Рождённый для Ночи

Рождённый для Ночи.


Повесть.


Первого нападавшего человек попросту разрубил пополам, вместе с его хиленьким клинком, не дожидаясь удара: капли крови потоком брызнули в лицо, заставляя моргать – вытирать некогда! От второго нападавшего он увернулся, и когда инерция пронесла сардора мимо, вонзил тому в бок лезвие кинжала. Третьего толкнул на четвёртого, резко присев – над ухом просвистела сталь ятагана. Но в правую руку вдруг впилась стрела. Отскочив за угол коридора, он сунул кинжал в ножны и освободившейся рукой выдернул её.
Но уже набегала лавина орущих, и машущих руками и клинками, телохранителей! Коридор наполнила рёвом и звоном оружия толпа: море кольчужно-кожанных янычар-берсерков! Некстати в голове мелькнуло сравнение – словно он в римском Колизее, когда там сражаются когортами. Во тьме, рассеиваемой только неверном светом факелов, пугающе сверкали белки выпученных фанатично глаз, и яростно ревела многоустая гидра брызжущих слюной из перекошенных ртов, фанатичных профессионалов-телохранителей: «Ур! Ур! Эллах Экба-а-р-р-р!».
Он метнулся назад, и побежал по длинному коридору к выходу – раз «лобовое» покушение сорвалось, придётся придумать другой способ! И быстро. Устранить чёртова Иброхим-шоха нужно во что бы то ни стало! Иначе война неизбежна!
Но думать сейчас о нескольких десятках тысяч полностью укомплектованных и отлично обученных сардоров, что готовы обрушиться на Ингрию потоком раскалённого масла, выжигая сёла, и вырезая, словно кур, мирных землепашцев, и немногочисленных воинов валахского господаря, поздно: раньше, раньше нужно было реагировать на «глобалистические» мысли и устремления чёртового Султана!
Спереди донёсся лязг стали и рёв голосов.
Человек чуть повернул голову, чтоб лучше слышать: точно! Путь вперёд тоже блокирован! Оттуда уже набегает услышавшая шум привратная стража с секирами и палашами!
Он, грязно выругавшись, метнулся в небольшую нишу коридора, и со всего размаха ударил плечом в оштукатуренную стену из саманного кирпича.
С первого удара пробил только дыру на уровне груди. Пришлось поработать ногами, а затем и руками: в отчаянном порыве он раскидал в стороны трухлявые глиняные кирпичи, из нутра которых теперь торчали пуки соломы. Пролезть удалось до того, как в него попала ещё хотя бы одна стрела. Но они сердитыми осами клевали стену вокруг!
По комнаткам и залам гарема человек бежал ещё быстрей. В ноздри били едко-приторные ароматы экзотических благовоний: сандала, лаванды, роз, (Ну, как же – в гареме – и без роз!..) и потных тел: бассейнов или бань, как в «просвещённом» Риме, здесь не имелось. Как и традиции мыться каждый день.
Вокруг поднялся ужасающий писк и визг, в него летели сковородки, кинжальчики, веретёна и вообще всё тяжёлое и заострённое, что нашлось на женской половине дворца. Однако это не так опасно, как стрелы и ятаганы: с меткостью и силой у женщин всё-таки похуже! Хорошо хоть, телами и руками его задержать не пытались.
Стража, затормозившая у гарема – Ещё бы! Святая святых! – теперь ломанула в обход, и он знал, что успеет выбежать во внутренний двор раньше неё. А там останется только схватить припрятанную в саду верёвку с крюком, закинуть на крепостную стену дворца, и исчезнуть. И в тишине и спокойствии подземелья под лавкой с пряностями на местном базаре придумать другой план. Получше.
В саду занималась заря, по небу бежали лёгкие перистые, подсвеченные снизу розовым, облачка, и чирикали чёртовы птички. Разом заткнувшиеся, когда он, окровавленный и запыхавшийся, выскочил из шикарно-резных двустворчатых дверей, ломанув так, что створки хлопнули по стенам – пришлось нагнуться! Чёртов восточный менталитет: здесь все двери делают будто для карликов!
Крюк полёживал себе на месте, и закинуть его удалось с первого раза. Вот уж молодец он, что тренировался буквально днями! Однако когда до кромки стены оставалось не больше локтя, что-то ударило его под лопатку, и боль, словно от укуса огромного шершня, пронзила тело. О-о!..
Он почувствовал, как почему-то слабнут руки, и стена начинает двигаться вверх, в конце уже стремительно, словно экспресс, проносясь мимо, пока к глазам не метнулась поросшая мягонькой зелёной травкой земля, и лицо не расплылось бесформенной кучей на мощёной булыжником дорожке.
Он ещё успел заметить, как у самого виска возникла вдруг чья-то нога в чёрном, собранном гармошкой сапоге с загнутым носком, ощутить, как тело содрогнулось, когда в него впилось остриё ятагана, и – не одного!..
А затем наступила чернота, и сознание куда-то уплыло…
Чтобы взорваться вспышкой ослепительных звёзд!
В этом месте он всегда просыпался, обливаясь холодным потом, и задыхаясь.
Проклятый кошмар из далёкой наивной юности!
Когда же чёртово сновидение перестанет терзать его…
Руки дрожали, и тело ныло, сведённое словно судорогой: будто по нему проехал дорожный каток. Подняться на ватные ноги удалось только с третьей попытки.
Да, теперь – только в ванну. Чтоб там под тугими струями смыть ночные страхи и липкий пот.
Опять придётся ехать на такси – чёртов будильник показывает, что он проспал.


– …нет! Довольно оправданий. И не надо смотреть на меня умоляющим взглядом обиженной собаки… – босс, сердито отдуваясь, и смешно потрясывая пухлыми щеками (в такие моменты он всегда напоминал человеку – спаниэля) вытер платком бычий загривок, словно это он волновался, а не предмет нагоняя, – И запомните, наконец, это – последнее предупреждение.
Всё – идите!
Человек повернулся и вышел из кабинета.
Дошёл до своего стола, сел. Уставился в монитор невидящим взглядом. Не то, чтобы разгон навеял на него страх, скорее, он опасался за последствия сна: тот появлялся обычно перед большими проблемами. Или переменами. В жизни. Или статусе.
Однако нельзя показать окружающим, что он излишне спокоен: начнётся шушуканье, и боссу доложат, что его подчинённому все его «разгоны» – нипочём! Поэтому он, чтоб не выглядеть слишком уж беспечным, резко рванул галстук-удавку: помахал на лицо и грудь какой-то папкой, словно ему не хватает воздуха.
Из-за перегородки высунулось милое обеспокоенное личико в обрамлении слегка всклокоченных пушистых белокурых волос: Элис Бромвич.
– Ну, как прошло?
– Плохо. Старик сказал, что это – последний раз. Даже не знаю, что делать. Ещё один будильник купить, что ли… – человек постарался изобразить хмурую озабоченность.
Ну как же – всё-таки «последнее предупреждение»!.. Коллеги должны видеть, как он «страдает» от «ужасной» перспективы потерять тёплое место.
– А что, отличная идея, по-моему! Ой, скорее! Вон Гарри идёт. Работай!
Основная, хоть и негласная, обязанность Гарри в офисе состояла в контроле работы служащих, и доношении о ленивых и нерадивых – начальству всех уровней. Вот в этом деле он был подлинный энтузиаст. Поэтому мало кто с ним вообще разговаривает: «Да», «Нет», «Не знаю», «До свиданья!..»
Человек наклонился над клавиатурой, и продолжил набирать вчерашний текст. С грамотностью у него как всегда всё в порядке – хоть в «расстроенном», хоть в обычном состоянии. Поэтому практически вся переписка отдела идёт через его руки.
Гарри не упустил случая постоять за его спиной подольше, осуждающе сопя.
Впрочем, как всегда, ни слова не сказав. Но человек затылком ощущал его присутствие, а затем и презрительную ухмылку на заострённом, словно крысиное, личике.
Не торопясь, «штатный» стукач двинулся дальше, бросая вокруг внимательные взгляды, и спиной равнодушно встречая ненавидящие ответные.
Перерыв человек провёл в кафетерии, выслушивая сочувственные высказывания и «умные» советы Элис и Джима Ламонта, другого своего коллеги. Это не помешало ему съесть булочку, запив её отвратительным кофе, которым славился кафетерий. И деваться сотрудникам было некуда: шеф категорически запрещал приносить кофе с собой. Как и кипятить воду в помещениях офиса. Злые языки утверждали, что повар – родственник шефа, «отстёгивающий» долю.
Если и так – то дальний. Том, в отличии от почти лысого шефа, мог похвастаться огромной копной чёрных, блестящих, словно обсидиан, волос, и незлобливым нравом. И на все замечания насчёт качества кофе неизменно показывал початую банку (правда, те же злые языки утверждали, что многие годы она одна и та же на все случаи жизни):
– Скажите это - чёртовым производителям! Какое д…мо они фасуют, такое я вам и разливаю! Или скиньтесь все, и купите то, которое вам нравится. Мне по барабану: разолью и его!
Обед и оставшаяся часть рабочего дня прошли без осложнений. Человек благополучно выполнил дневную норму по переписке, общению с коллегами и получению традиционного нагоняя. Банальная, привычная рутина. Так что когда покидал общую белую комнату, даже с некоей ностальгией осмотрел невысокие перегородки-ширмы, делившие огромное пространство на индивидуальные «кабины-клетушки» – работа, и правда, спокойная и непыльная. Держаться за такую… Можно.
Домой ехал на метро. Разнузданной шпаны, слонявшейся по вагонам, и иногда задиравшей очередную жертву, человек не боялся – его крепкая статная фигура не стимулировала попыток облегчить его карманы, или «начистить» ему «наглую» «уставившуюся» морду.
Выйдя на своей станции, он не торопясь прошёл её из конца в конец, как бы рассматривая кафель облицовки, грязные полы, рваные рекламные плакаты и замусоренные углы. Дождался ухода нужного состава. Всё. Народ уехал.
Ничего подозрительного. Он никого не интересовал.
Человек прошёл в торец платформы, обогнул колонну. Прошёл узким проходом мимо бетонного блока со служебными помещениями. Зашёл в поперечный коридор. Вынул ключ и вставил в скважину. Дверь в подсобное помещение открылась бесшумно. (Петли человек смазывал регулярно.) Здесь традиционный запах метро, с его креозотно-пыльно-аммиачной составляющей, ощущался ещё отчётливей.
В тусклом свете, просачивавшемся из основного тоннеля, взору предстали железные стеллажи со всяким очень «ценным» барахлом, и даже запасными ступенями от эскалатора. Швабры, тряпки, пустые вёдра. До выключателя человек не дотронулся.
Войдя, плотно закрыл дверь за собой. Звуки подземки сразу стали тише.
Абсолютную темноту не прорезал ни единый лучик света. Но сознанию человека не нужен был внешний свет. Мысленно он прочёл Ключ Входа.
Воздух словно сжался, надавив на голову и тело… И снова растёкся вокруг.


На этот раз его противник не стал выжидать – человеку пришлось мгновенно пригнуться, и прыжком унестись прочь. Перекатиться, откинуться. Но свист жала на конце хлыстообразного хвоста раздался почти у самого уха.
Легко вскочив, человек высоко подпрыгнул, сделав сальто, и снова увернулся от выброшенной в его сторону мощной клешни. За долю секунды он прочувствовал окружающее его Ничто, и своего врага.
И вот он полностью готов!
Зубы человека обнажились в невидимой улыбке-оскале. Бесшумно, то быстрее, то медленнее, он стал сужать круги, не позволяя противнику поймать темп своего движения. Всё вместе напоминало безумную тарантеллу: вместо кастаньет – стук члеников хитинового тела друг о друга и о панцирь тела, вместо цимбал – свист хвоста. Вместо любовной страсти – жажда крови и смерти. Его смерти. У противника.
Движения человека и его врага, словно и правда, сошедшихся в безумном танце, отличались грацией и мистической лёгкостью, недоступной в обычном Пространстве.
Радужные всплески размытых быстротечных хроноквантов показывали человеку, что действия его всё ещё недостаточно быстры. Он стал усиленно дышать: нужно облегчить окончательный Переход…
Теперь над ними ревела турбина гравитонов. Выдыхаемая материя начала быстро втягиваться под неумолимыми ударами гигантских лопастей.
Все ненужные атомы и молекулы, попавшие в человека с принятой пищей и выпитой жидкостью, и ещё не успевшие превратиться в его плоть и кровь, теперь исторглись его новой сущностью наружу, и оказались за неуловимые мгновения поглощены.
Конечно, двигаться теперь ему стало куда легче. Голова ракоскорпиона проворчала грязное ругательство на древнем языке, и с челюстей закапала ядовитая слюна. Клешни снова клацнули, и сверкнули отсветами на полированном хитине в мгновенной атаке. Но всё же из-за огромной инерции они куда менее опасны, чем хлыст хвоста!
Почти небрежным неуловимым движением предплечья левой руки человек отбил боковой удар, двумя пальцами другой руки захватил мощные шипы на плече твари. Уловив равновесную точку, он крутанулся на пятке, выпрямляя руку…
Полутонное тело, перелетев через голову человека, звонко ударило в створки Ворот. Гул металла потревожил прижить: все мелкие бесы и крысы, ящеробогомолы и макаки, кормящиеся кусками отмершего Межмирового пространства, кинулись врассыпную.
Одного удара, разумеется, оказалось недостаточно.
Поэтому не давая чудовищу опомниться, человек уже сам прыгнул на Ворота, и оттолкнувшись от них, под немыслимым углом напал сверху, целясь на этот раз в самое уязвимое место бронированного корпуса – голову.
Возле уха снова щёлкнула бесполезная теперь клешня, поскольку человек уже попал – могучий апперкот в челюсть принёс желанную победу. Ещё бы: на тренировках человек валил так - быка…
Без сознания Кубер пробудет не меньше получаса.
Встав перед воротами, человек на языке шалл громко произнёс традиционную фразу, обращаясь к ажурной, но от этого ничуть не менее неприступной приёмной решётке:
– Привет вам, Горожане Импаго! Мирный путник просит защиты и приюта!
Клубящиеся вихри багрово-синей Охранной Тьмы неторопливо ушли кверху, представив Ворота во всём их немыслимом величии. И красоте. Монументальностью они могли сравниться, пожалуй, только с дверьми Исаакиевского собора… Но были куда больше. Вот что значит – сотни тысячелетий Культуры и поисков Прекрасного!
Совершенство узоров и барельефов, словно светящихся изнутри переливающимися радужно-насыщенными гротескно яркими цветами, нисколько не потускневшими со дня отливки, говорило о высочайших техногенных и эстетических традициях Создателей. А древняя защита Вечными вихрями Первичной Темноты говорила о подлинном могуществе. Которое приходит лишь к просвещённым.
От внешних врагов Город был надёжно защищён…
Но главная беда пришла не снаружи.
Человек знал историю крушения Великой Империи. И упадка Столицы. Но это не мешало ему каждый раз наслаждаться совершенством линий, созданных расой уже несуществующих созданий, дивным орнаментом из сплетённых листьев и лиан, фигурами зверей и птиц, и рисунком спиральных вихрей багровых и фиолетово-синих всполохов: ворота жили своей жизнью, и персонажи на наружной стороне двигались до сих пор. Такое Знание и Мастерство уж точно вселяло уважение у прибывающих в Город…
Хоть жителей здесь не было бессчётные века, древняя магия и механика ещё работали: медленно и торжественно створки разошлись. Но не больше, чем на метр.
Человек вошёл.
Он не в претензии – полностью створки раскрывались только для Богов.
Разумеется, он таковым не являлся.
Внутри, если только такое возможно, было ещё темнее чем снаружи. Однако чтобы ориентироваться и двигаться вперёд в Промежуточном Мире, человек не нуждался в зрении. Или любом другом человеческом чувстве. Физические и прочие известные земные законы здесь не действовали…
А те, что действовали, надёжно оберегали Город от разрушения.
Всё так же спокойно и торжественно створки сомкнулись за его спиной, когда он начал путь по усыпанной песком, гулко отдававшейся под его пятками, мостовой.
Нет, то, что сейчас шуршало под его ступнями, конечно, не являлось песком. Обычным песком. Это само Время разрушалось здесь, и хронокванты, полностью отслужившие и отмершие, выпадали в осадок.
Но что же делать: своё время есть и у Времени. Смерть ВСЕГО неизбежна! Особенно в этом древнем Мире, не принадлежавшем к Реальностям человека.
Да и вообще – реальностям.
Титанические здания по сторонам улицы, вдоль которой он двигался, навеки застыли в пустоте и безмолвии. Сколько раз он видал такое: вещи и строения долговечней своих неугомонных и бескомпромиссных в стремлении к Совершенству, создателей…
Даже крошечный огонёк, ни в одном оконном проёме, не вспыхивал. Ни одна ветвь вездесущего плюща или какой-нибудь другой лианы не нарушали застывшей в вечном, божественно совершенном, танце лепнины фасадов. Но сами свивающиеся и несущиеся куда-то, словно в фантасмагорическом ритуальном танце, причудливые орнаменты и туловища несуществующих больше существ, людей, лоз, зверей и птиц, уже не привлекали внимания человека, как это бывало вначале. И осматривать пустые и гулкие роскошные залы больше не хотелось.
Привычка побеждает любопытство.
Однако он никогда не нарушал традиций, и не прибавлял шагу. Важно не прибыть вовремя. (само понятие «времени» здесь не имело смысла) Но важно – готовым.
Глубоко дыша, он молился. Вот и огромная главная Площадь. Он пересёк её пустое пространство. Перед Дворцом человек освободил свой Разум и подготовил Дух.
Ибо здесь его ждал не Привратный Страж, а Придворный.
А против него бесполезны мускулы. То есть – мускулы в обычном смысле слова.
Сам момент начала отвлекающей атаки не прошёл незамеченным. Человек распознал предвестников – приближающиеся со всех сторон Искушения. И вот они налетели.
Поскольку он прибыл в обличьи двуногого млекопитающего, из этого они и исходили: представшие его внутреннему взору юные девы и цветущие женщины всех форм и размеров, могли бы божественно прекрасными формами и лицами небесной красоты поколебать решимость и сосредоточенность любого человека. Но – не этого Человека.
Проигнорировав бесплотные, мягко стелющиеся касания и ласки, он вошёл в высокий портал. Девы и женщины рассыпались трухой и неспешно воспарили к небесам обманчиво безопасным фиолетовым дымом. Но попробовал бы кто-нибудь его вдохнуть!..
Дальше его ожидали все типы демонов, созданные разумом и подсознанием всё тех же двуногих млекопитающих за миллионолетия. Их внешний вид отрабатывался и испытывался Верховной Сущностью на бесчисленных мириадах планет.
Но зрелище когтистых конечностей, клыков, разверстых зубастых пастей, и щёлкающих хвостов уже не вызывало в человеке ответной реакции. Не когти и клыки являлись самым страшным оружием.
Придворный Страж ждал его посреди Первого Зала.
Традиционно привычное место встречи. Впрочем, как и сама битва.
Но она отнюдь не была пустой формальностью. И человек отлично знал это: набитые протовитом и законсервированные Эликсиром чучела поверженных Придворным Стражем разумных существ, украшали все стены и постаменты Первого Зала. И хотя многие из них до того как попали в лапы местных таксидермистов были опытными бойцами, и бились со Стражем несчётное множество раз, победа давалась лишь тогда, когда Сила действительно была с ними, а Дух не был расслаблен сознанием того, что победить в тысячный раз легче, чем в первый…
Не легче.
На этот раз человек не стал ждать, пока уберутся все Демоны, а ударил мечом Сознания прямо в центр лба Придворного.
Конечно, врасплох того застать оказалось невозможно. Ответ был сокрушительным! Вернее, мог бы – если бы только человек остался на месте. Нет, он мгновенно телепортировался за спину врага, и вниз, под ноги его. Следующий удар он нанёс прямо в пятку, из-под пола, который здесь и сейчас являлся чистой условностью.
Как, впрочем, и меч в его руке.
И этот удар оказался отражён. Крохотный червячок досады ковырнул Дух человека: никогда ещё ему не удавалось справиться со Стражем быстро.
Впрочем, сосредоточившись на блоках и атаках, ему постепенно удалось добиться перевеса, и вынудить противника уже только обороняться. Меч, который человек выбрал сегодня, больше всего напоминал самурайскую катану, но, направляемый силой мысли, двигался быстрее лучей солнца, отражаемых поверхностью полуденного Океана. Впрочем, быстрота эта для Стража ничего не значила. Он чуял все удары, и мог весьма спокойно отражать даже те, что наносились одновременно из тысячи точек пространства. Ведь Придворный являл собой просто воплощённую копию Духа самого Странника.
И чтобы победить его, нужно было, в который уже раз, преодолеть себя. И нет ничего сложнее такого преодоления, особенно когда речь идёт о десятках и сотнях схваток!
Как всегда в таких случаях, человек методично удваивал усилия, следя в то же время за своей защитой, но основной упор делая на выпадах атаки. Медленно и терпеливо, концентрируясь и наращивая Силу, он ощущал, как высший Разум и Желание послужить Добру вселяют в него Веру, и помогают достичь поистине божественного Могущества.
Но в то же время такие бои отнюдь не были предназначены для тренировки и самосовершенствования!
Подлинной тренировкой являлись сеансы медитации, которые он проводил ещё тогда, на той, первой своей Земле, когда стремился укрепить Дух и постичь Смысл. И то, что получилось в результате, вполне отвечало его стремлениям. Быть борцом за сохранение Жизни и Разума, пусть только в масштабах нескольких планет – почётнейшая и достойнейшая Миссия!
Он всё усиливал и ускорял свои удары, мысленно приказывая слабому и смертному телу, отбросить колебания, и стремиться обогнать Свет! Ведь всё это место так и спроектировано: давать возможность проходить таким битвам, что и не снились обладателям материального тела.
Звон протестующих квантов псевдопространства Первого Зала нарастал, почти оглушая, струи флюидов из дальних Галактик тугими пучками били в лицо…
И, наконец, это произошло! Он вошёл в Божественную Нирвану, и внутренний взор его постиг всю Вселенную!
Теперь ему даже жаль было поражать Стража! Но ведь всё равно нужно это сделать. Иначе смысл его прихода сюда будет утрачен.
Когда разрезанный от шеи до паха Придворный пал на мрамор Зала, человек двинулся дальше, к Святилищу, не оглядываясь. Ему и не нужно было оглядываться: расширившимся в полвселенной сознанием он отлично видел, как десяток служителей-крабов потащили тело поверженного наверх – в комнаты переформирования. И ремонта.
Чтобы приблизиться к Святилищу, человеку пришлось пройти через анфиладу устрашающе огромных парадных залов опустевшего теперь Дворца, и спуститься на тысячу с лишним ступеней вниз – к Залу с Алтарём.
Факелы, вставленные в держаки на колоннах, источали чернильный мрак, плотными и ощутимыми леденящими струями стекавший на плиты пола, и здесь словно таявший, впитываясь в псевдомрамор. Человеку пришлось чуть напрячься, чтобы видеть.
В центре Зала Святилища стоял Алтарь.
Сегодня на нём ничего не лежало, и священное радужно-переливчатое чёрное пламя бесшумно вздымало обжигающие (человек знал это на личном опыте) языки почти до середины высоты Зала. Горело оно бесшумно, ещё как бы вбирая в себя внешние звуки. При мысли о том, чем питается этот вечный огонь, человек испытывал невольный трепет.
Ближе к торцевой стене стоял огромный Трон Наместника.
По бокам его охраняли два Грифона. Это человек так их для себя называл – нужно же придумать хоть какое-то имя для несуществующих, но от этого не менее смертоносных тварей. Выглядели они вовсе не столь омерзительно, как демоны, нападавшие на него наверху. Но были очень стары, опытны и могущественны. Перед их Силой в ничто превращались все способности даже Придворного Стража. Так что власть Наместника всегда надёжно защищена от возомнивших о себе Послов, и прошедших Испытания амбициозных претендентов.
В Наместнике, сидевшем на Троне, вовсе не ощущалось ни силы, ни мудрости… Но самой большой глупостью было бы и вправду так посчитать.
Сегодня, для разнообразия, Наместник предстал в облике самого человека. Странно. И явно – неспроста. К чему бы это?
Остановившись на Первой Черте, человек приветствовал восседающего на Троне поклоном. Затем выпрямился и застыл, с руками, скрещёнными на груди.
– Приблизься. – голос Наместника мягок и изыскан: словно стальной клинок, вложенный в бархатные ножны. Человек прошёл до Второй Черты, снова почтительно поклонившись.
– Ещё. – О! Это уже что-то новое! Ни разу ещё человека не приглашали к Третьей Черте! Становиться на неё имели право только Полномочные Послы и Приближённые самого Наместника. Значит, его ждёт или повышение, или новое поручение!..
Он снова поклонился.
– Я ознакомился с твоим делом. И наблюдал за твоей работой. – теперь голос стал чуть громче, и приобрёл более деловой и заинтересованный оттенок, – Твои отчёты составлены профессионально безупречно. И достаточно объективно. Это порадовало меня.
Человек снова поклонился, всё так же не раскрывая рта. Как бы ни был он горд похвалой, Церемониал нарушать нельзя ни при каких обстоятельствах! Заговорить без приглашения – оскорбить Наместника. Настолько глуп человек не был. Да и вообще он глуп не был – иначе он никогда не достиг бы того, чего достиг.
– Убедившись в твоём рвении и компетентности, я решил дать тебе шанс проявить себя на более высокой должности. Теперь ты будешь Смотрителем. Все необходимые подробности о твоих новых Обязанностях и Правах сообщит Управляющий. Это всё. Ступай.
Существо на Троне вернулось в облик, присущий ему изначально, давая понять, что аудиенция окончена, и формальности вежливости соблюдены. Но человеку сейчас было не до осмысления ставшего почти привычным Первобытного Ужаса, материализовавшегося перед ним – он обдумывал изменение Статуса.
Обрадованный и одновременно несколько озабоченный дарованной ответственной должностью, человек, всё так же молча поклонившись, упятился из Зала Святилища. Повернуться спиной – смертельно оскорбить ответственного за их Вселенные Верховного Чиновника.


Управляющий, как и сам человек, красотой не отличался. Зато отличался умением чётко излагать факты, и ставить задачи.
Через весьма непродолжительное время он ввёл получившего повышение в курс его новых обязанностей, и передал все нужные для работы Ключевые фразы. Они не являлись Заклинаниями в обычном понимании этого слова – так как их можно было читать на любом из мириадов галактических языков: как вслух, так и про себя.
Главное, что они делали – мобилизовывали и упорядочивали работу Сознания.
Теперь новый Смотритель располагал инструментами и оружием, соответствующими его более высокому статусу и рангу. И кругу задач. И только от него зависело, оправдает ли он оказанную ему Честь.
Покинул Дворец и Город человек гораздо поспешней, чем прибыл. Теперь ему не нужно было доказывать или подтверждать свои силы, а нужно было грамотно распорядиться ими.
Когда он выходил из Ворот, Привратник не прореагировал: в его задачу входило не впускать, а не не выпускать.
Промыслив Ключ выхода, человек вновь оказался в каморке с вёдрами и стеллажами. Опасности не ощущалось – никто за время его отсутствия здесь не появлялся.
Нога сразу попала на груду опавшей с него при Перемещении, словно прошлогодняя листва с дерева, одежды.
Пришлось отыскать в кармане пиджака зажигалку с фонариком, и одеваться в неярком свете светодиода. Иногда человек опасался, что будет, если и правда, какой-нибудь излишне ретивый служащий-уборщик заявится сюда в нерабочее время, и найдёт эту одежду… Ничего: запасной план имелся и на такой случай. Но проблема – в служащем. Нужно было бы выявить его, и лишить опасных воспоминаний. И «доказательств».
Часы над ближайшим тоннелем показывали одиннадцать вечера. Он управился быстро – метро ещё работало. Можно выбраться наверх, не привлекая ненужного внимания, и идти домой пешком.


Дома человек принял душ, помыл голову. Разогрел замороженные полуфабрикаты в микроволновой печи, и поел.
Прошёл, словно оказался здесь в первый раз, оглядывая все углы, по квартире…
В углах паутина (откуда?!). На побелке стен и потолка разводы и царапины. В мойке ржавые пятна от капель подтекающего крана горячей воды. Запах пыли и спёртого воздуха в давно непроветриваемом помещении. Хотя он, вроде, регулярно…
Неистребимо стойкое ощущение вокзала. Или, скорее – гостиничного номера.
Нет, это не жильё.
Скорее, просто Убежище. И место Отдыха. База. Для вечного Странника…
А теперь – Смотрителя.
Человек прилёг на постель, не накрываясь. Полежал с открытыми глазами. Закрыл их. Привёл Дух в готовность.
Затем мысленно произнёс первую из открытых ему Ключевых фраз.


Необозримые просторы Единого Информационного Поля смутно обозначились, а затем и навалились, вздыбились – вокруг, и перед ним: во всей первозданной и вечной красоте. Хм-м… А проникновение-то в его пучины теперь прошло куда проще и легче!
Ему предстояла разведка – более глубокого уровня, чем та, которой он занимался до сих пор. Это, собственно, тоже нетрудно. Но могло занять куда больше времени и сил. Он приступил к новой работе методично и аккуратно. Как старался делать и всё.
Всегда.
Он, пока поверхностно, знакомясь, перебрал всех основных своих фигурантов, и их наработки за последнюю неделю. Так.
Есть: вот эта информация, без сомнения, важнейшая на данный момент.
Теперь её изучим поподробней.
Он без труда проникал в сознания, анализируя, разделяя и впитывая мысли и воспоминания, независимо от того, спал исследуемый мозг, или бодрствовал. Его острый, словно скальпель хирурга, тренированный мысленный сканнер не оставлял следов, и легко вскрывал самые потаённые, запретные и мерзкие, похотливые и восхитительные – мысли, помыслы и мечты.
Алчность и ненависть, амбиции и похоть – всё лежало теперь перед человеком без прикрас и тоненького налёта воспитания. Цивилизация – чешуя, которой человечество старается прикрыть подлинную суть человека: Хищника!
Поскольку он узнавал, исследуя мозг любого, всё, что знал исследуемый, и способности к познанию ничто не ограничивало, человек, без сомнения, являлся сейчас крупнейшим экспертом по самым опасным и убийственным (в прямом смысле!) научным разработкам, и преступным замыслам на этой планете в этой её ипостаси.
Вот: первый кандидат.
Доктор Уго Хайнрих из «Байернс Фармацевтикас ГМБХ».
А вот и то, что он думает про своё новое изобретение. А вот – что думает об этом изобретении его непосредственный начальник… И начальник начальника… И глава Компании.
Человек перенёсся в мозг человека, с которым этого Главу связывали наиболее чёрные и дурно пахнущие нити контактов. Глава боялся этого «спонсора» и «партнёра».
И – не зря. Коварных планов и уже свершённых обманов, афер и преступлений в буквально смердящем нечистотами мозге хладнокровного мерзавца достаточно.
Но – не в этот раз.
Сейчас тот действительно собирается заплатить за новое открытие. Просто с людей, которых он знает, как связных террористов, он всё равно хочет содрать за добытое вдвое дороже, не смущаясь последующим применением. А применение…
Не выходя из транса, человек произнёс про себя вторую Ключевую фразу. Вперёд – в Будущее! – он проникал уже со значительным усилием.
Применение состоится. Пусть через четыре года, но состоится.
К этому моменту доктор Хайнрих уже «покончил жизнь самоубийством», «выбросившись» из окна своего кабинета на четырнадцатом этаже… А Глава Компании отправлен на пенсию. Для «Байерн Ф.» же изобретение осталось несделанным. Разработки, на которые затрачены миллионы, не состоялись, и, следовательно, не окупились. Исследования в этой области прекращены. Свёрнуты. Сотрудники переведены в другие подразделения. Документации не существует.
То есть, в принципе, всё отлично. За него даже всё, что нужно было бы подчистить, подчистили.
Разумеется, допустить применения детища доктора нельзя: он увидел в будущем погибших – более полутора тысяч! И ещё около тридцати тысяч – поражённых заболеванием настолько сильно, что их с трудом удастся спасти. Превратив в развалин-инвалидов. Хотя в той стране, где проходило «тестирование», ничего необычного в таких смертях нет. Но!
Хорошая маскировка бацилл под мутировавшие естественные не вызовет подозрений, и террористы останутся безнаказанными. И баланс сил на планете окажется под огромной угрозой – раз первая проба окажется настолько успешной, страна, оплатившая теракт, ещё через год решит применить бациллу уже массово! Против врагов. Иноверцев.
Это подло, коварно, бесчестно. Зато очень эффективно.
Но – это и есть политика. Война – пусть и без выстрелов и взрывов. Борьба за сферы влияния. За власть.
А подлинную, реальную власть здесь, в этой реальности, дают или Богатство…
Или Страх.
Страх – огромная сила. С его помощью людьми управлять даже проще, чем с помощью денег и религий. Современный, «цивилизованный», человек слишком хорошо представляет, что такое – вирус, или бацилла, от которых нет лекарств или вакцин…
Паники не избежать.
Человек вернулся из отдалённого будущего. Ещё раз проследил стадии Катастрофы.
Похоже, кроме доктора Хайнриха об его открытии пока знает только его руководство. Бедняга даже жене ничего не говорил. На её счастье.
Значит, необходимо произвести Воздействие. Вернее, Воздействия.
Несколько стандартных вариантов у Человека уже разработано – как раз для таких случаев. Использовать, разумеется, нужно самый надёжный. И так, чтобы не пострадали невиновные…


Несмотря на всего три часа сна, человек отлично отдохнул. И на работу прибыл вовремя, чем заставил Гарри недовольно скривиться, а Эллен, удивлённо приподнявшую тоненькую бровь, приветливо помахать ручкой.
Поскольку была пятница, в офисе царило приподнятое настроение – все ожидали обещанную Шефом маленькую премию, всегда выдаваемую за успешно завершённый Проект.
Обнаружив роящиеся в головке его хорошенькой соседки опасные инициативы в отношении себя, человек поспешил подправить её физиологические процессы.
Когда Эллен, почуяв неладное, в туалете убедилась, что критические дни наступили раньше ожидаемого, её предложения о совместном уикенде в загородном домике на озере, и весёлых взаимоприятных шалостях так и остались невысказанными.
Человек ничего не имел против миниатюрной женщины, и даже был готов позволить «совратить» себя. Но – не в этот раз.
У него намечалось важное дело, и времени и сил на него должно уйти немало. Поэтому он сделал вид, что порадовался действительно полученной премии, поворчал в кафетерии на Гарри и Боба, вновь перехвативших выгодный заказ, поулыбался старающейся скрыть разочарование Эллен. Даже сделал попытку обнадёжить её на будущее:
– Смотри-ка, уже июнь! А я – словно тупой трудоголик: в этом году даже ещё ни разу не плавал. А ты уже где-нибудь?..
Похоже, «тонкий» намёк попал куда надо – Эллен приободрилась. Ещё бы: рыба сама шла прямо в сеть её неотразимого обаяния, подкреплённого родительским пустующим летним домиком! Ладно, он согласен с реваншистской мыслью в очаровательной головке, что «уж в следующий-то раз этот сексапильный паршивец не отвертится!..»
Вернувшись к компьютеру, он тщательно выполнил положенную на сегодня долю работы. На работе он никогда не задерживался, и «предложениями повышения эффективности работы» начальство никогда не одолевал – то есть, все видели: «наверх» не метит, ни под кого не копает… Словом – исполнительный болван! Человек старался тщательно поддерживать репутацию безвредного неамбициозного олуха.
В супермаркете человек обнаружил готовящееся ограбление. Трое подростков, с двумя газовыми, и одним настоящим пистолетом, собирались напасть на кассиршу помоложе. Выяснив, что при этом застрелят охранника, и двое не пожелавших сдаться из-за того, что «под кайфом», нападавших будут смертельно ранены полицией, человек спешно, хоть и грубовато, подправил события.
Парня с боевым оружием внезапно скрутил приступ острой диареи, и (о, ужас!) в туалете пистолет провалился в случайно оказавшуюся открытой ремонтно-сливную дыру у тепловой сушилки! А остальных обкуренных членов банды при виде этого пронял такой смех, что им пришлось покинуть место несостоявшегося преступления, поддерживая друг друга, чтоб не упасть, и уже икая…
Сделать это человеку удалось находясь у своего дома, не без труда протискивая во входную дверь подъезда огромные пакеты со всеми закупленными на неделю продуктами.


Такого великолепного неба он давно не видел.
Рваные клочья облаков на западе живописно расцвечивались только что скрывшимся за горизонт солнцем во все оттенки жёлто-оранжево-бордового. А над головой, если приглядеться, уже проступали крохотные блёстки-точки: звёзды…
Кунц поразился сам себе: ближе к старости он, похоже, становится сентиментален. Раньше он что-то не замечал за собой эстетских порывов в отношении красот природы – может, ещё и в музей искусств потянет?! Насладиться живописью?..
Впрочем, он, разумеется, иронизировал. Какая ещё старость: сорок два – самый оптимальный возраст. Кости и суставы ещё не болят, мышцы крепки, а боевых навыков на порядок выше, чем было во время службы в воздушно-десантных войсках. Вот что значит сила воли и…
Гипертрофированная жадность.
Он ещё раз посмотрел на клюв флюгера. Отлично. Направление такое, как надо – прогноз не соврал. Кунц знал, что буквально через несколько минут почти стихнет и этот ветерок, и духоту летней ночи ничто не нарушит как минимум до полуночи. Впрочем, старый аэродром и строили так, чтобы ветер не мешал воздушным судам.
Оглянувшись, он убедился, что с парапланом всё в порядке. Попрыгал сам. Ничто не гремит. Можно отправляться. Бросив короткий взгляд на таймер, он дал сигнал пилоту. Общались они, по привычке, жестами, предпочитая зря эфир не засорять.
Тонким свистом отозвалась турбина, раскручивающая винт вертолёта. Убедившись, что обороты нормальные, пилот включил глушитель. Теперь о работе двигателя говорил только слабый свист, да вихри воздуха, даже со ста метров подергивающие полотнище параплана, и гнавшие по заброшенной бетонной реке обрывки старых газет…
Он почти видел внутренним взором, как Росицки осторожно и плавно выжимает дроссель, и медленно набирает высоту около двадцати метров. Теперь – вперёд. В зеркало заднего обзора пилоту наверняка отлично видно, как вдогонку за ним с земли устремилась огромная чёрная птица.
Вот она погасила раскачивание, и выровнялась. Неплохо. Теперь главное – набрать нужную высоту. Напарник вёл машину уверенно, не допуская рывков и слишком большой скорости. Чёрный купол послушно реял над Кунцем, круто, но не слишком, забирая вверх.
Он глянул на альтиметр. Есть! Четыре с половиной – то, что надо. Опустив правую руку, он нажал защёлку. Буксировочный трос отстегнулся.
Через полминуты он увидел, как Росицки, убедившись, что парапланерист скользит вбок от его курса, повёл машину к месту посадки, наверняка мысленно пожелав напарнику удачи. А его миссия на этом завершена. Но пиво пить рано – нужно дождаться возвращения Кунца. Благополучного. Такая уж у них традиция…
Поскольку у параплана было отвратительное аэродинамическое число, пришлось всё же начать операцию опасно близко от города. Но с высоты четыре километра он уж как-нибудь десяток преодолеет. Да и чёрное полотнище позволит проскользнуть по куполу ночного неба незамеченным: ведь сейчас всё равно почти никто вверх не глядит.
Для радаров же он – невидим!
Кунц, уверенно манипулируя стропами, умудрялся одновременно следить за компасом, и альтиметром. Прибор ночного видения чуть сбился набок, но поправить его придётся позже…
Красоты ночного города с его вызывающей неоново-галогенно-светодиодной рекламой, и огоньками проносящихся по дну ущелий штрассе автомобилей, нисколько его сейчас не трогали (как, впрочем, и в нерабочие моменты). Куда сильней его волновал довольно сильный боковой ветер, старающийся утащить огромное надувное крыло с курса.
Впрочем, запас высоты у него имелся. Не говоря уже о сотнях часов налётов. И вскоре он мягко сделал с десяток шагов по битумному покрытию плоской крыши, чтобы нейтрализовать инерцию движения, и погасить купол.
Убедившись, что он здесь один, Кунц быстро, но аккуратно свернул и уложил в ранец параплан. Руки делали всё необходимое сами, он почти не глядел вниз, внимательно осматривая место приземления, и чутко вслушиваясь в гул вентиляторов, потрескивание остывающего покрытия, и прочие техногенные звуки крыши.
Он положил возле парапета ранец с готовым парапланом – внутри он бы только мешал. А здесь послужит дополнительной страховкой – мало ли как придётся уходить.
Кунц прошёл в дальний конец крыши небоскрёба. Отсчитал нужный короб.
На то, чтобы отвинтить восемнадцать болтов, ушло минут десять – терпимо. А вот датчик движения занял почти столько же времени. Уж больно капризный агрегат – чуть что не по нем, сразу даёт сигнал вниз, в аппаратную охраны… Наконец бесконтактный глушитель был установлен, и датчик надёжно заблокирован. Теперь – видеокамера.
Какая перестраховавшаяся сволочь надумала устанавливать камеры во всех вертикальных шахтах воздуховодов, Кунц не знал, да и не столь существенным это было – главное, схема расположения всех видеокамер у него имелась. А как обезвредить их, не отключая, ему отлично известно.
Всё-таки надо отдать должное этим японцам: их аппаратура, если изготовитель заявлял такие-то и такие-то параметры, согласно спецификации и работала. Хотя коробка глушителя весила и немало… Не говоря уж о том, что стоила – хо-хо!..
Теперь нужно только не перекрыть ничем металлическим луч, направленный в объектив.
Спуск по шахте воздуховода прошёл быстро и плавно. На четырнадцатом этаже Кунц забрался в горизонтальный короб. Карабин троса пришлось оставить здесь, и дальше двигаться ползком, собирая животом и локтями паутину и неизбежную пыль.
Он вскрыл резаком угол вентиляционной решётки, и аккуратно отогнул её прутья – всё это предстояло потом вернуть в изначальное положение.
Просунув руку в адаптивно-отражающем камуфляже сквозь дыру, он отвинтил спецотверткой ещё двенадцать винтов.
Педанты чёртовы. Могли бы и на восемь!..
Винты и саму решётку он втащил внутрь короба. Убедился, что коридор пуст.
Всё верно – до ближайшего обхода три часа. Ну, до полуночи он уж как-нибудь управится. (Тьфу-тьфу!)
Магнитная присоска позволила установить очередной бустер для нейтрализации очередной видеокамеры. Теперь Кунц мягко, по-кошачьи плавными движениями, выбрался из отверстия на потолке, и бесшумной тенью заскользил к Секции «Ю» по коридору.
Разумеется, средства слежения, контроля, и охраны здесь были куда круче и надёжней, чем в остальном здании. Но у Кунца имелись нейтрализаторы – он называл их так – и для тепловизоров, и для лучей лазеров, и для датчиков давления, и для газоанализаторов с их чувствительнейшими искусственными «ноздрями»!
Вся эта немало весящая и стоящая, начинка его рюкзака перекочевала теперь на стены, потолок, пол, и в замаскированную под фальш-паннелью стены контрольно-распределительную коробку.
Тонкие чувствительные пальцы поработали и внутри неё.
Порядок.
Наконец можно стало приступить к собственно проникновению.
Кунц присел на пол в позе лотоса, и отдышался. Ему нужно быть полностью собранным и спокойным. Никакого пота, никаких звуков. Акустические сенсоры снаружи не отключаются. Анализатор запахов Секции – тоже.
На очистку Духа ушло минут десять.
Дубликат карточки доступа сработал как надо. Сигнал на центральный пульт не прошёл – не зря же он поработал над коробкой.
Теперь значение имели только мягкие тапочки ниндзя и блокирующий дезодорант.
Если изготовитель что-то напутал с его индексом потоотделения, ему придётся застрелить кучу набежавшего народа. А он не любил убивать. Он – не наёмный убийца. Он – профессионал куда более высокой категории. Соответственно – и оплаты.
Вторую дверь он миновал, уверенно вставив муляж пальца с искусно выполненными папиллярными линиями доктора в гнездо сканнера, и набрав шестизначный код на панели.
Сверхчувствительные наушники и двадцатилетний стаж позволили открыть старый добрый сейф-автоклав за восемь минут.
Восемь минут работы и пять месяцев подготовки! И подготовки дорогостоящей!
Дороже всего обошлось раздобыть пробирки нужной формы, и муляжи с отпечатками пальцев дока Хайнриха. Вот эти-то чёртовы пробирки он сейчас и вложил внутрь сейфа, предварительно забрав оттуда их близнецов.
Примитивная защита в виде приклеенного волоса не застала его врасплох, и нейтрализована оказалась за пару минут: клей и волосы доктора тоже были под рукой.
Хоть в фильмах про ограбления всё происходит быстро и красиво, на практике это несколько не так. О «красивости» или «зрелищности» речи нет. Только голый расчёт!
На заметание следов и аккуратное восстановление нормальной работы всех сенсоров и следящих систем времени уходит больше, чем на их нейтрализацию. Поскольку сделано всё должно быть безукоризненно. Именно за эту безукоризненность он и получает свои деньги. И тренируется по пять часов в день.
Так, целых полчаса ушло на то, чтобы выгнутую обратно решётку восстановить с помощью крайне дорогого, но и крайне прочного суперклея. Ещё три минуты он маленькой, согнутой крючком кистью, закрашивал следы разрезов. Краска не пахла, и цвет её он подобрал верно – отличить от оригинальной нельзя. Зато теперь то, что прутья разрезаны, можно было бы определить только с помощью сильной лупы – если бы кому-нибудь пришло в голову ползать с лупой по потолку. А по прочности заклеенные стальные штыри не уступали цельным.
Единственную проблему представляла пыль на дне короба. Скрыть следы его «проползания», если бы кто-то захотел осмотреть систему кондиционирования изнутри, и дотошно, не удалось бы.
Однако Кунц считал, что это крайне маловероятно – у охраны сегодня не было шансов отметить какие-либо неисправности. Ведь именно внезапные отключения электричества, или дрожание изображения, или любые другие сбои сложной аппаратуры всегда настораживают: слишком часто это – предвестники предстоящего, или уже проводящегося, ограбления.
Хотя он – никого не ограбил. Просто произвёл замену.
Из шахты его вытащила лебёдка. И хорошо!
Несмотря на ежедневные отработки на тренажёрах, спарринг-бои, и утренние пробежки, пот с Кунца так и лил, а руки предательски подрагивали. Впрочем, на качестве завинчивания всех восемнадцати последних болтов это никак не сказалось.
Выждав на крыше ещё несколько минут, он хищной птицей бросился с парапета вниз. У него даже оставался запас времени – лишь через двадцать минут очередной напарник снова включит все дистанционно отключённые датчики крыши…
Тридцати четырёх этажей штаб-квартиры «Байерн-ГМБХ» ему вполне хватило, чтобы дотянуть до автостоянки вне огороженной территории. О том, чтобы не было запоздалых прохожих, позаботилась группа прикрытия.
Он свернул тонкую ткань параплана. Уложил рюкзак с ним в багажник, и вполне мирно отбыл на своём неприметном стареньком БМВ с фальшивыми (подстраховочка для спящего к этому времени сторожа парковки! Зато уж когда ставишь машину – придирчивей служаки нет!) номерами. Операция в самой сложной, активной, фазе, завершена.
Теперь необходимо проконтролировать поступление остатка денег на счета, и затем сдать добытые пробирки. Никакой двойной подмены Кунц не планировал: он добросовестный бизнесмен, сделавший себе имя и определённую репутацию не мошенническими трюками, а честной и кропотливой работой.


Доктор Хайнрих Хейншель с утра был слегка рассержен – его любимый кофе оказался чуть холоднее положенного. Гретхен оправдывалась тем, что кухонные часы ушли вперёд – поэтому вода закипела раньше, и кофе, соответственно, дожидался любимого герра Профессора на столе на три минуты дольше.
Поворчав – впрочем, скорее, для вида, и чтобы дать жене понять в очередной раз, что он приверженец строгих правил и традиций – любимый герр Профессор всё же соблаговолил выпить остывший кофе, и съесть два тоста с беконом.
Тосты были поджарены точно так, как надо, и это вернуло доктору часть хорошего настроения. Но – только часть! Потому что он вспомнил о том, что предстоит ему сегодня во второй половине дня… Ладно, раз избежать этого нельзя, остаётся надеяться, что всё пройдёт быстро.
– Милый! Постарайся вернуться пораньше! Ты помнишь? Сегодня день Рождения тёти Агаты! Она так радуется, когда мы звоним вдвоём!..
Проворчав в ответ что-то адекватное, а про себя подумав, куда бы он, будь его воля, отправил на самом деле эту болтливо-сварливую старую курицу, герр доктор проследовал в гараж. Застывшая в его ожидании «стальная птица» могла бы усладить совершенством форм самого изощрённого эстета, а мощностью – гонщика…
Ситуация с кофе отняла у него лишних две минуты на то, что жена называла «ворчанием и брюзжанием», поэтому пришлось чуть сильнее давить на газ, чтобы из их пригорода добраться до здания Конторы быстрее стандартных часа ноль пяти.
Но поскольку он выехал позже, всё равно пришлось ждать на переезде, когда проедет пригородный поезд, везущий толпу клерков и продавщиц в город.
Так что герр Профессор вынужден был пошевелить ножкой чёртову железку, и его импортный «Ягуар» послушно стал стелиться по гладкому чёрному полотну дороги быстрее, и словно бы ниже – недаром в глубине души герру Хейншелю всегда нравились большие кошки… И – высокие, заставляющие шевелиться от тугих порывов ветра, залетающих в полуоткрытое окно, редеющие волосы, скорости!..
Уже в городе он даже позволил себе проскочить на жёлтый – автоматически напрягшееся внимание разрешило этот, никому не могущий навредить, довольно рискованный, и столь несвойственный ему, манёвр. Бесстрастная видеокамера на высоком столбе молча зафиксировала нарушение. Но, конечно, сама она никому не скажет. Её дело – только зафиксировать.
Проезжая район супермаркетов, герр Профессор чуть было не врезался в фургон молочника, вдруг начавший отъезжать от тротуара. Его водитель, очевидно, забыл, что нужно включать поворотники! Вот ведь олух!
Нога почему-то не убралась с педали газа, зато руки сделали прямо-таки акробатически-каскадёрский трюк, и почти на двух колёсах герр уважаемый учёный лихо проскочил…
Чтобы сразу за фургоном врезаться в старушку с большим пластиковым пакетом.
Протестующего визга тормозов любимого «Ягуара» профессор уже не слышал.
Сбитую и отлетевшую на десяток метров пожилую женщину он воспринимал где-то на краю сознания. В глазах стояло только огромное бесформенное белое пятно от молока, растёкшееся по лобовому стеклу…
Основная и единственная мысль была – во всём виноват кофе.
Профессор не вылез из машины даже когда завыла полицейская сирена.
И только когда уже подъехала машина скорой помощи, двум полицейским с трудом удалось оторвать его сведённые судорогой руки от рулевого колеса.
На вопрос о его документах светило фармацевтики только глупо захихикало, продолжая упорно пялиться на пятно на стекле…


Доктор Маннергейм был в ярости!
Ещё бы – кому понравится провести битых два часа в провонявшем потом и пылью веков, полицейском участке, доказывая этим тупоумным чиновникам и бюрократам, что кого бы там ни сбил герр Хейншель, он всё равно – учёный с мировым именем, и место его в рабочие часы – не в камере, а на работе!..
И только сделав шесть (!) звонков высокопоставленным ответственным лицам, адвокатам, прокурору, и Приближённым Администраторам, удалось забрать, наконец, профессора под подписку о невыезде. Ещё и внеся за него залог.
Вид самого герра Хейншеля тоже сильно напрягал. Тот словно ушёл в себя, и на все вопросы отвечал односложно, и как-то бессмысленно. Вероятнее всего, просто наугад.
Так что доставив виновника утренних треволнений в контору, доктор Маннергейм вызвал штатного врача, и трёх секретарш.
Впрочем, попытки отпоить герра доктора кофе ни к чему хорошему не привели.
Потому что дикие вопли, и безобразное серо-коричневое пятно на белой стене кабинета нельзя считать украшением его дизайна, или фактором, способствующим повышению производительности труда остальных работников предприятия.
Взглянув на осколки, и рыдающего в голос профессора, закрывшего лицо ладонями, герр Маннергейм вышел, оставив чёртово светило под присмотром трёх офис-девочек, и позвонил очередному нужному знакомому. Тот свёл его с ведущим психиатром города.
Ещё через полтора часа, удобно расположившись в кабинете заместителя, которого герр Маннергейм не без садистского удовлетворения временно перевёл в свой (А нечего столь явно копать под своего начальника!), он узнал много нового и интересного из области психиатрии вообще, и судебной в частности.
Герр Штюбхе весьма убедительно доказал ему, что его любимый подчинённый вовсе не притворяется. Однако его монотонный профессионально-доброжелательный голос усыплял, словно жужжание надоедливой мухи:
– В настоящее время герр профессор просто находится под воздействием навязчивого психо-соматического субъективного представления о ситуации, вызванного, вероятней всего, вязкостью мышления и обычным шоком от чужой смерти… Я рекомендовал бы в ближайшее время создать ему обстановку покоя, и воздержаться от любых ситуаций, разговоров и предметов, могущих напомнить о…
Поскольку из весьма длинного и щедро усыпанного наукообразными терминами объяснения герр Маннергейм понял лишь то, что было для него важно – профессор не притворяется! – остальную его часть он прослушал, медленно и важно кивая головой, и… Думая о своём.
Стало быть, послеобеденное важнейшее мероприятие придётся либо перенести, либо…
Либо взять всю ответственность на себя.
А этого герр Маннергейм не любил. Он – не учёный. И он отлично знает, что на свою должность попал не за пытливый ум, и «гениальные» идеи, а просто доказав начальству, что именно здесь принесёт максимум пользы.
Как администратор он стал весьма компетентен, благополучно позабыв девяносто процентов того, что изучал в университете двадцать с лишним лет назад. Зато прослушал не один курс по «грамотному подбору и эффективному использованию персонала». Так что о тонкостях работы с «микробиками-бациллами-вирусами» у него остались лишь смутно-специфические воспоминания. Особого расстройства от этого он, впрочем, не испытывал.
Меньше знаешь – лучше спишь.


Хассан рассмеялся. Так могла бы рассмеяться гигантская, размером с сейф, очень злобная и коварная крыса… И слушать его было так же приятно, как есть хлеб с песком.
Шеф, который уже в третий раз объяснял ситуацию с герром профессором, покрылся от этого смеха липким холодным потом, пусть даже тусклых водянистых глазок убийцы-садиста и не видно было за чёрными очками.
Уж он-то знал, что может сулить смех человека, который способен, не шевельнув бровью, выложить полмиллиона на наёмного убийцу, если посчитает, что его пытаются «водить за нос»!
И все эти недомолвки и завуалированные намёки, когда ни слова не говорилось о сути дела, нисколько ужаса произошедшего не заглушали. Система проста до безумия: товар – деньги. И – никогда не наоборот. А только в этой последовательности.
– Мне крайне неприятно, но позволю всё же высказать наше однозначное мнение о… затягивании сделки, как о совершенно неприемлемом варианте. Это… весьма вероятно… негативно отразится на нашем кредите Доверия к уважаемым немецким партнёрам и коллегам…
Естественно, мы так же обеспокоены – недостоверными, разумеется! – слухами о контактах некоторых ваших коллег с нашими… э-э… вероятными конкурентами. Хотелось бы верить, что достигнутому, столь ценному, взаимопониманию, никак не повредит тот факт, что… – мягкий вкрадчивый голос легко входил в мозг – словно раскалённый нож в масло. Шеф про себя сплюнул: тьфу-тьфу!..
Чёртов азиат мог бы и в лоб сказать: будете финтить, затягивать, и набивать цену – просто пристрелим. В назидание другим. Ну, и во избежание попыток мошенничества.
Шеф был неплохо знаком с делами, в которых систематически участвовал этот человек. К счастью не лично, а только по неизбежным слухам. Поэтому то краснел, то бледнел, но старался оставаться собранным, деловым, и… Коленками друг о друга не стучать.
Так что к концу разговора Посредника «глубокоуважаемого шейха» уверили в том, что всё произойдёт согласно достигнутой договорённости, просто сроки в связи с форсмажорными обстоятельствами передвигаются – на сутки.
И только когда строгий деловой костюм от Версаче, в котором, словно кусок дешёвого пластика в золотой оправе, смотрелся его «деловой партнёр», скрылся за углом, Шеф ощутил и ласковое солнышко на своей щеке, и лёгкий ветерок, обдувавший взмокшую шею.
И, как бы прозрев, увидал и почерневшие от старости стволы с могучей кроной, и аккуратно подстриженную травку газонов парка, и детишек, резвящихся на ней, и собачек, которых важно, и с чувством добросовестно выполняемого долга, прогуливали по дорожкам пожилые фрау…


Выйдя из транса, человек отправился в ванную комнату. Умыл разгорячённое лицо. Справил нужду. Затем двинулся на кухню.
Всё же его организм не совсем ещё адекватно переносил возросшие нагрузки. Тело требовало пищи и воды, со всеми вытекающими последствиями.
Основательно подкрепившись яичницей с беконом, и запив всё это полулитром молока, он вновь улёгся на жёсткую кровать, и продолжил сеанс.
Так, где это он остановился?..
Ага – в начале позапрошлой недели. Вторник. Поехали.
Глаза профессора расширились просто до опасных пределов! Но не они, и не рот, брызжущий слюной, привлекали внимание Шефа и герра Маннергейма.
Они не могли глаз отвести от вожделенных пробирок, которыми их лучший специалист размахивал в опасной близости от целой кучи твёрдых и угловатых предметов.
– Шва-а-айнз!.. Это… Самое наглое… и гнусное… ВОРОВСТВО!!! Вы все мерзавцы! Это вы – вы!!! Украли!.. Где?!.. Где?!!! Будьте вы прокляты!.. Жульё чёртово!!! – из весьма противоречивых и крайне непоследовательных «высказываний» – если их позволительно так назвать! – уважаемого герра Хейншеля, оба начальника уяснили только одно: в пробирках явно не то, на что они столь сильно рассчитывали.
А где – то, профессор или коварно утаил, или вообще с самого начала нагло водил их за нос, ничего реально не добившись, и умело подтасовывая результаты серий опытов…
То, что всё это проделано лично герром Хейншелем, сомнений у обоих не вызывало. Ни малейшего.
И его чёртовы заклеенные волосы на целёхоньком сейфе, и отпечатки пальцев на проверенных заранее пробирках, да и всё остальное указывало на то, что никто посторонний с культурой бацилл не работал.
Тем не менее, поскольку стопроцентной уверенности в том, что ожидаемые сверхопасные организмы из пробирок напрочь исчезли, не было, оба уважаемых начальственных «герра» опасливо жались к дальней стенке лаборатории, почти не пытаясь оправдаться перед подпрыгивающим и брызжущим слюной подчинённым.
Между собой они только переглядывались. Жить хотелось обоим.
Особенно обильно покрылся потом Шеф. Уж он-то знал, на что способен разъярённый Посредник. Даром, что ли, его услугами пользуются наиболее кровожадные… э-э… Лица.


Суд над герром профессором прошёл буднично и просто.
Гретхен плакала, адвокат старался, утирая неизбежный пот, хотя старенький кондиционер в зале суда скрипел и гудел как мог. Откровенно говоря, защитник тоже считал, что дело проиграно. Заведомо.
Но даже его последнее заявление, подкреплённое свидетельскими показаниями, не произвело впечатления на пожилого судью.
Ну и что из того, что старая фрау Мюллер-Оннесс страдала раком в последней, и крайне болезненной стадии? Ну и что, что она уже дважды обращалась с просьбой об эвтаназии? И что с того, что все родственники об этом знали? Герр Хейншель был родственником? И – знал?
Тогда, наверное, он мог читать её суицидальные мысли? Тоже нет?
В таком случае, просмотрев предоставленную уважаемым герром прокурором видеозапись бессмысленно-опасного для окружающих лихачества герра профессора на оживлённых штрассе города, и странный манёвр, совершённый на абсолютно свободной дороге, высокий суд считает вину подсудимого полностью доказанной.
И неминуемая смерть его жертвы в ближайшем будущем вовсе не аннулирует, и не смягчает вину её фактического убийцы!
От более сурового наказания подсудимого спасло лишь то, что в крови его не было обнаружено алкоголя, и, конечно, его подтверждённое психиатром депрессивно-подавленное состояние. Да, суд понимает, что подсудимый отнюдь не кровожадный убийца-профессионал, и ему не чужды угрызения совести и раскаяние… Равно как и заслуги перед отечественной Наукой.
Однако Закон есть Закон. И он – один для всех…
Восемь лет.
Сам подсудимый, за всё время как словесно-крючкотворских, так и тщательно аргументированных баталий вокруг его персоны, так и не оторвал отчуждённого взора от зарешеченного окна полутёмного зала.
И так ни слова и не произнёс.


К счастью, нужные знакомые у Шефа имелись.
Хотя комплект документов обошёлся в целое состояние, и выехать за ними пришлось аж в Нидерланды.
Зато теперь герр превратился в хэрра Баумана. А что – вполне банальная фамилия.
Вполне банальна теперь была и его внешность: тёмный парик, очки и сбритые усики совершенно изменили лицо. Об осанке тоже пришлось позаботиться. Так что теперь хэрр Бауман распрямил ссутуленную тяжким бременем ответственности спину, и держался даже скорее, атлетично, широко расправив плечи под пиджаком чуть большего, чем нужно, размера. Пусть окружающим кажется, что он, скажем, бывший борец-тяжеловес…
Отрастивший на заслуженном отдыхе добрый пивной животик.
Перелёт до столицы ЮАР занял более шести часов, но это не смущало. Смущало смутное опасение, как бы его не вычислили, проследив (для страховки, правда, сделанный через три промежуточных адреса) банковский перевод весьма крупной суммы денег с его счёта в Цюрихском филиале. С другой стороны, хоть сейчас и полно вездесущих и продажных хакеров, уж банковские-то линии должны быть надёжно защищены… Кому же в этом мире можно доверять – если не Швейцарскому Банку! Ха-ха.
Ещё раз мысленно пройдясь по пунктам проделанной работы, хэрр Бауман успокоился: вроде, всё успел. И нигде не засветился. Дочери с женой на Мальдивах. Особенно трудно было им объяснить, почему они должны лететь одни, и так внезапно… – «Дорогой! А ты точно ничего не натворил?!..». «А почему мы тогда должны ехать не в такси, а в мебельном фургоне?!»
Отец – в Польше. (Так ему и надо: сам высказывал желание посмотреть красоты Кракова. Ну вот и пусть смотрит – года два…) Слава Богу, старик хоть и не задавал дурацких вопросов, но уж посмотрел на сынка… Нет, отец насчёт него не обольщается. Недаром же взял с собой кроме денег – и второй комплект документов. Купленный ещё в те времена, когда «работал» с «коллегами» из-за чёртовой Берлинской стены… Ну и ладно.
Двигаясь по переходному рукаву, и затем по эскалатору зала встречающих, хэрр Бауман несколько фривольно разглядывал здание аэропорта, лётное поле за стёклами, и гораздо подробнее – торцевую часть спускавшейся впереди него уверенной походкой симпатичной соседки из ряда напротив: словно у неё там вставлены шарниры…
Возможно, столь мило начатое знакомство удастся продолжить. Но вначале всё же надо устроиться и решить проблемы с жильём и деньгами.
Эта мысль как-то сразу пропала, когда расслабившийся хэрр опустил взгляд на ряды встречающих… Даже кондиционированный воздух гигантского помещения не смог помочь от сразу выступившего на лице и покрывшего спину, вонючего едкого пота.
Растянув рот в приветливой улыбке обожравшегося крокодила, и однозначно являясь геометрическим центром клина из четырёх гориллобразно выглядящих молодчиков в чёрных (Это при такой-то жаре снаружи!) строгих костюмах, его встречал лично Хассан.
Правда, в бейджике на груди он теперь значился как мистер Азраил Джапаров, представитель «Эксо интернэшнл». Или ещё какой-то несуществующей фирмы.
То, что согласно мусульманским традициям, его нынешнее имя означало Ангел Смерти, внезапно побледневший хэрр, разумеется, знать не мог.
Но мог кое о чём догадаться, пока его усаживали в джип с тонированными стёклами, уже не давая себе труда лицемерно улыбаться.
И точно – его смерть не была ни быстрой, ни приятной…


Вынырнув из глубин обычного сна, человек потянулся.
Всё в порядке, похоже, обошлось минимальными потерями. Жаль, конечно, старушку, но он сам видел разрезанное почти пополам колёсами пригородного поезда сухонькое и такое нелепое в белом, скорее, более уместном для девочки, платьице, тело – там, тому две недели вперёд…
Так что случилось то, что случилось. Пусть немного раньше, но дочери по крайней мере не пришлось смотреть на… Вот именно. Совсем как у Льва Толстого. Только не от душевных мук, а от физических. Ведь не каждый способен переносить такие мучения стойко и терпеливо до самого…
Поэтому человек помолился ещё раз о невинно убиенной больной, принесённой в жертву обеспечения лучшего будущего для полутора тысяч, оставшихся, будем надеяться, благодаря этому живыми, и сравнительно здоровыми. И миллионов – через годы…
Вопрос мотивации и оплаты услуг наёмника-вора решён малым Советом Ложи Это отлично, подумал человек, что так называемые масоны – все из «наших», семитских, и действительно беспокоятся о будущем: пусть не планеты, но хоть её экологии. И… своей безопасности.
Управляя ими, довольно легко проводить «акции» и «мероприятия».
Главное – убедить людей с решающим словом в том, что это позволит избежать потерь дивидендов. И усилит их влияние в этом регионе.
Именно так господин Р… распорядился оплатить услуги герра, больше известного под псевдонимом Кунц. Операция по предотвращению усиления Ближневосточного Блока стоит любых денег! Не говоря уже о том, что боевым бациллам и «наши» найдут применение… Конечно, ограниченное… И, конечно, когда-нибудь в отдалённом Будущем. Или – в «критический момент».
Он проверил – этот «момент» не наступит никогда, потому что уж он позаботится об этом. Как и о нейтрализации бацилл. Вернее, об этом-то позаботится время: без «пищи» даже превратившиеся в споры бациллы гарантированно сдохнут через семь лет.
Человек проконтролировал, как бухгалтер Ложи достаточно достоверно рассчитал, во что вылилось бы усиление клана Абдумаликов. Вплоть до подорожания всё той же нефти… Нет, герр Кунц стоил в тысячи раз дешевле возможных убытков! Вот об этом, и о многом другом, и шла речь на очередном малом Совете. Так что всё в порядке и здесь.
Можно одеваться и идти на любимую и ужасно важную работу.


Ощущать, как перекатываются тугие бугры мускулов под загорелой кожей, было приятно.
Подойдя к лежаку, Кунц взял полотенце, и не спеша обтёр коренастое тело. Он, разумеется, давно заметил недвусмысленные взоры расположившейся за два лежака от него молодящейся дамы Бальзаковского возраста… А что, симпатичная дама. Похоже, без лишних комплексов. Фигура не худая, а скорее, плотная. Спортивная. Явно средства и амбиции позволяют проводить на тренажёрах немалое время – для поддержания, так сказать, тонуса… Он таких любит. И, главное, проверил – дама здесь абсолютно одна.
Намётанным глазом человека, прослушавшего и отлично усвоившего Курс психологии, предназначенный для сотрудников ФБР, Кунц сразу выявил все признаки «женщины на охоте»: не по возрасту открытые стринги, чуть напряжённо поворачивающаяся головка – словно её обладательница ищет знакомого… Или незнакомого.
Но то, что ищет – без сомнений!
Усмехнувшись про себя, он в который раз сравнил себя всё с тем же пресловутым 007 – чёртов Флемминг-то не врал! Определённый тип женщин так и тянет на рисковых парней!.. И поиск приключений на свою подтянутую и вполне прелестную …! Хм.
Пожалуй, пора оказаться «сражённым наповал». Так он и сказал милейшей соседке по пляжу, предварительно подозвав боя, и вооружившись двумя традиционными коктейлями с зонтиками.
Дама, не отказавшаяся угоститься, впрочем, сдаваться сразу на милость «сражённого» не спешила. Однако от экзотического обеда в ресторане при отеле не отказалась. А уж Кунц знал, куда поведёт свою очаровательную спутницу вечером, чтобы возбуждающая экзотика хулы и махито позволили ему добиться… Того, за чем дама охотилась.
Ближе к утру, откинувшись в очередной раз на подушку, он уже почти равнодушно смотрел на вытянувшееся рядом разгорячённое тело довольно что-то промычавшей женщины, так и не открывшей после пика оказавшихся большими и выразительными, глаз.
Нет, пусть он и извращенец – но вот не сравнится уже для его изощрённого рассудка даже супер-секс – хоть с королевой, хоть со слегка увядшей кинозвездой – с этим ощущением: когда терпеливо и кропотливо разрабатываешь, чтоб победить в войне интеллектов, готовишься, ждёшь, снова в сотый раз всё перепроверяешь, и…
И операция проходит без сучка и задоринки! Вот это – кайф!..
Скорее бы следующее Задание.


Сидя на жёстком лежаке, доктор Хейншель тупо смотрел на свои руки.
Ведь не сам он всё это сделал, будь оно всё трижды неладно?!
Не… лунатик же он?!.. И не идиот! Бациллы-то – были! Они, со всеми своими омерзительными свойствами и «боевыми характеристиками», ему точно не пригрезились! И никого он не пытался «ввести в заблуждение» никакими «подтасовками»!..
Так что же тогда, чтоб им всем сдохнуть, произошло?! Возможно ли, что его сволочное, жадное и омерзительно завистливое начальство украло-таки столь тщательно выведенную культуру?!
Но – как же тогда волосы?! Он видел, он знал – и без всякой дурацкой экспертизы! – что волос – его! И шифр… И отпечатки… Неужели Шеф или герр Маннергейм настолько опытны в подобных делах?! Или…
Они кого-то наняли?!
Нет, это уж вовсе глупая мысль. Такие – удавятся, а лишнего пфеннинга не потратят. Да и зачем им это: ведь все результаты и так находились в их полном распоряжении!
Хотя в том, что оба его непосредственных начальника как-то во всём этом безобразии замешаны, он не сомневался. Ведь Гертруда сказала ему тогда, на втором свидании, что Маннергейм погиб в автокатастрофе (Ага, он такой идиот, что поверит в естественные причины, типа «сильного алкогольного опьянения!»)! И это – всего через два дня после пропажи Шефа. А вот куда исчез Шеф, до сих пор являлось загадкой даже для следствия. Ведущегося, впрочем, ни шатко, ни валко…
Но что же теперь делать лично ему?.. Ведь он не сумасшедший – он отлично помнит всё! Помнит, что бацилла была полностью готова, заявленные показатели даже превзойдены, штамм устойчив… И сейф он запирал аккуратно и методично – как всегда! И сигнализация!..
Остаётся только предположить, что Шеф имел какие-то тайные причины, побудившие его на жалкие десять-пятнадцать часов раньше выкрасть то, что он получил бы и так, без проблем, в тот самый день…
Может, его шантажировали?.. Ведь у него, в отличии от Хейншеля, есть дети.
Да, вероятно, это – единственная причина, которая могла заставить буквально купающегося в деньгах солидного и расчётливого мужчину такого статуса наделать глупостей!
Но восстанавливать бациллу вновь, как уже предлагали ему в виде сделки, за досрочное освобождение, перевод под «домашний арест» и прочие льготы, сопутствующие «добровольному сотрудничеству», он не собирается!
Нет уж, хватит! Такое можно сделать только раз в жизни!
И если Бог, Небеса, Судьба, или кто там ещё… Похоже, против его страшной работы, значит – он поймёт намёк. Поймёт правильно!
Белые штукатуренные стены камеры видели наверняка столько отчаяния, боли, сомнений… Но как охарактеризовать чувства, что мучат его сейчас?!
Сожаление? Раскаяние в содеянном? Стыд…
Взявшись руками за давно нечёсаную голову, профессор, застонав, начал раскачиваться. Да – теперь ему стыдно. Что ввязался. Согласился. Мог ведь сказать, что не станет… Проклятое любопытство и амбиции – хотелось ведь доказать всем, а в первую очередь – себе, что – сможет!..
Так смог он? Или, всё-таки, все чёртовы результаты кропотливой трёхлетней работы и результаты тестов – страшный… Самообман?!
Нет, он – не сумасшедший!..


Человек позволил-таки Эллен «соблазнить» себя на следующий уикенд.
Он, как ему легко было прочесть в её не слишком обезображенном интеллектом мозге, превзошёл самые смелые её ожидания – и как партнёр, и как пловец. Вода озера была почти чистой, и к вечеру – тёплой. Так что человек легко поддался беззаботности, и прелестям плотских утех.
Настораживали только далеко идущие матримониальные планы в отношении себя, которые лежали на самой поверхности маленького и миленького сознаньица.
Чтобы сбить как-то форсированный настрой своей спутницы, человек изобразил не слишком освежающий запах изо рта. Это не помогло. Тогда пришлось встать так, чтобы бросалась в глаза кривизна его сильно волосатых ног. От этого, однако, стало даже хуже: вид мужчины лишь «чуть-чуть отличающегося от обезьяны», подтвердил шутливую, вроде, поговорку, и только сильнее возбудил его партнёршу.
– Милый… ты не застегнёшь мне молнию?.. – с неизбежным массированием его… хм… о мягкие и тёплые пикантные полушария.
Так что человеку пришлось заняться внеплановым… Приятным времяпрепровождением.
Ничего, время у него пока есть. Он найдёт способ слегка поумерить прыть в слишком резвой самке – в своей такой цивилизованной с виду партнёрше…


Ночь понедельника человек посвятил реальности Два.
Пришлось вернуться почти на месяц назад – хлопоты на Земле-один, связанные с новой должностью, задержали его дольше обычного.
Вселившись, он вдохнул полной грудью, потянулся.
Сейчас же на его животе оказалась точёная коленка, а чуть ниже – нежная ручка. Тёплая упругая грудь ткнулась ему в бок – пришлось положить на неё руку…
Призывно сопя, миниатюрная женщина ткнулась носиком ему в шею и чуть слышно прошептала в ухо:
– Я знаю – ты проснулся! С добрым утром, милый! Мы сегодня – как?..
Тот, которого она имела в виду, уже оказался в полной боеготовности.
Ещё бы – на прикосновения этих нежных и изысканно-тренированных пальчиков не отреагировал бы только мёртвый!
Так что первый час «на родине» прошёл весьма приятно.
Отдышавшись, человек попробовал было встать и одеться. Но вовремя себя одёрнул: ну как же – условности и обычаи!..
Пришлось хлопнуть в ладоши, вызывая слуг.
Пока на него натягивали шёлковые чулки, штаны, рубаху, бархатный кафтан, сапоги, и всё прочее, полагающееся по Регламенту знатному барону фонГертцу, человек улыбался своей очаровательной жене, невинно строившей ему глазки из-под полога огромной, резного дерева, кровати.
Даже непричёсанная и без макияжа она выглядела действительно прекрасно: золотистые, вьющиеся от природы волосы пушистым ореолом окружали правильное лицо, создавая подобающую оправу произведению подлинного мастера. (Человек до сих пор не разобрался, да и не слишком стремился: кто этот мастер: мать, отец, или Природа…)
Глубокие, почти чёрные глаза, дуги бровей и длиннющие пушистые ресницы ярко выделялись на розовой коже. Рельефно топорщившиеся бугорки и холмики на шёлковом одеяле ещё сильней подчёркивали точёную талию и весьма большую и аппетитную… э-э… То, чему полагалось быть большим и аппетитным.
А голос у неё – буквально медоточивый. Многообещающий. Влекущий:
– Мессир барон… Надеюсь, вы всё же передумаете насчёт нашей поездки. Как бы хорошо было повидаться с Матильдой! Да и скучно у нас в провинции – я просто увядаю взаперти!
– Дорогая!.. Скажи проще – хочешь новых платьев и свежих сплетен! – человек не слишком любил сестру супруги. Да и муж той отличался буйным нравом и неумеренной тягой к питью. А если они всё же поедут, общения не избежать: замок Пененсье по дороге.
– Ну и что? Хочу конечно – разве я у вас, мессир барон, не ЖЕНЩИНА?! Да ещё какая!..
С этим заявлением было трудно не согласиться. Особенно после оглаживания точёной формы ручками всех положенных выпуклостей и впадин, прикрытых блестяще-переливчатым покрывалом.
Человек в который раз вздохнул, поражаясь условностям разных реальностей.
Да лежи она хоть абсолютно нагая, слуги, одевающие его сейчас, и застёгивающие все чёртовы многочисленные застёжки и пряжки (пуговиц нет!), не посмеют и глаз на неё поднять! А вот стоит ему самому хотя бы носовой платок самостоятельно засунуть за обшлаг рукава – скандал мирового масштаба! Столь высокородному милорду не положено ничего в одежде надевать самому. Да что там – даже бритьё представляло ритуал на почти полчаса…
Приветливо помахав пальчиками даме, которая встанет в лучшем случае ко второму завтраку, а сейчас будет отсыпаться после утренних «развлечений» – опять дань Ритуалам и Регламенту! – он двинулся к двери.
И, наконец, вышел из баронской парадной опочивальни. Отметил, что заказанного накануне веника нет. Плохо. Упадок дисциплины.
Он грозно топал, и эхо разносилось по тёмным коридорам с высокими стрельчатыми потолками, вселяя рвение и почтение в домочадцев – дисциплину человек поддерживал сурово. В соответствии с традициями предков. Как и регулярно реставрировал стены и крышу Родового Гнезда. Как и заботился о боеспособности гарнизона.
Малая планёрка (так он называл её про себя по привычке точно описывать суть происходящего) как всегда проходила в Малом родовом зале.
По стенам висели порядком выцветшие гобелены со сценами сражений, прославивших предков человека, и сами предки – в виде портретов, в чертовски условном виде передающих фамильные черты. И, разумеется, любимые железяки для убийства – будь то людей, или животных. Алебарды, топоры, булавы, мечи и копья…
Человек сидел на Родовом кресле, а мажордом, шеф-повар, конюший и толпа разных других положенных по должности средненачальственных прихлебателей, почтительно склонившись, докладывала о выполнении его предыдущих распоряжений.
Милорд барон с утра был в духе – никого не отругал за просчёты и лень, а только велел дать двадцать плетей Главному садовнику: почему опять розы не были принесены в опочивальню к её пробуждению?! Более чем почтительное напоминание мажордома о том, что накануне (А то, что «канун» был месяц назад, памяти человека нисколько не притупляло!), он сам велел не вносить розы, пока не выйдет, нисколько его не смягчило.
Слуга с букетом должен был ждать этого момента уже у двери!
Здесь ему приходилось следовать условностям и устоям этого Мира.
А его Власть Имущие – сплошь малограмотные самодуры, отличающиеся дикостью и необузданностью нравов, и фанатичной приверженностью Этикету. Культивирующие физическую силу и выносливость. Так что садовник ещё хорошо отделался – человек старался всё же голов зря не рубить.
Хорошего специалиста казнить нетрудно, а вот воспитать и обучить нового – о-о!..
Все его люди боялись его, но уважали, как мало кого – казнил Фон Гертц только за уж абсолютно вопиющие безобразия! Например – за наглый взгляд на его Жену!
Перейдя в Обеденный зал, человек с аппетитом съел завтрак из свежайших продуктов. Он тщательно скрывал нетерпение, пока Отведыватель откусил и отпил от всех блюд и из всех кубков. (Поскольку внутренним взором видел и так – всё в порядке с едой и вином!) Восхитительный запах заставлял трепетать ноздри и выделяться – слюну.
Поскольку экология здесь не знала ни продуктов переработки нефти, ни АЭС, ни прочих техногенных чудес, чтобы привыкнуть к «девственному», весьма недосолённому и пресному вкусу продуктов, опять понадобится время…
Человек хоть и уважал пряности, но не злоупотреблял: уж больно они здесь дороги. Везти можно только караванами верблюдов, и – за тридевять земель. Через пустыни и джунгли. И – не один год! «Великий шёлковый путь!», будь он неладен…
То, что он один восседает во главе стола, куда легко можно было (и практически каждый месяц такое и случалось) рассадить пятьдесят чванливых вельмож с жёнами и детьми, а из прислуги даже сейчас можно составить чуть не взвод, его не смущало, как бывало вначале, когда он только начал осваивать эту Реальность… Лёгкое движение брови вызвало мгновенную реакцию виночерпия: подали и налили другое вино.
После завтрака состоялась прогулка верхом, в окружении отряда телохранителей. Не без гордости милорд барон оглядел свои ухоженные парки (хотя здесь не понимали, что такое «ландшафтный», да ещё «дизайн», человек распорядился: в парке имелись и замшелые гранитные глыбы, и приветливые цветочно-пахучие поляны, и «густые» буреломы, сквозь которые были проложены аккуратные мощённые дорожки – всё для уединения и отдыха. Души и взора. (От «Цивилизации».)
Чистые пруды. (Которые крестьяне регулярно чистили, вынося вонючий, но чертовски плодородный ил себе на поля – поэтому урожайность на землях вассалов, кстати говоря, куда лучше, чем у соседей. Но уж он не собирался делиться «ноу-хау».)
Возделанные поля. (Когда начинать посевную, чтоб ростки не выбило вернувшимися заморозками, человек «своим» сообщал, потому что заботился узнавать – поэтому кое-кто из землепашцев считал его чернокнижником. Или Пророком. Вот только попробовали бы они об этом кому заикнуться – костёр светил как раз заикнувшемуся!..)
Тенистые леса в вотчине, разумеется, тоже имелись, однако грибы и ягоды человек оставлял всё тем же крестьянам – хотя, конечно, забирал часть в виде оброка.
И, разумеется, Фамильный Замок: чёрная монументальная громада на изогнутом утёсе.
А неплохо смотрится новая, надстроенная, Главная Башня. Не зря поднял: оттуда все его, и большая часть соседских ленных владений – как на ладони.
Затем человек отправился в фехтовальный зал, где более двух часов упражнялся с лучшими учителями, загоняв этих троих здоровенных местных, и одного гибкого и подвижного – из Мавритании – молодцов до полуизнеможения: Знатный Вельможа должен владеть мечом, кинжалом, алебардой и всем остальным оружием так, чтобы легко справиться с десятком простых воинов. Или хоть сотней смердов! Пришлось даже в середине занятий сменить кружевную сорочку: он пропотел, как вьючный мул.
С выносливостью, реакцией и силой у человека всё оказалось в порядке. Впрочем, как и всегда.
Пока он плавал в отделанном изумрудно-небесного цвета плиткой бассейне, менестрели услаждали его слух печальными рыцарскими балладами и фривольными народными частушками. Затем его вытирали и вновь одевали, а человек слушал Эконома – отчёт о собранных податях и налогах.
Всё было в порядке. Воровать (как случалось у некоторых нерадивых вельмож) у человека не осмеливался больше никто: барон владел грамотой и счётом (Вот уж редкость!) получше расчётчиков, бухгалтеров и экономов. Хотя посадить на кол пришлось четырнадцать человек: уж от привычки взять то, что якобы «плохо лежит», отучить труднее всего: причём – во все времена!
Не объяснять же этим завидущим плебеям с загребущими лапками, что он читает в их приземлённых и мелочных мозгах, как в открытой книге! Приходилось делать вид, что проверяет ведомости – уж он знал, где подчищено-подправлено-недописано!
Управлял баронской вотчиной человек обычно после обеда: во время обеда полагалось вести «светский диалог» со вставшей и одевшейся, наконец, во все эти жутко сложно-навороченные роскошные тряпки, женой, и её расфуфыренными фрейлинами. Поскольку часть из них специализировалась на политике, науке, литературе и искусстве, поговорить, в принципе, всегда находилось о чём. Да, за обедом он не скучал.
Раздав вновь собранным «руководителям подразделений» всё необходимые распоряжения на завтра и обозримое будущее, человек посвятил оставшееся до ужина время разборке и чистке коллекции оружия – обязательного для каждого знатного феодала набора смертоносных железок, развешенных, вообще-то, не только в Родовом Зале, а и по всем парадным залам. И коридорам.
Десять слуг с масляными тряпками, песком, и мелом тщательно чистили и полировали, человек хмурился или кивал. Солярки здесь не существовало – ржавчину оттирали только по старинке. Зато уж заточено и отшлифовано всё – не придерёшься!
За ужином пришлось доедать второго кабана, зажаренного на вертеле (А куда денешься – сам убил на «вчерашней» охоте!), и пить огромное количество красного слабенького вина. Чтобы не ударить в грязь лицом перед челядью, его личная норма должна составлять не меньше галлона! Впрочем, когда у человека случался приём, ему приходилось выпивать и пару вёдер. Так что почки работали великолепно – уж человек позаботился.
Жена, делая вид, что не голодна, отщипывала двузубой вилочкой самые «постные» куски, «следя за фигурой». Вот уж этого у женщин не отнять ни в какие Века…
За едой они между собой обычно почти не разговаривали, так как находились визави в двух противоположных концах двадцатиметрового стола. Да и трудно докричаться сквозь рассказы «просвещённых» фрейлин о нравах и обычаях «варваров», или очередную балладу – то есть интеллектуальную пищу. Это только во время приёмов и пиров для других феодалов они сидели рядом – человек на большом тронном кресле, Розамунда – на малом. И в ногах её положено было сидеть арапчонку – чтобы соответствовать моде.
А вот на пирах с соседями они оба больше внимания уделяли Этикету – то есть, общению с достопочтенными гостями. На собственно еду времени почти не оставалось. Только на тосты! Вот такая она – нелёгкая доля Знатного Феодала…
Да и хорошо. Человек не обольщался. Ему приходилось несладко в таких случаях, потому что кто-то из мессиров баронов и графов разговаривал лишь о породистых конях, кто-то – о соколиной охоте, кто-то – о старых и новых крестовых Походах. Ему, если приём проходил у него дома, не всегда было легко направлять общую беседу, особенно в начале пиршества, когда алкоголь ещё не подействовал…
Зато уж когда было выпито положенное число тостов и общество оживлялось, общая беседа распадалась на отдельные очаги, а через какое-то время «любезные» гости и вовсе отключались. Таких его слуги оперативно относили по покоям – проспаться. И уж пара туалетов имелась при каждом таком покое! Но всё равно – большую часть простынь и тюфяков-матрацев приходилось заменять после каждого Пира.
Вести беседу с жёнами соседей и друзей приходилось Розамунде. И ей было куда легче.
Женщины всегда найдут о ком позлословить и против кого подружить!
Зона жизненных интересов его милой и престижной супруги была весьма сильно ограничена. Если это состояние мозга называть так.
Но человек действительно гордился ею – пусть свататься пришлось полтора года, но он добился своего, и она намного превышала средний уровень местных женщин. И весьма уверенно и дипломатично «работала» радушнейшей и обаятельнейшей Хозяйкой. Недаром же даже соседские менестрели посвящали ей чёртовы восхваляющие Оды!
Потому что когда они сами бывали в гостях – с ответными обязательными визитами – ему краснеть не приходилось: его жена запросто могла перепить любую сплетницу. А уж переговорить!..
В опочивальню удалились заполночь – от в восьмидесятый раз повторенных баллад, рассказов, и танцев человека только что не трясло. Но школа самоконтроля брала своё: на лице не дрожал ни единый мускул! Впрочем, думать и сердиться это не мешало: неужели придумать новые движения для танцоров, или мелодии и тексты для штатного оркестра запрещает религиозный Кодекс? Слушать в тысячный раз Песнь о чёртовом (пусть и великом!) Роланде!..
Или – про волосатых дебилов-гуннов!
Но и в роскошной баронской постели пришлось… Работать.
Лишь через пару часов, измочалив несчастную женщину хуже ездовой кобылы (Иначе не вызвать нужных «уважительных» сплетен среди подглядывающих в дырки стен и гобеленов фрейлин, и, соответственно, уважения соседей!), человек смог, наконец, откинуться на спину, и приступить к работе.
Глубокое сканирование выявило только одного потенциально опасного «претендента на мировое господство».
Владыка Хлодгар во что бы то ни стало желал объединить все Северо-восточные Герцогства, Графства и Баронства западной Европы под своей могучей дланью. Счастье ещё, что он обитал буквально тут же, в паре сотен лье от Столицы. «Разобраться» будет несложно. Да и заморачиваться особо изощрённым планом не обязательно.
Самые лучшие средства и способы в таких ситуациях, зачастую – простейшие.
Столь несвоевременные и амбициозные центростремительные порывы Наполеоновского масштаба пресечь в этой реальности можно как раз таким, простым, способом.
Нанять для такого дела в этой реальности кого бы то ни было – ну абсолютно невозможно без того, чтобы слухи об этом не дошли до самого Папы… И дело не в стенах «с ушами». Для такого нужен весомый повод. Ну, хотя бы – типа родовой мести!
Убийство же из-за угла повлечёт казнь сотен невинных крестьян и ремесленников того города, или села, в котором, или рядом с которым произойдёт такое убийство. Потому что Святая Инквизиция и заплечных дел мастера правящего Короля не отстанут, пока не «выявят» виновного в подлом заговоре, и его «сообщников». А такой рано или поздно найдётся – не выдержав мучений. И сочинит и про заговор, и сообщников приплетёт…
Нет, убить должен только равный, и только в честном бою. Ведь родовая честь не продаётся. Или, если продаётся, то – только для себя, любимого. Знать ни в грош не ставит чужие интересы. Хитрые интриги и демарши против соседей или врагов абсолютно не связаны с корыстью. Нанять вельможу слишком… подозрительно! Сплетни и клевета отлично заменяют СМИ.
Пришлось перенестись ещё назад, и прямым воздействием на мозг заставить Ответственных Администраторов Штаба перенести ближайший Большой Турнир на срок, к которому он смог бы всё же успеть добраться до Лютеции.
Чёрт.
А он ведь надеялся в этом году отвертеться.


Утром он проигнорировал огромный букет, который еле держали двое помощников главного садовника перед входом в опочивальню. Только позже, уже в коридоре, где челядь не могла видеть его лица, довольно поухмылялся. Дисциплина и порядок – великая вещь. Вот он и должен сейчас раздать указания так, чтоб уж за время их с женой отсутствия тут падения дисциплины не произошло.
Выехали уже после полудня.
Зная его «демократичный» нрав, сборы челядь провела в рекордные сроки.
Розамунда если и была удивлена внезапной переменой решения мужа, не огорчилась, а очень даже наоборот – сама же просила!.. Так что жена изволила встать на целый час раньше. Лично ей светило пополнение гардероба новомодной одеждой, и демонстрация невянущей прелести всем заклятым подругам. То бишь жёнам прочих вельмож. Не говоря уже об этих чудесных «задушевных беседах»…
Хорошо, что её сборами руководил мажордом – а то они могли бы затянуться на три-четыре дня.
Кавалькада из сорока всадников, трёх карет с дамами, и пяти телег с обозом растянулась на добрых сто шагов. Разумеется, дороги здесь все в рытвинах и ухабах, а уж пылят – просто бесподобно. Страдает и одежда, и глаза и – главная жертва! – нос. Человек каждый вечер менял уже абсолютно чёрный носовой платок.
Поскольку центральная власть сюзерена его страны – короля – была чисто номинальной, (лучший среди равных!) никто за грунтовым покрытием, естественно, не следил. И дорога как-то автоматически переносила сама себя после каждой зимы на новое, ещё не разбитое копытами и ногами, и не изрытое колёсами, место. Которое через год снова…
И так далее.
Здесь везде наблюдалось всё то же доброе, милое сердцу романтиков и вельмож, средневековье. Историки этого мира писали, что обусловлено такое замечательное устройство Общества всеобщим восторгом от благоденствия под эгидой мудрых и дальновидных правителей-феодалов. Последовательно, и твёрдой рукой ведущих своих крестьян и вассалов к Царству всеобщего Достатка и Умиротворения. Под недрёманным взором Святой Церкви, разумеется.
Общество, действительно, было весьма стабильно. Урожаи, благодаря заботливому уходу, железным орудиям, и удобрению земель, достаточны. Города представляли из себя не рассадник политической неустойчивости и смуты, а крохотные скопища горшечных, мебельных, пошивочных и прочих мастерских, кузниц, и лавчонок, жалко жмущихся к стенам замка феодала-покровителя.
Человек до этого никогда не стремился что-то в глобальном масштабе здесь исправить, улучшить, или – не дай Бог! – просветить интеллектуальную элиту (прихлебателей при любом Дворе) относительно того, какой ценой, и благодаря чему эпоха Средне-Поздних Веков растянулась здесь на десяток веков дольше, чем в Мире номер один.
А ответ был прост. Он лежал (для человека, разумеется!) на поверхности.
Не «изобрели» пороха. Поэтому не состоялось и изобретение огнестрельного оружия – этого универсального уравнителя десятки лет тренировавшихся профессиональных бойцов, и тёмного необразованного быдла, сидящего в кустах с аркебузой или мушкетом в руках. И могущих легко пробить фамильную кольчугу пулей. Потому что из традиционного лука её не взять.
Однако отсутствие сомнительного блага в виде Научно-технического Прогресса человека не напрягало. Он-то знал, что грозило этому миру, позволь они «изобрести» здесь чёртов порох.
Собственно, он и сейчас рассчитывал обойтись минимальным вмешательством для сохранения статус кво этой сонной феодальной дыры.
Поэтому добросовестно выполнял роль провинциального вельможи, везущего свою свиту да и себя заодно, принять символически-обязательное участие в традиционном ежегодном Турнире в Столице.
Презрительно глядел на пропылённых, словно пригнутых непосильным бременем к земле, коренастых крестьян, работавших на ухоженных полях. Поплёвывал, проезжая мимо неистребимых нищих. Кривил нос, вдыхая дым и копоть от многочисленных кузниц, кожевен и красилен в мелких и приписанных к Замкам власть имущих, навечно, городках. Которым расшириться и выделиться в самостоятельную силу не давали – его предшественником, и им самим же, подправленные Королевские Указы.
В постоялых дворах обозревал за ужином монументальные потолочные балки перекрытия нижнего, обеденного, зала, и нелепо-живописные, но работающие люстры из тележных колёс со свечами. Радовался, что стены ещё не пропитали насквозь въевшиеся чад, и запах перекалённого подсолнечного масла, и столы и лавки даже пахнут свежеобработанным деревом. (Тут – к счастью, не Столица! Это там трактиры стоят, бывает, веками.)
Удаляясь в комнаты на втором, гостиничном, этаже, с проклятиями давил клопов (обязательный ритуал), и выслушивал традиционное ворчание жены на то, что надо было захватить побольше матрацев и чистых простынь. (Да, постоялые дворы не давали клиентам ни того, ни другого, так что приходилось всё везти с собой в обозе!) И персидского порошка. (Вот уж крайне сомнительное, да и страшно вонючее средство!) Хорошо хоть, еда и здесь была вкусна, и из свежайших продуктов. А будь изобретены холодильники, уж точно кормили бы чем-нибудь вчерашним, морожено-выветрившимся!
С другой стороны, случись такое – и человек велел бы разнести здание трактира по брёвнышку, да ещё и хозяина с семьёй спалил бы на месте. И поскольку такое было вовсе не редкостью, пепелища нерадивых паразитов дороги торчали повсеместно. Что не снижало рвения определённой категории купечества мгновенно, словно по мановению волшебной палочки (Ага – «палочка» предвкушения наживы куда надёжней любого волшебства!) строить – благо, леса вокруг навалом! – и открывать новые. А ещё бы!
С такими ценами за постой, затраты на строительство и обслуживание окупались буквально за год! Вельможи по «государственным» дорогам ездили регулярно.
А такой заработок всё же стабильней, чем путешествия за заморским товаром по кишащим бандами мародёров, бандитов и разбойников, да и таможенников, дорогам других стран. Может, поэтому и торговля и торговцы здесь… Тоже не имели того влияния на политику, как, например, в Англии или Голландии перед Реформацией.
Для таких «исключительных» случаев, как нападение, человек и вёз с собой сорок обученных качков-холуёв с луками, алебардами и мечами, а вовсе не крючкотворов-бюрократов. Хотя парочка последних всё же имелась: они сразу отправятся в Ратушу Столицы, списывать новые Законы, Уставы и Регламенты.


До Лютеции доехали за одиннадцать дней. Ещё день ушёл на распаковывание и обустройство. Столичные постоялые дворы прибывающие каждый год дворяне не жгли, опасаясь гибели всего города, как уже не раз бывало, в огне. Зачинщика-виновника обычно просто казнили, предварительно прокричав на всех площадях всех городов страны, что его Род лишается дворянства, а земли отходят Государству.
Поэтому цены были выше, а качество обслуживания ниже. И стойкую вонь от немытых тел, дыма, гари от очага, и всё того же вездесущего прогорклого масла, бревенчатые стены источали стабильно: уж не ошибёшься, что ты – в Столице!
Зато можно было жить на третьем (!) этаже – подальше от грязи и вони мостовых. А ещё бы: городская канализация-то до сих пор не проложена. И все нечистоты, отбросы и ненужный хлам обыватели смело валят из окон прямо на мостовую, где она замощена, или на утоптанную глину, где брусчатки нет, в надежде на то, что осенние ливни смоют рано или поздно всё это в Сену.
Жена со своей бандой прихлебательниц за два последующих дня успела обновить гардероб, и приобрести и освоить новые средства макияжа, модные украшения, и накупить всего того, что позволяет стереть грань между модными столичными штучками и отсутствовавшей пару лет провинциалкой.
Человек же совершил необходимые визиты – в Штаб Администрации: подтвердить своё участие. В Штаб Судейства – ознакомиться с некоторыми добавлениями к Кодексу Турниров. И – в королевский Дворец: выразить традиционное (впрочем, ничего не означающее) почтение.
Всё своё оружие он привёз с собой, и оказался рад узнать, что его параметры остаются прежними. На освоение нового ему бы могло не хватить времени. Но если бы он не посетил Королевские Мастерские, и не приобрёл ещё блестящих железок чуть изменённого фасона, «коллеги-соратники» его бы не поняли.
Так что он добросовестно «отработал».


Торжественное открытие Турнира состоялось через неделю, и проходило, разумеется, в Королевском Дворце. Поскольку единственным назначением этого гигантского здания с тёмными запутанными переходами и огромными пиршественными залами, были как раз Официальные Пиры, здешние скамьи и столы поражали монументальностью, а многочисленные туалеты – древностью, запущенностью, и матерущей вонью.
Возможно (более чем!), что король, являющийся, как и во всех остальных странах, сюзереном только номинально, и фактически работавший «свадебным генералом» как раз вот таких Турниров и Пиров, просто не имел ни денег ни желания на реконструкцию здания. Обветшалые гобелены давно выгорели. Мебель была засалена и выщерблена следами кинжалов и мечей. И даже собаки, подъедавшие кости из-под столов, куда их бросали все гости, выглядели старыми и вялыми. Возможно, поэтому их драки за брошенный кусок мяса, столь веселившие всех, и вызывающие раньше массу пари и смеха, теперь почти не случались.
Зато уж выбор блюд и сервис оказались, как всегда, достойными. (Уж королю-то – точно нельзя показать слабину!)
Впрочем, ежегодная охота, традиционно собиравшая осенью вельмож во второй раз, немного сглаживала впечатление упадка величия и блеска замка и столицы. Королевские леса всё ещё кишели дичью. А егеря безусловно были лучшими. И рыцари могли блеснуть не конями-тяжеловозами и пятидесятикилограммовыми доспехами, а богато расшитыми разноцветными камзолами и благородными арабскими скакунами.
Но в местной охоте человек никогда не участвовал – он её просто не любил.
Собственно, он не любил и турниры. Но – Ноблесс Облидж! То есть, положение – обязывает.
Его соседи перестали бы его уважать и относиться с должным почтением, если бы он выказал слабость или лень! А вести очередную междуусобную войну человек хотел ещё меньше, чем показаться слабым или ленивым. Да и все феодалы, как чёрт ладана, боялись «потерять лицо»!
Хотя бы раз в три-четыре года Знатный вельможа обязан был почтить личным присутствием, или уж тогда прислать наследника – на ежегодный Турнир-смотр.
Иначе все бы посчитали, что он… Обеднел!
Взнос для участия и стоимость проживания в столице по карману только лучшим!


– …не пойму я вас никак, дражайший мессир барон! Ну почему вы не хотите почтить своим присутствием хотя бы соколиную охоту! – его сосед по столу, граф Де Монпелье, уже облил парадный камзол красным вином, да и жирная утка оставила на богатых Иллирийских кружевах воротника-жабо свой неизгладимый след.
– Благодарю покорно, мессир граф, этого у нас не заведено! Но уж, не хочу хвастаться, кабаны в наших краях пожирнее, да и покрупнее здешних! Вот приезжайте – и убедитесь лично!.. – щелчок пальцами, и в бокал ему и его собеседнику тут же долили очередную порцию вина. – Так что никакого удовольствия от местной охоты я не получаю… Охота это нечто… нечто… спортивное! Благородное! Должен быть серьёзный, и… э-э… Достойный Противник! Могучий… и хитрый! А утки – Ха!.. Вы понимаете, что я хочу сказать?..
– О, да! Я и сам куда больше люблю не пускать птичек, а всадить старое доброе копьё в лохматую холку!.. Но вот с тем, что ваши секачи крупнее местных, я категорически… Кстати, правда, что у вас есть рубец на полбедра?
Разумеется, пришлось показать и рубец. И в сотый раз повторить историю его получения от особо крупного, (С каждым рассказом размеры кабана всё увеличивались – если так пойдёт дальше, слоны станут казаться рядом с ним мышами-недомерками!) злобного и неуязвимого, словно легендарный харминстр, хищника. И заодно – легенду о лечении:
– …да, загноилась. Да так, что нога раздулась буквально вдвое!.. Что?.. А, так у меня рядом, в Чернореченском лесу, проживает кудесница-ворожея… Нет, на всякий случай не сжёг… Вот! Видите, как пригодилась: мазала каким-то ну очень вонючим снадобьем… Да, вроде, на меду и корешках каких-то… Ну – вы же видите: зажило как на кошке!
Мазь, если быть до конца откровенным, человек изготовил сам. А в лес ездил для отвода глаз – конечно, никому не надо знать, как он может лечить собственное тело…
А уж о здешней медицине можно было сказать лишь одно: удивительно, как человечество ещё не вымерло с применением всего этого страшного, и иногда действительно ядовито-опасного, безобразия, называвшегося здесь лекарственными средствами. Включавшими толчёные сушенные мышиные хвосты, рог Единорога (зверя, которого никто никогда нигде не встречал, но в порошок из его рога все почему-то свято верили!), или Иерусалимскую Розу. (Что это такое, человек до сих пор не знал. И – слава Богу!)
Человек вполне мило вначале, и несколько путано и невнятно в конце, поддерживал традиционные разговоры за столом. Темы можно было пересчитать по пальцам одной руки: почти все интересы феодалов – любителей Турниров, замыкались на военной подготовке и физических кондициях, столь нужных для Войны, Охоты, или Турниров. В крайнем случае, иногда упоминались еда и напитки из экзотических стран. Или – походы кого-то из знакомых их знакомых в дальние страны.
Однако съезд любителей Охоты баловал интеллектуализмом ещё меньше. Поскольку обсуждение кондиций, и способов их улучшения у гончих, соколов, и коней навевало на человека ещё большую… скуку.
Поэтому к утру, выпив положенные два ведра, и съев целого барана, человек убедился, что все его соседи по столу пьяны и валяются – кто где. После чего, сильно раскачиваясь (роль такая!), удалился из пиршественного Зала. На конюшне велел подать коня, с кряхтением влез в седло, и велел сопроводить его до постоялого двора оставшимся на ногах конюшим из свиты.
Жену его, и вправду потерявшую сознание, (Хоть и, как обычно, последней!), челядь увезла часа два назад. Вдоволь натрепавшихся, и не то – спящих, не то – отключившихся фрейлин – вместе с ней. На предусмотрительно поданной карете.
На улицах, освещаемых ранней зарёй, на него и эскорт пялились только разносчики, метельщики, да молочники…
На этом собственно Открытие и заканчивалось, и начинался непосредственно Турнир.


В первом бою согласно жеребьёвке фонГертцу предстояло сразиться с бароном – лордом Мортимером. Его английские корни явственно читались и на фамильном щите и на почти таком же монументальном и причудливо раскрашенном вчерашними «подвигами» и возлияниями, лице.
Поскольку человек не относился к наиболее выдающимся родам и фамилиям, их схватка проходила рано утром. Ну как рано – до полудня. После полудня бились, уже под улюлюканье и гул наполнившихся трибун, бойцы познатней. С репутацией Мастеров боя.
«Полуфиналы» и «финалы» приходились обычно на вечер. Так что ранние бои привлекали сравнительно мало зрителей и зрительниц, стремившихся всё же выспаться и прийти хоть в какую-то пристойную форму после Пира торжественного открытия.
Милорд Мортимер был сильно бледен, что не скрывало синеву набрякших синяков под глазами и красноту носа, делал странные движения головой, (похоже, его всё ещё мутило) икал, и не слишком твёрдо сидел в седле.
Однако чужие сложности человека не смущали, и он первым же ударом классического турнирного копья отправил стокилограммового вельможу в полёт за добрый десяток шагов.
Спустя пять минут, когда Судьи убедились, что его противник жив, и ругается вполне громко и вразумительно, слегка охрипший (Похоже, и ему перепало несколько литров из ледника – на пиру!) Глашатай объявил о чистой победе барона фонГерца. И оставалось только узнать имя его будущего противника, которое должно выясниться после боя пары номер девять. То есть – где-то через час.
Сдав ненужное теперь копьё, коня, и щит на попечение толпы своих откормленных бездельников-мордоворотов, (Кормил – специально. Чтоб уж внушали уважение слугам других вельмож. Да и самих вельмож! Вот, мол, какие у меня «породистые» и откормленные прихлебатели! А что: драки между челядью считались чем-то вроде дополнительного Турнира и развлечения. И уж человек обеспокоился обучить паре-тройке приёмов рукопашного боя, и поддерживать физическую форму вассалов!) человек прошёл на трибуны, всё ещё полупустые. Где выразил высокородным Дамам положенную долю почтения, выслушал вялые похвалы и поздравления от других рыцарей своего ранга, и соседей, и с положенными стонами и сетованиями на плохую погоду, (жара и правда, стояла неимоверная – даже с утра) уселся среди них посмотреть на продолжение боёв.
Если бы он поступил по-другому, на него стали бы глядеть примерно как на гея в армии. Это как если бы в хоккее, или футболе: отыгравший нападающий… Ушёл домой, а не сел на скамейку запасных, поболеть до конца за родную команду!
Нет уж – «с поля» могли только унести!
Уход же могли бы посчитать за открытый вызов, за презрение к традициям славных Предков. А это чревато тем, что, согласно Рыцарскому кодексу, земли такого феодала, выказавшего открытое неуважение остальным, может законно попытаться захватить любой желающий. Разумеется, феодал. И, разумеется, из «оскорблённых». И, разумеется, с одобрения Короля.
Словом, чем глупее традиции, тем более они живучи… То, что всем в этом Мире управляли Регламент и древние предрассудки и заплесневевшие обычаи, устраивало человека сейчас больше всего.
Его возможным серьёзным соперником на завтра казался граф де Рюш. Мужчина солидный. Но боец не слишком изощрённый – все его приёмы не менялись годами. Что не помешало ему действительно победить амбициозного и крепкого, но ещё сильно волновавшегося юнца: копьё шевалье лё Флэр, направленное явно дрожащей рукой, соскользнуло с лобового выступа нагрудника… А вот де Рюш не промазал.
Когда утренняя сессия закончилась, человек отбыл к себе, где вынужден был выслушивать бурные поздравления от челяди, дам, и других феодалов, остановившихся в его постоялом дворе. Отвечать и приветствовать тоже пришлось, с соответствующим числом тостов и неизбежным обжорством в нижнем, общем, зале этого самого двора.
Послеобеденный поединок человек выиграл легко: барон деВирдисс весил не более девяноста килограмм. Причём – вместе с жиденькими доспехами. Так что ближе к полуночи человек был вынужден в очередном грязном и крохотном туалете очищать желудок, и в своих низких и тесных комнатах переодевать очередной испорченный парадный наряд после очередных бурных «обмываний» очередной «славной победы»…


Второй день всегда проходил не столь сумбурно, и вполне предсказуемо.
Даже на утренние бои пришли почти все. Ещё бы: сейчас окончательно отсеются новички, старики, и лентяи, не уделяющие достаточно времени самосовершенствованию. И останутся только матёрые Профессионалы. А на них стоило посмотреть.
Доспехи великолепной закалённой стали, легко выдерживающие удар даже боевого наконечника копья, (А не турнирного – тупого!) и стрелы, пущенной в упор, весили добрых сорок килограмм. И щит – десяток. Но решающее значение, как человек усвоил давно, имел только конь. Именно от его выучки и надёжности и зависел всадник-рыцарь больше, чем от умения владеть копьём и мечом, и физической силы.
Турнирный конь у человека, конечно, имелся не один. Но главный – самых лучших кровей. Спокойный, уверенный. Как и он сам. Человека он уважал, и даже любил. По-настоящему. И, как знал человек, так будет до самой смерти. Его или коня. Ведь это – благородное животное. Однолюб. А не фаворитка-вертихвостка.
Человек испытывал к боевому другу сходные чувства, и знал и то, что инстинктивно и конь это знает. А читать эмоции и мысли в мозгу благородного животного было не трудней, чем у большинства местных женщин.
Ритуал проверки седла отнюдь не являлся пустой формальностью, и человек проследил за всем лично. Уж он-то знал всю кинематику и «точки приложения сил».
Граф де Рюш, разумеется, тоже вынужден был вытерпеть все те же неизменные атрибуты победы, что достались накануне и фонГертцу. Но поскольку он и вправду был сильно пьян, а вовсе не симулировал опьянение, выбить его из седла во второй попытке удалось тоже довольно легко, сделав вид, что в первом заходе дрогнула рука, а на самом деле просто хитрым движением отклоняя наконечник вражеского копья…
Уж человек-то знал, что можно, а чего нельзя показать ушлым Судьям.
Противник, которого человеку нужно было убить, должен был биться с ним завтра вечером. Разумеется, если его не остановят раньше. А его вряд ли остановят: человек видел с близкого расстояния куда легче, чем с трёх-четырёх сотен километров. Тренировки его амбициозного кандидата в новые «Владыки Мира и его окрестностей», если можно их так назвать, проходили и на силу и на выносливость. Здоровое сердце помогло настырному герцогу накачать неплохие мышцы, и набить уверенную твёрдую руку.
Мессер Хлодгар всерьёз намеревался доказать, что он самый искусный и сильный боец. Ас.
Следовательно – достоин почитания и всяческого уважения. И авторитет его будет сильно укреплён Абсолютной Победой на Турнире. Так он сможет восторженных союзников убедить в обоснованности своих притязаний, где надо – поинтриговать, а где надо – несогласных и потравить… Словом, сколотить себе альянс оппозиции.
Престарелый бездельник, теперешний король Луи Сто Двенадцатый, для них препятствием не явится. А поскольку в жилах почти каждого феодала в той или иной концентрации течёт кровь этих самых Луи, претензии восьмиюродного брата Короля на трон вполне… Законны.
Человек думал о том, что сделает, спокойно. Ему в силу работы довольно часто случалось убивать людей лично. И в этой реальности тоже. И это был его вполне осознанный выбор. Потому что только наивные морализаторы верят, что мерзавца, вора, или лгуна можно исправить силой убеждения и красивой риторикой. Человек, читая в душах, знал – исправить гнусную тварь можно только хорошей пулей из ружья. Или добрым ударом меча. Или, уж в крайнем случае – отравленным вином… Он не гнушался здесь в выборе средств – слишком велик груз ответственности. И велика цена ошибки.
И человек вовсе не хотел, чтобы немногочисленные оставшиеся целыми Миры-реальности его планеты оказались навсегда потеряны, как это уже неоднократно случалось до Решения о принудительной хроноформации.
Поэтому он продолжал вести себя так, как от него ожидалось: ел, пил, любил жену, разговаривал с соперниками – побеждёнными ли, победителями – неважно. Олимпийская система позволяла закончить Схватки всё же в обозримые сроки: всего за пару недель. Ну, плюс ещё неделя – на неизбежные празднования…
Победителем человек никогда не становился, да и сейчас не собирался. Он сражался не За, а Против. Против человека, которого заранее озаботился заставить «администрацию» вписать в ту подгруппу, где их встреча оказалась бы неминуема.
Уж подправить-то мозг чиновников-составителей Списков ему было нетрудно.


К вечеру третьего дня погода испортилась.
Набежали иссиня-чёрные клубящиеся тучи, и где-то в отдалении громыхал своими железными бочками по невидимой небесной лестнице, гром. Ветер рвал нарядные стены палаток, навесы над трибунами, и помпезно-изысканные модные туалеты дам. Красиво трепетали полностью, наконец, развернувшиеся многоцветные штандарты благородных вельмож, окружённых свитой в одежде «фирменной» фамильной расцветки, дарованной высочайшим изъявлением Королевской воли века назад, и гордо сохраняемой на протяжении десятков поколений.
Всё это пёстрое разноцветье теперь, в сером полумраке, сразу как-то поблёкло, словно обесцветилось. Броня лат готовящихся к схватке стала почти чёрной: рыцари смотрелись, словно грозные Линкоры. Собственно, это так и было – кто, как не закованные в броню бойцы, являлся самым сокрушительным оружием этой Эпохи!
Белое перо, закреплённое на шлеме сира Хлодгара, внезапно переломилось от сильного порыва ветра, и теперь трепетало на лоскутке, отвлекая внимание всех дам от мужественного лица. Которое герцог поспешил спрятать под забралом.
Нельзя сказать, чтоб перелом пера считался плохой приметой. Но уж о том, чтобы это вошло в поговорку теперь, человек собирался позаботиться. Ему это могло сильно пригодиться. Да и в будущих песнях-балладах это можно красиво обыграть…
После того, как стих странно звонкий в затихших на мгновение порывах ветра, звук труб, дающих сигнал к схватке, человек не стал спешить.
Будто сговорившись, они с противником какое-то время просто смотрели друг на друга сквозь узкие щели забрал, не двигаясь с места. Даже трибуны непривычно затихли и замерли, словно почувствовав, что что-то должно случиться.
Над турнирным полем нависла словно бы не только туча.
Но и Смерть…
Лишь через добрую минуту после сигнала горниста бойцы уверенными движениями шпор почти одновременно пустили верных коней в ровный мощный галоп.
В нереальной, почти абсолютной тишине, копыта коней действительно сотрясали землю: вес их со всадником был настолько велик, что дрожь ощущалась и в мощных несущих балках трибун, где зрители, казалось, забыли даже о том, что надо дышать!..
Расстояние для разгона было вполне достаточным. Глаз человека обрёл остроту соколиного. Вот: в эту точку он должен попасть!
Это он и сделал, действительно вложив в удар турнирного копья все свои силы.
Страшный крик перекрыл даже могучий гул двадцати тысяч глоток. Почти все, кто сидел на трибунах, вскочили. Многие дамы как водится, завизжали. А затем – и попадали в обмороки.
Притворщицы чёртовы.
Хлодгар не выпал из седла только потому, что шпоры зацепились за стремена. Но оказался отброшен на круп своего коня. Там он, нелепо взмахнув руками, балансировал несколько страшных мгновений – наверное, инстинкты бойца ещё работали.
Затем всё же опрокинулся за круп коня, потеряв сознание.
Уже развернувшись в конце Зачётного Участка, человек увидел, что коня его соперника обступили со всех сторон служители. Затем всадника распутали и сняли с тревожно ржущего, и испугано косящего глазом, и гарцующего на месте, почуявшего беду, случившуюся с Хозяином, верного животного.
Сира Хлодгара уложили прямо на траву ристалища.
Спустя ещё три минуты Лекарь Турнира через профессионального Глашатая объявил о трагической смерти благородного мессира Хлодгара в результате несчастного случая: проникший сквозь предохранительную решётку шлема стальной, хоть и затупленный как положено, наконечник копья мессира фонГертца вонзился через глаз прямо в мозг.
Трибуны продолжали гудеть: такого раньше никогда не случалось!.. Это говорило или о плохом качестве стали забрала, или… О исключительной силе удара.
К человеку подошли гвардейцы и их Капитан. Произнесший традиционную формулу извинения. Двое встали, как положено, по обе руки от человека, остальные приступили к «дознанию». Забрали поломанное копьё, осмотрели коня и седло, доспехи человека… После чего капитан отправился в Главную ложу. Доклад не занял много времени.
Затем поднялся сам Король. Трибуны, как по сигналу, заткнулись.
Стоя на одном колене, благородный фонГертц вполуха прослушал традиционный Королевский вердикт, зачитываемый Глашатаем с поистине лужёной глоткой (ну, поскольку никаких усилителей, и даже элементарных рупоров не существовало):
– «… роковая случайность, повлёкшая трагическую безвременную кончину Благородного Мессира Герцога де… Штраф в размере тысячи ливров… Запрет на участие в продолжении Турнира. И дисквалификация на два года, с отбыванием домашнего ареста в Родовом Замке…»
Обязательное в таких случаях паломничество в Священный Город разрешалось заменить ещё пятьюстами ливрами штрафа.
Хорошо хоть, что то, что произошедшее – именно случайность, ни у кого сомнения не вызывало. А то иногда «благородных» рыцарей ловили и на мошенничестве!
Тогда пришлось бы сидеть дома не два, а три года. И платить вдвое больше.
«Почётный» эскорт из пары гвардейцев, так и не сказав ни слова, откланялся.
Человек, почтительно поклонившись всем присутствующим – во все четыре стороны – покинул поле ристалища. Выслушал неизбежные сочувствия и соболезнования от челяди, затем от тех рыцарей, кто ещё не бился, или уже всё закончил. Выразил своё «ужасное» сожаление – вполне мог бы «уж в этот раз» дойти до финала!..
Прошёл на трибуны, оставив лишнее теперь оружие слугам. Подойдя к потерявшей (Он-то видел, что – только якобы!) сознание жене Хлодгара, подождал, пока ту фрейлены и официальные фаворитки приведут в чувство с помощью ароматических солей, вееров и притираний.
Высказал все полагающиеся заверения и соболезнования. Выслушал все полагающиеся уверения в том, что против него не держат зла, и «понимают, что он бился честно, и что виной всему роковая случайность!»
Человек, разумеется, видел, что эта женщина отнюдь не опечалена утратой замкнутого и амбициозного мужа, слишком мало внимания уделявшего ей, «самовлюблённой», по его словам, дурой. И предпочитавшем делиться планами с фавориткой фрекен Гудрун, которую теперь можно будет под благовидным предлогом удалить… Или даже – отравить: никто ни слова не скажет!..
И вдова уже даже наметила себе достойного нового кандидата, давно претендующего на звание Лучшего Любовника Провинции.
Да и династия не прервётся – пятеро отпрысков мужского пола усиленно тренируются на Лучшего Бойца. Через пару лет старшего можно бы и женить.
Человек знал и то, что теперь к нему будет подослано не менее трёх наёмных убийц – вот это считалось нормальным и даже соответствующим традициям. Как и поимка и казнь таких убийц тем, к кому они подосланы.
Ещё он отлично знал, что такие несчастные случаи – скорее правило, чем исключение для этих жестоких игр взрослых мальчиков.
Редкий Турнир не уносил две, три, четыре жизни.
На этом и строился его План. Простой и эффективный. Если хочешь быть уверен, что дело будет сделано хорошо – сделай его сам.
Никто его ни в чём не заподозрит. Убийство совершено (Хоть это – дело мерзкое и грязное, но признаться самому-то себе в том, что это – именно убийство, можно!) безукоризненно. И через год-другой все будут помнить только о том, что в роковом для Хлодгара поединке у него сломалось перо, и погода была… Ужасна!
А бедняга фонГертц мог бы пройти в одну шестнадцатую финала, если бы не глупая и досадная дисквалификация.
Всё это и предусматривалось его планом. Потому что именно так ущерб местным Традициям, Устоям и Регламентам оказывался минимален. И то, что он убрал опасного потенциального реформатора-объединителя, возомнившего себя кем-то вроде Карла Великого, или Бисмарка, позволяло сохранить уклад и строй жизни неизменным.
А это и являлось главной Целью человека. Его основными новыми обязанностями.
О смерти «благородного мессира» человек не жалел. Жестоко? Жестоко.
Но не более жестоко, чем во время той же Охоты скакать с огромной толпой праздных дармоедов по полям бесправных вассалов, вытаптывая и без того небогатый урожай, взращённый буквально кровью и потом, и обрекая десятки бесправных людей на лютый голод зимой.
Тот, кто может читать в головах и душах других людей, быстро убеждается в бессмысленности таких абстрактных категорий, как Совесть, Честь, Долг, Сострадание, и прочих красивостей, выдуманных, скорее всего, всё теми же менестрелями-меннезинге-рами. Да и вообще – поэтами-мечтателями, не имеющими никакого представления о подлинных рычагах, управляющих людьми и их поступками.


Путь до дома занял три недели – они теперь останавливались в замках всех знакомых, кто не поехал в этом году на Турнир. Человек с подобающим сожалением и досадой рассказывал о произошедшем, его жена общалась, узнавая, кто за кого вышел замуж, кто – отправился в Квест за святым Граалем, кто умер, кто родил, кто – спятил… Обсуждали, ехать или не ехать человеку в Рим.
Большинство высказалось против поездки – уж больно они там обнаглели: за каждую незначительную провинность с грешника дерут втридорога, и ещё молиться нужно! Проще и удобней заплатить своим. А чтоб самому не молиться – нужно просто нанять каких-нибудь братьев-пресвитерианцев… Человек делал вид, что полностью согласен.
В замке у Матильды он своего раздражения зятем не показывал. Хотя видел и отвратительно запущенное, тупое и тусклое оружие на стенах, и кое-где даже (Вот уж – вопиющее безобразие!) паутину в тёмных углах высоченных стрельчатых потолков. Он только с важным видом кивал на заявление мужа Матильды о намерении отправиться в очередной Поход для отвоевания Гроба Господня. А что – по крайней мере, благородный рыцарь будет дело делать. А не соседей со скуки доставать!
Вслух, правда, человек сказал только о своём величайшем уважении. Поддержать личным участием, однако, отказался. Ему же теперь два года никуда из замка – да, точно!..
А вообще-то Иерусалим здесь переходил из рук в руки уже раз двадцать. Вот и хорошо: это говорило о паритете сил. Следовательно, вмешательства не требовалось.
Дома он разогнал свою законную досаду «усиленным» управлением, и, отработав что полагалось, на супружеском ложе, отбыл назад. В реальность, которую считал основной. Наиболее опасной, и подверженной всяким «рискам». Поэтому и выбрал Базовой.


Только теперь он осознал, что Эллен чертовски похожа на Розамунду!
Вот что значит хороший вкус: подсознательные пристрастия, привычка к самому лучшему не позволяют снизить планку требований к кондициям Любимых!
Впрочем, работать человек продолжал добросовестно. Как и заниматься сексом.
Чуть позже ему всё же пришлось на всякий случай нанести краткие визиты в Реальности Миров Три и Четыре.
Теоретически хуже там стать не могло. Но – мало ли.
Недооценивать Людей… Да и их далёких Предков, как и потомков – нельзя.
По части поисков на свою и соседскую … приключений, Гомо, да ещё Сапиенсу – равных нет!


Мир Три был превращён в радиоактивную пустыню ужасной Третьей Мировой.
Недоработка предыдущего Наблюдателя.
Это именно после неё Наместник и объявил о введении принудительной Хроноформации. А сам Наблюдатель… Понёс заслуженную кару. И его чучело украшало стену Придворного Зала.
Поскольку война получилась ядерной, и удары пришлись в основном по городам, в полном соответствии с прогнозами учёных Ядерная Зима и разгулялась. По всем континентам. Среднегодовая температура в первые три года понизилась на добрых пятьдесят градусов. Ну, позже эти значения подровнялись. Но даже здесь, вблизи экватора, ещё оставалось чертовски холодно. И темно.
В этой реальности человек вселялся в «вождя племени», образовавшегося из членов научной экспедиции в Антарктиду, и экипажа ледокольного корабля, на котором они туда плавали.
Бесполезную и безоружную Антарктиду никто не бомбил. К ним не дошли ни ударные волны, ни световое излучение. Поэтому сохранился и корабль, и топливо, и еда. И надежда. И участники экспедиции выработали и приняли разумное решение.
Оно позволило доплыть, пока ещё океан не сковали льды, почти до экватора, и организовать Колонию на северной оконечности Австралии: на острове Мелвилл, в пятидесяти милях от Дарвина, крупнейшего города полуострова Арнемленд.
Место оказалось удачным во всех отношениях – от остаточной радиации береглись только в первый год. А вот жители континента, к сожалению, к этому времени от этой самой радиации уже… Да, жаль.
Здесь было в меру холодно, и какое-то время «водилась», если можно так назвать это, кое-какая живность. Затем превратившаяся в «консервы».
Тушёный, варёный и жаренный кенгуру за сорок лет уже набил оскомину у человека, хотя все остальные считали его за деликатес. Ещё бы: тушки замёрзших зверьков можно было теперь найти и вырыть из-под сугробов, только удалившись на сотню-другую километров, а в последнее время – и ещё дальше, от Базы.
Базой считался вмёрзший в могучие льды у берега корабль экспедиции. В своё время его с разгону загнали на мель. А после замерзания Океана уровень воды сильно понизился, и корабль теперь сидел и ровно и надёжно. Тот ещё «Ноев Ковчег»…
Но это было лучшее, что они могли тогда придумать и сделать.
Каюты и остальное оборудование как раз и были рассчитаны на суровые антарктические условия: утепление во всех помещениях, усиленный набор ледокольного корпуса, огромные цистерны с топливом, перегонный куб опреснителя, балластные цистерны, где теперь хранилась пресная вода, аварийные и вспомогательные дизельгенераторы…
Всё с самого начала давало возможность долго жить автономно. И не бояться замёрзнуть. Пусть даже снаружи доходит до минус тридцати. И это – так называемым «летом».
Поскольку «вождь племени» до катастрофы был Капитаном, ему оказалось не слишком трудно объединить людей для выживания, правильно распределить обязанности, и добиваться беспрекословного выполнения своих распоряжений.
Партии фуражиров на лыжах, или нартах, запряжённых собаками, методично обшаривали квадрат за квадратом, выкапывая и подбирая замёрзших животных, которых вынюхивали собаки, и опустошая отдельные фермерские домики, и целые посёлки.
Расчёт на то, что к более тёплому побережью сбегутся почти все, кто способен прыгать, ходить и летать, оправдался.
До того, как вся земля покрылась ледяной и снежной коркой толщиной в несколько метров, к участку побережья, где они «разбили лагерь», собралось довольно много будущих «мясных запасов». И это оказалось неплохо – ведь человеческий кишечник всё же не слишком хорошо приспособлен для растительной жвачки. Люди – не коровы.
Да и вырастить хоть какие-то растения стало абсолютно невозможно. Хотя солнце уже иногда пробивалось сквозь серую пелену постепенно светлеющих туч, от его серо-розового мерцания на молочно-пепельном небе толку почти не было. Не копать же, в самом деле, три метра снега и льда, чтобы расчистить поле под посев двух мешков сохранённых на всякий случай пшеничных и ржаных зёрен!
Ведь температура почвы под слоем снега не поднималась выше минус двадцати. А если слой снега счистить – под ним всё промёрзнет до минус сорока. Именно до стольки падает столбик термометра ночью.
Всё же человек рассчитывал, что лет через сто снег сойдёт. Океан под трёхметровой коркой льда неплохо хранил тепло – как накопленное за предыдущие века, так и тепло вулканов и подводных и подземных горячих ключей и гейзеров. Недра планеты оставались раскалены. Рано или поздно они всё растопят, и краткий (По геологическим меркам!) внеплановый Ледниковый период закончится.
К сожалению, никаких следов присутствия других Людей на планете они уже не находили. Буквально в первые же дни от взрывных ударных волн, световой вспышки и радиации погибли почти все.
Если кто и остался, уцелев в каких-нибудь правительственных бункерах после Катастрофы, теперь, вероятнее всего, просто замёрз. Простейшим историческим примером оказалась та же Антарктида: ну не выжил там, после дрейфа этого континента из умеренных широт к Полюсу, человеческий род. Сбежал в тропики: в Африку. Следом за «едой» – растениями и животными. Следовательно, и сейчас при полярных морозах на остальных континентах никто не…
Сканирование Информационного Поля подтверждало, что на поверхности пусто. Разве что – в пещерах и тех же бункерах.
Под землю разум человека проникал с трудом, и неглубоко.
Тем не менее человек регулярно заставлял прослушивать эфир, и посылать свои сообщения с координатами Базы. У них генераторы и рация до сих пор работали (Вот что значит заботливый уход и регулярное грамотное техническое обслуживание!).
Но даже если где-то и сохранились (Чёрт! Не могли же уже вымереть все те огромные Убежища под столицами, как раз и построенные для Руководящих Работников на такой вот случай! Убежища для «самых нужных» бюрократов строятся, и оснащаются запасами на годы!.. Или… Всё же могли?!) какие-то группы организованных выживших, никто из них радио не использовал.
Возможно, кто-то слишком глубоко зарылся в почву, чтобы сохранять тепло. Возможно (как думал человек вначале), кто-то молча готовит коварное нападение, чтобы разграбить их поселение, или попросту отобрать его, перебив всех.
А, возможно, уцелевшим было далековато до Австралии. Да и не до неё…
Но за сорок лет человек почти убедился, что больше на планете никто из людей не выжил.
Собственно, он исходил из этой предпосылки с самого начала.
Поэтому сразу составил Свод Новых Законов.
Обеспечить они должны были не больше ни меньше, как – выживание Человечества. (в этой реальности)
Все члены Колонии, осознавая свою ответственность перед будущими поколениями, приняли Свод добровольно… Ну, или почти добровольно.
Так как всё наличное оружие находилось в руках капитана и его офицеров, главное, заложившее нормы поведения на будущее, Собрание, прошло нормально.
Для человека.
Активно несогласных с Новым Порядком, человек, во избежание склок и Гражданской войны местного масштаба, лично пристрелил. Остальных отправил в Изгнание. Из которого, впрочем, «осознавшие» и «раскаявшиеся» могли вернуться. Ну а то, что таковых не нашлось, человеку было только на руку: никто больше не пытался оспорить его Решений.
И пусть он выглядит (Он это отлично осознавал!) при этом ничуть не «гуманней» Гитлера, или Чингиз-хана, ему наплевать: ситуация не располагает к соплям в виде демократии. Нужно любой ценой выжить.
А Диктатор для их «случая» подходит лучше всех остальных «вождей».
Вот он и командовал так, как считал нужным. Валюнтаризьм-с, мать его!..
Поэтому все двадцать девять способных к продолжению рода женщин были теперь почти постоянно беременны, а восемнадцать из шестидесяти двух мужчин занимались только кормлением, воспитанием и обучением подрастающего поколения.
Те из женщин, у которых уже закончился продуктивный период, но силы ещё сохранялись, помогали им в меру способностей. Впрочем, человек был толерантен, и по мере возможности гуманен: недееспособных стариков не выгоняли из Колонии, а кормили, одевали и ухаживали за ними до самой смерти. Человек старался, чтобы в вопросах Морали его Племя сохраняло человеческий облик.
Остальные же половозрелые мужчины работали в поте лица: «охотились». То есть, добывали необходимые для выживания продукты и инструменты, в Городе, и на окружающей территории. Чинили механизмы корабля, шили одежду, изготовляли копья, стрелы и луки. Хотя, как все уже поняли, что-то живое и реально опасное для колонистов могло появиться здесь только лет этак через двести. Да и то – если случайно залетит, например, с Марса. Ну а на родной планете, кроме бацилл и вирусов, они и правда, уже вряд ли кого увидят. Из людей.
Но человек всё равно заставлял делать копья и луки, и тренироваться в их использовании, так как ещё не был уверен, что патроны за эти века не испортятся. Всё же он опасался других, отсидевшихся в Бункерах, мародёров, готовых ради куска хлеба на всё.
Благодаря тому, что Свод Законов приняли и утвердили в первый же год, большинство девочек, родившихся от первых восьми женщин Экспедиции, уже вовсю пополняли число колонистов, и выживание крохотного «рассадника» будущего человечества хотя бы на первый век было обеспечено. Однако ничто так не беспокоило человека, как крохотный генофонд: чтобы не выродиться, нужна чужая, свежая кровь!
Но поскольку взять её теперь уж точно было не у кого, Колония больше не тратила сил и средств на поиски других выживших, а грамотно строило политику «перекрёстного скрещивания». Которое, конечно, не могло сильно нравится дамам… Но никому ведь не хотелось «отправляться в изгнание».
Поэтому теперь практически все члены Племени оказались связаны узами Кровного Родства. (Всё-таки – меньше шансов, что кто-то захочет кого-то убить!)
И если во Втором Мире царило «продвинутое» средневековье, здесь медленно и последовательно шли к классическому первобытно-родовому строю.
Это было неплохо: родственники лучше понимают друг друга. И потребности родного (не по номинальному названию) Племени. Да и субординацию поддерживать легче: среди «правящей» горстки приближённых – только родственники.
А вот плохо было другое – человек старел, и осознавал близкий конец этого тела. Тогда ему придётся выбрать: в кого вселиться, чтобы руководить дальше.
Ведь у него здесь три старших, и ещё семь младших детей. И это – только мальчиков. Ох, перегрызутся за эту сладкую игрушку: абсолютную Власть…
Ладно, эта проблема решится сама-собой. Ещё лет семь-восемь он здесь продержится.
Главное, что ему здесь было нужно, человек своими новыми, обострёнными и углублёнными возможностями, уже определил: на поверхности действительно пусто. В двух же особо глубоких Бункерах…
Всё ещё кто-то шевелится.
Но, похоже, у них случились не то – мор от какой-то подцепленной «наверху» заразы, не то – междуусобица из-за запасов пищи. Выжившим пяти мужчинам и трём женщинам не до «экспедиций» по полярной тундре, в которую сейчас превратились три четверти бывшей суши.
С другой стороны, и его людям, даже за «новым генетическим материалом», отправляться в Милуоки смысла нет.
Значит, его Колония-Племя должна выжить любой ценой! В соответствии с этим он и раздавал, вселившись, новые указания, и обходил лично все ключевые места.
В первую очередь – котельную.
– На сколько ещё хватит дров? – он глядел, как дежурный кочегар, мальчишка девяти лет, подбрасывает поленце, придирчиво изучив, съел ли огонь предыдущее.
– На три месяца, сэр. Ну, это с учётом того, что летом топить можно будет потише. – всегда сопровождавший его в обходе старший сын, которого уже с детства он пытался подготовить к новым обязанностям, знал на корабле обо всём. Отвечал собрано, кратко. И мог, как и почти любой другой мужчина, самостоятельно починить почти любой агрегат. Единственное, что человека в нём не устраивало – злобный нрав и взрывной темперамент.
Вот уж если дать ему бразды правления, дедушка Сталин будет отдыхать! Зато колония точно – не погибнет. Уже сейчас его отпрыск сам, буквально с педантичностью ищейки, выискивает недоделки и упущения, и почти всё исправляет. Сам. Или с помощью дежурных механиков, бригада которых дежурит посменно у всех важнейших механизмов и аппаратов.
Теперь – в ясли. Они прошли тесным, полутёмным, провонявшим прогорклым жиром из коптилок, утеплённым коридором.
В яслях от неистребимого запаха детских нечистот буквально резало глаза. Как бедные женщины здесь работают… Может, привыкли, принюхались? Он поторопился протиснуться мимо рядов с кроватками со спящими или орущими будущими членами Колонии в диспетчерскую яслей.
Тут всем распоряжается «хозяйка Сэри» – женщина под семьдесят с морщинистым неулыбчивым лицом. Но, как бывшая учёная, руководительница крупной гляциологической лаборатории в Университете Джона Гопкинса, сохранившая ясность мышления, организационный талант, (Вот уж – точно! Без её твёрдой руки человеку впору было отчаяться навести здесь, в этом «подразделении», хоть какой-то порядок!) и начальственные привычки. Вот и сейчас, лишь заслышав его шаги, она решительно двинулась вперёд:
– Капитан, сэр! У нас кончаются нормальные пелёнки. Те, что остались, не продержатся и года. Пеленать станет нечем. Видите: что получается даже после аккуратной стирки, даже в чуть тёплой воде? – в руке она держала тряпочку, в которую уже можно было только сморкаться, как в носовой платок: настолько тонкой и вылинявшей стала ткань, уже много раз подшитая вручную по махрящимся краям.
– Хорошо, миссис Гендерссон. Я займусь этим. – он прикинул, что, пожалуй, собственно пелёнками разжиться не удастся: в последние годы перед войной народ избаловался, всем памперсы подавай. Одноразовые. Вот уж если б они их применяли – рядом пришлось бы ставить второй корабль. Под завязку набитый только этими самыми памперсами. И ещё где-то складывать «использованные». (Не топить же ими котёл – иначе все просто умрут, нанюхавшись!..)
Значит, придётся сделать очередной набег-наезд на ткацкую фабрику в двухстах милях – в Нулунбай. Там, на складах, ещё, вроде, оставались простыни, полотенца и пододеяльники с наволочками. Ну а уж нарезать-то их на куски подчинённые миссис Гендерссон смогут.
В машинном отделении деловито копошились два дежурных механика: меняли прокладки второго тройника бойлера. Человек спросил только, справятся ли они своими силами. Справятся. Отлично.
Они вышли наружу – туда, где борта были надстроены подобием скоса-навеса из деревянных брусьев, и крытого шифером, вдоль всего корабля: склад того, что можно держать при минусовых температурах.
Здесь всё оказалось в порядке – но к приезду очередной партии фуражиров, и если и правда, «пелёнок» привезти побольше, придётся укреплять и расширять помещения, закапываясь уже вглубь смёрзшегося песка пляжа.
Хм! Кораблик-то становится тесноват! Пожалуй, придётся вскоре построить поблизости, на отшибе, иглу из снежных блоков для расплодившихся собачек, а лишних и старых лаек даже… скушать!
А почему нет? Амундсен во время открытия Южного Полюса так и делал. А уж им-то – и подавно можно! Так и вопрос с прокормом – и собачек и людей – решится максимально рационально.
Пробурённые до незамерзшего океана три узких полыньи трёхметровой глубины добычи практически уже не давали. Крючки с наживкой, болтающиеся там на разной глубине, в последние пять лет оставались почти «невостребованны». Значит, кормёжка собак рыбой, как было вначале, отпадает. Впрочем, всё тех же мороженных кенгуру матёрые шерстистые тащильщики нарт жрут за милую душу.
Ещё человек сожалел о пингвинах: вот бы завезти сюда сотни три. Уж прорубей-то они им насверлили бы!.. Пусть ловят птички, что найдут – хоть криль, хоть креветок, хоть мороженную снулую рыбу! Свежая еда была бы обеспечена. На какое-то время.
Впрочем, неизвестно, смогли ли милые пингвинчики выжить: ведь чёртов океан там тоже промёрз, и, наверное, метров на пять. Планктон, которым питалась рыба, вымерз, подох. Значит – нет и рыбы. То есть, кормовой базы для этих самых пингвинов.
Поэтому он пока не будет снаряжать экспедицию по льду в сторону Антарктиды для их возможного отлова. Или сбора тушек какой-нибудь замёрзшей колонии. А вот будет он снаряжать поисковые партии к ближайшим городам. Склады Нукурра, Катарины и Ларримы они уже разграбили. (Он не обольщался: раз не заплатили за вывезенное – значит, разграбили! И не поможет оправдание, что платить-то… Некому.) Впрочем, мука, масло, соль и рис быстро заканчивались.
Пора было подумать и о других населённых пунктах побережья. Однако переходить по заливу на полуостров Кейп-Йорк, и вытрясать единственный тамошний городишко человек пока не хотел – «открытый» океан в пору застывания неоднократно «бунтовал», вспучиваясь и ломая многометровые льдины, и теперь чёртов залив покрыт труднопроходимыми торосами. Зачем мучить людей и собак двухсотмильным сложнейшим переходом, когда можно двигаться южнее, вдоль полотна железной дороги? Тем более, и городишки здесь перспективнее.
Ещё им, как воздух, нужны растительные витамины и микроминералы. В мясе их мало, от цинги нужно что-то – именно растительное. И хоть трава, которую добывали из-под снега, имела весьма мерзкой вкус, человек заставлял всех есть её сырой. Запасы картошки кончились лет шесть назад, а от цинги ничего лучше у них не нашлось. Разве что упаковки драже-витаминов из аптек Перта, да лимоны, кадки с которыми стояли в корме, там, где раньше находилась вторая кают-компания.
Чёртовы лимоны всё никак не удавалось заставить вызреть до полной спелости – полусозревшие зелёные плоды неумолимо опадали с деревцев в десяти бочках-кадках. Может, им мало света из иллюминаторов, и от двенадцативольтовых ламп, питаемых от аккумуляторов, снятых с автомобилей?..
Не очень хорошо обстояло дело и с горючим. Освещение кают теперь целиком перевели на керосиновые и масляные лампы, чтоб не гонять зря генератор, подзаряжавший, почти как на древних подводных лодках, те же аккумуляторы. И устойчивый запах солярки и прогорклого жира насквозь пропитал всё на корабле: стены, одежду, пищу… Правда, замечал это, и автоматически морщил нос, только человек, и – только когда в очередной раз «вселялся». Остальные за эти годы принюхались.
С соляркой, кстати, намечалась проблема: баки самого корабля, и нескольких десятков катеров и мелких судов, стоящих в порту, уже почти опустели. Да и запасы растительных масел, привезённые из супермаркетов и со складов, уже ополовинены. Производства же свечей наладить так и не удалось: никто не помнил, как превращать жир в парафин. А человек, почитавший об этом там, на Земле-один, решил что не станет заморачиваться: слишком сложно и долго. Придётся, видимо, оставить масляные коптилки навсегда. Ну, или пока не кончится масло из поселений, и жир из тюленей и кенгуру.
Ещё человека напрягали мутации рождавшихся детей.
Здесь приходилось быть начеку: конечно, они не могли себе позволить поступать как спартанцы… Но оставлять в живых двухголовых, трёхногих, или полностью покрытых шерстью (Вот, кстати – задачка: а вдруг это – новая мутация, приспосабливающая человека к холоду?! Попробуй тут – выбери!..), или с четырьмя руками о шести пальцев, тоже было бы глупо. С кем бы такие тут скрещивались?!
Поэтому число колонистов росло куда медленней, чем хотелось бы человеку.
Однако оно росло. И если в Мире Один и Два человек довольствовался скромной ролью кукловода, дёргающего за ниточки из-за кулис, создавая видимость в меру свободного Общества, здесь он такой роскоши себе позволить не мог.
Слишком всё на виду. Слишком мало людей. Слишком велик груз ответственности: по крайней мере, ещё лет триста придётся суровой рукой вести племя к выживанию, контролируя и гася неизбежные центростремительные поползновения особо инициативных новых лидеров, которые уж точно получатся из его детей.
Предпоследняя экспедиция во всё тот же Перт позволила раздобыть в местной библиотеке очень подробную карту побережья. Отлично. На прошлом Совете человек уже дал распоряжения готовить большую партию охотников для похода в Квинсленд.
Им очень нужно топливо – даже если придётся рубить и пилить целые деревья. Ещё на повестке дня продукты. Бензин, если найдётся. Солярка. Справочники и учебники, пока они не сгнили. Ткань. И, конечно, медикаменты и витамины.
Хотя радиационные ожоги первых лет уже не мучили колонистов, новых болячек выявилась целая куча, и лечились они с трудом, так как даже врач экспедиции почти не понимал их природы, и способы лечения искал только интуитивно.
Абсолютно неясным, например, оставалось, почему «сухотка» лечилась обычным мелом, а «краснуха» – печёным луком. А против «чёрной сыпи» средства так и не нашли…
Число холмиков с крестами у близлежащего холма неумолимо росло.
И по-прежнему удручало то, что мальчиков рождалось почти вдвое меньше. Зато среди девочек куда выше была смертность – особенно при первых родах. Так что всего женщин, с учётом пожилых, и совсем пока юных, признанных ещё не-половозрелыми, имелось в Колонии семьдесят одна, а вот продуктивных мужчин – только семнадцать. Жуткие проблемы с потенцией были, вероятнее всего, связаны всё с той же радиацией. Или с холодом.
Только теперь человек понимал сложности выживания племён, исконно населявших заполярье – эскимосов. Впрочем, об этом тоже писали: на этот раз Пири, покоритель уже северного Полюса… Так что бытовавший раньше у «иннуитов» обычай предоставлять жену в полное распоряжение гостя – не дикость, а суровая необходимость.
Пока что это не было большой проблемой, но человек уже прикидывал, как ему придётся изменять Свод Законов: подо что подстраиваться: то ли под гаремы, то ли под матриархат.
А в целом дела у Колонии шли вполне буднично. Работали все.
Ленивых человек видел насквозь, и соответствующим образом стимулировал.
Кнут он использовал такой же, как для упряжных собак. Тот же, кто реально старался, получал льготы: будь то по его выбору – дополнительный паёк, или секс. Человек про себя (но – только про себя!) посмеивался. Аппетит почти всегда побеждал!
Возможно, виновата была действительно, низкая температура на Корабле. (Её, давая детям возможность приспособиться, старались поддерживать чуть выше плюс десяти.) Или всех так изуродовала остаточная радиация. Или сказывался хронический стресс и тяжкий труд. Нехватка витаминов. Груз ответственности…
Но особо сексуально озабоченных среди колонистов уж точно не водилось.
Иногда человеку чуть ли не насильно приходилось «призывать» намеченные пары выполнить свой «долг перед будущим Человечеством».
Система отопления тоже была постоянной головной болью. Её переделали под дрова и уголь, и теперь главное было – не отравиться угарным газом! Котлы-бойлеры, (рабочий и запасной) где нагревалась вода, стояли в трюмах. Горячую воду они подавали по замкнутой системе труб, проходивших по всем жилым помещениям. Трубы, позаимствованные на складе какой-то стройки. С помощью сварочных аппаратов протянули сквозь все переборки. Уж что-что, а пользоваться резаками и горелками члены команды умели.
Так что теперь в топке большого котла, похожего на паровозный, всё время (Ну как не вспомнить «пещерных» людей!) горел огонь, и вода, что самотёком циркулировала из котла в трубы, и обратно, применялась только заранее прокипячённая. Чтобы уж точно не забила систему накипью. Большой дровяной склад на одном из причалов порта уже почти весь перевезли и сожгли. Теперь взялись за разборку деревянных домиков. Топливо подвозили каждую неделю – для этого и держали почти сотню ездовых собак, и семь-восемь больших грузовых нарт.
Трубу, отводящую дым из топки, обложили асбестом. Сделали ещё и запасную. Однако женщины, живущие на нижних ярусах трюма, в помещениях, обустроенных там, где раньше проходил разобранный за ненадобностью гребной вал, постоянно жаловались на головные боли.
Чтобы предотвратить риск отравления, установили массу газоанализаторов во всех жилых помещениях, и даже успели поймать (когда ещё можно было!) несколько «классических» волнистых попугайчиков. Даром, что ли, они для Австралии – как воробьи для остальных стран!
И стоило птичкам начать чахнуть и чихать, как команда трубочистов срочно начинала работу в дымоходах, а все остальные старательно проветривали всё, что было можно, да и нельзя! И уж о корме для пернатых датчиков дружно заботились всё, выискивая везде просо и овёс, или обшаривая ближние и дальние зоомагазины. Особенно старались из-за того интереса, с которым за птичками наблюдали дети…
Если не считать чёртовых мутировавших бактерий и вирусов, попугаи и собаки оставались единственными животными Колонии. Крыс и блох человек позаботился вывести в самом начале. От дуста при этом сдохли две собаки… Но уж зато остальные были навсегда избавлены от насекомых. И собаки и люди.


В кают-компании утепление стен вполне соответствовало: собирались на «планёрки» часто. Тусклый мерцающий свет, чёрный от копоти потолок и неистребимая вонь солярки, пота и прогорклого тюленьего жира никому работать не мешали.
– Докладывайте. – человек в ранге Вождя, сидя во главе стола, повернулся к отогревающей руку стенографистке-секретарю, – Люси, готовы? Записывайте! – ещё в самом начале человек настоял на обязательном ведении Протоколов всех заседаний Чрезвычайного Комитета, как здесь назывались регулярные планёрки руководящей верхушки.
Так по крайней мере он мог быть уверен, что никому не отвертеться от отчёта и ответа за порученное дело. И не припрятать ничего из добытого. (Впрочем – этого не случалось. Куда можно спрятать хоть что-то?!) Слушал он всегда очень внимательно.
– …в последний раз мы забрали оттуда шесть ящиков. Ну, консервов.
Из них три были с тушёнкой, один – со сгущённым молоком. А два – с дурацкими водорослями. Ну, это… Я думаю, там ещё осталось раза на два. То есть, ящиков девять. – глава последней санной экспедиции к магазинчику маленького провинциального городка пошкреб коротко стриженную щетину головы. Переключился на бороду, которую многие отращивали вовсе не из-за тепла для шеи, а из-за неудобства частого бритья (кончался запас лезвий), – Ещё на пару месяцев этого должно хватить. А осталась там, я так думаю, ещё пара ящиков тушёнки, и остальные – компот и джем. Ну, повидло, то есть. Ну и эта… Морская капуста, будь она неладна. Ну, это… У меня всё! Сэр?
Человек кивком разрешил МакМердоку сесть. Уж в чём-чем, а отсутствии рвения его второго заместителя обвинить никак нельзя. Ему бы ещё мозгов побольше.
– Вы, Лесли. – человек кивнул своему среднему сыну, традиционно обращаясь к нему официально, раз дело происходило на заседании.
– В указанном месте, действительно, дом стоял. Ферма, вероятнее всего. – тридцатичетырехлетний мужчина всё ещё ассоциировался у человека с маленьким сморщенным краснозадым младенцем. Однако он никогда этим воспоминаниям не улыбался, – Собаки указали расположение подвала. Раскопать удалось только на второй день – вход находился снаружи, у стены, и был заколочен досками, и засыпан землёй. Однако там оказались в основном инструменты, деньги, одежда, патроны…
Еды почти не нашлось – только мешок сахара и мешок муки. Ну, и ящик мыла. Но всё, что казалось полезным, мы привезли. Список у вас, сэр. – действительно, человек уже пару минут рассматривал его. Ничего ценного. И хранить можно снаружи, в «бортовых» складах, не боясь, что собаки растащат.
– Хорошо. Секретарь! Приложите к стенограмме список. – он передал бумагу через стол скрюченной радикулитом старушке с высохшим, словно печёное яблоко, морщинистым личиком, (которую звали Елизавета, но все уж забыли, когда обращались к ней – не «Люси») всё ещё писавшей лучше всех: почти каллиграфично, – Теперь послушаем доктора. Прошу, доктор.
Доктор Стивенс был врачом во втором поколении.
Когда человек заставил штатного врача судна обучать сразу троих молодых, и не очень, мужчин, это казалось роскошью. Однако Пит Кенсингтон замёрз насмерть, Джерри Николсон погиб от какого-то нового вида рака, и вот пожалуйста: Стивенс остался один, проводив и учителя в выдолбленную во льду могилу целых тринадцать лет назад.
Так что усвоенные от первого врача экспедиции, и почерпнутые из пятидесяти томов «Полной медицинской энциклопедии» знания он сейчас передавал очередной троице учеников без каких бы то ни было протестов, или – вот уж чего не допускалось! – попустительства и лени…
– Да, сэр… Гм-м… Мутация юного Билла Кинзи по-моему, всё же не опасна. Внешне она его, так сказать, «человеческий» вид не портит. А то, что зубы у него плоские и больше похожи на коровьи, жевать и усваивать пищу, судя по всему, не мешает. (А то бы он давно!.. Гхм-м.) Так что, как мне кажется, его можно оставить. Что же касается Эльжбетты… Разумеется, таз у неё несколько шире нормы. Но не это главное…
Мне кажется, что она легко читает наши мысли, и может воздействовать прямо на мозг.
Пока – в основном своей матери. Но вскоре, я думаю, она сможет управлять… Да, именно управлять – и остальными взрослыми. Я сам, даже зная, чего ожидать, только с трудом удержался, чтобы не принести ей дополнительную бутылочку с молочной смесью!.. Словом, вы оказались правы, сэр. Она – телепат, гипнотизёр, экстрасенс, и всё такое. И развита… Не по годам!
Человек, изучивший нетрадиционные дарования собственной дочери достаточно хорошо, знал, что делать. Док только подтвердил его диагноз. Если позволить ей вырасти – у них будет Ведьма. Настоящая. И управляющая Колонией по своему усмотрению.
Впрочем, сжигать такую – бред собачий. Но не потому, что они – не Инквизиция. А просто дров жаль.
– Предлагаю оставить в живых Билли Кинзи. Кто за – прошу поднять руки… Единогласно. – он краем глаза заметил, как секретарь переложила карандаш в другую руку, постучала кистью правой о бедро, и снова принялась корябать в листах. Всё правильно. Для её возраста и плюс одиннадцать – прохладно. Рука зябнет, пальцы немеют. Себе он такой роскоши позволить не мог – организм работал на износ. Но ещё лет восемь… Да, протянет. Потом – в старшего.
– Теперь о Лиз… Сильный экстрасенс наверняка со временем подчинит всю Колонию себе и своим нуждам.
У нас будет Королева… Капризная и способная убить одной лишь силой мысли. Предлагаю стандартное усыпление. Кто за – поднимите руки… Восемь из десяти. Запишите: большинством голосов…


К концу второго дня, убедившись, что трудная, нервная, но вполне обыденная жизнь Племени проходит как нужно, человек отправил большую санную экспедицию в Джонстаун. После чего добросовестно выполнил долг по улучшению генофонда с очередной готовой к зачатию женщиной. И отбыл отдохнуть в Мир номер Один.


Отношения с Эллен проходили вполне ожидаемо: коллеги уже вовсю спорили о том, что лучше подарить молодым на свадьбу – что-то большое, скинувшись всем отделом, или всё же пусть каждый подарит от себя лично… И это – несмотря на то, что человек только-только успел купить кольцо с традиционным огранённым куском углерода.
Он хотел, конечно, сделать это как бы незаметно. Но уж позаботился через стекло магазина дать себя увидеть главной сплетнице конторы Белинде Гудхоуп.
Теперь человек весь уикенд жил в квартирке «своей девушки», и работать мог только в будние дни. Если бы не Ключ от Прошедшего, ему пришлось бы туго. Однако основные свои обязанности он выполнял добросовестно – скоро предстоял квартальный отчёт.
С неизбежными, как приход зимы, авралами и «разносами».
Эллен потихоньку от него рассматривала пробники беременности. Человек ездил по пригородам с маклерами, и придирался к предлагаемому жилью.


В Реальности Четыре человек никогда не задерживался дольше, чем на несколько часов.
Не слишком приятно находиться в теле мутировавшего лемура размером с таксу. А мозг покрупнее имелся только у мирно живших во всё той же Антарктиде моржей. Или китов. А из океана не больно-то наглядишься на то, что происходит на суше…
Но уж киты или лемуры, как носители высшего Разума на его планете, человека никак не устраивали.
Здесь обошлось без ядерной войны.
Здесь не уследили за успехами бактериологии.
Вот за эти две потерянные практически одновременно Реальности и был снят со своей должности, и наказан предыдущий Наблюдатель.
Наместник преобразил его в Нечто новое. И страдающее. Должность же долгое время оставалась вакантной. Пока не созрел и не обучился человек.
Но в обозримом будущем вряд ли и он будет навещать этот мир часто.
Нет смысла.
Последних умерших людей даже некому было хоронить.
Так что уже двадцать лет скелеты превращались в труху, города ветшали, поля зарастали бурьяном, и волки с оленями бегали по заросшим травой улицам сел и городов. Стаи птиц кружили и громко орали над опустевшими бетонными коробками. Внутри квартир селились голуби. И крысы.
Штамм же нового вируса, не находя себе своей специализированной пищи, уже вымер. Впрочем, не забыв прихватить всех человекообразных обезьян.
Что ещё раз доказало профессионализм генетиков, создавших его. И глупость тех, кто решился на применение.
Вот так «расовое» оружие, заточенное под определённую, и уж слишком, по мнению военных и политиков, усилившуюся и размножившуюся нацию, обернулось против всего человечества. Не разбирая этих самых наций, рас, и цветов кожи. Да и вообще сработало против всех, кто обладал сходным геномом.
Впрочем, как выяснил позже человек, здесь своим «доктором Хайнрихом» было бы не обойтись.
«Нейтрализовывать» пришлось бы никак не меньше, чем сто-сто пятьдесят тысяч таких же самоуверенных и «умных», и наделённых властью, расистов.
Вот и выяснилось заодно, что Гитлер, которого здесь уничтожили ещё до его прихода к власти, мог бы послужить всё же отличным отрицательным примером того, к чему приводят «благие намерения». И что мечты о «высшей расе» всё-таки очень живучи. (Всё же назвать допущение ефрейтора с амбициями до должности Канцлера – «меньшим злом», человек никак не мог.)
Но что поделаешь – амбициозные, и лучше других знающие, как воплотить в жизнь Мечту о «счастье для избранных», политики и солдафоны, плодятся похлеще тараканов. И, не имея прецедентов, готовы рискнуть помочь «высшей расе».
Так что человек вполне усвоил уроки. И если в Реальности Три ещё оставалась надежда, то перспектив для заселения людьми и их потомками в ближайший миллион-другой лет Мира Четыре – уж точно не намечалось. А поскольку число Реальностей всё же было хоть и велико, но вовсе не бесконечно, человек, ощущая себя тоже причастным к трагическому упущению, регулярно посещал эту реальность.
И регулярно испытывал досаду, боль, и злость.
Злость относилась как к незадачливому предшественнику, так и к себе.
Нельзя успокаиваться! Нужно больше тренироваться, и работать! Как над собой, так и над порученными Реальностями! Нужно, пусть это стоит сил, и времени, заглядывать подальше в вероятностное Будущее – чтобы вовремя заметить ошибки. Благо, Единое Поле содержит всё Время вселенной… И опасные пути развития пресекать можно и нужно. Примерно ту же мысль человек вычитал у Айзека Азимова в «Конце Вечности». (Не иначе, как кусок с данными о хроноформациях как-то просочился из Единого Поля в сознание писателя… Но сверхчутье – не преступление. И книга – вышла.)
А вот недосмотр в плане разработок, или применения глобального Оружия – чреват потерями: каждый очищенный от людей Мир – вожделенная добыча для Конкурентов!
А уж конкурентов у Гуманоидов хватает! Одни инсектоиды чего стоят!..
Поэтому радовало, что Наместник был на их стороне, и не приветствовал распространение Галактической хитиново-панцирной целеустремлённо-злобной Нежити.
Так что человек придирчиво и методично осмотрел все джунгли планеты на предмет выявления «самой умной макаки». И, наметив возможных кандидатов на «продвинутых» Главных Самцов, со временем могущих дать перспективное в интеллектуальном смысле потомство, сделал нужные внушения.
После чего удалился сразу в Реальность Пять.


Барьеры между реальностями он научился преодолевать ещё в далёком детстве, чисто инстинктивно. Вначале – во сне. Ну а потом освоил и методику сознательного переноса. Тогда-то его и заметили. С ним побеседовали. Убедили. Воспитали и подготовили.
Именно таких, путешествующих во сне в «другие Миры» детей, а иногда и взрослых, он и выявлял в том числе на своей первой Должности. Готовил себе смену.
Но всё же по важности эта задача уступала главной…


Несмотря на кажущееся благополучие и стабильность Общества, в пятом Мире человеку не нравилось.
Хотя с точки зрения самоуничтожения этому человечеству абсолютно ничто не угрожало. Поскольку здесь «рулила» Номенклатура.
А разве придёт в голову чиновнику-бюрократу решиться на какие-то нестандартные, якобы улучшающие общество и жизнь, нововведения?!
Ну а вдруг они не приживутся? Или – сохрани Аллах! – не понравятся вышестоящим чиновникам?! Ведь это будет означать только самое страшное: выдернуть из-под себя кресло, приносящее достойный и стабильный доход!..
Для себя Человек называл этот Мир Болотом.
Потому что всё здесь словно увязало в трясине бюрократизма и инерции Административно-командной Системы. И то, что Босс назывался Султаном, роли не играло.
Различия с Миром Один начались с двенадцатого века. Разбойничьи походы татаро-монгольского войска было позволено довести-таки до побережья Англии. После чего вся Европа два века стенала под игом малообразованных, но очень жадных варваров-коневодов. Плеть-камча прогулялась по миллионам спин, а нога в морщинистом кожаном сапоге до сих пор стояла на вые всех «коренных» народностей, кто умудрился выжить.
А выжить было сложно. Даже приняв Ислам.
Впрочем, чрезмерно сильным и единым Государство было недолго. Дети и внуки Великого Вождя Тимучина очень быстро перегрызлись, и империя распалась, едва будучи создана – почти как у Александра Великого… Что не мешало всем этим вождям кланов и родов грабить захваченные страны и народы. До воцарения Системы Администраторов.
Иначе назвать методично покончивших с кочевниками-скотоводами и пришедших на их место расчётливых и методичных азиатов под управлением династии Тимуридов, было решительно невозможно. (Опять-таки по привычке человека называть вещи своими именами, и фактического состояния дел.) Этот «приход» на первый взгляд мог показаться избавлением коренных народов от рабства.
Но это – только на первый.
Потому что бандиты-грабители, насильники, убийцы и мародёры просто и буднично сменились мошенниками-администраторами. Для простого народа, впрочем, это, второе Иго оказалось посерьёзней… И потяжелей.
Образцом для установленного везде в старой доброй Европе, да и всей Евразии, порядка, послужил, естественно, образец, до этого распространённый только в Центральной Азии.
А поскольку бюрократы здесь, в силу менталитета, всегда были сильнее всех на свете, и имели замечательные возможности утихомирить любых реформаторов, пытающихся «улучшить этот грешный мир», вскоре огромная Империя Тимуридов, которую вновь покорили огнём и мечом, для, якобы, «Объединения под дальновидным недрёманным оком», теперь «процветала под мудрым руководством».
Именно благодаря этому руководству самым «продвинутым» изобретением оставалась ветряная мельница. А единственной разрешённой книгой – Священный Кодекс, завещанный Великим Прорком. Все остальные книги были, как это принято у правоверных, сожжены.
Или будут сожжены, если какие из них случайно какой-нибудь дурак припрятал… Вместе с самим дураком и его семьёй.
Как высказался при сожжении библиотеки Лондона сын великого Тимура, Шохрух, доживший до восьмидесяти семи, и захвативший-таки Британию:
– Если там написано то же, что в Священном Коране – эти книги не нужны. А если что-то, чего там нет – тем более не нужны!
В этом Мире человек тоже предпочитал не высовываться, оставаясь на пожизненной должности Младшего Письмоводителя Вазирлиги, отвечающего за территорию, известную как бывшая Франция. В его непосредственные обязанности входило решать, какие Прошения, Жалобы, Доносы и т.п. отправлять далее по Инстанциям: для того или иного возможного реагирования Чиновниками более высокого Ранга. А какие можно и просто выбросить в корзину.
На последние он просто давал стандартный ответ просителю, причём и в устной и в письменной форме: (Это – главное в такой Работе! Всё должно быть запротоколировано! Чтобы за любое принятое решение можно было оправдаться!) «Доводим до Вашего сведения, что в настоящее время, в связи с крайней занятостью, и отсутствием свободных средств, предлагаемое (или – просимое) Вами, (вписать объект Прошения или Жалобы) невозможно, поскольку (вписать причину отказа: не соответствует насущным задачам Империи, вызовет ненужные издержки и хлопоты у Администрации (вставить название местности)…)». И т.д.
Если кто-то не был бы знаком с Восточным стилем управления и методами ведения дел, он мог бы удивиться: ни один из тысяч подобных человеку Чиновников никогда не вникал в текст писем, прошений и рапортов.
Ему (в соответствии с менталитетом) вовсе не нужно было знать, что там, в документах, содержится. Быть может, там ценные предложения, благодаря которым Империя станет богаче вдвое… Или крик о помощи: наместник провинции обворовал своих подданных, а заодно и Султана… Или весть о страшной природной катастрофе – вроде нашествия саранчи или землетрясения, уничтоживших весь урожай, и теперь грозящей всему населению края смертью от голода…
Ну и что?
Ничего этого Чиновнику знать совершенно не нужно.
Единственным условием, и способом, гарантирующим продвижение такого рода документов в Инстанции, обладающие реальной властью, чтобы что-то сделать, были…
Деньги.
Они же, и только они, могли стимулировать бюрократа соответствующего Высокого Ранга, принять-таки нужное просителю Решение.
Если посыльный, или мелкий чиновник, проситель, или просто – тот, кто доставил послание, знал, что нужно, и не забывал захватить, и с почтительными поклонами передать в руки помощника человека мешочек с соответствующим количеством золотых кружков, его мольба – о помощи, защите, или там ещё о чём – оперативно и гарантированно переходила выше – к Старшему Письмоводителю.
А если этот проситель не мог подкрепить свою Просьбу суммой, примерно впятеро большей, на уровне этого Старшего… О-о!
Его Послание – ну, там, с просьбой о помощи, защите, или ещё о чём – всё равно отправлялось в Корзину.
Решение же на Самом Верху стоило уже стократ дороже.
Но если денег хватало, и проситель считал, что его затраты окупятся, предстоял самый ответственный, и, соответственно, дорогой шаг – преодоление Референта соответствующего министерства, а затем и его Вазира. То есть Главы министерства.
До Султана же доводились лишь те дела, которые прошли «по инстанциям».
И обычно это было пустой формальностью: решение подсказывал Вазир, уже всё, что полагалось, получивший, и Казначею всё что нужно, передавший.
Собственно, это человек привычно называл эти ведомства – министерствами. А здесь они назывались традиционно на восточный манер: Вазирлиги.
Потому что находились в подчинении, и служили для выполнения указов соответствующих Вазиров – наделённых всеми полномочиями помощников султана. Число таких Вазиров соответствовало числу Провинций, подпавших под власть Султаната, и в настоящее время составляло шестьдесят три. Не захваченными оставались только земли далёкой и холодной северной части Европы, где в Мире Один находились Финляндия, Норвегия и Швеция.
Но их захват, как связанный с тяжёлыми потерями в живой силе, так и с бесперспективностью для сельского хозяйства гористой и каменистой промёрзшей местности, был признан пустой тратой сил и средств. Так что викинги, которые не убрались в Исландию и Америку, (Да, туда ещё руки Салтаната не добрались! Да и как бы добрались?! «Открытия» же так и не состоялось. По причине отсутствия того же Колумба.) жили теперь более-менее спокойно. Даже дань не платили.
А уж что касается этой самой дани… Ха!
Человек прикидывал, что рано или поздно все наличные запасы золота, со всех концов гигантского Султаната, раскинувшегося от Японии до Португалии, и от Северного Ледовитого до Индийского Океанов, осядет в казне главного Сборщика: Султана.
Вон – недавно Казначей хвастался, что строители вырыли и забетонировали (Да, бетон здесь «изобрели»! А вернее – просто позаимствовали у Византийской Империи.) новый подвал, размером с доброе футбольное поле. (Вот только про футбол здесь никто не знает! И вряд ли когда-нибудь узнает.) Иначе некуда было бы всю эту дань складывать!
Интересно, что будут делать Наместники Провинций, убедившись, что золота у их народов действительно не осталось? Высылать эту самую дань продуктами? Или выплачивать из личных запасов?! Вот уж – тройное Ха-ха!..
Так что вот она – Малика. Хм… Ростом, конечно, не вышла. И фигура – не ахти. Ноги коротковаты. Да ещё и покрыты густой и почти чёрной шёрсткой, что отлично видно сквозь розовые полупрозрачные шальвары… (Брить здесь что бы то ни было категорически запрещалось! Поэтому все мужчины ходили с густыми бородами и усами, а женщины… Да, у некоторых имелись и усики, и пушистые ноги!)
Зато новая Наложница молода и симпатична на лицо – дети будут вполне.
– Приветствую Вас, Господин! Да продлит Аллах милостивый и милосердный дни вашей счастливой жизни! Вы звали вашу ничтожнейшую рабу? – обязательный поклон в пояс. Руки сложены лодочкой перед грудью, согласно древне-индийским канонам. Вообще, культура Индии оказала мощнейшее влияние на мусульманский мир, особенно в области искусства. И секса. Что не помешало захватить эту самую Индию, и почти поголовно население вырезать… Слишком уж часто восставали!
Человек хлопнул в ладоши ещё раз. Буркнул мгновенно возникшему Евнуху:
– Ну-ка, музыкантов!
Пришлось Малике вначале услаждать эстетические порывы своего Властелина, призывно извиваясь, вихляя полноватыми бёдрами, тряся бюстом, и делая кистями рук сложные, и что-то там важное и символическое обозначающее, движения.
И только потом человек «соизволил» возбудиться и призвать её непосредственно на Ложе. Хм-м… А на ощупь кожа наложницы, вроде, ничего… Мягкая и бархатистая.
Ну уж спать Малике в эту ночь придётся не больше пары часов. Здесь положенные части тела человека, разумеется, традиционно обрезаны, и обязательства перед партнёршей даже выше, чем в Реальности Средневековья.
Ничего не сделаешь: как уже упоминалось – всё тот же Ноблесс Облидж!..
Решив, что хватит на сегодня и с него, и с измочаленной (Но вовсе не такой уж и несчастной и обессилившей, как она пыталась казаться: он это отлично видел в её хитреньком маленьком мозге!) Малики, человек отослал её в её комнатку, и позволил себе уснуть. Ведь рано утром, после второго Намаза, ему нужно на Работу.


Работа, разумеется, была – ну Очень Важной и Ответственной.
В окружении младшего Писаря, Посыльного и Подавальщика человек восседал, скрестив ноги, на огромном айване, застеленном мягкими курпачами (тонкими матрацами) и покрывалом с роскошным золотым шитьём. Нити этого самого шитья даже иногда кололи в… ну, в то, на чём он сидел. Зато уж толсты и блестят, словно алмазы – именно то, что положено Гос. Чиновнику!
Уж что-что, а выглядеть бюрократ самого Султана, и «интерьерчик» его Приёмной должны так, чтобы все только завидовали!
Посетитель, впущенный в резные деревянные двери, был обязан согласно Этикету (Да, эта замшелая и консервативная Условность цвела здесь буйным цветом!) три раза поклониться, и, упав на колени, протянуть вперёд руки с Прошением… Ну или что там у него было. И это ещё было вполне гуманно – раньше таким визитёрам приходилось целовать пол, и туфли Чиновника.
Основную часть просителей составляли представители Купечества, (Такие просили обычно об милостивом разрешении на монопольную торговлю определёнными товарами в каком-либо регионе.) Главы Общин, (Кожевенников, кузнецов, портных, и прочих – такие просили о понижении пошлин, повышении закупочных цен на их продукцию… Ну и прочих нереальных глупостях.) и Вельможи, решившие вступить в официальную Тяжбу с другим Вельможей…
Таких бюрократы любили больше всего: ещё бы! Вот из этих-то денег можно и правда – повытрясти! Буквально за каждую Справку и Протокол!
– Да продлятся дни Султана Абдурахмана ибн Рахима семьдесят второго во веки веков! Да хранит Аллах милостивый и милосердный его род на радость подданным и на страх врагам! Да пребудет милость всевышнего в его Доме, и со всеми его начинаниями! – само традиционное Приветствие необходимо было знать наизусть, и произносить громко, уверенно, и не запинаясь.
От этого зависело, отнесутся к просителю серьёзно, или… Велят прийти через две недели!
Поэтому Проситель, который не мог сам запомнить, или по каким-либо причинам красиво и внятно изложить, за отдельную плату мог нанять профессионального Просителя. (Тоже, кстати, непыльная должность, и тоже обычно фамильно наследуемая!) Большинство тех, кто имел деньги, предпочитали так и поступать – для демонстрации серьёзности своих намерений.
Пока Подавальщик подавал Бумагу Писарю, Младший Письмоводитель грозно хмурился, и выслушивал то, что полагалось сказать на словах. По большей части такие послания дублировали текст письма, и сопровождались нижайшими просьбами снизойти… посодействовать… ну и так далее – словом, пропихнуть Бумагу дальше по инстанциям.
Если посетитель демонстрировал кошелёк необходимого объёма, его приглашали приблизиться и сделать «добровольный взнос» на строительство дорог, расширение посевных площадей, благоустройство улиц… Или ещё на что-то, в соответствии с очередной кампанией, проводимой Диваном. (То есть – одноимённым комитетом, где заседали, решая дела Султаната, Вазиры )
Пересчитав (обязательное условие!) деньги, Писарь соответствующим (Или – несоответствующим!) образом кивал, и уважаемый Господин Младший Письмоводитель соблаговолял лично расписаться и поставить на накапанном из специальной цветной свечи воске оттиск печати Личного перстня – на поднесённой бумаге. Или предлагал (Что случалось редко. Такса Младшего Письмоводителя была стандартной и практически всем известной!) зайти через месяц подать Прошение повторно… (Уже – с нужной суммой!)
После чего проситель мог смело идти дальше по Инстанциям. Первая же – оттиском именной Печати и подписью подтверждала, что его податель знает Регламент Госучреждений, и достоин всяческого сочувствия и воспомоществования!..
Разумеется, прибывали и простые Гонцы, с донесениями для Дивана, Вазиров, одного из трёх Главных Вазиров, (т.е. Казначея, Главнокомандующего и Вазира Торговли) или даже Лично Его Величества. После оглашения их содержания, человек (На свою ответственность!) решал, что с такими посланиями делать дальше.
Если у Гонцов не было на Послании положенной Казённой Печати Наместника Провинции, обычно господин Младший Письмоводитель следовал заведённым в Султанате традициям.
Проще говоря, человек, после отбытия Посла с казённой же квитанцией, удостоверяющей, что тот свою часть работы честно выполнил, передавал Бумагу в… Архив!
Где она мирно пылилась, пока не была востребована, или… сгнивала. Впрочем, куда чаще её повреждали вездесущие мыши, которых в помещении Архива почему-то (!) было великое множество…
Если же Печать имелась, человек, оттиснув свой перстень, и расписавшись, не без злорадства пересылал дурацкую бумажку вышестоящим. Пусть-ка тоже потеряют время!..
Целых три часа человеку пришлось работать! Устал, конечно.
Но день выдался удачным: он получил шестьдесят золотых. Принял восемь Послов. И девять Просителей. Он не виноват, что трое из них прежде не сталкивались с Госадминистрацией, и не владели тонкостями…
Ничего, в следующий раз будут умнее!
Выдав в соответствии с процентной Ставкой шесть золотых Писарю, и по три Подавальщику и Посыльному, человек прочёл молитву, и весь его Штат, живущий, впрочем, при его Дворце, дружно сделал «Омин».
После этого человеку в составе пятёрки таких же Младших Письмоводителей пришлось часа полтора ждать, пока их поочерёдно не допустят пред ясные очи Старшего Письмоводителя.
С традиционным поклоном он передал Писарю Начальства положенную долю от честно заработанного – тридцать золотых! А Подавальщику – сегодняшние честно оплаченные по таксе Бумаги с его печатью. И, нижайше кланяясь, удалился, так и не поворачиваясь к Начальству неположенным торцом, и не сказав не слова…
А что тут скажешь-то?!
Ф-фу!.. Порядок. Чистый доход – восемнадцать золотых.
А, к примеру, породистый верблюд стоит один золотой. Стадо баранов – три. Раб – половину золотого. Правда, вот с рабынями… Смотря для чего те предназначались – за «красавицу, отбитую у кушитских пиратов» Малику пришлось выложить целых семь! И тут даже традиционно-азартный восточный торг не слишком помог – удалось скостить лишь три монеты.
Ладно, он не обеднеет. Зато уже все «коллеги» в курсе: вон, смотрят волками. Завидуют. Значит, слухи уже разошлись. Самолюбие удовлетворено. День прошёл не зря!
Теперь можно и домой отправляться – обедать.


После обеда человека посетил, «оказав ему огромную честь и доставив несказанное удовольствие» его младший брат.
Он, как обычно, просил денег.
Скотина! Опять проиграл жалование за месяц вперёд!
Человек был в ярости – уж казалось бы безмозглого бездельника и балагура устроили более чем надёжно! Сотник Столичной Стражи – чистая синекура! Никаких тяжких обязанностей, и ответственности! Знай себе получай зарплату, покрикивай на десятников, и потрахивайся по борделям столицы с тьмой шлюх из разных стран!..
Так нет – этот идиот увлёкся азартными играми!
Ну ладно бы в кости: там хоть примерно равные шансы. А то – в шиш-беш! А тут обязательно должны присутствовать ну хоть мало-мальские мозги!
Ну, о том, что у Рахматилло их нет, твердил ещё Отец, светлая ему Память!..
– Ты позоришь память и заветы нашего Отца! Тысячу раз он тебе, идиоту сопливому, говорил: «Лучше воруй, чем играй!» Что, от безделья совсем мозги жиром заплыли?!
– Тебе легко говорить! У тебя – должность обязывает воро… Э-э… Заимствовать!
А мне – где и что прикажешь воровать?! Может, ятаганы из арсенала?! И кому я их продам?!
Вот бесстыжий наглец! Нельзя такое в лицо говорить. Пусть и родному брату…
Хорошо хоть, семьёй этот придурок ещё не обзавёлся: Командному Составу разрешено жениться не раньше тридцати лет! А простым сардарам – так только после сорока, как выйдут в отставку. Да и то: если не копил жалование, и пропивал и прогуливал его, не на что и жить! Остаётся – только служить дальше!
Попузырившись для вящей острастки брата (Фиг его так вразумишь!) с часок, и потопав ногами – уже для подслушивающих слуг – человек поостыл, и денег, конечно, дал.
Слухи о неплатёжеспособности его родного брата их семейному Клану совершенно ни к чему. И порочить родовую Честь долгами – та же потеря Лица!
Но выходил от него Рахматилло-бек с хорошим фингалом под глазом, и ощущением, что сидеть не сможет как минимум два дня.
После бурной семейной сцены человек, конечно, нуждался в успокоении. Нервов и всего остального. Пришлось вызвать фокусников. Потом жонглёров. Потом – и танцовщиц. К ужину спокойствие духа оказалось почти восстановлено.
И хвала Аллаху, потому что нервы ждало испытание посерьёзней – в гости заявился Мехмет-бек, коллега по так называемой работе.
Теперь человеку полагалось изо всех сил стараться произвести на этого матёрого крючкотвора впечатление, чтобы поддержать о себе соответствующие сплетни, и, если получится, вызвать ещё большую зависть. Ничего не сделаешь: как уже упоминалось, такой менталитет. Коротко его можно сформулировать присказкой: «А у меня – лучше!»
Но поскольку, предвидя такой финт, человек распорядился заранее, выбор блюд, приготовленных его главным Поваром, мог усладить самый изысканный вкус.
И на Базаре толпа деловито-прожжённых слуг уж подсуетилась закупить деликатесы и экзотические редкости из дальних Провинций.
– О, глубокоуважаемый Абдугани-бек! (Здесь человека звали так!) Поистине Аллах не обошёл своей милостью ваш дом! Столь изысканного пиршества у меня давно уже не было! Возможно, вы позаимствовали своего повара прямо из райского сада?..
– Ах, сколь приятно услышать вашу похвалу!.. Благодарю за столь лестные слова, высокочтимый Мехмет-бек! Вы наполняете мою скромную душу надеждой, что мне удалось-таки хоть немного угодить вашим столь изысканным вкусам!
Ведь нам хорошо известно, – положенное неторопливое оглаживание бороды во время светских бесед давалось человеку куда трудней, чем высказывание заученных гладко-обтекаемых лицемерных фраз, – что никто лучше вас в разных деликатесах не разбирается… Нам столько раз рассказывали, что уж если у кого-то в столице и есть великолепнейший повар – так это у вас, милостью Аллаха!.. Не соблаговолите ли отведать и вот этого рахат-лукума? Он с добавлением индийских трав, которые сильно способствуют улучшению мужских… Хм. Только вчера прислали прямо из Мадраса!..
Белая (Загар – признак плебейского происхождения!) ручка с волосатыми толстыми пальчиками оказалась тут же запущена в изящную, словно танцовщица, вазочку:
– Ну что вы, что вы… Это – лишь слухи! Подлинное блаженство я могу испытать только здесь, у вас! Искусство кулинарии ваш повар наверняка изучал под руководством Главы поваров самого Султана! И где уж моему до него… Клянусь Святым Кодексом, больше не могу съесть ни крошки… Ну хорошо… Только чтобы оказать уважение вашему гостеприимству – давайте ещё кусочек…
Насладившись десертом, перешли к традиционному чаепитию, услаждая взор эротическими танцами, (человек уж озаботился нанять лучшего учителя-постановщика для «коллектива» невольниц-танцовщиц) и разум – высокоинтеллектуальной беседой:
– А позвольте вас спросить, почтеннейший Абдугани-бек, вот как вы лично считаете: есть смысл отправлять войска на захват этих непокорных варваров-скандинавов?
– Ну как вам сказать, досточтимый Мехмед-бек… Мы при нашей скромности суждений, конечно, не возьмёмся высказывать мнение по теме, столь далёкой от специфики нашей работы – ведь мы не специалисты в военных действиях, всех этих битвах, манёврах, и прочем таком… нам бы справиться с финансовой стороной работы нашего Вазирлиги…
– Ну а всё-таки, как вот лично вы считаете?..
– Лично мы считаем, что весьма глупо было бы жертвовать жизнями наших славных сардаров ради этих дурацких земель… Ну посудите сами, Мехмед-бек: хлопок там не растёт – это раз. Рис тоже – это два. Про фрукты я уже не упоминаю…
И что же наши дехкане или рабы выращивали бы там?.. А?.. Вот именно…
А если ничего не выращивать – зачем же тратить столько сил и жизней? Только чтобы под корень уничтожить этих дикарей, как мы сделали в Индии? Да и зачем нам это делать? Можете ли вы измыслить хоть одну вескую причину?
– Ну… хотя бы для того, чтобы показать всем покорённым народам и рабам – что мы тверды и последовательны! Престиж! Султанат это возвысит в глазах… – гость замялся.
– Кого же? – поспешил ехидным вопросом «помочь» Абдугани-бек, – Разве у Султаната остались серьёзные Враги, или Противники?! На кого нам тут производить впечатление?!
– Ну… здесь, конечно, я с вами соглашусь… Но всё же – а как же все эти чёртовы рабы-иноземцы? Мы должны постоянно и систематически развеивать их глупые реваншистские умонастроения. Ведь несмотря на нашу огромную армию, и великолепную стабильность Уклада жизни, кое-кто всё ещё пытается иногда…
– Ай, бросьте, умоляю вас!.. Какие, к шайтану, восстания! Благодаря нашим мудрым традициям, большинства коренных народов почти не осталось… Ведь на каждого родящегося у них ребёнка, жёны и наложницы наших поселенцев-колонистов, и местной Администрации, рожают – трёх, четырёх, пятерых верных тимуридов!
Нам совсем нет необходимости проводить политику геноцида в отношении аборигенов – они вымрут сами! Они и сейчас – только капля в океане потомков великого Основателя – да покоится с Миром его прах, и да возрадуется Душа его в Эдемских кущах! – оба сделали положенный «омин», – Разве когда-нибудь кто-то из таких… инородцев… сможет пролезть на высокооплачиваемые, или ключевые посты и должности? Ну? То-то!..
Вы же лучше меня знаете про Указ Сто Три. Лишь тимурид в сороковом поколении имеет право занимать… Н-да. Так что уж покорённых-то народов нам опасаться… Умоляю: попробуйте этого шербета – он из Иранистанских абрикосов! Так о чём это мы?.. – хозяин сделал вид, что потерял нить разговора, – А, да! Поэтому пусть дикие варвары грызутся там, у себя, за Северной Стеной – пока не перебьют друг друга, или…
Не перемрут!
А мы потом, когда наплодятся излишки рабочей силы, попросту вытесним и выживем уцелевших с их же земель!
– Воистину сам Аллах милостивый и милосердный излагает вашими устами! Я тоже считаю строительство Стены стратегически верным и мудрым решением… Слишком уж эти горцы сильны, живучи, и совершенно теряют разум во время битвы! Помнится, кто-то из наших минг-баши (тысячников*) говорил мне, что во время последней кампании мы теряли на одного варвара до трёх наших воинов! Кошмар! Это уж слишком!..
Но почему вы считаете, что они… Перемрут сами?
– Ну, как вам сказать… Надеюсь, это останется строго между нами?! – частые кивания и заверения, что «уж его-то уста – словно могила!..». (Хотя человек для того сейчас и пускал этот слушок – чтоб узнали наверняка все!..)
– Ну так вот…
Мне как-то сказал Главный придворный Табиб (лекарь*), что у него забрали почти всех помощников из тех, кто поопытней… И что с территорий Пентжаба везут заколоченные клети… Обозы с пленными – ну теми, что болеют этой страшной, как её… Тш-ш-ш!.. Проказой! И той, другой, болезнью… (Возведение очей к небу – вернее, потолку!) И мне почему-то кажется, что я догадываюсь, куда забросят этих пленников… Хе-хе-хе…
– Ох-ох-хо! Пожалуй, соглашусь с вами – территории-то скоро расчистятся… Подумаешь – пятнадцать-двадцать лет! Для Султаната с его почти тысячелетней Историей это – пшик!..
И я ещё хотел бы отметить мудрость великого Абдурахмана ибн Рахима семьдесят второго в вопросах религии: какое счастье, что у всех завоёванных и покорённых народов мусульманство вводилось принудительно! И тут не жалко было даже лишиться части рабов и рабынь!
Ведь на их место мы сразу заселяли наших поселенцев: дехкан и отслуживших сардаров, и наделы им давали побольше, и рабами снабжали… Почти даром. Зато теперь-то никто не может поднять восстание, воодушевляя, как говорится, Кумирами чуждой «Веры»!..
– Да хранит Аллах нашего Султана и всех его потомков во веки веков! Омин! – оба снова сделали традиционный жест омовения, – Воистину мудрость и прозорливость династии Тимуридов неисчерпаемы! Совершенно с вами согласен, никаких других религий в Султанате быть не должно! И я бы даже добавил: все их богомерзкие капища и остатки идолищ нужно бы под корень… Что? Да – ваша правда: жаль разбазаривать на это время и силы верных граждан нашего…
Обмен «мудрыми» и нравоучительными мнениями, носивший здесь название беседы, закончился лишь за час до полуночи.
Чиновники расстались, пожелав друг другу, и семьям всех родственников, и близким этих родственников, и их детям и внукам, и т.д., всяческих благ и процветания под могучей рукой наимудрейшего Абдурахмана ибн… С традиционно длинными и высокопарными заверениями в огромном удовольствии от столь полезной и приятной «беседы».


Поскольку силы ещё оставались, человек решил отдать дань и своим семейным традициям: вызвал через Евнуха Главную жену.
Всего официальных жён законопослушному тимуриду полагалось четыре, как и всякому другому правоверному мусульманину. Другой вопрос – мог ли этот самый правоверный мусульманин их купить и прокормить.
Поэтому старые воины, отправившись в отставку, и вступив во владение полагающимся огромным земельным наделом, (Правда, расположенным обычно за тридевять земель от родины – и это очень грамотно! Ведь случись восстание местного, совершенно чуждого населения – этот бывший сардар все силы и способности положит, только бы вернуть себе своё – заслуженное!..) еле-еле наскребали на единственную жену. Правда, существовала Государственная Программа помощи таким ветеранам: им под скромный процент от дохода с будущих урожаев давали ссуду!
А кое-кто из дехкан не мог заработать и на калым за единственную жену. И на ссуду ему-то рассчитывать не приходилось. Так он и умирал бездетным.
А его надел перераспределяли – за взятку, конечно – тому, кто мог! И купить, и обработать – с помощью рабов. Поэтому усадьбы многих Чиновников уступали только усадьбам Вазиров и Самого…
Шахноза (Шахиня!) не отличалась ни особой красотой, ни стройностью.
Ноги у неё были ещё короче и волосатей, чем у давешней Малики. Только что до земли доставали… Однако жениться на ней человеку пришлось – отец приказал.
Собственно, решения о законных жёнах принимали только родители жениха и невесты: существовала целая система сложных перекрёстных семейных связей, объединявших ближайшее окружение Султана в единую Касту. Входили в которую лишь кланы тех, кто веками доказывал преданность, и исполнительность, и расторопность, и… Всё такое прочее. И посторонние в этот затхлый мирок почти не допускались.
Конечно, человек понимал, что так можно и выродиться, но пока этого не происходило: благодаря большому числу всё тех же женщин – вторых и третьих жён, и наложниц со всех концов мира.
Сам человек уже просватал старшего сына за дочь Младшего Виночерпия, а его старшая дочь уже вышла замуж за сына другого Младшего Письмоводителя. Правда, все эти матримониальные интриги и традиции касались лишь детей от официальных жён.
Дети от наложниц шли – или в сардары, или в танцовщицы, служанки, или… Опять же наложницы. Очень редко кого из Приближённых наложниц покупали из рабынь, а ещё реже переводили в подкласс Официальных Наложниц – то есть, таких, детей от которых полагалось как-то в жизни пристраивать их Отцу…
И достаточно редко кто-то из Чиновников стремился к экзотике – то есть, иностранным рабыням-невольницам. У человека и тут были налажены связи: (впрочем, как и у некоторых других, особенно – молодых и ещё «активных» потомственных бюрократов) хозяин Невольничьего Рынка отправлял ему посыльного каждый раз, когда получал партию перспективного живого товара.
Так что добросовестно выполняя супружеский долг, человек прослушал курс последних гаремных сплетен о том, что сказала Зульфия Наргизе, а та слыхала ещё и разговор Гюзель с Раббией, и что потом запретил делать Старший Евнух, и почему маленького Хасана побили Нигмат и Данияр, и как новые благовония, которые купила на рынке Феруза, оказались украдены и подброшены в комнату Лейлы, и что пора бы озаботиться подбором хорошего места для Носыра…
Обещав «прореагировать» по крайней мере на часть особо уж вопиющих нарушений регламента «мирной и тихой» жизни Гарема, и заняться судьбой взрослеющих официальных потомков, человек отослал всё ещё разглагольствующую женщину, и только когда за ней закрылась дверь, вздохнул свободно. (Про себя, разумеется! Традиции подглядывать и подслушивать и здесь были стандартными!)
Ф-ф-у-у!.. Чёрт! До чего утомительны женские разборки!
Но – никуда не денешься! Надо действительно как-то реагировать. Иначе дойдёт до открытых баталий в столь тщательно пестуемом фамильном гадюшнике. Вон, как у Равшан-бека: Главная и Вторая официальные жёны передрались так, что даже порезали друг другу лица и руки кинжалами, хотя оружия на женской половине нет!
Ну, теоретически.
А ведь такое событие – тоже потеря лица!
И теперь все со злорадным предвкушением ждут понижения злополучного вельможи в должности. И правильно: раз не можешь навести порядок у себя в Гареме, чего же от тебя ждать на Работе!..
Значит, пришёл черёд молодого, ретивого и сознательного кандидата из Детей! А ты, облажавшийся старикашка – в отставку!
У человека в этом плане было немного проще: что происходит, и что – какая жена коварно замышляет, он знал, как говорится, из первоисточника. И хотя сам процесс мышления у гаремных интриганок был не сложней, чем у его любимого коня из Мира Средневековья, жизни человека этот факт совсем не облегчал, а, скорее, наоборот.
Ох уж эти женщины! Иногда разобраться в том, что они сами хотят, было, мягко говоря, не проще, чем пронести на кончике носа казан с кипящей шурпой! И сказать, что их мысли действительно меняются каждые тридцать секунд, отнюдь не было преувеличением!..
Ладно, пока он справлялся.
Скушав пару фиников, и запив тёплым сладким вином, он наконец-то мог позволить себе поработать. Теперь до утра его никто не посмел бы побеспокоить.
Осмотр «любимого» Абдурахмана ибн… шестьдесят второго позволил выявить только одно: больше всего этот избалованный и отъевшийся болван обеспокоен своей наметившейся импотенцией.
Интриги, которые затевали или уже плели шестьдесят три Высокопоставленных, три Самых Высокопоставленных, и ещё около двухсот Приближённых мерзавцев рангом пониже, равновесия в Султанате нарушить никак не могли.
Столица… Большие города… Тишина и покой.
А о чём беспокоиться?
Нет даже организованной преступности – за первую кражу отрубают руку. За вторую – вторую… Не больно-то поворуешь! А буде попытаешься (сам, или через подручных) – то уже – голову. Правда, такое – только для смердов!
Чиновники же не воруют! А кто уж совсем активно… не ворует – выгоняют в досрочную отставку! Нахапал сам – дай и другим!
Нет, тут к «социальным переменам и потрясениям» никто не стремится, и высшие эшелоны Администрации рассадником всяческой Крамолы точно не станут.
Среди покорённых народов действительно никаких реально опасных действий не намечалось: люди слишком разобщены. А поскольку ни газет, ни радио, ни даже письменности не только для простых смердов, но и вообще – не существовало, (кроме как для многочисленных Чиновников столицы и Провинций) каждый смерд и его ближний круг общения словно замкнут в скорлупу своего кишлака, или городишки…
Прямо по древним римлянам: разделяй и властвуй.
Потому что отсутствие образования, связи и единого языка лучше всего прочего способствует разъединению. С покорёнными подданными чужих стран, где аборигенное население ещё оставалось, всё ещё общались через переводчиков – незачем таким знать язык Хозяев.
Однако и для таких был обязательным пятикратный ежедневный Намаз, и Пятничная всеобщая молитва.
О том, что все муфтии, муллы и прочие служители культа неграмотны, и тексты просто тупо зазубрили (Не без помощи зуботычин, подзатыльников и розог!) наизусть в годы ученья, можно и не упоминать. Но зато эти носители Веры отлично понимали, чья рука их кормит – о пренебрегающих ритуалами, или (вот уж где вопиющая крамола!) что-то непочтительное высказавших в адрес Аллаха, Пророка, или их наместников на земле – тут же докладывали в ту же полицию… Участь грешников и кощунствующих была незавидной.
Отрубали уши, нос, вырывали согрешивший язык… И отправляли мостить дороги.
Дорог в Султанате было много. И – довольно хороших.
Но все поездки по странам и бывшим странам Провинций были разрешены только Купцам, Сборщикам Налогов, и Государственным Закупщикам. А уж от них не больно-то узнаешь, что там нового в Мире.
Болтливых даже из привилегированных эшелонов очень быстро наказывали!
Штатный стукач – это практически каждый Писарь и Бухгалтер. И уж если кто и работал высокопрофессионально и добросовестно – так это Полиция, и Тайная Полиция. Пыточных дел мастера заслуженно слыли специалистами высочайшей категории.
Пропутешествовав в Америки, всё ещё остававшиеся «неоткрытыми», человек убедился, что даже все высокоразвитые цивилизации Центральных регионов южного континента так и не вышли из тупика.
Всё те же кровавые человеческие жертвоприношения, отнимающие массу работоспособного населения у Хозяйства, и междуусобные войны.
Про примитивные племена североамериканских индейцев можно вообще не думать – они всё ещё зарывают-разрывают «томогавки войны»!
Вселившиеся же в восточные провинции будущей «Канады» викинги ещё не расплодились – рождаемость у них крайне низка. Ещё бы: с одной-то женой. И ужасающей детской смертностью!
Здесь ему изменять ничего не надо.
Про Африку и Австралию можно было не упоминать: там благополучно царит каменный век.
Ещё раз прослушав общий фон Единого Информационного Поля, он убедился, что загнивание и застой этого Мира нарушить никто и никак не собирается. Статус Кво слишком надёжно.
И падению, как это случилось с той же Римской Империей, здесь уж точно ничто и никто не поспособствует. Силы отгороженных Стеной варваров слишком мизерны. Против гарнизонов, повсеместно расквартированных по давно завоёванным, и методом «мирного вытеснения» практически почти очищенного от коренных народов, Султаната, уже и выступить-то некому.
Народ, веками приученный к мысли о Вечности Империи и нерушимой покорности её подданных, «подтверждённых» и «свыше», помышляет не о сбросе Ига, а лишь – как бы выжить. И прокормить семью.
Такое в Мире один называлось бы Эпохой Застоя и Регресса. Как технического, так и нравственного.
Но поскольку вымиранием людей такая формация не угрожала, Наместник признал за ней право на существование. И то, что так называемый Прогресс застыл на пятнадцатом веке, посчитали наименьшим Злом. Пусть ни наука, ни культура, ни демократия не развивались никак, зато человечество всё же могло прокормить миллиард смердов и сто миллионов воинов и бюрократов.
Делать здесь нигде ничего не надо. Всё поддерживается автоматически.
Застой? Регресс?
Бюрократия?..
Плевать три раза – зато все живы! И слегка сыты.
Что, в первый раз, что ли, Человечество, словно облепленное паразитами тело, кормит их, этих чиновников и бюрократов, позволяя себя нагло использовать?!.. Нет.
Так что всё – Нормально.
Мысленно сплюнув, человек отбыл в Реальность один.


Каждый раз возвращаясь из Мира Султаната, он ощущал себя грязным. И хотя Наместник запретил вмешиваться, человеку ну очень хотелось…
Хотелось, чтобы все эти лоснящиеся от жира самовлюблённые и тупые чиновничьи рожи поотрубали с плеч, или насадили на кол, или подвесили. Или сварили в кипящем масле. Или…
Он стал замечать за собой предвзятость: крайне кровожадные мысли по отношению именно к бюрократам Пятой Реальности! Из всех негодяев, по его личному мнению, они были самыми страшными. Хуже даже, чем гестаповцы у нацистов. И это – несмотря на то, что сами, лично, эти пиявки-клещи-гельминты никого не убивали.
Они только делали существование остальных людей беспросветным.
И бессмысленным.
Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, человек как мог нежно прижался к тёплым и выпуклым местам посапывавшей до этого Эллен.
Она в долгу не осталась – и вскоре человек изрядно запыхался, и запросил пощады.
Ага, так он её и получил!..


На этот раз ему пришлось биться с другим Привратником – в образе Химеры.
И её змеиноголовый хвост даже цапнул его один раз за ногу. Правда, это обошлось Химере – самой дороже.
Нога у человека оказалась из закалённой бронзы. Так что пока вражья морда недоумённо рассматривала выпавшие на землю сломанные зубы, человек поясом скрутил все её четыре лапы, и пинком в брюшину обездвижил тигроподобную тушу.
Глядя на вывалившийся сиреневый язык, человек только поморгал. Это он так отреагировал на укус. Он сам мог принять ещё и не такие обличья и формы.
Однако обнаглевшую прижить он от химеры отогнал, и лапы ей развязал – Врата нуждались в охране. Ничего, через несколько минут эта бестия очухается: он бил не сильно.
Схватка с Придворным сегодня, для разнообразия, закончилась быстро. Чтобы улучшить свои способности, человек снова подключил мозг к Полю Пространства, и использовал новые способности и знания.
Грифоны смотрели на него даже с некоторым интересом. (Вот уж что-то – действительно экстраординарное!)
Наместник, выждав положенные три поклона, вошёл в его разум, и впитал подготовленный Отчёт. Минуты две (Ещё один редчайший случай!) он думал. Затем рот его открылся:
– Некоторые из твоих Решений я одобряю. Но вот самое первое – использование раковой больной – уж слишком напоминает бессовестное манипулирование. Разумеется, я не имею в виду так называемую «человеческую мораль». Я говорю о загробной жизни этой женщины. Теперь она попадёт в Ведомство Петра, как мученица.
А должна была – к Вельзевулу, как самоубийца.
Баланс, конечно, не нарушится сколько-нибудь ощутимо от единственной души…
Однако! Впредь попрошу из Ведомства в Ведомство души не переправлять!
Человек почтительно поклонился, так и не раскрыв рта для попыток оправдания.
Правило номер один: начальник всегда прав! В случае, если начальник не прав – действуй согласно Правилу номер один – то есть, что начальник всегда прав!
Кое-что из Мира Пять было вполне применимо везде, где имелись работники и работодатели…
– Далее, – продолжил Наместник, – Ты правильно поступил, явившись для Доклада сейчас. Теперь, когда я убедился в твоей способности принимать и осуществлять адекватные решения и воздействия, я…
Подтверждаю твои полномочия и новую должность.
Приказываю подвергнуть необходимым, по твоему мнению, Хроноформациям, следующие пять Реальностей. Поскольку они не сильно отличаются от Базовой, думаю, сложностей ты не встретишь. Тем не менее, разрешаю пользоваться экстренным Каналом связи с Управляющим в случае затруднений.
Я имею в виду затруднения того плана, что касаются разных Ведомств.
С очередным отчётом можешь не торопиться. Для нас сейчас главное – надлежащие результаты. Ступай.
Так и не сказав ни слова, человек откланялся.
К Управляющему на этот раз он зашёл по своей инициативе.
Если было что-то, что могло ему пригодиться для работы в следующих пяти Мирах, он хотел об этом знать, и по возможности, усвоить.
Действительно, кое-что нашлось. Человек усвоил, и отбыл «домой».
Работы предстояло достаточно.
Что ж, дорогая… Свадьба, конечно, состоится вовремя.
Но «служебные командировки» намечаются сразу после медового месяца…