1. Волга-матушка

  В этой главе своего повествования, я хотел бы рассказать о самом начале своего флотского пути. С той поры минуло несколько десятков лет, но видимо события тех дней были настолько яркими, что навсегда отложились в моей памяти. Все мы тогда были молоды, полны сил и энергии, жили в большой и могучей стране, и только начинали свою взрослую жизнь. У всех она сложилась по разному, моя вот оказалась неразрывно связана с морем… Итак, уважаемый читатель, вернёмся в 1985 год.

   Конец марта восемьдесят пятого года на нижней Волге выдался теплым и погожим, и ярко-желтое Солнце подолгу гостило на голубом, весеннем небосводе, без устали разогревая остывшую за зимние месяцы землю, которая только совсем недавно освободилась от остатков снежного покрова. Деревья в городе-герое Волгограде пока еще не обзавелись листвой, и с осени стояли нагими, стыдливо обнажив свои ветви, которые впрочем уже облюбовали согретые солнечными, ласковыми лучами, мартовские уличные коты, громкими голосами призывающие местных кошечек обратить на них свое внимание. Вся природа радовалась наступающей весне, которая следуя неизменному ходу времен года, медленно и неотвратимо вытесняла зиму, и вступала в свои полные и законные права.

    В последних числах первого весеннего месяца, на перроне Волгоградского вокзала, острый шпиль которого победно взметнулся в небесную синеву, собралось несколько десятков молодых людей, среди которых был и я, автор этих самых строк. День выдался солнечным, и настроение у меня, как и у всех окружающих меня друзей и товарищей было приподнятое, так как всего пару дней назад мы сдали выпускные экзамены в речном училище СПТУ-28, кузнице кадров рядового состава для экипажей судов Волжского пароходства. Распределили наш выпуск между тремя базами-судоремонтными заводами в разных городах на берегах Волги, и мне, в числе прочих курсантов-выпускников, довелось ехать на плавпрактику и дальнейшую работу в город с итальянским именем Тольятти, знаменитый своим автомобильным заводом и машинами марки «Жигули-Лада». Грязно-зеленого цвета состав пассажирского поезда, вытянувшись вдоль перрона, уже давно стоял на железнодорожном пути, но вагоны были пока закрыты и посадка ещё не начиналась. Наши сумки и чемоданы лежали на платформе, возвышаясь небольшой горкой, и вся наша компания стояла неподалёку, кто-то играл на гитаре, слышался громкий смех моих товарищей, и по рукам у нас потихоньку бродила бутылка вермута, не давая угаснуть нашему хорошему настроению. Провожающих было немного, так как в Тольятти ехали в основном иногородние выпускники, а местные-волгоградские, по большей части оставались работать в своём родном городе.

   Наконец проводники открыли двери, и мы, не теряя времени, занесли вещи в вагон и, расположившись по плацкартным полкам, вышли на платформу, чтобы проститься со своими друзьями. Проводы были недолгими, вскоре объявили об отправлении нашего поезда, и мы поспешили занять свои места в вагоне, как нам посоветовал голос диктора из репродукторов на вокзале. Наконец поезд мягко тронулся, и плавно набирая ход, под стук стальных колёс, понёс нас к полной неизвестной романтики, нашей новой жизни. Позади уползающего в вечернюю мглу состава оставался город русской славы Волгоград, и семь месяцев моей жизни и учебы в небольшом и уютном училище речного флота, расположенном прямо на берегу великой русской реки, которая неспешно и величаво несет свои воды в сторону Каспийского моря…

   В город-герой на Волге я приехал с берегов Урала, из Оренбурга, где мне довелось появиться на свет, вырасти и закончить учебу в обычной средней школе. В школьные годы я очень много читал приключенческой литературы, образы героев книг будоражили мое богатое воображение и юношеская романтика звала меня в голубые, морские дали. По окончании десяти классов и сдачи выпускных экзаменов, мы с другом, одноклассником Юрой, решили поступить в Калининградское Мореходное Училище, и окончив его, бороздить необъятные просторы мирового океана. Но, как это иногда случается в жизни, суровая действительность оказалась несколько иной…. На вступительных экзаменах в КМУ я недобрал проходных баллов, и огорченный до глубины души, возвратился с янтарных берегов Балтики в свой родной город. Юра, кстати в училище поступил, успешно его закончил, и несколько лет отработал на Дальнем Востоке, в должности электромеханика на судах рыбопромыслового флота. Ну а я, вернувшись в августе восемьдесят четвертого года в Оренбург и понимая что море, по прежнему манило и звало меня к себе, пробыл дома пару недель, и решив все же добиться своей цели, уехал в Волгоград. Там в один из последних дней уходящего лета я поступил на учебу в училище речного флота, куда принимали без всяких вступительных экзаменов. Это в итоге и стало первой вехой на пути к моей мечте….

    Наше учебное заведение, ТУ-7, вскоре преобразованное в СПТУ-28, готовило специалистов младшего командного и рядового состава для работы на речном флоте, в том числе и на суда смешанного «река-море» плавания. Я выбрал специальность моториста-рулевого, и очень надеялся что всего через год обучения и практики, смогу ступить ногой на палубу морского судна в составе членов его экипажа. Учебные предметы мне нравились, у нас были хорошие, толковые преподаватели по всем дисциплинам, в целом, процесс обучения мне давался достаточно легко, и моя курсантская осень в Волгограде пролетела быстро и незаметно. После Нового года в училище начали отбирать лучших курсантов-учеников, и заранее готовить документы для их работы на судах, совершающих рейсы загранплавания. Разумеется, я тоже вполне успешно прошел весь этот не самый сложный процесс собеседований с ответственными товарищами, заполнения нужных для выезда зарубеж анкет, и к моменту окончания учебы я уже знал что мне, в числе прочих наших курсантов,  «открыта виза», и это давало нам возможность посетить дальние страны! Несмотря на то, что мне было на тот момент всего семнадцать лет, а на работу в море брали только с восемнадцати, я уже вовсю представлял себя стоящим за штурвалом парохода, без устали бороздящего моря и океаны. Зимние месяцы обучения промелькнули очень быстро, и в конце марта, после сдачи экзаменов на отлично, я оказался в плацкартном вагоне пассажирского поезда, несущего меня в неизведанное, в город со звучным названием Тольятти….

    Ранним утром следующего дня (после весело проведенной, последней беззаботной курсантской ночи) мы прибыли на станцию Сызрань-город, где на небольшой привокзальной площади нас уже ожидал обычный городской автобус марки ЛиАЗ, в котором вся наша училищная компания, вместе с чемоданами, и разместилась. Автобус, немного покружив по узким улочкам, наконец выбрался за город, и направился по автомобильной дороге, с обилием затяжных, пологих спусков и подъемов, которая проходила по живописным местам заповедника Самарская Лука, в окружении дивных, вечно-зеленых сосновых лесов. Наконец, через пару часов пути, мы миновали Жигулёвские горы, спустились к покрытому грязно-серым льдом огромному водохранилищу, пересекли плотину ГЭС и прибыли в поселок Шлюзовой, расположенный на самой окраине автомобильной столицы Советского Союза. В то время здесь находился самый большой на Волге судоремонтно-механический завод и база речного флота, на судах которого нам всем вскоре предстояло начать свою первую трудовую деятельность.

    Водитель наконец остановил автобус рядом со светло-коричневым четырехэтажным зданием послевоенной постройки, в котором находилось общежитие плавсостава, и закурив сигарету, обратился к сидящим рядом курсантам:
     - Ну всё, пацаны, приехали!
     - Спасибо, - вразнобой ответили несколько человек.
     - О! Видать пиво сегодня привезли! - оживился водитель автобуса, показывая пальцем на основательно поддатого мужичка, который проходил мимо нашего автобуса, выписывая при этом замысловатые пируэты.
   Вот как-то так получилось, что первым кто попался мне на глаза в городе Тольятти, был нетрезвый и неопрятно одетый местный житель, который улыбаясь, мурлыкал себе под нос песню, и целеустремленно двигался в известном только ему одному направлении….

   Мы выгрузились из автобуса, занесли наши сумки и чемоданы в вестибюль общежития и оставили их под присмотром коменданта, после чего все вернулись обратно в автобус, и через несколько минут прибыли на нем к двухэтажному зданию заводоуправления, что располагалось прямо на берегу речного канала.
Автобус наш уехал, и мы веселой толпой ввалились в вестибюль первого этажа, где в длинном коридоре находился отдел кадров плавсостава, и нам в глаза сразу бросился большой стенд, висящий на стене, на котором в одной большой таблице были вписаны наименования пароходов. Названий судов было больше сотни, все эти пароходы базировались в Тольятти, и в данный момент большая часть из них стояла вмёрзшими в лед, растянувшись на пару-тройку километров вдоль поселка речников. Собственно весь этот посёлок Шлюзовой и находился на берегу канала, соединяющего две пары шлюзов, дающих возможность пароходам подниматься до уровня Жигулевского водохранилища, или опускаться вниз до речной глади Волги, чтобы миновать плотину Волжской ГЭС. Мы с интересом читали названия судов, вспоминали типы и назначения этих пароходов, и прикидывали наши шансы попасть туда на работу. Вскоре нас одного за другим начали вызывать в отдел кадров, и на душе стало тревожно и волнительно.... Первыми из нас получили назначения те, кому уже было на тот момент не менее 18 лет, один за другим, с улыбкой на лице, они выходили из кабинета, и говорили названия своих пароходов! Все они, мои товарищи старше 18, были включены в экипажи судов «река-море» каботажного плавания. С десяток этих пароходов, типа «Сормовский» и «Сибирский» стояли отдельной группой  во льду, экипажи уже были на борту и поднимали пары-готовили суда к скорому началу навигации на реке. «Моряки», как уважительно называли эти сухогрузы у нас, на базе флота, должны были первыми покинуть зимнюю стоянку в Шлюзовом и отправиться работать в Черное и Каспийское моря.

   Вместе с мной в коридоре стоял веселый и неунывающий однокурсник Валера, учились мы в одной группе, жили вместе на съёмной квартире в Волгограде, и успели за время учебы хорошо сдружиться. Мы с ним негромко переговаривались, слегка нервничая и томясь в ожидании назначения на свое первое место настоящей работы на флоте…Наконец в заветный кабинет начали приглашать и нас, семнадцатилетних пацанов, за направлениями на пароход, и нам оставались уже только чисто речные суда, самых разнообразных типов. Постепенно коридор пустел, и те наши товарищи, кто получил назначения, выходили на улицу….Когда нас у двери, ведущей в отдел кадров, осталось с десяток человек, то мы узнали, что прием окончен, и нам велели приходить завтра утром, так как рабочий день окончен и вакансий на сегодня уже не осталось!
     Огорченные, мы с Валерой вышли на улицу. Настроение наше было напрочь испорчено, так как мы понимали что все более-менее приличные суда укомплектованы экипажами, остались лишь как бы «неликвиды», да и тех нам приходилось ждать до завтра, оставаясь в неведении... Мы подошли к берегу канала, с интересом разглядывая десятки зимующих во льду пароходов, и я впервые увидел так много грузовых судов стоящих в одном месте. Судя по всему, слегка подтаявший серо-белый мартовский лед был еще довольно прочен, так как был изрядно испещрен натоптанными тропинками ведущими на пароходы. Недолго подумав, мы решили прогуляться до зимующих судов, вмерзших в лед несколько месяцев назад, и смело спустившись по бетонным плитам берега канала, мы оказались на ледяной поверхности и пошли по направлению к ближайшей группе пароходов. Страха провалиться под лед у нас не было, а вот любопытства-хоть отбавляй, очень уж хотелось посмотреть на большие, настоящие грузовые пароходы вблизи! Но видимо, день тот был действительно не наш, и я умудрился метрах в 50 от берега провалится по щиколотку, одной ногой в какую-то яму и набрал полный ботинок талой, ледяной воды! В итоге прогулку по льду пришлось прекратить, тем более, что нам надо было идти и еще размещается в общежитии. Последней неприятностью в тот день стало то, что нам не досталось не только пароходов, но и мест в комнатах общежития, и нас и наших товарищей, уже ожидали два десятка раскладушек в вестибюле, на которых мы с Валеркой, в числе прочих курсантов, и разместились. Так окончился мой первый день в Тольятти, городе, в котором как оказалось, мне было суждено прожить всю свою последующую жизнь.

    На утро проснувшись и позавтракав в буфете общаги, мы с Валеркой поспешили обратно в отдел кадров. Чувства какой-то радости и надежды буквально гнали нас, с другом, вперёд! На этот раз народу в коридоре около знакомой, оббитой коричневым дермантином, двери было совсем мало, и довольно скоро я, с замиранием сердца, вошёл в заветный кабинет. За одним из двух письменных столов сидела средних лет женщина-инспектор по кадрам плавсостава, а рядом с ней стоял невысокого роста мужчина, в куртке с меховым воротником. Мельком глянув на меня взглядом поверх очков, инспектор молвила:
     - Так….Пойдёшь мотористом-рулевым на теплоход «Дунайский-22» и кстати, познакомься со своим капитаном.                Я поблагодарил ее, и пожал руку, протянутую мне обладателем мехового вороника, это и оказался мой первый в жизни капитан!
     - Климент Александрович, - представился он, широко улыбнувшись мне.
     - Олег. - смущенно ответил я.
   Капитан обратился к инспектору и напомнил ей, что ему в команду нужен ещё один человек, и тут я набрался храбрости, и попросил его взять к себе в экипаж и моего друга,  Валеру, который стоял в коридоре за дверью. Возражений на этот счёт ни у кого не последовало, и дело было решено моментально! Через несколько минут мы вышли из здания заводоуправления и в сопровождении нашего капитана, радостные и довольные, отправились к месту нашей будущей работы.

   Что интересно, пошли мы не на берег канала, в ледяном панцире которого стояли десятки самых разных пароходов, и где я вчера проверял температуру талой воды своей правой ногой, а повернули в сторону заводских цехов. Пройдя через вертушку, мимо бдительного вахтёра на проходной, мы оказались на огромной территории судоремонтно-механического завода. Повсюду были склады, цеха, железнодорожные ветки, вдалеке торчали мачты судов и шевелилась пара высоких, портовых кранов. Капитан, ни разу не обернувшись и не проронив ни слова, уверенно нас повёл в сторону широкого, длинного и пологого спуска к воде, который как оказалось, называетя слипом. И вот наконец, мы увидели его, наш первый в жизни пароход, на котором мне с моим другом предстояло трудиться всю предстоящую, долгую речную навигацию восемьдесят пятого года!

   Буксир-толкач, проекта  «Дунайский», за двузначным бортовым номером 22, стоял как памятник, возвышаясь на мощных подставках, куда он был вытащен из воды ещё прошлой осенью, для проведения планового ремонта. Короткий, около сорока метров длинной, приземистый корпус судна, за осенне-зимние месяцы обильно обработанный осадками, в виде дождя и снега, был весь в грязных, мутных разводах и подтеках. Подводная часть была обшарпана, местами виднелись небольшие вмятины и следы ржавчины, а на палубу буксира, извиваясь как змеи, тянулись с земли несколько кабелей и шлангов. Зрелище было совсем неприглядное, не так мне представлялся пароход моей мечты…. Мы немного отстали от капитана и Валера тихо пробурчал:
      - Неужели оно ещё и плавает?
   Капитан подошёл к крутому железному трапу, ведущему на корму судна, и начал карабкаться по нему наверх, и мы, немного подождав, последовали его примеру. На корме парохода картина увиденного только усугубилась! Тут и там на палубе стояли какие-то ящики с запчастями, валялись трубы самого разного размера и диаметра, лежали бухты стальных тросов, вперемешку с кусками грязного брезента, да и просто с каким-то мусором. Одним словом-полный бардак и беспорядок, сопутствующие длительному судовому ремонту. Вокруг всего этого сновали молчаливые люди в грязных, промасленных фуфайках и сапогах, это рабочие завода активно готовили пароход к началу навигации. Капитан проследовал внутрь судовой надстройки, и мы поспешили за ним, старались не отставать. Судя по всему, наш пароход за несколько месяцев на морозе выстудился до основания, и внутри помещений судна казалось, было даже еще холоднее, чем снаружи, на улице. Покрытие в длинном коридоре жилой палубы был основательно затоптано огромным количеством грязных следов. На душе сделалось совсем тоскливо…Капитан, вытащив из кармана связку ключей, открыл одну из многочисленных кают, передал нам ключ от нее, и сказал, глядя куда-то сквозь нас:
     - На работу с завтрашнего утра, переодеваться в робу будете здесь.
     - Климент Александрович, - спросил я, - а сколько лет нашему пароходу?
     - Двадцать три. - лаконично ответил капитан.
     После чего он удалился по своим делам, оставив нас в коридоре около нашей каюты, с ключом в руках и хмурыми сомнениями в душе. Внутри двухместная каюта, размером чуть больше вагонного купе, оказалась такой же грязной и неуютной, как и все что мы успели увидать на борту этого далеко уже не молодого буксира-толкача. Улыбки давно уже сошли с наших лиц, остались только не самые лучшие эмоции, и в душе каждого из нас поселилась вселенская грусть и тоска…..Осмотрев наше будущее жилище, мы заперли его на ключ, и стараясь нигде и не обо что не испачкаться, вышли на корму парохода, и оттуда по трапу спустились вниз.

   Настроение наше было ещё хуже вчерашнего! Мы вышли за территорию завода, не переставая делиться впечатлениями, которые на нас произвел «Дунайский», и поспешили в общежитие, на ходу обдумывая, как бы нам найти себе другое судно, ну хотя бы чуть помоложе! Уж больно удручающее впечатление произвело на нас знакомство с нашим буксиром-толкачем. И тут, немного не доходя до общаги, мы встретили на улице нашего однокурсника Игоря, он был чуть постарше нас, и накануне получил назначение на один из морских каботажных пароходов типа«Сормовский». На вопрос о судне, он нам ответил с большим восторгом! Их красавец сухогруз был достаточно молодым, в хорошем техническом состоянии, да и бытовые условия, судя по его описаниям, очень сильно отличились в лучшую сторону от наших, на «Дунайском». Ну а мы ему, с горечью, поведали про наш облезлый, двадцатитрехлетний буксир, словно памятник, стоящий на слипе судоремзавода…. Игорь нам посочувствовал, и заронил в наши неокрепшие души надежду тем, что штат у них на «Сормовском» пока еще не полностью укомплектован, и может быть нам стоит каким-то образом попроситься к ним. Ну и конечно, как нам посоветовал наш товарищ, это нужно сделать, обратившись напрямую к капитану этого Каспийского лайнера! Мы с Валеркой, словно утопающие, уцепились за эту единственную для нас с ним соломинку, даже не вспомнив при этом, что нам обоим по 17 лет, и на морской пароход нас ну никак принять не могут! Не откладывая это дело в долгий ящик, мы втроём сразу и направились на судно, где уже второй день жил и работал Игорь.
   
Пройдя минут 15 по набережной затона, а потом ещё несколько сотен метров по серому, весеннему льду, мы прибыли к возвышавшемуся из замёрзшей воды, монументальному как скала, стальному корпусу сухогруза. Разумеется, после нашего небольшого, обшарпанного буксира серого цвета, черный и могучий «Сормовский» произвёл на нас довольно сильное впечатление. Мы поднялись по трапу на палубу, на которой не было никаких следов ремонта и беспорядка, подобных тем что мы видели на нашем «Дунайском», и зашли в большую, белую жилую надстройку парохода. Нас сразу поразила чистота, горящие мягким светом плафоны внутренного освещения, легкое гудение каких-то механизмов и вентиляторов, и самое главное - тёплый воздух внутри, так как судно было уже в процессе эксплуатации и экипаж жил на борту. Игорь нас отвёл палубой выше и показал нужную дверь, ведущую туда, где могла решиться наша с Валеркой судьба. Недолго думая, я снял куртку и шапку, отдал их моим друзьям и, стараясь не сильно робеть, постучался в  каюту капитана.
   Громкий голос из-за двери молвил мне:
     - Да!
     - Разрешите?- спросил я, заглянув в каюту.
     - Входи,- ответил мастер.
     Я, с видом крепостного подающего челобитную своему барину, зашёл в большую, светлую каюту и увидел сидящего за рабочим столом седого человека, с золотыми погонами на плечах. Позади капитана находился большой встроенный шкаф, с полным собранием сочинений В.И. Ленина, и пожалуй, не хватало только нимба над головой хозяина этой большой каюты, чтобы уж совсем сразить меня наповал! Стальной взгляд капитана был суров и проницателен, как рентгеновский луч.
     - Что хотел?- был его вопрос.
     В ответ, заикаясь и путаясь, я начал ему рассказывать о том, что мы с другом - выпускники Волгоградского речного училища, очень хотим к нему в экипаж, согласны на любую должность, и не боимся вообще никакой работы!
     - Лет то тебе сколько? - спросил обладатель погон с четырьмя золотыми полосками на черном фоне.
     - Семнадцать пока….- ответил я.
     - Мал ещё, свободен! - сказал, как отрезал суровый кэп, и потерял ко мне всякий интерес.
   Я вышел за дверь с потухшим взором, и рассказал своим друзьям о короткой, но содержательной беседе с капитаном. Рухнула наша последняя, зыбкая и призрачная надежда попасть на морской пароход, и стало понятно, что нам с Валерой предстоит поднимать наш «Дунайский» из руин. Пообщавшись недолго с Игорем, мы спустились на грязный мартовский лёд, и медленно побрели в посёлок, в общежитие, к ожидавшим нас скрипящим раскладушкам. В конце концов мы условились, что как уж говорится в поговорке, всё что ни делается, всё к лучшему, смирились с  капризной судьбой и решили, не боясь никаких трудностей, работать там, куда нас назначили.

   На следующие утро мы с Валерой прибыли на наш, стоящий на ремонте пароход, переоделись в рабочую одежду, и начались для нас обычные, трудовые будни, которые, в отличие от слов в известной песне, праздниками назвать конечно было тяжело. Каждый вечер мы с другом возвращались в общагу, уставшие и довольные тем, что вместе с нашим экипажем делаем одно большое, и нужное дело. Работы на борту было невпроворот, наш пожилой «Дунайский» был не единственным, кто стоял на слипе, и судно нужно было подготовить вовремя к спуску на воду, чтобы не задерживать других.
   Тем временем начался апрель, световой день становился все длиннее, яркое желто-оранжевое Солнце все дольше гостило на небосводе, разогревая воздух над Средней Волгой, и рыхлый, бело-серый лёд в затоне интенсивно таял, с каждым днем становясь все тоньше и тоньше. Пароходы один за другим вводились в эксплуатацию, комплектовались экипажами, и количество раскладушек, на которых спали мои товарищи в вестибюле нашего общежития, медленно и неуклонно день ото дня сокращалось. Мы с другом каждый день, без выходных трудились на борту нашего судна, и общими усилиями с другими нашими речниками и рабочими завода, во второй половине месяца подготовили пароход к спуску на воду. Прямо на наших глазах, и конечно с нашей помощью, «Дунайский-22» из некрасивого, гадкого серого утёнка постепенно превращался в прекрасного, белого лебедя!

   Официальное открытие речной навигации на Волге каждый год происходило 22-го апреля, хотя иногда бывало что пароходы в это время уже вовсю работали, да и этой весной начало движения судов тоже ожидалось чуть раньше дня рождения Ильича. Ближе к двадцатым числам апреля рыхлый лёд на поверхности затона, по которому уже давно никто из людей не ходил, покрылся грязными, чёрными промоинами и начал вовсю отрываться от бетонных берегов канала. Чтобы ускорить процесс освобождения водной глади от многомесячного ледового плена, в один из дней по акватории судоремонтого завод прошёл мощный буксир, и выполнив роль ледокола, разломал серый лёд в районе слипа. Для нас с Валерой близился волнующий момент-спуск нашего первого в жизни судна на воду!
  Наконец солнечным апрельским утром вокруг нашего парохода начала суетиться новая бригада рабочих, шланги и кабеля были сброшены на землю, трап мы затащили на корму, и начался процесс спуска судна на воду. Под корпус нашего парохода, по железнодорожным рельсам, со стороны воды были подведены несколько массивных тележек на колёсах, которые уперлись в плоское дно буксира, и усилиями огромных лебёдок, плавно, сдвинули наше судно на десяток метров выше по пологому слипу. Подставки, на которых наш буксир-толкач покоился с конца ноября прошлого года, вздохнули с облегчением, и наконец-то освободились от груза в 450 тонн, массы парохода, давившего на них последние несколько месяцев. Как только тяжелые железные подставки были убраны краном, между бортом парохода и берегом канала не осталось никаких препятствий, лишь параллельные ряды рельсов тянулись по слипу вниз, и под прямым углом к береговой черте, скрывались в темной, ледяной воде. Наконец тележки, пронзительно заскрипев под нашим корпусом, начали синхронное движение вниз по слипу, и судно лагом(боком), очень медленно, метр за метром продвигаясь по рельсам, начало путь к своей родной стихии, к воде! Через час спуск на воду завершился, пароход уже был на плаву, простившись с бережно доставившими его на водную гладь тележками. Вскоре звонко и непривычно для парохода, хранившего многомесячное молчание, затарахтел запущенный нашими механиками дизель-генератор, на борту появилось электричество, зажглись плафоны освещения, и судно ожило. Тут же подошёл портовый буксир, ошвартовался к нашему борту, и оттащил нас к заводскому причалу, для завершения всех ремонтных и наладочных работа, так как нам оставалось несколько дней до выхода в первый весенний рейс.

   На следующие утро мы с Валерой наконец простились с продавленными раскладушками, на которых спали три недели в вестибюле общежития речников, и переселились в свою каюту на пароходе. После обеда механики немного поколдовали в машинном отделении и запустили котёл, батареи в судовых помещениях наполнившись горячей водой, нагрелись и живительное тепло начало расходиться по всей надстройке парохода. Настроение у нас было самое приподнятое, улыбки не сходили с наших лиц, все таки когда свет и тепло на борту, то жить можно, да еще и с комфортом!
    Через пару дней наш, довольно многочисленный, экипаж уже был полностью собран, к нам присоединились еще двое моих ровесников, из Саратовского речного училища, Игорь и Миша, и стало нас в команде таких четверо, семнадцатилетних пацанов. Последние дни перед выходом в рейс пролетели в суете и хлопотах. Комсостав, штурмана-механики доводили до ума главные и вспомогательное двигателя, проверяли все навигационные приборы и пособия, ну а мы-молодежь, были везде и всюду. Судно получало разное снабжение и материалы для автономной работы, смазочное масло, краску, продукты, медикаменты, и все прочее, без чего нельзя обойтись в плавании по ВВП, Внутренним Водным Путям. В конце двадцатых чисел апреля мы были готовы к выходу в рейс, и стояли у заводского причала, в ожидании нашей очереди на погрузку в одном из близлежащих портов. Лёд на канале практически весь сошёл, и пароходы выбрав якоря, по темной студёной воде, один за другим, покидали гостеприимный затон посёлка Шлюзовой, и расходились по городам и весям лежащим по берегам великой русской реки. Навигация началась!

    Получив первое рейсовое задание, мы привели наши баржи под погрузку в небольшой порт посёлка Яблоневый овраг, что под Жигулевском, и приняли полный груз щебня, для перевозки в порт Калинин(нынешняя Тверь). По окончанию грузовых операций, мы состыковали наши баржи и пароход в единое целое, вышли в Жигулевское море(оно же-Куйбышевское водохранилище), и отправились вверх по реке, в мой первый в жизни рейс на флоте. Переход до пункта назначения, откуда начинается судоходная часть Волги, нам предстоял очень значительный, недели полторы-две, не меньше, и желание преодолеть такой длительного путь наполняло душу волнением и какой-то скрытой радостью от предстоящего путешествия.

   Надо сказать, что работа на чисто речном пароходе в то время сильно отличалась от работы на море, имела свою специфику и была очень своеобразной, и понял я это только тогда, когда начал трудиться на судах «река-море». А сейчас, в самом начале навигации восемьдесят пятого года, в первые дни настоящей работы на флоте, всё для меня в было в новинку и, как в детской песенке, все было «ужасно интересно все то, что неизвестно»!
    Начать надо с того, что большинство членов экипажа на борту имели универсальные специальности, как допустим штурман - помощник механика, или как я, моторист-рулевой. Это называлась совмещенка, мы совмещали работу на палубе и в «машине», и например, я стоял по две вахты в сутки, одну-в машинном отделении, как моторист, а вторую-в ходовой рубке, как рулевой. Это пожалуй, главное отличие от работы в море, где нет совмещения специальностей, и уж если ты моторист, то никто не поставит тебя на руль, управлять судном с мостика. Такое возможно только в крайнем случае, в виде какого-то временного исключения или просто от безысходности, при стечение каких-то обстоятельств.

    Нужно заметить, что пароход наш как таковой, не был предназначен для перевозок груза, небольших размеров, с мощными двигателями, крепкий и коренастый, он должен был или буксировать баржи или толкать их сзади, ухватившись за корму. Отсюда и название типа судна-«буксир-толкач». А груз мы перевозили в двух больших несамоходных баржах(секциях, как их тоже называли), которые и были приписаны к нам. Эти баржи, длинной более ста метров каждая, состыковывались-втыкались одна в другую, стягивались между собой прочными стальными тросами, толщиной в человеческую руку, и превращались как бы в одно целое. Сзади, с кормы второй секции, подходил наш крепыш-пароход и присоединялся специальным мощным захватом-автосцепом, и в итоге получался внушительный состав, из двух барж и толкача, длинною под 270 метров. При полной загрузке каждая баржа брала порядка пяти тысяч тонн навалочного груза, например песка, щебня или гравия, и ходили такие составы по Волге-матушке очень солидной грузовой единицей, более 12000 тонн общего водоизмещения!

    Очень необычным было то, некоторые члены экипажа брали с собой в рейс свою семью, жен и детей, и проживали с ними в своих каютах - в тесноте, да не в обиде, зато всегда вместе! Наши стармех-первый штурман и боцман именно так и поступили, и на борту у нас практически постоянно находились маленькие дети. Их матери, катая по длинному коридору мимо жилых кают коляски с плачущими малышами, смущенно извинялись, что опять нам не дали толком поспать и отдохнуть после ночной вахты.
    Питание в то время на речном флоте, бороздящем широкие просторы Волги, было бесплатным только двухразовое, обед и ужин, во всяком случае, у нас на борту было именно так, да и все бывалые речники говорили, что это повсеместно. Чай и хлеб ещё можно было найти на камбузе, но всякие там завтраки и другие приемы пищи, были нашей собственной заботой, которая ложилась на наши кошельки. У нас в коридоре надстройки стоял старый и пузатый, с обшарпанными круглыми боками, общественный холодильник «Мир», где и хранились наши свертки с продуктами. Бывало подходишь к заветному «Миру», с чувством голода и урчанием в животе, лезешь в свой свёрток за колбасой, и делаешь неприятное открытие, что там кто-то уже побывал до тебя, и колбаса резко уменьшилась в размерах, или совсем пропала! Конечно, вполне возможно, что кто-нибудь просто перепутал пакеты с едой….Ну голод не тетка, и если убыло в моем свертке, то в каком-то чужом все осталось нетронутым, и тогда приходилось залезать в чей-то другой пакет, и оттуда угощаться! Только уж когда все наши речники стали подписывать свои пакеты с продуктовыми припасами, тогда всё как-то более-менее упорядочилось.
   Было ещё много интересных особенностей в работе на речных судах в то время, и каждый день, проведенный на борту добавлял какую-то новую, интересную и полезную информацию в копилку моих знаний, и позволял мне медленно и постепенно расти в профессиональном плане.

   Итак, наш переход вверх по реке, на Калинин начался в конце апреля, пасмурным прохладным днём, когда яркое весенне Солнце спряталось от любопытных людских глаз за низкими бело-серыми облаками, но все же продолжало усиленно трудиться до наступления вечерних сумерек. Вся суета , присущая окончанию погрузки и выходу из порта, осталась в Яблоневом Овраге, и пароходная жизнь втянулась в своё спокойное, размеренное русло. На судне все перешли на ходовые вахты, и мы-молодое поколение, стали вникать в нашу новую и интересную работу и выполняя её, учиться, как говориться-на деле.

    Наш состав из двух тяжелогруженых барж и толкача, разрезая форштевнем носовой секции темную толщу ледяной волжской воды, уверенно продвигался по широкому и глубокому Куйбышевскому водохранилищу. На далеких, живописных берегах виднелись сосновые и лиственные перелески, высокие курганы, поросшие какой-то зеленью, иногда просматривались крыши небольших домов в дачных поселках и деревнях. По правому борту остались за кормой высокие здания жилых кварталов Нового города Тольятти, о котором я только слышал, что где-то там находится огромный завод, на котором выпускаются знаменитые на всю страну автомобили марки «Жигули».

   Первым большим городом на нашем пути лежал Ульяновск, который за прошедшие сто с лишним лет после рождения Ильича поменял не только своё имя, но и сам кардинально изменился. Высокие, красивые дома стояли прямо на берегу Волги, а причалы большого торгового порта и современного речного вокзала всегда были заняты множеством пароходов. Двухкилометровый, железнодорожный и автомобильный мост, построенный еще во времена Российской империи, соединял здесь берега широкой и спокойной реки. Пару лет назад здесь произошла тяжелейшая трагедия, когда пассажирский теплоход в результате навигационной ошибки врезался в мост, по которому в это время проходил товарный поезд, что привело к многочисленным человеческим жертвам...

    Так получилась, что моя первая в жизни вахта в машинном отделении началась когда судно находилось ниже по течению, примерно в двух часах хода до этого печально знаменитого ульяновского моста. Я принял смену от одного из двух наших опытных мотористов, которые уже отработали не одну навигацию на Волге. В «машине» стоял страшный гул работающих на полный ход и дающих вращение гребным винтам двух главных дизельных двигателей 8NVD-48, и одного вспомогательного двигателя, соединенного с генератором и вырабатывающего электроэнергию для судовых нужд. О каких-либо защищающих от шума наушниках тогда никто не знал и не ведал, закрытого поста управления в машинном отделении тоже не было, и вахтенный просто сидел чуть в стороне от главных двигателей, на оббитом грязным дермантином стуле. Прокричав мне в ухо, чтобы я каждый час смазывал клапана на всех работающих дизелях, мой сменщик удалился, оставив меня одного посреди массы механизмов, запахов солярки, пятен смазочного масла, и ужасного гула без устали молотивших двигателей. Первым делом я не спеша прошёлся по всей «машине», с интересом осмотрев все агрегаты, вспоминая учебные лекции по предмету ДВС (двигателям внутреннего сгорания) и прикидывая, какие функции эти механизмы выполняют. Назначение большей части оборудования, размещенного в машинном отделении осталось для меня пока не совсем понятным, но для первой самостоятельной вахты и этого было вполне достаточно. Примерно через час после начала моей смены я обратил внимание, что звук работы «главных» несколько изменился, и стал более звонким, что-ли. Я взял жестяную масленку со смятым носиком, ухватившись за поручни, забрался на высокие подножки каждого из двух мощных немецких дизелей, и пройдя вдоль всех клапанов, накапал на верхнюю тарелку каждого из них по несколько капель светло-желтого машинного масла. Звук работающих главных двигателей стал более тихим и мягким, клапана словно зашелестели, а металлический звон, отчетливо режущий слух, сразу пропал, и я улыбнулся, вполне удовлетворённый своей первой небольшой, но хорошо выполненной работой.
    Но радость моя оказалась недолгой, и спустя буквально  считанные минуты, вместо оглушающе-шелестящего звука клапанов, мои главные начали издавать какое-то шипение, и через несколько секунд вообще остановились! Я в полном смятении заметался между двигателей, не понимая что происходит! Сразу же дважды прозвонил звонок-вызов с ходовой рубки, и я, подбежав к медной переговорной трубе с раструбом, открыл закрывающую её заглушку.
     - Да! - проорал я в трубу, и подставил ухо к раструбу.
     - Топливо качай, …ядь! - раздался откуда-то с небес грозный голос первого штурмана.
     - Какое топливо?! - в недоумении спросил я.
   И тут я из тускло блестящей переговорной трубы услышал такие выражения, и узнал о себе столько нового и интересного, что мне оставалось лишь удивиться необыкновенной силе великого и могучего русского языка!
Почти сразу после моего диалога с небесами, в машинное отделение по трапу ссыпался старший механик Федорыч. Не обращая на меня ни малейшего внимания, он нажал  кнопку пуска насоса, перекачивающего топливо, и кинулся ковыряться с одним из главных двигателей. Разъяренный стармех, проклиная недоученных студентов, которых «за каким-то хером понабрали на флот», извергал гром и молнии, и его лексика была так же далека от нормативной, как Луна от Земли! Поколдовав у первого главного, он кинулся ко второму, и через двадцать минут оба двигателя были запущены, и наш состав обрёл возможность продолжать движение и управляться. Немного успокоившись, Федорыч показал мне смотровое стекло между фланцами соединения на одной из труб, и велев нажать кнопку у насоса и остановить его, как только в стекло будет видно топливо, механик меня покинул. Я остался стоять на том же месте и не отводил взгляда от смотрового окошка топливной системы, и вскоре заметив там струящиеся потоки солярки, нажал нужную кнопку, и остановил насос. Остаток вахты прошёл без приключений, я каждый час, с масленкой в руках, обходил все работающие двигателя и смазывал клапана машинным маслом, и дождался Валеру, который заступал на вахту следующим после меня, и в машину явился без опозданий.      
   От него я и узнал, что не доходя несколько километров до злополучного моста, наш пароход потерял ход и возможность управляться, потому что внезапно встали оба главных двигателя. Боцман, по команде с мостика, сразу же побежал на носовую баржу и отдал там якорь, благодаря чему наш тяжелый и неповоротливый состав остановился, и мы избежали какой-либо опасной ситуации. Причина происшествия была в том, что у нас закончилось дизельное топливо в расходной цистерне главных двигателей. Надо сказать, что согласно всех правил и инструкций, солярка в эту цистерну закачивается вахтенным в конце каждой смены в машинном отделении, и хватает полной цистерны на полторы вахты, то есть на 6 часов хода. Получается, что наш опытный моторист, который стоял в «машине» до меня, сдал мне вахту не накачав топлива в конце своей смены! Хорошо, что это случилось не под мостом, и что мы поднимались вверх по Волге, против течения, и смоли быстро остановиться! Но все равно, все это было очень тревожно и волнительно! Надо отдать должное капитану, что никто из начальства не стал наказывать моториста за забывчивость, а просто в сердцах его отругали, примерно теми же выражениями, что я услышал из медной, переговорной трубы….

    Надо признать, что и первые наши вахты в ходовой рубке, когда мы стояли на руле, не отличались какими-то успехами и достижениями. Достаточно было посмотреть на кильватерный след, уходящий вдаль за кормой парохода, который вилял из стороны в сторону, и выглядел, как сказал капитан «словно бык поссал», чтобы понять, что судном управляет кто-то из семнадцатилетних новичков. Наш состав, ведомый кем-то из нас, шарахался из стороны в сторону, и вилял, как основательно пьяный забулдыга на пути домой! Это было очень непросто, на скорости 13-15 км/ч, удерживать на курсе и проходить повороты, судном длинной в 270 метров и весом под 12 тысяч тонн! Но мы учились очень быстро и схватывали все на лету, а потому постепенно, день за днём наш кильватерный след выпрямлялся и становился все ровнее, и с каждой новой вахтой наши навыки управления судном неуклонно  улучшались.

    Тем временем начался май, световой день становился все длиннее, Солнце разогрело воздух над центральными районами России до комфортной температуры, и погода стояла теплая и безмятежная. Путь наш лежал мимо красивейших мест, лесов и полей, монастырей и старинных церквей, взметнувших свои золотые купола в голубую небесную высь, городов и посёлков, и притоков многочисленных рек. Помню как нас поразили бескрайние речные просторы в том месте, где Кама впадает в Волгу, и ширина бледно-зеленой водной глади, сверкающей в ярких лучах красно-желтого Солнца доходит до 40 километров! Пожалуй не хватит никаких слов и эпитетов, чтобы описать всю красоту, силу и мощь великой русской реки, гордо и величаво несущей свои воды через европейскую часть России, на расстояние в три с половиной тысячи километров!

    Наш состав, проходя каждые два-три дня через шлюза на очередной из многочисленных плотин ГЭС, поднимался все выше и выше вверх по течению Волги и наконец, через десяток дней пути, миновав Рыбинское водохранилище и последний, самый узкий речной участок, мы прибыли в город Калинин. Десять тысяч тонн щебня, столь необходимых для строительства дорог, были доставлены в порт назначения, и на этом первый в моей жизни рейс на грузовом пароходе был благополучно завершен.
   Стоянка в порту продлилась пару дней, за время которых команде удалось выйти в город и немного прогуляться по незнакомым улицам одного из старейших городов России, который был основан даже раньше Москвы. По окончанию выгрузки, оставив на берегу огромные кучи бело-серого щебня, произведенного из каменной породы древних Жигулевских гор, наш «Дунайский» подхватил две пустые баржи (отшвартованные бортом друг к другу), и в канун великого праздника Дня Победы мы вышли в обратный рейс, вниз по Волге.
 
  На следующее утро наш повар Нелли, видимо собираясь приготовить нам сегодня что-нибудь вкусное на праздничный обед или ужин, попросила меня помочь ей, и сходить в кладовую за овощами. Я без всяких проблем согласился ей помочь, так как уже пару раз приносил на камбуз капусту и лук, и делать это было совсем нетрудно.
Провизионная кладовая, вход в которую находился в общем коридоре надстройки, располагалась в кормовой части судна по правому борту, одной палубой ниже, и кроме небольшой клетушки с продуктами, там же по соседству размещались кладовая электрика, и станция очистки и обеззараживания воды «Озон». Как ни в чем ни бывало я подошёл к двери, сразу за которой начинался трап дерущий на нижнюю палубу, и широко распахнув ее, тут же получил в лицо облако густого, темного дыма! Я закашлялся и присел на колени! Едкий, чёрный дым начал расползаться по коридору и по всей жилой надстройке судна! Я поднялся на ноги, захлопнул дверь, ведущую в горящий отсек, и закричал:
    - Пожар!!! - после чего, сломя голову, побежал в ходовую рубку, доложить вахтенному штурману о происшествии. Услышав мой голос, все речники кто был в своих каютах, стали выбегать на корму парохода, заплакали дети. Боцман Сергей, схватив радиостанцию, сразу проследовал на бак носовой секции, приготовил якоря к отдаче и дождавшись когда наш пароход с баржами развернется против течения, по команде с рубки, отдал якорь. Наш состав остановился, и замер неподвижно посреди реки, плавно несущей свои воды куда-то в сторону далекого Каспийского моря….

    Нужно заметить, что пожар на морском или речном судне, которое находится в рейсе, вдали от цивилизации и как правило лишено какой-то помощи извне, это одно из самых страшных бедствий! Экипаж может расчитывать только на свои силы, и как правило, вынужден сам бороться с огнём, а при невозможности потушить его, должен оставить судно, спасаясь на шлюпках и плотах! В этом главное отличие возгорания на борту судна от пожара где-нибудь в жилом доме, когда жильцы, прихватив все самое ценное и домашних животных, выбегают на улицу и ждут скорого прибытия пожарных машин. Нам же приходится полагаться только на себя и Божью помощь! Разумеется, для отрабатывания навыков пожаротушения все моряки и речники проходят противопожарную подготовку, и на всех судах проводятся тренировки и учебные тревоги по борьбе с огнём. Ну и как правило, пожар на судне-это всегда серьезный вызов и испытание для экипажа!
   В скором времени практически вся наша команда собралась на корме, все были глубоко встревожены и сильно нервничали, а мамы малышей пытались успокоить своих плачущих детей. По выползающему из открытой двери надстройки сизо-чёрному дыму можно было понять, что пожар пока не слишком сильный, и горит где-то в одном из помещений, куда я пытался войти несколько минут назад. Вахтенный механик сбегал в «машину» где стоял только моторист, и  выключив нужные рубильники, обесточил все отсеки в районе пожара, и теперь необходимо было произвести разведку, найти источник возгорания, и потушить огонь.
   После недолгих обсуждений, стармех Федорыч, как самый опытный и знающий досконально весь пароход, решил взять на себя это ответственное дело, и сам вызвался войти в задымлённый отсек, и ликвидировать возгорание. Дело осложнялось тем, что всё защитное противопожарное снаряжение(если оно конечно и было на борту)осталось где-то внутри задымлённой надстройки, и в данный момент было нам недоступно. Потому недолго думая, Федорыч, обмотав лицо и голову мокрым полотенцем, и облившись с головы до ног забортной водой, схватил резиновый шланг для помывки палубы, и зайдя в коридор надстройки, скрылся в дыму! Его жена и двухлетний сын остались на корме, с тревогой ожидая возвращения своего родного человека! Мы, всей командой тоже замерли в ожидании…. Минуты тянулись бесконечно долго…..Наконец из дыма появился наш доблестный первый штурман-старший механик Фёдорович, живой и невредимый, и мы все разом восхищенно загалдели! Федорыч снял слегка закопчённое мокрое полотенце со своей головы, сказал что пожар потушен и обнял жену! Не теряя времени, мы открыли все двери ведущие в жилую надстройку, и постепенно дым, наполнявший её, начал слабеть, и сквозняком и свежим ветром выдуваться наружу. Отдышавшись, стармех рассказал нам следующее: очаг возгорания находился в кладовке электрика, в которой после зимнего ремонта был полнейший бардак! Там, в одном из углов, недалеко от электрической печки, были целые завалы из старой грязной робы, промасленных фуфаек и валенков, и прочего хлама, который остался после долгого зимнего ремонта. Печка этим утром была случайно кем-то включена на ГРЩ(главном распределительном щите) в «машине», в результате чего промасленные спецовки и валенки довольно быстро воспламенились! Пожар был достаточно серьезный, и часть кладовки основательно выгорела, так что теперь электрику предоставился шанс не просто убрать не до конца сгоревший хлам, а полностью отмыть и выкрасить поврежденное помещение.

   Вскоре наш пароход снялся с якоря, развернулся опять вниз по течению, и продолжил свой рейс к месту погрузки на реке Кама. Вот таким у нас выдался праздник, День Победы, юбилейная сороковая годовщина разгрома Германии и окончания самой кровопролитной войны в истории человечества. Благодаря смелости и мужеству стармеха, пожар на борту был потушен, и это тоже была наша, пусть маленькая, но победа! Ну а повар Нелли, несмотря на все неприятности связанные с пожаром, всё таки сумела нам приготовить что-то вкусное и порадовать экипаж хорошим праздничным ужином!

    Ну а в стране тем временем начинались масштабные реформы, которые под лозунгом «ускорения социально-экономического развития страны» провозгласил новый Советский лидер, молодой и энергичный уроженец Ставропольского края. Страна устала от предыдущих престарелых вождей, последние из которых с завидной регулярностью покидали занимаемые ими посты и уходили в мир иной, так что черный юмор окрестил этот процесс как «гонки на орудийных лафетах». Народ в общем приветствовал приход нового своего правителя (обладавшего большим родимым пятном на голове), и связывал с этим определенные надежды на лучшую жизнь, хотя люди пока толком и не понимали, что за реформы и преобразования он затеял. Но совсем скоро, в середине мая вышел один из самых резонансных указов недавно пришедшего к власти Генерального Секретаря «о борьбе с пьянством», и народная симпатия к новому лидеру как-то сразу поубавилась… Но впрочем, время глобальных и судьбоносных перемен для моей Родины только еще начиналось…

   Дальнейший переход вниз по реке не был ничем омрачён, экипаж постепенно втянулся в работу, и во второй половине мая мы прибыли в Камское устье, месту слияния Волги с Камой, в середине которого не видно берегов, и как говорили бывалые речники, в плохую погоду тут бывают вполне серьезные шторма. Плавно описав затяжную, многокилометровую дугу, наш пароход повернул налево и вошёл в Каму, которая как оказалась была более узкой чем Волга, но глубокая и полноводная. Пройдя ещё сутки вверх по течению, мы закончили длинный переход из Калинина и наконец-то прибыли на погрузку в речной грузовой район под названием Камские поляны, чтобы принять на борт наш следующий груз.
   Погрузка гравия(мелких речных камушков) происходила без захода в порт, которого здесь кстати говоря и не было, и производилась она следующим образом. На реке, растянувшись якорями, стояло приличных размеров судно-земснаряд, по сути это был как бы большой, плавучий пылесос, который засасывал со дна реки гравий, и отделив его от воды, с помощью конвейерной ленты, грузил в пришвартованные к нему баржи. Буксиры-толкачи, подобные нашему, один за одним подводили свои пустые секции, швартовали под погрузку, и потом уводили загруженные, а земснаряд постепенно продвигался по водной глади, углубляя речное дно и расчищая фарватер для судов.
    Загрузив две наших баржи гравием, мы отправились ещё ниже по Волге, в Саратов, после выгрузки там вернулись обратно на Камские поляны, и завертелась эта бесконечная карусель: погрузка на Каме-выгрузка на Волге. Наш буксир-толкач водил две наши секции, то тяжело груженые, то пустые, и как заводной, без устали мотался между портами и земснарядами. Никто из нас и не заметил, что больше месяца пролетело, как одна неделя! Я со своими семнадцатилетними друзьями-товарищами уже более-менее освоился на пароходе, и мы неплохо, в меру своих сил, справлялись с нашими обязанностями. Да и вообще, экипаж у нас был дружный и работящий, а обстановка и атмосфера на борту была почти семейная, и забегая на много десятков лет вперед, можно с уверенностью сказать, что так душевно, как на этом старом речном пароходе, я пожалуй больше никогда и нигде не работал….

   Прошло больше месяца после пожара на пароходе, и кладовая электрика была вычищена и выкрашена так, что не осталось ни малейшего следа дыма и копоти. Там же в этом небольшом отсеке, по соседству с выгоревшей кладовкой, находилась и станция очистки воды, под звучным названием «Озон». Этот хитроумный агрегат пропускал через себя забортную, речную воду, очищал и обеззараживал ее, после чего эту воду мы свободно могли употреблять для своих бытовых нужд. Разумеется, что в процессе эксплуатации аппарат этот нуждался в периодическом техобслуживании, очистке, протирке ультрафиолетовой лампы и всех своих многочисленных фильтров. Работа эта была очень важная, ответственная и незаметная, и выполнял ее только опытный, знающий и умеющий специалист, такой как наш электрик Гриша. Уроженец солнечной Молдавии, Григорий в экипаже был самым возрастным, далеко за 40 лет, выше среднего роста, слегка сутулый, худощавого телосложения, седовласый, и с усталым взглядом все повидавшего человека. Раз в месяц монтер приходил к стармеху и, согласно регламента обслуживания водяного очистителя, выпрашивал у Федорыча двести грамм чистого медицинского спирта! Эта драгоценная влага предназначена была для протирания лампы, излучающей ультрафиолет и безжалостно убивающей всю заразу, а также для обработки всего, что должно было быть обработано и обеззаражено в этом мудреном аппарате. Стармех наш, что-то бормоча себе под нос и скрепя сердце, выдавал положенную для очистки «Озона» жидкость Грише, и всегда, тоскливо глядя в удаляющуюся сутулую спину электрика, напутствовал его:
  - Смотри, чтобы не было как в прошлый раз!
  Но Гриша, как токующий глухарь, уже ничего не мог слышать, и сжав в руках бесценную склянку, с горящими от вожделения глазами, отправлялся в свою вотчину, протирать заветный агрегат! По пути, правда, иногда заглянув на камбуз и выпросив у Нелли, просто на всякий случай, пару соленых или свежих огурцов…..После этого он скрывался за дверью, и спускался на одну палубу вниз, к «Озону», где и происходило таинство протирания всепобеждающей, и беспощадной к микробам, ультрафиолетовой лампы… Обычно процесс этого таинства занимал не более двух часов, после чего наш электрик, наозонированный и чуть блестящий, как тусклая лампа Ильича, появлялся из-за двери и выходил на свет Божий, в общественный коридор. Музыкальный слух, как таковой, у Гриши полностью отсутствовал с еще детских лет, но несмотря на это, народные песни он знал и любил, а потому уже в скором времени вся команда была в курсе того, что «по Муромской дорожке стояли три сосны….» Спустя какое-то время, когда уже начинал «шуметь камыш и деревья гнуться», появлялся Федорыч, и отчитывал Гришу, с которым работал далеко не первый год. Электрик, опустив голову, признавал свою вину, каялся, и божился, что это был последний раз, и что такого больше никогда не повторится! Специалист он был хороший, и как человек-добрый и отзывчивый, но вот с протиранием лампы в очистителе воды у него всегда были определенные сложности, хотя надо признать, что «Озон» наш всегда работал нормально, и никаких проблем с чистой, пресной водой у нас на борту не было.

    Наступило тёплое лето, стояли яркие солнечные дни, ночи становились все короче, и тихие безмятежные рассветы, когда водная гладь неподвижна как стекло, а любой звук разносится над поверхностью реки на много километров, я встречал на вахте в ходовой рубке, стоя на руле. Живописные пейзажи на берегах Волги стали более привычными и узнаваемыми, но я все равно не переставал ими восхищаться, и удивляться красоте великой, русской реки!
   Когда наш состав проходил большие волжские города, такие как Горький, Казань, Куйбышев или Саратов, то к нам непременно подходила так называемая,«плавучка», небольшое судно-плавмагазин, в котором было все необходимое для речников, от продуктов до галантереи и ширпотреба. Мы сбавляли ход до самого малого, «плавучка» швартовалась к нам, и около часа мы шли вместе с магазином под бортом. За это время наше судно успевало пополнить запас продуктов для питания экипажа, а команда, то есть мы сами, пополнить наши съестные припасы в пузатом, общественном холодильнике «Мир». Потом «плавучка» отходила от нас, и швартовалась к другому судну, которое шло навстречу нам, и таким образом плавмагазин крутился целыми днями на реке, недалеко от своего порта.
   А районе города Куйбышев(нынешняя Самара) по такому же принципу ещё и работал плавучий кинотеатр! Это был небольшой прогулочный теплоход, всем известного типа «ОМ» или просто «Омик», иногда разговорно называемый как «речной трамвайчик», который носил гордое имя «Агитатор»! В салоне этого судна был оборудован самый настоящий, небольшой кинозал, с белоснежным экраном и кинопроектором. Как правило, на подходе к Куйбышеву мы заранее связывались по радио с этим «Омиком» и спрашивали какой у него сегодня репертуар кинофильмов. Обычно в прокате бывало до десятка разных картин, и если «Агитатор» был свободен и выбор фильмов нас устраивал, то «Омик» подходил, швартовался к нам, и полностью глушил свои двигатели. Потом мы подавали на этот теплоход электричество по кабелю, чтобы они остановили их тарахтящий генератор, который мешал бы просмотру кинофильма. После этих простых и недолгих приготовлений, все наши свободные, и желающие пойти в кино члены экипажа приходили и занимали места в кинозале «Агитатора», выбирали себе кинокартину и наслаждались просмотром! У нас на борту, как правило, оставалась только вахта, которая как ни в чем ни бывало, продолжала вести наш состав своим курсом. По окончании сеанса, Омик запускал свои двигатели, отдавал наш электрический кабель, и отходил от нас к другому рейсовому пароходу, обычно идущему нам навстречу. Да, в те далекие теперь уже от нас времена, система по обслуживания транзитных грузовых судов работающих на Волге была очень грамотно продумана, и с заботой о людях, хорошо и надежно функционировала.
0
   Начиная с июня месяца, по заведённой нашим капитаном традиции, каждый желающий из членов экипажа мог съездить на недельку домой чтобы немного отдохнуть и набраться сил, и первым из нас в такой небольшой отпуск к себе домой, в Ростовскую область, отправился Валера. Через неделю с небольшим, когда пароход стоял в порту Горького, мой хорошо отдохнувший друг, радостный и счастливый, вернулся обратно и наконец настала моя очередь посетить свою малую Родину.
   Не теряя времени, уже через пару часов после возвращения Валерки, я сошёл с парохода, за проходной порта находящегося на стрелке Волги и Оки взял машину такси до аэропорта, и в тот же вечер самолетом добрался в родной Оренбург. Последний раз я был дома несколько месяцев назад, и вот наконец, с чувством радости от того, что впереди была неделя отдыха от вахт и работ на пароходе, возвратился туда где вырос и провел все свои школьные годы! Мои друзья детства во дворе встретили меня очень тепло, а я себя чувствовал уже настоящим, (не то чтобы морским), речным волком, и на ближайших же вечерних посиделках много им рассказывал о Волге и своей работе на борту лайнера, проекта под названием «Дунайский». Мне уже было о чем поведать своим друзьям, и они внимательно меня слушали, лишь иногда задавая какие-то вопросы….

   В последних числах июня стояла чудесная, тёплая погода, и мы нашей, небольшой компанией решили съездить в выходные на природу, с ночёвкой. В субботу, после обеда мы на автобусе отправились за город, вышли на остановке недалеко от села с удивительным названием Нежинка, и с рюкзаками на плечах углубились в лесополосу. Пройдя вдоль грунтовой проселочной дороги около часа, мы вышли на берег Урала, и разместились неподалёку от реки, на небольшой уютной поляне. Немного повозившись, мы оборудовали маленький походный лагерь, установив вместо палатки, брезентовый полог используемый для того, чтобы накрывать капот грузовика. Вечером мы долго сидели у костра, посылающего свои бледно-красные, гаснущие на лету, искры в чёрную пустоту ночи слегка освещаемую ярко-белыми звездами, пекли картошку в золе, пели песни под гитару и наконец, разместились на ночлег в нашей импровизированной палатке.
   Проснулись мы когда Солнце уже достаточно поднялось над горизонтом, и позавтракав, отправились купаться на Урал, благо что недалеко от нашего лагеря находился пологий, песчаный спуск к воде, которая просто как магнитом притягивала к себе и призывала немедленно окунуться. Нисколько не раздумывая, мы с друзьями, издавая громкие крики, полезли в реку и с удовольствием искупались в чистейшей, утренней прохладной и бодрящей воде! Выбравшись на песчаный берег, я вместе со своими друзьями Мишкой и Валеркой, развалился на песке под ласковыми лучами еще только набиравшего дневную силу ярко-желтого Солнца.
    И тут неожиданно раздался нарастающий шум мотора, и вскоре мы увидели белый, с синими полосами, автобус марки ЛАЗ, который подъехал по грунтовой дороге и остановился недалеко от нашего небольшого пляжа. Тут же  с характерным, привычным для всех шипением и скрипом открылись автобусные двери, и через них веселой и шумной компанией высыпали наружу девчонки и мальчишки, в сопровождении двух взрослых. Как потом выяснилось, это были учащиеся 9-го класса одной из городских школ, вместе со своими преподавателями, которые несмотря на то что сейчас были каникулы,  решили приехать в воскресенье на берег Урала, чтобы отдохнуть и искупаться. Мне кстати это было хорошо знакомо, потому что когда я учился в школе, мы нашим классом вместе с учителями тоже так неоднократно делали, и с большим удовольствием ходили в походы с ночевкой или просто выезжали на природу.
   На берегу сразу стало весело и оживленно, некоторые из девятиклассников начали играть в волейбол и бадминтон, несколько человек хлопотали около целой горы рюкзаков, пытаясь собрать что-то на обед и накормить себя и товарищей, ну а кто-то полез купаться в воду. Учителя пытались, по мере своих возможностей, не упускать из виду никого из них, и старались держать всех под своим контролем. Мы же лёжа на теплом песке, с интересом разглядывали вновь прибывших, тем более они были нам практически ровесниками, а некоторые из девятиклассниц были очень даже симпатичными, и притягивали наши пристальные взгляды! Одна высокая, стройная и удивительно красивая девушка, с длинными русыми волосами, настолько понравилась Мишке, что тот просто не отводил от не глаз! Очарованный неземной красотой юной дивы, он принялся фантазировать:
     - Классная девчонка! Вот если бы она вдруг тонула, то я бы её спас и познакомился с ней!
     - А зачем такие сложности? - спросил я, - Наверное можно и так просто познакомиться.
     - Нет, нужно именно спасти её! - возразил Миша 
     - Да она, может быть лучше тебя плавает! - со смехом сказал Валерка.
     - Да ну вас на фиг! - слегка обиделся наш друг, просто пожирая глазами прелестную девятиклассницу.
    Прикурив болгарскую сигарету «Родопи», Мишка глубоко затянулся, и в шутку предложил:
      - Тогда давайте так, когда она полезет в воду купаться, ты Олег, хватай её под водой за ноги и топи! А тут я подоспею на помощь, и её спасу!
     - А если не успеешь вовремя? - не переставая смеяться, спросил Валера, - И она захлебнется?
     - Успею! Я быстрый!
     - Миша, да ну тебя в задницу, с твоим планами! - не воспринимая всерьез предложение друга, возразил я. - Подойди, да познакомься!
   Разумеется, это был шуточный разговор про такой оригинальный способ знакомства, и конечно никто из нас всерьёз не собирался ничего подобного делать! Поговорив ещё немного на эту тему, Мишка с Валеркой зачем-то отправились в нашу палатку, стоящую отсюда неподалёку, а я остался лежать на песке, под яркими солнечными лучами, продолжая наблюдать за веселыми учениками.
   Буквально через несколько минут та прекрасная девушка, что сама того не ведая вскружила голову Мишке, подошла со своей подругой к воде, видимо намереваясь искупаться. Надо сказать что течение в том месте Урала было довольно приличное, и значительные глубины начинались уже в нескольких метрах от самого берега, на котором росла пара невысоких плакучих ив, с корявыми стволами, распустивших свои длинные, зеленые ветви по воде. Девушки стояли на берегу, в десятке метров от меня, о чем-то вполголоса совещаясь. Наконец, первая из них вошла по пояс в тёплую воду, схватила руками ивовые ветви, сделала ещё шаг, и тут течение её мягко подхватило и, очертив приличный полукруг и развернув ее с помощью веток, через несколько метров вынесло почти на берег. Там она выпустила ветви из рук, и довольная и счастливая, широко улыбаясь, выбралась из воды на сушу.
   Вслед за ней, настала очередь мишиной красавицы прокатиться по воде с помощью длинных ветвей дерева, и девушка, следуя примеру своей подруги, смело вошла в воду, схватилась за ветви, и слегка оттолкнулась от берега. Но видимо, не рассчитав своих сил, она не смогла удержаться за скользкие, мокрые ветки, и выпустила их из рук! Сильное течение Урала сразу ее подхватило и вынесло на глубину, а голова девушки скрылась под водой!!! Я вскочил на ноги, моментально пробежал несколько метров по песку, и бросился в воду! Девичья голова на секунду показалась из воды, и снова пропала! Я, что было сил, поплыл за утопающей! Она снова вынырнула, и опять исчезла, но я был уже рядом, и поднырнув под неё, упёрся ногами в дно, и с силой толкнул девушку вверх из воды, в сторону суши! Она вдохнув ртом воздуха, и приблизившись к берегу, опять погрузилась! Я ещё раз вытолкнул ее из воды, потом ещё, а после схватил её сзади сначала за длинные волосы, потом под мышки, и выволок на песок, усевшись рядом с ней, тяжело дыша и пытаясь восстановить дыхание! Все это произошло настолько быстро, что я сам даже и не понял как все это получилось! Я никогда прежде не спасал тонущих людей, и действовал в данной ситуации как-то не раздумывая и инстинктивно, хотя в итоге, всё и получилось как надо… Девчонка основательно наглоталась воды и теперь откашливалась, сидя на берегу, и что интересно, она ведь не только не кричала когда тонула, но и вообще не сказала ни единого слова, а только смотрела на меня своими большими, испуганным глазами!
     - Ну что, жива? Всё нормально? - спросил я у красавицы.
     - Да, спасибо тебе! - ответила школьница, пытаясь мне улыбнуться.
     - Пожалуйста. - улыбнулся я в ответ.
    Взяв её за руку, я помог ей подняться на слегка крутой в этом месте берег, по которому к нам уже бежали взволнованные учителя и её одноклассники. Девушка ещё раз поблагодарила меня:
     - Спасибо!
     - Зовут то тебя как?- спросил я.
     - Саша, - ответила она, и в сопровождении учителей и подруг направилась в сторону школьного автобуса.

   Я же, с чувством выполненного долга, до предела взволнованный таким событием, вернулся обратно на пляж и лёг на тёплый, желто-коричневый песок. Мне конечно, сразу же вспомнился аналогичный случай, который произошёл 4 года назад, когда мы своим классом также выехали в выходной день, на природу, чтобы отдохнуть на берегу озера. На одном из деревьев, окружавших водоем, мы обнаружили тарзанку, и нисколько не сомневаясь, начали по очереди на ней кататься. Прочно схватившись за рукоятку и разгоняясь с берега, мы улетали на длинной веревке в сторону водной глади, и как маятник, качнувшись обратно, возвращались снова к дереву. Все шло хорошо, пока Оксана, девочка, с которой я сидел за одной партой, не сорвалась с этой злополучной тарзанки! Она упала в озеро, и начала тонуть и захлёбываться, а наш одноклассник Толя, не теряя ни секунды, сразу бросился в воду и вытащил её на берег! Все остальные ученики стояли на берегу и наблюдали за этим отважным поступком нашего товарища! Как же я тогда хотел оказаться на его месте, и спасти эту девочку! Но к сожалению, в то время я ещё не умел плавать, и если бы бросился в воду, на помощь Оксане, то спасать пришлось бы ещё и меня….. По всей видимости, сегодня на Урале, предоставив возможность спасти утопающего человека, судьба мне дала шанс как-то реабилитироваться перед самим собой, и закрыть тот самый, давний долг….

   Вскоре появились Мишка с Валеркой, и спросили меня о причине какой-то непонятной суеты среди отдыхающих девятиклассников. После моего короткого рассказа о спасении юной любительницы искупаться в незнакомом месте, Миша впал в отчаяние от того, что не был вовремя на пляже и не он спас попавшую в беду девушку! Ему так хотелось совершить хороший поступок и познакомиться с ней, что я не долго думая, позвал Мишку с собой, и пошёл знакомить его с Александрой. Когда мы подошли к группе учеников и преподавателей, то те ещё раз поблагодарили за спасение их одноклассницы, чем немного смутили меня, так как ничего героического в своём поступке я не видел. Спасенная мной девушка, слегка опустив голову, сидела на ступеньке входа в автобус, и было заметно что она ещё не совсем пришла в себя после происшествия на воде.
     - Саша, я хотел бы познакомить тебя с моим другом Мишей,- сказал я первую фразу.
   Красавица, в омут серо-голубых глаз которой можно было смотреть бесконечно, улыбнулась мне, потом мельком глянула на Мишу, и опустив взгляд, коротко ответила:
     - Да, очень приятно…
     - Миша, это Саша. - была моя вторая фраза. Все трое были немного смущены, видимо момент для общения был выбран не самый удачный.
   Все таки человек только что чуть не утонул, а тут я лезу со своим другом, пытаясь навязать какое-то знакомство…Тем не менее, Мишка о чем-то заговорил с девушкой, пытаясь пошутить на какую-то тему, и я оставив их наедине, потихоньку удалился…. Забегая вперёд, надо сказать, что насколько я знаю, впоследствии это знакомство практически ни к чему не привело, и никакой дружбы у них в дальнейшем так и не получилось.

   После обеда, когда ярко-огненное Солнце, по-хозяйски восседающее на пронзительно голубом небосводе, уже миновало точку зенита, мы с друзьями искупались в реке, и стали собираться домой, в город. Мишка предлагал дождаться отъезда автобуса со школьниками, и попроситься к ним, чтобы не тащить наши рюкзаки до трассы на Оренбург. Думаю, что нам бы конечно не отказали, но мне очень не хотелось чтобы подумали, что я пользуюсь тем обстоятельством, что спас человека, и теперь прошу что-то взамен. В итоге, взвалив рюкзаки на плечи, мы издали помахали руками  девятиклассникам и их учителям, и отправились в путь. Добравшись до шоссе, мы сели в рейсовый автобус до города, и с пересадкой, на троллейбусе под вечер, изрядно уставшие, мы наконец вернулись домой. А вскоре закончилась и семь дней моего короткого отпуска, и настала пора возвращаться на пароход, где меня с нетерпением уже дожидался мой товарищ, практикант Игорь, чтобы съездить на недельку к себе домой, в Саратов.

   В первых числах июля, вечером я прибыл в Казань на самолете, и сразу на такси поехал в речной порт, где в диспетчерской с огорчением узнал, что судно мое прошло Казанский рейд пару-тройку часов назад, направляясь в грузовой район Камские поляны. Я, к сожалению, не успел сесть на пароход в Казани, и теперь надо было догонять его в районе Чистополя, ближайшего порта лежащего на реке Кама. Не теряя времени, я с чемоданом в руках отправился на речной вокзал, и добравшись туда, я узнал что первый «метеор»-скоростное судно на подводных крыльях, отходит в камские края завтра, в шесть часов утра. Мне предстояло найти ночлег в столице Татарии, и как выяснилось, сделать это было практически невозможно. Смеркалось, когда я начал обход всех ближайших к речному вокзалу гостиниц, но ни в одной из них не оказалось свободных мест, и уже в глубокой темноте я вернулся обратно в здание речвокзала. Теплую июльскую ночь я провёл, то сидя на деревянном кресле в зале ожидания, то под светом полной Луна и любопытных звезд, слоняясь по причалам, мимо безмятежно дремлющих на швартовах и набирающихся сил, дюралюминиевых корпусов мощных и стремительных «метеоров». Наконец отдохнувшее за ночь Солнце, просыпаясь и потягиваясь где-то далеко за горизонтом, принялось за свою работу, и пронзило первыми огненными лучами темный небосвод, на котором уже начали постепенно пропадать звезды, и раскрасило причудливыми розовыми тонами редкие и высокие, белесые облака. Небесная сфера начала постепенно менять свои темные тона на светлые, обиженная Луна сразу потеряла в яркости, и как-то незаметно ушла на покой, и наконец, далеко на востоке красный диск Солнца неумолимо поднялся над горизонтом, торжественно явив всему свету свою огненно-испепеляющую силу и ярость!
   В половине шестого утра, точно по расписанию открылась билетная касса, ранних пассажиров было мало, и билеты на нужный мне рейс были в наличии. Ровно в шесть часов мой «метеор» отошёл от причала, и солидно гудя мощными двигателями, набрал полный ход, и понёс меня в сторону Чистополя. Почти сразу после отправления из Казани, я уснул в удобном, мягком кресле в салоне летящего практически над водой, со скоростью около 50 км/ч, судна на подводных крыльях. Бессонная ночь в Казани дала о себе знать, и я проспал пару часов. Проснувшись, я сходил в рубку «метеора» и попросил капитана высадить меня на мой  «Дунайский», если мы вдруг его догоним. Это была обычная просьба, речники всегда таким образом выручали друг друга! Но догнать мой буксир-толкач и на этот раз не получилось! Когда я ещё до полудня прибежал к диспетчеру порта в Чистополе, то он мне поведал, что мой пароход прошёл около часа назад и ушел на погрузку гравия….А это означало, что мне нужно было не меньше двух дней где-то жить в этом маленьком городке, и дожидаться пока мое судно вернется с двумя загруженными баржами обратно, с бескрайних Камских полян….

    Все что знал я о Чистополе, так это то, что где-то здесь есть часовой завод «Восток», выпускающий знаменитые «командирские» часы, и на этом мои познания об этом городе заканчивались. Я попросил работников диспетчерской порта приютить где-нибудь мой чемодан, который мне уже порядком надоело таскать за последние сутки, и простившись с приветливым диспетчером, налегке пошёл в город, опять искать себе ночлег, хотя бы на ближайшую ночь. Первую гостиницу, с традиционным названием «Кама», я нашёл достаточно быстро, но свободных мест там, разумеется, не оказалось! И во втором городском отеле, (а их и было то всего два), с не менее традиционным названием, «Чистополь», тоже все номера были заняты. Но в обоих гостиницах участливые администраторы предложили мне вернуться к ним после 6 вечера, потому что к тому времени, может какие-то места и найдутся.
    Побродив по городу несколько часов и подкрепившись в местной столовой, вечером я вернулся в гостиницу «Кама», и там, на мою удачу, нашёлся одноместный номер, но только до 8 часов следующего утра. Я был очень рад этому щедрому предложению, немедленно оформил проживание, и заняв предложенную мне комнату, сразу завалился спать. Растянувшись на кровати, я только сейчас понял насколько я устал и был измотан, и плавно проваливаясь в сон, вспоминал что полтора дня я провёл в автобусах и такси, аэропортах и самолете, в диспетчерских портов, на речном вокзале и «метеоре», а также слоняясь по улицам Казани и Чистополя…Проснувшись утром, бодрым и хорошо отдохнувшим, я умылся, попил чаю и ровно в восемь часов выписался из гостиницы. Вежливый администратор сказала мне, что вечером точно уже не будет никаких свободных номеров, и что лучше обратиться в другую гостиницу. Поблагодарив за информацию и простившись с администратором, я вышел на улицу маленького городка, в котором мне по всей видимости предстояло провести еще один день и одну ночь, в ожидании своего парохода.
    Позавтракал я в первом попавшемся мне небольшом кафе, и отправился на пристань, в знакомую диспетчерскую порта, где за столом в кабинете уже сидел другой работник, от которого я и узнал, что мое судно ожидается только завтра вечером. Поблагодарив диспетчера, я отправился в гостиницу «Чистополь», где мне опять предложили зайти к ним после 18 часов, вдруг и появятся свободные места, но сейчас днём в наличии ничего нет. Пообещав непременно вернуться вечером, я пошел опять гулять по городским улицам, но ничего примечательного мне не встретилось, не считая пельменной, где я неплохо и пообедал, и без всякой цели продолжил бродить по городу.
   Вскоре небольшая пыльная улочка, лежащая вдоль старых двухэтажных домов, привела меня на городской рынок, где я наткнулся на деревянный, обшарпанный киоск, с вывеской «Звукозапись». За мутными, давно не мытыми стёклами киоска ровными штабелями лежали магнитофонные кассеты «МК-60», и висели тетрадные листы в клеточку, где синими чернилами, в столбик, были написаны многочисленные наименования песен записанных на кассетах. Мне очень понравились, и вызвав  улыбку, улучшили мое настроение, названия музыкальных композиций из одного популярного индийского фильма, который был в прокате не так давно: «джими, джими, джими, ача, ача, ача….» и «а яма дискадэнса», (орфография сохранена)! Вообщем, кое-как я убил время до вечера, и после шести часов стал опять счастливым обладателем одноместного номера, во второй городской гостинице, и снова до восьми утра…..
   На следующий день я снова пришёл на пристань, к диспетчеру порта, где уже сделался своим человеком, время было послеобеденное, и пароход мой находился где-то на подходе к Чистополю. Последние пара часов до возвращения на судно, которые я провел в диспетчерской , или на дебаркадере рядом с ней, показались мне самыми длинными за все мое путешествие из дома! Наконец, на исходе дня, я с радостью увидел знакомый силуэт нашего состава, из двух чёрных, глубокосидящих в воде, груженых барж и, бело-серого толкача у них по корме! Диспетчер связался по радио с нашим пароходом, и известил вахтенного штурмана что я их дожидаюсь, после чего я в качестве пассажира, сел на рейдовый катер, и спустя полчаса высадился на борт нашего судна. Проведя в дороге из родного дома более трех суток, я наконец возвратился в свой второй, временный дом! Судовая каюта-это ведь тоже дом, пусть и на борту какого-либо парохода, который может находится где угодно, но для речника и моряка, каюта всегда является уютным и надежным жилищем! В каюте всегда есть частичка того, родного дома, который остался где-то далеко, в другой береговой жизни, и эти два дома для каждого моряка и речника всегда неразрывно связаны, в одно единое целое…

   Навигация тем временем продолжалась, и наш состав, курсируя по Волге-матушке и впадающим в неё рекам, исправно выполнял план пароходства по перевозке сыпучих и навалочных грузов. В середине июля пароход пришел в устье реки Сок, там где она впадает в Волгу на окраине Куйбышева, и здесь нас ожидала погрузка доломитовой муки назначением на Ульяновск. Как только мы ошвартовали первую секцию к плавкрану, который сразу начал грузить белого цвета мелко перемолотые камушки, я отправился в город, и попросил крановщика переправить меня на берег. Мы так уже много раз делали, и крановщик обычно подводил пустой грейфер, в который мы залезали, потом поднимал нас на большую высоту и пронеся аккуратно над водой, высаживал где-то на берегу. В этот раз я тоже прокатился в грейфере, и оказавшись на земле, около доломитовой кучи, поблагодарил крановщика, и отправился в сторону трассы на Куйбышев, где скоро поймал попутную машину и через полчаса прибыл в центр города.
    Немного побродив по незнакомым мне прежде местам и поспрашивав прохожих я нашел то что искал, а именно, небольшую воинскую часть, где служил мой лучший друг Володя, знакомый мне с самого детства. Попросив дежурного по КПП сообщить обо мне моему другу, я немного подождал на улице, пока Вовка, с широкой улыбкой на лице и распростертыми объятиями не вышел ко мне за ворота части. Мы крепко обнялись, за коротким разговором выкурили по сигарете, и я узнав, что самое нужное для него сейчас это курево, попросил Володю вынести мне какой-нибудь вещмешок, и не медля отправился в магазин. Вскоре я вернулся, купив своему другу сто пачек папирос «Беломорканал», и наверное этим снабдил всю воинскую часть на несколько дней никотином. Потом мы с Вовкой посидели с полчаса в Ленинской комнате и поделились новостями, и мне было заметно, что моему другу, как молодому солдату не очень удобно долго разговаривать, а потому я не стал его задерживать, и попросил проводить меня до проходной КПП. Выйдя на улицу, мы крепко обнялись на прощание, я незаметно для посторонних сунул Вовке в карман десять рублей (которые ему конечно очень пригодились бы), и дождавшись пока он вернется в часть, направился в обратный путь.  Выйдя на площадь с памятником Ленину, я поймал такси, и через полчаса уже махал с берега знакомому крановщику, чтобы он перевез меня в грейфере обратно на нашу баржу, что он вскоре и выполнил. Володе оставалось служить ещё полтора года, и он вернулся домой весной восемьдесят седьмого, когда я к тому времени сам отслужил в рядах Советской Армии всего навсего шесть месяцев. Но это уже совсем другая история….

   В конце июля мы пришли на погрузку в устье реки Белая, поднявшись гораздо выше вверх по течению Камы чем обычно, и здесь нас ожидала партия груза, в виде речного песка, который  нужно было ещё достать со дна реки с помощью земснаряда. Как правило, одну порожнюю баржу мы подводили к борту первой дноуглубительной машины, швартовали ее, и оставив там кого-то из наших вахтенных следить за погрузкой, уводили второю секцию, грузиться к другому земснаряду, неподалёку. Поставив обе секции на погрузку, толкач наш ходил между ними, периодически меняя вахтенных на этих баржах, и весь этот процесс занимал обычно около одних-двух суток.
    В этот раз начинать погрузку первой баржи довелось мне, и тёплым, июльским вечером я высадился на высокий борт порожней секции, чтобы ошвартовать её к земснаряду и остаться здесь на одну-две вахты, до следующей смены. С собой у меня был обычный для такой автономной работы набор вещей: аэрозоль «Тайга», защищающий от комаров, пачка «Беломорканала» со спичками (в те времена большинство мужчин страны курили) и фонарик, чтобы после заката смотреть грузовые марки на барже. Капитан с мостика прокричал мне:
     - Давай, грузись! Мы вернёмся через несколько часов!
     - Да, хорошо! - сказал я и помахал рукой в ответ.
   Наш «Дунайский» плавно отошёл, оставив меня одного на первой секции, развернулся и резво побежал, чтобы снять с якоря вторую нашу баржу и отвести её к другому земснаряду.  Оставшись в одиночестве, я первым делом обработал одежду и открытые участки тела аэрозолем, с резким запахом, который должен был отгонять от меня тучи кровососущих, злых насекомых. После этой нехитрой процедуры от меня исходил аромат репеллента в виде какой-то смеси сосновых иголок с ацетоном, но свою задачу он пока выполнял исправно, и находиться на палубе баржи стало гораздо комфортнее.
    Начиналась погрузка песка, который засасывался земснарядом со дна реки, отделялся от воды, и по конвейерной ленте непрерывным потоком сыпался в трюм, образуя на дне баржи мокрую горку, растущую прямо на глазах. Моя задача состояла в том, чтобы наблюдать за тем, чтобы эта горка песка располагалась на одинаковом расстоянии от левого и правого бортов секции, не создавая большого крена, и ещё нужно было вовремя остановить погрузку, чтобы в эту огромную кучу не навалить лишнего песка. Для этого я ходил и проверял осадку баржи на грузовых марках, уходящих в темную, речную воду. Как только необходимая  осадка бывала достигнута, я кричал оператору на земснаряд что необходимо остановить конвейер, и передвинуть нашу секцию под погрузку следующей горки песка. Услышав меня, оператор останавливал песочный транспортёр, потом баржу лебедками перетягивали на полтора десятка метров в корму, и начинали грузить вторую горку, потом третью и так далее. Всего мы грузили начиная с кормы в нос, 7 горок, и каждая гора песка (под семьсот тонн весом) соответствовала своей осадке баржи. Работа эта была довольно непростая, и в самом начале навигации, загруженные мной, и моими молодыми семнадцатилетними товарищами секции, шли по Волге-матушке то с креном, то с дифферентом, а то и вместе с тем и другим, да ещё и слегка скрученные винтом! Но мы быстро учились, набираясь знаний и опыта, и с середины лета, наш тяжело гружённый состав всегда был на ровном киле!

    Тихим июльским вечером на реке Белой смеркалось, и  усталое малиново-красное Солнце, честно отработав на голубом небосводе полный световой день, медленно садилось за горизонт, выкрасив редкие облака в причудливые бледно-розовые оттенки. Мокрый песок, совершив путешествие по втягивающим его трубам со дна реки, валился в трюм без всякой остановки, и я челноком мотался с борта на борт баржи, контролируя погрузку. Прошло несколько часов с тех пор как мои товарищи ушли на нашем пароходе, и хотя часть секции уже была загружена, они по какой-то причине возвратиться за мной пока не спешили. Когда совсем стемнело, местные агрессивные комары видимо решили, по совету Никиты Сергеевича, показать мне кузькину мать, и атаковали меня с удвоенной силой! Баллончик «Тайги» быстро закончился, да и защищал он не очень эффективно, а надежды на дым от папирос было мало, да и невозможно было столько выкурить чтобы разогнать тучи насекомых, без устали круживших вокруг меня. Здешние комары, каких-то невероятных размеров, были полосатые и мохнатые, как тигр, и кидались на меня молча, без всякого писка! Я мужественно с ними боролся, иногда размахивая руками как мельница, и наверное веселил оператора земснаряда, сидящего в стеклянной будке, на высоте в десяток метров надо мною. Глубокой ночью вахтенный моторист с дноуглубителя пригласил меня подняться к ним на борт, чтобы попить чайку, и я с удовольствием принял это приглашение. Когда я вернулся на баржу, после бокала чая с печеньем, настроение мое несколько улучшилось, но беззвучные и беспощадные, мохнатые кровососы быстро мне его испортили. Время шло, а наш буксир-толкач так и не пришёл за мной, и мне оставалось ничего другого, как продолжать погрузку. Рассвет наступал тихий и безмятежный, небо медленно меняло темные цвета на светлые, неподвижный воздух словно замер, и в полной предрассветной тишине лишь скрипела конвейерная лента, и песок, с легким шелестом, продолжал нескончаемым потоком сыпаться в трюм. С возвращением Солнца на свой небесный престол, и окончанием сумерек, зловещие башкирские комары, вдоволь отведав мой крови, немного сжалились надо мной, и ослабили свой жестокий, суворовский натиск! Наконец, через несколько часов грузовые операции были закончены, и я попросился на земснаряд, чтобы присесть или прилечь где-нибудь, и сердобольные операторы погрузки меня приютили в какой-то подсобке, где я и прикорнул на деревянной лавке…. А пароход наш пришёл за мной только после обеда, и я, уставший и голодный, весь покусанный злыми насекомыми, встречал своих товарищей с большим ликованием! Когда я после такого длительного отсутствия вернулся в нашу каюту, то Валера рассказал мне, что после того как они привели вторую секцию под погрузку, произошла серьезная поломка двигателя, и команда трудилась всю ночь напролёт в «машине», занимаясь ремонтом, который в итоге только недавно завершили.

   Загрузив две баржи мокрым речным песком, наш состав вышел из устья Белой обратно в Каму, и продолжая свой рейс, направился в город Дзержинск, Горьковской области. Переход прошёл вполне благополучно, и в начале августа мы, пройдя Стрелку в Горьком, вошли в Оку, и несколько часов спустя прибыли в пункт назначения. Пару дней выгрузки пролетели как всегда,незаметно, и мы подхватив наши порожние секции, вышли в обратный рейс на Каму.
    По выходу из порта, на закате дня, нас накрыл довольно сильный туман, затянувший бело-сизой непроглядной дымкой, всю реку от берега до берега, видимость быстро упала сначала до километра, и постепенно ухудшалась. 
Мы сбавили ход до среднего, и капитан начал выбирать место чтобы где-то остановиться, и дожидаться улучшения погодных условий. Вахту на мостике усилили еще одним впередсмотрящим матросом, но тем не менее, на одном из поворотов реки вахтенный штурман вовремя не заметил ограждающий мелководье буй, не успел преложить руль и выполнить поворот, и наш состав плавно выполз па пологую, песчаную отмель, и потеряв скорость, замер посреди водной глади. Тут же был дан ход назад, и немного помолотив винтами, мы благополучно слезли с мели, и несмотря на то что туман чуть рассеялся, капитан решил что безопаснее будет постоять до утра на якоре, пока видимость не улучшится. План по перевозке грузов наш пароход всегда перевыполнял (и мы даже получали за это какие-то небольшие премии), и потому стоянка в в течение одной ночи на нашем рабочем графике никак не отразилась бы. Мы с боцманом отдали якорь, который был достаточно больших размеров и находился на корме «Дунайского», что позволило нам не разворачиваться против течения, а стоять в том же направлении куда спокойная Ока несла свои воды, чтобы вскоре встретиться с Волгой на знаменитой Горьковской Стрелке. Состав наш замер посреди тихой и живописной, все ещё слегка покрытой туманом Оки, над которой как-то незаметно пропал солнечный свет, а на медленно темнеющем небосводе показался лунный лик, и проклюнулись первые, самые яркие и любопытные звезды…

    В этот вечер у электрика Гриши случилась очередная профилактическая промывка и очистка «Озона», и на этот раз он без помощника обойтись не смог, а потом к ним на помощь подоспела ещё пара человек, благо что судно до утра стояло на якоре….За полночь, когда все на борту уже давно спали крепким, здоровым сном, мы с практикантом Игорем, оба стоящие на вахте, вышли покурить на корму. Туман над рекой почти развеялся, стояла вязкая, тугая тишина, лишь иногда раздавались крики каких-то ночных птиц, разносившиеся на всю округу над неподвижной как стекло водной гладью, да где-то на близком берегу тускло-красным пятном на черном фоне выделялся нехотя горящий костёр. Казалось что мир остановился, и все вокруг замерло в тишине и покое речной идиллии. Выкурив по сигарете, мы уже собирались идти в надстройку, как внезапно с воды, совсем неподалеку раздался натужный крик:
     - Ребята, дайте лодку!
   Мы подумали, что это кто-то с близкого, темного берега развлекается и кричит нам, и уже собирались что-то нехорошее ответить, как этот же крик повторился:
     - Ребята, дайте лодку, мы тонем!
   Я сразу же прибежал на палубу ходовой рубки, и включив мощный прожектор, начал шарить ярко-белым лучом по воде в поисках просившего у нас помощи человека.
Почти сразу в хорошо освещающий луч света попал нос затопленной лодки, выкрашенной в белый цвет и человек в воде, ухватившийся за него, а рядом ним, с веслом в руках, пытаясь удержаться на вводе, барахтался ещё один человек, и нам было хорошо видно, что они уже выбиваются из сил. Обоих тонущих людей уже пронесло мимо нашего парохода, и они постепенно удалялись, влекомые довольно приличным течением Оки.
     - Держитесь, мужики! Мы сейчас! - закричали мы с Игорем, и кинулись спускать шлюпку.
   Конечно, если следовать всем правилам и инструкциям, нам нужно было бы разбудить весь экипаж, и объявить тревогу «Человек за бортом». Вот только глубоко за полночь, пока вся команда собралась бы, драгоценное время было бы уже упущено, и люди вполне могли бы утонуть! Потому мы с Игорем, нисколько не раздумывая, спустили шлюпку на воду, уселись в нее, я взял вёсла в руки, и мы устремились в погоню за утопающими!
   Туман к тому времени уже рассеялся, небо было чистое и ярко-белая полная Луна довольно хорошо освещала неподвижную, темную водную гладь. Я что было сил, вспоминая как мы курсантами занимались греблей, налегал на вёсла, а Игорь внимательно всматривался в темноту реки, пытаясь разглядеть нос затопленной лодки. Несколько раз мы, стараясь привлечь внимание тонущих людей и поддержать их, громко кричали, что идем им на помощь, но из окружающей нас темноты так никто и не отзывался. И вот наконец, минут через 10 нашей напряженной погони, чуть впереди и справа, Игорь заметил нос белой лодки, торчавшей из воды, словно буй в виде конуса, и мы направившись в нужную сторону, очень скоро настигли нашу цель! Тонущими оказались две рыбаков, очень пожилые люди, одетые в телогрейки, и как потом оказалось, все ещё обутые в сапоги! Тот, который плыл с веслом, держался на воде из последних сил, и когда мы его втащили в лодку, на какое-то время даже лишился чувств! Второй рыбак, обнимавший нос затопленной лодки, сам, с нашей помощью, вскарабкался к нам на борт, и лишь когда оба утопающих были в безопасности, мы направили нашу шлюпку к берегу, а белый нос почти затопленной рыбацкой лодки, увлекаемый течением реки, быстро скрылся от нас в темноте….
  Пока Игорь, как умел, пытался привести в чувство лежащего без сознания пожилого человека, колотя его по щекам, второй рыбак дрожащим голосом рассказал нам следующую историю. Оказывается, они с другом выехали на лодке чтобы порыбачить в ночь, встали на якорь где-то посередине Оки, (скорее всего без всяких зажженных опознавательных огней), и спокойно ловили рыбу, когда их лодку переехал какой-то довольно большой, проходящий по реке пароход. Поврежденная ударом грузового судна лодка конечно перевернулась, и оба рыбака свалились за борт, и к тому времени как мы их настигли, они уже около получаса находились в воде, полностью одетые, и почти что выбились из сил. Разумеется, спасенный нами рыбак был несказанно рад что все закончилось благополучно, и без конца нас благодаря, спрашивал наши имена и название нашего судна, и утверждал что нам обязательно положена медаль за спасение утопающих, и что про нас напишут в газетах! Конечно, нам было очень приятно слышать слова благодарности от спасенного нами человека, которые давали повод гордится своим поступком, и придавали нам сил и энергии!
   Наконец наша шлюпка уперлась носом в темный, песчаный берег и остановилась, а я выпрыгнул на сушу и слегка вытянул нос нашей лодки из воды, да и к тому времени Игорь привёл в чувство второго рыбака, который придя в себя, огляделся по сторонам и первым делом спросил нас:
     - А где моя лодка?
   Мы с другом пожали плечами и ответили, что не знаем, наверное уплыла куда-то в неведомые речные дали, вниз по течению….. В ответ мы услышали потоки брани!!!
      - Я на вас …ядь, в суд подам, малолетние звиздюки! - возмущался недавно спасённый нами рыбак,- В моей лодке только мотор стоит 1200 рублей, а вы ее бросили! Я всю войну прошёл, летчиком был, меня немцы не сбили ни разу! А тут нас свой, русский пароход переехал!!!
   Мы, вместе со вторым рыбаком, (который нам кстати, медали обещал) как могли, пытались успокоить разъяренного ветерана войны, но он не обращал на наши слова никакого внимания.
     - Давайте, мать вашу, поезжайте на шлюпке на реку, и ищите мою лодку!!!- кричал бывший лётчик.
   Мы пытались объяснить ему, что сильное течение уже унесло ее, но он совсем ничего не хотел слушать, и был непреклонен, и в итоге мы с Игорем сказали участникам войны, что поедем и попробуем найти их лодку с дорогим мотором. 
    Я опять сел на вёсла, и мы расстроенные и огорченные, плавно отошли от берега, оставив друзей-участников войны, и отправились вниз по течению Оки, искать пропавшую лодку. У меня просто не укладывалось в голове, как прошедший войну ветеран мог не оценить свое спасение, и вместо слов благодарности, вывалить на нас целую кучу отборной брани и негатива! И надо признать, что мы и в самом деле с полчаса шли вниз по течению, пристально всматриваясь в темноту, в поисках той полузатопленной лодки, пока наконец, здравый смысл не возобладал, и мы, плюнув на эту бесполезную затею, повернули обратно на пароход. Мы были довольно далеко от нашего состава, и больше часа выгребали против течения, по очереди меняясь на вёслах. На берег к ветеранам мы, конечно, не заезжали, да и где их там было искать… Красно-желтое Солнце уже показалось на голубом, чистом от облаков небосводе, когда мы вернулись обратно на судно, вконец обессиленные ночным путешествием, и долгой греблей на вёслах. Зацепив шлюпку за серый фальшборт нашего мирно спящего  «Дунайского», мы попрыгали в речную воду, и искупались в прохладной утренней Оке, а потом подняли нашу лодку талями и закрепили на шлюпбалке. Никто на борту не хватился нас, и не заметил отсутствия в течение всей ночи двух вахтенных и судовой шлюпки, и не узнал о наших ночных приключениях, а мы с Игорем просто разбудили наших сменщиков на вахту и легли спать. Вот так прошла та незабываемая ночь на Оке в первых числах августа 85 года, и хочется верить, что спасённые нами ветераны прожили ещё много лет, купили себе другую лодку с хорошим мотором, и поймали достаточное количество рыбы на просторах этой красивой и величавой, русской реки.

    Вскоре мы, снявшись с якоря, продолжили рейс вниз по Оке, направляясь в наши любимые Камские поляны, где запасы гравия и песка дне реки были поистине безмерны. Продолжая навигацию, мы курсировали по Средней Волге и Каме, периодически заходя во впадающие в них более мелкие реки, такие как Вятка и Ветлуга. Тем временем как-то быстро и незаметно пролетел август, и наступил сентябрь, в середине которого мы пришли в порт Чувашского города Новочебоксарск, на выгрузку нашего любимого гравия, и на следующий день мне исполнилось 18 лет! Никакого особого праздника не было, мы просто своей компанией семнадцатилетних речников, вчетвером вышли в город, сфотографировались на память в местном фотоателье и перекусив в кафе, вернулись на пароход, потому что вахты никто не отменял, и работа-есть работа!
   А между тем, осень медленно и неотвратимо вступала в свои законные права, лиственные деревья по берегам рек начали желтеть, что вперемежку с вечно-зелеными хвойными соснами, только добавило красоты речным пейзажам! Над водной гладью широких водохранилищ  полетели тонкие, шелковые, длинные паутинные нити, неизменные спутники бабьего лета, всегда приходящего на Среднюю Волгу во второй половине сентября. Повинуясь неизменному ходу времен, вся природа начала медленно и основательно готовиться к приходу холодной и снежной зимы, до которой впрочем было ещё очень и очень далеко.

   Так как мы всегда работали с опережением графика, то пароход наш имел возможность иногда постоять несколько часов на якоре, и капитан выбирал места стоянки так, чтобы мы имели возможность выехать на шлюпке на берег, и заняться чем-то полезным и интересным. Обычно где-то в районе Хвалынска была возможность съездить в яблоневые сады и набрать яблок, а под Ульяновском, в сосновых лесах в изобилии водились белые грибы, и мы пытались их собирать. Во время стоянки на реке Вятке, пока грузились, съездили на берег и в какой-то из деревень мы запаслись у местных жителей капустой, а на Камских полянах мы как-то сделали подобный выезд за картошкой. Сентябрь не зря считается самым урожайным месяцем в году, и мы вовсю использовали наши стоянки в самых разных местах на реке, чтобы по возможности пользоваться дарами осени!

   За круговертью речных переходов, выгрузок и погрузок как-то буднично, и в то же время незаметно пришел месяц октябрь, и частые ветра начали погонять над рекой низкие, бело-серые тяжелые облака, которые иногда  изливались прохладными дождями, а по ночам уже нет-нет, да и случались первые, лёгкие заморозки. Дни становились все короче, а температура воздуха медленно и неотвратимо понижалась, и как-то постепенно мы начали опять надевать куртки, когда выходили выполнять какие-то работы на открытой палубе. Рейсы за песком и гравием стали для нас настолько обыденными, примерно как поход в магазин за хлебом, что уже не вызывали того восторга от проделанной работы, как это было ещё пару-тройку месяцев назад. За прошедшие полгода мы, в недавнем прошлом курсанты и практиканты, можно сказать заматерели, хорошо освоили свою работу, и нам уже хотелось чего-то большего, чем просто речные рейсы по Волге и ее полноводным притокам. Всем нам уже исполнилось по 18 лет, и конечно я и мои друзья мечтали о морях и настоящих дальних плаваниях! За время работы на буксире-толкаче мы набрались вполне приличного опыта и знаний, считали себя готовыми для работы на других типах судов, и нам казалось что вот вот, совсем скоро, ещё немного и каждый из нас получит долгожданное направление на один из лайнеров «река-море» плавания. Но недели летели одна за другой, а вызова на такой пароход никому из нас пока не было, морские странствия  на какой-то неопределенный срок откладывались, и нам предстояло ещё закончить начатую в апреле, долгую  речную навигацию.

    Ноябрь начался с затяжных дождей, в Камском устье сильные ветра разводили короткую, крутую волну, и наш состав, попадая в шторма, испытывал довольно сильную и неприятную качку. Погода, по большей мере, стояла ненастная, иногда уже даже выпадал снег, но очень быстро таял, и до настоящих холодов было конечно ещё очень далеко. На пароходе начались разговоры о скором окончании навигации, и мы с Валерой, Игорем и Мишей с нетерпением ожидали, когда же наш усталый трудяга-пароход встанет на зимний отстой. Слушая рассуждения бывалых речников и капитана, можно было предполагать, что нам оставалось сделать последние пару рейсов перед тем, как вернуться на зимовку в родной затон посёлка Шлюзовой….
    И вот наконец, во второй половине ноября, когда мы ненадолго остановились в нашем судоремонтном заводе Тольятти, капитан Климент Александрович сообщим мне, что меня вызывают в отдел кадров, и я почувствовал что это именно тот самый вызов, о котором я так долго мечтал! Не теряя времени, я побежал в белое двухэтажное здание заводоуправления, и с замиранием сердца открыл заветную дверь, оббитую коричневым дермантином, которая не просто вела в отдел кадров, а для меня она была пропуском на бескрайние просторы морей и океанов!          
   Через несколько минут, не помня себя от счастья, я
вышел обратно на улицу, под мелкий ноябрьский дождик, и не обращая на него никакого внимания, быстрым шагом пошел обратно на пароход. Грудь мою распирало от восторга, и ликованию не было предела, потому что я получил направление на судно загранплавания, новейший в пароходстве «Сормовский»! Но теперь мне предстояло расстаться с теми людьми, с которыми жил и работал, бок о бок, последние семь с лишним месяцев… С одной стороны, я был безумно рад долгожданному назначению на морское судно, а с другой, мне всё же было как-то слегка грустно, слишком много мы пережили вместе с моими друзьями за эту длинную, речную навигацию!

    Работа на реке навсегда запомнилась какой-то доброй и необыкновенной, семейной атмосферой на борту! Люди там мне попались опытные и спокойные, трудолюбивые и порядочные, добрые и отзывчивые, и вспоминаю я о них всегда самыми тёплыми словами! Никогда и нигде после у меня не было таких простых и человечных отношений в экипаже, как на этом старом речном судне! Ну и конечно же сам тяжелый и напряженный труд речников-это утомительные, бесконечные ходовые вахты, шлюзования и швартовки, погрузки и выгрузки, порты и земснаряды, все это оставило неизгладимый след в моей памяти! И разумеется-необыкновенная красота волжских берегов, которая своими пейзажами притягивает взгляд, и заставляет в себя влюбиться, раз и на всю жизнь…
   Я расставался с «Дунайским-22», которому отдал почти 8 месяцев своей жизни, и на душе было немного хмуро….
Может быть я понимал, что наступает уже совсем другая, взрослая жизнь, а отрочество и юность навсегда остаются в прошлом, где-то далеко, на Камских Полянах и на речных просторах Волги-матушки! Впереди меня ждала цель, к которой я так долго и упорно продвигался, и я был готов к новым вызовам и переменам в своей судьбе! Работа на реке научила меня не бояться трудностей и придала уверенности в завтрашнем дне! Я ждал этого, и был готов стать моряком!

   С той далекой поры минуло почти четыре десятка лет, и тем не менее, я всегда, с теплотой вспоминаю наш старый, добрый буксир-толкач «Дунайский-22» и отработанную на нем речную навигацию 1985 года. Скоро моему первому пароходу исполнится 63 года, но это судно до сих пор в строю, и продолжает исправно трудиться и приносить людям пользу. Дай Бог долгих лет и хороших экипажей этому покладистому буксиру-толкачу, который своей доброй и человечной душой, и какой-то щемящей тоской и ностальгией, был, есть, и навсегда останется в моей памяти…..
 

               
         12 июня 2025 года