Краткая, но правдоподобная история культуры

автор: Роберт Карл Стонджек
preread: Это неотр. выдержки из статьи, без примечаний и списка исп. лит.

Инстинкт — Решение проблем — Культура

Чтобы приспособиться к изменяющейся нейронной адаптивности, врожденные поведенческие модели становятся все менее и менее предписывающими, пока, как  в случае с людьми, не остаются только весьма смутные побуждения и чувства вознаграждения, за исключением базовой формы чихания и подобного простого рефлекторного поведения. Люди должны использовать свои собственные когнитивные способности, чтобы развить поведенческую модель, которая свяжет врожденные предрасположенности, скажем, побуждение к размножению, с местной средой.

Но эта пропасть между остатками инстинкта и успешным поведением в сложных человеческих обществах слишком велика, чтобы отдельный человек мог преодолеть ее за одну жизнь — им нужна внешняя помощь, им нужна культура.

Задолго до того, как люди включили телевизор, культура бурлила в человеческой и проточеловеческой родословной. Действительно, даже шимпанзе и другие приматы наслаждаются культурным измерением своей жизни, и это измерение, скорее всего, присутствовало у нашего последнего общего предка.

Молодой шимпанзе, который сталкивается с проблемой, скажем, извлечения термитов из термитника, может попытаться копать или ждать, пока они вылезут, а затем выдернуть одного или двух термитов из земли и съесть их. Этот шимпанзе может сдаться и заняться другими источниками пищи и, возможно, периодически возвращаться к проблеме термитника, чтобы рассмотреть новую стратегию извлечения питательного угощения из-под земли.

Насколько быстрее становится этот процесс, когда, обнаружив трюк с обрыванием листьев с зеленой палочки и последующим засовыванием ее в термитник, другие шимпанзе просто копируют это поведение и передают его своим детенышам.

Таким образом, первая полезность культуры заключается в ускоренном решении проблем, которое возможно: не все особи должны лично решать конкретную проблему, чтобы обладать решением.

Нечеловеческие приматы ограничены непосредственной полезностью и конкретными примерами для каждого элемента своей культуры — люди не так ограничены и могут изучать решения удаленно от их применения, например, обучаясь в школах. Таким образом, мы можем провести линию от проточеловеческой культуры до наших дней и увидеть, что эта ранняя форма утилитарной культуры значительно расширилась по масштабу и сложности.

Культура и человеческая уникальность

Культура отличается от врожденных поведенческих моделей, присущих всем видам, тем, что изолированные особи вряд ли будут иметь такое поведение без воздействия на них и могут вырабатывать похожие, но нетипичные альтернативы. Региональные различия обычно встречаются: например, для шимпанзе в Восточной Африке характерна иная техника добычи термитов, чем у шимпанзе в Западной Африке.

Способность перенимать поведенческие модели требует наличия способности учиться посредством наблюдения и руководства со стороны сородичей. Культура нуждается в потреблении и поддержке сородичей, которые также вносят в нее свой вклад, в первую очередь, передавая ее следующим поколениям.

От первых попыток проб и ошибок у обезьян Старого Света до искусства и промышленности современных людей генетическая предрасположенность, поддерживающая культуру, играла все более заметную роль. Например, язык существенно ускоряет и обогащает культурную адаптацию.

Почти все, если не все, адаптации, которые сделали возможной человеческую культуру, могут уже существовать у нечеловеческих приматов. Но эти адаптации появляются лишь спорадически у нескольких особей и могут затем появляться только периодически, пропуская несколько поколений между проявлениями. Не исключено, что иногда может появиться шимпанзе с человеческой версией гена FoxP2, но у этого шимпанзе нет преимуществ перед сородичами, поэтому нет давления отбора, которое бы повышало частотность этого гена.

Таким образом, открытие единичных примеров черт у нечеловеческих животных, которые являются общевидовыми у людей, не отменяет теоретического представления об уникальности человека. Именно общевидовое распространение и правильная последовательность проявления различных черт в человеческой линии привели к наибольшим различиям между людьми и другими приматами.

Существуют некоторые дебаты о том, что больший человеческий мозг выступает единственным различием между человеком и обезьяной, и что если бы был установлен механизм эволюции большего мозга, то был бы обнаружен источник различия. Однако отдельные микроэнцефалы, чей мозг меньше мозга шимпанзе, способны к потреблению и внесения вклада в культуру и иметь языковую способность, которая включает грамматику и синтаксис, значительно превосходящую способности любого известного нечеловеческого примата даже после самого интенсивного пожизненного обучения с помощью человека.

Культура абстрактного

Эволюционные изменения в человеческих предковых формах, которые позволили начаться взрывному росту культуры и когнитивной пластичности, начались со способности обрабатывать абстрактный контент новым образом.

Главное отличие в процессах принятия решений человеком от нечеловеческих приматов заключается в том, что конечная цель также может быть абстрактной, и что абстрактные цели могут использоваться в качестве начальной точки последующих процессов принятия решений. Таким образом, процесс принятия решений может входить в потенциально бесконечные рекурсивные циклы.

Следующими этапами процесса являются инсайт и конкретное отображение [mapping] абстрактных результатов.

Инсайт представляет собой когнитивное событие, при котором испытываются сильные чувства вознаграждения, когда достигаются абстрактные результаты процесса решения проблемы. Чувства вознаграждения за неконкретные результаты, по-видимому, не возникают у приматов, даже у тех, кто приобрел некоторую степень способности к человеческому языку, а конкретные вознаграждения должны сопровождать достижения, которые в противном случае давали бы только абстрактные результаты, например, обезьяны должны получать реальное, а не виртуальное вознаграждение, напр. пищей, когда они успешно играют в компьютерную игру, и только ради пищевого вознаграждения они продолжат играть.

Инсайт указывает на то, что абстрактные результаты процессов принятия решений рассматриваются отчасти как конкретные результаты и поэтому сопровождаются чувствами вознаграждения и эпизодическим (декларативным) хранением памяти, так что этот абстрактный результат может быть вызван и использован в качестве отправной точки нового процесса принятия решений или решения проблемы, немедленно или в какой-то более поздний момент — абстрактное решение рассматривается так, как если бы оно имело отчасти материальное существование.

Символизм

Даже абстрактная конечная цель процесса принятия решений на самом деле является всего лишь промежуточным шагом на пути к конкретным решениям. В задаче о банане вне досягаемости шимпанзе не могут усвоить общее правило (складывать «вещи» поверх других «вещей», а затем взбираться на «них», чтобы получить «награду») и должны решать задачу заново каждый раз, когда меняются условия решения задачи.

Когда возникает похожая задача, люди могут легко начать с абстрактного решения (складывать «вещи» и т. д.) и применять его к новому контексту. Кроме того, абстрактное решение может быть уточнено, когда нет конкретных начальных и конечных точек (абстрактные начальные и конечные условия с инсайтом в виде вознаграждения, поощряющего поведение, т. е. созерцание, размышление, обсуждение и т. д.).

Мы знаем, что даже шимпанзе могут передавать конкретные методы решения задач из поколения в поколение, но как абстрактные решения могут войти в культуру?

«Символы» — это конкретные объекты или действия, которые представляют абстрактное содержание частичного процесса принятия решений. В этой форме процесс принятия решений может быть разделен между людьми, которые могут вносить свой вклад в решение, или он может передаваться межпоколенчески, особенно когда конкретная часть любого решения является контекстной.

Конкретное отображение абстрактных концепций — это то, что представляют из себя искусство и символический язык. Потребители абстрактного контента также испытывают чувство вознаграждения.

Символы не имеют смысла без ясной концептуализации «будущего», которое, с когнитивной точки зрения, является абстрактным элементом между двумя конкретными точками, конкретным настоящим и временно отдаленным конкретным настоящим (будущим). Таким образом, абстрактное решение проблем и общая концепция будущего требуют одинакового когнитивного действия.

Одежда и инструменты — это объекты, которые являются как конкретными объектами для использования в настоящем, так и символическими представлениями будущей полезности (они становятся абстрактными решения будущих конкретных проблем).

Видообразование

Самые ранние гоминоиды, обладая развитой способностью к обработке символов, оказались бы в невыгодном положении в среде, в которой особи того же вида, не имеющие этих развитых способностей, уже были бы успешны, поскольку любое развитие описанного выше типа имеет свою цену, например, более медленное созревание, больше времени, проведенного в созерцании, когда доступны уже существующие врожденные модели поведения и т. д.

Преимущество способности к обработке символов заключается в быстрой адаптации к новым средам, которые могут предложить инструменты, одежда и интеллектуальное сотрудничество, даже если они крайне примитивны. Таким образом, те особи, которые обладают развитой способностью к обработке символов, были бы привлечены к новым средам, где в изоляции от основной массы особей того же вида могло бы происходить аллопатическое видообразование.

Если бы сохранение неотенических черт было вектором эволюционных изменений, то новая разновидность оказалась бы в невыгодном положении с точки зрения полового отбора среди более старой разновидности особей того же вида, поскольку они будут предпочитать половозрелых особей. Например, самцы шимпанзе предпочитают самок постарше, чем молодых неопытных, поскольку у них больше шансов, что о детях будут должным образом заботиться, и они достигнут зрелости и продолжат генетическую линию. Неотенические черты ассоциировались бы с незрелыми особями.

Первые шаги на примере бонобо

Де Вааль и Лантинг о неотении у бонобо:

Было высказано предположение, что бонобо эволюционировали путем сохранения ювенильных характеристик во взрослом возрасте, процесс, известный как неотения. Например, меньший череп взрослого бонобо напомнил и Шварцу, и Кулиджу о детеныше шимпанзе. Бонобо также сохраняют свои белые пучки хвоста, которые шимпанзе теряют после отлучения от груди. Голоса взрослых бонобо по-прежнему такие же пронзительные, как у детенышей шимпанзе, и даже фронтально ориентированная вульва считается неотенической характеристикой, также присутствующей у нашего собственного вида. Неотению называют отличительной чертой человеческой эволюции: она отражается в нашей безволосости, большом мозге и общей игривости.

…и это наблюдение Сэвиджа-Рамбо относительно ведра в вольере бонобо:

Они использовали его для хранения питьевой воды, переворачивали его как сиденье, использовали его как хранилище для мочи, помещали его на голову как укрытие, носили его на животе, как будто это был младенец, играли с ним как с игрушкой и многое другое. Соседние обыкновенные шимпанзе могли наблюдать все эти действия, и мы задавались вопросом, будут ли они подражать выходкам бонобо, если мы дадим им ведро. Они этого не сделали. Вместо этого они использовали ведра в качестве реквизита в агрессивных демонстрациях, тряся ими в воздухе, ударяя ими о стенки клетки и пиная их по полу.

То, что бонобо, особенно Канзи, были более успешны в изучении языка, чем шимпанзе (например, Шерман и Остин — все трое изучались Сью Сэвидж-Рамбо и коллегами из Great Ape Trust), поучительно. Тот же тип неотенического видообразования, скорее всего, привел к разделению человеческой и обезьяньей линии от последнего общего предка. Но точный выбор неотенических черт не обязательно должен быть одинаковым, особенно если среда отличалась от той, в которой обитают современные бонобо.

Эксперимент по изучению способности нечеловеческих приматов понимать отсутствующий референт показал, что большинство (но не все) не могли этого сделать, но у человеческих детенышей не возникало проблем. Отсутствующий референт — еще один пример использования абстрактных понятий в качестве отправной точки процесса принятия решений.

Игра и символическое поведение

До того, как развился язык, в мозге произошли изменения, но они были едва заметными. Молодые млекопитающие «играют». Они получают чувство вознаграждения за абстрактные представления решений непосредственных проблем, которые также абстрактны. Например, они притворяются, что охотятся и ловят добычу. В определенном возрасте, около полового созревания, игра сменяется реальностью. Приручение животных возвращает животным часть этой игры (абстрактное мышление, символическое поведение), и они впоследствии ведут себя более по-человечески и менее «животно», т. е. менее по-своему, как их родная или дикая форма.

Если бы по какой-то причине эта «игровая» способность оставалась активной и во взрослом возрасте, то у нас было бы большинство того, что нам нужно для удовлетворения вышеупомянутого тонкого изменения. У играющего животного решения игровых задач входят в процедурную память. Если та же способность сохраняется и во взрослом возрасте, символические решения входят в эпизодическую память. Мы используем эпизодическую память, память о прошлых решениях проблем, чтобы решать текущие и будущие проблемы. Шимпанзе, по-видимому, используют эту форму памяти только для социального поведения, например, для отслеживания того, кто кого вычесал, и применяют ее только в настоящем.

Если способность играть стала интериоризированной, то у нас есть все необходимые символы обработки, о которых я упоминал выше. Переход к взрослости только меняет акцент новой способности обработки проблем на конкретные результаты, даже если эти результаты остаются в будущем (и поэтому все еще находятся в символической форме), например, возможный успех в спаривании, возможное повышение статуса и т. д.

Современная культура и последний шаг

Освобожденный от конкретной, немедленно используемой культуры и способный выражать промежуточные (абстрактные через символические) решения, человек имел огромное желание делиться своими инсайтами и наслаждаться вознаграждением такую доброту. То, что другие люди могут делиться вознаграждением без обмена ресурсами, привело бы к ненасытному селективному давлению на требуемую поведенческую способность и расширенную нейронную емкость, которая для этого требовалась.

Любые формы выражения, жесты, голос, выражение лица, царапание изображений на песке, театральные изображения событий и т. д. использовались, понимались и приносили удовольствие. Только с появлением Homo sapiens и появлением FOXP2 (forkhead box P2) разговорный язык превзошел все другие формы выражения и значительно ускорил коммуникативную способность человека и значительно более богатую культуру, которая взросла на ее основании.

Другие гены, связанные с культурой, такие как функциональный полиморфизм переносчика серотонина (5-HTTLPR), похоже, принесли с собой не только более богатое эмоциональное измерение в нашу культуру, но и ряд тревожных и аффективных расстройств, которые распространены среди современных индивидуалистичных людей.

Это всё — генетика

Генетическое опосредование поведения развивалось от предписывающих инстинктивных рефлексов, которые предписывают каждое движение мышц (например, поведение некоторых членистоногих), до эвристического решения проблем (простая мысль или усвоенное поведение) и до эффективного хранения и обмена эвристиками или даже методами получения эвристических решений (сложная человеческая культура, которая требует для человека сознания в качестве интерфейса).

Хотя мы развились ИЗ генетически опосредованного предписывающего поведения, мы достигаем этого именно ЧЕРЕЗ генетически опосредованную поведенческую эвристику.