вахтёр вместе с входившими музыкантами, а потом и Иван наблюдал, как вы маячили с букетом на фоне открытых дверей зрительного зала. И если не вручили его Людмиле, то по причине того, что услышали разговор двух женщин про Кирилла. Вам это не понравилось, вы решили послушать ещё, и вот тут пришёл Вдовицин... Для вас это было ударом, я понимаю... Он ушёл. Людмила закрылась, вы постучали, она открыла вам, ничего не подозревая плохого, но вы были уже в запале... поругались с ней, и когда к двери подошла Кулиньчук, решили не отзываться, пока не окончите разговора, но не удержались, стали оскорблять дуруг друга, возможно бороться... Схватили нож для резки бумаги, со злости полоснули им по груди женщины, она закричала, вы ей пытались зажать рот рукой. У неё на губах есть характерные следы... Но в зале уже шла репетиция, громко играла музыка, слышно ничего не было, вы вошли в раж, стали кромсать её тело, а потом, когда она упала на вас, запачкав костюм кровью, стянули тесёмку от занавески и довершили дело!.. Поняв, что сотворили, выскочили, бросив букет, перебежали через зрительный зал...
- Нет, - упавшим голосом проговорил Толик, он поправил воротник рубашки. - Я спрятался в нише кукольного театра, где стоят их атрибуты. Когда Кулиньчук и все остальные подошли к гримёрке, а потом заорали на весь коридор, когда туда сбежались все вместе с Истоминой, я понял, момент настал... И лишь тогда покинул убежище и выскочил к сцене... На меня никто уже внимание не обратил, я заскочил в костюмерную, переоделся быстро в свою спецовку, но проходившая мимо Краснова меня, оказывается, видела за этим занятием. Я вышел обратно через заднюю дверь, повозился для вида там с оборудованием, потом неспешно ушёл в ДК... Вера не удивилась сперва, когда меня наблюдала, она знала мои чудачества с переодеванием, но... когда Истомина нашла кровавый костюм, то Вера вспомнила про тот момент, и пригласила меня для разговора. Я ей хотел доказать обратное, но... не сумел!.. А вы правильно всё поняли, про актрису!
- Это будем считать вашим признанием? - спросил Зайцев.
- Будем считать... тем более, что от вашей экспертизы теперь не отвертеться... Но я ни о чём не жалею!... Теперь брату ничего больше не угрожает, он не будет жить с гулящей девкой, предавшей его и не один раз, судя по её признанию в разговоре с этим мильтоном, а мать будет спокойно спать... Я не мог допустить семейной порчи, не мог! Знали бы вы, что я испытал в тот момент, когда услышал от неё слова унижения и предательства!.. Я стоял за шторой, сжимал кулаки, негодовал... и уже не мог сдержать себя от расправы! Поделом ей!.. Жаль только глупышку Верку, напрасно она ввязалась в этот спор, напрасно!...
  Толик снова со страшной улыбочкой на узких губах поднял голову к потолку.

  Документ, принесённый из экспертной лаборатории не оставил никаких шансов обвиняемому на отмазку, это именно его волос зажимала Вера Краснова в кулаке вместе с клоком искусственных волос от парика. Дело Толика Прокосова передали в прокуратуру, его родня, как и брат Кирилл, на доследование не явились, адвоката не привели, и вообще, держали себя очень независимо, будто Толик никогда не был их родственником.
  Дело было закрыто, Таня Солошенко ушла к родителям вместе с сыном, но мосты сжигать не торопилась, оставив шанс своему запутавшемуся мужу. Всю неделю ещё шла работа со свидетелями, эксперты продолжали своё нелёгкое дело с доказательной базой, готовились справки и описи документов для прокуратуры. Наташа с Александром помогали Султанову и Зайцеву по их просьбе собирать материалы, нужные улики, оформлять всё это документально. Но вот подошли последние выходные перед отъездом в деревню, решено было туда вернуться, чтобы до конца понять свои желания и познакомиться с будущим местом работы, съездить в Осокино и Тамаровку, переговорить с капитаном Алексашиным, которому требовались сотрудники. В воскресенье они оба были с Надей в больнице у Игоря, предварительно переговорили с дежурным врачом.
  Коломийцев лежал в этот раз повеселевший, ему было легче дышать, он ощутил прилив сил, лицо его постепенно превращалось из блено-синей маски в здоровый свежий цвет. Надя радовалась этому, как ребёнок. Они всем семейством сидели с двух сторон у кровати Игоря, рассказывали ему последние новости про Ивана, который приходил накануне домой к Егоровым благодарить своего друга за помощь.
- Ну, вы точно решили вернуться в Шатрово? - спрашивал Коломийцев. - Может, всё-таки найдёте силы остаться? Или боитесь, что у Евгения Петровича будут неприятности, если узнают в краевом управлении про вас?
- Должно быть им уже доложили, - ответил Александр. - Потому, как на нас смотрел последний раз Зайцев, можно было понять его испуг...
- Но, это вряд ли он сам, ему не выгодно, - говорила Наташа. - Кто-то из второго отдела, возможно сам Рюмин не удержался, хоть он и не желает больше работать в оперативном отделе. А возможно, что в докладной попала опись с протоколами допросов, которые вёл Саша... Так или иначе, а мы навязываться не станем, если неприятно Егору Афанасьевичу с нами работать в одной связке, то мы не напрашиваемся. Никогда бы не приехали, если бы речь не касалась Ивана, а Солошенко не позвал на помощь.
- Он сам к вам явился? - поинтересовался Игорь, поднимаясь на подушках.
- Да, сам! - ответила Наташа, посмотрев при этом на Александра. - Я сомневалась, стоит ли снова на старые грабли наступать?! Это только в книгах пишут красиво - всю жизнь проработали на одном месте, вернулись на круги своя, снова влились в привычный коллектив!.. В реальности всё по иному выходит. Нет, я не обижаюсь!.. Мне горьки воспоминания связанные с этим УВД, ничего не могу с собой поделать. Держит только кабинет отца, ведь там вся служебная жизнь его прошла, - Наташа закусила губы, удерживаясь от слёз.
Александр обнял её, положил голову на плечо:
- Мы подумаем, Игорёк!.. Может быть всё само собой решиться, но пока... лучше вернутся в Шатрово! К тому же, Елизавета Юрьевна ждёт, в саду зреет хороший урожай, хоть и лето жаркое... Но мы старались - поливали, с Наташкой как негры на плантациях жарились, - он засмеялся своим задорным смехом. - Вот завтра с утречка по холодку и поедем, вещи уже собрали, Мишку приготовили в дорогу, сварили ему его любимую гречневую кашу с добавлением молока и какао. Он приедет, будет там её уплетать, пока распакуемся, а у него уже будет любимая еда на столе. Всё предусмотрено!
- Ребята, как я счастлива за вас! - проговорила Надя с ноткой гордости. - Как я рада, Наташ, что ты выдерживаешь его характер, - она кивнула на брата головой. - Ведь он, упрямый до невозможности, но добрый и чуткий малый... Я знаю, что вы уже давно друг для друга много значили, а понимание всего пришло лишь когда нагрянули все эти испытания, о которых мне страшно даже вспоминать. Не хотелось бы мне, чтобы они снова навалились на нашу семью чёрной кошкой, но... Вот они всё же нас не отпускают, - она ласково, и в тоже время тревожно посмотрела на лежавшего перед ней Игоря. - Дай Бог, чтобы всё наладилось, чтобы все были живы и здоровы!
  Она похлопала Наташу по руке, потрепала кудри Александра, и снова сосредоточила свой напряжённый взгляд на Коломийцеве.

  Поздно вечером на квартире Султанова раздался телефонный звонок. Евгений Петрович сегодня остался ночевать дома, нужно было поработать ещё с документами, которые он имел право брать лишь на свою квартиру. К тому же решил не мешать своим домочадцам в спокойном засыпании, так как сидел иной раз до утра... и вот этот звонок на ночь глядя. Султанов поднял глаза на висевшие настенные часы, было около полуночи. Он снял трубку, телефонистка на том конце провода произнесла:
- Вас вызывает Краснодар!
- Слушаю, - Султанов напрягся.
  Звонили из краевого управления, неожиданный взволнованный голос Травникова выплыл из потаённых уголков телефонной линии, заставив не на шутку включить тревожное беспокойство.

  КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.