128. На рыбалку

        Пошел тут намедне Котёныш на рыбалку.
     Фамилия у него такая была - Котёныш! Он не обижался. А что Иванов лучне
     что ли? Ходят по городам и селам миллионы Ивановых и ничего!
        А он Котёныш.

        Червяков взял. Баба Груша, то есть Аграфена его спрашивает:
        - Куда пошел?
     Как будто не знает, не ведает.
        Пакет целлофановый, закуска, "четверка" вчерашняя недопитая.
     В банке черви ползают - кто кого лучше? Шевелятся и Федька Котёныш под
     стать им ногами зашевелил.

        Родился он в 1930 году, а всё Федька себя в душе называл.
     Присел на пенек по выходу из села в лес у ограды. Мать его Варвара прежде
     говорила:
        - Ты на этот пенёк всегда садись, когда в дорогу уходишь.
     Прошлый раз сын его первый Сергей уехал в Афган и не присел.
        Давно это было.
     Лет уж сорок назад. Так давно, что Федор и сам забывать стал, как живет
     на этом свете.
        Пятеро их было - сыновей-то! И все уже там...    
    
        Обычно он шутил так с Грушей:
        - Я пошел! Червячка заморю!
     Сосед по улице Савва, его же годков ровесник всё подтрунивал над ним:
        - Что ты так поздно женился? Ты - говорит - Уж давно дедом должён быть,
     а ты отец, пацанов стругаешь!
        Что правда - то правда.
     Женился почти под сорок, нагуляться хотел. Потом тут же соревнования.
     Разъезды. А после как вышел на свою спортивную пенсию вернулся в родное
     село.
        Груша его овдовела уже, а он был первой любовью ее, хотя и старше   
     на десяток лет. Поженились тут и пошла новая семья. Сыновья, один за другим,
     один за другим.
        И такое бывает.
     А он как бы утихомирился, успокоился, а то в юности такой бедовый был.

        Звали его Федька-Светофор!
     Кличка за ним такая пристала. Куролесил.
        Что так?
     Да любил принарядиться, да пыль девкам в глаза пустить. Оденет из закромов
     деда да отца, были еще родственники с половину села, всякой одежды на себя
     и ходит наряженный.
        Смешно! Покрасуется, а девкам того и надо, чтобы посмеяться над рыжими
     вихрами его из-под казачьей с красным ободком фуражки. Дед его из донских
     казаков был и старые вещи из сундука выкидывать не позволял.
        Да и сам Федька любил, чтобы поулыбались над ним, вроде как чудной.
     Вот тогда и полюбила его Груша, Аграфена Павловна - девка веселая, красивая,
     боевая. Да только не вышло у них ничего с первого раза, хотя и засиживались
     до зари с первыми петухами за околицей.
        Он всё в разъездах.
     Она ждала, ждала его предложения да и вышла замуж за Митьку из соседней
     деревни.

        Это она сейчас такая старая да сгорбленная, а раньше - огонь девка
     была! Песнями по округе славилась.
        Но со временем и он поубавился, остепенился, а как дети пошли,
     так и затих совсем. Мелькнет как-нибудь ИСКРА в глазах, возьмет гармонь,
     да вспомнит , что забыл клавиши совсем и в сторону отложит.
        Вот только рыбалка ему на старость осталась.

        Посидел еще Федор Иванович на пеньке. Вспомнил, как второму сыну
     Вениамину, когда тот вырос говорил:
        - Вот тут, Веня, я твою мамку в первый раз встретил. Идет по лесу,
     землянику собирает, девчонка еще! Увидела. Заулыбалась. А кому еще
     улыбаться? Я тогда на тракторе ехал. Работать-то тоже надо было, не всё
     по соревнованиям кататься!
        За нее мне два передних зуба выбили, а тут на сборы ехать, вставил
     два золотых, потом железных с напылением, потом бронзовых...
        Это я так шучу!
     Бронзовую медаль тогда привез - не помню, со всесоюзных соревнований
     или зарубежных?

        Теперь ему было 86-ть.
     А тогда уехал Веня в 90-х в Москву, в охране у Ельцина состоял.
     Об этом и говорить нельзя - я и молчу!
        Так дед Федор разговаривал с березками, что стояли на опушке у края
     леса. Погиб сын при определенных обстоятельствах у Белого Дома.
     Хоронили с почестями как героя. Туда же в Москву ездил с Грушей.

        Третьим был Степан.
     Тот уже в другую масть попал. Девяносто четвертые. Разборки.
        Не хочется вспоминать - рэкетом занимался. Как уехал - так и не появлял-
     ся, только на похороны бритоголовые приезжали. Памятник двухэтажный
     забабахали, что соседям стыдно в глаза смотреть.
        Ну не рушить же!

        Четвертый Захар, вообще, не в нашу породу. Интеллигентный, образованный.
     С двумя высшими образованиями. Уехал в 2000-х за границу. Европа!
        - Гаага! Может слыхали?
     Дед любил разговаривать с этими березками, что стояли на опушке.
        Пять их было.
     Груше, жене он эту тайну не говорил, чтобы не ревновала, а просто привязал
     к стволу каждой ленточки разных цветов, что в галантерейном магазине
     в городе купил. От оранжевой до голубой.
        И будто представлял эти березки девушками, в которых он в молодости
     влюблялся. Вот по очереди. Желтая - Оля, Красная - Марина, Голубая - Вера,
     Оранжевая - Галя, Малиновая - Нина.
        Кто уехал, кто здесь остался, а кто уже почивает навечно, но не при-
     знавался он в этом никому. Думал, что уйдет эта тайна с ним.

        Поговорил он с ними, достал остатки чекушки, разлил в специально
     приготовленную рюмашку, закусил огурцом.
        Лег, растянулся на еще не высохшей от росы поляне, предварительно
     постелив штормовку. Глянул на небо, на медленно встающее из-за осин солнце.
     Заулыбался. Повспоминал.

        Потом Америка была у Захара, бизнесом занялся, отцу исправно высылал
     пока жив был. Не приживаемся мы там русские, всё равно не приживаемся.
        Внуки-американчата там где-то в Сиэтле, так тех ни разу живьем не видел.

        Последняя отдушина - Иван был!
     В честь деда назвал. Паинька-сынок! Голубоглазый, кудрявый в мать или
     в соседа?
        Всё думал, радость на старость лет будет, но и его судьба не уберегла.
     Разбился в автомобильной катастрофе.
        Улыбался всегда.
        - Я - говорил - Батя! Астрономом хочу быть.
     Циолковским родился. Сидит бывало на крыльце и звезды считает.
        Отец Федор всё подтрунивал над Иваном:
        - Эй, ты! Доктор космических наук!
     Да вот не сложилась жизнь долгой, хотя внуки, внучки остались.

        Федор всё лежал и разговаривал с березками, с лесом, с полем.
     С червяками, что в банке шевелились и слушали его вместе с окружающей
     природой.
        - Вот ведь! Едрень-фень!
     До сих пор удивлялся он, как в мире всё придумано!
        Раньше он был заядлый атеист, а теперь всё чаще о боге стал думать
     и размышлять. В церковь в селе ходил с Грушей по праздникам да и так...
     сыновей помянуть, поставить свечку.
        - Вот ведь не может такая живая природа придуматься по Дарвину.
     Эволюция мол!
        Нет! Чтобы такие удивительные твари в мире существовали!
     Жираф с длинной шеей, соловей-птаха, крокодил с хвостом или пчелка
     мохнатая? Кто с хоботом, кто с ушами, кто с пастью бегемота.
        Нет! Это всё богом придумано. Да вот даже червяки в банке,
     да вот даже человек...

        Он лежал и всё больше удивлялся своим мыслям. И хорошо ему становилось,
     и от выпитой рюмки, и от мыслей разных, что в голову шли.
        И что есть он?
     И хозяин себе: захочет - пойдет на рыбалку, захочет - полежит. А вдруг -
     что-нибудь неожиданное!
        Повернется, выпустит червяков на волю - пускай ползают и домой вернется!

        Только вот непонятно ему, почему он дожил до 86 лет, а сыновья нет?
     Почему?
        Опять Захара вспомнил. По скайпу с ним разговаривал до последнего
     времени.
        - Что, батя! Как у тебя там? Валенки зимние не продал?
     Нет у вас зимы-то настоящей? Как и у нас.
        Всё шутил.
     И его не стало. Что это они какие-то неживучие в этом поколении?
     Не в отца. Я-то жив!
       
        А Ванька и вправду в ученые пошел.
        - Глянь-ка! - говорил он отцу - Ломоносов с Холмогор приехал и я из
     деревни!
        Я молчал в ответ.
     Кандидат космических наук!
        - Да я уж вспоминал об этом. Старею. Повторяюсь.
     А потом забыл было - как деревня называется, село то бишь! Но очухался.
     Вернулся. Ненадолго только.

        Савелия, соседа вчера встретил, а тот говорит:
        - Что, дед! На рыбалку опять?
        - А ты не дед что ли?
     Потом перемялся с ноги на ногу и продолжил:
        - Ага!
        - Не дойдешь ведь! Пьяненький.
        - А какой я? С одной рюмки?
     Подарил пару пескарей да плотвы.
        Нет сыновей!

        Хорошо хоть внуков привозят на лето погостить. Я их зову на рыбалку,
     а они какие-то НОВЫЕ, всё в смартфоне сидят. Чего там сидеть? Ты лучше
     у озера сиди!
        Вернулся Федор домой.
        - Ну как? - спросила Груша.
     И какая-то молодая она ему показалась, веселая, игривая.
        - Неважный клёв - сказал он - Вчера два пескаря было, а сегодня и того 
     нет!
        Заулыбалась.
        - Иди - говорит - СМС-ка тебе! Сережка, внук прислал. Из какой-то Тынды.
     А он и не заметил, что внук его уже вырос - двадцать с копейками, как
     когда-то и ему было!
        - Что пишет-то?
        - Хорошее. Бизнес новый открыл. В Караганде.
        - А Караганда? Это где?
        - Индия рядом...
        - Далеко-о! - протянул Федор.

        Потом достал вчерашних пескарей из морозильника, добавил кипятку,
     оттаяли. И отдал кошке.
        А потом долго и внимательно смотрел, как его Мурка пескарей ела.

        Эх, Котёныш!

                2025 г.
                Июнь.