Я наслаждался покоем и тишиной, лежа на диване в собственной квартире. Было раннее утро, но уже сейчас температура поднялась до отметки в восемнадцать градусов, что невероятно высоко для начала июня. Только вчера вечером мы с Верой вернулись с отдыха на морском побережье и наши чемоданы всё ещё стояли не разобранные в коридоре. Поездка домой далась нам нелегко — духота, переполненный транспорт, навязчивый шум аэропорта, вымотали нас окончательно. И только перешагнув порог родного дома, мы с женой вздохнули с облегчением.
- Как бы не был хорош отдых, - заявила Вера, вытирая пот со лба, - дома всегда лучше.
В этом я был с ней полностью солидарен.
- Но согласись, море было великолепным — не настолько горячим, как в июле, и не настолько холодным, как в мае. Пекло нас не донимало. Народу не много. - однако парировал я. - Почему все стремятся попасть на курорт в конце лета или в сентябре? И при этом называют это время «бархатным сезоном».
- Да потому, что не печет, не горит, и всё включено. - буркнула жена, скидывая туфли и блаженно разминая ноги.
- Ну, можно сказать - это и есть июнь.
- Ты можешь сказать что угодно, а я в душ и спать. - Вера тяжело поднялась и отправилась в ванную, где вскоре послышались звуки льющейся воды и из под щели в двери донесся запах дорогого шампуня. - А тебе ли рассуждать о прелестях сезонов? - раздался её голос.- Какая разница, июнь, август или сентябрь, если ты большую часть отдыха провел в барах с кружкой пива? Это можно было сделать дома и не тратиться на дорогу!
- Но, дорогая, разве ты не отлично провела время? - огрызнулся я. - Причём мы не выложили ни копейки из своих сбережений на дорогу и пансионат! Вдобавок значительно сэкономили на моих круизах, экскурсиях и прочей ерунде…
- Ты хотел сказать, что сэкономили… - она сделала акцент на последнем слове, - на твоем отсутствии на данных мероприятиях! - поправила меня Вера. - Ты многое потерял. Катания на яхте, катамаранах и экскурсии - были выше всяких похвал. Я была в восторге.
- Так чего же ты ворчишь? Считай, тебе повезло — отсутствие рядом толстеющего и стареющего мужика, вечного брюзгу и лентяя, только сыграло тебе на руку.
В ответ Вера что-то пробулькала, шум воды заглушил её слова, но я и не ждал конкретики. Протянул руку за новой баночкой пенного и уставился в телевизор, а спустя ещё четверть часа благополучно уснул с пультом в руках.
Утро принесло блаженство. Я открыл глаза, увидел, что лежу всё в той же позе на диване под мерный бубнёж «голубого ящика», опрокинул остатки пива в рот и поморщился — теплое пойло - то ещё удовольствие. Веры не было, на краю дивана, прямо перед моим носом лежала её записка, где говорилось, что она отправилась в институт, так как пришли пакеты с экзаменационными билетами и надо было их принять. Пришлось подниматься и тащиться на кухню, чтобы проверить запасы провизии.
Я поочередно открывал и закрывал шкафчики, холодильник, шарил на полочках над плитой, в надежде обнаружить хоть что-то съестное, но, увы, всё было пусто.
- Ну и что мне прикажете делать? - почесал я живот. - Никто не позаботился о завтраке для заслуженного следователя. Надо бы позвонить племяннику, уж он-то примчится по первому зову спасать своего дядюшку.
За одно следовало бы справиться о его здоровье и делах сердечных. Когда мы отправлялись на отдых, пацан только выписался из больницы, где отходил от очередного «загула», который помог мне и моим коллегам завершить дело. Ещё я беспокоился за его девушку Есению, с которой у парня только-только наметился роман — не легко узнать, что твой парень наркоман, да ещё с «изюминкой», а его родные, не только не способствуют его выздоровлению, так ещё вдобавок, используют его губительный дар в своих целях. Стоит ли говорить слова оправдания, что парень использует свои способности в благородных целях?! На одного преступника в мире станет меньше, но ей-то навряд ли от этого станет легче.
Я вздохнул, рука, протянутая было к телефону, безвольно опустилась. Чего я боялся? Нарушить идиллию молодых или услышать плохие известия? Я не знал, и постарался на время выбросить дурные мысли из головы.
- Попробуем обойтись своими силами и отсрочить звонок! - решил я, набирая номер доставки. - Что произойдет, если я позвоню чуть позже?! Дурные вести никуда не денутся, а я ещё некоторое время буду в счастливом неведении. А если всё в порядке — то моё хорошее настроение продлится ещё дольше.
Сделав заказ я вернулся к телевизору и стал ждать. В животе урчало, но ещё три дня выходных согревали душу.
- Пятница, суббота, воскресенье! - напевал я себе под нос. - Целая вечность, чтобы ничего не делать.
Я уже доедал пиццу, когда раздался звонок и мрачно-извиняющийся голос Нестерова, моего начальника, провозгласил:
- Я понимаю, Боря, твоё расслабленное настроение, но не мог бы ты прервать свой отпуск и явиться в отделение?
Настроение сразу упало.
- Умеете вы, Антон Петрович, внести смуту и испортить блаженную истому. - протянул я томно, не сумев за пару секунд настроиться на серьёзный манер. - Несколько баночек пива… - преувеличил я, в надежде увильнут от внезапного возвращения на работу, - не помешают нашему разговору?
- Не помешают. - буркнул полковник и отключился.
Я зевнул и нехотя поплелся в ванну, чтобы переключиться на деловой лад — начальник не стал бы беспокоить меня по пустякам. Значит случилось что-то из ряда вон выходящее. Да впрочем как и всегда — простых дел у нас не бывает.
Но настроиться на рабочую волну никак не получалось, видимо сказались таки, выпитое пиво и воспоминания о южном солнце, пляже и баре, в двух шагах от лечебного корпуса, где подавались ледяные напитки с восхитительными закусками. Мой разум, то и дело возвращался в райский уголок, где не было, ни убийств, ни предательств, ни кровавых разборок — только тишь, чистое мирное небо над головой и бескрайняя даль Черного моря.
Нестеров провел совещание, на котором присутствовали все сотрудники отделения, объявил о новом деле, дал мне материал для ознакомления и назначил поездку на место происшествия на следующий день. Я с каменным лицом кивнул и поднялся, стенать и голосить не было, ни желания, ни сил, ни времени.
Наш шофёр Степан Николаевич подвёз меня до дома и козырнув на прощанье, надавил на газ.
- Увидимся завтра! - крикнул он и умчался вдаль, оставив после себя облачко пыли и запах выхлопных газов.
- Увидимся! - буркнул я в пустоту и мрачно поплелся домой изучать материалы и готовиться к поездке в пригородный район.
В квартире было тихо. К тому же отсутствие продуктов заставило мой желудок сжаться в голодном спазме. Ничего не поделаешь, придётся всё-таки звать на помощь Женьку.
Он появился на пороге через двадцать минут и, оценив обстановку, тут же отправился в магазин, а спустя некоторое время - на кухню готовить обед. Я же занялся просмотром бумаг, которые вручил мне полковник и углубился в их изучение.
В западном районе города уже несколько месяцев пропадают дети. Причём самому старшему ребенку на момент пропажи исполнилось всего пять лет. Это была девочка из вполне благополучной семьи местного предпринимателя Олега Рубцова Кристина. Она гуляла с няней на детской площадке возле дома и всё время была на виду. Няня, высокая образованная женщина лет сорока с небольшим, сидела на лавочке и наблюдала за своей подопечной, девочкой скромной, тихой и послушной, как та каталась с горки, вместе с десятком других ребятишек. Другие няни и молодые мамочки давно сдружились и присматривали за детьми, если кому-то из коллег надо было ненадолго отлучиться.
Так случилось и в этот раз — Ирине Олеговне позвонила дочь и в слезах начала жаловаться на своего мужа. Он, в который раз, напился и учинил дома скандал с битьём посуды и криками. Соседи вызвали полицию и буяна увезли в участок для разбирательств. Ему пригрозили арестом на несколько часов, а то и вовсе пообещали отправить в суд. Обеспокоенная мама отошла в дальний угол площадки, облокотилась на ствол старого клена, отвернувшись в другую сторону и начала увещевать дочь, просить её бросить «этого подонка и алкаша», но девушка воспротивилась, ведь она так сильно любит своего Сенечку, что непременно, если мать не посодействует, покончит с собой, и Ирина Олеговна пообещала приехать сразу, как только появятся родители Кристи.
Расстроенная, она вернулась на площадку. Боясь необдуманных действий дочери, женщина решила немедленно отправиться в полицию, прихватив с собой девчушку, но Кристины нигде не было.
- Да она только что была тут, крутилась возле нас, — уверяли няни других детей. - бегала кругами вокруг лавочки со Стасиком, они оба кричали во все горло и смеялись.
Няня в панике ринулась к мальчику и учинила ему настоящий допрос, но ребенок лишь пожал плечами и умчался в песочницу. Еще с полчаса перепуганная насмерть женщина бегала по дворам, расспрашивала прохожих и только когда убедилась, что Кристина исчезла окончательно — позвонила в полицию.
Машина с мигалками приехала через считанные минуты, и двор тут же опустел — кому хотелось давать показания, выступать свидетелем и потом постоянно мотаться в участок для дачи показаний?! Никто из соседей не захотел помочь, обеспокоенные ужасным происшествием, они тут же разогнали своих детей по домам.
Лейтенант Морочков тут же доложил обстановку начальству и дав команду оповестить волонтеров, умчался в участок.
Ирина Олеговна осталась одна. Рыдая от отчаяния и бессилия, она набрала номер родителей Кристины и обо всём им рассказала. Олег и Марина прибыли незамедлительно. Они завалили няню вопросами. Убитая горем мать кинулась на женщину с кулаками и обвинением, если уж не в краже дочери, то в халатности точно. Она кричала, что «подлая тварь» решила продать малышку на органы, усыновителям и сатанистам одновременно, и непременно поплатится за свои злодеяния. Потом Марина, упав на колени молила эту самую «тварь» отдать ей ребенка, сулила деньги, говорила, что всё забудет и не станет писать заявление, более того, даже не уволит нерадивую работницу, а через минуту снова сыпала проклятиями, когда Смирнова, пыталась донести до обезумевшей родительницы, что она здесь ни при чём.
Отец девочки съездил в полицию и вернулся мрачнее тучи. Он заявил, что за последние полгода в их районе пропало ещё несколько детей.
Его жена, услышав это, впала в неистовство. Безутешная мать упала на землю и молотя по ней кулаками выла в голос, призывая небесные силы покарать киднепперов, и тут же моля о милости, чтобы преступники вернул ей дочь здоровой и невредимой.
Я отложил папку в сторону и взял другую. Здесь потерялся мальчик трёх лет. Но тут и вовсе обстоятельства казались загадочными.
Семья Ромашовых состоящая из четырёх человек, собиралась на дачу. Родители, тёща и трёхлетний Кирилл спустились к машине и тут выяснилось, что глава семейства забыл ключи. Пока он возвращался домой, женщины затеяли ссору — мать обвиняла дочь в том, что она выбрала в мужья криворукого дебила, а дочь отчаянно пыталась его защитить.
Когда Артём вернулся — Кирилла уже не было. Жена и бабушка не сразу сообразили, что мальчик пропал, они начали звать малыша и злились, что он - такой негодник — спрятался, когда надо спешить на поливку рассады. Все трое бросились на поиски, заглянули под машину, перерыли салон «Ниссана», обежали двор и, когда поиски не дали результата, не на шутку перепугались. Распечатав фото ребенка, родители показывали его прохожим, а теща дежурила у подъезда на случай, если Кирилл вернется домой, и только к вечеру, уставшие и потерянные Ромашовы обратились в полицию.
И эта папка была отправлена в сторону.
Все эти истории были занимательны и привлекательны для шоу каналов, но мало что давали для расследования. Я читал истории других пропаж — всё одно и тоже — результатов нет, поиски зашли в тупик. Видео с камер наружного наблюдения тоже не дали ответа, куда пропали дети.
- Мистика какая-то! - говорил я Женьке, откусывая большие куски от «курника» и запивая чаем. - Были вот только что — и нету. Ну не сквозь землю же они провалились?!
- Ты хочешь подсказку? - спросил меня племянник, и я осёкся.
- Ни в кое случае! - поперхнувшись сказал я. - На этот раз — ни-ни! Сами разберемся.
Он лишь ухмыльнулся.
- Ну, как знаешь!
- Расскажи лучше, как у вас дела с Есенией?
И следующие полчаса я внимательно слушал, как у молодых всё идёт хорошо да гладко.
- Мне следует поискать работу. - сообщил племянник под конец. - Должен же я теперь содержать семью. Есения, конечно, работает и денег хватает, но что же я за мужик, если буду пролеживать бока, когда жена вкалывает весь день. Я чувствую себя неуютно в роли «домохозяйки».
Женька был прав. Но почему-то у меня защемило в груди от такой новости.
- Знаешь что, давай обсудим этот вопрос, когда я закончу дело. А пока, могу предложить тебе вести наше с Верой хозяйство как и раньше, но только за определенную плату. А то, может стоит подумать об открытии ресторанчика — ты здорово готовишь. Многие повара раскрученных кафешек тебе и в подметки не годятся. А так, глядишь, и совместишь приятное с полезным. Да и Сеня тебе поможет — она же бухгалтер. Зачем ей корячиться на чужого дядю, когда будет у вас «свое семейное дело».
По лицу Женьки пробежала улыбка, но он тут же стал серьезным.
- Давай оставим этот разговор на потом, а пока доедай харч и иди занимайся своими делами, а мне надо вернуться домой, Сенька вот-вот должна прийти на обед, а у меня в холодильнике мышь повесилась и на плите шаром покати.
Я молча доел нажористый пирог, запил ядреным квасом домашнего изготовления и отправился дальше изучать документы.
До возвращения Веры, я читал, читал и читал - акты, допросы, дознания полугодовой давности и удивлялся, как можно так безграмотно вести дела. Коллег западного района я знал как отличных специалистов, но тут у меня сложилось впечатление, что работу проводили дилетанты. Ни одного мало-мальски путного вопроса задано не было, опросы свидетелей или очевидцев проводились поверхностно, заключения безграмотные и бестолковые…
- Сработали вы, коллеги, спустя рукава. - покачал я головой, бубня себе под нос. - Зацепиться совершенно не за что! А почему дело опять открыли? - спросил я себя, углубляясь в конец пухлой стопки бумаг. - Ааа, понятно, пропала дочь крупного предпринимателя, который давал работу половине вашего населения. И вам просто некуда деваться, иначе все ваши доходы, взятки, штрафы, откупы, «подарочки», которых не избежать в любом бизнесе, перестанут поступать в ваши карманы. И вы решили на нас спихнуть свои проблемы.
Вера вернулась поздно, но увидев меня за работой, не стала мне мешать, а тихо поужинав, ушла в спальню. Еще некоторое время слышалась её возня, а вскоре свет лампы погас и стало тихо. Я тоже сложил бумаги в одну стопку и задумался, пытаясь собрать воедино все полученные мной факты.
Полгода назад начались пропажи детей, за это время - три мальчика и три девочки от года до 5 лет. И вот неделю назад пропала дочь Брайко — седьмая пропажа. Разные районы, разное материальное и социальное положение семей…. Хотя нет, все дети были из благополучных семей — это главное!.. Но с разным уровнем доходов. Значит для преступника, или преступников, «хорошие» семьи были важным условием, ведь во дворах полно детей, которые гуляют сами по себе, за которыми не следят и которые вполне могли быть более легкой добычей для преступления. Значит в этом есть свой резон. Может эти дети задумывались на усыновление, а их происхождение гарантировало, что они здоровы, как морально так и физически. Ещё детей могли «продавать» на органы, по тем же причинам… Сколько я не ломал голову над другими версиями, фантазия больше не могла выдать более-менее адекватного выбора для краж. Сексуальное рабство я исключил, и не только потому, что возраст похищенных слишком мал, что даже для извращенцев и маньяков такие развлечения с малолетками нонсенс, эти, как правило, предпочитают сексуальные контакты с детьми старше девяти-десяти лет, или с подростками, но и потому, что малышей надо как-то кормить и где-то содержать, а убивать без причины никто бы не стал — какой интерес рисковать без цели? Что за удовольствие можно от этого получить? Без поездки на место не разобраться. На этой мысли я и провалился в сон.
Дорога раскатывалась за окном дежурной машины ровным полотном, что было необычным, можно сказать диким в наше время, особенно в спальном районе города. Я смотрел в окно на предрассветный туман, стелющийся по траве и покрывающий землю завесой тайны.
- В такое утро нет ничего лучше чем сидеть дома, укрывшись пледом и проводя время за кружкой пивка с сухариками. - мечтательно протянул наш бессменный шофер Степан Николаевич, давя на газ. - Не люблю такую погоду, особенно этот туман. Мне кажется в нём скрывается что-то зловещее и опасное. Как только позёмка застилает дорогу и ничего невозможно разглядеть вокруг — становится жутко до мурашек. - он передернул плечами в подтверждении своих слов.
- Ты просто насмотрелся ужастиков. - ответил я. - С нашей работой нас спасут только глупые и низкосортные комедии. Мало нам ужасов на работе, так ты, я знаю, любитель пощекотать себе нервы на ночь глядя.
Николаич в миг посерьезнел и нахмурил брови.
- Вот только не говори, Борис Петрович, что в моем доме установлены жучки, даже если это сделано в качестве проверки или защиты, я не прощу такие действия.
- Да ты чего, Стёп, - хохотнул я, - какие жучки? Спятил? Твоя Люба нам все уши прожужжала на последнем корпоративе: – «Какой у меня Стёпушка бесстрашный! Он уже закалился на просмотрах всяких там экшенов и уж точно его теперь ничем не напугаешь!» - передразнил я её манеру говорить.
- Вот дура баба! - с облегчением выдохнул водитель и ухмыльнулся себе в усы. - Через полчасика будем в гостинице — Кстати, нам по дороге надо заехать на вокзал. Там Нестеров выделил тебе практиканта на подмогу. Он нас ждать будет у самого входа.
- А мне ничего не сказал! - в удивлении почесал я лоб. - Какой ещё практикант?
Только я потянулся к телефону, чтобы прояснить этот вопрос у полковника — он позвонил первым.
- Слушаю, Антон Петрович!
- Утро доброе, Борис! - я лишь угукнул в ответ. - Забыл тебе сказать, тут нам прислали практиканта, так я его выслал тебе на подмогу — ну там сбегать куда, принести чего. Так, чтобы тебе ноги не бить. Извини, не предупредил.
- Да чего уж там! - махнул я рукой. - Не хай помогает. Но нянчиться я с ним не буду — что не так — отправлю домой!
- Договорились. Но говорят он парень дельный — вдруг да поможет в деле.
Паренек оказался высокий, худой как щепка, и с огромными очками в пол лица, которые он всё время поправлял на переносице. Он с сопением втиснулся на заднее сидение и прижал к себе огромный туристический рюкзак.
- Доброе утро вам! - пролепетал он и покраснел.
- Где ж вас таких хилых берут? - Николаич с усмешкой пожал печами. - Ты поди и ложку еле-еле держать можешь?!
- Вы не смотрите, что я худой и кашляю, я когда разденусь, ещё и синий. - расплылся в улыбке паренёк, довольный своей шуткой.
- Острота старая, - протянул я, - и не смешная. А раз уж ты свалился мне на голову, будь добр, оставь подобные высказывания при себе. О себе расскажешь позже, а пока, будешь слушаться меня во всём и никакой самодеятельности.
- Так у меня диплом уже почти на руках. - продолжал веселиться новоиспеченный «специалист». - Сейчас вот практику пройду, и вуаля! Буду работать самостоятельно.
- Ну, это мы ещё посмотрим. - с сомнением покачал я головой. - Пока я вижу, что голова у тебя работает не в том направлении. В деле, на которое мы едем, мало смешного. Пропали несколько малолетних детей и найти их — задачка не легкая, шутками-прибаутками здесь не поможешь — нужно включать мозги. А у тебя пока, ни опыта, ни вообще понимания куда ты попал и как следует себя вести в подобных ситуациях, не говоря уж о работе…
- А пистолет мне когда выдадут? - перебил меня парень.
- Надеюсь, очень не скоро. - развел я руками. - Я вижу тебя первый раз, совершенно не знаю, что ты за птица, и ты даже не представился по форме, а правила поведения, субординация — тебе, мне кажется, вообще не знакомы эти слова.
- Виноват, товарищ подполковник! — хотел поднять вам настроение с утра.
- Дурдом настоящий. - вздохнул я. - Или детский сад, что ещё хуже. Ну так давай, рапортуй.
- Колосов Сергей Дмитриевич. Закончил институт МВД России. - протараторил он так звонко, что у меня зазвенело в ушах.
- Ох-хо. - захохотал Степан Николаевич. - Сочувствую тебе, Борис Петрович.
- Итак настроения никакого, а тут ещё и это… - я кивнул в сторону своего «напарника».
- Зря вы так, Борис Петрович. - снова заговорил Сергей. - Между прочим я прекрасно владею оружием. - он похлопал себя по правому боку, высоко у основания бедер. - Вот тут лучше всего держать кобуру — так рука найдет револьвер без лишних усилий. Немного сноровки и отточенности движений, и можно выхватить оружие с быстротой молнии. И между прочим с такого положения легко взвести курок. Я долго практиковался и могу со ста шагов легко сбить пробку от бутылки. Так что с оружием меня не легко будет застать врасплох.
Должен признать — теорию наш хвастливый новичок знал прекрасно. Я даже допускал, что его тренировки дали хороший результат. Но этого мало, главное — обстановка.
- Ты когда-нибудь убивал человека? - спросил я обернувшись в его сторону.
- Нет. - смутился он. - Но если говорить о преступнике…
- Ты не всегда вот так с налету можешь сказать кто преступник, а кто нет. Это прерогатива суда. Давай закроем эту тему. Теория замечательна, но опыт и практика — превыше всего. А пропажа детей — это просто ужасно. И ты должен понимать ответственность, а не скалиться во все тридцать три зуба. Привыкли видеть в кино только погони, перестрелки, а потом, звезды на погонах. А жизнь, она иногда преподносит сюрпризы, и мы должны отрабатывать девяносто процентов всего расследования сидя на жопе, и остальные десять таскаться по квартирам с опросами. А результат может оказаться намного печальнее и отнюдь не дотягивать до героического поступка. Долго нам еще ехать? - обратился я к водителю.
Николаич сверился с навигатором.
- Минут десять. Сейчас свернём вправо и там ещё минут пять до гостиницы.
- Наскоро перекусим и за работу. — сообщил я Колосову.
Тот лишь молча кивнул. Вид у него был собранный и суровый, практикант рвался в бой. Ему хотелось показать себя, выделиться, не ударить в грязь лицом, не провалить первое в его карьере настоящее дело. «Сосунок бестолковый» - подумал я, но в слух конечно этого не сказал.
Туман стал рассеиваться. За окном заморосил дождик. Небо висело над землёй серыми тучами, навевая уныние и грусть.
Пригородный район, почти село, состоял примерно из тысячи частных домов. По меркам города — совсем небольшой, а по сравнению с такими же погибающими районами - селами — вполне приличный. В центре высились несколько «хрущевок» и советского типа двухэтажные дома. Вдали выглядывал остов недостроенной девятиэтажки, что давало повод надеяться на развитие пригорода и его дальнейшее благоустройство.
Мы свернули с центрального шоссе на грунтовую дорогу и остановились у небольшого двухэтажного деревянного строения с обветшалой вывеской «Гостиница «Деревенский дворик». Для провинциального маленького поселения всё оказалось не так уж и плохо. Чисто, уютно. Обстановка была простенькая, без изысков, но все необходимое имелось.
Обедом нас накормили вкусным, почти домашним. Я настолько проголодался, что отвел душу вареной картошкой, щедро сдобренной маслом и посыпанной укропом с зеленым лучком и довольно откинулся на спинку стула, словно домашний увалень-кот, только что не мурлыкал. Переводя дух, посмотрел на стажера - столичную штучку, было видно, что и он наслаждается наваристым супом, которого наверное никогда не ел в городских столовых. Парень одобрительно крякнул и отложил ложку в сторону, с благодарностью посмотрев на повара — солидную женщину с пухлым добрым лицом.
Я выглянул в окно. Пейзаж за окном так и не сменился, дождь похоже зарядил надолго. Серое небо изливалось упругими струями, тихими и монотонными, капли равномерно стучали по козырьку, скатывались по стеклу и шлепались на землю. В такую погоду я любил понежиться в кровати с книжкой в руках и баночкой пива с горкой «кириешек» или орешков, а то и подремать на диване перед телевизором, но здесь, когда речь шла о детях, расслабляться было нельзя в любую погоду и я, пряча зевок в ладони, попросил заварить кофе, и пока ждал напиток, прошел в ванну в своем номере, чтобы принять прохладный душ и взбодриться.
Пока я вытирался полотенцем, мне вдруг подумалось, что жить в такой глуши наверное невероятно скучно… хотя… вот он город, наверняка, и автобусы ходят, и работают люди в основном в центре, да вот ещё и криминал выплыл. Да ладно те, у кого сады-огороды, им отдыхать некогда, а те, кто в «панельках»? И всё же, в таком-то месте, где все знают друг друга если не по имени, то по роду занятий точно, о чем ещё можно беседовать друг с другом? Только обсуждать кто куда пошёл, какие продукты купил к ужину. Сходить здесь абсолютно не куда. И вот поди ж ты — такое преступление… И ни свидетелей, ни подозреваемых...
- Пора за дело. - крякнул я, настраиваясь на рабочий лад. - Мы не в отпуск к бабушке приехали. Давай наведаемся к главе, по моим ощущениям, там же и полицейское отделение должно быть. — сказал я практиканту. В таких районах часто всё в одном месте находится, для экономии места и удобства управления. Узнаем подробности, а потом и решим что делать дальше.
Мы одиноко шли по улице с придорожными деревенскими домиками в сельскую управу. Я втянул голову в плечи, поднял воротник ветровки, которую предусмотрительно велел взять мне Женька, и перешагивал уже успевшие образоваться цепи луж.
Колосов сначала задирал повыше брюки, перепрыгивал через островки асфальта, недовольно корчил мину, брезгливо оглядываясь по сторонам. Спесь с него сошла, словно её смыло каплями дождя. Он зябко ежился в своей светло-голубой рубашке, с которой струйками стекала вода.
- Дааа, век живи, век учись. - процедил я. - Погоду желательно узнавать на месяц вперед, чтобы не попасть впросак.
Сергей кисло улыбнулся, и мне даже стало его немного жаль. Я вспомнил себя молодым, наверное тоже для моего наставника был не подарок, но Степан Игнатьевич был терпелив и в меру снисходителен, а я до сих пор благодарен ему за ценный опыт. Это, конечно не отменяло строгости в его наставничестве, но он никогда не позволял себе высмеять мою неопытность и горячность, тем более прилюдно.
Я полез в сумку и достал дождевик, простенькую одноразовую накидку. Ну хоть так, чем смотреть на «мокрую курицу» с дождевыми потеками и лужами на полу, когда мы зайдем в помещение.
- Держи, практикант. - я протянул ему плащ. - Это приказ. - сказал я, заметив что Колосов собирается отказаться. - Зайдем в кабинет — будешь мокрые следы свои оставлять.
Он с благодарностью в глазах, надел презент и сразу как-то даже повеселел.
В кабинете участкового сидел человек в штатском, грузный мужчина с массивным выпирающим животом и головой, вросшей в плечи. Осунувшееся лицо с темными кругами под глазами выдавало его плохое самочувствие, маленькие, заплывшие жиром глазки с красными сосудами посмотрели на нас неодобрительно строго.
Не дожидаясь расспросов, я протянул ему свое удостоверение и представил помощника. Он густо покраснел и попытался вскочить с места, но не удержался на ногах и плюхнулся обратно в кресло, которое издало под его весом протяжный скрип. Капли пота выступили на его обвисших щеках и лбу, он засуетился, не зная, что предпринять в первую очередь — промокнуть лицо платком или попытаться ещё раз отдать мне честь.
«Как же он работает с такими телесами? Неудивительно, что следствие топчется на месте. — невольно подумалось мне, но в слух сказал. - Сидите. Давайте лучше сразу перейдем к делу».
- Что вас интересует? - спросил он и от любезного, если не сказать, елейного тона, его щеки заходили ходуном.
- Меня интересует картошка, огурцы, помидоры… - начал перечислять я, загибая пальцы, а лейтенант посмотрел на меня округлившимися от удивления глазами. «Сколько ему лет? - вдруг подумал я. На вид ему можно было дать, и тридцать, и все пятьдесят, но в таком почтенном возрасте человек не может быть так туп. Непроходимо туп. Вот и ответ на вопрос — почему дело не расследовано, а преступник всё ещё похищает детей и спокойно разгуливает на свободе». - Ну конечно, что ещё может меня интересовать, как не дело, по которому я сюда приехал?! - процедил я сквозь зубы.
- Да, да, конечно. - он снова тяжело поднялся, сбрасывая с себя оцепенение и пыхтя полез в сейф.
Я чуть не расхохотался, когда увидел тоненькую папочку под номером «21». Да у меня сведений больше в десятки раз.
- Так мы всё послали вам в город. - сказал он. - На изучение.
Некоторое время мы пялились друг на драга, он с непониманием, я с изумлением.
- И вы не сделали копий?
- У нас нет копировального аппарата. - развел он руками.
Стоявший у порога и до сих пор молчавший практикант присвистнул.
- Прямо прошлый век. - сейчас даже дети понимают, что можно было снять хотя бы на телефон.
- Молодой человек. - возмущенно вскинулся лейтенант. - Я попрошу вас соблюдать…
Я не дал ему договорить.
- Мы приехали сюда выяснить обстоятельства дела. - сказал я примирительно, хотя всё внутри меня кипело от гнева. - Так давайте начнем. Кстати, а где остальные ваши коллеги? В рапортах фигурируют многие фамилии. Есть те, кого я знал лично и был о них весьма высокого мнения.
- Так многие в город перебрались. - пожал лейтенант плечами. - Кто на пенсию ушел. Кто хлебное местечко нашёл и вкалывает «на себя» - криво усмехнулся он, а в глазах его вспыхнул завистливый огонёк к более успешным и предприимчивым товарищам.
- Понятно! - выдохнул я, осознавая всю абсурдность ситуации — преступный мир разрастается, применяет новые методы мошенничества, совершенствует навыки и учится новым технологиям, а мы застряли в прошлом, особенно вот на таких окраинах. — И все «бегства» произошли, как только наклюнулось сложное дело?! Странно, всё это похоже на несостоятельность и дезертирство! — вспылил я. — Ну да ладно. Расскажите всё, что вам удалось выяснить.
Он нехотя оторвал свой зад от стула, протопал к подоконнику, где в кучу были свалены пакеты с едой, тарелки с засохшими корками, коробки от пицц, картошки фри и прочей снеди, рукой сдвинул всё это «богатство» в сторону и включил чайник, потом достал из тумбочки большой пакет со сдобой, вывалил его содержимое на большую тарелку и поставил на стол.
Мы с Сергеем молча наблюдали за его манипуляциями, недоумевая, как можно так наедаться? Меж тем чайник вскипел, и на столе появились чашки с пакетиками «Липтона». Михаил Иванович разлил кипяток по кружкам и подвинул ближе к нам угощение.
- За чашкой горяченького, легче и рассказывается и слушается. - заявил он.
Сергей от сладостей отказался наотрез, я тоже не притронулся к разносолам, а вот чай пил с удовольствием, жидкость текла в желудок, согревая, и тело, и душу.
Игнатенко начал с самого начала, но в целом ничего нового не поведал, всё это я уже читал в документах. Пока он вещал, я подошел в окну, прислонился лбом к стеклу и надолго погрузился в размышления, краем уха улавливая скучные и мрачные повествования.
- Окей, понял я всё. - прервал я лейтенанта. - Ничего дельного вы нам рассказать не можете, показать тоже. Придётся начинать все сначала.
- Ну как же? - засопел он. - Я вам столько рассказал…
- Ага, словно детективный роман пересказал. - Я потер лицо ладонями, понимая, что документов нет, опросов-допросов актов — нет, а главное, версий и планов, куда двигаться и с чего начать, тоже нет.
- Дайте мне список похищенных детей, даты их исчезновения, время, адреса, имена родителей, где работают, кто бывал в доме, где и с кем дети гуляли… В общем всю хронологию и подробности жизни. Надо понять каков принцип отбора детей, масштаб местности и прочие аспекты. Возможно — кто-то мстит родителям, а может обнаружится какая-то связь между семьями или детьми. И дайте мне карту района.
Михаил Иванович почесал затылок.
- Так ведь все документы у вас! - напомнил он.
- Я не видел там таких данных.
Игнатенко молчал, поджав губы и закатив глаза, а я понял, что ничего этого и в помине сделано не было, и готов был дать этому жирному кретину такого тумака, чтобы он вылетел отсюда со скоростью света, но еле сдержался, чтобы не отчитать его по полной программе и лишь заметил:
- Голова дана вам, только на то, чтобы повышать благосостояние некоторых производителей продуктов — для другого она не пригодна? По окончании дела — советую вам уйти в отставку самостоятельно, не дожидаясь ответных мер.
Он как-то сразу сник, руки у него задрожали, тройной подбородок заходил ходуном.
- Между прочим, в Штатах например не принято чморить человека за его вес и внешний вид и унижать его достоинство.
- О, боже. - вырвалось у меня. - Дай мне, Господи, терпения и не введи во искушение!
- Я пришел недавно, поэтому еще толком не знаю всей правды. Только то, что успел прочитать.
Даже практикант понимал всю трагедию ситуации. Он ерзал на стуле и видно было, что едва сдерживается, чтобы не высказать своё мнение.
- Хотя бы телефоны родителей у вас есть? Обзвоните их и пригласите сюда. Надеюсь это-то вы сможете сделать?
- Обижаете, начальник, думаете мы тут в провинции совсем дурные?
Он схватил трубку, достал из ящика затисканный листок и начал набирать телефоны.
- Пока мы ожидаем потерпевших, - предложил я, - давайте прогуляемся по местным улицам.
- В дождь?
- В такую погоду?
И лейтенант, и практикант устремили на меня изумленные взгляды.
- Что нам это даст?
- Я хочу осмотреть местность, где по моим сведениям, произошли нападения на жертв.
- Но там не осталось никаких улик! - Игнатенко явно не хотел покидать свой кабинет, маленький, но теплый и сухой. - За полгода, если что-то и было, то давно исчезло.
- Благодаря вам, должен заметить, вашей халатности и тупоумию! - рявкнул я. - На ваших глазах, в вашем районе совершаются преступления, а вы распиваете чаи и набиваете своё брюхо вкусностями! Позор!
Лейтенант покраснел и глаза его налились кровью. Если бы не моё звание, он, наверное, врезал бы мне или выписал «леща». Сергей тоже выглядел недовольным.
- А ты, сопляк, решил слиться? Скатертью дорога. Хватит дискредитировать наши органы своим поведением.
Колосова возмутили мои слова, но оправдаться было нечем и он опустил голову, боясь встретиться со мной взглядом.
- Виноват. - промямлил он. - Больше этого не повторится.
- То-то же. - буркнул я и вывалился наружу.
Порыв ветра бросил мне в лицо пригоршню холодных капель, но я этому был только рад — жаркое и удушливое лето уже изрядно попортило настроение. Влажная и знойная погода создавали эффект парника, а с моим сердцем это было крайне губительно.
- Ближе всего к нам детская площадка, где пропала Кристина Рубцова. Её семья живет вот в той пятиэтажке. - лейтенант указал рукой на типичную «хрущевку», одну из пяти, выстроившихся в ряд. - И гуляла с няней здесь же, во дворе.
- Прекрасно. Отсюда и начнем.
Мы направились во двор. Сейчас здесь было немноголюдно. Возможно полуденный зной и дождь напугали нянечек, бабушек и родителей, выгуливающих своих детей. А может с тех самых пор в людях поселился страх за своих малышей. Но тогда это была зама, холодная и снежная, сейчас стояло лето. Нам предстояло вернуться в прошлое и
прекратился, словно по заказу, выглянуло солнце и стало невыносимо душно. Зато во двор высыпала ребятня со своими провожатыми.
Стараясь не привлекать к себе внимания я попросил своих коллег оставаться в «тени», возможно присесть на лавочку и понаблюдать за всем, что будет происходить. Игнатенко никто из присутствующих не узнал, что неудивительно при его-то работоспособности и «популярности», а Колосов был и вовсе новичком, поэтому два человека спокойно сидели под сенью старого корявого клена и пытались думать.
- Интересный факт. — изумился я. — Во дворе сидят незнакомые мужики, а никто не обращает на них внимание! И это в свете трагических событий последних месяцев?! Всем всё-равно или люди перестали верить в правосудие?
Я обходил площадку, тщательно высматривая мелкие детали, которые могли бы рассказать мне о том дне и задавал себе вопросы, например, откуда площадка просматривается лучше всего? Как часто преступник приходил сюда, чтобы изучить обстановку, разузнать всё о детях и их родителях. Тут мне пришла в голову мысль, что этот человек мог быть из здешнего круга обитателей. Возможно, что его хорошо знали, так хорошо, что он просто не мог попасть под подозрение. Сейчас я заметил, что взгляды всех взрослых направлены в сторону «подозрительных типов».
- Ну наконец-то. — вырвалось у меня. — Проявили бдительность и сознание. — Мы из города! — громко сообщил я всем присутствующим. По поводу того, что у вас творится в последнее время. — на лицах пробежала искра облегчения. — Если у вас есть, что нам рассказать, милости просим. Если — нет, то прошу вас не обращать на нас внимание и не мешать своими расспросами.
Народ поутих. Многие сорвались с мест и удалились так быстро, как только могли поспеть детские ножки маленьких воспитанников. И вскоре мы остались совершенно одни. Ну так даже и лучше, ничего не помешает ходу моих мыслей.
Я подходил к каждому дереву, посидел на всех скамейках, прошелся мимо киосков. Мне удалось найти самое идеальное место для обзора и возможных маневров - скамейка у самой горки и турникетов — спереди отличный обзор, сзади кусты сирени, за которыми вилась тропинка к проездной дороге. Дальше шли гаражи и уже за ними был хороший проход к домам с обратной стороны.
- А это значит, что преступник — местный житель, и человек одинокий. - делился я своими рассуждениями с напарниками.
- Ну, тогда его должны были все видеть — выдал дельную мысль Игнатенко. - Осталось только спросить у свидетелей, кто это был.
- Вряд ли вам скажут. - покачал головой я. - Этот человек настолько незаметен, что в глазах людей — это просто часть пейзажа. Давайте обойдем другие места преступлений.
Следующей нашей остановкой стал подъезд одного из домов, откуда исчез трёхлетний Кирилл. Здесь всё обстояло намного сложней — рядом находились мать и бабушка. Отец отсутствовал всего несколько минут, и этого хватило, чтобы мальчика похитили. О чём это говорит? Да только о том, что этот человек живет где-то рядом и сумел вовремя сориентироваться и начать действовать. В тот день была прекрасная майская погода, иначе бы поездка на дачу не состоялась — кому охота в майские праздники тащиться на огород, чтобы работать под дождем или ветром?
Следующим нашим адресом был деревенский дом, и не просто дом — хоромы. Однако мальчика похитили именно из-за забора, кованного с ажурным орнаментом, перелезть который было бы нереально физически, мне казалось — это невероятным. В ухоженном саду, просматриваемом через железные прутья, бегали две огромные овчарки, которые при виде нас насторожили уши и повернули в нашу сторону свои оскаленные морды.
- Соседи ничего не видели и не слышали возни или криков. - сообщил лейтенант. - Ребята тогда прошлись по всей улице, облазили весь двор. Была даже версия, что родители сами, намеренно или случайно убили сына. Но эту версию ни доказать, ни опровергнуть не смогли. Дело так и застопорилось. Он пропал первым и его долго не объединяли с другими делами. Это уже потом его присоединили к «группе». А первоначально работали волонтеры, дознаватели. Перерыли весь дом и двор — и ничего. Здесь много места, куда можно спрятать труп, а декабрь этой зимой был ветреный и снежный. Родители по весне в любое время могли его перезахоронить, сжечь и пепел развеять, да мало ли… Вполне возможно, что они не сразу обратились в полицию, а выждали некоторое время, чтобы замести следы. За ними была установлена слежка, но ничего подозрительного так и не заметили. А потом ребята ушли, и всё забылось. Дело пролежало на полке довольно долго. И только когда пришел я, достал его, просмотрел другие дела и решил приобщить в общую папку. Вот вы говорите, что мне всё равно, что творится здесь, а кто собрал все данные и передал их выше? Мог же просто забросить и успокоиться.
- Ага, согласился я. - рассматривая замок на калитке. - Только одна поправочка — последняя жертва. Как я знаю — пострадала семья известного бизнесмена, и вы побоялись огласки и скандала. С такими папашами дел лучше не иметь. Я не прав? - я искоса посмотрел на Игнатенко, и тот сразу скис.
- Отчасти прав. - он опустил голову, залился краской и сделал шаг в сторону.
- Да не отчасти. - я попробовал открыть замок, просунув руку через кованный рисунок и у меня ничего не получилось. - Я прав на все сто процентов.
Лиза Мишина пропала вместе с коляской из парковой зоны с аттракционами — единственной, которая находилась в этом районе. Центральная аллея и три карусели по обе стороны дороги. Здесь и спрятаться-то было негде. На момент пропажи девочке исполнился всего один год.
- Её воспитывала мать одиночка. - начал Игнатенко. - Но любовник, отец девочки, платил хорошие алименты, лишь бы об этой связи не узнала его жена. К тому же родители мамы — Ольги Максимовны — были люди обеспеченные по здешним меркам, и весьма влиятельные. Оба работали на местной швейной фабрике — он заведующим производством, она — руководителем отдела. Деньги, хоть и не столь великие, но обеспечить достойную жизнь дочери и единственной внучке вполне могли.
- Так что случилось в тот день? - спросил я.
- Был март. Стояла прохладная погода. Карусели еще не работали и в парке было немноголюдно. В этот день родные справили девочке первый день рождения, и пока убирали столы после гостей, Ольга решила прогуляться с дочкой, чтобы проветриться после сытного застолья. Мать села на скамейку, качая спящую дочь, когда услышала сзади хруст подтаявшего снега. Но не успела она обернуться, как к её лицу прижали салфетку и она мгновенно потеряла сознание. Когда очнулась, коляски рядом уже не было. Следов тоже обнаружить не удалось. Видимо преступник увез коляску по наледи, не оставляющей следов. Девушка сама пыталась разыскать дочь, так как боялась расстроить родителей, бегала по парку, по дорогам и дворам домов, а после обеда пошел снег с дождем и все улики, которые могли сохраниться, и вовсе канули в никуда.
- Камеры что-то дали?.
- Да какие камеры? У нас одна камера, у нашего поста. На остальные — денег нет.
- И что она показывает? - хмыкнул я. - Благополучно ли вы бегаете на обед?
- Зачем вы так, Борис Петрович? Почему вы всё время недооцениваете нашу работу?
- Какие преступления за последние время вы раскрыли?
- Так драку в магазине, утихомирили соседа, который не давал жильцам подъезда нормально жить, потому что всегда включал громкую музыку, ещё выгул собаки без намордника, которая покусала пожилую женщину…
- Хватит, хватит! - замахал я руками. - Вижу дел у вас невпроворот. Беру свои слова обратно. - усмехнулся я. - Но это никак не объясняет наличие камеры у вашего входа. Вам часто угрожают? Преступники нападают или шпана хулиганит?
- Да нет, в общем-то… Просто как повесили до меня, так и висит… Может жители сами в домах установили где, но мне это неизвестно.
Я сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
- Дурдом какой-то. - выдавил я.
Осмотр стальных мест преступлений мы оставили на завтра. Сейчас нам надо было встретиться с родными пропавших детей, которые должны были уже ждать нас в отделе. И действительно, как только мы подошли к зданию, нас окружила толпа мужчин, женщин, бабушек, молодых девушек и парней. Они заговорили все разом.
- Стало что-то известно о наших детях?
- Вы нашли мою дочь?
- Где мой сын?
- Почему ничего не делается в поисках наших малышей?
- Когда будут результаты?
- Всем тихо! - рявкнул я, пытаясь перекричать гомон. - Мы занимаемся вашим делом, но вы должны нам помочь.
- Мы уже всё сказали!
- Сколько можно?
- Столько, сколько нужно! - я показал рукой на вход и толпа двинулась следом. - Нам не достаёт некоторых сведений — это, во-первых, во-вторых, спустя время, вы могли вспомнить что-то, подумать, увидеть… Для следствия это очень важно.
Когда люди расселись по стульям, которые Игнатенко притащил из столовой, утихли и обрели возможность размышлять, я предложил опросить ещё раз их всех.
- Мы разделимся на три группы. Я дам вопросы, на которые вы постарайтесь ответить и ещё раз описать в мельчайших подробностях события того дня. Кто был рядом. Кто о чём говорил. Что показалось вам странным, но вы на этом не заострили внимания. Места здесь мало, но будем исходить из того, что имеем. Есть еще коридор и служебное помещение.
Я зачитал фамилии детей и распределил между мной, практикантом и лейтенантом.
Четыре часа мы беседовали с родными, затем строили версии, подводили итоги. Но так ничего нового и не узнали, кроме того, что уже нам было известно.
Однако список мы всё же составили.
1. Андрей Лисицин. 4 года. Декабрь. Коттедж.
2. Яна Осипова. 4 года. Январь. В магазине.
3. Кристина Рубцова. 5 лет. Февраль. Детская площадка.
4. Лиза Мишина. 1 год. Март. Парк.
5. Тимофей Глушко. 4 года. Садик. Апрель
6. Кирилл Ромашов. 3 года. Май. У подъезда дома.
И последняя похищенная — Настя Бойко, с родителями которой нам переговорить не удалось. Отец слег с сердечным приступом, а мать — Жанна, переборщила с успокоительным и снотворным, и теперь находится в реанимации. Других родственников у семейной пары не имеется, и нам остаётся лишь ждать, когда кто-то из них сможет дать показания.
Единственное, что удалось узнать Игнатенко, что семья ехала к друзьям на выходные, но по дороге Олегу, крупному предпринимателю, главе строительной бригады и директору крупного магазина, поступил звонок с работы. Пришлось вернуться, чтобы решить вопрос.
Пока глава семейства отсутствовал, жена пошла в магазин, чтобы купить дочери воды, так как день был знойный и девочка начала капризничать. Выбрав красивую бутылочку минералки и заплатив за неё, женщина вернулась в машину. Но не застав дочери, она не запаниковала, решив, что муж зачем-то вернулся и взял Настеньку с собой. Он не раз так делал, говоря, что наследница должна с детства впитывать в себя деловую атмосферу и знать бизнес, как свои пять пальцев.
Но, когда Олег Бойко вернулся к машине, раздраженный и взвинченный до предела отказом поставщиков, он плюхнулся на сиденье, завел мотор и уже собрался надавить на газ, когда Жанна в недоумении спросила, где дочь, он с удивлением уставился на неё, не понимая о чём она говорит.
- Я оставил её с тобой! И ты спрашиваешь меня где Настя? - рыкнул он. - В чём дело?
- Я только сходила за водой. - Жанна протянула ему бутылку. - А когда вернулась, её уже не было. Я подумала, что…
- Ты умеешь думать? - заревел муж, впервые повысив на супругу голос. - И ты сидишь спокойно и пялишься в телефон?! Никак не можешь насмотреться на тряпки?
- Так я же думала… - затравленно повторила женщина и на лице её отразился страх, а в глазах заблестели слёзы. - И что же нам делать?
- Вспоминай, кто был рядом! Может кто-то болтался около машины.
Жанна прижала пальцы к вискам, стараясь вспомнить обстановку на тот момент, но в голове образовалась огромная пустота.
- Я… я не знаю… не помню…
Не дожидаясь вразумительного ответа, Олег рванул в полицейский участок. Обезумевшие от страха родители ввалились в кабинет и тут у Рубцова старшего прихватило сердце, он упал в обморок, а впавшая в истерику женщина только и смогла сказать, что её дочь похищена.
Прибывшие врачи, констатировали обширный инфаркт у отца семейства и его срочно повезли в больницу, а несчастной матери сделали успокоительный укол, прописали снотворное, предупредив лейтенанта, чтобы он не беспокоил женщину до утра. А утром выяснилось, что Жанна Рубцова попала в реанимацию с острым отравлением психотропными средствами и снотворным. До настоящего времени оба родителя пропавшей Насти Бойко не в состоянии давать показания по состоянию здоровья.
Все детали и хронология событий были выстроены, но что делать дальше я не знал. И Игнатенко, и Колосов ждали от меня указаний, а я ничего не мог им сказать.
- Может отправимся по домам? - опасливо спросил лейтенант. - Время позднее, есть хочется невыносимо, дома ждёт жена и пацанки.
Я посмотрел на часы и присвистнул от удавления — время перевалило за одиннадцать вечера. И правда, только сейчас до меня дошло, что почти двенадцать часов мы не ели, и были погружены в работу без отдыха и перерывов. Да и усталость тоже давала о себе знать, ноги сделались ватными, голова кружилась, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.
- Пожалуй, действительно стоит прервать наше бдение. Сегодня мы всё-равно ничего не сможем больше сделать. Ты, Сергей, топай в гостиницу и скажи, чтобы приготовили ванну и ужин, а мне надо ещё несколько минут, чтобы обдумать кое-что.
На самом деле мне было неприятно признаваться, что напряженный день и духота вымотали меня окончательно, и мне нужно несколько минут, чтобы просто прийти в себя.
Когда оба покинули помещение, я открыл окно и подставил лицо легкому ночному ветерку, но и это меня не спасло. Я пожал плечами и отправился в гостиницу. В этот раз дорогу мне уже освещали уличные фонари, чему я был несказанно поражён, а небо покрыла беззвёздная ночная тьма. Трудовая неделя только началась, а я уже изнывал от жары и готов был бросить всё к чертям собачьим, лишь бы добраться до прохладного душа или ванны.
Я продолжал размышлять об этом деле, пока плескался в ванне. Думал, когда без обычного аппетита ел поданный мне суп и гуляш с картофельным пюре, не чувствуя вкуса. Меня клонило в сон, отчего все мысли начали путаться в голове, кружась, как мотыльки в сказочном мареве лунного света. Образы начали сливаться в один большой клубок и я боялся, что вихрь эмоций унесёт меня вдаль… или в высь, далеко отсюда.
Я попытался встать и пройти в спальню, но моё сознание отключилось, и я провалился в тревожный сон без образов и сновидений, тут же, за обеденным столом, подложив под голову руки и уткнувшись носом в столешницу.
Утро не принесло облегчения. Всё моё тело затекло и сотни иголок пронзали кожу. В комнате нависла тяжелая удушливая пелена. Я взглянул на градусник и поморщился, наблюдая, как красная колбочка ползет вверх. Вот уже и двадцать градусов, и это в семь-то утра, а что будет днём?! Я нырнул под душ, смывая холодной водой остатки сонного дурмана, заказал завтрак, и пока ел аппетитную курочку в остром соусе, перебирал в памяти события вчерашнего дня. Версий не было, и я решил всё-таки попытать удачу в остальных местах, где пропали дети. От посещения я не ждал ничего продуктивного, но кто знает, может придёт в голову какая мысль.
- Эх, как не хватает Женькиных советов. - посетовал я. - Сейчас бы сказал пару слов, и глядишь, начала бы вырисовываться картинка.
Пиликнул телефон оповещая, что пришло электронное сообщение. Я вздохнул, возвращаясь в реальность, достал телефон и прочитал послание от племянника: «Поссорился с Еськой, нет смысла ждать у моря погоды, иду искать работу. Вечером отпишусь».
В груди кольнуло нехорошим предчувствием, но я попытался успокоить себя тем, что молодые часто ссорятся, потом мирятся — дело житейское. Мы с Верой, кажется, до сих пор не вышли из подросткового возраста, и всё равно находим силы, и мириться, и решать проблемы. Всё так, но нехороший осадок затаился где-то в подсознании.
Я посоветовал ему не горячиться и не совершать поспешных решений, обещал перезвонить, как только будет время и отложил телефон. Но, как не настраивал я себя на рабочий лад, настроение упало безвозвратно, а с ним и боевой порыв к расследованию.
Я постучал в комнату Колосова и с неудовольствием отметил, что тот ещё спит. Ругать его не имело смысла, отчитывать — то же.
- Двадцать минут тебе на сборы, и жду на рабочем месте.
Он попытался скрыть зевок, встряхнулся как собака, протёр глаза и отчеканил:
- Есть! - и скрылся в ванной.
Мы обошли места остальных событий, и вернулись к обеду, чтобы в молчании и тишине составить рапорт. Коллеги смотрели на меня с надеждой, которой я не мог им дать. Мне бы хоть маленькую зацепочку, чтобы ухватиться за неё обеими руками и начать действовать. Кроме того тяжесть в сердце не отпускала, давило на грудь, не давая ясно мыслить.
В молчании мы провели последние часы, в молчании покинули кабинет и разошлись с Сергеем по своим комнатам. Игнатенко уехал чуть позже нас, демонстрируя всем своим поведением полное превосходство — вот он, мол, я, работаю допоздна, и если уж начальство не может ничего сделать, что взять с нас, простых работяг, у которых нет, ни средств, ни достаточного опыта для раскрытия таких сложных дел.
Мне хотелось ему что-то ответить, но я не мог. Быстрее поспешил в гостиничный номер, сгорая от беспокойства за племянника, от которого я так и не получил известий.
Не раздеваясь, я плюхнулся в кресло и набрал его номер. В ответ — тишина. Ну может пошел в душ, спит, помирился с девушкой… Но тревога била во все колокола. Я звонил и звонил, каждые пятнадцать минут, пока сон меня не сморил.
А ночью мне позвонили из больницы и сообщили, что нашли его в бессознательном состоянии у местного молодежного клуба, избитого и со шприцем в вене.
Тут же позвонил и Нестеров, приглашая меня вернуться в город и поспешить увидеться с парнем.
- На сей раз он очень плох. - мрачно сказал полковник. - Видимо ему здорово досталось. Выбиты передние зубы, сломаны ребра и отбиты почки. Да ещё передоз. Я вызвал лучших специалистов, но трудно сказать, чем на сей раз всё закончится. Машину я за тобой уже послал.
Я натянул на себя свежую рубашку, и забыв обо всех похищенных детях и преступлениях, ринулся навстречу машине, благо, что разминуться с ней я не мог, в район вела только одна дорога.
Небо затянуло тучами, поднялся ветер и стал накрапывать дождик. Но это было даже мне на руку, никто бы не обратил внимания на слезы на моём лице.
Дорога показалась мне вечностью. Степан Николаевич не лез ко мне с вопросами и соболезнованиями, тихо вел машину и только изредка информировал:
- Осталось двадцать минут… пятнадцать… десять…
Я влетел в палату задыхаясь от быстрой ходьбы, пот лил по моей спине, рубашка прилипла к телу, сковывая движения. Волосы мокрые, то ли от слез, то ли от дождя спадали на глаза и я тщетно пытался убрать их со лба.
- Лишь бы был жив! - молил я. - Лишь бы выжил!
То, что я увидел, повергло меня в шок. На кровати лежал Женька, но его трудно было узнать, лицо — кровавое месиво, руки все в гематомах и ссадинах, одна нога в гипсе, вторая иссиня-черная лежала поверх одеяла.
Я непроизвольно сжал кулаки. Почувствовав чьё-то присутствие, парень приоткрыл опухшие веки и застонав, пробормотал что-то нечленораздельное.
- Женьчик, дорогой, я обязательно найду того, кто это сделал. - я сжал его пальцы и с трудом сдержал поток возмущений, который готов был слететь с моих губ.
Он с трудом сфокусировал на мне взгляд мутных глаз и даже попытался улыбнуться, но разбитые губы не слушались, причиняли боль.
- Дядь Борь, - выдавил он из себя, - всё нормально. Не следовало тебе бросать дело. Кстати… - Женька закашлялся, на лице его выступила испарина. Я схватил с тумбочки марлевую салфетку и промокнул капли пота, собравшиеся лужицей над верхней губой. Парень плотнее стиснул зубы, сдерживая боль, но стон всё-равно вырвался из горла.
- Потерпи, дорогой, - прошептал я еле сдерживая слезы, - я аккуратно.
Глаза Женьки подернулись пеленой, и мне показалось, что он теряет сознание. Я подскочил, чтобы позвать врача, но резко остановился, посмотрев на племянника — я услышал его бормотание, такое, каким он всегда выдавал свои видения. Я наклонился и приложил свое ухо к его рту.
- Ритуал… - шептал он. - обычный ритуал. Только это не магия, а глупая, имитация, в надежде повлиять на ход времени. Она везде — тётка, которая была нужна, но стала стара и ушла со сцены… А надо вернуться… надо блистать… Вернуть себе былую славу… Учитель, педагог… как не хочется уходить… Литература… книги… и развитая фантазия… Обрати внимание на время преступлений… полная луна… она во всём виновата… она повсюду… она знает каждого… и каждый знает её… собаки — вот всё, что ей осталось. Они должны есть. О… кровь… впереди свет… наживка… - голос Женьки постепенно затихал и в конце концов голова его откинулась на подушку и он затих.
Я выбежал в коридор, зовя на помощь, ещё не осознавая значения сказанных мне слов. Я запомнил их, и подумаю над ними позже, когда пойму, что племянник в порядке и опасность миновала. И ещё я дал слово найти его обидчиков и наказать по всей строгости. Внутри меня всё клокотало от гнева и осознания своей беспомощности.
Врачи выставили меня из палаты и я наблюдал за их суетой вокруг лежащего на кровати моего племянника в щелку двери и кусал губы от волнения и страха.
Прошло не менее тридцати минут, пока врачи не покинули палату.
- Сейчас состояние его стабилизировалось, - сказал мне доктор, - но прогнозы не утешительные. Ослабленный наркотиками организм не справляется. - и он стал удаляться по длинному коридору, направляясь по своим делам.
- Почему его не переведут в реанимацию? - спросил я, останавливая молоденькую медсестричку, оставшуюся в палате, чтобы убрать салфетки, шприцы, бутыли из под лекарств и направляющуюся к мусорному баку, чтобы утилизировать отработанные материалы.
- Его нельзя шевелить. - ответила она просто. - Любое движение для него - смерть. - она пожала плечами, так естественно и даже кокетливо, как будто вела беседу со своим другом дома, в уютной обстановке за чашечкой чая. - Да вы не волнуйтесь. - она уловила сомнение на моем лице. - Ему делают все нужные процедуры, капельницы и уколы. Здесь пациенту будет лучше, чем среди стонов таких же бедолаг, что и он.
Она улыбнувшись, сжала мою руку и побежала дальше, цокая каблучками, а я стоял столбом, и в моей голове не было ни одной дельной мысли — они словно разом улетучились, а может мозг, слишком уставший и ошеломленный перестал их генерировать. И только когда я услышал из ординаторской оживленные голоса, встрепенулся и побрёл прочь. Для всего медперсонала — это только штатная ситуация, они и не обязаны убиваться над каждым пациентом, который вколол себе большую дозу наркотиков и которого побили такие же как он наркоманы.
Мне следовало вернуться в район и продолжить расследование, но что-то внутри меня протестовало. Мне нужно остаться и попросить Женьку рассказать в деталях, что произошло ночью. Я бродил некоторое время по улицам, пытаясь решить, что нужно сделать, когда племяш придет в себя, или вернуться в район и продолжить расследование, или передать это дело другому следователю. Я испугался, что Женькины слова сотрутся из памяти и поспешил в родное отделение, чтобы их записать и проанализировать.
Домой идти не хотелось совершенно. Видеть, как Вера переживает за моего родственника, смотрит на меня сочувственным взглядом и слышать, как она твердит, что предупреждала меня о таких вот последствиях, было невыносимо. Я боялся сорваться и наговорить кучу гадостей о которых потом бы пожалел. Я всё это понимал, но сейчас ещё не до конца осознал весь ужас происходящего.
- На этот раз всё! - твёрдо решил я. - Больше никаких предсказаний! Надо всерьёз взяться за его лечение. Отправлю его в санаторий, а потом в другой город, подальше от здешних дружков.
Понимал я и то, что он появился у меня, в чужом городе, меньше года назад и уже через несколько недель смог найти дурь и тех, кто ею торгует. То же самое случится в любой точке мира, где бы я его не спрятал. Надо повязать всех, кто в этом деле оставил свой след. По всему городу. По всей стране. По всему миру.
Ноги сами принесли меня в отделение. Я поднялся к себе в кабинет, предупредив дежурного, что меня нет ни для кого, захлопнул дверь и побыстрее постарался записать всё, что запомнил из предсказаний.
Вышло сумбурно, но детали я заполнил хорошо. Теперь осталось переварить всю эту информацию и соединить все ниточки в один клубок.
Я завалился на диван и намеревался провести здесь ночь, а утром вернуться в больницу.
Но утро принесло мне печальное известие — мой племянник скончался в пять часов утра.
- Организм не выдержал нагрузки. - сказал мне врач. - Какие будут дальнейшие распоряжения?
У меня пропал голос, вчерашние грёзы и мечты о лучшей жизни разлетелись вдребезги. Я стоял ошеломленный, с дурной головой, в которой мысли неслись с бешеной скоростью — что я скажу сестре? Как отреагирует Вера? Как мне себя вести? Как я теперь буду жить? У меня «горит» дело, а мне надо заниматься похоронами. Мысли скакали, а по щекам текли слёзы. Я стоял и ни на что не мог решиться.
- Борис, я знаю что ты здесь! - раздался стук в дверь, и голос Нестерова вывел меня из состояния ступора. - Открой дверь.
Я послушно щелкнул замком и впустил полковника в кабинет.
- Все расходы отделение возьмет на себя. - сказал он, похлопав меня по плечу. - Я лично прослежу, чтобы всё было организовано по высшему разряду. Если хочешь, устроим салют в его честь.
- Не надо, Антон Петрович! - поморщился я. - Он не любил шумихи вокруг своей персоны. У него были другие планы на жизнь.
- Как знаешь! - полковник как-то скис, плечи его опустились и он стал ещё меньше ростом. - Как нам всё объяснить Вере? Что ты скажешь сестре?
- А вам не кажется странным, что мы сейчас думает о том, как обелить себя?! Как объяснить окружающим, что мы здесь не при чем? Как следует выгородить себя? А не о том, что погиб молодой парень, у которого и семьи-то ещё не было! - полковник опустил глаза и молчал. - И что самое страшное — я минуту назад думал о том же самом. Не о том, как найти и наказать тех, кто связан с дурью! Не о том, что надо срочно принимать меры, чтобы избавить город от этих негодяев, которые у нас под носом вершат такие дела! Не о молодежи, которая находится в группе риска! Не о том, что мы способствовали этой смерти! А о том, что скажут люди. А еще о том, что мы сами будем делать без его советов!
- Ну, это ты загнул! - пошел в атаку Нестеров. - Отдел по борьбе с оборотом наркотиков работал и работает в полном объёме!
- Честь им и хвала! Но не нам с вами! Что бы не спросить Женьку о том, с кем он контактирует, где достаёт, как рассчитывается… Мы подталкивали его к этому, ждали ответов и помощи, каждый раз наивно полагая, что вот, последнее дело и всё!.. А потом ещё одно дело, и ещё одно, и ещё и ещё.
- Что уж теперь об этом говорить! Мы с себя вину не снимаем! А сейчас возьми себя в руки и позвони сестре и Вере!
Похороны прошли тихо. Народу было немного — мы с Нестеровым, Вера, Даша, наша дочь, и убитая горем моя сестра Алёна. Позже к нам присоединилась Есения. Она не проронила ни слезинки, но её вид говорил о многом. Девушка стояла с каменным лицом и молчала. Так же молча бросила горсть земли на крышку гроба, и так же молча удалилась, а я не посмел её остановить.
Дома Вера накрыла стол, мы выпили, принялись за еду, которая казалась пресной и безвкусной. Разговаривать нам было не о чем. В такой мрачной звенящей тишине слышен был только звон тарелок и звяканье ложек. Все избегали смотреть друг на друга, и эта трапеза превратилась в кошмар для каждого, кто здесь присутствовал.
Наконец стол опустел и Вера, даже не скрывая облегчения ушла на кухню мыть посуду.
Алёна встала из-за стола, посмотрела на портрет сына, стоящий на тумбочке, расположенной так, чтобы его было видно со всех сторон. Восковая свеча потрескивала и бросала блики на фотографическое лицо чуть улыбающегося парня, полного сил и желания жить. Его глаза, казалось, смотрели в душу, чуть с прищуром, насмешливо и вместе с тем ободряюще, словно говоря: «Жизнь чертовски хороша во всех её проявлениях».
Сестра долго и пристально смотрела на своего ребёнка, потом быстро отвела глаза и подошла ко мне, чуть сжав руку выше локтя.
- Спасибо, тебе, Боря. - сказала она так тихо, что я еле расслышал её слова.
- За что? - выдохнул я. Мне показалось, что она догадалась обо всём что мы все скрывали, а может знала с самого начала, но отчего-то это утаила. Моя же совесть кричала во всё горло.
- Ты приютил моего мальчика, был ему как отец. - её слова звучали искренне, и я немного успокоился. - Я знаю, ты пытался бороться с его пагубной привычкой, и не твоя вина, что Женя не смог преодолеть свою страсть.
Я промолчал, как последний трус, оправдывая себя тем, что не стоит матери знать всю правду, ни о её сыне, который даже не пытался завязать с наркотой, ни о брате, который не выполнил своих обещаний. Но смотреть ей в глаза я не мог и был рад, что она решила не оставаться здесь ни минуты, и попрощавшись с присутствующими, поехала на вокзал.
Даша тоже отправилась домой, Нестеров неуклюже и как-то излишне поспешно попрощался и ретировался, как только представилась возможность. Мы остались с Верой вдвоём. Когда за последним гостем закрылась дверь, она бросила мыть посуду и отправилась в спальню, чтобы побыстрее заснуть. Я остался один на один со своими мыслями.
Помаявшись некоторое время, я вызвал такси и отправился в район — лучшее средство от депрессии — работа. Тем более, что племянник, в своих последних словах упомянул, что не стоит оставлять дело надолго и дал некоторые инструкции, которые мне следовало обдумать на свежую голову, а дома всё напоминало о нём. Что говорить, за это время я привык к его незримому присутствию, и в качестве кухарки, и в качестве домработника, и в качестве советчика. А что теперь? Мне долго ещё будет казаться, что все будут винить именно меня в его смерти, хоть и постараются это отрицать. А мне ещё предстоит разобраться кто виноват в его гибели, и кто у нас тут наркобарон. А это работа не на один день, и даже не на месяц. Как только я раскрою похищения детей, подам рапорт и переведусь в отдел по борьбе с наркотиками. Но это дело надо завершить однозначно, хотя бы в память о Женьке.
Ночь выдалась душной и темной, я уперся головой в стекло и смотрел на мелькающие за окном дорожные столбы, разметки, сменяющиеся домами, высокими и обычными, а в голове была пустота, словно все мысли выдуло ветром. Тоска и грусть.
Я поднялся в свой номер в четверть пятого и лег на кровать не раздеваясь. Мне казалось, что я не смогу уснуть ещё много-много дней, буду пялиться в потолок и корить себя за потерю племянника, есть себя поедом, но на удивление, даже не заметил, как уснул. И в первые за долгое время, спал спокойно. Мне снился Женька. Он стоял на высокой горе, а внизу плескалось море. Он раскинул руки в стороны и запрокинув голову, подставив лицо ветру.
- Смотри, дядь Борь! - кричал он не оборачиваясь. - Как здесь красиво и свободно! - потом он повернулся и его глаза были полны счастья, а губы растянулись в довольной улыбке. - Ты вспомни, что я сказал тебе. Всё так и есть. Реши задачу, она тебе по плечу, а мне надо отправляться в путь. Будь счастлив, не кори себя понапрасну… и прощай!
- И тебе, племяш, светлого пути! - ответил я, утирая слезы. Вздрогнул и проснулся.
Вся подушка и даже одеяло были мокрыми от слёз. Вот бы знать — это мои мысли нарисовали такой сюжет или всё же есть жизнь после смерти?!
Я не стал будить коллег и сообщать, что вернулся и готов продолжить расследование. Умылся, и оставшись в одних трусах, чтобы не свихнуться от жары, засел за размышления. Мне предстояло осознать, что говорил Женька и начать действовать.
Погода удивила — внезапно разразилась настоящая грозовая буря и сразу стало свежо. Я распахнул окно и подставил лицо каплям дождя. У ног тут же образовалась лужа и я с удовольствием наступил на нее босыми ступнями. Запах озона, прохладный природный душ, порывистый ветер, немного меня освежили.
- Предаваться унынию и жалости будем потом, а пока надо начинать работать. - я встряхнулся, сделал несколько упражнений, отбросил все посторонние мысли и снова углубился в думы.
Около часа я провел над записями с последними словами племянника.
- Итак, - начал я проговаривать вслух свои умозаключения, - преступления совершаются раз в месяц на полную луну. Ритуал. Мистика. - я просмотрел данные и убедился, что Женька, как всегда был прав. Почему мне самому это не пришло в голову?! - Ну конечно, такое постоянство говорит о том, что преступник забирал детей не просто так, а чтобы… чтобы что? Известная личность, которую знают все — учитель школы или детсада. Стоп… литература. Учитель литературы или воспитатель, который вел в садике уроки по чтению. Ну вот и личность, которую знают все. Здесь, и школа одна, и садик один. Непременно с таким человеком должны были столкнуться все. Старость… Одинокая тётка, без семьи и детей, отдавшая любимому занятию лучшие годы жизни… да что там — всю осознанную жизнь. Ушла на пенсию? Ну и конечно все сразу забыли о её существовании… Обида? Желание отомстить? Жажда вернуть молодость и красоту? Но ведь это абсурд чистой воды… Какой ритуал можно провести, чтобы вернуть, и то, и другое? Средние века какие-то. Она что, пьет кровь младенцев, чтобы стать молодой? Ну хорошо, а трупы? Куда она их девает? Бабулька, божий одуванчик, ни у кого не вызывающий подозрений… Ну а как же соседи? Неужели ни слышали криков, не почуяли запах разложения?
Спустя еще полчаса, я с уверенность мог сказать, кого следует искать. Я нарисовал её психологический портрет, понял её мотивы, и мне кажется, даже увидел её портрет. Я был уверен, что узнал бы её из тысячи, даже если впервые бы встретил её на улице.
Я выглянул в окно, чтобы убедиться, что погода наладилась. Небо всё ещё было хмурым, но дождь прошёл. На асфальте виднелись огромные лужи. Может следует подождать, когда дорога просохнет, а пока немного вздремнуть? Но я тут же отмел эту мысль, хотя соблазн был велик.
- Если я сейчас дам слабину, то позже буду презирать сам себя. - пытался я себя взбодрить. - А главное, потом будет ещё сложнее взяться за работу. А мне надо скорее решить этот вопрос и заняться наркодилерами.
Я плеснул в лицо ледяной воды, взглянул на часы — четверть двенадцатого, и отправился навестить своих коллег в участок.
Но столкнулся с запертой дверью.
- Ну и где их носит? Неужели умчались по работе? Может допрашивают родителей Брайко?
Я хотел позвонить в ординаторскую, но отчего-то помедлил, если моих «красавчиков» там нет, как я буду выглядеть?
Я не стал никому названивать, а вернулся в гостиницу и постучал в дверь Колосова. Он открыл не сразу. А когда его сонная физиономия появилась в дверном проёме, я опешил — стажер только что не протирал глаза ото сна.
Мне сразу вспомнился Женька, пацан, который рисковал жизнью каждый раз, когда нужна была информация и который сообщил на смертном одре то, что успел увидеть, превозмогая боль и слабость, стоя на самом краю, в то время, как «маменькин сынок», который избрал своей профессией помощь людям, беззаботно спит в гостинице, ест и пьёт за счет государства.
Увидев меня, он явно перепугался, засуетился, начал оправдываться тем, что много думал об этом деле, не спал почти до утра и вот случайно заснул.
- Ну, и что надумал? - спросил я с полуусмешкой. - Выдай свои доводы.
Он засмущался, побежал в комнату, чтобы одеться, хватая всё подряд, носки, штаны, футболку, суетливо роняя на пол, то одно, то другое. Я терпеливо ждал. И когда, наконец, он предстал передо мной во всей красе, я указал ему на дверь.
- Бери свой чемодан и катись ко всем чертям домой! - я старался цедить слова сквозь зубы, чтобы не сорваться, хотя в душе у меня кипели такие страсти, что в любой момент мог взорваться, как воздушный шарик…
- Ну, простите меня, Борис Петрович! - начал лебезить он. - Я думал… Мы с Игнатенко думали, что без вас не стоит ничего предпринимать, чтобы не сделать ещё хуже…
- Пшёл вон! - прошипел я, изо всех сил стараясь успокоиться. - Дуй домой, пусть мамка тебе сопли подотрёт!
- А что будет с моим дипломом? - начал напирать он. - Дайте мне хотя бы характеристику.
- Характеристику, говоришь? - я расхохотался во весь голос. - Я дам тебе такую характеристику, что до конца дней своих не отмоешься! Лучше вали быстрее подобру-поздорову.
- Ну я же пять лет учился! - теперь я видел его истинное лицо — гонористого пижона, за которого всё решают родители, лентяя и лоботряса. - Кто мне вернёт деньги? И времени столько потратил. Зря выходит?!
- Зря! - мотнул головой я.
- Да вы что себе позволяете? - начал кипятиться он. - Я сейчас позвоню папе…
- Тебе сколько лет — двадцать три, двадцать пять, что ты бежишь к папе? Своего мнения нет? В войну пацаны моложе тебя уже жизнь отдавали за Родину!
- Да вы достали уже про войну вспоминать! - он явно лез на рожон. - Времени уже сколько прошло! Да и была ли она, война, так страшна, как вы её описываете?! Да и победу помогли США и Великобритания одержать!
Тут я не выдержал и врезал ему по слащавой вышколенной физиономии, вложив в удар всю злость и отчаяние, которые накопились во мне за последние дни. Он отлетел к стене, съехал по стенке и распластался на полу, прижимая руку к разбитому носу, заскулил как мальчишка, впервые получивший оплеуху.
- Вы не имеете права меня бить! - пустил он слезу. - За это можно нарваться на крупные неприятности! Это можно квалифицировать как нападение на беззащитного человека! Вам светит до пяти лет лишения свободы! И штраф!
- Это мы ещё посмотрим! - я потирал ушибленную руку и недоумевал, что это стало с нашей молодёжью?! - А если ты сейчас не уберёшься, я сам вызову полицию, и тогда никакой папа тебя уже не спасёт!
Он поднялся, схватил чемодан и направился к двери. В проходе, подойдя ко мне вплотную, он, втянув живот, попытался протиснуться мимо меня, с опаской глядя на мои руки.
- А деньги на проезд? - спросил он, приоткрыв дверь и в любую секунду готовый дать стрекача. - Или вы мне такси вызовите?
- До города час с небольшим, а по прямой и того меньше! Дойдешь, не помрёшь. - хмыкнул я. - Можешь позвонить папе!
Вся спесь сошла с него, как змеиная кожа.
- Может мы забудем всё, что сейчас произошло? - спросил он с вызовом. - Я никому не расскажу об инциденте, а вы не будет меня прогонять? Без меня вам будет трудно!
- Справлюсь! - буркнул я, вытолкав его взашей.
Он некоторое время скребся в дверь, уныло прося впустить обратно, а потом его шаги стали удаляться, и вскоре я услышал звук захлопываемого автоматического замка.
Я оглядел комнату. Так и есть — на журнальном столике стояли грязные тарелки с остатками пищи, тут же на полу и на импровизированной скатерке виднелись пятна от пролитой жидкости, крошки обильно «украшали» ковёр, апельсиновые и лимонные корки засохшей горкой валялись тут же, скомканные грязные салфетки виднелись рядом с урной. Пластиковые мятые стаканчики, были разбросаны на столе, а у окна стояли две пустые бутылки водки.
Как же муторно стало на душе. Вот так уйдут старые кадры, и заменить их будет абсолютно некем. Я сел на диван и набрал номер Игнатенко. Услышав пиликанье, я не сразу понял, что звон раздаётся из соседней комнаты. Вот оно как! Спелись два дружка, вернее — спились!
Я ногой открыл дверь и засунул голову в щель. Вот он, красавчик, лежит поперёк кровати лицом вниз, поверх одеяла, в мятых штанах с голым пузом, складки жира выпирают из под ремня и свешиваются с матраца, как бесформенная масса дрожжевого теста из кастрюли. Зрелище настолько неприятное, что меня передёрнуло от отвращения. Запах стоял здесь отвратительный, затхлый, кислый. Я подошел ближе и увидел следы блевотины, растекшейся вокруг головы, с мясистых губ стекала слюна… Я с презрением отвернулся. Как можно настолько нажраться, чтобы не доползти до туалета!
- Зато какое чувство собственного достоинства он демонстрировал в своём кабинете совсем недавно. - покачал я головой и заперев дверь на ключ, вернулся в свой номер.
Прошло около двух часов, прежде чем за стеной послышался стук падающего столика. Я догадался об этом по звону разбитой посуды, гадёныш неверной походкой направился в туалетную комнату, смыть с себя грязь и мерзостные испражнения. В этот момент я корил себя за то, что не снял на камеру доблестного служителя правопорядка вверенной ему территории. А ведь достаточно было показать снимок в местной газете или разместить его в соцсетях и этому жирдяю пришёл бы конец — разъяренные жители не оставили бы камня на камне в его рабочей конуре.
Вскоре я услышал неясное бормотание, потом, отборный мат, когда лейтенант понял, что попал в не очень хорошую ситуацию.
- Сейчас он наверняка пытается понять, куда делся собутыльник, - подумал я, - и где взять опохмел. Он ещё не осознаёт в какую задницу загнал сам себя. Ничего — будет ещё время для озарения.
Я прождал еще минут тридцать. Но в комнате воцарилась тишина. Как всё-таки иногда бывает здорово иметь фанерные стены. И тут я услышал мерное сопение почти за стеной, Игнатенко перебрался в зал и продолжил отсыпаться, наплевав на все дела, совершенные преступления и свой служебный долг.
Я больше не стал даром терять время. Предстояло опровергнуть или подтвердить слова племянника и свои домыслы. Я спустился по лестнице, предупредил администратора, чтобы ни в коем случае без меня не открывали восьмой номер и вышел на улицу.
Сейчас мне казалось, что преступление уже раскрыто, осталось только нанести пару визитов в местные учреждения и можно сдавать дело. Первым своим посещением я наметил контору местной управляющей компании, простым языком — ЖЭУ.
Встретила меня полная женщина, в кримпленовом платье прошлого столетия и стеганой жилетке — и это в такую-то жару. Несмотря на обильно политые духи, от неё несло потом, табаком и супом — типичная провинция. Волосы её, сожжённые пергидролью прилипли ко лбу, а ярко-красная помада расползалась по маленьким морщинкам вокруг рта, и от этого казалось, что дамочка только что, как вампир пила кровь.
Пытаясь дышать мелкими вздохами, чтобы амбре не так сильно попадало в нос, я представился и задал вопрос, от которого зависело как быстро я продвинусь в поиске.
- Чем обязана столь высокому вниманию? - промурлыкала она нараспев, а в глазах сверкнуло опасение.
«Эх, было бы у меня времени побольше, устроил бы я вам тут ревизию с разбором полетов. Но времени как раз и не было».
- Мне необходимо найди человека, сходного с таким описанием. - я протянул ей бумажку, и она вздохнула с облегчением.
- Сейчас, сейчас. - проворковала она, впиваясь взглядом в строчки. Затем на её лице отразилась глубокая задумчивость и дамочка впала в ступор на целую, как мне показалось, вечность. Наконец она вздрогнула, вернувшись из оцепенения и быстро- быстро заморгала куцыми накрашенными ресницами. В какой-то момент, я испугался, что её хватит тик, но всё обошлось. - Я могу на вскидку дать вам адреса троих, подходящих под описание. Записывайте.
Я схватил блокнот с карандашом и уставился на неё в ожидании. Она некоторое время мочала, потом, подставив ступеньку к стеллажам, потянулась к самой верхней полке. Платье её поднялось до критического уровня, зацепившись за массивные бёдра, и я отвел глаза в сторону, чтобы не лицезреть довольно пикантное и весьма не эстетичное зрелище.
Она вытянула две толстенные папки, грохнула их на стол, отчего поднялась пыль и чихнув пару раз, принялась перекладывать какие-то бумаги. Я думал конца не будет моему ожиданию. В горле запершило, из носа потекло, голова разболелась. Но мои муки были наконец вознаграждены списком из трёх адресов.
Она же, кокетливо потянула меня за ворот рубашки и проведя ногой по моей правой голени, проворковала:
- А что сегодня делает такой импозантный мужчина? Не хочет ли он прогуляться по улице или сводить даму в ресторан?!
- А где вы видели здесь ресторан? Не та ли это забегаловка за углом, где подъезд утопает в грязи, а пьянчужки устраивают ночлег?
Она отпрянула от меня как от прокаженного и надув по детски губки буркнула:
- Какой грубиян! Ну мне это даже нравится! - она вновь заулыбалась во весь рот, обнажив несколько гнилых зубов, рядом с золотой коронкой. Её пухлая, морщинистая рука крепко обхватила мою шею, но я спокойно и решительно от неё отстранился.
- Я при исполнении! И сегодня вечером тоже буду работать. Вы сами дали мне адреса, а их нужно проверить.
И я с милой улыбкой, похожей больше на оскал, вышел на улицу.
Некоторое время я судорожно вдыхал чистый воздух, чтобы изгнать из себя дурные запахи и только когда дыхание восстановилось, а голова перестала болеть, я направился в сторону первой пятиэтажки, сверяясь с адресом, который мне вручила бухгалтер, она же паспортистка, она же администратор ЖЭКа.
Дверь мне открыла женщина преклонного возраста, в замызганном рваном халате и грязном платке на голове, откуда высовывались седые, давно не мытые, нечесаные патлы. От нее тянуло застарелой мочой, старостью и плесенью. Я посмотрел вглубь квартиры, надеясь, что обстановка поможет мне определить, та ли это женщина, которую я искал.
Но это была одна из тех квартирок, имеющих мизерные коридоры, за которыми не видно ничего, что помогло бы мне определиться. Я постоял в нерешительности несколько секунд, потом извинившись, повернулся и отправился прочь.
- Не может та, которая бережет молодость, выглядеть как опустившаяся немощная бомжиха. - решил я. - Нет, мне нужна не эта подозреваемая.
И я отправился по другому адресу, благо, нужная квартира находилась в соседнем подъезде. Но как всегда, на самом верхнем, пятом этаже. Вот те, кто строил эти дома не думали, что сами могут оказаться под крышей? Я, тренированный человек среднего возраста, поднялся к пятнадцатой квартире запыхавшись и истекая потом. Мне пришлось некоторое время потолкаться на площадке, чтобы немного отдохнуть и унять сердцебиение. Потом всё-же нажал на звонок и стал ждать.
Вот только не хватало мне, чтобы Негоды Антонины Сергеевны не оказалось дома. От того, чтобы тащиться сюда ещё раз, мне стало дурно. Я давил и давил на кнопку звонка несколько минут, в надежде, что хозяйка квартиры прилегла спать или плохо слышит, но уже понимал — жилище пусто, и худшие мои подозрения подтвердились. Кусая губы от досады, я спустился вниз. Лавочки возле подъезда не оказалось, пришлось пройтись по двору туда-сюда. Однако и здесь мне не повезло — район словно вымер. Ни одного человека. Не удивительно, в самую-то жару…
Мне ничего не оставалось делать, как отправиться по третьему адресу, не терять же время понапрасну, а вдруг эта бабулька загремела в больницу, с давлением например, или вообще уехала на дачу или к детям?
Третья квартира была на втором этаже и я поблагодарил всех богов, что мне не придется испытывать свой организм на прочность. Здесь оказалась обычная, добротная жестяная дверь без звонка. Осторожно постучав, я приготовился ждать, но шаги раздались сразу, и милая, вполне импозантная дама в розовом шелковом пеньюаре в пол, с окрашенными седыми буклями предстала на пороге, благоухая цветочными сладкими духами, что впрочем подчеркивало её интеллигентность и усиливало шарм.
- Слушаю вас, молодой человек. - слегка склонила она голову в полупоклоне. Её бархатный голос завораживал и мысли мои потекли в другом направлении. Мне представилось, что эта дама из высшего общества, артистка или певица - и я никак не мог начать разговор. Дама, я никак не мог назвать её иначе, улыбнулась и сделала лёгкий шаг назад, словно кружась в танце, пропуская меня внутрь квартиры. Я вошел в помещение и словно попал в сказку. Золотисто-зеленые стены, лепнина на потолке, люстра причудливого переплетения стекла и металла, камин, который я сначала принял за настоящий, так мастерски он был сконструирован и изящно вписывался в интерьер. Золотистого цвета с ажурным узором диванчик и два таких же кресла. «Стоят наверное, целое состояние. - подумалось мне». Такой-же зеленый ковер с крупными цветами орхидей, нога в котором утонула в ворсе.
- Я разыскиваю человека, женщину, которая работала когда-то в садике или школе и которая живёт в этом районе.
- Как интересно. - воскликнула она, и я опять поразился её мягкому тембру. - Чем вызван такой интерес?
- Да нет, ничего особенного, просто администрация города, вернее отдел культуры… - начал на ходу сочинять я, - решили учредить премию для работников школ и садиков, которых выберут ученики. Это должны быть любимые преподаватели, которые следят за собой и идут в ногу со временем. Но, я так понимаю, что вы работаете где-то на телевидение или в театре?.. К тому же педагогу должно быть не менее шестидесяти лет.
Она лучезарно улыбнулась и её лицо словно засияло.
- Вы мне льстите! - кокетливо отмахнулась она. - Мне уже скоро семьдесят и я как раз работаю в школе — веду уроки пения и подрабатываю в садике музыкальным руководителем. Хотя, вы правы, я закончила консерваторию, но неудачное замужество перечеркнуло мои амбициозные планы. Муж пил, а потом ещё и пристрастился к азартным играм. Вскоре нам пришлось продать квартиру за его долги и бежать сюда, в очень-очень спальный район, чтобы скрыться от преследователей, с которыми он не сумел расплатиться, даже после продажи недвижимости. Спросите, почему я не ушла от такого субъекта? - я кивнул, пораженный её проницательности. - Сначала любила. Сильно любила. Потом думала, что смогу помочь побороть свои пороки, а после жалела — он абсолютно был не приспособлен к жизни. А в тридцать с небольшим он умер — сердце не выдержало таких стрессов. Детей у нас не случилось, да и слава богу, какое бы он оставил генетическое наследство?! А я с тех пор так и живу здесь. Большая квартира мне одной ни к чему, зарплаты хватало, чтобы поесть и сделать неплохой ремонт. Ходить мне некуда, в город уже и не езжу совсем. Вот только с детьми и отвожу душу — они мое всё! А отдыхаю вот здесь, создала свой райский уголок милый сердцу и наслаждаюсь жизнью.
- Так вы ещё работаете? - спросил я, поражаясь этой женщине и её духу.
- Конечно. Если бы не работа, я сошла бы с ума от скуки и воспоминаний.
Я лихорадочно решал, может ли эта дама быть убийцей и похитительницей детей и не мог представить её, заманивающую малышей к себе домой. Лоск обстановки, ни пылинки, ни пятнышка, что непременно должны были остаться при таком преступлении. Но всё же проверить стоило.
- Я могу помыть руки? - спросил я.
- Да, да, конечно. Проходите. - она открыла дверь в совмещенный санузел и включила свет.
Ванна, темно-бордовая, с парой стеклянных полочек, на которых, как я вообразил ставилась бутылка хорошего вина и фрукты, когда Ангелина Антоновна принимала ванну. Телевизор под стеклом напротив, Такая же бардовая ширма, скрывающая от глаз унитаз… и такая же стерильная частота кругом.
Я вытер руки о благоухающее белоснежное полотенце и мне показалось, что на нём остались мои грязные отпечатки, хотя я намылил руки от души. Больше мне нечего было здесь делать. Я распрощался, пообещал прислать анкету для участия в конкурсе и стыдливо ретировался, чувствуя вину за свой обман.
Чистота может быть именно от того, что она «работает» с кровью. Но зачем ей это? - размышлял я. - Она преподает, выглядит потрясающе и вполне смирилась со своей жизнью.
Остаётся вернуться к последней подозреваемой. Ну, может стоит немного отдохнуть и перекусить, заодно выпустить бедолагу Игнатенко? Сюда можно вернуться вечером, наверняка жиличка, если с ней всё в порядке, уже вернётся домой. К тому же смутные мысли интуиции твердили мне, что это она — та самая.
Я отправился в гостиницу и заказал себе целый тазик холодной окрошки. Мне было абсолютно плевать, что подумает обо мне повариха, главное, я млел от удовольствия и готов был замурлыкать как кот.
Рассыпавшись в благодарностях, я направился к номеру Игнатенко, повернул ключ в двери и встретился с ним лицом к лицу, озверевшим и готовым напасть и растерзать любого, кто войдет к нему в номер. Увидев меня он осёкся, я понял, с каким трудом он себя сдерживает. Руки его мелко тряслись, лицо красное и потное, выдавало сильное похмелье.
- Ддобрый ддень, товарищ подполковник! - процедил он сквозь зубы, отступая назад в комнату, и со всего маха плюхаясь на диван, который натужено заскрипел под его весом. - Меня закрыл ваш подопечный и куда-то слинял. А я не могу выйти. Тут уж я не виноват.
- Да, слинял он домой. - поморщился я, оглядывая помойку, которая уже стала испускать гнилостные миазмы. - Ну, если упустить должностное нарушение правил, пьянка в рабочее время и спаивание младшего по званию, то надеюсь вам удалось продвинуться в деле, хотя бы в мыслях? Раз не хватило времени на уборку за собой, должен же ты был, Михаил Иванович, чем-то заниматься всё это время.
Спесь вмиг слетела с лейтенанта как заячья шуба во время линьки. Он с унылым видом потер лицо.
- Ну виноват я. - он вдруг резко вскочил, и я даже успел удивиться его резвости, рубанул себя по горлу и заорал, словно его терзали телесные муки. - Да хоть режьте меня, хоть жгите! Надоело мне вся здешняя житуха — сплошное гнилостное болото! Яма выгребная! Я бы стер с лица земли весь этот район, к чертям собачьим! Никому ничего не надо, ни за себя заступиться, ни соседу помочь!
- Знаете, даже в городе не всегда на такое преступление попасть можно. - осадил его пыл я. - Что ж скуку свою в дело не пустишь? Или на это голова нужна, жирком мозги заросли?! - я начал выходить из себя и негодование вот-вот должно было выплеснуться наружу. - Я за полдня узнал больше, чем вы с Колосовым за неделю. - тут я покривил душей — мой энтузиазм держался на предсказаниях племянника, а такой форы у Игнатенко не было. Как не было, ни опыта, ни желания работать, ни умения мыслить логически.
Я позвонил в столовую и попросил принести ледяного ядреного кваса и любой инструмент для уборки. Когда молоденькая горничная постучала в дверь, и водрузила поднос с несколькими запотевшими бутылками темного напитка, Игнатенко схватил бутылку, ловко свернул крышечку и на одном дыхании осушил полтора литра - даже я поразился его способностям.
Он крякнул и блаженно потер затылок, разминая затекшую шею. Затем, уже медленнее открыл вторую бутылку и тоже опрокинул в себя. Некоторое время он сидел закрыв глаза и откинувшись на спинку дивана, а потом ожил, икнул два раза и лицо его приняло вполне осмысленное выражение.
Я молча протянул ему оставленные горничной ведро и веник, и он вздохнув, принялся за уборку. А пока он пыхтел, собирая мусор, я излагал ему детали дела, которые сегодня обнаружил, опуская конечно сведения, полученные от Женьки. Михаил Иванович, ворочал веником, изредка косясь в мою сторону и удивленно -одобрительно шлепал губами. Как только я закончил, он плюхнулся рядом со мной на стул и отдуваясь проговорил:
- Как вам удалось придумать такую версию? Что вас навело на такие мысли?
- Да на кой черт тебе эти сведения? Опыт и постоянная работа мысли.
- Так чего мы сидим? Давайте пойдем и разузнаем все об этой бабке? — три литра выпитого кваса и работа со шваброй окончательно выветрили из его головы похмелье и он, воспрянув духом, рвался в бой.
- Погоди, не мельтеши. - я жестом остановил его порыв. - Я только что оттуда. Но никто не открыл мне дверь.
- Так я кажись знаю эту бабенку. - он задумался. - Это не та ли придурочная, что ходит кормит по дворам бездомышей?! Собачек там разных... И кстати только псовых — котов она терпеть не может.
- Собак говоришь. - в голове моей мелькнула идея прозрения. Я даже вскочил с места и зашагал по комнате от двери к окну и обратно. Игнатенко следил за мной взглядом. - Вот теперь я знаю точно — это наша. Куда же ещё девать кости и остатки тел пропавших.
Игнатенко охнул и разом вспотел. Губы невольно затряслись, а глаза чуть не выкатились из орбит.
- Да я в два счета найду эту тварь. Пойдемте — её надо арестовать.
- Но сначала проверь по своему компу, может что-то накопаешь о ней.
- Да проще ребятам позвонить, что до меня работали, уж они-то наверняка и так знают здесь каждого. Тем более я слышал о местной сумасшедшей, спускающей пенсию на корм собачьим.
- Видимо кормежка ей достается бесплатно. - заметил я. - И я даже не уверен — так ли уж она любит псинок, или это просто удобный предлог отвести от себя подозрения и утилизировать трупы.
Пока Игнатенко занимался сбором информации о Негоде Антонине Сергеевне, я отправился в свой номер собраться с мыслями. Стояла полуденная жара. Солнце было в самом зените. Несмотря на выпитую чашку крепкого кофе, в сон клонило неимоверно. Глаза, словно засыпанные песком, всё время норовили закрыться.
Я промучился еще пару минут и решил вздремнуть, ежели что, лейтенант в миг разбудит. Отставив пустую кружку из под кофе, я прилег на диван, но несмотря на усталость, уснуть не удавалось. В голове крутились нехорошие мысли, воспоминания, выматывающие душу. Я промаялся четверть часа, встал, померил шагами комнату, посидел на стуле, снова переместился на диван.
Время тянулось невыразимо долго и муторно. Надо было чем-то занять себя в ожидании сведений, рубить сгоряча и действовать наобум я не привык. Я начал бестолково перекладывать папки с делом с места на место, вытер несуществующую пыль со стола, в третий раз уселся на диван, закрыл лицо стопкой актов допросов, что до сих пор держал в руках, да так и забыл положить на место и закрыл глаза.
- Да пошло оно всё к черту! - решил я. - Сейчас я все-равно ничего сделать не смогу, а с такими мыслями буду как вареная тряпка, когда нужно будет действовать.
И я разувшись, растянулся на диване, подложив под голову всё туже стопку бумаг и на этот раз. мигом провалился в сон.
Мне снилась баба Яга, конечно не та, что в сказках, без ступы и метлы, без костяной ноги, но от этого не менее злобная и агрессивная. Она нападала на меня, гонялась с лопатой, чтобы сунуть в печь и сжечь, а я просил её вернуть мне племянника или показать путь, дать заветный клубочек, чтобы я мог отправиться в тридевятое царство на его поиски.
И тут зазвонил телефон. Сонные грезы мечтаний вмиг разлетались прочь.
Я потянулся к телефону, брызнув на себя остатками воды из кувшина, чтобы разогнать тяжелую сонную одурь и взбодриться. Звонил Игнатенко. Ну конечно, пройти сотню метров от отдела до гостиницы для него непосильная трата энергии. Ну, может что-то дельное откопал, хоть оправдание ему будет.
- Товарищ подполковник. - начал он. - Я тут пошарился по сайтам магов, колдунов, волшебников, экстрасенсов и прочей подобной ерундовины...
- Давай короче. - поторопил я.
- Да вы не представляете сколько их таких, которые морочат людям голову, обещая после проведения ритуала золотые горы. Но для этого нужны, жертвоприношения, заклинания и т. д. и т. п.
- Собирайся, продолжишь по дороге.
На улице сразу пахнуло жаром, я ослабил горло рубашки и вытащил бутылку воды, предусмотрительно купленную в киоске напротив участка. Выпил разом, и бросил пустую тару в урну.
- Давай рассказывай о своих изысканиях.
- Я не поленился и созвонился с одной из таких ведьмочек. Знаете, что она мне рассказала?
- Откуда? - встрепенулся я. - Я таким вещам не верю. А значит и не интересовался никогда.
- Есть такой один очень действенный метод, стать моложе сразу на несколько лет. Но для этого нужно принять ванну, хорошо сдобренную кровью юных девушек. Ритуал проводится в новолуние. Вот только девушки должны быть девственницами.
- Но наша мадемуазель крадет не юных дев, а детей, причем обеих полов.
- Ну, наверное, она решила перестраховаться. - я удивленно посмотрел на него.
- Что, поехавшая крышей Салтычиха?
- Смешно вы сказали. Салтычиха, да еще поехавшая крышей... Ну да не важно. Нужны девственницы. А где вы сейчас найдете девственницу старше шестнадцати-семнадцати лет? Где гарантия, что девушка невинна?
- А ты умеешь думать, если захочешь. - похвалил я коллегу.
- Дети надежнее. Да и думаю, в голове нашей бабки возникла бредовая мысль — чем младше, тем быстрее будет результат, и тем больше можно скинуть лет. А то, что в ход пошли и мальчики, так дети в таком возрасте почти бесполые. Да и возможно, просто представился удобный случай. Новолуние — оно длится всего несколько дней, а пропустить ритуал — подобно провалу всего цикла. Пришлось бы начинать все сначала.
- Боюсь, что нашу «молодуху» не представится возможности осудить. Наверняка её признают невменяемой, и в худшем случае она проведет остаток своих дней в чистой палате с мягкими стенами, казенной кормежкой и прогулками во дворе. - сказал я вздохнув. - А дети, которые даже вырасти не имеют теперь возможности, насладиться детством и сделать что-то полезное для семьи и страны, уже никогда не получат этого второго шанса… как и их родители… которые не испытают радости материнства и отцовства, не увидят, как взрослеют их чада, не погуляют на их свадьбе, не смогут нянчить внуков… - на глаза навернулись слёзы. - Но нам надо делать свое дело. Хорошо, теперь мы знаем с кем будем иметь возможность познакомиться. А там как решит суд.
- Самый гуманный суд в мире. - грустно вздохнул Михаил Иванович.
Вот он — обычный жилой дом — панельная хрущевка… которая хранит зловещую тайну одной из жиличек, возомнившей себя всемогущей ведьмой, способной повернуть время вспять.
Руки мои вспотели от волнения и я незаметно обтёр их о штаны.
- Табельное оружие при тебе? - спросил я Михаила Ивановича.
- Нам бы не оружие надо бы взять, а какой-нибудь оберег… или талисман… Что там в таких случаях помогает? - смущенно пробубнил он. - Ну на худой конец серебряные пули…
- С такими на оборотней ходят. - хмыкнул я.
- Так наша воспиталка и есть оборотень. - невесело возразил он. И в этом он был прав. - Бывают оборотни в погонах, а бывают, оказывается, и вот такие. - продолжил философствовать он.
- Ты что же, серьёзно полагаешь, что наша преступница ведьма? - удивился я. - Это в двадцать первом-то веке?!
Игнатенко был настроен скептически. Но, напомнив ему, что мы имеем дело с обычной, выжившей из ума пенсионеркой, которой какая-то экстрасенша, к которой Негода, возможно, обратилась со своей проблемой, запудрила мозги пенсионерке, в надежде сорвать неплохой куш, если молодившаяся учительница закажет обряд, и постаралась вселить в неё хоть немного оптимизма. Однако денег у Антонины Сергеевна не было — ну какая там пенсия? - и поэтому она решила заняться самодеятельностью, яро веря в результат.
- Это обычный жилой дом, обычный этаж, с обычными жильцами-соседями, обычная квартира. - говорил я, но украдкой наблюдал, как лейтенант периодически сплевывает через левое плечо, стараясь оставаться незамеченным.
Подъезд переживал не лучшие времена, облупившаяся краска, кривые надписи и такие же корявые рисунки на стенах, которых я не заметил в первый раз. Теперь я внимательней осматривал обстановку подъезда. На пролетах лестничных клеток стеклянные поллитровые банки, лопавшиеся от окурков, пепел, раскиданный по всему полу, грязные потеки на ступенях, плевки и мусор...
Мы поднялись на пятый этаж.
Дверь оказалась добротная, жестяная, со множеством замков. Я взглянул на часы — стрелки показывали шестнадцать двадцать восемь. Как время может идти так быстро, когда это совсем не к месту, и как оно умудряется так тянуться, когда нужно поспешить.
- Звони. - скомандовал я вполголоса.
Лейтенант переминался с ноги на ногу, не решаясь надавить на кнопку.
- Не дури. Жми давай.
- Может мы просто войдем, по тихому?
Я на секунду задумался, а потом решив, что это неплохая идея, отошел в сторону, чтобы дать возможность лейтенанту воспользоваться отмычкой.
- Ох, и влетит нам, если об этом узнает прокурор. - засомневался я.
- Не узнает! - шепнул Михаил Иванович. - Старая карга просто забыла запереться.
Провозившись минут пять, Игнатенко поднялся с колен.
- Готово! - я услышал лёгкий, почти неуловимый щелчок и вздрогнул.
- Если она дома — наше появление должно выбить её из колеи. Если её нет — нам никто не помешает осмотреться.
Я потянул на себя ручку и стараясь не издать ни звука, переступил порог.
Дверь бесшумно закрылась и мы очутились почти в полной темноте, оградившей нас от внешнего мира.
После солнечного света, полумрак квартиры показался кромешной тьмой. Я некоторое время стоял в крохотном коридорчике слушая, как Игнатенко пытается сдержать дыхание. Я почти уловил биение его сердца и был приятно удивлён, что не слышу за спиной иных звуков.
Не кстати мысли в голове потекли в философском направлении - вот один район, стандартные дома и квартиры, три женщины одинакового возраста и социального положения, но какая разница в образе жизни и мышлении. Я вспомнил Ангелину Антоновну и мне сразу стало как-то теплее на душе.
Однако напиравший сзади своим животом лейтенант, заставил меня двигаться вперед. Скоро глаза привыкли к темноте и я начал продвигаться увереннее. Стандартная планировка — ошибиться невозможно, я делал шаг за шагом, аккуратно, затаив дыхание.. Почти сразу у входной двери — вход в уборную. Скорее всего - «совмещенка», потом поворот налево в жилую часть квартиры.
Мы тут же погрузились в запах трав и заварок, к которым примешивался неприятный запах гнили или прелой земли. Я слышал, как лейтенант за моей спиной шумно сглотнул воздух, словно принюхиваясь к следу как взаправдашняя ищейка.
В комнате кто-то был — конечно, Негода Антонина Сергеевна, кто же ещё?! Мы появились в тот момент, когда она была занята проведением очередного ритуала.
Полумрак и горящие свечи добавляли атмосфере таинственности и колдовства. Неужели бабка и впрямь ведьма — мелькнула мысль, но я тут же её отбросил — не надо путать истинную магию и преступную веру в свое могущество. Я пробежал глазами по антуражу и понял, что передо мной — сумасшедшая, начитавшаяся бредовых книг по магии и истинно поверившая в спасительный омолаживающий ритуал. На полках старой стенки-горки вместо книг, стояли самоучители по магии, руководство омоложения через ритуалы, как открыть в себе способности экстрасенса и другая подобная литература... на столе стоял невесть откуда принесенный череп какого-то животного с одним обломанным рогом, черный лоскут материи на столе в центре комнаты, вокруг которого стояли плошки с зажженными свечами. На окнах — тяжелые драпированные шторы, то ли темно-синего, то ли черного цвета... разбросанные по комнате чадящие пучки трав на фарфоровых тарелочках... стены расписаны какими-то знаками, пентаграммами и иероглифами... на дальней стене — большой перевернутый крест.
За столом сидела женщина, облаченная во все черное - оборванное тряпье, как мне показалось вначале и которое на поверку позже, оказалось молодежным брендом. Волосы, ресницы, губы — все черного цвета. Я решил, что на ней надет парик, а ресницы приклеены. И на всем этом «великолепии» контрастом выступала бледная кожа, словно перед нами был не живой человек, а покойница. Даже в таком полумраке видны были морщины, рассекающие лоб и щеки, а вокруг рта и носа сотни мелких складочек выдавали человека далеко за шестьдесят.
Она не сразу почувствовала постороннее присутствие, шепча с закрытыми глазами непонятные слова и слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Но в какой-то момент она сбилась, вздрогнула и очнулась. Её глаза уставились на меня в упор. Старушенция смотрела не мигая и в её взгляде плескался страх и удивление, непонимание и ошеломление.
Мы молча пялились друг на друга и никто не задавал вопросов, без слов понимая, что настал тот самый миг.
Спустя несколько безумно длинных, бесконечно тянущихся секунд, она бесшумно поднялась из-за стола и переваливаясь как утка с ноги на ногу медленно двинулась в нашу сторону. Поравнявшись с Игнатенко, так и топтавшимся за мной, она неожиданно резко дернулась и резво рванула в коридор. И уже через мгновение оказалась на лестничной площадке, захлопнув перед нашими носами дверь. Мы опомнились лишь тогда, когда в замке щелкнул ключ, повернувшись на три оборота.
- Какого черта. - взревел Игнатенко, бросаясь следом за бабкой и с остервенением дергая ручку двери. - Вот курва старая!
На поверку дверь оказалась куда крепче чем можно было себе представить, а вставленный ключ с той стороны блокировал все попытки лейтенанта вскрыть замок.
Я снял пиджак и повесил его на спинку стула, расстегнул рубашку, и окликнул Игнатенко, который все ещё копался в замке, намереваясь его открыть.
- Остынь, Иваныч! Давай осмотримся. Когда ещё выпадет случай найти улики.
Игнатенко только развел руками.
Я позвонил Нестерову и доложил обстановку.
- Сложно. - ответил он. - Пока мои доберутся — она двинет куда-нибудь, что и не найдешь. Тем более описание мутное — парик, ресницы — это можно снять. Черное платье переодеть. И кто там окажется под всем этим — вопрос.
- Ну так её фото однозначно есть в школе или садике.
- Браво. - воскликнул он. - Ты можешь мыслить ясно, а вот я что-то за последние дни скис.
- Я тоже не совсем в форме. - пробубнил я. - Но работа есть работа. Стоит поговорить с бывшими её коллегами. Уж они-то должны знать куда могла податься новоиспеченная «пиковая дама». Это я могу сделать и сам — главное, вытащите нас из этой грёбаной квартиры, там разберёмся дальше. А мы пока тут осмотримся.
Обговорив последние детали с Нестеровым, я позвал Михаила Ивановича.
- Включай телефон. Будешь снимать. - велел я. - Начнем с ванной.
Я включил свет в зале и пока Игнатенко настраивал видеосъемку, ещё раз оглядел комнату. Ничего особенного, исключая мрачный антураж, но это так, баловство — главное, я знал, ждало нас в другом месте.
- Готово. - шепнул он, почему-то сорвавшимся на хрип голосом.
- Ну так идем.
Я открыл дверь и шагнул в ванную. Меня тут же обдало тошнотворным запахом, а я ещё ничего не успел разглядеть, попав из темноты в свет. Едва сдержав рвотный позыв, я зажал нос рукой.
Увиденное взорвалось в голове тысячами хлопушек, мозг начал пульсировать, в глазах потемнело, липкий пот потек по спине, волосы встали дыбом, по рукам побежали мурашки. Чтобы не свалиться в обморок или не броситься наутёк, пришлось схватиться за умывальник, чтобы устоять на ногах. Так я простоял минуту, а может быть пять минут, десять, не чувствуя времени.
Сознание медленно возвращалось ко мне. Я обнаружил себя всё так же стоящим у раковины, и едва смог разлепить одеревеневшие пальцы. Игнатенко в комнатке не было, но характерные звуки доносящиеся издалека, я услышал сначала как сквозь вату, потом всё ясней и отчетливей.
Я оторвал взгляд от своих рук, перевел на ванну и меня вновь замутило.
Все стены, некогда светло зеленые, были забрызганы кровью. Потёки начинались у самого потолка и стекали по стенам до самого пола, теперь уже почерневшими запекшимися ручейками. Сама ванна была наполнена побуревшей жидкостью почти наполовину. У моих ног разрезанные, исковерканные, будто их трепало клыками дикое животное лежали ручки ребенка, а закатившаяся под унитаз, растерзанная голова маленькой девочки взирала на меня единственным уцелевшим глазом, будто спрашивая: «За что?». Вырванный с мясом клок белокурых волос лежал рядом, утопая в крови. Правая часть лица была цела, на ней ещё сохранилась мягкая нежная кожа ребёнка, вторая половина блестела костями черепа.
- Где тело, где вторая рука, где ножки? - прохрипел я, с ужасом замечая, что мои собственные ноги стоят в кровавой луже невинного ребенка.
Я попытался перешагнуть на единственный сухой участок пола, высоко задрав ногу, но не удержав равновесие, попытался поставить ногу на носок и поскользнулся, рухнув на пол, больно ударившись затылком об угол стиральной машины и потерял сознание.
Открыв глаза, я тут же зажмурился. Яркая потолочная люстра светила мне прямо в лицо. За окном догорало вечерняя заря, и закатное солнце через окно казалось багровым. Сознание прояснилось, а вместе с ним пришла головная боль. Я поморщился, ощупывая бинты и одновременно пытаясь вспомнить события, предшествовавшие моему состоянию. Память выхватила кровавые картины пятнадцатой квартиры и я вымученно застонал.
- Что, Борис, тяжко тебе пришлось? - услышал я со стороны знакомый голос — так и есть — Нестеров, собственной персоной. - Ты лежи, отдыхай. Ребята тут уже сами вовсю орудуют.
- Что произошло за время, пока… - я пытался подобрать слова, но в голове всё плыло.
- Пока ты там отлеживался, лейтенант Игнатенко провел осмотр и сообщил нам последние новости по смартфону. Всё осмотрел, описал и снял на камеру.
Я скосил глаза в его сторону. Лейтенант важно восседал на кресле у окна, жадно лакал чай, закусывая дюжиной пирожков, которые лежали на тарелке рядом с ним. С довольным видом, чувствуя себя героем дня, он поведал, что трофеи ведьма хранила под кроватью в своей спальне.
- Вся комната была замызгана кровью. До самого потолка. - вещал он. - Я заметил, что из-под грязной лежанки — трудно назвать эту мебель кроватью сочится бурая дорожка и, рискуя утонуть в нечистотах, опустился на колени. - тут его голос дрогнул и он откашлялся, прежде чем продолжить. - Там в мешках из под мусора были гниющие части тел… детских… порубленных топором или распиленных пилой… по которым ползали личинки… Когда я вскрыл один мешок — чуть не задохнулся от гнилостного запаха. Жара превратила… я не знаю как правильно описать то что увидел… куски мяса во вздувшееся, мерзостное желе! Милые маленькие тельца превратились в зловонное текущее месиво. Мне даже пришла в голову мысль, что лучше бы она оставляла фрагменты лежать просто так, а не в плотных пакетах, может быть на воздухе все это высохло бы, мумифицировалось… А еще весь холодильник был забит мясом… в пакетах и просто так. А на плите стояла кастрюля с вареными кусками… там и пальчики были, и ножки и обрубки рук. Я как это увидел… - он еле сдержал всхлип и выступившие слезы. — чуть с ума не сошел!
- Дайте угадаю. - произнес я. - Этими останками с вареным мясом и костями, старуха кормила собак. Просто здорово! Под носом у всех жителей! И ещё срывала комплименты за заботу о бездомных животных.
- Ну, надо сказать,- перебил меня Нестеров, - за последние месяцы жители не особо разгуливали по улицам, боялись за детей. Из дома предпочитали не выходить без надобности. Детей провожали в школу и из школы, и запрещали гулять по одиночке или без взрослых.
- Однако, помогло это мало! — все разом пожали плечами. — Что тут скажешь! А как я здесь оказался?
- Так я вас на балкон выволок. — спокойно сказал лейтенант. — Чтоб не задохнулся. Потом уже ребята сюда доставили. Правда одежду пришлось выбросить — отстирать такое невозможно, да и запах ничем не изведешь. Полковник привез новую одежду, должна подойти. — я кивнул. Мне казалось, что и я сам насквозь пропитался смрадом сгнившей плоти — каждая клеточка моего тела кричала, молила о помощи: «отмой меня»!
- Мне срочно нужно в душ! — скривил я нос, иначе ещё раз отключусь от этого зловония. Вы узнали, куда она могла податься?
- Я опросил учителей. - Нестеров скорчил кислую мину. - Никто конкретно ничего не знает, но вроде как у неё есть дача километрах в тридцати отсюда. Ребят я уже послал. Ждём результата. Её доставят прямо к нам. Доделывай здесь дела и возвращайся. И ты, Игнатенко, можешь к нам присоединиться. Твои заслуги никто не умоляет. Твоя территория, тебе и заканчивать работу.
Лейтенант как-то сразу подобрался, втянул живот и лицо его приняло торжественное выражение, приправленное гордостью.
- А вот товарищ подполковник меня недооценивает. - произнес он и губы его задрожали, словно он вот-вот заплачет, а сам он превратился в обиженного ребёнка.
На меня это произвело сильное впечатление, от удивления, что душа Михаила Ивановича оказалась настолько ранимой.
- Мне пора возвращаться. - поднялся со стула полковник. - А ты возвращайся в строй. Работы предстоит еще непочатый край. Главное — родители. Многие ещё надеются увидеть своих чад живыми.
Я лишь хмуро отмахнулся — встречаться с родственниками — самое ужасное в моей работе.
- Михал Ваныч! - позвал я, когда Нестеров удалился, и тот, расхваленный полковником, с остатками важности на лице, мигом возник передо мной с сосредоточенной миной. - Собери родителей на завтра. Тебе предстоит важное задание — сообщить им о судьбе их детей. Пригласи психолога, похоронную службу. - весь лоск сполз с лица лейтенанта и он как-то сразу сник, потускнел, словно за тучу зашло солнце. - А может вы? - с надеждой спросил он.
- Ты здесь начальник — тебе и флаг в руки. - я глянул на него, паника плескалась в его глазах и мне даже стало его немного жаль. - Я буду рядом! - он с облегчением вздохнул.
- Я пойду писать отчеты. - засобирался он боясь, что я передумаю, суетливо схватил бумаги и выскочил за дверь. - Я зайду за вами рано утром. - раздалось из коридора под топот удаляющихся шагов.
Я остался один на один со своими мыслями. Гнал от себя ужасные события и видения минувшего дня.
- До каких пор по земле будут ходить вот такие безумные жестокие люди, ради собственной выгоды, ради призрачного исполнения своих желаний, готовые на всё?! До каких пор будут гибнуть невинные дети, которые не успели ещё ничего повидать в жизни?!
Я думал о превратностях судеб, о несправедливости, о смысле жизни, стоя под горячим душем. Намыливался ещё и ещё, смывая всю грязь с души и тела. Наверное вылил на себя тонну воды и только тогда вышел из ванны.
В состоянии расстройства и нервных мыслей, я пролежал до утра не сомкнув глаз, отметил, что давно не встречал рассвет дома, с родными, занятый своими делами. А может надо пригласить Веру сходить куда-нибудь в театр, ресторан или на худой конец в кино… Но спустя десять минут, мои мысли потекли в другом направлении. Теперь они стали похожи на растревоженный улей. Я вспомнил события последних дней. Ну вот как такое возможно?! Женьки нет и уже никогда не будет. Старая женщина, учительница и воспитательница детского сада — современный Джек Потрошитель. И ведь раскаяния ни в одном глазу! А если бы мы её не остановили, сколько она ещё угробила бы невинных душ?! Магия… Как можно так бездумно верить гадалкам?! А наша смена?! Дегенераты, которые не хотят, ни работать, ни учиться, такие, как мой стажер… Правда, Игнатенко под конец порадовал...
- Какого черта пролеживать бока? - спросил я сам себя. - Так можно додуматься черт знает до чего!
Рассвет за окном уже вступал в свои права. Красно-розовое небо было необычайно красивым. В молодости мы с Верой не раз выбирались на природу, и я каждый раз будил её, чтобы вместе встретить восход. Сначала она ворчала, сопротивлялась, но потом каждый раз благодарила меня за такую благодать...
Столовая еще не работала, и я, бросив последний взгляд в окно, тайком пробрался на кухню и заварил чай, настолько крепкий, что напиток казался густым. Запрета шариться по шкафам и холодильнику не было, но мне было совестно пользоваться гостеприимностью этого дома и я отправился в номер.
День обещал быть жарким. Может быть от мыслей, может от выпитого чая голова нещадно болела. Сердце готово было вот-вот вырваться из груди, дышать стало трудно.
- Вот дурак. - посетовал я на себя. - Знаю ведь, что такие эксперименты с напитками для меня опасны, совсем недавно получил обширный инфаркт, так нет же, надо усугубить ситуацию! Я засунул голову под кран с холодной водой. На какой-то миг стало легче. Даже появилась обманчивая бодрость. Но вскоре голова снова начала трещать по швам и я отправился в участок, чтобы быстрее составить отчет и, после встречи с родителями, рвануть домой.
Утренняя прохлада взбодрила. Я дышал полной грудью, понимая, что стоит солнцу встать в зенит, как воздух накалится, усилится духота и дышать станет почти невозможно.
- Надо ловить момент и поскорее разделаться, и с бумагами, и с этим делом.
Утренняя свежесть поглотила меня с ног до головы, я шел машинально глядя по сторонам и думая о своём. Дышать стало легче, а вместе с дыханием прояснилась и голова.
В кабинете воздух был тяжелый, какой-то затхлый. Пришлось открыть окно. Я высунул голову наружу и покрутил ею туда-сюда, разминая шею. Снова погружаться в бумаги и вспоминать это дело не хотелось, но желание поскорее убраться из этого ужасного места подстегнуло меня к действию и я двинулся к столу.
Бессонная ночь, нервы и нехорошие мысли сделали свое дело — спать хотелось неимоверно, а ещё больше хотелось есть. Я залез в стол Игнатенко и, конечно, сразу же обнаружил пачку печенья, вафли и пакет с сухарями, но ни один кусок не полез в горло, как только я вспомнил о встрече с родителями. Сердце сразу болезненно сжалось в груди и все пакеты полетели обратно на полку. Я заварил кипяток и пил его маленькими глоточками, когда в кабинет ввалился потный Игнатенко.
- Фу, - он вытер рукавом лоб и плюхнулся на стул, - я был у вас в номере и не застал… думал, что вы уехали в город.
- Я же обещал помочь до конца. — пожал я плечами.
- Честно говоря, мне не терпится увидеть нашу ведьму за решеткой. — вздохнул он.
- А я её там же, где оказались все жертвы — в зубах собак… Что с того, чего нам хочется? Наши хотелки всегда остаются только нашими хотелками.
Говорить нам больше было не о чем, и каждый занялся своими делами. Мы оба нервничали, так как нам предстояла самая ужасная миссия нашей работы, но не показывали вида. А ближе к обеду начали стягиваться родители.
- Уважаемые мамы и папы! — начал Игнатенко. Я видел, как трудно даются ему слова — даже голос изменился, то слишком громкий, то писклявый, то превратившийся в хрип больного.
- Давайте без антимоний. — раздался голос отца Кирилла Ромашова. — Говорите прямо, что с нашими детьми?
- Они живы? — спросила мама Лизы Мишиной — Ольга Максимовна.
- Дети погибли?
- Мы можем увидеть и забрать тела, чтобы похоронить как полагается, по-христиански?
Вопросы сыпались со всех сторон. Но задавали их одни и те же родственники.
Остальные, затаив дыхание, следили за разговором — возможно боялись узнать страшную правду, или же пытаясь оттянуть неизбежное, понимая в душе, что лучше ещё немного продлить надежду на лучшее и хоть пять минут оставаться в неведении.
- Дело обстоит так. — перебил я Михаила Ивановича, стараясь поскорее озвучить неприятные вести…
И я, опуская ужасные подробности, поведал людям о судьбе их детей. Я был готов, что родные взорвутся гневными криками, рассыпятся в проклятиях на голову жестокой соседки, будут взывать об отмщении, но в кабинете воцарилась странная гнетущая тишина. Я замер в ожидании, но посетители словно окаменели. Я стоял и ждал, хоть какой-то реплики, плача, гнева, проявления агрессии, или горя… но передо мной были каменные безжизненные лица, словно люди превратились в истуканов. По моему телу пробежали мурашки и мне вдруг самому стало нестерпимо страшно.
- Опознание невозможно. — процедил я сквозь зубы. — Но мы просим вас принести вещи своих детей, чтобы провести анализ ДНК. И только после окончания исследований и судебно-медицинских процедур, вам будут выданы справки о захоронении.
Моя речь закончилась, окутанная гробовым молчанием. Мне стало неловко, я не знал, что ещё сказать в такой ситуации, что сделать, куда деть глаза и руки.
- Мы приносим свои искренние соболезнования по поводу вашей невосполнимой утраты.
- Идемте. — подал голос отец Кристины Рубцовой и поднялся со стула. — Нам есть что обсудить.
Все присутствующие скорбной вереницей потянулись к выходу, кивком головы выражая мне признательность, когда проходили мимо меня. Я каждый раз опускал взгляд вниз, не в силах вынести напряжения и чувствуя себя опустошенным и слабым. Не моя вина, что к нам в отдел обратились за помощью слишком поздно.
- Не представляете, как я вам благодарен. — произнес лейтенант, опускаясь на стул, когда кабинет опустел. — Сам бы я мекал-бекал, не зная, что и как сказать. А то бы ещё и слезу пустил.
- Это лишнее. — просипел я и прокашлялся. — В нашем деле сантиментов быть не должно, хотя бы на людях. Иначе, вместо расследования, будут одни слюни. А если на суде ещё и подсудимые начнут оправдывать свои злодеяния тяжелой жизнью и безрадостным детством — вообще хана… Это уже дома можно повыть на луну, пустить слезу и побить боксерскую грушу…
А самому мне, как же хотелось кричать от боли. Как хотелось уйти в спасительный закат, забыться, уснуть, перенестись на другую планету.
Игнатенко кивнул, словно прочитал мои мысли и молча достал из под стола бутылочку коньяка. Я пожал плечами в знак одобрения и уселся напротив. Сейчас спиртное было просто необходимо. Первая стопка прокатилась благодатной волной. Я крякнул, повертел резную бутылку в руках, одобрительно хмыкнул.
- Пять звезд! Неплохой ты тут устроил бар.
- Так ведь после таких событий, как не пропустить стопарик? Чисто для расслабления нервов! — он уже хотел убрать свой трофей обратно под стол, но я попросил продолжить.
После третьей, как-то немного отпустило и начался задушевно-нравоучительный разговор, с примерами из жизни, с воспоминаниями и наставлениями.
- Ладно, - остановил я себя, - тебе рапорт надо составить, не ровен час — пригласят к нам, не долго же бегать ведьме по городам и весям. Наши ребята знают толк в поисках таких вот «бегунков». Если, конечно, она как настоящая ведьма не поселится в глухом лесу, в лачуге или землянке. Да и жить на что-то надо. А мне пора возвращаться — подготовить всё к суду. Свои отчеты писать.
- А давайте я, в благодарность за помощь, отчеты за вас сделаю. — предложил он. — Я это умею и люблю!
- Ну ты прямо золотой сотрудник. — мои глаза полезли на лоб. — Настоящим героем становишься в моих глазах.
Мы пожали драг другу руки и я вызвал машину.
А пока ждал, сходил в столовую, поблагодарил повара и помощницу, горничную и остальной персонал.
- Это мы вам благодарны! - в один голос заговорили они. — Вы избавили нас от такого ужаса! Пол года мы жили в страхе, в собственном доме как в тюрьме закрылись, косились друг на друга — понимали же, что это кто-то из местных — никто другой не будет приезжать сюда каждый месяц за новым ребенком. Да и чужака у нас всегда сразу видно — редкость большая, всегда на виду… Дай бог вам здоровья! — посыпались пожелания, обнимашки, поцелуи…
Я смущенный и польщенный одновременно, откланялся и быстро ретировался на улицу. А там меня ждал еще один сюрприз — около входа собралась толпа людей с плакатами со словами благодарности, мужчины пожимали мне руки, а женщины протягивали пакеты с пирожками, ветчиной, салом, банками с соленьями — всё домашнего приготовления, а кто-то даже подарил носки, рубашки, вышитые носовые платочки — в общем у кого на что хватило фантазии. Я расчувствовался, на моей практике — это первый случай такого внимания.
Я возвращался домой и несмотря на то, что дел предстоит ещё много - в душе разливался долгожданный покой. Может это сказывалась возвращение из ада в нормальную жизнь, а может просто накатила усталость и душевное опустошение, но под тихое бормотание шофера, я задремал.
- Грибной. - донеслись до меня слова Николаича. - Через день-два пойдут грибы. Вот бы смотаться к родителям в деревню — рыбалка, лес, озеро… и тишина. - я лишь промычал в ответ, язык словно прилип к нёбу и спросонья никак не хотел шевелиться во рту. - А что, Борис Петрович, давай с нами. Берите жену, и махнем в дикий край.
- Да мы с такого края и возвращаемся. - напомнил ему я, ежась на сиденье и стараясь устроиться удобнее. - Дикий — звучит как-то особенно тревожно и опасно. А вообще, я бы с радостью, но дело ещё не закончено и я не успокоюсь, пока эта шальная безжалостная ведьма не сгорит в преисподней! А потом можно, и в деревню, и на рыбалку. Да хоть к чёрту на кулички… А дождик в дороге — это хорошо, это к лучшему.
Прошло больше двух недель, прежде чем Негода Антонина Сергеевна была найдена и арестована. Как и ожидалась, она отсиживалась на даче, только не на своей, а на заброшенной, в том же садоводстве, только на соседней линии.
- Вот почему таким мерзким людям везёт? — думал я, читая сводки. — Она просто случайно наткнулась на брошенный участок с домиком. С соседями контакт не налаживала, а они в свою очередь думали, что пожилая женщина прикупила бросовый участок, чтобы отдыхать на природе и до поры до времени не лезли с вопросами. Жила Негода тем, что ещё росло на земле. Нашла старую одежду предыдущих хозяев и вышла к сельскому магазинчику, чтобы просить милостыню.
Садоводы помогали охотно — наверное вид бомжеватой бабульки вызывал у людей жалость, вышибал слезу и чувство сострадания. А может в нашем человеке живет извечная тяга помочь ближнему, стать для него благодетелем, возвыситься в собственных глазах и получить «баллы» добродетели. Негода не зверствовала, была рада любому куску пропитания и это нравилось людям — ей несли пироги, банки с селениями, тушенку, крупы… Когда её обнаружил спецназ, нехитрая кухонька ломилась от провизии. А ещё ей несли одежду, обувь, кухонную утварь.
Пошёл слух, что старую женщину бросил сын, уговорив мать переписать на него жилье, а после выставил за дверь без зазрения совести, как ненужный хлам. Сама же ведьма преобразилась, приоделась, отъелась. Голова не болела о деньгах, о том, как свести концы с концами. Что она собиралась делать зимой, вопрос пока не стоял.
- Поживём-увидим! — думала она. — Даже если найдут и посадят — так там постель, еда и душ будут всегда.
В отделе зашевелились, когда объявили о том, что ведьму поймали. Кто-то из бдительных соседей втихую навел справки, засомневавшись в честности новой хозяйки дачи, позвонил в полицию. Так её и повязали, прямо у магазина, что говорится на «рабочем месте», на глазах у людей, считавших женщину жертвой обстоятельств. Некоторые плевались, многие не могли поверить, что перед ними ярая рецидивистка-убийца, но нашлись и те, кто сочувствовал ей, говоря, что обстоятельства заставили её пойти на такие меры.
- Она же воспитатель и учитель! Как наверное её довели родители и дети, что она отправилась убивать!
- Это всё наше государство, прогнившее правительство и беспощадная система, которая выкидывает пенсионеров за пределы жизни, как только человек выработался и постарел.
Сама Негода не сопротивлялась, спокойно собрала дары, которые «заработала» за день, сложила в рюкзак и спокойно села в машину. Пока ехали до места, она с большим аппетитом уничтожала запасы, словно хотела наесться на месяцы вперед. У ребят даже слюнки потекли и свело животы, с каким наслаждением арестантка уплетала сало, колбасу, зажаристые лепёшки и сдобу, пахнущую ванилью, корицей и яблоками. Пока не доказана была её вина, отбирать личные вещи и еду сотрудникам было запрещено законом.
- Ничего, - шептались ребята, - недолго ей жировать, найдется и на неё управа.
Черный автомобиль подъехал к самому подъезду нашего отделения и женщину повели к двери черного хода. Перед подъездом собралась толпа, потрясающая кулаками, и то и дело слышались нелицеприятные выкрики и угрозы расправы в адрес арестантки. Она не реагировала на происходящее вокруг, лишь поправляла платочек и стреляла глазами из стороны в сторону, словно кокетничая с невидимым кавалером. Чуть в стороне стояли трое молодых людей, спокойно наблюдающие за происходящими событиями. Они пили пиво из жестяных банок, и тоненькие мутные ручейки стекали по подбородку одного из них, капая на голую грудь, стекая по животу и растекаясь мутным пятном на светлых шортах. Молодой человек точным броском отправил порожнюю тару в урну на углу здания, чуть заметно икнул, и слегка мотнув головой товарищам, пошел прочь по дорожке к оживленной трассе. Двое его знакомых отправились за ним, и вскоре вся троица скрылась из виду перейдя дорогу на зеленый свет светофора. Толпу возмущенных пришлось разогнать угрозами ареста и штрафами — не хватало нам тут представления.
Негоду препроводили в камеру предварительного заключения и приставили с внешней стороны дополнительную охрану, чтобы предотвратить неправомерные действия в отношении неё. Гневные шепотки, полные ненависти взгляды сотрудников, какая-то отчаянная решимость заставляли нас сомневаться в том, что преступница может дожить до утра.
Полковник Нестеров сидел у себя в кабинете и нервно покусывал колпачок ручки. Он высказывал мне свои опасения о том, не слишком ли мы поторопились с заключением старушки Негоды под стражу на виду у зевак.
- Завтра все газеты будут трещать о том, что убийца найдена и арестована. — сказал он мрачно. — И наверняка под нашими окнами соберутся сотни разгневанных, жаждущих мести и просто любопытных граждан, которые только будут мешать и отвлекать от работы.
- Люди хотят знать, что убийца получит справедливое наказание, а они смогут спокойно жить. — возразил я. — Они имеют на это право.
- Имеют. — протянул он. — Может статься, что её признают невменяемой. Да если это и не так, любой приговор будет выглядеть неоправданно мягким, и нам придётся разгонять толпы протестующих.
- Давайте не будем забегать вперед. День покажет.
- Надо ещё спокойно дожить до завтрашнего дня. — упрямо мотнул он головой. — Сам видишь, как настроены ребята. Да и все родители, особенно те, кто потерял малышей, сейчас разъярены и жаждут мести. Могут возникнуть диверсии, беспорядки. А нам это надо?!
- Ребята понимают и чтут законы, а посему разум должен одержать верх нам эмоциями. А еще надо понимать, что доказательства её причастности к зверским убийствам неопровержимы и дело не займет много времени. Остальное — дело суда.
- Ладно, будем надеяться на лучшее.
Вместе с этим все с нетерпением ждали допроса. Я даже не поехал домой, чтобы оставить время на подготовку к следственным действиям, мысленно перебирал варианты вопросов, составлял диалоги, разрабатывая концепцию ведения допроса, понимая при этом, что все мои планы, могут пойти совершенно по другому сценарию. Кто может знать, что творится в голове сумасшедшего?! И при этом я жутко волновался. Передо мной, то и дело, мелькали лица убитых горем родителей, горожан, переживающих беспокойство за своих детей… и глаз девочки из ванны с немым укором.
Я с ожесточенным нетерпением ждал утра и боялся. Боялся провалить дело, боялся не справиться с эмоциями, боялся не добиться результата. Впервые в жизни я хлебал валерьянку стаканами, пил успокоительные таблетки горстями и убрал из кабинета всё спиртное, чтобы не соблазниться отхлебнуть хоть пару глотков.
И наконец, на небе зажглась заря и солнце показалось за горизонтом...
В допросной её ожидали трое — я, Игнатенко и Нестеров. За стеклом еще находились охранники, приставы, стенографист и компьютерный гений. В коридоре дежурили вооруженные охранники.
Арестованная выглядела абсолютно бесстрастно. Но стоило мне войти в комнату, как она занервничала и отвернулась. Я всмотрелся в её лицо и не нашел ни малейшего признака раскаяния.
Антонина Сергеевна которой только-только перевалило за 60, выглядела дряхлой старухой. И дело было не только в её осунувшихся плечах, болезненном виде, в одутловатом осунувшемся лице, с плотно сжатыми сухими белесыми губами. Старухой её делал взгляд, запавших, выцветших, слезящихся глаз, которые смотрели в одну точку и не выражали ничего, кроме утраченной веры, надежды и разочарования. В них не было ни боли, ни отчаяния, ни страха, лишь безысходность и неспособность противостоять гнету судьбы. Казалось, что это был взгляд обреченного человека, потерявшего смысл жизни и понимающего, что все действия ни к чему не привели. Все напрасно — всё постыло — всё обман! Столько усилий, не приведших к заветной цели.
- Антонина Сергеевна. — окликнул я.
Она вздрогнула и словно проснулась. Некоторое время, смотрела на меня с нескрываемой злостью, поджав губы, но потом опустила глаза в пол.
- Стоило ли оно того? - задал я вопрос, который вырвался у меня неожиданно сочувственно. Но слова не вернешь. Я открыл на телефоне программу «зеркало» и повернул к ней экран. Она скосила глаза на своё отражение и поджала губы, словно сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. - Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она лишь всхлипнула и стала яростно тереть глаза ладонями в наручниках, нахмурила брови, собрала лоб складками. Все её многочисленные возрастные морщины стали ещё более заметны.
А потом её прорвало.
Тоня Митрофанова выросла в глухой деревне в семье колхозника и доярки. С детства она ненавидела свой дом, работу по хозяйству, огород и своих младших братьев, отчаянных хулиганов и лентяев. Родители весь день пропадали на работе, и все заботы легли на плечи старшей дочери. Отец считал её дурнушкой, у которой мало шансов найти подходящего мужа, а мать с детства твердила, что девушка должна быть послушной, работящей, хорошей хозяйкой, которая, и по дому все успеет, и в поле на хорошем счету будет, возможно и найдется тот, кто возьмет её в жены. Но и тогда, чтобы удержать мужика ей придется быть особенно ласковой в постели, искусной поварихой и громоотводом, если глава семейства будет не в духе.
- Вы хотите сделать меня рабыней! — плакала девочка. — Зачем вы меня вообще родили?
- Кто же знал, что родится дурнушка! — причитала мать.
- Если бы первым родился сын, то и дело с концом. — ворчал отец. — Но так уж вышло, что близнецы родились позже.
Так девочка и крутилась весь день не покладая рук, а вечером получала нагоняй, за любую провинность — не вынесла мусор, не подмела в хлеву, не проследила за братьями и они пробежались по грядкам и съели весь горох.
Девочка уходила в каморку, ранее предназначенную для хозяйственных нужд и плакала навзрыд, не понимая, за что бог наказал её так жестоко.
В шестнадцать лет отцу все же удалось подыскать дочери жениха — вечно пьяного пастуха, сорокалетнего Гришку Негода. Недалекого, грубого, вонючего и вечно грязного одинокого бобыля.
- Уж лучше он, чем никого. — отрезал отец. — А то постареешь, совсем в уродину превратишься.
Так Тоня перешла из одного ада в другой. Муж гонял новоиспеченную жену по чем зря, даже кнутом мок отходить за любую провинность, но мать велела терпеть, когда дочь прибегала за помощью и защитой.
- Так он когда-нибудь убьет меня! — показывала кровавые рубцы на спине она.
- Терпи, детка! — увещевала мать. — Бьет, значит любит! Ты теперь замужняя баба — старайся угодить мужу, зря он руку не поднимет.
И Тоня старалась. Приодела Гришку, отмыла, откормила. Сама же превратилась в высохшую былинку, почернела, осунулась. А тут еще и ногу повредила, когда в лес за грибами ходила. Приползла под утро и упала на пороге, потеряв сознание от боли. Нога не заживала больше месяца, на лечение денег не было, в больницу Гришка не отвез, считая это лишним. С тех пор работать в полную силу Тоня не могла, нога постоянно ныла и наступать временами было совсем невыносимо. А муж твердил, что она сама во всём виновата, и так была никчемная бабенка, а тут и совсем ему на шею села.
И однажды Антонина услышала от него то, чего боялась больше всего.
- Ухожу я от тебя, Тоська. Надоела ты мне, калека старая. Ни рожи нормальной, ни хозяйки путёвой. Вот Валентина!… И красавица и умница!
Девушка ужаснулась. Как теперь жить? Родители не примут, да ещё и побьют. Опять идти в услужение?
Но тут ей, впервые в жизни улыбнулась удача. Материна родня — седьмая вода на киселе — проживала в городе, хоть и на окраине, но считалась по местным меркам неимоверно богатой, нуждалась в няньке для своих двух дочек. Денег на наёмную работницу было жалко, а возиться с мелюзгой не хотелось. Вот так Антонина очутилась в новой квартире. Работы было немного, с детьми она умела обращаться, а тихие и послушные девочки особо не докучали. Постепенно девушка взяла на себя обязанность готовить на всю семью, убирать, стирать, бегать по магазинам. Такая работа была не в тягость — в доме имелась стиральная машинка, газовая плита с духовкой и печкой, горячая и холодная вода прямо в квартире, а магазин в ста метрах от дома — главное, что её не били, не ругали, и не называли уродиной.
Семья попалась интеллигентная, спокойная — ни попоек, ни скандалов.
В качестве подарка на новый год, отец семейства отправил девушку к опытному ортопеду, который поставил Тоню на ноги. От хромоты не осталось и следа, а нога перестала болеть окончательно и девушка была счастлива.
Вот только через несколько лет девочки подросли, пошли в школу и стали самостоятельными. Они уже не нуждались в няньке и родители стали подумывать, как бы намекнуть жиличке, что им больше не нужна служанка. Но в благодарность за прилежную работу мать девочек поговорила с «нужными» людьми и Антонину приняли нянечкой в местный детский садик. А вскоре выделили и квартиру, как хорошей работнице.
Но Антонина на этом не остановилась. Она решила учиться. Но, чтобы освоить науки, нужны были деньги. Двадцати пятилетнюю девушку отказались записывать в школу. На руках у нее была справка об окончании начальных классов и девушке посоветовали нанять репетиторов, а потом продолжить обучение в школе рабочей молодежи, где как раз набирали класс для вечернего обучения.
Как нельзя кстати умер Григорий, с которым она так и не развелась официально. И как полагается по закону, вдове полагалось вступить в хоть и крохотное, но наследство. Старенький, обветшалый домишко, из которого много лет назад Гриша выгнал надоевшую жену и скромное барахлишко, которое девушка сумела быстро сбыть с рук. Вытерпев все нападки сожительницы Григория — Валентины, считавшей себя избранницей Григория, Антонина продала домик и передав ключи новому владельцу, ушла из ненавистного дома, в котором никогда не была счастлива. Она знала, что жадный Григорий имел сбережения, но в тайниках не обнаружила ни копейки — Валентина, конечно же присвоила себе барыши, считая их своими по праву. Но и тех денег, которые Антонина выручила с продажи недвижимости и бытового хлама, должно было хватить на исполнения мечты. Она посчитала и свою зарплату, вычтя расходы на жизнь и была удовлетворена свалившейся на неё удачей.
Напоследок, она заглянула в родительский дом. Родная семья встретила её ласково, рассчитывая, что дочь и сестра поделится с ними деньгами, но девушка воспротивилась.
- Ах ты, неблагодарная тварь! — взревела мать, хлестнув неблагодарную дочь полотенцем. — Не мы ли кормили тебя, поили, одевали?! Не с моей ли легкой руки ты отправилась жить в город в шикарные апартаменты и беззаботную жизнь! Так ты нас отблагодарила за всю нашу любовь и заботу?!
Отец , вернувшийся с работы, злой и усталый и вовсе рассвирепел.
- Да кому ты нужна? Посмотри на себя — чучело чучелом! Учеба твоя никому не пойдет тебе в прок, на старости вышвырнут тебя с работы, как отработанный материал и через пять минут забудут о твоем существовании. Ни сил ни здоровья не вернешь! Лучше купи побольше золота, оно пригодится в старости, или отдай деньги нам, хотя бы останутся в сохранности.
- Да вам я и три рубля не доверю! — закричала девушка. — Вы тут же потратите деньги на себя, да на этих дебилов. — она кивнула в сторону братьев, топтавшихся у порога. — посмотрите на них! Ни каких извилин в голове! Тупые рожи! Только землю копать и жрать способны! Пройдет время и это они, а не я останутся на обочине жизни! Ни мозгов, ни знаний! Я не поддамся больше на ваши угрозы!
Мать опешила от таких слов, прижала руки ко рту и заскулила, как собака, потерявшая щенка. Отец напротив, побагровел, на лице его заиграли желваки, губы сжались в тонкую прямую линию. Он схватил первое, что попалось под руку — хворостину, и отходил дочь, да так, что она потом неделю не могла пошевелиться, не застонав от боли.
Но в тот момент Антонина, обуреваемая бурей эмоций, злостью, обидой и несправедливостью, выскочила за дверь и понеслась на вокзал, сжимая в руках единственную сумку с личными вещами.
На маленькой станции отыскала уличный туалет, и преодолевая брезгливость от липкой зловонной слизи, покрывающей полусгнившие доски, она кое-как стянула с себя окровавленную футболку и без сожаления выбросила её в дыру клозета. Потом осторожно достала кофточку из сумки, единственное, что осталось в старом доме от её вещей, натянула на пронзающее острой болью тело, сжимая губы, чтобы не закричать в голос и с удивлением заметила, что «обновка» только чуть маловата, но в основном, если немного втянуть живот, вполне себе подойдет чтобы спокойно добраться до дома.
- Не очень-то я поправилась за эти годы! — похвалила она себя. - Хоть что-то хорошее досталось от природы и матери! - которая в свои годы выглядела такой же стройной, что и в молодости, несмотря на роды. — Тяжелая работа пошла в прок!
Дома, зализав раны, вычеркнув из памяти прошлую жизнь, Антонина последовала своим планам — закончила школу, и даже сумела поступить у педучилище на курсы русского языка и литературы. Эти предметы давались ей особенно легко и она не долго думая и не искушая судьбу освоила азы преподавания на отлично.
Район, только что отстроенный нуждался в педагогах и воспитателях, а потому молодого специалиста с удовольствием приняли на работу.
- Всю жизнь я трудилась честно, отдавая себя молодому поколению. — проговорила Негода, размазывая ладонями сопли по щекам. — Но так и не смогла создать семью. Конечно, были и ухажеры и свидания, но мне всегда казалось, что им от меня нужны деньги или квартира. Я представляла себе, как буду обихаживать мужа, стирать, готовить, ублажать в постели и мне становилось дурно до отключки, воспоминания жгли огнём и я прекращала общение. Уходила бесповоротно, ничего не объясняя и не оправдываясь. Наш район маленький, вскоре все заговорили о странной девице — старой деве и желающих пообщаться резко уменьшилось, а потом и вовсе претенденты сошли на нет. На работе же я числилась на хорошем счету — не скандалила, работала без выходных соглашаясь на любые подработки, не сплетничала, не участвовала в коллективных обсуждениях и осуждениях коллег, не сплетничала сама и не передавала слухи дальше. А оказалось, что на моё место давно уже метили выпустившиеся из института дачки директрисы и влиятельных людей района. Ждали только, когда наступит мой пенсионный возраст. Я-то рассчитывала работать и дальше, но мне дали понять, что нужна «новая кровь».
- Посмотрите, какие нынче пришли кадры! – вызвав меня на разговор, вещала директриса. — Красотки! С дипломам, новыми идеями и навыками!
- Для меня это был шок! — продолжила исповедь арестантка. — Оказалось, что и в садике, меня ждало увольнение. Я впервые узнала, что директриса школы и заведующая садиком родные сёстры, так что настаивать и спорить было бесполезно. Тогда я впервые в жизни напилась и проревела всю ночь. Вспомнила слова отца — они оказались пророческими. Может не так был глуп отец, когда говорил, что старики никому не нужны. А я впервые за долгое время критически посмотрела на себя в зеркало. И оно меня вовсе не порадовало. Я никогда не пользовалась косметикой, не ходила в СПА салоны, не ездила на курорты, с моими-то деньгами, чистенько одевалась и только. И теперь на меня взирала старушка с увядшей кожей, морщинами и блеклыми седыми волосами. В моем мозгу возникла только одна мысль — нужно помолодеть. Любой ценой! И тогда я снова буду нужна людям, ученикам и бывшим коллегам. Но, крема помогали плохо, накоплений особых у меня не было, пенсии не хватало на подтяжки, уколы ботокса и прочую лабудень, названия которой я и не запомню никогда. Но у меня оставались книги и знакомые в библиотеке. Я стала штудировать тома по омоложению, современные журналы косметики и красоты тела. И тогда я поняла только одну вещь, красота — это не только внешнее проявления человека, нужно здоровье. А здоровья у меня пошатнулось еще с молодости, от тяжелой работы без отдыха и стрессов. И спина ноет, и почки отказывают… а с этим уже ничего нельзя поделать. И такая на меня напала тоска. Я лежала целыми днями в постеле, не могла есть, пить, забывала даже сходить в туалет. А в голове одна мысль, как стать молодой…
А однажды добрые люди подсказали адрес экстрасенса. И тогда моя жизнь, наконец-то, преобразилась. Появилась надежда, потом пришла вера и я стала меняться. Меняться на глазах. Правда, были нюансы, но это же всегда так бывает. Чтобы что-то получить, нужно сначала отдать. Я подумала, что это небольшая плата за молодость и здоровье. Я ещё много смогу дать человечеству, а что могут дать неразумные дети? Родителям же пусть это послужит испытанием. Они еще родят, но уже не допустят тех ошибок, которые совершали до этого. Они будут осторожны и будут больше ценить то, что у них есть.
Если до этого я ещё мог проникнуться сочувствием к этой женщине, то теперь в моих глазах она стала просто сумасшедшей. Опасной сумасшедшей. Место которой в психбольнице в смирительной рубашке.
- Как вы выбирали жертв? По какому принципу? — стараясь быть холоднокровным, спросил я.
- Так чем моложе, тем лучше. — пожала она плечами. — Мне же нужен был быстрый и качественный результат.
- Как вам удавалось похищать детей и при этом оставаться незамеченной.
- Правы были мои родители, как только я отошла от дел, меня тут же забыли. Я превратилась в часть пейзажа. Меня воспринимали, как лавочку в парке, как берёзу у дороги, как кастрюлю, старую, но привычную.
Честно говоря вести допрос дальше было бессмысленно — мотивы понятны, методы ясны, да и сама задержанная не отрицала дел своих рук. Вот только она не считала себя преступницей, не осознавала своей вины, не понимала, за что её привели сюда на допрос.
- Вы хотите узнать довольна ли я результатом? — вдруг спросила она. — Ну посмотрите же на меня - стала почти красавицей! Неужели кто-то решится дать мне больше сорока лет? Дайте только выбраться отсюда, я подам на вас в суд.
- Это за что же? — вскинул я брови, поражаясь нелепости её заявлений, неужели она так ничего и не поняла? Ушла в свои безумные мечты и даже не осознает, не видит, что выглядит на все девяноста.
В голове старухи смешалось всё. Я совал ей под нос зеркало, а она видела в нем молодую, здоровую и красивую барышню. А уже готов был сорваться или отказаться от ведения дела, пусть сам Нестеров продолжает допрос.
- Антонина Сергеевна, хотите, мы сделаем небольшой перерыв?
- Нет, я хочу поскорее закончить. Мне нужно вернуться домой, покормить собак и провести ритуал. Если я не сделаю этого в ближайшие часы, то придется начинать всё с начала. Я кормила собак каждый день в одно и то же время. Я кормлю их ровно в три, и они будут голодные. И будут гадать, где я. Да и еда может испортиться., я наварила полную кастрюлю. Собачки разозлятся, если их не накормить. Они любят только мясо, которым я их кормлю.
- Вы отсутствовали дома в течении двух недель. — проговорил я медленно, понимая, что задаю вопросы и говорю в никуда, она их не слышит и не понимает. Не отдает себе отчета о происходящем. — Вы помните, где провели последние дни до ареста?
- До какого ареста? — глаза её округлились и она стала озираться вокруг.
Больше я выдержать не мог. Она или действительно сумасшедшая или отличная артистка. Я нажал на кнопку и когда вошел охранник вернулся к коллегам в комнату за стеклом.
- Я считаю, что дальнейшие мои действия ни к чему не приведут. Вина её доказана, улики все налицо. Надо сдавать её психиатрам и дело с концом.
- Она ни разу четко не сказала про убийства. Как похищала, как убивала, кого, где, даты и прочие детали, которые необходимы в деле.
- Вы же видите, что она неадекватна.
- Прокурор, несмотря на все наши убеждения, может зарубить процесс. Вы же знаете его позицию — расписать всё досконально, прежде чем отправить её в суд.
- Почему бы вам, Антон Петрович, не продолжить допрос?
- Если я окажусь рядом с ней, могу не сдержаться и порвать её там, собственными руками. А это плохо. Сам понимаешь. Ты же знаешь, что у меня недавно родилась внучка, и я не представляю, что бы было со всеми нами, если бы с ней случилось нечто подобное.
- Общественность сейчас взбудоражена. Люди требуют немедленных действий, гарантий, что она больше не выйдет на свободу. Ни-ког-да!
- Общественность должна понимать, что следственные действия не ведутся наспех, решения не принимаются с кондачка. Предстоят экспертизы, акты, ещё куча допросов, возможно с выездом на место преступления. Может пройти еще полгода, год… А там её признают невменяемой, а это будет, поверь мне и отправится она на «курорт», где будет считать себя молодой, красивой барышней сорока-пятидесяти лет. И умрет, так и не осознав, что натворила.
- А еще может войти в ремиссию и выйти на свободу. — дополнил я.
- Это вряд ли, но всякое бывает. Давай её в камеру. Продолжим завтра.
Только тут мы заметили молодого человека, показавшегося мне смутно знакомым. Я напряг память, но не мог припомнить, где и когда я его видел. Однако определенно его лицо было мне знакомым. Нестеров же выругался и изменился в лице.
- Кто вы и какого черта здесь делаете? — взревел он. — Посторонним сюда вход строго запрещен.
- Я репортер центрального канал и хотел просто договориться с вами об интервью. — невозмутимо ответил парень, а мое сердце, почему-то, сжалось в нехорошем предчувствии.
- Тем не менее, вы не имели права находиться при расследовании и допросе. — Нестеров всё ещё кипятился. — Это закрытая информация и я вынужден наложить запрет о увиденном и услышанном здесь. Вы должны будете подписать акт о неразглашении.
Парень с покорностью склонил голову.
- Я пришел сюда за несколько секунд до окончания вашего диалога и понял лишь то, что женщина, арестантка, не совсем в адеквате и её словам нет веры. В связи с этим, я прошу дать мне несколько минут, чтобы я мог задать ей несколько вопросов. Возможно мне удастся разговорить её больше, нежели официальным представителям. Я гарантирую, что не задам ей ни единого вопроса о преступлении, а напротив, буду спрашивать её о том, как ей удалось так помолодеть. Возможно в этом разговоре, как раз, вы услышите больше, чем она говорит сейчас. Она расслабится и будет более разговорчива и правдива. Люди, главную мечту и старания которых оценили, теряют всякую бдительность. Вы не можете этого сделать, а я могу.
Нестеров обдумывал его слова некоторое время, Игнатенко всё время порывался что-то сказать, но так и не решился в присутствии начальников и старших по званию высказать свою точку зрения, а я всё время пытался вспомнить, где я видел этого субъекта. Я понимал, что он может нам помочь — действительно, его предложение, его тактика могла сработать, но на душе скребли кошки.
- Хорошо. — наконец заговорил полковник. — В ваших словах есть резон. Пожалуй я разрешу вам с ней поговорить. Идите в допросную, мы останемся и понаблюдаем здесь.
- Нет. — покачал головой журналист. — Я предпочел бы другую обстановку… - он вытянул вперед руку, предопределяя вмешательство Антона Петровича, который открыл рот, чтобы возразить. — Я сейчас объясню суть моей просьбы. Я буду нервничать и волноваться, если за спиной у меня будут соглядатаи. Я привык работать самостоятельно и без других участников. Я постоянно буду думать о том, что сказать, как сказать. Моя неуверенность передастся и ей, такие натуры очень чувствительны к фальши, и разговора у нас не получится. К тому же комната, в которой несколько минут назад её допрашивали, ни как не расположит её к откровенности. Пусть это будет её камера, на худой конец. Я могу сказать ей о том, что её методом омоложения заинтересовались ученые, общественность и она может стать звездой, если откровенно расскажет о своих методиках. Я буду настаивать, что после этого «интервью» она станет знаменитой и её заметят, выделят и возможно она осуществит свою мечту стать востребованной…
- Я понял ход ваших мыслей. — кивнул Нестеров. — Но все, что вы скажете, напишите и выложите в эфир, вы предоставите мне на подпись.
- Это непременно! — заверил репортер.
И мы дали команду проводить арестантку в камеру и допустить до нее репортера, а сами отправились в кабинет полковника, чтобы продолжить работу.
Первым делом, полковник заказал доставку еды прямо в кабинет и мы молча ждали, когда можно будет перекусить. День выдался суматошный и нервный. Напряжение, вызванное поимкой преступницы, её допрос, замаячившее было окончание дела, не спадало. Напротив, в воздухе витало какое-то мрачное ожидание чего-то нехорошего, вызванное жизненной несправедливостью, глухой тоской, неблагодарной работой, связанной со смертью, болью, унынием и сомнением, что наша работа внесет в жизнь положительные коррективы. На место одного преступника, душегуба и рецидивиста придет другой, третий, четвертый, так будет всегда и ничего не изменить. А в нашем деле, свихнувшаяся и съехавшая с катушек бабка может провести остаток жизни в клинике, а родители убитых детей будут отчислять налоги, которые пойдут на питание и лечение той, которая перевернула их жизнь с ног на голову. Многие ли из этих семей смогут справиться с горем и найти силы жить дальше?!
Разговор не клеился. Каждый высказал своё мнение, наметили планы и шаги, которые необходимо предпринять, чтобы передать дело в суд.
Нестеров дал последние указания, мы сложили документы, и только и ждали команды отправиться домой, чтобы с утра начать следственные действия.
Я смотрел на полковника и видел, как осунулось его лицо, какой усталый и измотанный у него вид.
- Можно у вас попросить бумажную салфетку? У кого есть? Я сейчас явно не в лучшей форме. — неожиданно попросил он и я протянул ему платок, который всегда находился у меня в кармане — так приучила меня Вера, на всякий случай, как например сейчас. — Спасибо. Все свободны. До завтра и спасибо за работу.
Все соскочили разом. Загремели отодвигаемые стулья, зашелестели листы документов, собираемые в папки, зашлепали по полу ботинки удаляющихся ног, заскрипели петли открываемой и закрываемой двери.
- Игнатенко. — остановил лейтенанта Антон Петрович. — Что ты намерен делать? Останешься с нами или отправишься домой?
- Конечно останусь. — удивился тот. — Это мой район, мои люди, мои жертвы, моё дело.
- Похвально. Сейчас вызову шофера, он доставит тебя в гостиницу.
- Я пожалуй останусь в кабинете. — сообщил я. — Нет смысла мотаться домой. — полковник понимающе кивнул и отвел глаза в сторону.
- Пожалуй я тоже заночую здесь.
Я кивнул и отправился в свой кабинет, чтобы переждать ещё одну муторную долгую ночь.
Я думал, что не смогу сомкнуть глаз, нехорошие мысли вертелись в голове, словно рой пчел, но как только голова коснулась диванного валика, я погрузился в сон. Мне снились какие-то кошмары, но как только я разлепил глаза, не смог вспомнить ничего из увиденного. Время перевалило за семь часов и я с удивлением отметил, что проспал больше двенадцати часов. Я не чувствовал себя отдохнувшим и проспал бы, наверное, еще столько же, но начинался рабочий день и следовало привести себя в порядок.
Совещание началось как только часы пробили восемь. Нестеров вносил коррективы, раздавал указания и строил планы на день.
- Я подготовил вопросы, которые нужно задать Негоде, а ещё вызвал Смирнова из психиатрии, надо всё же убедиться, является наша арестованная притворщицей или на самом деле у неё не все в порядке с психикой. А тебе, Борис, нужно...
Тут его перебил телефонный звонок. Он слушал собеседника молча, только глаза его наливались кровью. Я видел, что полковник в не себя от ярости и с трудом сдерживает эмоции, и как только положил трубку, обернулся к нам, растеряно перебегая глазами с одного на другого.
- Умерла. - бросил он и замолчал.
- Кто? — не выдержал я.
- Негода.
- Как?! Когда? Отчего? — загалдели все присутствующие разом.
- Убили!
- Кто? Как такое возможно? — опять посыпались вопросы.
- Репортер?! — догадался я. Нестеров пожал плечами. — Больше некому. Как её убили?
- Отравили.
- Ну, тогда дело ясное.
- Что дело темное… Ты спросил его удостоверение, фамилию, имя? Может знаешь, на кого он работает? — я отрицательно покачал головой. — А как ловко он задурил нам головы! Ни ты, ни я ничего не заподозрили.
Наши сотрудники смотрели на нас раскрыв рты. То, что начальство допустило такую глупость и не дальновидность, было им в новинку, и как вести себя в данной ситуации никто не знал.
- Давайте зададим себе другой вопрос. — вдруг подал голос Игнатенко, и все с интересом повернулись в его сторону. Он смущенный таким вниманием, покраснел и как-то даже сконфузился, но продолжил говорить. — Кому это было нужно? В первую очередь. Кто мог рискнуть жизнью, свободой и здоровьем?
- Кто? — просто спросил полковник.
Его голова была забита другими мыслями и он не сразу вник в суть того, что говорил лейтенант, считая того недалекого ума человеком, к словам которого не стоит прислушиваться.
- Родители. — он повернулся ко мне. — Помните, как отец Кристины, девочки, похищенной с детской площадки — Рубцов, не помню его имени, увел всех из моего кабинета, сказав, что есть разговор. Наверняка они придумали план мести и боясь, что дело застопорится или не будет закончено, по их мнению, приняли меры, которые посчитали более надежными.
И тут я вспомнил этого парня, отца пятилетней малышки, тихого и не приметного на первый взгляд молодого человека, а потом видел его у задних ворот отделения, подумав, что где-то уже видел его и не раз. Просто в тот день он был одет по-другому - майка, шорты, вроде бы как и полагается зеваке в жаркий день, а потом он переоделся в джинсы и рубашку, нацепил парик, взял в руки микрофон и папку, и стал походить на репортера и журналиста, это-то меня и сбило — столько перевоплощений в такой короткий срок.
Я тут же рассказал о своих подозрениях и поделился сомнениями, которые преследовали меня всё это время.
- Найти и арестовать! — рявкнул Нестеров. — Не хватало нам ту анархии! У нас правовое государство, а не дышло — как хочу - верчу, туда и вышло!
- А не вы ли ещё вчера боялись не совладать с эмоциями и удавить ведьму? — напомнил я. — И даже отказались от разговора и допроса.
- Отставить разговорчики! — прошипел он. — Сердобольный смотрю стал, Борис Петрович! Потому и не стал проводить — боялся сорваться! Да только закон надо соблюдать, иначе так и поведется — один убьет преступника, потом его убьет тот, кто сочувствует этой старой перечницы, а за него отомстят родственники, и пошло-поехало. Кто у нас преступник, а кто нет — решать может только суд.
- Самый гуманный суд в мире! — заметил Игнатенко. — А я родителей понимаю, старая калоша не просто похитила их ребенка и безжалостно убила его, при этом скормив псам — она убила всю семью!
- Суд учтет эти обстоятельства! Но его надо найти.
Нестеров раздал задания, закрепил за каждым план действий. Первый раз за всю карьеру мне стало жаль убийцу. Я, пережив смерть племянника понимал, что значит потерять родного человека и сочувствовал всем, кто столкнулся с таким горем. Меня самого переполнял гнев за тех, кто подсадил Женьку на наркоту, кто снабжал его дурью, кто избил его и тем самым отнял жизнь. Я пылал праведным гневом и намеревался мстить всем, кто к этому причастен.
Однако надо было выполнять приказ. Мы с Игнатенко отправились в район, чтобы задержать и арестовать отца, который решил сам наказать преступницу, как бы нам этого не хотелось.
Всю дорогу мы молчали. Каждый из нас переживал события по своему, боролся в душе с несправедливостью. Корил безутешного отца за неверие в закон и справедливость, за то, что нам теперь предстояло надеть на него наручники.
- Зря он так! — выдавил из себя Михаил Иванович. — Только всё усугубил. Что теперь жене делать? И мужа потеряла и дочь!
Я не ответил. Да и что тут скажешь?!
Район встретил нас тишиной. На улицах не было ни души. Городок словно вымер. На дверях магазинов красовались таблички: «Учет», «выходной», «не работаем по техническим причинам».
Мы направились к большому деревянному дому. На душе скребли кошки. Во мне боролись два начала — профессионал, обязанный чтить закон и человек, понимающий всю абсурдность ситуации. Группа захвата следовала за нами, в любой момент готовая выйти вперед на задержание, как только я дам отмашку. Они двигались так тихо, что мне пришлось оглянуться, чтобы понять — они следуют за нами по пятам. Перед крыльцом я остановился и поднял вверх правую руку, показывая, чтобы группа остановилась, но была на стреме.
Я мельком оглядел дом. На первый взгляд постройка казалось добротной, но сейчас я заметил — здание не такое новое, как показалось изначально. Трещины, сколы, рассыпающийся местами фундамент. Такой дом содержать одинокой женщине не под силу, нужна мужская рука. С тяжелым сердцем я надавил на звонок. Некоторое время в доме было тихо, но я чувствовал движение за дверью, еле уловимое, легкое. Я позвонил еще раз и ещё.
- Нет смысла прятаться. — громко крикнул я. — Откройте! Полиция! Поторопитесь. Сейчас я дам команду и дверь вышибут в две секунды.
Щелкнул замок и в приоткрывшейся щели я увидел жену Рубцова Марину, маленькую, хрупкую, с перепуганными заплаканными глазами.
- Я показал девушке раскрытое удостоверение и шагнул внутрь, отодвинув её в сторону, прошел по коридору в гостиную.
Она затравленно глянула на нас своими печальными глазами и ринулась мне наперерез.
- Что вам надо? — пискнула она, хватая меня за руку в попытке удержать, не дать двинуться вперед.
Я попытался выдернуть руку, но её холодные пальцы вцепились в меня мертвой хваткой. Игнатенко, следовавший за мной по пятам, попытался было помочь, оттесняя её к стене.
- Аккуратнее, гражданочка. — пробасил он. — Нападение на представителя закона карается… карается…
Халат хозяйки дома натянулся и несколько пуговиц просыпались на пол, обнажив круглый живот. Вдруг стало необычайно тихо, я даже почувствовал, как быстро бьется мое сердце. Мы замерли на месте, словно каменные изваяния. Мать убитой Кристины была беременна.
- Отпусти. — сказал я лейтенанту, всё еще прижимавшего её к стене.
Он медленно убрал руки и смущаясь сделал шаг назад. Девушка смотрела на нас затравленно, выжидающе, готовая в любую секунду разрыдаться. Я прошел вперед и заглянул в соседнюю комнату. На диване, обхватив голову руками сидел парень. Одного взгляда было достаточно, чтобы признать в нем главу семейства, парня в шортах, встретившего нас у отделения и репортера, отравившего арестантку.
- Гражданин Рубцов! — позвал я.
Он замер, медленно отнял руки от головы и поднял на меня решительный взгляд человека, смирившегося с жизненными обстоятельствами. В его глазах плескались ненависть, страх, покорность судьбе и отчаянная решимость. Он поколебался несколько секунд, а затем поднялся с дивана и вытянул вперед руки для наручников.
Некоторое время я колебался, не зная, что предпринять. Если бы не тяжелое дыхание лейтенанта за моей спиной… Пауза затянулась. Во мне бушевала буря эмоций. Долг или справедливость? Я вглядывался в лицо человека стоявшего напротив. Нас разделяло не меньше полутора метров, но казалось что я чувствую его бешеный пульс. Лоб его покрылся испариной, губы вмиг пересохли и побелели, а глаза выжидающе впились мне в лицо.
- Борода в целом вам к лицу. — медленно проговорил я. — Надо только немного изменить форму. И эта стрижка вам не идет. Обратитесь к мастеру, он посоветует вам новый имидж. —
Я сам не ожидал от себя таких слов, но ни о чем не жалел. — А вам, - я повернулся к девушке маячившей в дверном проеме, — я настоятельно рекомендую хорошо кормить мужа, пара лишних килограммов пошла бы ему на пользу. — она прижала руки к груди и из глаз её заструились слезы.
Я ожидал, что Игнатенко вмешается в наш разговор, начнет возмущаться, пристыдит меня и сам довершит дело, за которым мы сюда явились, но он чуть заметно выдохнул и улыбнулся. И у меня словно груз спал с плеч. Я готов был разрыдаться сам.
Ни слова больше не говоря, я повернулся и быстрым шагом вышел из дома. Ребята при виде нас мгновенно «встали в стойку», но я лишь покачал головой, показывая, что дома его нет.
- Отбой. — сказал я спокойно. — Объявляйте его в розыск и возвращайтесь в отделение.
- Может, Борис Петрович, все же провести обыск моим ребятам? — вышел вперед командир.
- Зачем? — я в удивлении поднял брови. — Ты что, Артём Денисович, сомневаешься в моем профессионализме?
- Никак нет, товарищ подполковник! — встал он по стойке смирно.
- То-то же!
- Что, Михаил Иванович! — обернулся я к лейтенанту. — По домам?
Тот горячо сжал мою руку.
- Как я был рад с вами познакомиться!
- А может поедешь к нам в город? — предложил я. — Займешь мое место. Прослужишь годик другой и из тебя выйдет неплохой следователь. Так и до полковника дорастешь.
- Всенепременно. - с энтузиазмом поддержал он.
- Ну тогда прыгай в машину и поехали принимать дела.
Сергей Николаевич включил радио и нажал на педаль газа. Из динамика полилась ретро музыка моей молодости. Под знакомые и давно забытые мелодии я откинулся на спинку сидения и закрыл глаза.
Правильно ли я поступил? — вертелось в голове. — Дав убийце возможность начать жизнь с чистого листа? Или совершил служебное преступление, скрыв факт его присутствия дома и тем самым спас от ареста и возможно тюрьмы? Пожалею ли я в последствии о своём поступке? - но вспомнив его беременную жену, боль и надежду в её глазах, мысленно махнул рукой. — Надеюсь, что всё сделал правильно!
Остаток дня выдался тяжелым и суматошным. Совещание затянулось до полуночи. Я мечтал лишь об одном — вернуться домой, принять душ и завалиться спать.
Когда все документы были подписаны, рапорта сданы, планы определены и Нестеров отпустил всех по домам, я положил ему на стол рапорт об отставке и представил Игнатенко, как новую кандидатуру на моё место. Полковник внимательно прочитал мое послание, потом прочитал его ещё раз и ещё, и отложил его в сторону.
- Об этом поговорим завтра, Борис! И о твоем назначении, Михаил Иванович, тоже. Нам всем нужно время, чтобы прийти в себя после всех этих событий. Такие решения не принимаются щелчком пальцев. Я не против лейтенанта Игнатенко, мне с ним ещё предстоит много писанины, много оправданий перед начальством, много чего нужно пересмотреть, передумать, переделать…
Я же не стал спорить, откланялся и вышел на свежий воздух. Брать такси не хотелось и я решил прогуляться пешком.
Квартира встретила зловещей тишиной. Веры не было. Я предположил, что она осталась с ночевкой у дочери. С одной стороны я был этому даже рад, не надо разговоров, оправданий, нет отчужденных и вместе с тем сочувствующих взглядов. Не было ни слез ни сил даже говорить. Но одиночество давило на психику и я бесцельно слонялся по комнатам, беря вещи и тут же перекладывая их в другое место.
На город опустилась ночь и в квартире было особенно тихо. Ни тебе машин за окном, ни шумной ватаги ребятишек. Я радовался тому, что мне больше не нужно рано вставать, бежать на работу и с каждым новым делом ломать голову, как поступить, как вести расследование. Я был намерен пересмотреть свою жизнь, вернуть Веру и выполнить свое обещание, данное Женьке — найти его убийц. И в голову уже приходили мысли, с чего я начну и как продолжу дело. Это вселяло в меня хоть какую-то надежду на будущее.
Но вместе с тем хотелось сесть на кресло, поджать под себя ноги или свернуться клубочком в кровати и скулить, скулить, скулить… жалобно и истошно.
Я так и поступил, лег на диван и уткнулся в подушку, мечтая поскорее уснуть, чтобы ни о чем не думать, ничего не вспоминать…
А утром меня разбуди настойчивый звонок телефона. Я протер глаза и поднял трубку.
- Борис Петрович! — раздался голос Игнатенко. — Я тут подумал и решил… вернуться в свой район. Спасибо за предложение… но я вырос в том районе, и не могу бросить его на произвол судьбы! Кто ещё согласится там работать? Только бестолковый молодняк. Которому, по большому счету всё-равно, что происходит вокруг. А меня там уже уважают и начали узнавать. Для меня это важно. Я благодарен вам за школу. Но пора самому начинать работать. — я грустно молчал. — Антон Петрович уже в курсе, и он со мной согласен. И вы тоже поймите меня и не осуждайте. Я сам должен встать на ноги и добиться звездочек на погонах самостоятельно и заслуженно! Спасибо вам за всё! Машина меня уже ждёт. Прощайте!
Он дал отбой даже не дождавшись моих слов. Я вздохнул глубоко, печально и вместе с тем с каким-то облегчением.
- Всё-таки зря я боялся — нас ждет достойная смена!
Последнее дело
© Copyright: Тира Видаль, 2025
Свидетельство о публикации №225061600807
Свидетельство о публикации №225061600807
Рецензии