Алатырь-камень

– 1 –

Ночная вьюга мела злобно, словно пытаясь стереть в лесу все следы, волчонком скулила под окнами. Изба была ещё крепка – в своё время её сложили добротным лесом, звонким, пахнущим смолой. Правда, прошедших с тех пор годов никто не считал. Сколь раз меняли сгнивавшую дрань на крыше да бычьи пузыри подслеповатых окон, не мог бы вспомнить и сам хозяин – дряхлый волхв Всеслав. Да и что кому за дело до годов, пролетавших один за другим над резным коньком его одинокого жилища!
В углу, рядом с печью-мазанкой, оттаивала вязанка хвороста, принесенного с мороза отроком Нежданом. На столе, рядом с деревянной кружкой с тёплым травяным взваром, лежала надрезанная коврига ржаного хлеба. Старый волхв сидел, устало опершись на лавку, покачивая белой головой, будто в раздумье. Да и было о чём подумать! Сколь не живи, а не молодеешь… Сегодня старик остро почувствовал: дни его подходят к концу. И ничего уж не поделать: кому из смертных под силу перечить судьбе?
Всеслав вздохнул, огладил седую бороду и заговорил:
– В древние времена, говорят люди, когда земля была полна первозданной силой, боги, уходя на покой, заключили уговор, что предопределил судьбу каждого живого существа. Велес принёс крепость земли, Перун – жар небесного пламени, Мокошь – силу вод. Святобор подарил власть над лесами, а Стрибог лёгкость ветра, разносящего по белу свету вести. Каждый внёс частицу своей магии, и тот, кто смог бы принять все эти дары, стал бы первым из первых – никого могущественнее не нашлось бы на всём свете. И вся эта сила, бают старики, заключена в Алатырь-камне. А где тот камень – подлинно не ведает никто. Да то и к лучшему… Однако, и тех крох, что осталось, довольно для мира.
Юноша слушал молча, не перебивая, как полагалось у знающих людей. Волхв с усилием протянул слабую руку, взял ложку и провёл пальцем по гладкой тёмной древесине.
– Лешие с тех пор навсегда обрели власть над лесами. Им подвластны кусты и деревья, тени, тайные тропы. Они имеют силу путать дорогу, заставлять путника идти не туда, куда тот хочет. Да только магия их не даётся даром, требует платы. Поэтому ты зря дерево не обидь, но и никогда не проси помощи у лесного народа, –  старик передохнул и продолжил:
– Чудь белоглазая унаследовала тайны земли. Каменья самоцветные хранят их веды. Резы и чёрные руны их метят не просто для памяти – знаки эти могут менять правду самой жизни. Редко кому удаётся их видеть.
Он прихватил кружку шершавыми пальцами, поднял к тонким блеклым губам и сделал маленький глоток.
– Русалки же – дочери воды. Их песни кружат судьбы, а течение рек несёт понятный только им смысл. Но если русалка ступит на сушу, сила её уходит, словно в талая вода, которая просачивается в землю.
Старец откинулся назад и перевёл взгляд на пляшущий в печи огонь. Пламя в печи колыхнулось, отбрасывая тени на деревянные стены.
– Огненные змии хранят ярость Перуна, а предводитель их – Горыныч. И все эти силы недолюбливают друг друга… Ветры же Стрибога – те сами по себе, их не замечаешь, но они приводят людей к местам, где им надлежит быть, или отводят в сторону от цели. Девы-полуденницы играют с ветром и заставляют воздух плясать; они могут сотворить бурю, изменяя дыхание небес так, что и степь всколыхнётся, и пустошь затрепещет. Но бояться их не следует. А вот что ты должен запомнить накрепко…
Волхв нахмурился.
– Есть среди этих окаянных воздушных духов тот, кого опасаются даже сильные и мудрые. Соловей-Разбойник! Его голос не просто звук, а гром, ломящий лес, давящий саму сущность мира. Он не ведает пощады.
Он поднял голову к потолку.
– А ещё, бывает, над землёй пролетают крылатые стражи. Эти были людьми, но связали свою судьбу с небом. Они не ведут жизни среди смертных, но память их – старая, вечная, как звёзды…
Закашлявшись, старец приник к кружке. Когда она опустела, убрал её в сторону.
– Славно мы с тобой прожили, спасибо тебе, Неждан. Я, что знал тайное, всё тебе поведал. И знание это, надеюсь, не мимо прошло. Теперь твой черёд.
– Что – мой черёд?
– Время моё уходит, отрок. Помру скоро. Дальше тебе веды хранить. Все мои записи знаешь где… Береги от пожара, береста горит лихо.
– Не говори так! Ты ещё, деда, протянешь! Я вот травок нужных подберу, отпоим тебя. Мёда липового принесу, я знаю, где рой зимует!
– Добрый ты…
Волхв устало провёл ладонью по столу, будто сглаживая невидимые морщины времени. Пламя в печи потрескивало, отбрасывая колеблющиеся отблески на стену напротив. Неждан молчал, теребя в руках краешек своей рубахи.
– Я поведал тебе многое, отрок, – продолжил Всеслав, – но веды потребно не только хранить, но и понимать. Наблюдать за миром. Становиться мудрей. В мудрости великая сила! Но запомни: не бывает силы без жертвы. Вот полуденницы – играют с ветром, но поди спроси, какой ценой им даётся та пляска воздушная! Леший дорогу изменит – а что ему за это? Ведь каждый узел магии завязан туго.
Неждан слушал, опустив голову.
– А что с крылатыми стражами? – вдруг спросил он. – Они-то были людьми. Глядишь, и подскажут что, когда придётся?
Волхв вздохнул.
– Они, может, и ведают что-то, да не каждому откроются. Скольких людей они миновали, скольким не явились? Бродят над миром, пока есть память. А потом… И что могут поведать, неведомо.
Старик снова провёл пальцами по столу.
– Алатырь-камень… Он скрыт, да не заступлен навсегда. Вот ты спроси себя: если кто его найдёт – что тогда? Добро ли выйдет, али беда большая?
Неждан нахмурился.
– Да, деда, нелёгкое у тебя знание.
– А ты его не принимай просто так. Слова мои в сердце возьми – время покажет, что с ними делать.
Ночь заглядывала в окна. Снаружи слышался вой ветра – словно кто-то невидимый бродил меж деревьев, обдавая избу холодным дыханием. Ветер пел всё сильнее, и Неждан, даже сидя на лавке, чувствовал, как холод пробирается сквозь щели, но не шевелился – внимать волхву важнее любой стужи. Он твёрдо знал: если бы существовала хоть малейшая опасность, Всеслав давно бы уже принял меры. Но тот лишь молча смотрел на пляшущий огонь, словно желая запомнить каждый отблеск на обожжённой печной глине.
– Много ты слышал ныне, отрок, но веды – не просто слово. Они держатся на памяти, а память, как вода, уходит, коли её не сберечь.
Он наклонился вперёд, опершись на столешницу.
– Запомни одно: сила земли, воды, лесов и воздуха – то великая власть, но и проклятие. Никогда никто из смертных не ведал всей тайны, да, может, и не стоит к тому стремиться.
Пламя дрогнуло, будто подтверждая стариковы слова.
– Когда я помру, ты не просто хранить веды будешь, а жить ими. Слушать мир, что он шепчет. Видеть знаки там, где их не видят другие.
Неждан напрягся, его пальцы скользнули по грубой ткани рубахи.
– Не смогу я, деда… Куда мне до тебя. Я ведь только...
Волхв усмехнулся.
– Пока так и есть. Но веды не спрашивают, готов ли ты. Они сами решают, кому открыться.
Снаружи стукнуло, будто что-то тяжёлое упало в снег. Старик не шевельнулся, лишь сказал, глядя на дверь:
– Вот тебе первое испытание, отрок. Сходи да погляди, кто там к избе подошёл.
Неждан вздохнул, встал, достал лучинку, зажёг её от печного жара и направился к двери. Потянул на себя заскрипевшую дверь, и в лицо ему ударил холодный ветер, несущий запах снега и мёрзлой хвои. Полная луна висела низко, её свет пронзали чёрные силуэты деревьев – словно бледное лицо узника глядело сквозь решётку. Неждан приподнял лучину, горстью защищая огонёк от ветра, и осветил снег перед порогом.
В темноте не было ни души. Только следы.
На белом намёте свежей пороши кто-то проходил босыми ногами, оставляя в снегу необычный узор. Неждан нахмурился.
– Деда, тут…
Но Всеслав уже стоял за ним, уперевшись поясницей в дверной косяк.
– Вижу.
Старик не удивился, лишь потянулся за посохом, прислонённым к стене.
– Вот тебе и знак, отрок. Кого-то путь ведёт к нам. Вопрос не в том, почему пришли, а в том, чего хотят.
Он посмотрел на юношу строго.
– Знай: если есть следы, а того, кто их оставил, не видать – значит, не всё вокруг происходит так, как тебе видится. Бди.
Ветер вновь засвистел, и словно откуда-то издалека донеслось тихое, едва слышное пение.
Русалочья песня?! Да нет, быть такого не может. Зимой водяным девам время спать… Показалось.
Волхв дышал тяжело, с усилием, вглядываясь в ночь. На луну, как на грех, наплыло облако, и видно было плохо. Ветер гнал снег, быстро заметая следы перед порогом, словно прося прощения за некстати совершённый проступок. Всеслав, цепко держа посох, чувствовал успокаивающую шероховатость древесины. Он привычно провёл пальцем по защитным знакам, проверяя их силу: долгая жизнь приучила его к тому, что ничто не случается просто так.
Покачав головой, старик затворил дверь. Шаркая стоптанными валенками, прошёл поближе к печи и в задумчивости уселся перед огнём. Неждан заботливо поправил сползший с его плеча тулуп и тоже замолчал, не смея тревожить раздумье учителя. Всеслав же прикрыл усталые глаза и, казалось, задремал.
…
Тогда тоже бушевала зима.
Метель яростно рвала небо, воздушными стрелами летели вихри, путаясь в бороде и обжигая щёки и нос. Всеслав возвращался домой через лес напрямик, по глубокому снегу, а мороз лютовал, сбивал дыхание, забирая тепло из самого сердца.
И вдруг – кровь. Алые пятна и брызги на вытоптанном снегу. Следы недавней борьбы, которые не успела замести непогода. С одного взгляда стало ясно: тут только что прошла смерть.
Под заповедным дубом смертным сном спали двое. Мужчина и женщина, тела растёрзаны. И ничего уже не сделать – поздно.
Медведь. Зверь был где-то рядом. Волхв знал это, ясно почувствовав его присутствие за границей видимого мира. И тогда он произнёс запретные слова повеления, которые не говорят без особо веской причины. Всеслав даже не стал смотреть, куда ушёл медведь, он смотрел на другое: рядом, под остатками одежды, был тот, до кого зверь добраться не успел. Ребёнок. Мальчик.
Года два, не больше. Он не плакал – не было сил. Безжалостный мороз спешил пробраться под остатки тонкой одежды, и жизнь уходила из маленького тельца слабыми облачками дыхания.
Всеслав крякнул, укрывая дитя за пазухой:
– Эвон как судьба твоя взбрыкнула, малый!.. И что прикажешь теперь с тобой делать? – говоря это, Всеслав уже понимал, что за него всё уже заранее решено: как бы не сама Мокошь подбросила испытание. – И как же мне теперь назвать-то тебя? – продолжал он. – Ну, пусть уж будешь Неждан.
…
Громкий треск полена в печи вытолкнул старика из глубины памяти. Он вздохнул, поднимая набрякшие веки, и взглянул на ученика. Потянулся к пустой чашке и ласково провёл пальцами по гладкой древесине, машинально повторяя движение пятнадцатилетней давности, когда в его ладонях лежал ребёнок. Неждан, не зная, о чём думал Всеслав, метнулся было налить целебного отвару, но старец знаком остановил его: не надо. Он ощущал, что эта ночь чем-то важна для них обоих.
За окном шумел выстуженный вьюгой пустой лес – угрюмо, глухо, недобро.

Морозное утро пришло тихо, без ветра. Лес замер в неподвижной торжественной белизне. Розовые в утренних лучах сосны держали в высоте на ветвях тяжёлые шапки снега. В сухом рассветном воздухе солнце играло невесомыми ледяными иголочками.
Внутри хорошо протопленной с вечера избы было тепло и сумрачно, пахло сухими травами и – еле заметно – умирающими в печи углями, затаившими ровное тепло. Тишина.
Всеслав лежал на лавке вытянувшись, неподвижный, как высохший корень. Рука его ещё держала край наполовину сползшего на пол зипуна, но пальцы уже не сжимали ткань – они бессильно расслабились, как бывает, когда человек отпускает заботы навсегда. Глаза закрыты, дыхания не было. Неждан смотрел на него, не зная, что делать. Высохшая кисть старца, привыкшая и к работе, и к письму, оказалась холодной и чужой – не той, что ещё вчера вела его по путям знаний. Старец умер тихо, без долгих мучений. Рядом на столе стояла нетронутая кружка с остывшим отваром.
За окном, под разгорающимся светом утра, стоял кто-то, не походивший ни на человека, ни на зверя, ни на призрака: очертания фигуры менялись при каждом новом взгляде, будто он был не формой, а чем-то иным – то ли остатком движения, то ли неопределившимся намерением. Неждан не знал, как это назвать. Да и видно сквозь плёнку пузыря было плохо.
Отрок на внезапно ослабевших ногах прошёл к двери, чувствуя, как в груди расползается глухая тяжесть страха. Теперь Всеслав не скажет ему, что делать, теперь он всё должен решать сам.
За дверью на снегу следов по-прежнему не было. Не было и самой фигуры, только в ушах Неждана словно бы прозвучал короткий смешок. Неизвестный явно не хотел, чтобы его видели – а может, его и увидеть-то было нельзя.
Неждану показалось, что где-то рядом родился звук – неясный, словно приглушённый. Не ветер. Не треск льда. Скорее, отголосок слова, которого никто не произносил.
– Волхву уже не помочь. А ты уходи, если хочешь жить.
Слова возникли внезапно, внутри головы, будто кто-то прошептал их прямо в его сознание. Не было источника, не было фигуры, только голос.
Неждан нервно сглотнул.
– Ты кто?
Снова короткий смешок, презрительный, но без злобы.
– Неважно. Важно, что скоро они придут. И теперь цель – ты. Всё, я предупредил.
Грудь сжалась, как от удара.
– Кто «они»?
Молчание. Лес, словно ожидая, хранил паузу. Затем голос вернулся, но уже тише, как бы издалека:
– Те, кто искал волхва. А ты его ученик. Так что думай.
Неждан вдруг почувствовал, что в холоде стало ещё прохладнее. Его пальцы непроизвольно сжались.
– И что мне делать? – спросил он.
Ответа не последовало. Только краткий отклик памяти, обрывок чужого дыхания, которое без следа растворилось в морозном воздухе.
Он стоял один. Было ясно, что времени у него почти не осталось, хотя и не ясно – почему.
Всё же не зря он учился у волхва. Такими явными знаками не пренебрегают.
Собраться в дорогу было делом недолгим. Одежда, обувь, в заплечный мешок – запас еды. Огниво. И, конечно, посох волхва – оставить такую драгоценность даже мысли не было. Не было слёз – это потом, а сейчас не годилось оскорблять память наставника душевной слабостью.
Через минуту Неждан уже чертил на снегу руну забвения: теперь никому не удастся узнать, куда лежит его путь. Да он и сам этого не знал.
А сзади ярко пылала изба: волхв получил достойное его памяти огненное погребение.

– 2 –

Потолок в корчме был низким, закопчённым. Возле двери растеклась лужа талого снега: там входящие громко топали, сбивая налипший снег, обмахивали поршни и черевьи измызганным полынным веником.
Пахло щами и жареной рыбой. Посетителей было немного: пара купцов с немногой челядью, да в дальнем углу дремал за столом пьяный смерд. Время от времени он пробуждался и начинал ругаться с хозяином насчёт цены на выпивку, но не получая ответа, опять засыпал.
Неждан вошёл осторожно, чуть ссутулившись, чтобы не привлекать внимания, и расположился подле стены, поближе к печи, откуда ленивым жаром струилось тепло. Ощупав тощий кошель, он заказал тёртую репу с хлебом и кружку горячего сбитня. Главное сейчас – не обратить на себя внимания: мол, обычный путник, каких в дороге десяток на версту. Конечно, как смог, он сотворил заклинание незаметности, но одно дело – полагаться на опыт и мастерство Всеслава, и совсем другое – творить подобное самому.
Дверь распахнулась, ударившись о косяк, и в корчму ввалились четверо. Дружинники. В тяжёлых меховых плащах, с позолоченными пряжками на поясах, у каждого на боку меч. Один из них – широкоплечий, с густой чёрной бородой с проседью, видать, главный у них – бросил оценивающий взгляд по сторонам. Лицо его неприязненно дёрнулось: то ли не понравилось место, то ли ещё что-то вызвало неудовольствие.
– Эй, хозяин! Медовухи! Да пожрать есть чего? Тащи чего с мясом!
Корчмарь подобострастно закивал, торопливо смахнул со стола крошки и выставил на него глиняный кувшин и кружки.
– Сей момент всё будет готово, почтенные!
Неждан, не поднимая головы, ломал хлеб пальцами, пытаясь слиться со стеной. Угораздило же сесть в таком месте! Нет бы где-то подальше…
– Что князю скажем? – буркнул бородатый, залпом опрокинув в себя чуть ли не полштофа. – Как соображаете, гриди?
– То и скажем, откликнулся воин со шрамом, пересекавшим щеку. – Ушёл, мол, волхв. Хитёр, собака, и избу сжёг, не пожалел.
– А! Так вот кто за Всеславом охотился, – понял Неждан. – Только зачем?!
– Бают, у него подмастерье есть, – заметил первый дружинник, с шумом отхлебнув медовухи и утирая усы. – А ученичок-то энтот куда делся?
Неждан почувствовал, как ледяной холод пробежал по спине: это ж они обо мне говорят, обо мне!..
– С ним сбежал, как пить дать, – вставил третий, с узким лицом. – Поди их теперь отыщи…
– Не скули, – одёрнул его бородатый. – Отыщем! Деваться некуда: сам знаешь, упустим – на колья сядем, у князюшки нашего это быстро…
В этот момент хозяин принёс тарелки с жареным мясом.
– Ещё медовухи! – скомандовал старший, награждая его пинком. – Да шевелись ты, падаль!
– Нет, тут дело не так просто, – прохрипел четвёртый, молчавший до сих пор. – Для чего ему волхва непременно живьём подавай?! Колдуны – смута. Их либо в темницу, либо в землю. По мне, так в землю лучше.
Неждан сжал пальцы на кружке, стараясь не выдать себя. Пальцы предательски дрожали. Теперь ясно, твердил он себе, теперь всё ясно. Они ищут волхва. Они ищут меня. И ничего хорошего от них ждать не приходится.
Он медленно поднялся и двинулся к выходу, делая вид, будто просто закончил трапезу. Но в этот момент один из дружинников – который со шрамом – вскинул на него глаза.
– Эй, ты! – окликнул он. – Ты чей такой тихий?
Неждан заставил себя улыбнуться:
– Сам свой, сударь, обычный путник.
– Чего тут делаешь?
– Отдыхаю с дороги, мой господин, – ответил он как мог спокойнее. – Греюсь.
– Не встречал старика с мальцом вроде тебя?
– Может, и встречал когда, да разве всех упомнишь!
Воин прищурился, но махнул рукой.
– Ладно, ступай. Да язык придержи, не то укорочу. Скажи спасибо, не до тебя сейчас, – и вновь уткнулся в кружку.
Неждан шагнул к выходу, чувствуя, как сердце бешено стучит. Надо уйти подальше и как можно быстрее. Потому что если они догадаются, кто он, второго шанса не будет.
Неждан шагнул за порог, втянул в лёгкие морозный воздух и торопливо зашагал прочь. Куда? Он не знал. В ушах ещё гремели грубые голоса гридей, но он-то, слава богам, был уже снаружи, под белым небом, среди сугробов. Неждан натянул капюшон глубже, спрятав лицо в тень.
Главное – посох. Слишком уж он приметен, а его магия ещё хранит следы силы волхва. Может, потому и удалось отвести глаза княжьим псам… Неждан, конечно, заранее обмотал его рядном – тот теперь похож простую палку – а потом ещё и прикрыл от глаз полой тулупа. Конечно, если бы кто из них присмотрелся, мог бы заподозрить неладное, но дружинники были слишком заняты своей злобой. К тому же они ловили не юношу, а старика, и не знали, что того уже нет в живых.
Неждан шёл быстро, не оглядываясь, но так, чтобы поспешность не бросалась в глаза. Выбраться бы поскорей из этой проклятой деревни…
– Эй, молодой, постой, куда спешишь?
Голос раздался из тени старого амбара. Неждан напрягся, но шаг не сбавил.
– С тобой говорю, путник!
Навстречу вышел высокий худощавый человек, с виду лет тридцати, в коротком меховом кафтане, с коротким мечом на боку. Дружинник или разбойник? Небольшая разница…
– Спешу, потому как холодно, – осторожно ответил Неждан.
Незнакомец усмехнулся.
– А может, потому что бежишь от кого?
Сердце ухнуло вниз, но Неждан лишь пожал плечами:
– Кто в пути да не спешит?
Человек постоял, словно прикидывая, а затем склонил голову набок.
– Я не княжий холоп. Их рожи мне так же не по нраву, как и тебе.
Неждан не расслабился, но страх немного отступил.
– Ну и что тебе от меня?
– Мне-то? Ничего. А вот ты не знаешь дороги, гляжу. Тыкаешься, как слепой кутёнок.
Неждан молчал.
– Слухи ходят, князь шлёт сыск за волхвом. А волхв, знаю, стар был, может, давно уж окочурился. А только, слыхал я, ученичок у него остался. А?
Слова повисли в воздухе.
– Ты вроде не сильно похож на ученого мужа. Но кто знает, кто знает... – незнакомец лукаво улыбнулся. – Грамоту ведаешь? Письму обучен?
Неждан выждал ещё миг, прежде чем спросить:
– А тебе это зачем?
Незнакомец осклабился.
– А вдруг мне выгоднее помочь, а не выдать?
Теперь дело становилось интереснее. Да и деваться Неждану было некуда: или в лесу под елью околевать, или к князю на поклон. Тоже недолго проживёшь.
– Ладно, – решился он. – Не хвались попусту. Показывай свою дорогу, коли уж так вышло.
Незнакомец круто свернул в лес, без пути, прямо по снежной целине. Лёгкий ветерок кружил снежную пыль, и Неждан засомневался, сможет ли он быстро замести их следы. Впрочем, выбора у него не было. К тому же спутник его шагал уверенно, не глядя по сторонам, словно дорога была хорошо знакома. Наверно, так оно и было. Ученик волхва старался не отставать, хотя ноги уже наливались тяжестью.
– Звать-то тебя как? – вдруг спросил незнакомец, не сбавляя шага.
– Имя моё – не то, что нужно знать перво-наперво, – ответил Неждан осторожно.
Тот усмехнулся.
– Верно говоришь. А меня кличут Кудеяром.
Неждан, немного помолчав, тоже назвался.
– Точно, волхвёнок ты, – ухмыльнулся Кудеяр. – Так я и знал.
– Почему так говоришь? Откуда знаешь?
– Сорока на хвосте принесла.
Шли они довольно долго. Снег мерно скрипел под ногами. Начинало смеркаться. Где-то вдалеке ухнул филин.
– Куда ведёшь? – не выдержал Неждан.
Кудеяр кивнул в сторону пригорка:
– Есть неподалёку стоянка в лесу, у старого капища. Люди там разные – кто от дружины бежал, кто от своего рода, а кто просто жить иначе захотел. Но место верное, – и оценивающе посмотрел на путника: как тот примет эти слова.
Неждан задумался. Разбойники? Фартовый лесной народ не самое надёжное пристанище, но иного выхода нет.
– А что за капище? – спросил он.
Кудеяр хмыкнул.
– Что, страшно?
– Нет. Просто… Капища не ставят где попало.
– Да там только обломки каменные и остались. Какое-то старое святилище. Говорят, в прежние времена тут предрекали грядущее – не знаю, правда ли, врать не стану. А вот жертвы, видать, бывали, не без того. Пара черепов до сих пор валяется, снег сойдёт – сам увидишь.
Неждан нахмурился, а разбойник расхохотался:
– Потому и надёжное место. Не каждый осмелится сюда сунуться.
Неждан сжал пальцы на посохе. Мирному человеку следовало бы опасаться таких мест – но, возможно, именно тут и есть шанс скрыться.
Кудеяр шагал уверенно, по-хозяйски. Люди, сидевшие у костра, подняли головы при его приближении, переглянулись, но промолчали и лишь поспешно посторонились, давая место. Ох, не последняя тут фигура Кудеяр, понял Неждан, далеко не последняя! Да как бы и не предводитель, уж больно властно себя ведёт.
Тут же появились две миски с похлёбкой. Ну, так и есть, подумал Неждан: коли хозяин привёл чужака, то не просто так; значит, тот  свой человек, значит, так надо.
– Всё ли по тиху? – спавился Кудеяр, ни к кому конкретно не обращаясь. Видать, знал – кому надо, тот услышит и ответит.
– Всё ладом, – буркнул широкоплечий мужик с перевязью на плече. – Кого привёл, атаман? Долгим ли будет гостем?
– Насколько удачи хватит, – усмехнулся Кудеяр. – И смекалки. Волхвёнок это, тот самый.
Грубый смешок прошёлся вокруг костра. Неждан чувствовал неловкость – он был здесь чужаком и, похоже, получил испытательный срок. Отчитываться как бы и не перед кем, но если не доказать свою ценность, можно быстро оказаться лишним. Чувствуя пристальные взгляды, он нерешительно помешивал деревянной ложкой варево, соблазнительно пахнувшее варёной говядиной с луком.
Атаман молча пригубил из поднесённой серебряной чарки и нахмурился, собираясь сказать нечто важное. И словно что-то неуловимое заставило разбойников устремить на него взгляды. Все вокруг напряглись, даже те, кто до этого лениво поплёвывали в костёр: атаман редко говорил открыто, но если уж заговорил – значит, дело важное.
– Всё как я и думал, – произнёс Кудеяр медленно. Князь хочет Алатырь-камень. Но не он один.
Неждан сделал вид, что сосредоточен на еде, но насторожился ещё более.
– Есть иные, – продолжил Кудеяр. – Тихие, с речами учёными, а где пройдут – следов не остаётся. И коли князь суетится, значит, братство тоже зашевелилось.
Широкоплечий мужчина с перевязью хмуро кивнул:
– Знамо дело. Велесова Тень.
– Князь ищет волхва, – продолжал атаман. – И в придачу живого.
– А нам что с того? – буркнул широкоплечий.
– Нам? – усмехнулся атаман. – Ты же знаешь, Валуй, камень тот – не просто блестяшка. Силу даёт. А кому сила нужна больше, чем нам?
Слова повисли в воздухе. Спорить о таком не приходилось.
– На Алатырь выйти только через волхва, – жёстко припечатал Кудеяр. – Иначе никак.
Неждан вдруг осознал, почему оказался в центре этого водоворота событий: Кудеяр не просто спас его – он его использует. Алатырь нужен не только князю и братству, но и разбойникам. Но ведь такие вещи не остаются без защиты.
– Хранители, – пробормотал он. – Они не позволят.
Кудеяр медленно кивнул.
– Да, мальчишка, – согласился он. – Потому-то ты и нужен.
Вокруг костра повисла тишина. Разбойники понимали: если князь отправил дружину на поиски волхва, если братство Велесовой Тени снова зашевелилось, значит, где-то в лесах, среди снегов, проснулись и хранители. Они не допустят, чтобы камень попал в чужие руки.
– Это ещё не все, – продолжил Кудеяр. – Кощей и Яга. Один хочет камень, чтоб жить вечно, другая... А хрен её знает, но тоже, видать, хочет.
– Ага, – с сомнением отозвался один из старых разбойников. – Всё так, но вытянуть ли нам супротив них? Может, просто сдадим мальчонку князю за малую мзду, да и хватит с нас?
– Не робей, вытянем! – Кудеяр ухмыльнулся и не глядя бросил опустевшую миску под ноги.
Широкоплечий Валуй повёл плечами, словно пробовал на себе вес брони. Или кандалов, тут уж как получится.
– Так-то оно так, – пробормотал он, – да как быть с хранителями?
– Эти просто так не дадут, – согласился Кудеяр. – Потому надобно брать хитростью.
Неждан понял: он невольно втянут в противостояние, которое разрастается, как снежная буря. Алатырь – ключ ко власти, и каждый хочет наложить на него лапу. Велесова Тень, князь, разбойники, хранители... Все они вращались вокруг камня, а теперь и вокруг него самого. Да только не знают они, что ни сном ни духом не ведает ученик волхва, как к этому делу и подступиться…
Кудеяр задумчиво провёл пальцами по массивной пряжке на поясе, словно взвешивая решение, а затем скомандовал зло и коротко:
– Всем спать. Завтра двинем в путь.
Разбойники загудели, кто-то нахмурился, но спорить никто не решился.
– Надо решить, как обойти хранителей, – вставил Валуй, поглаживая перевязь. – Эти черти следят за каждым кустом. Нам простого прохода не будет.
– Не будет, – согласился атаман, – но есть обходные пути.
Неждан смотрел на него, пытаясь понять, как именно он собирается перехитрить тех, кто веками охранял силу. Но Кудеяр не спешил раскрывать замысел.
– Хранители чтут законы крови, – произнёс он наконец. – А кровь у нас своя.
Разбойники переглянулись. Неждан нахмурился. Что он имел в виду? Неужто жертву?!
– Тебе бы не мешало знать, волхвёнок, – продолжил Кудеяр, глядя на него с прищуром. – Тени бродят не только в лесах.
С этими словами он поднялся, давая понять: разговор окончен.

– 3 –

Утро наступало исподволь, незаметно. Блеклый свет через силу пробивался сквозь снежные шубы сосен, и лишь вершины их начинали взблескивать первыми утренними огоньками. В лагере шевелились – угрюмо, без лишних слов. Кто стряхивал иней со старого мехового плаща, кто натягивал рукавицы, кто поправлял ремни на суме. Разбойники готовились к выходу, зная, что атаман ждать не будет.
Неждан сидел у едва тлеющего костра, не выпуская из рук драгоценный посох. Это было всё, что оставалось у него от прежней жизни и от Всеслава. Вчера ночью он заметил, что огонь костра пробудил знаки на древке – слабые, еле заметные письмена, исчезнувшие почти сразу, как он отодвинулся от жара. Теперь, на холоде, они будто растворились в текстуре древесины. Впрочем, всё равно эти руны ученик волхва понимал через одну.
Подошёл бодрый, выспавшийся атаман. Был он сегодня в щегольских меховых ичигах и добротной меховой шубе – тёплой, но лёгкой и не сковывающей движений. Меч, как и прежде, пристёгнутым висел на боку.
Первый утренний порыв ветра шевельнул кроны, осыпая снег, и в прорвавшемся луче снежная пыль засверкала тысячами крохотных алмазов. Но стоило солнцу пролиться на землю – тень посоха вытянулась странно, ломано, будто указывала на нечто невидимое.
Кудеяр заметил. Остановился, переглянулся с Нежданом.
– Интересно, – протянул он, потягиваясь. – А знаки-то у тебя, волхвёнок, выходят прямо под руки! Что скажешь?
– А то скажу, – набычившись, ответил Неждан, – что зря ты всех своих людей поднял. Троим идти надо, сам погляди: три излома на тени! Иначе никому дороги не будет.
Уж такие-то простые вещи понимать его Всеслав научил давным-давно.
Кудеяр взглянул на тень, на Неждана, снова на тень и принял решение:
– Валуй! – окликнул он.
Скрип снега – и тут же, словно специально ждал зова, появился Валуй, крепкий, жилистый, суровый.
– Идём втроём, – бросил Кудеяр. – Ты, я и волхвёнок. Остальным ждать здесь. Возьми еды на три дня. За старшего Серко остаётся.
Валуй вопросительно взглянул на предводителя, но промолчал.
Неждан тоже посмотрел на Кудеяра. Несомненно, предводитель видел и понял посланный знак, пусть и не совсем так, как видел его сам Неждан. И это значило одно: их путь изменился.
Трое путников двигались сквозь лес, оставив лагерь далеко позади. Неждан шагал последним, следом за атаманом. Валуй, шедший чуть впереди, вдруг поднял руку, заставляя остальных замедлить шаг.
– Дорога, – обернулся он. – Пойдём по ней?
Сквозь деревья виднелся укатанный санями след: видно, недавно прошёл обоз.
– Замри! – шепнул Кудеяр, кивнув вправо. Там по дороге двигались всадники – парой, в плотных плащах, с мечами на перевязях. Дружинники. Неждан узнал тех самых гридей из таверны: бородатый, предводитель, и второй – узколицый. Двигались неспешно, шагом. Один что-то рассказывал, другой смеялся – оба были навеселе.
Кудеяр склонил голову набок, приглядываясь.
– Ишь разъездились, – пробормотал он, прикрывая меч полой кафтана. – Ладно, Валуй, пойдём погутарим! Может, разузнаем чего… А ты стой тут, волхвёнок – приказал он. – Тебе неча им глаза мозолить.
Разговора, однако, не вышло. Бородатый, надменно усмехнувшись, толкнул лошадью Кудеяра, специально направив её так, чтобы сбить того с укатанной колеи в снег.
– Шапки долой! – гаркнул он.
Дальше всё случилось в мгновение ока. Повинуясь тайному знаку, Валуй дико взревел, хватая лошадь за узду. Разбойники напали стремительно, точно звери. Согласно мелькнули два меча, и кони повалились с перерезанными глотками, хрипя и суча копытами. Узколицый тут же получил удар в бок и затих, а второму, бородатому, с придавленной тушей коня правой ногой оставалось лишь бессильно озираться, видя перед носом кончик меча атамана.
Кудеяр, однако, удержал руку:
– Погодь-ка. Вот нам и носильщик дармовой! Порешить-то завсегда успеется…
Мешки с поклажей без лишних церемоний навалили на спину лишённого оружия княжьего гридя – не столько тяжести, сколько позора. Тот молчал, люто стиснув зубы. Отказаться он не мог – слишком хорошо понимал, чем это кончится.
Идти по дороге, рассудили разбойники, опасно. Кто знает, сколько ещё княжьих псов рыщет в округе? Свернули в лес. Неждан вновь нетвёрдой рукой – ему впервые пришлось присутствовать при кровавом деле – начертил знак, должный запутать возможную погоню.
Идти пришлось долго. Снег порой доходил до колена, сухие ветки, незаметные под его целиной, цепляли за ноги. Пленник двигался тяжело, спотыкаясь, но Кудеяр только ухмылялся:
– Что, дружинничек, слабоват? Али князь-батюшка не кормит?
На закате подошли к нужному месту: посох в руке Неждана заметно потяжелел, словно не желая двигаться дальше. Открылась поляна. Среди расступившихся деревьев полукругом встали вековые дольмены – словно старцы, стерегущие древнюю тайну. В центре, на грубо обтёсанном камне, плоском, с пятнами сухого лишайника, покоилась каменная же чаша. Её стенки были испещрены знаками – некоторые ученику волхва были знакомы, иные оставались загадкой. Кудеяр остановился перед алтарём, задумчиво провёл ладонью по краю. Выгреб со дна чаши заледенелую палую хвою, листья и лесной мусор.
– Похоже, это здесь – сказал он негромко. – Чем бы оно ни было. Дальше твоя работа, волхвёнок.
А ведь атаман не простой человек, подумал Неждан. Явно что-то чувствует…
Он стоял перед чашей, изучая знаки и пытаясь прочесть их тайный смысл. Края каменной кромки были неровны: видно, их столетиями точили гонимые ветром песчинки. Неждан дотронулся пальцем до срединного символа и почувствовал слабое покалывание.
Ощущение прорезало его вдруг, будто вспышка в сознании. Всеслав упоминал, что некоторые обряды требовали жертвы, но до этого момента Неждан не думал, что столкнётся с этим сам.
– Хм, – спокойный голос Кудеяра раздался над ухом, и юноша вздрогнул. – Волхвёнок, ты что-то понял, не так ли? Кровь нужна?
Неждан не отвечал сразу, но в конце концов коротко кивнул. Кудеяр скользнул взглядом по пленнику, которому доверили мешки с поклажей.
– Что ж, княжьему псу пора послужить на пользу дела, – атаман шагнул ближе, хлопнув пленника по плечу с видом человека, который запросто решает судьбу обычной собаки:
– Нужна кровь. Сам понимаешь, у кого её брать… Да не бойся, не помрёшь! Наверно.
Пленник стиснул зубы, но противиться не стал. Кудеяру перечить было глупо.
Лезвие ножа полоснуло по предплечью гридя, кровь потекла медленно, тёмными каплями оседая в чаше. И почти сразу, едва первые капли коснулись камня, руны на стенках ожили, засветились слабым, приглушённым светом, будто отражая всполохи дальних зарниц.
Неждан затаил дыхание. Обряд начался.
Кудеяр, наблюдая за происходящим, усмехнулся и, отерев лезвие, указал пленнику на лесную чащу.
– А теперь ступай к своему князю, да передай ему… – он на секунду задумался, затем его волчья улыбка стала ещё шире. – Передай ему, что его гридь хорошо послужил вору, а потом его и стоящим казни не сочли. Пусть знает: не всех собак убивают.
Разбойники рассмеялись. Измученный бородач бросил на них злобный взгляд, но не сказал ни слова, лишь крепче сжал окровавленную руку и, тяжело ступая, исчез в лесу.
Неждан неотрывно смотрел на чашу. Что дальше? Что пробудит её окончательно? В морозном воздухе стоял кислый запах крови, и ночь надвигалась не быстро, но неотвратимо…
Тень над чашей будто сгущалась, становилась глубже, плотнее. Кровь, впитавшись в камень, не осела на дне, как ожидал Неждан, а начала впитываться вглубь, исчезая в трещинах, которых прежде не было заметно. Руны мерцали всё ярче, но их сияние не было ровным, оно судорожно шевелилось, дышало, пульсировало.
Кудеяр хмыкнул, настороженно следя за происходящим.
– Волхвёнок, ты что, первый раз видишь такое? – тревожно спросил он.
Неждан не отрывал взгляда, но рука рефлекторно сжалась на древке посоха. Это не просто символы, понял он. Это ответы.
И тут камень заговорил. Никакого звука – ни голоса, ни шороха – только глубокая, давящая волна в сознании, будто застывший воздух вдруг стал тягучим и медленно заполнял разум. Образ вспыхнул перед глазами Неждана: руки, тянущиеся из земли, длинные, узловатые, с когтями, похожими на чёрные каменные лезвия. И ещё он видел глаза, глаза внутри чаши, под камнем. Они не были человеческими.
Неждан разомкнул губы, но не смог вымолвить ни слова.
– Что? – Кудеяр шагнул ближе, положив руку на рукоять меча. И Валуй тоже в тревоге вскинул голову. – Что ты там видишь?
Но юноша не ответил. В этот момент камень задохнулся – края чаши дрогнули, пульсируя, и изнутри неё рванулся ледяной вихрь. Ударил по лицам, заставляя всех отшатнуться, а из глубин камня раздался шёпот. Не слова, не язык, но интуитивно ясное послание, пронзившее разум Неждана:
– Ты не заплатил всей цены!
Неждан рефлекторно сделал шаг назад. Он понял: кровь была лишь началом.
Кудеяр поджал губы, чувствуя перемену.
– И чем же тут платят, волхвёнок? — спросил он негромко, но все уже знали ответ.
Чем-то большим, чем просто кровь.
– Выходит, зря отпустили гридя, – сплюнув, в досаде пожал плечами Кудеяр.
Валуй нервно переступил с ноги на ногу, чувствуя, как от камня идёт не просто холод, а что-то чуждое, словно сама земля под ним недобро шевелится.
– Не нравится мне это, атаман… — пробормотал он.
Кудеяр, не сводя глаз с чаши, склонил голову набок.
– Волхвёнок, что оно хочет? Скажи точно!
Неждан едва ли мог ответить сразу. Его посох дрожал, будто внутри древесины пробудился спящий зверь, рвущийся наружу. Он чуял ярость чего-то древнего, требующего большего, чем просто кровь случайного пленника.
– Цена должна быть настоящей!
Эти слова вспыхнули в его сознании не голосом, не звуком, а знанием, как будто сама ткань мира прошептала ему правду. Неждан понял: чаша требует волю, не просто жизнь, а сознательный дар. Нельзя принести в жертву кого-то – нужно, чтобы жертва сделала это сама.
Юноша судорожно сглотнул.
– Оно… оно не примет насильно данное… – голос его прозвучал надтреснуто. – Жертва должна осознать и… согласиться.
Кудеяр задумался, а затем его взгляд, холодный и расчетливый, обратился к Неждану.
– И кто ж это сделает, волхвёнок?
Юноша сжался. Всеслав предупреждал его, но одно дело слышать, а другое – стоять перед этим лицом к лицу.
Неждан обречённо посмотрел на чашу, а затем – на посох в своих руках. Эх, Всеслав, что же ты не научил глупого отрока, что в таких случаях делать?!
Он знал, что плата непременно будет востребована. И вдруг понял, что именно должен отдать. Посох! Не просто дерево, не просто инструмент волхва – в нём жила часть Всеслава. Его наставник вложил в древко знания, силу, саму суть учения. Но теперь и часть Неждана тоже была в нём – его страх, его неуёмное любопытство. И его связь с миром древних знаков. Обряд требовал добровольной жертвы? Что ж, он её получит.
Неждан медленно поднял посох, ощущая, как тот тяжелеет – не физически, а внутри, словно трость понимала, что её ждёт.
Кудеяр, не отрываясь глядевший на юношу, хмыкнул:
– Ах ты, хитрец! Оно хочет его, да?
Неждан молча кивнул.
– Ну так давай! Не тяни.
Но не всё было так просто. Если он отдаст посох, с чем останется? А если не отдаст?
– Возьму силой. Всех, – вспыхнул в сознании холодный ответ. – Выбирай: либо ты, либо все.
Рука Неждана дрогнула, но он всё же шагнул вперёд и, подняв древко над чашей, отпустил его.
Как только дерево коснулось камня, руны яростно вспыхнули, посох словно вздохнул, из него рванул поток света, но не наружу, а внутрь – в Неждана. Он почувствовал это: жар и одновременно мороз. Знание. Тень Всеслава.
Теперь он носил его в себе.
Посох рассыпался в пыль, осевшую на чаше, а в сознании разом прорезались слова, знаки, древние смыслы. Ему больше не нужен предмет! Он сам стал хранилищем знаний!
– По делам и награда, – прозвучал затихающий голос в его голове.
По ободу чаши затухали огненные знаки. Камень вновь стал холодным и мёртвым. И ничего не было ни рядом, ни под землёй, ни в чёрном небе, где проступали первые звёзды.
Кудеяр смотрел на него с нетерпением.
– Ну, не тяни, волхвёнок! Чего изменилось-то? Куда нам дальше?
Но Неждан молчал. Он привыкал к тому, что стал другим. Он разглядывал свои пальцы – кончики их по-прежнему чувствовали отголосок касания камня, а в голове возникало новое знание, чужое и родное одновременно. Он не знал, как объяснить это, но… чувствовал.
Кудеяр пристально наблюдал за ним. Валуй покосился на атамана, но тот только фыркнул, кивая на Неждана.
– Ты что, волхвёнок? – голос Кудеяра был ровным, но в нём слышалось уже нечто иное – не насмешка, не издёвка, а ожидание.
Неждан медленно поднял голову. Взгляд Кудеяра был глубоким, изучающим. Атаман явно что-то понял.
– Куда дальше, знаешь теперь? – повторил он негромко.
Неждан коротко кивнул, удивляясь себе. Раньше он смотрел на Кудеяра снизу вверх, как на хозяина положения, но теперь… теперь между ними возникло нечто иное. Не страх. Не почтение. Понимание. И Кудеяр, видимо, тоже чувствовал это. Он неловко усмехнулся:
– Тогда веди. Раз уж тебе виднее, – и после паузы добавил. – Вот не думал, что мне такой оголец указывать будет!
Валуй удивлённо моргнул, но спорить не стал.

– 4 –

Заострённые брёвна городских стен словно вырастали из самой земли, защищая славный град Китеж – так лес хранит свою суть, свой исконный древний порядок, выставляя на опушке самые мощные, кряжистые стволы. Тёмный ров с отсутствовавшей по причине зимы водой тянулся вдоль всей внешней стены, сходя на нет только перед самыми воротами. Через эти ворота, укреплённые тяжёлыми коваными пластинами, ворота с вечной придирчивой стражей, входил и выходил весь остальной мир: торговцы со своими тяжко нагруженными возами, несущие вести гонцы, ищущие приюта странники и вся остальная бесчисленная братия, платящая мыто князю Бранко Лихому.
Княжий терем, ставленный на красном холме, являлся сердцем города. Под его сводами решались судьбы и участи: кто удостаивался милости властителя, кто попадал в опалу, а кто и вовсе исчезал, оставляя за собой лишь опасливый шепот свидетелей. Дружина Бранко Лихого прочно держала улицы в покорности. Здесь не было места пустым надеждам – всё подчинялось приказу и силе. Внутри княжеских покоев, среди резных деревянных колонн и расписных стен с изображениями битв, древних богов и летучих огненных змеев, каждый день определялась жизнь Китежа. В городе, однако, правили не мифы со стен, а железная воля князя и его указы, которые недвусмысленно подкреплялись угрозой огня и меча.
Конечно, в тёмных углах торговой площади, в закопчённых ремесленных закоулках и за плотно закрытыми ставнями домов изредка звучали другие слова: о крылатых стражах, что несут знаки ветра, о древних силах, которые не исчезли, а лишь затаились. О потайных святилищах, хитро сокрытых прямо среди улиц, куда допускают лишь ночью и лишь тех, кто знает заветное слово.
Неждан, Кудеяр и Валуй добрались сюда ко времени, когда завтракать было уже поздно, а обедать рано. Врата Китежа проглотили их, как принимали всех – без лишних слов, без лишнего любопытства. Медная монета, сунутая Валуем стражнику, оказалась вполне весомым пропуском, после чего у стражи к ним пропал всякий интерес. Тем более, что приближался большой обоз, который сулил куда как более значимую мзду.
Неждан шагал медленно, выбирая путь среди грязного снежного месива. Ветер мешал запахи дыма из кузнечных горнов, вонь конской мочи, пригорелого мяса и ещё тысячи миазмов, которыми изобилует любое крупное людское скопище. Кудеяр держался свободно, но был настороже, двигаясь чуть позади. Он надвинул на лицо капюшон, что не мешало ему приглядываться и прислушиваться, не пропуская ничего, с его точки зрения достойного внимания. Валуй же, неуклюже схоронив мёрзнувшие руки в рукава, нахально стрелял глазами, смущая хорошеньких молодиц, что тоже было одним из приёмов не привлекать к себе внимание – от противного. Оба знали, что переборщить со скрытностью столь же опасно, как и намеренно привлекать к себе чужое участие.
Терем повелителя возвышался над Китежем, глядя на суетливые улицы с надменным спокойствием боярина, еле замечающего простолюдина. Неждан надеялся, что сумеет заинтересовать князя, предложив тому даже малую толику сил Алатырь-камня. Конечно, выполнять своё обещание он не собирался, утешая себя тем, что обман послужит на пользу доброму делу. А у князя возможностей много, он всяко может пособить найти дорогу к тайному месту. Или, по крайней мере, мешать не станет.
Но сначала нужно было войти.
Кудеяр шагал, легонько придерживая Неждана за локоть, словно тот был не волхв, а просто младший братишка, которого лучше не оставлять без присмотра. Валуй цеплялся с другого боку, лавируя среди толпы. Его взгляд нарочито бесцельно бегал по лицам, но не упускал ни одной мелочи: он, как и атаман, внимательно следил за всем вокруг, но со стороны заметить это было трудно.
– Вовнутрь так просто не попасть, – заключил Кудеяр, указав кивком на стражников у входа. – Два у ворот, ещё трое у входа в сам терем. Узнать, сколько людей внутри, и вовсе невозможно.
Неждан молчал. Он-то ощущал присутствие охраны даже не глядя.
В городе воздух был иным. Тяжелее, будто здесь что-то давило, незримо присутствовало, наполняло округу тем, чему он пока не мог подобрать слова. Мысли окружавших его людей касались его сознания, но не отчетливо – лишь слабым шёпотом, будто ветер доносил обрывки слов, которые невозможно понять.
Порыв… холода? Ветра? Чего-то ещё? – заставил его на мгновение зажмуриться. Он увидел… узнал? почувствовал? Нет, всё не то…
– Что-то не так? – тихо спросил Валуй, бросив короткий взгляд.
Неждан сжал зубы. Он не мог объяснить, но уловил: княжий терем дышал силой. Но какой? А Кудеяр уже нагло двинулся вперёд – разбойник знал по опыту, что в таких местах нужно быть либо первым, либо никем.
– Мы по важному делу к князю, – произнёс он, не давая стражнику времени задуматься. – Ты же, парень, не станешь тем, кто нас задержит, верно?
Стражник хмурился, его разум колебался. Неждан чувствовал и это, и то, что атаман явно обладал довольно приличной силой внушения. Посему, видать, в атаманы и выбился… Его собственное сознание волхва тоже потянулось на помощь – слегка, едва заметно, неосознанно.
– Оружие оставьте, – буркнул, наконец, стражник, кивнув на мечи.
– Конечно, конечно, – Неждан сделал успокаивающий жест. – Пусть пока здесь полежит.
– Головой ответишь, ежели кто сопрёт, – мрачно уточнил Валуй.
– Проходите, – шагнув в сторону, разрешил страж.
Кудеяр победно усмехнулся.
– Всё дело в напоре! – шепнул он.
Но Неждан был серьёзен. Он-то знал – дело не только в напоре.
Хоромы Бранко Лихого встретили их тишиной, странно вязкой, чуждой хлопотной суете Китежа. Здесь, в натопленной горнице, за массивными деревянными стенами, было тепло, даже жарко, но как-то неуютно. Неждан почувствовал это, как только шагнул за порог.
Не только запах свечного тающего воска, не только косой взгляд рынд-телохранителей, хмуро и оценивающе скользнувший по нему, но что-то ещё, тонкое, едва заметное… Мысли. Чужие мысли.
Он не слышал слов, но они касались его разума, словно ветер, колышущий траву – ненавязчиво, но ощутимо. Кто-то сомневался, кто-то злился, кто-то выжидал.
– Назовите себя, – раздалось со стороны большого стола.
Князь Бранко сидел, уперев локти в резные подлокотники кресла, наблюдая за пришедшими. Его взгляд не был ни добрым, ни злым – только оценивающим.
Они заранее сговорились, что от имени всех говорить будет Кудеяр, как наиболее представительный из них. Атаман низко поклонился и представил всех по очереди – конечно, как почтенных купцов. Потом шагнул вперёд и добавил:
– Мы принесли весть, что может оказаться тебе полезной, князь. Но она требует разговора с глазу на глаз.
Стража рядом с ним напряглась, но Бранко не шевельнулся.
Неждан смотрел на него, стараясь не показывать, что чувствует. Но его сила… она отзывалась, тянулась к разуму князя.
И вдруг он понял: Бранко не просто знал о камне, он думал о нём прямо сейчас.
– Можешь говорить, – разрешил князь. – Всё, что скажешь, не уйдёт дальше этих стен. У меня нет секретов от моих людей.
Кудеяр глянул на него насмешливо и испытующе, и произнёс только одно слово:
– Алатырь.
Рынды, стоявшие по бокам князя, удивлённо переглянулись. Лишь одно слово, но сказанное с нужной интонацией – оно пробежало, по комнате как внезапный порыв ветра, заставляя огонь свечей дрогнуть.
Бранко чуть приподнял бровь. Его пальцы едва заметно сжались в кулаки. Он посмотрел на Кудеяра пристально, испытующе.
– Вон. Все, – голос его прозвучал тихо, но так, что никто не осмелился ослушаться.
Рынды не спросили ни о чём и бесшумно скользнули в сторону двери, исчезнув в коридоре. Когда последняя фигура скрылась за тяжёлой дверью, Бранко, чуть наклонив голову, сдержанно произнёс:
– Ты знаешь больше, чем должен, купец.
Кудеяр усмехнулся.
– Так ведь и князь знает не меньше.
– А всё же забавно, что простой купец ведает о таких вещах. Это порой бывает опасно.
Кудеяр не дрогнул.
– Купцы бывают непростыми. И порой знают многое.
Бранко улыбнулся уголком губ – тонко, чуть насмешливо, но без явного недоверия.
– Тогда расскажи мне всё, что знаешь, купец!
Кудеяр вновь поклонился и жестом указал на Неждана:
– Он скажет лучше.
Неждан медлил. Не потому, что боялся, но потому, что чувствовал: каждое слово сейчас может иметь роковые последствия. Князь Бранко ожидал, его взгляд, спокойный и властный, был направлен поочерёдно то на Кудеяра, то на него. Теперь шаг назад стал невозможен.
– Камень… – голос Неждана был ровным, но внутри всё дрожало. – Ты же знаешь о нём не по слухам, князь?
Бранко не моргнул.
– Допустим.
– Он… пробудился.
Слово прозвучало не громко, но ударило по тишине, как градина по ровной поверхности пруда.
Бранко медленно откинулся в кресле.
– И что же он сказал тебе, волхв?..
Неждан не вздрогнул, не удивился, что князь так быстро раскусил его сущность. Волхв? Тем лучше, можно обойтись без недомолвок.
– Он ждёт, – произнес юноша наконец, глядя прямо в глаза князю. – Ждёт, когда цена будет уплачена сполна.
Бранко чуть повел плечом – едва заметное движение, но его взгляд задержался на лице Неждана, словно пробираясь внутрь.
– Цена? – с нажимом переспросил он.
Кудеяр, не отрываясь, смотрел прямо в глаза князю. Валуй, напротив, чуть сдвинулся вбок, будто инстинктивно ожидая опасности, которая могла исходить не только от властителя, чье выражение лица оставалось непроницаемым, но и от волхва.
Неждан вздохнул, собираясь с мыслями.
– Камень не принимает случайных жертв, – он говорил медленно, осознавая вес каждого слова. – Он требует осознанного дара.
– И кто же принесёт этот дар?
Тон его был ровным, но теперь в нём ощущалось сомнение, скрытое за внешним спокойствием.
Неждан не отвёл взгляд.
– Тот, кто готов.
Пауза повисла в воздухе. Бранко не ответил сразу, он размышлял, легонько постукивая пальцами по столу.
– Удивительно, – наконец произнес он, голос его был задумчивым. – А всё же, кто же этот избранник? Ты, волхв? Или кто-то ещё?
Валуй фыркнул, не удержав смешка, но тут же осёкся.
Неждан сжал кулаки.
– Нужен не избранник, а тот, кто решится сам, – ответил он. – Камень не берёт силой, он требует доброй воли.
Бранко пронзительно посмотрел на него.
– Значит, всё решит желание?
– Да.
– Тогда… кто решится?
Тишина разлилась, холодная, как ночь за стенами княжьих покоев.
Князь наклонился вперёд, скользнув взглядом по Кудеяру, по Неждану, по Валую.
– Пожалуй, лучший выход – это темница, – нехорошо улыбаясь, решил он. – Поверьте, почтенные купцы (он специально выделил это слово), очень скоро вы поймёте, что добровольно послужить мне – гораздо лучше, чем окончить свои дни там. Думаю, вы в этом убедитесь, и скоро. Стража!
Неждан снова мысленно ощутил ждущий камень – там, далеко. Эхо незавершённого обряда никак не хотело исчезать из памяти. Камень терпеливо ждал. Он знал: раз цена должна быть уплачена, она будет уплачена.

Глухой звук сдвигаемого засова, последний блеск уносимого факела – и их окружила темнота и тишина. Да ещё холод. В спёртом воздухе, пропитавшемся плесенью и застойной сыростью – вонь прогнившей земли, на которой не было ничего, даже охапки прелой соломы. Каждого надёжно приковали особой цепью к специальным кольцам, вмурованным в стену – так, что присесть ещё можно было, а вот лечь – уже никак. Да и некуда: на полу липкая слякоть – судя по запаху, смесь человеческих испражнений и обычной грязи.
– Клятый князь, – прошипел Валуй, пробуя вытянуть руки. – Вот и погорела наша удача…
Кудеяр хмыкнул:
– А чего ты ожидал? Что он нас за уши потянет к пиршественному столу? Слова – не булат, ими броню не пробьёшь.
Неждан ничего не сказал, он медленно ощупывал пальцами  камень позади себя. Поверхность была мокрая, склизкая, будто стены сами по себе дышали – не жизнью, а впитанными горькими судьбами. Где-то в дальнем углу время от времени тихонько шлёпали капли воды.
– Я ошибся, – признал он. Голос прозвучал сухо, устало. – С ним нужно было говорить иначе.
– А как? – Валуй рванул цепи, в голосе проступило раздражение. – Пасть на колени, просить о милости? Или сразу признаться, что мы виляем?
– Нужно было иначе… – повторил Неждан, не вдаваясь в объяснения.
Кудеяр прищурился в темноте, не видя лица Неждана, но чувствуя напряжение в его словах.
– И теперь что? – его голос был спокойный, почти безразличный, но внутри звучала скрытая злоба. – Будем сидеть тут, ждать, пока князь решит, как нас попользовать? А ведь мы-то рассчитывали наоборот!
Валуй снова дёрнулся, на этот раз сильнее.
– Ни черта у него не выйдет! Ты, может, и любишь играть в хитрые речи – так играй, а я в клетке сидеть не привык!
– У тебя есть что предложить? – сухо бросил Кудеяр.
Валуй скрипнул зубами, но ничего не ответил. Да и нечего было отвечать. Здесь, в темнице, не было света, не было воздуха, не было выхода. Только железо, камень и беззвучные шаги стражника, скрытого за мокрыми стенами.

– 5 –

Мысли медленно погружались во влажное, липкое безвременье. Воздух, казалось, становился всё гуще, своды опускались всё ниже, давя последнюю показную бодрость, а стены жадно впитывали тепло их тел, стирая границы между жизнью и смертью. Никто не говорил о надежде – она была слишком далека, слишком призрачна.
Но когда Кудеяр, сжав кулаки, очередной раз проклинал князя, а Валуй снова и снова пробовал рвать цепи, что-то изменилось.
Поначалу это была лишь капля воды, скользнувшая с грубого камня и упавшая на руку Неждана. Потом вторая, третья… ритм, будто отбивающий слова – но не те, что можно было понять разумом.
– Ты слышишь? – тихо спросил Неждан, чуть наклонив голову. Неужели атаман не слышит?! Ведь какие-то зачатки силы в нём явно присутствовали!
Кудеяр скривился:
– Что мне слышать, как вода капает?!
Но волхв внутри Неждана чувствовал другое. Эта пляска влаги не была случайной. Вода не просто просачивалась из земли в землю, она несла в себе чужой голос.
Сначала шёпот. Тонкий, еле различимый. Даже не слова, а чувство. Поначалу он не разобрал его, но оно было рядом, накатываясь, пробираясь в сознание, будто кто-то смотрел на него сквозь воду.
И тогда пришло имя.
… Кощей ...
Не произнесённое вслух, не донесённое губами – оно просто оказалось в разуме, проскользнув сквозь осознание, оставляя после себя слабую дрожь.
– Да чтоб мне… – Кудеяр вздрогнул. Он не слышал имени, но что-то необычное тоже уловил – как зверь, почуявший близкое бедствие.
– Это они, – голос Неждана был ровный, но уверенный. – Русалки.
Капли продолжали свой ритм, и он принял этот язык. Не прямую речь, но рассказ, который можно было понять не разумом, а душой.
… Он ищет тебя. Он знает о камне. Он идёт …
Неждан повторил это вслух. Кудеяр недоверчиво фыркнул:
– Чушь! Это навьи штучки. Или ты просто спятил, волхвёнок… Ничего, посидим здесь пару недель – тоже составим тебе компанию, – пошутил он.
– Нет, это не чушь. Это правда. – Неждан потёр виски, вслушиваясь в те образы, что приносила вода.
Русалки. Они не знали, что у Кощея в мыслях. Они не понимали полностью его намерений. Но они знали одно: тот решил спасти их. Но почему?
… Ты нужен, чтобы завершить обряд …
Эти слова пришли не из капель, но были выжжены в самой сути послания.
Кудеяр снова фыркнул: – Добренький Кощей. И ты веришь в это?
Неждан молчал. Он не мог не верить, он чувствовал этот зов, этот мягкий, настойчивый толчок русалочьей водной магии.
Кощей, по их словам, понимал, что добром князь пленников не отдаст. Значит, придётся обойтись без княжьего разрешения. Всё просто.
– Мы согласны, – произнёс Неждан, глядя в темноту.
– Да ты рехнулся, волхв! – Кудеяр рванул цепи. – Ты хоть знаешь, кто такой этот Кощей? Навь, сказка, чёртова тень прошлого!
– А у нас есть иной выход?
Атаман крякнул и замолчал. Никакого света, никакой надежды. Только вода, капли, шёпот.
Валуй выдохнул сквозь зубы:
– Князь или Кощей. Выбор невелик – смерть или неизвестность. Я всё же выбрал бы Кощея: так, гляди, ещё поживём. Действуй, волхв.
– Но… он уже сам действует, – Неждан снова ощутил этот дрожащий зов, что тёк сквозь их сознание, сквозь камень. – О, теперь и лешие!
В этот миг темница вздохнула. Не стены, не земля, а нечто другое – как будто сама тьма внутри неё шевельнулась. Шёл напор лесной силы. Лёгкая дрожь сотрясала стены; между валунами жадно пробивались извивающиеся корни, расшатывая и разрушая кладку. С лёгким шорохом сыпалась каменная крошка. Сталь кандалов истончалась, облетая ржавчиной. Внезапно часть стены рухнула, открывая проход. Там, в неверном свете гнилушек, возникла нескладная фигура, поманившая их за собой.
Наверху забегали, засуетились – слышно было, как исходит руганью ключник, как пытаются сдвинуть заевший почему-то засов.
Но теперь их судьба была не в руках князя. Она была в руках древней силы.
Леший не спешил. Он стоял в проёме, вытянувшись худым, нескладным силуэтом, будто вырезанным из самой ночи. От него веяло осенним запахом прелой листвы, сырого дерева и чего-то настолько дикого, чему невозможно было подобрать слова.
– Скорее! – шепнул Неждан, понимая, что промедление может стоить им свободы.
Но Кудеяр не двинулся сразу. Он смотрел на лешего, прищурившись, словно пытался разглядеть в нём подвох.
– Ты кто, а? – прошипел он. – Чего молчишь?
Леший не ответил. Но между камнями всё так же пробивались корни, продолжая свой молчаливый танец разрушения, и Неждан видел – время уходило.
– Идём! – сорвался с места Валуй, первым прыгнув в тёмный проход.
И тогда леший пошевелился. Медленно, без суеты, он двинулся вперёд, выворачиваясь из тьмы, словно сам был её частью.
Неждан последовал за ним, чувствуя, как влажный воздух становится другим – глуше, глубже, словно тьма впитывала звук их шагов.
Позади раздался крик:
– Они сбежали!
И тут же – грохот обвала.
Валуй вздрогнул.
– Быстрее!
Они бежали по узкому коридору – не рукотворному, а будто пробитому руслом подземной реки. Сзади – темнота, заполненная шипящими стонами оседающей земли, впереди – ещё одна темнота. Но там, за этой тьмой, начиналась свобода.
– Чёртов проход, – пробормотал Валуй, пригнувшись, когда низкий свод почти прижал его к земле. Кудеяр молчал, прислушиваясь. Его шаги теперь были осторожными – разбойник умел чувствовать опасность, и что-то здесь для него не вязалось. А Неждан снова услышал капли. Но теперь они звучали иначе. Громче. Чётче.
Он понял: они приближались к воде – воздух поменялся, стал более сырым, словно глубоко в земле скрывался источник. Влажный холодный туман, разливая мертвенный свет, окутывал всё вокруг, размывая детали.
Леший остановился.
– Здесь, – голос его звучал тускло и бесстрастно.
Неждан шагнул вперёд и увидел.
Перед ними простиралось подземное озеро – каменный грот с озером, наполненным тёмной, неподвижной водой.
И вновь русалочий шёпот…
… Ты пришёл …
Подземное озеро лежало перед ними, неподвижное, как застывшее зеркало, отражающее мрак пещеры. Оно не бурлило, не пело, не двигалось – мёртвая вода не решалась нарушить покой забытого мира. Пахло влагой, но не той, что утоляет жажду, а той, что хранит память.
Кудеяр напрягся:
– Ну, и что теперь?
– Это место… – Неждан прошептал, прислушиваясь. – Оно не просто старое. Оно помнит.
Валуй скривил рот:
– Чего тут помнить? Грязь да вода. И никого тут нет, разве только твои русалки живут. Хотя какая там у них жизнь, утопленницы они и есть утопленницы.
– Они знают о камне, – тихо сказал Неждан, всматриваясь в неподвижное зеркало озера.
… Ты нужен ему …
Ещё не голос, ещё не слова – только ощущение в глубине сознания.
… Кощей идёт …
Русалки не просили, не уговаривали, они передавали всё как есть.
Кудеяр медленно провёл рукой по щеке, нахмурившись:
– У нас своя игра. Не забыл, волхв?
Неждан не ответил. Он прислушивался, отрешившись от всего. Озеро застыло в мёртвом молчании, не отражая ни лиц, ни теней. Русалки исчезли, оставив лишь затихающий шёпот в его памяти – что ж, они исполнили свою задачу, больше им здесь делать нечего. Теперь настало время Кощея.
Неждан чувствовал его приближение. Как будто сама магия в этом месте откликалась на присутствие повелителя нави, ощущаясь безмолвным трепетом воздуха. Леший шагнул в сторону и канул в туман, не произнося ни слова. И появился Кощей.
Не грозно, не внезапно, а как если бы он был здесь всегда. Ни капли воды не дрогнуло. Ни одно движение не нарушило его образ. Он не нуждался в том, чтобы заставлять себя замечать – его нельзя было не заметить.
Больше всего он походил на тень. Но в то же время при пристальном взгляде становилось ясно, что Кощей имеет такое же тело, как и прочие люди – никакой чрезмерной худобы с выпирающими костями, никакого обтянутого сухой пергаментной кожей черепа. Но стоило отвести глаза, как образ этот стирался из памяти, и невозможно было описать словами, как именно тот выглядел.
Кощей смотрел на Неждана так, будто уже знал все его ответы.
– Ты завершишь обряд, – произнёс он, без намёка на вопрос.
Неждан молчал.
– Я могу посодействовать, – Кощей картинно развёл ладони, показывая, что у него нет нужды скрывать свои намерения. – По этому поводу спора не будет.
Кудеяр чуть напрягся:
– А что потом?
Кощей скривил уголки губ – не усмешка, а напоминание, что вопрос не имеет значения.
– Потом… когда я обрету подлинную силу, поговорим о награде. Возможно.
Он ничего не обещал, просто давал понять, что у Неждана нет выбора.
– А мы? – не выдержал Валуй. – Нам что-нибудь достанется?
– Те, кто рядом с тобой, – теперь Кощей обращался только к Неждану, игнорируя остальных, – не имеют значения. Они твоя забота. Лично мне они не мешают.
Наступило молчание.
Неждан видел, как Кудеяр чуть сдвинул брови, как Валуй дёрнул щекой, но никто из его спутников не решился противоречить: здесь не договаривались, здесь вынужденно принимали условия игры.
Кощей усмехнулся – коротко, как тот, кто знал, что выбор давно сделан.
– Тогда идём.
– Куда?
– Это безразлично. Создать всё необходимое можно в любом месте. Разве ты не знаешь этого, волхв?
– Э-э-э… Я думал – сначала обряд… Нет?
– Не сейчас. Ты, я вижу, совсем ещё зелен. Иначе бы заметил, что в воздухе ещё не всё сложилось. И звёзды в неблагоприятном расположении, да и Луна...
Неждан вздохнул с облегчением. Кудеяр тоже охотно зацепился за эту задержку – он не любил немедленных решений и всегда искал шанс перехитрить судьбу.
А Кощей ждал без раздражения. Он знал, что нужный момент приходит всегда – рано или поздно, но обязательно приходит. А время… Что для него, бессмертного, даже какая-то жалкая сотня-другая лет!
– Жизнь сама покажет, – спокойно произнёс он, – когда будет пора. А сейчас прошу за мной.
Лес принял их не как хозяев, а как гостей, которым приказано предоставить должное убежище. Здесь не было городской кутерьмы, не было погребальной сырости темницы – лишь тишина, наполненная щебетом птиц, ароматом цветов и ласковым теплом хвойного бора.
– Как же так? Ведь зима! – обалдело захлопал глазами Валуй.
– Я не спрашиваю, как должно быть, я делаю, как надо, – отрезал Кощей. – Но если тебе больше по нраву мороз…
– Не-не-не! – спохватился тот. – Премного благодарны! Всё оченно замечательно!
– Вода там, – Кощей кивнул на поток, извивающийся меж корней старых деревьев. – Чистая, можно пить. Еда скоро будет готова.
– А нельзя ли баньку выпарить? – полюбопытствовал Кудеяр. – Если, конечно, будет на то ваша воля.
– Можно. Разрешаю.
– Так это… Как?
– Да что ты всё ко мне да ко мне? У тебя вон свой волхв имеется. Его и проси.
Тут же, забавляясь, Кощей преподал Неждану урок первичной магии. Показал, как из ткани бытия лепить всё, что требуется – вёдра, шайки, мыло, саму баню. Не обошлось и без конфуза, когда из-за минутного отвлечения построенная мысленно баня вдруг исчезла, и плескавшиеся в озере неподалёку водяные подняли на смех голых Кудеяра с Валуем.
Неждан теперь смотрел на всё вокруг иначе. Природа не просто существовала, она знала свою форму – и ещё бесчисленное множество форм, которые могла принимать. Кощей же неподвижно уселся в сторонке, не следил за ними, не контролировал. Он просто ждал.
Когда они, чистые, разомлевшие, вышли из парилки на свежий воздух, еда на столе появилась просто, без шума – тот же леший положил перед ними печёного поросёнка, блюдо с ягодами, горячие ломти свежего хлеба, который никак не мог быть испечён здесь, но осязаемо пружинил в пальцах. И – по особой просьбе Валуя – бочонок крепкого душистого пива.
– А ты неплохо живёшь, папаша, – заметил осоловевший от сытости Кудеяр, разрывая мясо руками.
Кощей не ответил: он не жил. Он был.
– Слушай, волхв, – отозвав Неждана в сторонку, горячо зашептал Валуй. – А сможешь мне бабу сотворить? Ну, для забавы?
Неждан едва не подавился куском.
– Чего?!
Кудеяр услышал, расхохотался:
– Валуй, братец, да ты, вижу, совсем разошёлся!
– Ну а что? – тот пожал плечами совершенно серьёзно. – Раз уж он научился тут что хочешь вытворять, так, может, и девку вылепить сможет?
Неждан отвёл взгляд.
– Это не так просто.
– Да ладно тебе! – Валуй махнул рукой. – Что в ней сложного? Слушай, вот какую надо – высокую, статную, с бедром крепким… Да не, давай я лучше нарисую!
Кощей молча наблюдал за сценой, поначалу не вмешиваясь.
– Ты смотришь на мир слишком прямолинейно, – не выдержал он наконец. – А ты ведь волхв, не простой человек. Всегда есть другой путь. Утолить такое желание просто: кастрируй его, да и вся недолга. И одна забота с плеч долой.
– Ладно, ладно, волхвёнок, забудь, – сразу остыл Валуй и печально выцедил из кружки остатки пенного. – Эх, видно, не дорос ты ещё до настоящего мастерства…
Кудеяр весело тряхнул шевелюрой.
– Поверь, братец, если б он её и создал – вряд ли ты был бы рад.
А Неждан невольно подумал – можно ли вообще создать человека? Он подспудно чувствовал, что уж Кощей-то точно знает ответ, но вряд ли согласится его раскрыть.

– 6 –

– Бежать надо…
Эта мысль созрела одновременно во всех трёх головах. Но как бежать? Кощей с виду безразличен, однако пасёт их зорко, как пастух стадо… И тут Неждану пришла в голову неплохая идея. Задумка была одновременно простой и невыполнимой: а что, если оставить вместо себя подменышей?! Таких, чтобы Кощей не заметил отсутствие их, настоящих – но для этого требовалось нечто большее, чем иллюзия. Вот Леший, к примеру, мог скрывать следы, мог менять тени, командовать зверьми, но не создавал жизни – лишь использовал уже живое. Русалки могли поддерживать разговор, плести голоса, но не могли придать им телесности… Задача, считай, непосильная, и к тому же Неждан не был уверен, возможно ли такое в принципе. Можно ли сотворить человека? Можно ли не просто скопировать облик, но создать существо, которое дышит, двигается, живёт?
Он интуитивно понимал, что магия может многое, но чувствовал, что здесь имеется свой предел.
– Так что, сляпаешь нас? – Кудеяр с надеждой прищурился, внимательно глядя на него. – Сумеешь?
– Надо пробовать, – в сомнении ответил Неждан. – Пока не попробуешь, не узнаешь.
Он сосредоточился и начал. Не руками, не словами – мыслью, ощущением, прикосновением к самому потоку мира. Тени вокруг зашевелились, подчиняясь незнакомому образу. Воздух стал плотнее, формируя новые очертания. Проступили силуэты – сначала размытые, затем всё более точные.
– Ничего себе… – прошептал Валуй, проводя ладонью перед глазами своей копии. – Один в один! А бабу-то мне вчерась так и не сделал, крохобор!
Но Неждан видел: что-то не совсем так. Всё казалось верным – рост, походка, одежда, даже выражение лиц напоминало их собственное. Но он чувствовал пустоту: подменыши были, но не жили. Прямо как Кощей. Но у того была чёткая направленность воли, неотличимая от жизни.
Кудеяр поморщился.
– Они будто куклы, – забраковал он попытку. – Даже я вижу, что пустышки.
Неждан понимал: он не мог создать настоящих людей. Смог сотворить оболочки, но не жизнь… Жизнь не подчинялась его воле, она следовала законам, на которые не рисковала посягать даже магия. Он умудрился сделать всё, кроме одного. Кроме души.
Кощей наверняка чувствовал такое. И если он заметит пустоту – сразу обнаружит обман.
Неждан сжал кулаки.
– Нужно что-то ещё.
Кудеяр требовательно посмотрел на него:
– Думай, волхв, думай!
– Так… – Неждан оглядел темноту вокруг. – Движение.
Если подменыши будут постоянно двигаться, действовать, проявлять себя в мелочах, а Кощей не станет так уж всматриваться в их суть… Глядишь, и выгорит. А может, и нет. Тот ведь мог следить не глазами, а чувством, и если заметит малейшую на заминку – всё пропало. Но рискнуть всё же стоило.
Нужно создать ритм, направить подделки, дать им привычные движения, которые не вызывают вопросов – как у теней, что повторяют жизнь, но никогда не станут живыми. И, если эта фальшивка продержится достаточно долго, чтобы дать им время уйти, план может сработать. Нужен кто-то, кто будет поддерживать иллюзию, давая им возможность оторваться от погони.
Неждан вновь шагнул внутрь себя, погружая разум в ткань мира, где мысли переплетались с сутью бытия.
Один его подменыш уже был – видимый, ощутимый, безотчётно шагавший рядом с такими же Кудеяром и Валуем. Но этого было недостаточно. Нужен был второй лже-Неждан – тот, кого не видно, но кто станет управлять теми тремя.
Юный волхв чувствовал, как магия отзывалась, но вяло, неохотно – капризничала, сопротивлялась, словно не хотела впускать нечто новое в свою изначальную ткань. Он продвигался не руками, не голосом, а чистым намерением, вплетая его в воздух, в пространство, в самое дыхание жизни.
Второй подменыш не имел совершенной формы, но он делал главное –поддерживал ритм жизни, придавая движениям остальных трёх естественность, удерживая образ таким, каким его должны видеть. Так создавалась иллюзия жизни.
Кудеяр хмурился, наблюдая.
– Как узнать, что он сработает?
– Если мир вокруг не замечает подмены – значит, всё сделано верно, – ответил Неждан.
А потом они потихоньку ушли. Но остались.
Кощей видел их.
Кощей чувствовал их.
Кощей не сомневался.
А пока он ждал – настоящие Неждан, Кудеяр и Валуй шагали всё дальше в морозную чащу, оставляя позади то, что вскоре должно исчезнуть. И позади, на границе лета и зимы, осталась нацарапанная на снегу пальцем волхва руна забвения. А рядом – проталина, где Валуй справил малую нужду.
Они шли, скрытые лесом и покровом собственной, пока ещё слабой магии Неждана, шли, пока мороз не сменился странной оттепелью. Вокруг всё замерло: не было слышно ни вездесущих соек, ни барабанной трели дятла, даже снег перестал хрустеть, как будто под ногами не было земли, а лишь память о пути.
Волхв остановился.
– Здесь что-то не так, – пробормотал он. – Мы куда-то зашли, а куда – я не пойму.
Кудеяр и Валуй остановились почти одновременно, прислушиваясь.
– Мне тоже не нравится это место, – согласился Валуй. – Оно как будто смотрит.
Кудеяр напрягся:
– Ловушка?
– Нет. Это... наблюдение.
– Вы нарушили круг, – вдруг проговорил кто-то сзади. Спокойно, без угрозы, как объяснение.
Обернувшись, они увидели человека – в обыкновенной одежде, без оружия, без каких-либо атрибутов власти. Только знак, вытканный на груди, напоминал три черты, перевитые спиралью. Велесова Тень.
– Мы никого не трогали, – вырвалось у Валуя. – Мы просто идём своей дорогой.
– Не тронуть и не коснуться не одно и то же. Даже тень влияет на камень, если долго не нём лежит. Вы оставили за собой обман, а его эхо следовало за вами.
Неждан не ощущал страха. Наоборот, странную ясность – как наконец наступившим утром после бессонной ночи.
– Ты из Тени? Зачем ты здесь?
– Чтобы напомнить: мир не подчиняется силе. И даже знанию не всегда. Лишь соразмерность удерживает всё живым.
Человек не делал шагов навстречу, пространство само приближало его. И он был не угрозой, а прояснением.
– Ты бежишь, волхв. От чего? От власти? От себя? От того, кем можешь стать?
Неждан молчал. Кудеяр поднял брови, но не сказал ни слова. Валуй переминался с ноги на ногу, как если бы почувствовал холод – не тела, а души. Он было шагнул вперёд, но Неждан жестом удержал его. Волхв чувствовал: это не враг и не друг – это принцип; как тьма, которая не нападает, а поглощает.
– Что хочет от нас Тень? — спросил он.
Незнакомец не улыбнулся.
– Мы никогда ничего не хотим. Мы оберегаем. Не от вас, не от других, а от перекоса. Поймите, если Алатырь получит Кощей, мир застынет, как и он сам. Если его добудет князь Бранко – мир разорвётся на куски. А если ты, – он взглянул прямо в глаза юному волхву, – если ты коснёшься его без понимания, ты станешь тем, кто забудет себя.
Неждан сжал плечи, но взгляд не отвёл.
– Я не хочу брать. Я хочу знать.
– Тогда слушай. Велес не просто бог, он граница между тем, что было, и тем, что будет. Мы, его тень – не клинок, а зеркало. Мы приходим не чтобы вмешаться, а чтобы удержать равновесие, когда одни думают, что знают, а другие – что могут. Вы оставили подмену, но забыли, что мир сам помнит истину. Мы пришли, чтобы напомнить. И вам, и Кощею.
Кудеяр фыркнул:
– Красивые речи. И что, по-вашему, должно нам теперь делать?
Незнакомец впервые улыбнулся. Отступил на шаг назад и сказал:
– Просто живите. Но не спешите. Ибо за каждым шагом вглубь мира следует шаг вглубь себя. И если ты, волхв, не узнаешь, кто ты, то и не поймёшь, зачем ты здесь.
А потом он исчез, как будто его и не было. Осталась только тишина – глухая, словно мыслящая о плохом.
Они пошли вперёд – без цели, опустошённые, потому что надо же было куда-то идти. Шли долго – или, может быть, это лес шёл в них. Направление потеряло смысл: деревья повторялись, как строки в заклинании, а свет казался искусственно ровным, как во сне.
И вдруг всё кончилось. Они вышли в пространство, которое нельзя было назвать ни поляной, ни лощиной. Всё вокруг было… неопределённым. Прозрачным. Слишком тихим. Снежный наст не пружинил под ногами, и даже тени утратили ориентацию.
– Это уже не просто лес, – выдохнул Неждан. – Это граница. Чего – не знаю.
Они стояли, и каждый чувствовал: здесь их что-то ждёт. Не враг, не засада, но оклик, словно внутри каждого назвали его имя, и теперь кто-то ждал ответа.
Первым, наклонив голову, вперёд шагнул Кудеяр. И сразу исчез.
Валуй вскрикнул, метнулся следом – и тоже пропал.
Неждан остался один.
Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и шагнул в неизвестность.
И оказался перед собою. Но не собой нынешним – перед тем, кем мог бы стать, если бы примкнул к князю. Властный, безжалостный, с глазами, в которых остался лишь путь, но не цель. Неждан знал: перед ним образ. Не иллюзия, а возможность.
– Ты – не я, – сказал он.
– Я это ты, если забудешь, зачем живёшь. Если твои знания станут властью.
– Я не собираюсь властвовать.
– Тогда зачем идёшь к Камню?
Неждан не ответил. Вместо этого он прошёл сквозь образ, и тот исчез, истаял, как туман на рассвете. Он снова оказался среди товарищей. Кудеяр стоял неподалёку, молча сжимая виски. Лицо его побледнело, но взгляд оставался ясным. Валуй угрюмо смотрел в землю, будто увидел что-то, чего не хотел бы вспоминать. Ни один не стал делиться тем, что с ним случилось.
Туман вокруг рассеивался. Место отпускало их. Деревья снова обретали реальность, свет и объём. Порыв ветра с шумом пролетел в вышине, осыпая на головы колкий серый снег. Они побрели дальше. Шли, не зная зачем. Ни времени, ни пути – шаг за шагом, будто лес сам вёл их, а они просто позволяли ему это делать. Мысли растворялись в белом пространстве, и каждый шаг был не вперед, а внутрь. Не было больше цели, осталось только движение – как дыхание в груди того, кто уже досмотрел сон, но ещё не проснулся. Шли, потому что иначе оставалось лишь стоять. А стоять в таком месте было страшнее, чем исчезнуть.
И тут лес содрогнулся. Не от ветра, не от зверя – от яростного недовольства. Что-то слишком древнее и слишком сильное поняло, что было обмануто. Они почувствовали взгляд, настолько острый, что кора на ближайших стволах пошла паутиной трещин.
Кощей не двигался – двигалась его воля. Неждан почувствовал: в нескольких верстах оттуда, в лесу, где они недавно прошли, повеяло жутким холодом – но не привычным зимним, а таким, от которого стремится спрятаться сама тьма. Кощей не знал, где они. Но теперь искал.
И лес это тоже знал. Ветви выгибались, как от боли, хотя воздух оставался неподвижным. Испуганные птицы попрятались. И даже снег, казалось, перестал падать. Началась охота.
Неждан и его спутники всё ещё были вне зоны досягаемости. Пока. Но теперь само пространство пыталось их вычислить – по ритму шагов, по присутствию мысли, по образу действий. Ветры-разведчики стали вопросами, бессловесными, но пронизывающими до костей. Хилые солнечные лучи шарили под деревьями, пока не находя добычи… Неждан чувствовал: его воля, ещё так недавно казавшаяся ему  звенящей от внутренней силы, дрожала на грани истощения. Магия откликалась, но слабо, как испуганный зверь, глубоко забившийся в логово. Сам бы он давным-давно сдался, но его удерживал внутренний образ Всеслава – спокойного и властного.
Он остановился. Закрыл глаза. Вдохнул. И не стал прятаться – стал звучать.
Не заклинанием. Не словами. Своим присутствием – как есть: уязвимым, безоружным, живым. Он не подавлял след, не искажал шаг. Он оставил всё как есть, но позволил лесу впитать его – не как жертву, но как часть себя.
Лес ответил. Не сразу, сдержанно, но ответил. Ветер смёл в сторону остаток их следа, мороз смягчился, напряжение пошло на убыль.
– Что это было? – не понял Валуй, беспокойно оглядываясь, будто ожидал волчьего прыжка из-за спины.
Неждан ответил не сразу. Сказал:
– Я попросил лес нас принять. Не спрятать, не исказить. Просто перестать считать чужими.
– А если бы он не принял? – буркнул Кудеяр.
– Тогда бы ты уже не спрашивал.
Силы уходили. Надо было остановиться на отдых. И когда казалось, что холод окончательно проберёт их до костей, между стволов проступил дом.
Не ясно было, кто и в какие незапамятные времена возвёл этот сруб – гнилые брёвна вот-вот грозили рассыпаться – но он стоял. Старый, покосившийся, без украшений, со сгорбленной крышей и крепко затворённой дверью. Ни тропинки, ни забора. Лишь покой, как будто он ждал их.
Кудеяр первым дёрнул за скобу. Дверь поддалась.
Внутри было сухо, пахло берестой и золой. В печи трещал огонь, как если бы её только что покинули. А на ней, не обращая ни на кого внимания, вылизывал заднюю лапу здоровенный чёрный кот. Но навстречу никто так и не вышел.
– Хочешь верь, хочешь нет, – пробормотал Валуй, – но мне кажется, сюда войти страшнее, чем в снегу сдохнуть.
– Зато не замёрзнем, – беспечно отозвался Кудеяр, стянув с головы шапку и вешая её на гвоздь у двери. – Да, не хоромы, а всяко лучше княжьего подземелья.
Неждан не сказал ни слова. Сел у стены, глядя в полумрак. В голове зрела мысль – не острая, но настойчивая.
Ведь он мог бы запросто создать им оружие. Для того, кто мысленно выстроил баню, сковать меч – пара пустяков. И тогда они могли бы защищаться, отбиваться, да и просто быть поуверенней.
Он смотрел на ладони. На свои мысли.
И вдруг ощутил: а ведь он не знает, как Кудеяр с Валуем будут этим оружием пользоваться. Защищаться? Или убивать?
– Ты чего в стенку уставился? – толкнул его Кудеяр. – Располагайся!
– Думаю, – тихо ответил Неждан. – Что лучше: остаться с пустыми руками, или наполнить их тем, от чего потом не отмыться.
– Красиво говоришь, – усмехнулся атаман. – А вот мне бы сейчас в мои пустые руки да чего-нибудь пожрать!
Неждан не отозвался. Он смотрел в огонь, и пламя будто слышало и понимало его.

– 7 –

Кот тихо спрыгнул печи. Потянулся, зевнул, не обращая ни малейшего внимания на людей. Бесшумно ступая, направился к двери. Там, в тени, куда не доставал свет, проявилась старуха – седая, невысокая, с глазами, в которых плескалось само время. Она появилась неслышно, словно вкрадчивые сумерки, опускающиеся на землю. Кот, ласкаясь, задрал хвост и обвился вокруг её ног. Старуха привычным жестом опустила руку ему на голову – не погладить, а как бы подтвердить своё присутствие.
– Садитесь, – проронила она, – Чего вскочили? Небось не съедят вас… – Голос её не был ни тёплым, ни холодным, просто утомлённым. – Узнали? Яга. Та самая. Так что прошу любить и жаловать... Вопросы у меня к вам. И ответы ваши у каждого свои будут.
Кудеяр опустился на лавку поближе к двери, настороженно, как зверь, чующий капкан.
– Начнём с тебя, атаман, – произнесла Яга, поворачиваясь к нему. – Ты всегда берёшь, что хочешь. Что бы взял теперь?
Тот ухмыльнулся, хотел было привычно сдерзить, но слова почему-то не шли с языка: казались пустыми, ненужными. Он растерянно молчал. В избушке запахло железом и кровью.
– Меч-кладенец, – повела носом Яга. – Желаешь силы, чтобы выжить. Но сила ли это, если уводит от того, что ты есть? Так, с тобой ясно.
– Валуй, – повернулась Яга ко второму. – Ты боишься. Но чего больше: смерти или выбора?
Тот сделал шаг вперёд, но остановился и потупился.
– Я не хочу умирать, – тихо произнёс он. – Но не уверен, что знаю, для чего жить.
Яга кивнула, будто знала это прежде него.
– Значит, ты получишь не тепло жизни, а холод истины. Вынесешь ли?
И, наконец, взглянула на Неждана.
– Ты не просишь ничего. Но чист ли ты от желаний? Не говори ничего, сама вижу… Тебя и спрашивать не надо, ты сам себя спросишь. И сам себе не солжёшь.
Неждан не шевелился. Всё внутри него будто затаилось, прислушиваясь не к словам, а к тишине между ними.
– Яга, – негромко спросил он. – Алатырь-камень... Вот если бы он в твои руки попал, что бы ты с ним сделала?
Старуха усмехнулась – не насмешливо, а печально.
– Ничего, – ответила она. – Ничего бы не сделала. Потому и не попадает. Камень выбирает сам. Да я уж побыла той, кем нужно, чтобы суметь отказаться.
Она подошла ближе, села напротив него – тяжело и основательно, как сажают дерево в жирную почву.
– Камень многое дарует, да только по-своему. В ком пустота – тот увидит силу. В ком боль – исцеление. В ком жажда власти – возьмёт гибель за его дар. А в тебе, волхв, он почувствует сомнение. И станет дорогой. Или пропастью, как уж там выйдет. Ты ведь и сам не знаешь, чего хочешь на самом деле.
Неждан поднял взгляд. В её глазах не было укора. Только знание.
– Что же мне делать? – спросил он. – Принять? Отвергнуть? Спрятать?
– Ни то, ни другое, ни третье, – вздохнула Яга. – Но бойся держать в руках то, чего боишься в сердце. Бояться не стыдно, стыдно лгать себе. И если придёт миг, когда коснёшься Алатыря, смотри не на него, а в себя. И если заметишь там чужое – всё брось и уходи. А если своё, то хочешь не хочешь, а примешь.
Она поднялась. Кот вскочил, следуя за ней, как тень. Яга нахмурилась и сказала совсем по-другому – властно, непререкаемо:
– Так, добры молодцы. Отдохнули, и хватит. А теперь – вон. Испытание вам было, а не приют. Долго в моём доме никому нельзя. У нас с ним, как у камня, суть одна: снаружи тепло, внутри – ты сам. Проваливайте.

Камень стоял как зуб времени, вывороченный из глубин самой земли. Ни мха, ни снега, будто дыхание зимы проходило мимо, не касаясь его. На плоской его грани выделялись резы, высеченные с такой чистотой, что казались совсем свежими. А может, так оно и было.
«Налево – домой, направо – судьба, прямо пути нет» – озвучил Неждан смысл рун.
– И главное, никаких тебе запретов, – недоверчиво пробормотал Кудеяр, – никаких указок, куда не ходить... Полная воля.
Валуй вытянул шею, вглядываясь в надписи:
– Что значит «нет пути»? Как это нет?
Неждан подошёл ближе, коснулся камня ладонью. Тот был тёплым. Почти живым.
– Это значит: кто пойдёт прямо – не найдёт дороги. Он станет ей.
Кудеяр усмехнулся.
– Вечно ты говоришь загадками, волхв. Только вот теперь... понимаю. Ты был мне нужен. Не как человек – как средство. Оружие с сердцем. Но, видишь ли, – развёл он руками, – с сердцем оно не хочет быть оружием. Так что я – направо. Мне туда.
Он посмотрел вокруг. На снег. На небо.
– Думал, выбьюсь наверх, если ты со мной. А теперь понял: не в этом счастье. Надо идти туда, где меня ещё нет, но где, может, я жду сам себя… Вишь ты, и я по-твоему заговорил!
Он протянул руку:
– Спасибо, волхвёнок. Не за чудеса. За то, что дал мне увидеть себя. Прощай и ты, Валуй, не поминай лихом!
Они обнялись. Сухо, по-мужски. Но с той искренностью, что не требует слов. А потом словно ветер подхватил атамана, и сам лес шевельнулся, принимая бунтаря в свои чащи.
Валуй стоял, потупившись. Взгляд метался от одной надписи к другой.
– А я... Не знаю. Боюсь: а вдруг там, – он кивнул вправо, – ничего нет? Или хуже?
– Тогда обернёшься, – сказал Неждан. – И найдёшь себя там, откуда ушёл. Но уже другим.
Валуй почти шагнул за Кудеяром. Но вдруг опустил взгляд и повернул налево:
– Не, я лучше домой. Я пока только на это готов. Прощай, волхвёнок.
Он пошёл не оборачиваясь. И с каждым шагом становился ниже, тише, будто растворялся в родной земле.
Неждан остался один. Перед глазами маячила надпись «нет пути».
Он усмехнулся.
– Всё как всегда, – сказал он себе вполголоса. – Самое интересное там, куда соваться не положено. Эх, Всеслав, видел бы ты меня сейчас…
И шагнул прямо.
Он вновь шёл.
Под ногами ничего не было. Ни веток, ни снега. Не было леса, неба, ветра. Только движение. Не вперёд, а сквозь. Будто мир остался позади, а этот путь – не тропа, а мысль, протянутая от центра сознания к тому, что за ним.
Неждан не чувствовал ни усталости, ни страха. Было непривычно ясно. Мысли, как птицы, взмывали, кружили и исчезали, оставляя следы из вопросов.
Кто ты без своих спутников? Без цели? Без имени?
Он шагнул – и оказался среди деревьев. Тех самых. Но теперь они стояли вверх корнями, ветви уходили в землю, а стволы исчезали в сером небе.
Шаг – и поле. В центре камень. На нём детская игрушка. Его.
Шаг – и он стоит напротив себя самого. Того, кем был когда-то? Или того, кем боялся стать? Того, кем ещё не стал?
– Это место – обман, – произнёс он. Голос отозвался эхом сразу со всех сторон. – Но раз я здесь, значит, придётся быть тем, у кого нет дороги, только цель.
И тогда впереди вновь открылась тропа. Узкая. Вьющаяся в сплетении света и тени.
Он усмехнулся.
– Ну что ж, посмотрим, кем стану, когда дойду.
И пошёл.
Тот самый жертвенник ждал его. Полукруг дольменов. Чаша, совсем недавно обагрённая кровью гридя и пожравшая посох Всеслава. Но она больше не была просто чашей – она дышала. Не воздухом, а чем-то иным: тем древним, что пронизывает саму ткань бытия.
Неждан подошёл. Ни торжества, ни молитвы, только тишина. Он опустился на колени и, замирая, но не отводя взгляда от чаши, вложил в неё свою ладонь. Чаша отозвалась теплом, узнав его. И тогда всё вокруг ожило. Из потаённых глубин земли, из каменных трещин и жил, словно из самих корней времени, раздался голос. Не громкий, но неодолимо властный, обволакивающий, как шёпот сотен листьев:
– Ты звал меня, волхв. С чем же ты пришёл?
Перед Нежданом возник силуэт. Не чёткий образ, но отголосок чего-то звериного и человеческого, рогатого и мудрого, тёмного и всеобъемлющего. Велес.
– Я принёс себя, – ответил Неждан. – Человека без имени, без цели. Я просто путь, что стал человеком.
– Ты хочешь силы? Власти? Заглянуть за завесу судеб? Я дам тебе это, если попросишь.
Мир вокруг дрогнул. Волхв увидел себя – в золоте, в хороводах покорных дев, с глазами, светящимися силой, которая ломает волю других. Он увидел страх в глазах друзей. Прах от миров, что рухнули от его прикосновения.
Он отвернулся.
– Нет.
Тишина снова нависла.
– Тогда ты хочешь бессмертия? Мудрости? Того, что могут постичь лишь боги?
И снова видения: он – сквозь столетия, хранитель древних истин, лицо – как у дерева, он, корнями вросший в землю. Знающий всё, кроме покоя.
– Нет. Это не равновесие. Это перевес одной чаши весов.
– Чего же ты хочешь, волхв?
Он встал, выпрямился.
– Хочу быть хранителем. Не богом, не владыкой. Человек лишь нить, паутинка, колышащаяся под ветрами Стрибога. Пусть я стану частью его стражи,  пусть духи ведут, а я лишь слушаю и храню равновесие мира.
Молчание. А потом – грозное дыхание урагана, хоть лес вокруг и не шелохнулся. Зато колыхнулась сама ткань мира, и голос Велеса грянул громом – но не в ушах, а в сердце:
– Ты отказался от всего. Потому оказался достоин всего. Ступай и береги равновесие. Мы будем с тобой. Ибо то, что избрал ты – путь в никуда, а значит, путь везде.
Камень погас. Чаша стала холодной. А на ладони Неждана возник знак: спираль воздуха и рога быка, переплетённые в едином узоре.
Он улыбнулся. Без гордости, с тихой уверенностью. И пошёл обратно. Не вперёд, не назад, а внутрь себя – туда, где начинается подлинная стража равновесия. Он шёл, ощущая, как стекает прочь всё избыточное, наносное – смешная гордость, глупый страх, желание быть кем-то великим и мудрым. И тогда, в умиротворении, внутри него всплыла мысль – не как откровение, а как воспоминание:
Яга… Она ведь тоже не властительница. Не творит судьбы, лишь открывает двери, если ты готов. Она не судит, она зеркало: покажет, кто ты, когда остаёшься наедине с собой.
Он опустил взгляд на свою ладонь, где пульсировал знак. Вспомнил ветхую избушку, старуху с глазами как бездонный омут.
Я теперь как она. Не герой, не кудесник, а сторож на тропе. Тем и буду: кто не обещает, но встречает и провожает. Кто спрашивает лишь одно: ты уверен?