Бездна

Я умер в четверг. Сначала не понял, что это конец. Проснулся от боли в груди — будто раскалённый лом вонзили под рёбра. Рука судорожно сжимала телефон: успел набрать "03", но не услышал ответа. Последнее, что увидел — свой силуэт на кухонном линолеуме, неестественно выгнутый, с пеной у рта.
Потом — рывок.
Не темнота. Не обморок. Чувство, будто крюк впился под рёбра и рванул вверх, вырывая что-то скользкое и горячее из горла. Я пролетел сквозь потолок, крышу, холодную мглу ночи — и повис. Беспредельная чернота. Ни звука. Ни земли под ногами. Только пустота, пожирающая саму себя.
— Первый раз?
Голос — словно скрип ржавых ножниц по стеклу. Я обернулся. Оно плыло рядом. Слишком длинные конечности, пальцы-щупальца, лицо... Лица не было. Лишь фарфоровая маска с двумя дырочками вместо носа.
— Где я? — мой голос эхом отдавался в пустоте, будто из разбитого динамика.
— Между. Ты ещё не Там. Но уже не Здесь.
Его палец вытянулся, как горячая смола, коснулся лба — очнулся в комнате.
Стены — спрессованные человеческие волосы, местами сквозь них просвечивали клочья кожи с синими татуировками. Пол колыхался, как проявленная фотоплёнка, трескаясь под ногами. В углу зеркало: вместо отражения в нём корчились тени, складываясь в лица — мама, первая любовь, Петька с третьего подъезда, которого я сбил пьяным и сбежал... Он ухмылялся, показывая сломанные зубы.
— Тебе повезло, — прошипело существо. Оно сидело на "стуле" — если можно назвать стулом, скрюченные, сросшиеся руки. — Чистый. Не верил. Не молился. Не звал Тёмных. Выбор твой.
— Какой выбор?!
— Остаться... Оно щёлкнуло пальцами — их было слишком много, — ...или пойти Дальше.
Стена разорвалась.
За ней — Бездна.
Не тьма. Антисвет. Что-то ненастоящее, пульсирующее отсутствием. Оно втягивало в себя края разрыва, пространство, время. В его глубине шевелились тени крупнее галактик.
— Это Оно, — голос проводника стал тише, почти благоговейным. — То, что ждало до Большого Взрыва. То, что сожрёт последний фотон. Оно голодное.
Я почувствовал Его внимание. Миллиарды не-глаз скользнули по моей душе. Оно потянулось.
— Шагни — станешь частью Ничто. Навсегда.
— А если останусь?
Маска улыбнулась. Рот разорвался до ушей, открыв дёсны, утыканные рядами крошечных, острых, как иглы дикобраза, зубов.
— Помогать будешь. Как я. Вызывать. Готовить. Кормить...
Оно сняло маску.
Под ней было моё лицо.
Обвисшая кожа. Пустые глазницы, из которых сочилась чёрная жижа. Вместо рта — дыра, ведущая в ту же Бездну.
— Мы все становимся Ими, — сказало я из будущего. — Проводниками. Приманкой. Подачкой для Вечного Голода.
Я заорал. Оно заорало моим голосом.
Бездна коснулась меня.
Не рукой. Само отсутствие обволокло душу, как кислота. Боль была не физической. Это было размазывание меня по бесконечности...
— Очнулся! Сердце бьется!
Резкий вдох. Больничный потолок. Резкий свет ламп. Запах антисептика и... сладковатой падали. Врач в зелёном халате отходил с дефибрилляторами.
— Семь минут клинической, — буркнул кто-то.
Я хотел закричать, предупредить, что Оно здесь — но в углу палаты, там, где тени от шкафа и тумбочки сливались в одну густую кляксу, что-то пошевелилось.
Существо.
Без маски.
С моим изъеденным лицом будущего.
Оно подмигнуло пустой глазницей.
И растаяло.
Теперь я чувствую их всегда.
В гуле холодильника ночью слышится шёпот: "Скоро..."
В луже бензина на асфальте видится Бездна.
А когда зеркало в ванной запотевает, на стекле проступает надпись липким конденсатом: "ЖДЁМ".
Я больше не боюсь смерти.
Я боюсь того, что пришло за мной с той стороны.
И того, что оно уже здесь.
В каждом тёмном углу.
В каждом отражении.
В каждом вдохе.
Всегда.