Решение на манёвр и удар, продолжение повести

 
Первый шаг до полководца
(повесть, продолжение)

Решение на манёвр и удар

Светало. Утро, 4 часа 30 августа, в Норкиттенском лесу туман, скрывающий даже очертания деревьев и валежника. В палатке у командира бригады все командиры полков, батальонов и артиллерийских батарей.
- Господа командиры, я вас собрал для того, чтобы уточнить нашу диспозицию и возможные действия на случай получения любого приказа от главнокомандующего, - так начал своё обращение к собравшимся генерал-майор Румянцев, и тут же продолжил, - мы по-прежнему находимся в резерве и в готовности либо к маршу, либо к бою. А теперь я готов выслушать данные разведки.

Когда командиры полков стали поочерёдно докладывать о трудной проходимости леса и местами болот, где-то верстах в двух-трёх западнее от лагеря бригады прогремели ружейные залпы. Румянцев, прерывая доклады, спросил командиров:
- Что это!?
- Ваше превосходительство, это пруссаки, - ответил один из офицеров, - по всей видимости, они атакуют.

Залпы стали всё чаще повторяться и слышаться более отчётливо. Им отвечали редкие едва уловимые выстрелы наших фузей. У генерала складывалось такое впечатление, что пруссаки, не взирая на меньшую численность войск, решили на рассвете первыми напасть на наш авангард, и похоже, что это… начало сражения и атака неприятеля застигла наши войска врасплох. Он только на минуту представил, какая сейчас творится неразбериха в передовых полках и батальонах и, что ещё может быть, когда генерал-фельдмаршал Левальд введёт по флангам свою непобедимую конницу - вот что значит пренебрегать разведкой. Шли минуты, генерал не просто молчал, он молниеносно продумывал все исходы случившегося, выходы для наших войск и возможные действия Апраксина, а десятки взглядов в это время устремились на него в ожидании ответа на главный вопрос «а что же делать нам?». Наконец, эти утомительные минуты прошли, и Румянцев стал просто, как бы рассуждая со всеми подчинёнными, объяснять сложившуюся ситуацию и тут же отдавать распоряжения:

- При получении приказа главнокомандующего на бой мы должны совершить манёвр через лес и нанести свой удар по неприятелю в указанном нам направлении. Так?.. Допускаю, что обстановка может измениться и это направление нам придётся выбирать самостоятельно, то же может быть… а может, случиться и так, что никакого приказа мы вообще не получим или получим с большим опозданием, что тогда? Ну, например, заблудится офицер с пакетом от Апраксина, лес-то большой, да вон какой дремучий – пойди, сыщи нас и мы в том не виноваты, что нам выбрали эту дислокацию. Ну, ответь мне, ты у нас тут самый сообразительный, - обратился генерал к офицеру, который уже сделал правильную подсказку, - как тут быть?
- Ждать, Ваше превосходительство, мы же в том не виноваты!
Румянцев улыбнулся, и все вокруг засмеялись.
- Молодец, правильно ответил. И всё это время мы будем стоять «под ружьём», ничего не предпринимая, а наши братья будут в поту и крови отбивать атаки пруссаков.

В кругу офицеров зароптали, и кто-то тихо произнёс: «Ужель такое может быть?». Румянцев оставил этот вопрос без ответа и продолжил:
- Есть у нас ещё и другие сложности, часть из которых тут прозвучали, это трудная проходимость леса и болот, из-за которых на спешный манёвр рассчитывать нельзя, поэтому наши знаменитые шуваловские единороги, боезапас к ним и обозы с провиантом и всяким барахлом надобно оставить здесь, в лесу. Надеюсь, это всем понятно, господа, иначе будет потеряно много времени... поэтому мы останемся без артиллерии. Далее, с получением моего приказа на манёвр все передвижения осуществлять только по разведанным маршрутам. Чтоб не блудить по лесу почём зря, впереди пойдут разведчики с дозором и далее по-батальонно - каждый полк. Конечная цель манёвра окраина леса, достигнув которой перестраиваемся в боевой порядок для атаки... перед нами должно быть поле, местность нам всем незнакомая, поэтому осматриваться времени не будет, лучших стрелков в одну шеренгу заранее, врага атаковать, не смотря на численность, в сих случаях неприятель, всегда себе воображая больше силы, нежели она есть в нестроение и в бег легко приведен может, - генерал посмотрел внимательно на офицеров и добавил:
- А сейчас, господа, по прибытию к своим солдатам всем «в ружьё» и провести приблизительные расчёты на манёвр, данные мне - немедля для того, чтоб я знал, кому двигаться первым, а кому последним. Мы должны выйти все на следующую окраину леса одновременно, я пойду с Воронежским полком. А теперь – все к солдатам в готовности выступить по моему приказу!..
Когда генерал получил донесения с приблизительными расчётами марша, он громко выругался и подозвал к себе двух адъютантов:
- Вы только посмотрите, что они тут понасчитали эти архимеды, они думают две версты леса проходить, как на прогулке с бабами…, а ну-ка, отправить им распоряжения с сокращением сроков манёвра вдвое и установите им очерёдность начала движения! Я убываю к воронежцам.

В Воронежском полку подготовка к броску через лес шла полным ходом. Без суеты проверяли амуницию и снаряжение, всё лишнее тяжёлое складывалось в обозах, осматривались фузеи и пистолеты, кремневые механизмы к ним, исправность примыкания штыков, подтачивались палаши, шпаги и сабли - тревожные думы о предстоящем бое скрывались в подготовке к нему.
- Ну, как пойдём, полковник? – спросил Румянцев командира Воронежского полка.
- Впереди пойдут дозор с разведкой, за ними – командир первого батальона и мой начальник штаба, вторым эшелоном пойду я с командиром второго батальона, а третьим – командир третьего батальона и гренадёрская рота.
- А что так, почему сам не впереди?
- Так мне удобней управлять полком, Ваше превосходительство, а вы где будете?
- Я пойду с разведкой. Я должен первым выйти из этого проклятого леса
- Это опасно, я вам выделю охрану.
- Не стоит, со мной будет мой адъютант и ваши разведчики, этого будет вполне достаточно, тем более за мной сразу будут продираться ваши штабные и первый батальон.

Между тем шёл второй час сражения. Румянцев напряженно вслушивался в звуки канонады, которые становились всё ближе и ближе к лагерю бригады. Теперь всё отчётливей слышалась также пальба из вражеских пушек и звуки барабанов пруссаков…, наши фузеи и единороги тоже постреливали, но по-прежнему реже.

- Пётр Александрович, ваше сиятельство, похоже, наших прижимают к лесу, пора бы помочь! - произнёс громко командир полка.
- Похоже, но приказа нет! Будем ждать!
Прошло ещё минут десять. Румянцев всматривался в лица окруживших его солдат и офицеров и понял, как они с мольбой смотрят на него, чтоб он отдал приказ на помощь погибающим товарищам.
- Ваше превосходительство, к нам через лес перебежали солдаты со 2-го Московского и Выборгского полков.
- Полковник, это солдаты от дивизии Лопухина… трусов всех в строй первого батальона, пусть кровью искупят свою вину…, видать, там дела плохи, коль бегут, видимо основной удар неприятеля пришёлся по левому флангу, эх, чую, не дождаться нам приказа, ну что ж, мы в том не виноваты, давайте сигнал на манёвр!

Генерал, сознавая, что в скорости может случиться непоправимое для левого фланга наших войск и, понимая всю глубину своей ответственности, самовольно принял решение за главнокомандующего «на вывод бригады из резерва и манёвр через лес с последующим ударом по неприятелю». Выхватив шпагу, он громко крикнул перед строем солдат:
- Братцы! Постоим за Россию и матушку-государыню, поможем нашим товарищам! За мной, вперёд!

Генерал не отставал от разведчиков, а наоборот постоянно их поторапливал и требовал ускорить движение, местами, где это возможно, переводя быстрый шаг на бег. Однако густота леса не всегда позволяла ускорить бросок, а что могло быть впереди, одному только Богу было известно. Когда воронежцы по просвету леса почувствовали его окраину, они натолкнулись на сотни обозов дивизии Лопухина. Вокруг лошадей, повозок и немыслимого нагромождения ящиков толпилось немалое количество интендантов и солдат-обозников. Люди постоянно метались от бестолковых команд унтеров туда-сюда, что-то таскали, сгружали, загружали, громко ругались, создавая тем самым в тылу общую неразбериху и загромождая дефиле.

Румянцев, видя такой кавардак, размахивая шпагой, зычным своим голосом отдал приказ немедленно расчистить дефиле, все загромождения сбрасывать с дороги. Перепуганные обозники, когда увидели воочию первые перевёрнутые вверх тормашками телеги, от страха стали мигом разбегаться и шарахаться в разные стороны, уступая проходы солдатам Румянцева. В считанные секунды проходы были расчищены и батальоны устремились навстречу неприятелю, по ходу перестраиваясь в боевые порядки. А пруссаки, явно не ожидавшие удара русских батальонов, оказались всего в двухстах шагах.

Генерал приказал приготовиться к залпу, и после команды «пли» атаковать неприятеля штыками. Как только был дан залп фузей, он с криком «ура» впереди первой шеренги с обнажённой шпагой бросился на неприятеля. И тут же перед собой Румянцев неожиданно увидел искажённое от испуга и злости лицо прусского офицера. Он со всей силой ударил его лезвием клинка так, что тот рухнул на землю замертво, другого он пропорол шпагой насквозь и едва успев, вытащить её из тела, как был кем-то за плечи грубо отброшен назад. Генерал посчитал это наглостью, крепко выругался и пытался занять своё прежнее место в бою, но его снова оттеснили и стали обходить рослые гренадёры, орудуя палашами и пробивая дорогу остальным таким же, расширяя пространство, в которое тут же вливались другие солдаты.

Однако пруссаки, наступая своим знаменитым «косым порядком», как ни в чём ни бывало, так и продолжали идти ещё вперёд, как бы боком к атаковавшим русским, не понимая, что получили неожиданный удар в свой фланг. Для того, чтобы как-то перестроиться в новый порядок и отразить этот удар, солдаты должны были получить приказы от своих офицеров, но те ещё не оценили вовремя нависшей с фланга смертельной опасности. Они думали, что им уже ничто не должно помешать их победе, так как оставалось совсем немного времени до неё, и они вот-вот прижмут русских окончательно к лесу и своим косым остриём разрежут на части и растерзают остатки дивизии.
Генерал, стал понимать, что вокруг него создавалось непробиваемое кольцо вроде охраны и все усилия его участвовать и далее в жестокой драке лично, оказывались тщетны. Офицеры и солдаты, опасаясь за его жизнь, как бы выводили Румянцева из ближнего боя, в котором, по сути, не существовало никаких законов, кроме одного «убей первым». Генерал понимал, что от его шпаги действительно ничего теперь не зависит, начало положено, удар бригады состоялся, и надо заняться своим делом. Но как? Когда он находится во власти громадной толпы, ревущей громогласное «ура» и все его команды не будут услышаны, так как они просто потонут в этом вопле. И он с примкнувшими к нему адъютантами и охраной стал искать более возвышенное место для руководства боем.

Когда он занял новую более выгодную позицию, Румянцев увидел, как воронежцы удачно вгрызаются штыками в арьергард неприятельского левого фланга, а батальоны Новгородского и Троицкого полков, произведя залп из фузей, переходят в штыковую атаку, а за ними атакует и сводный гренадёрский полк. Таким образом, бригадой охватывался весь левый фланг пруссаков вплоть до самой окраины леса. Неожиданно со стороны леса организованно дали несколько залпов шуваловские единороги. Удары ядер и гранат пришлись аккурат по центру наступающих пруссаков.
- Это артиллеристы Лопухина, - обрадовано вскрикнул генерал, - успели-таки развернуться и вовремя.
Воодушевлённые оказанной братской помощью полков бригады и поддержкой артиллерии, полки дивизии Лопухина, прижатые к лесу, с криками «ура» перешли в штыковую контратаку, что явилось полнейшей неожиданностью и нелепостью положения для неприятеля. Он не понимал, почему его теперь били, рубили и кололи русские штыки со всех сторон так, что спасения просто не было. Попытки перестроиться для отражения удара с фланга успеха не имели, время было потеряно. Румянцеву было видно, как вначале пруссаки в растерянности замешкались, резко остановились, а затем стали переходить к классической ретираде. Но правильного отхода у них не получилось, постепенно он стал превращаться в самое обыкновенное бегство. У кого не хватало сил на бег, бросали ружья, пистолеты, сабли, знамёна и поднимали руки вверх.

Душа генерала ликовала:
- Ага, не любит пруссак русского штыка, ох как не любит, смотрите, смотрите, бегут, окаянные!

продолжение следует