Целитель

 



На рассвете в небе соткались облака, а потом словно опомнившись, утро наложило поверх и бледную заплатку. Вшив белёсыми нитками солнце, оно потянуло плед за край. Так что к полудню заплатка оказалась прямо по центру.

Утреннее небо напомнило Уле детский садик с его скучными застиранными пододеяльниками и окошками посередине. Девочка любила проходиться пальцами по шерстяным вставочкам, оценивая доставшийся ей узор.
И очень радовалась, если это оказывалось одеяло с оранжевыми ромбиками.
Оно было единственным, чей рисунок не казался примитивным, и его исследование можно было растянуть на весь тихий час.
Детское воспоминание вызвало у девушки улыбку. Сейчас ей вполне хватало и этого простого, напоминающего простоквашу неба, с болтающимся в просветах желтком.
Так что она с удовольствием обустроится под летним покровом, рассчитывая получить от него только тепло.
Что же касается всего остального, в том числе интереса, она отыщет его самостоятельно. Ей хотелось просто полежать, и освободив тело от движения, направить энергию в мысли.
Девушка собиралась подумать о своих отношениях с миром, о всех тех осознаниях, что давно просили разобрать их по ящичкам.

Уля понимала, что её разум всё ещё переваривает прошлое. И ту мистику, что так непредсказуемо разбавляла их с Олегом материальные будни. Она старалась открыться новому опыту, что поднимал в ней мужчина. Каким-то образом вывести всё неразрешённое на свет, чтобы в него же впоследствии и превратить.
Слишком уж болезненно порой сжималось сердце, а то и отключалось вовсе. И вместе с этим отключением отделялась и какая-то  часть её сознания, позволяя иллюзиям заполонять окружающий мир
Всё это ощущалось, как излишняя сложность, которую хотелось свести к простой формуле. Но только сердечного происхождения, где любые страхи что-то почувствовать, остались бы за скобками.

Уля расстелила покрывало возле самой кромки леса. Вдоль вились густые заросли иван-чая и создавали что-то вроде террас. Из этих импровизированных полуоткрытых комнаток, где крышей служили цветы,  открывался замечательный вид.
Обласканный солнцем и приглаженный ветром южный край смотрелся, точно жених на выданье.
 Вереница однотипных домиков, галстуком прорезая равнину, уходила в глубь посёлка и тянулась до самого горизонта. Где когда-то вспаханное, так походившее на свежевыбритые щёки, поле теперь алело маковым цветом. Ну и конечно же, совершенно простые цветочки, что были разбросаны по всему лесному изгибу, предназначались явно не себе.
Всё дышало какими-то запоздалыми приготовлениями и суетой. Приятной суетой, что не мешала девушке погружаться в собственные переживания, а лишь оттеняла те обещанием поддержки. Мимо Ули пролетел шмель, и она задумчиво проследила за траекторией его полёта. Он приземлился на полевой голубоватый цветок, которых было возле леса в изобилии.
Уле стало любопытно, что это за цветок,  и она сделала в памяти пометку, спросить у Олега. А затем отпустив из мыслей всё её  окружавшее, сосредоточилась на своих переживаниях.
Девушка чувствовала, что что-то себе не договаривает. Что внутри неё есть затенённый участок, куда она до сих пор избегает смотреть. Потому услужливо отвлекая её от правды, воображение и порождает все эти бесчисленные образы, 
Уля машинально проводила взглядом птиц, взмывающих над полем, и ей захотелось сделать тоже самое. Она желала подняться над происходящим у неё внутри. Над сжимающими её душу сомнениями, что она в чем-то недостаточно хороша,  для чего-то недостаточно компетентна. 
Девушка мысленно препарировала то, о чём до сих пор сожалела. О сказанных словах и совершенных поступках, но ещё больше о недосказанном и недопрожитом. Словно бы какой-то важный для её души опыт был остановлен на самом пороге, задавлен стенами “я этого не заслуживаю” и “что с этим мне делать?”
Её психика, обычно адаптивная, легко принимающая новое, дала сбой. Таким образом предпочтение было отдано привычному комфорту, и перемены стали затруднительны. Даже её воинский дух, отличающийся жаждой эволюции, на время отступил, позволив сорнякам лжи распространиться.
И вот теперь наступило время жатвы. Уля честно смотрела внутрь и принимала ответственность за всходы. В основном это были невротические страхи, чувство неуверенности и апатии, ощущение какой-то потери. Девушка догадывалась, что многие побеги не из этой жизни, они пустили тут корни давным давно. Но всё равно это оставалось её заботой.
Она прошлась мысленном взором по полю, оценивая объём предстоящей работы, и облегчённо выдохнула.
Огромные участки её сознания и души были не затронуты плевелами. Там росли цветы и культурные растения. Уля даже на миг залюбовалась увиденным, а потом заплакала. И это не были слёзы эгоистических сожалений “о себе такой красивой и несчастной”, а было чем-то чистым, идущим из самого нутра. Душа девушки её словно бы прощала. Прощала за то, что Уля веками жила в разделении и до сих пор ещё училась слышать правду.
Уля почувствовала себя любимой, согретой лучами собственного солнца, да так в слезах и задремала.

 А снаружи день довел солнечную стрелку  до отметки востока, и светило стало медленно угасать.
Олегу потребовалось немало усилий, чтобы отыскать прибежище подруги. Аккуратно отодвигая ветки Иван-чая, он заглядывал в каждую полевую нишу, пока наконец не заметил белое пятно сарафана.
Ульяна, свернувшись калачиком, точно ребёнок, спала.
Это заставило мужчину отказаться от первоначального плана прогуляться. В поле, расположенном у дороги можно было бы полюбоваться на отцветающие экзотические маки. Но Уля снова предпочла этот лесной мыс. Мгновение поразмышляв, Олег заключил, что ведь ему тоже больше нравится тут. Среди  цветов и в близости от леса, так что до их убежища долетали как птичье многоголосье, так и смесь пряных полевых ароматов. Олег вдохнул воздух и ощутил в нём сильные нотки таволги.

- Природа лучший целитель…с этим, действительно, не поспоришь

Прошептал он тихо и прилёг рядом с девушкой. В последнее время ему редко удавалось расслабиться, хотя казалось бы ничто этому не препятствовало. Но беспокойство о принятых решениях и каком-то не до конца усвоенном опыте занимали слишком много пространства в его теле. И эта теснота не оставляла простора для радости.
Олег лежал , отвернувшись от возлюбленной, и старался рассмотреть свою рану. Определить её края и степень заживления. Он ощущал, как теплый ветерок проходится по ней пуховыми дисками, то ли ивовыми, а то ли от отцветающего Иван-чая. Но мужчина видел, как язва покрывается тонкой пленочкой. 
Ему хотелось поговорить. Сказать Ульяне, что он сейчас переживает и услышать в ответ, что чувствует она. Хотелось какой-то непредвзятости, чистоты, уязвимости. Существование на поверхности хотя и манило иллюзорной безопасностью, но уже не питало. Не позволяло удовлетворить потребности вызревшего сознания, вспомнившей себя души. Олега раздражала отмель, потому что он ощущал в себе силу настоящего дайвера. Но ему приходилось натыкаться на стекла даже на мелководье, тогда чего же ждать от глубины?  С её то непредсказуемым дном?

Оба они слишком много проводили времени в голове, избегая соприкасаться со своими чувствами. В ход шёл любой суррогат, от занятости на работе до обесценивания божественных чудес. Олег теперь ясно видел, что вся прошлая стабильность это не более чем иллюзия, избегание перемен.
Жизнь протягивала двоим неизвестные семена. Нечто такое, что придётся взращивать, отыскивая место для посадки и защищая от ветра. Мир ничего не обещал им напрямую, лишь намекал на волшебные плоды. И только в том случае, если они взрастят их самостоятельно.
Теперь же мужчина наконец обнаруживал в себе взошедшие ростки. Забота о семенах возвращалась к нему лавой нежности и доверия. Точно мир обрушивал на него всё то, что давно ему задолжал. То, что раньше и принять то было некуда.
Ощутив соль на щеках, Олег не стал привычно себя ругать, словно бы это явилось проявлением слабости.
Напротив, он радовался. Гордился собой и благодарил за смелость соприкоснуться с той уязвимостью, что всегда в нем жила.  С возможностью снова чувствовать себя любимым. Чувствовать себя победителем.

Взгляд мужчины заскользил по тени, что падала рядом на траву, и Олегу стало интересно её происхождение. 

- Кажется , это сосна...

Произнес он мысленно, и обняв Улю, закрыл глаза.
В памяти всплыли строчки из когда-то услышанной песни:

“Нет, он не будет гадать, кем проснётся. И не будет гадать, кем проснётся она. Просто доверится и улыбнётся. Той силе, что с рождения оберегала, вела“

Вскоре слова и образы стали терять очертания. Олег медленно погружался в своё подсознание.

А снаружи ничего не менялось. Если , конечно, не считать разнообразия отрезков одного и того же вечного круга.
День шёл на убыль. Пух оседал на траве.
А розовые соцветия, колыхаясь на ветру, стремились сомкнуть над спящими руки. Природа знала, как сейчас необходимы обоим покой и защита. 


Рецензии