когда прощались, дружно пообщались

-Мамон, что творится, что творится... твоя зазноба померла.  Ты навещал её вчера.Мокаренко сегодня.
-Как умерла?
-Мертвая  дала… отсюда холод - Аида благовонья.
-Не может быть. И некого спросить. Кто может подтвердить?
-Не вздумай ей звонить. Народ  пущей сучит- жужжит. А ты молчи, крепись. Тебе ведь жить.Не губи свое подворье.
 - Не верю! Позвоню. Пот вытерев со лба. Мамон набрал сим номер телефона. А, была не была.
На  удивление, что услышал он? - Смачный  мат и потустороннее - «Алллло!». Мамон  отключил телефон, и как  то странно посмотрел на Пятровну.
-Ты меня разыграла? Она жива.   
-Не может быть.  Он сам… не мог соврать.  Он ноги девоньки раздвинул, туда вошел, и обмер. Там   лед и морозильник, холод - паковый ледник.   Она мертва. Он сам  чуть не сошел с ума. Хозяйство  дюже пострадало.
 -От чего? Обморозил?
-Когда с горы летел- бежал.
- Что, им гору  сокрушал?
-У Люси ныне он,  двор веником метет,  гондоны  выметает.  Иди спроси. Слух давят с двух сторон. ****ун нашел на время схрон. Пусть Люська дурня подлатает. Домой нейдет- дочь видимо не знает. Ведро оставь, вили поставь… и рюмку выпей за устав. На  радость поспешай. А Нюра где? Её Я тоже приглашаю. У бабушки ко дню, чай  первача в  меню.   
Пятровна как всегда, Мамона стерегла. Пущай  оценит горечь. Плеснет под стол?  Или  на грудь в себя?
- Нюре нездоровится. Спит отдыхает. От солнца лик оберегает.
-Двум женщинам нет места за столом. Мы посидим вдвоем.
Мамон воткнул вилы в землю и не спеша направился к Пятровне . Приоткрыв калитку , был удивлен  меню.  Скатерть самобранка под вишенкой в саду.
 Сполоснув лицо , вымыл с мылом руки… Мамон приблизился к столу.  Обнял нежно  соседку, поцеловал в щеку. Шепнул; -как мало сроку в мирском саду. Сели чинно друг перед другом. Стол круглый- углов нет. Рюмочки налиты, тост за обед. Выпили, еще не закусили. Пятровна выдала: «-Пьяницы , и политики одиночки-обречены.» Статус кво. Мы перешли с тобою Рубикон. Враги со всех сторон. 
-А мы?
-Бог дал тепла, добра. Мы пьем свой магарыч и полной грудью дышим.
-От добра, я право прослезился. Слезу  смыть надоть… наполню по второй. 
Пятровна разрумянилась, Мамона поддержала. На  Люсю в мыслях не серчала. Хотя та мужика отжала,- его ославила при том. В определенных случаях дал маху  сам ведь он.  Мысль не  глупую высказал  с горы слетевший. « Шрамы  на теле… вот доказательство любви.»
-О чем задумалась, повторим?
Мамон залпом выпил. Хлебушек понюхал-отложил. Хороша Маша но не наша. Пора самому решать: гнать или не гнать. Вот в чем вопрос. Решаем мы вдвоем.  Решим-потом споем.

Пятровна выпила и в дебри подалась. Мамон все понял,- курочка снеслась. После третьей точно закудахчет. И поспешил налить, последнее разлить. Что  под столом, то на потом. Вдруг гость безрогий  в нужный час нагрянет.
После третей, Пятровна дышала ровно… глазенки томно созерцали винегрет. Разумно тыча пальцем. Тет а тет. Ты вот какой. Я милый мой во сне ушла в запой. Не созерцая  божьего лица, меж делом оказалась в Риме.
 - В качестве раба?
- Нет! Иду по площади, в глазах рябит, в ушах  свербит -на против колизей стоит. Прекрасный  день, воры снуют повсюду.  Один сенатор с бритой головой… маршировал  по площади со свитой. Меня приметил в гости пригласил. Список очертил мне  с умным видом. Лирику   Вергмилия   шепнул, поэмой подчеркнул. «Жмется робко слегка, но потом вознесется на небо.» Я оказалась в самой гуще. А он твердит -пердит.  Не свойственно сенатору амбре. Тройным одеколоном  в лицо дышит. Охальник  руки распустил, и под подолом шарит. Я не пойму, когда и что… лицо его в моей помаде. Я строго поглядела на него. Мол я не баба из колхоза. Я баба из народа. Несу  всю тяжесть на себе...не глядя на погоду. Не  каждому зачтется-это факт.  Он воле послабление  дал . Его к моей руке представил. Зацокал языком и свиту преклонить главу заставил. И вот что передал. «Факелы злые, кругом берега запылают огнями...» ничуть не смутившись... предложил руку, во дворец повёл. Там не дворец, а царские полати. Я села, как  велел на трон. Два негра с двух сторон. Львы на цепи, -те сзади. Мне  жарко, в рот лезет опахало. Проснулась, кошка шерстью рот зажала, мешает мне дышать. Кошку с лица  браво убрала и снова в сон вошла .
Сенатор сам не свой. -Куда вы отлучились. Я право был повержен и встревожен, мой лик... как образец печали. Вы видели меня в начале?
- Мамон, я кошку не сдала. Честь девы берегла. А на столах яств...как сисек у кобылы. На первое kymic. Свиные уши, на второе  в жире. Второе блюдо по наитию вкусней. Нам ближе из повестки новостей.
-Прослушал я… с чем второе блюдо.
-Хрен с вишней в собственном соку.
-Хрен с ним. Но чтобы с вишней. Мат поберегу.
  - Пойми дурак…  ведь это сон. Свиные уши с двух сторон.
- Что дальше?
- Сенатор любовался мной, рукою шарил подомной. Беседу вел как истинный оратор, вязал сеть-кружева крючком и не ругался матом.
Мамон взбесился. - А я при чем? Коль сам Кличко сеть вяжет не крючком, а матом.
  - Ты бредишь. Следи за речью,  языком.
-Я задала сенатору вопрос. «Когда наступит мир? Каков его прогноз? Не сразу ставленник ответил. А так ответил… по коже пробежал мороз. «Коль башню вавилонскую достроят... тогда наступит мир. Вот мой прогноз.»
- Я в римском праве не сильна. Я на распутье, мысль одна.  Пустить под кожу дурака. Или плевать из далека. Нас разглядеть ведь невозможно. Мы симбиоз для  матерка.

- Он рассмеялся в гром раската. «Для вас открыты те врата... В которых плесень, с тенью змей. В которых брат кромсает брата средь мнимых плачущих зверей.»
-Неужто песнь судьбы горька?               
-Вражда в проекте  на века. Мы ведь без лупы вас не видим. Живем, плюем из далека.