Причина всего

2 июня 2019 г. в 01:24

Женщины всегда решают, что будет дальше. Мужчинам остаётся только определиться, как именно это будет сделано.


P.S.
Она сказала «Переезжаем» так же просто, как «чай остыл». Ни адреса, ни даты. Просто поставила старый чемодан у порога. Кожаный, с потёртыми углами. Кожа на углах давно треснула, как земля в засуху, обнажая картонную начинку. Чемодан-ветеран. Помнил другие побеги.

Он разложил карту. Бумага шуршала, как осенние листья под сапогом из кирзы. Синие жилки рек. Чёрные нити шоссе. Красный пунктир полз через горы, как порез на теле земли. «Там туманы», — подумал он. Промолчал. Его территория — «как». Её право — «куда».

Дождь барабанил по жести козырька. Она залила кипятком чайные листья. Две кружки. Одна — с отбитой ручкой. Его кружка. «Нужен клей», — сказал он, вертя осколок в пальцах. Она не обернулась. Просто смотрела, как капли дождя рисуют на стекле уже чужой город. «К утру прояснится», — не прогноз — приказ небесам произнесла.

Он снял со стены пейзаж: озеро, сосны, лодка. Гвоздь остался торчать, отбрасывая тень вопросительный знак. «В новом доме больше света», — сказала она, вытирая пыль с рамы. Он молча завернул картину в серую ткань. Ткань пахнула книгами и сыростью, как свежая шпатлёвка.

Поезд уходил в семь. Билеты ждали в её кожаном кошельке на комоде. Паспорта. Он пересчитал чемоданы. Три. Столько, сколько она решила взять. Он натянул ремни, проверяя пряжки. Главное — чтобы не распахнулись в пути. Чтобы её решения не рассыпались по дороге.

Ключи от квартиры лежали на столе. Холодные, отчуждённые. Она тронула связку подушечкой пальца. «Отдадим Лене», — сказала. Он вложил ключи в конверт, вывел «Соседке» и поставил точку. Точку вместо «прощай». Конверт скользнул в прищур почтового ящика.   

Такси ждало внизу. Водитель нервно отбивал такт пальцами на руле — время текло, счётчик апатично накручивал плату. Она в облаке любимого им парфюма скользнула на сиденье сзади. Он погрузил багаж. Три чемодана. Три её «надо». Замок щёлкнул — проглотил, как обол Харона, язычок из стали.

Машина тронулась с места. Его взгляд упёрся в запотевшее стекло. Там ржавый гвоздь-вопрос. Осиротевшая кружка-калека. «Клей», — шевельнулось в голове. Но колёса уже выводили его часть маршрута на мокром асфальте, вздрагивая на стыках моста.

Она открыла телефон. Зажглась клавиатура. Синеватый свет экрана выхватил лёгкие морщинки у припухлых губ. «После эстакады — налево», — сказала. Он повторил водителю ровным голосом, без полутонов. «Как» — его партия. «Куда» — её партитура.

Дождь шуршал по крыше. Затих. Отражения фонарей и стая грачей прыгали за машиной из лужи в лужу. Питер. В одной из них, споткнувшись, осталось лежать, смотря в небо, его лицо — спокойное, но усталое. Правила те же: женщина — цель. Мужчина — маршрут.

Машина ускоряла ход. Она выводила в блокноте: «Купить жасмин для балкона. Жёлтые шторы». Он закрыл глаза, ловя вибрацию поворотов. Повороты её воли. Его долг — не сорваться в кювет. Вокзал. Медленная суета, вагон, дорога, коридоры.   

Он под балконом нового дома. Чемоданы у ног. Три. Ремни выдержали. Подъезд зияет тёмным провалом. Она уже внутри, осматривает голые стены. «Здесь повесим картину», — с эхом по очереди сверху долетел её голос. Он поднялся, роется в инструментах, ища гвозди. Гвозди — его молитва. Картина — её икона.

Ветер лист бумаги сорвал с тротуара. Прижал к мокрому асфальту. На мгновение он разглядел красный пунктир. Свой путь. Его «как». Ветер снова поднял лист — понёс куда-то над крышами. Туда, где живёт её «куда». Значит, так надо.