Справедливость

6 июня 2020 г. в 10:10

Просто о сложном

Заячья справедливость – смерть всем волкам в лесу. Волчья справедливость – много живых жирных зайцев в лесу, части из которых верная смерть от волчьих зубов.

Чья справедливость справедливее? Важнее другое, кто ты в лесу, заяц или волк. Пока ты субъект [условный заяц, волк и т.д.] в рамках условно лесной системы, твои выводы о справедливости будут продиктованы твоей субъектностью.

P.S.
Кстати, заячья справедливость до степени смешения напоминает революционный террор.

А как выглядит справедливость с точки зрения внесистемного субъекта? К примеру, со стороны внеземной цивилизации в отношении землян, погрязших в своём драгоценном дерьме, которое может не представлять никакой ценности во внеземной системе ценностей. Вот в чём настоящий вопрос, мистер Шекспир.

UPD
[Вариант ответа на адресованный покойнику вопрос или «Судья без зрачков»]

В чаще, где тени сплетались в канаты, а листья шептали псалмы на забытом языке, жил Лес, дышащий сквозь трещины во времени. Его сердцем был мистический исполинский Дуб, чьи корни уходили в пласты звездной пыли, а крона рождала сны в виде фиолетово-серебристого инея. В тот год, когда комета Гийотина прочертила небо оранжевой чертой, зайцы объявили войну волкам. Не простую – священную. Их вожак, Рваноухий Леонардо, чей правый глаз пылал, как уголь в пепле, провозгласил: «Справедливость – это когда волчьи черепа станут нашими чашами для дождевой воды!».

Но волки, чьи клыки помнили вкус первозданного мрака, лишь усмехнулись. Вожак стаи, Сигурд Обсидиановый, чья шерсть отражала лики лун, ответил ритуалом: принес в жертву юного зайчонка на каменном алтаре с ложем из мха для сбора жертвенной крови. «Справедливость – это цикл, — провозгласил он, — где слабый питает сильного, а сильный поёт ему погребальную серенаду».

Лес замер, слушая спор, пока из глубин болота не выползла вечная Лира – существо с телом змеи и лицом девочки. Она несла в руках Янтарное Око, артефакт, видящий сквозь пелену субъектностей. «Вы все – актёры в пьесе без автора, — прошипела она, обвивая Дуб. — Но что скажет Тот, кто смотрит извне?».

И тогда крона Дуба раскрылась, выпустив в небо рой светлячков, каждый из которых оказался глазом Ксеноса – существа из иной Галактики. Ксенос не мыслил примитивными лесными категориями «жертва» или «хищник». Его понятие справедливости было продиктовано скорее холодной тригонометрией: он видел Лес как уравнение, где зайцы и волки – одного порядка переменные, подлежащие сокращению. «Ваша драма – шум в вакууме, — прозвучал голос, похожий на звон хрустальных колоколов. — Вы измеряете ценность существования тем, чего не существует за пределами ваших слюнявых сказок: болью, страхом, местью. Но во Вселенной, где время пожирает само себя, единственная справедливость – это равнодушие орбит».

Ксенос стер границы между жертвами и палачами, превратив их в пыльцу, кружащую над болотом. Старая Лира рассмеялась, ибо поняла: внесистемный судья всегда будет варваром, не способным оценить изысканность местного ада.

Когда комета Гийотина растаяла, Лес зацвел черными розами. Рваноухий Леонардо и Сигурд Обсидиановый, теперь уже лесные призраки, вдвоём играли в кости у корней Дуба. «Мы были неправы», — сказал заяц. «Нет, — возразил волк, — мы просто не осознавали, что справедливость – это когда все сценарии одновременно истинны и ложны».

Ксенос, улетая, подумал: «Какие милые создания. Жаль, их наивная философия не переживет сверхновой».