Почему не я?
Среднее Поволжье, период начала Великой Отечественной войны. В маленький городок Йошкар-Олу, некогда именовавшийся Царевококшайском и бывший до Октябрьского переворота местом ссылки, в начале войны эвакуировали заводы и учреждения из Украины и Ленинграда, чтобы срочно наладить оборонное производство. Студеные зимы с морозами до сорока пяти-сорока семи градусов, с ветрами и метелями, с высокой влажностью. Оборудование эвакуированных предприятий приходило эшелонами, навалом на платформах. Хранить было негде, да и нуждались в нем тотчас. Ставили станки без фундаментов в открытом поле, подтягивали кабели электрического питания и работали. Все для фронта, все для победы!
Требовались рабочие руки. Подростков из эвакуированных, мальчишек и девчонок лет четырнадцати-шестнадцати, ускоренно обучали в наспех созданном техническом училище и направляли на заводы. Наряду со взрослыми они тоже "ковали" победу, работая токарями и фрезеровщиками, сверлильщиками и слесарями. Работали сборщиками, разметчиками, подсобниками. Для работы на станках роста многим не хватало, приходилось подставлять к станкам деревянные ящики. На руках перчатки, чтобы руки к металлу не пристывали. Работали в телогрейках, но все равно мерзли. Дежурный постоянно костер поддерживал и кирпичи на нем грел. Сунет работник гретый кирпич за пазуху под ватник - теплее. В работе надо норму выдать, иначе пайку урежут. Ошибиться с размерами детали нельзя – трибунал, на возраст скидки нет. Смена двенадцатичасовая, без выходных. До Победы. После смены – домой спать, и опять на завод. Кругом Кокшайская тайга, и волки воют. Когда с работы домой шли, случалось, падали от усталости и замерзали насмерть.
Так сестра моей мамы Тамара Асташкевич пятнадцатилетней девочкой вошла во взрослую жизнь. Простудившись на работе, потеряла слух, оставшуюся жизнь провела инвалидом за стеной безмолвия. Замуж не вышла, все оставшиеся ей годы жила в семье моих родителей, работала токарем на заводе и помогала моим родителям растить меня, родившегося в первый послевоенный год.
Время шло, и наступил год 1953, седьмой год моей жизни. Умер Сталин. Моя детская память сохранила разлитое, почти осязаемое, ощущение трагизма события. На улицах плачут люди. Из черного раструба висящего в квартире репродуктора, наследия военных лет, извергается перемежаемая хрипом траурная музыка, наполняющая сознание ужасом момента. Родители не комментируют при мне случившееся, но моя тетя Тамара, придя с завода, рыдает. Врезались в детскую память ее слова "Почему не я?!" В то время шел моей тете двадцать седьмой год.
Она дожила до восьмидесяти двух лет и через всю свою сломанную жизнь прошла с созданным пропагандой образом Вождя, с привитой идеологической установкой на правильность советской власти и социализма.
Свидетельство о публикации №225061701056