Как я слушал музыку

– Постой, постой. Почему в прошедшем времени? Ты же слушаешь музыку регулярно. Даже если имеешь в виду внимательное прослушивание дома, а не случайно выхваченные песни в такси или кафе, это происходит время от времени. От прошедшего времени до будущего времени. К тому же, верно ли помню, ты предпочитаешь повествование в настоящем времени.

– Да, всё вроде бы так. Но я не слушаю музыку постоянно. Для меня это сродни празднику. Точнее сказать, отдохновению, практически утешению, ещё чуть-чуть, и упомянул бы трансгрессию и прочие ловушки бытийных переходов. И если быть честным, то речь ведь идёт о персональном опыте прослушивания – я не могу ухватить момент «здесь и сейчас», да и его как будто не существует, а говорить о будущем могу лишь умозрительно. Но повествование в настоящем времени и правда завораживает, к тому же в нём не бывает всевозможных «было» – именно с ними, поправь, если что-то путаю, имел счёты Набоков.

– Легко понять, что музыка для тебя важна, причём как раз в экзистенциальном плане. Поэтому ничто не мешает обращаться с темпоральными координатами как с некими условностями континуума твоего осмысленного проживания. Любой праздник мы склонны предвкушать, а потом и наслаждаться послевкусием, растягивая тот самый невозможный момент настоящего.

– Ладно, убедил.

КАК Я СЛУШАЮ МУЗЫКУ

– Так-то лучше!

– Будем считать, что теперь (самое настоящее и настоящее время) правильнее, что это больше соответствует фактическому (пусть и сугубо виртуальному) положению вещей. Но с чего начать?

– Начни с описания своей аппаратуры. С того, «на чём» слушаешь музыку. Расскажи о носителях звука, которые используешь. Об акустической системе, усилителе, межблочных кабелях и всякой притягательной (конечно, конечно, притягательной не для всех) фигне.

– Ты меня искушаешь. И рука сразу тянется… нет, не к пульту, а к призрачной нити давнего спора. Так вот, я в каком-то смысле и аудиофил, и меломан. Ценю ноты и их сочетание в ритмическом рисунке, нюансы звукоизвлечения. Но для меня не менее значим весь спектр непосредственных переживаний – погружение в среду акустических волн, различение инструментов и их расположения на воображаемой сцене, чистота, а не только частота.

– Сдаётся мне, ты слегка лукавишь. Я в курсе, что ты давно не ставишь компакт-диски с чётко уловимыми мелодиями. Поэтому так наслаждаешься изобретательными аранжировками. Да, согласен, «аранжировка» – не то слово. На примере – когда неожиданная линия контрабаса подхватывается россыпью тарелок, а ты внимаешь всему этому самим естеством.

– Хорошо, поймал. Прослушивание интересных дисков, которые я целенаправленно собираю, всегда становится чем-то большим, чем соприкосновение с музыкой. Ладно, не большим, но другим, даже осмелюсь сказать – принципиально другим.

КАК Я ИСКАЛ БАХА

– Тогда начни с истории про орган.

– Не перегибай! Мы уже на середине пути, а стартовали как раз с обдумывания – с чего начать и как не попасть в ловушку времени. Как бы то ни было, в один по-своему уютный зимний вечер я обнаружил, что на моей стереосистеме, не так давно обновлённой (чёрт, всё же не обошлось!), роскошно звучит орган. У меня есть разные диски с музыкой Баха, но это или Гленн Гульд, понятно, рояль, или оркестровые сочинения. И вот в этот вечер (прочь из ловушки!) по наитию ставлю когда-то подаренный мне диск с «Временами года» Вивальди в органном переложении Евгении Лисицыной и в её же, как иначе, исполнении. Замираю, цепенею, трогаю вечность.

– И ты решил, что тебе срочно нужны органные произведения Баха!

– Верно, отправляюсь в вояж по центру города, пью кофе на Гертрудес, двигаюсь дальше и захожу в небольшой музыкальный магазинчик. Ну, так казалось с улицы, что небольшой. А он в глубину – ого-го! Пространство заполняет незатейливый «прямой» рок, а внушительный «хаер» продавца – под стать саундтреку моего визита – не предвещает никакого толка в затее. Однако он, продавец, оказывается достаточно сведущим, помогает выбрать двойной диск с лучшими органными сочинениями Иоганна Себастьяна, не преминув добавить, что Баха должен играть немец.

– Как же ты «осваивал» эту запись?

– Наипростейшим образом – включил «play», сел и…

– И?

– Понимаешь, начинается пластинка с Токкаты и фуги ре минор, вполне себе заезженной вещи. Но когда подключился басовый регистр, меня решительно унесло. Нет, не так, всего обволокло, затянуло, вознесло. Как говорится, круче любого оргазма, сильнее любой травы.

ОСТАЮСЬ С ФРИ-ДЖАЗОМ

– Понимаю. И часто слушаешь этот диск?

– С тех пор прошло около двух или трёх лет – право, мне сложновато с временем. С временами. Иногда устраиваю такие оргии – выключаю свет, полулежу, едва угадывается огонёк свечи (прости, не переношу натуральные свечи, а изящная китайская поделка на батарейке идеально имитирует мерцание), и пускаюсь в трип.

– Но не слишком уж часто, правда же?

– Правда. Куда чаще предпочитаю джазовые авантюры. Но тут следует оговориться.

– Да уже знаю, знаю! Джаз – слишком широкое понятие для тебя. И ты не приобретаешь записи Луи Армстронга или Эллы Фицджеральд. Разве что – не отнекивайся! – у тебя имеется альбом Мелоди Гардо.

– Ты прав, слишком прав. Слишком. Вообще, музыки с вокалом у меня немного. И всё ещё стараюсь искать что-то необычное. Скажем, в первой композиции одной из жемчужин моей джазовой коллекции, где превалируют струнные (контрабас, виолончель, скрипка), поначалу похоже, что исполнители настраивают инструменты. Но постепенно они вовлекают благодарного слушателя в рождение гармонии из хаоса. Это волшебный опыт растворения в атмосферности особого рода.

– Продолжай.

– Или – есть любимый диск (на него надо настраиваться, как на серьёзное испытание), где звучат следующие инструменты: труба, контрабас и – опять-таки, но абсолютно в другом контексте – орган (аутентичный церковный орган). Можешь такое вообразить?

– Нет!

– Не финти. Прекрасно можешь.

ВЫХОД ЗА ПРЕДЕЛЫ

– Допустим, могу. Даже если кажется, что это не сочетается или звучит (предположительно) весьма странно, а то и вовсе дисгармонично.

– Тут ты близок, ещё как близок. К чему? – оставим за скобками. Три музыканта порой пускаются во все тяжкие, манипулируя со своими инструментами. Поэтому общая картина – именно что картина, здесь очень много визуального, и это снова какие-то триповые приключения.

– Ты такое по-прежнему называешь фри-джазом?

– В том-то и дело, что и да, и нет. Эксперименты, авангард? Чересчур загоняет в рамки, пожалуй. Вот представь – последняя композиция называется «One Note Song». И действительно – труба, контрабас, орган берут одну ноту и вдумчиво, с радикальным отступлением от канонов приличия, что – не удивлюсь – запросто может кем-то быть принято за издёвку, с ней работают.

– Каков же результат, итог? Что мы имеем в концентрированном остатке?

– М-м-м, отличное завершение альбома, такая кода буквально упорядочивает впечатления, гармонизирует состояние и приводит к сенсорному балансу.

– Раз сказал «завершение», будем завершать?

– Да, добавлю лишь напоследок, что бывает тяжело на душе, нелегко с телесными ощущениями, в общем, упадок физический и духовный. И такая странная терапия протяжённостью примерно в час полностью излечивает. Назовёшь это зависимостью?

– Как ни назови, это же только твоё дело, как распоряжаться своим телом, своей душой, своей музыкой.

– Ты ведь ещё что-то хотел добавить?

– Выбирай пластинку!