Человек из Берлина. Очень грустная история

Со Смертью я встретился в свой условно-выходной день, положенный после возвращения из уже третьей ходки за линию фронта. Организовал мне эту встречу до того незнакомый мне гауптман из дивизионного отдела пропаганды.

«Вы Франц Кёниг?» - осведомился он, словно из ниоткуда материализовавшись в моей палатке. «С утра был» - спокойно ответил я. «Чем могу быть полезен?»

Хотя на мне была фельдграу ефрейтора (после второй ходки меня повысили в звании), моё статус в кайзеровской армии был несколько неопределённым… да и, по сути, я был совершенно штатским человеком – несмотря на подготовку в военно-спортивном клубе и почти месячный опыт службы в армейской разведке.

Кроме того, гауптман совершенно очевидно был классической тыловой крысой, а я уже заработал (и получил) две боевые награды - Железный крест (второго класса) и баварский Крест военных заслуг. Поэтому я отнёсся к нему без какого-либо уважения… да и дальше, чем в тыл к британцам, всё равно не пошлют.

Гауптман представился: «Капитан Эрнст Лемке. Зам начальника дивизионного отдела пропаганды. Вы будете нам очень полезны, если напишете для нас статью об одном французском преступнике, которого наш военно-полевой суд приговорил к расстрелу. Приговор будет приведён в исполнение на закате…»

Просьба меня не удивила – ибо я был уже весьма известным и криминальным, и военным журналистом, а отдел пропаганды отчаянно нуждался в истории, которая показала бы нашу армию (находившуюся в весьма плачевном состоянии) в максимально доблестном и привлекательном свете.

Поскольку хороших военных новостей с фронта ожидать было бы наивно, торжество справедливости и правосудия в результате действий германской военной полиции и военного суда были бы… в общем, это называется на безрыбье и рак рыба.

Поскольку в своей ипостаси военкора (которая никуда не делась, несмотря на мои регулярные эскапады за линией фронта) я подчинялся как раз вот именно этому отделу, отказаться я не мог. Поэтому я обречённо вздохнул: «Сделаю»

И задал совершенно естественный вопрос: «С протоколами следствия и суда я могу ознакомиться?». Капитан Лемке кивнул, добыл из портфеля две папки и протянул мне. Я быстро ознакомился с материалами… которых было не густо.

Приговорённого звали Жак Башелье; ему было сорок девять лет; в армию его не призвали из-за хронических проблем со здоровьем; он был владельцем небольшого магазинчика в городе, где был расквартирован штаб дивизии – и потому патрулирование было… серьёзным.

Судя по материалам следствия и суда (на удивление объективным для оккупированных территорий), третьего дня он по пьяни изнасиловал и задушил некую Франсуазу Дефоссе, тридцати четырёх лет, мать двоих детей.

Поскольку армейский патруль обнаружил его в стельку пьяного со спущенными штанами и кальсонами, храпящего на ещё совсем тёплом трупе убитой им женщины (патруль привлекли её крики – но они опоздали), в его виновности сомнений не было… да он и не отрицал своей вины.

Я отложил в сторону папки и покачал головой: «Из этого никакой каши не сваришь… тем более, полезного для дела нашей пропаганды. Мне нужно поговорить с ним… и присутствовать при расстреле…»

Гауптман Лемке кивнул: «Мы предполагали, что Вы это попросите, поэтому у меня есть все необходимые разрешения и полномочия»

Смертник предсказуемо содержался на дивизионной гауптвахте. Лемке предложил надеть на него наручники или выделить мне достаточно сильного и ловкого солдата в качестве охранника, но я покачал головой:

«Вам наверняка известно, что я достаточно подготовлен для того, чтобы снимать вооружённых часовых и брать вооружённых языков за линией фронта – и что я это уже делал…»

Капитан с уважением посмотрел на две мои боевые награды – и кивнул.

Жак Башелье оказался невысоким сутулым мужичонкой (как он справился с крупной сильной женщиной было для меня глубочайшей загадкой); выглядел он намного старше своего возраста – лет на 55 как минимум…  впрочем, смертный приговор ещё и не так меняет людей (это я знал из книги по криминальной психологии).

Я поздоровался и представился, назвав своё имя, звание и должность. Смертник удивлённо покачал головой: «Вот не знал, что за газетные статьи боши боевые награды дают…»

Я спокойно ответил: «Я не только… и не столько военкор. Награды за операции за линией фронта – я служу в армейской разведке…»

Жак Башелье – уже с уважением – кивнул и грустно вздохнул: «А я вот в армию не попал… по здоровью. Очень жаль… лучше было бы от вас смерть принять с оружием в руках, чем вот так…»

И предсказуемо осведомился: «Вас интересует, как так получилось, что я…» - он махнул рукой. Я кивнул. Смертник пожал плечами: «Я тихий и спокойный, мухи не обижу… когда трезвый. А когда выпью… просто зверь какой-то…»

Обычное дело – таких миллионы… да и среди насильников немало.

«Почему убили?» - будничным тоном осведомился я.

«Я не хотел… совсем не хотел» - честно признался он. «Но она кричать стала, я испугался, что патруль услышит… я просто хотел, чтобы она замолчала» - грустно добавил он.

Такое не редкость… только вот суд это (справедливо) не считает смягчающим вину обстоятельством. И потому безжалостно отправляет на гильотину – если во Франции или в Германии, на виселицу – если в Великобритании… или на расстрел (если на оккупированных территориях).

Смертник грустно вздохнул – и продолжил: «Видимо я сильно перебрал… как кончил, и она замолчала, тут же отключился. Пришёл в себя уже здесь…»

Статья всё равно не складывалась, поэтому я попросил: «Расскажите мне от себе – с самого детства и до сегодняшнего дня…»

Жак Башелье изумлённо покачал головой: «Надо же… единственный, кому история моей жизни оказалась интересна – солдат армии противника…»

После чего довольно ожидаемо спросил: «Где так научились говорить по-французски?». Я спокойно ответил: «Я закончил гуманитарную гимназию – одну из лучших в Баварии; кроме того, у меня был домашний учитель…»

Смертник кивнул, грустно вздохнул – и рассказал мне свою историю. После чего статья сложилась у меня в голове практически мгновенно.

Попрощавшись с приговорённым, я вернулся на КП батальона, расчехлил своё тоже типа оружие (пишущую машинку Mignon производства фирмы Olympia-Werke) … и быстро написал очень грустную историю.

Историю о том, как алкоголь сгубил, в общем, очень неплохого человека и – пусть и опосредовано – оставил двоих всё ещё маленьких – восемь и десять лет - детей без любящей, заботливой и работящей мамы. И о том, как немецкий военно-полевой суд был вынужден – хотя и скрепя сердце – вынести смертный приговор, единственно возможный в данной ситуации.

Капитан Лемке внимательно прочитал черновик статьи и с уважением кивнул: «Просто идеально… неудивительно, что Вас так знают и ценят…»

Я покачал головой: «Финала не хватает – поэтому я обязательно должен присутствовать при приведении приговора в исполнение…»

Капитан кивнул – а мне и в голову не могло прийти, как это изменит… нет, наверное, всё же определит всю мою последующую жизнь.