Исповедь вторая. Виталий Шубернецкий

Правда почему-то потом торжествует.
Почему-то торжествует.
Почему-то потом.
Почему-то торжествует правда.
Правда, потом.
Но обязательно торжествует.
Людям она почему-то нужна.
Хотя бы потом.
Почему-то потом.
Но почему-то обязательно.

Александр Володин Зиновию Гердту


ПОЧЕМУ...?

Этот вопрос зачастую звучит как обвинение и нередко ставит отвечающего на него в оборонительную позу, как будто он обязан оправдываться и объяснять своё поведение. За этим вопросом во многих случаях стоит наше предположение о том, что тот, кому он адресован, совершил нечто, нуждающееся в объяснении.
Если этот вопрос используется в отношении близких, то он во многих случаях отталкивает их от вопрошающего. Но он бывает и полезным в ряде ситуаций: «педагог-студент», «следователь-обвиняемый», «адвокат-свидетель» и т.д.
Удивительно, но факт: мы чаще задаём вопрос «Почему», касаясь чужих проблем, и весьма редко задаёмся им сами при оценке собственных поступков. Может быть это происходит потому, что мы опасаемся не найти на него точный ответ?
Австрийский философ Людвиг Витгенштейн писал: «Часто бывает, что, только подавив в себе вопрос «почему», мы обнаруживаем важные факты; которые затем, в ходе нашего исследования, ведут к ответу».
Подавить в себе вопрос? Как это? Исходя из «Толкового словаря русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова, дающего нам семь (в других словарях приводится восемь) значений слова «подавить», становится понятным, как подавить в себе желание, ощущение, чувство страха, гнев или слабость.
Но как подавить в себе вопрос? Перестать о нём думать, сдерживая порывы, желания? Уничтожить, «выкинув» каким-то образом из головы? Нет! Единственный путь подавить (и это будет девятое философское значение этого слова) - найти на него ответ.
Среди множества вопросов «Почему», стоящих передо мной и нуждающихся в ответах, есть два вопроса, касающиеся темы нашего повествования:

Первый вопрос: «Почему я решил написать книгу о Юрие Борисовиче Марковине?».
А почему люди вообще пишут книги? Британский писатель, журналист и литературный критик Джордж Оруэлл в 1946 году в своём эссе «Почему я пишу» привёл «четыре основных мотива, заставляющих писать»:
1. Чистый эгоизм. Жажда выглядеть умнее, желание, чтобы о тебе говорили, помнили после смерти и т. д. и т. п.
2. Эстетический экстаз. Восприятие... красоты слов, их точной организации. Способность получить удовольствие от воздействия одного звука на другой, радость от крепости хорошей прозы, от ритма великолепного рассказа.
3. Исторический импульс. Желание видеть вещи и события такими, каковы они есть, искать правдивые факты и сохранять их для потомства.
4. Политическая цель. Желание подтолкнуть мир в определённом направлении, изменить мысли людей относительно того общества, к какому они должны стремиться.
Но так сформулировать причины своего творчества может только большой писатель, к коему отнести себя я не только не могу, но даже к писательскому сословию быть причастным не вправе, хотя мной написаны уже пять книг - две из которых двухтомная многостраничная историческая монография.
Если ответить односложно на вопрос «Почему?», то можно сказать так: просто пришло время и захотелось написать. И здесь следовало бы поставить точку. Но... Такой ответ не удовлетворит ни читателя, ни меня самого, тем более после того, как я привёл высказывание британского писателя.
Тогда почему же? ... В ноябре 1981 года, после назначения на должность помощника начальника политотдела спецчастей Ярославского гарнизона по комсомольской работе, я покинул стены родного военно-финансового училища, где в течение трёх лет возглавлял комсомольскую организацию курсантского батальона.
В марте 1982 года провожу первый самостоятельный трёхдневный семинар с секретарями комитетов комсомола воинских частей, состоявших на нашем политобеспечении. Первые два семинарских дня прошли стандартно, я бы сказал казённо - ничего примечательного. Я подумал: «Первый блин комом».
На третий день на семинаре выступил, приглашённый мной, полковник Юрий Борисович Марковин с завораживающей лекцией о проблемах нравственного воспитания молодёжи.
Сказать, что его слушали, открыв рты - ничего не сказать. Комсомольские вожаки стали усердно конспектировать за лектором, нещадно забрасывая его вопросами. Лекция вместо полутора часов длилась три с половиной часа. Это был успех, но не мной достигнутый - я ведь только учился.
По завершении лекции мы остались с Юрием Борисовичем в аудитории для разбора проекта моей статьи в окружную газету «Красный воин», которую я написал по его настоянию.
- Ну что ж, - произнёс Юрий Борисович, оторвав свой взгляд от печатного листа и пристально посмотрев на меня. - Если так дело пойдёт, то не за горами и написание книги.
- Если мне и доведётся написать когда-нибудь книгу - парировал я, - то она будет о вас.
- Ловлю тебя на слове, мой друг - улыбнувшись, заметил он. И тут же с юмором добавил:
- Почитать дашь?
С той поры прошло более сорока лет. Но, то ли гора оказалась высокой, то ли альпинист незадачливый - книгу я так и не написал.
Поэтому первая причина, почему я решил написать книгу о Ю.Б. Марковине, состоит в искреннем желании исполнить обещание, данное ему сорок лет назад. Кто-то сказал, что «когда не писать становится невыносимо, тогда-то время браться за перо».
Вторая причина - это потребность познать природу Марковинского таланта, докопаться до истоков его человеческого опыта и знаний, понять суть его феномена, как гениального оратора и выдающегося общественного деятеля. Мне нравится эта фраза: если чья-то жизнь заставляет нас задумываться, то о ней следует написать.
Третья причина - внутреннее стремление к созданию портрета Юрия Борисовича через призму его литературных увлечений и художественных пристрастий путём глубокого анализа его личной библиотеки, и сбора воспоминаний о нём.
Четвёртая причина, как бы это не эгоистично выглядело, состоит в том, чтобы оставить память о себе. В замечательном советском кинофильме «Зайчик» звучит песня о доброй памяти, которую должен оставить о себе человек. В ней есть замечательные строки: «... Если в сердце другом зажечь не смог ни мечты, ни надежд, ни тревог... Если ты человек так бесследно уйдёшь, для чего ты живёшь». 
Альберт Швейцер однажды сказал: «Нет более высокой религии, чем служение человечеству. Величайшее кредо – труд ради общего блага». А древние китайцы полагали, что «на руке, дающей тебе розы, всегда остаётся лёгкое благоухание».
Вот во имя этого «лёгкого благоухания» я и решил отказаться от погони за бизнес-успехом и посвятить себя поискам смыслов. А чтобы обрести их, я задал себе один несложный вопрос: «Чем я могу служить?»
Написание книги о Юрие Борисовиче Марковине и стало одним из смыслов моей оставшейся жизни.
Говорят, что когда Бернарда Шоу на смертном одре спросили: «Что бы вы сделали, если бы могли прожить жизнь заново?», то он задумался, а затем с глубоким вздохом ответил: «Я бы хотел стать тем человеком, каким мог бы стать, но не стал» .
Вот и я решил написать эту книгу, чтобы такого не случилось и на исходе дней моих мне не пришлось бы сожалеть о несбывшемся.

Второй вопрос: «Почему только сейчас я приступил писать эту книгу?».
Отвечая на этот вопрос, можно ограничиться несколькими фразами. Например, в виде астрологической метафоры: просто все звёзды сошлись. Или что-то вроде оправдания: мол, только мемориальные тексты публикуются практически день в день с траурным событием, а для остальных публикаций нужно время. Правда, Александр Ширвиндт в книге «Опережая некролог» опровергает это утверждение.
Не грех привести ещё один оправдательный мотив, сославшись на поэта Сергея Есенина: «Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье». Дескать, оценить истинный масштаб и незаурядность личности Юрия Борисовича, можно лишь по прошествии значительного времени.
Но, коль наше предисловие мы назвали исповедью, иным словом откровением, то следует признаться, что все эти годы после кончины Юрия Борисовича я просто опасался браться за написание книги, проще говоря, струсил.
О чём я мог бы написать? Мои знания о его семье, учёбе, службе были настолько мизерными, что могли бы уместиться на одной странице. Ну, ещё три-четыре страницы моих воспоминаний. Ни документов, ни фотографий - ничего...
А что же изменилось? - спросит читатель. - Что заставило обратиться к теме написания книги именно в данный момент?
Отвечу: Его Величество, Случай! В середине 2022 года я приобрёл книгу американского писателя Митча Элбома «Вторники с Морри, или Величайший урок жизни», в которой автор описал хронику своих еженедельных бесед с его бывшим преподавателем социологии, 78-летним профессором Морри Шварцем, умиравшим от неизлечимой болезни. Это были содержательные беседы, которые М. Элбом назвал уроками о жизни и смерти, о любви и дружбе, об истинных и ложных ценностях.
Фабула этой книги оказалась удивительным образом во многом схожа со временем и сюжетом моего содружества с Ю.Б. Марковиным, за некоторым исключением - мои близкие товарищеские отношения с Юрием Борисовичем начались сразу же после окончания мной военного училища и избрания меня секретарём комитета ВЛКСМ курсантского батальона, а у Митча Элби (автора упомянутой книги) это событие состоялось лишь 16 лет спустя после окончания университета. 
Такое удивительное совпадение жизненных сюжетов заставило меня вспомнить мой последний разговор с Юрием Борисовичем по телефону в конце января 2001 года. Тогда, в течение нескольких дней я не мог до него дозвониться - трубку телефона никто не поднимал. И вот однажды на том конце телефонного «моста» я услышал его голос ...   
Мы говорили недолго: Юрий Борисович сослался на небольшое недомогание, а я пообещал, что обязательно в ближайшее время приеду в Ярославль. В ответ: «Виталик, буду ждать». И как-то тяжело с надрывом добавил: «Надеюсь, что ты успеешь».
Я тогда не придал значения последней фразе, и признаюсь: не выполнил обещания - при этом не только не успел, но и из-за рабочих передряг отложил на несколько месяцев обещанный приезд в Ярославль. А когда появилась возможность приехать, то дорогого моему сердцу Учителя уже не было в живых ...
До сих пор не пойму, почему Юрий Борисович так тепло принял мой телефонный звонок, называя меня, как и прежде ласково: «Виталик». Ведь я не заслуживал этого и давно уже не был тем многообещающим учеником, что испрашивал у него в 1986-м году совета: куда поступать - в военно-политическую академию или в высшую партшколу. Получив на свои вопросы исчерпывающие ответы, я тогда отделался лишь короткой письменной благодарностью.
Совет-рекомендации Юрия Борисовича, данные мне тогда, легли на благодатную почву - кривая моей карьеры резко пошла вверх. Служба поглотила меня целиком ...
Потом развал страны и, последовавшее после ликвидации политорганов моё увольнение из Вооружённых Сил СССР сделали своё дело: я на восемь лет забыл о своём Учителе, по макушку погрузившись в собственную жизнь. Я, некогда считавший богатых негодяями, а спекулянтов - ворами, стал заниматься спекулятивным бизнесом: купить дешевле, продать дороже.
Что же со мной и тысячами других уволенных офицеров случилось? Случились восьмидесятые. Случились девяностые, когда мечты легко обменивались на увесистую пачку купюр - желательно в иностранной валюте.
Да, я изменил мечте и даже не заметил, как это произошло. Я предал своего Учителя пусть и коротким, но всё же забвением. Я не проводил его в последний путь, потому что даже не интересовался его здоровьем.
И у меня не было никаких оправданий, разве лишь то единственное, которым, похоже, обзавелись в наши дни все: я был занят до предела собственной жизнью.
Я нёсся по жизни во весь опор, с головой уйдя в организацию своего бизнеса на Дальнем Востоке, а затем и в Москве - управляя финансово-биржевой, а затем аудиторской и ресторанной деятельностью. Я весь сконцентрировался на достижении успеха, пытаясь высосать из жизни всё до единой капли радости.
А как же память о Юрие Борисовиче Марковине? Честно говоря, время от времени я вспоминал о нём и о его науке жизни, но всё это было так далеко, словно в ином времени ...
Так бы всё и продолжалось, если бы однажды, как я уже писал, мне на глаза не попалась книга Митча Элбома, после прочтения которой я вдруг ощутил страстное желание выговориться и попросить прощения у того, кто стал моим главным наставником на всю жизнь.
Мне вдруг стало не хватать его веры в человечность, которую он так ярко излучал. Я понял, что скучаю по своему Учителю, смотревшему на жизнь с редким оптимизмом и жизнелюбием и ощущаю недостаток его умения очень тонко переходить от академичности общения к диалогу.
Но больше всего - и это, наверное, очень эгоистично выглядит с моей стороны - мне не хватает искр, загоравшихся в глазах Юрия Борисовича, когда я приходил к нему с какой-то идеей. Трудно поверить, но только именно в этот момент я, вдруг, осознавал, что моя ещё вчера казавшаяся несбыточной задумка становилась реальной и выполнимой задачей.
И подобное испытывал не я один – такие же ощущения переживали многие подопечные Ю.Б. Марковина. Возможно, что трагические события в его жизни, о которых мы расскажем по ходу повествования, вырвали его из пут повседневной суеты, оторвав от мелочей и позволив отдавать себя другим целиком и полностью без остатка. А может быть, он просто ценил отпущенное ему время?! Не знаю.
После ухода Юрия Борисовича, как оказалось, мне даже не у кого было спросить совета, чтобы получить исчерпывающий ответ на сложные жизненные вопросы.
Те, кто его знал, кто не лишён способности объективно разбираться в людях – тем более в людях талантливых, – никогда не смогут вычеркнуть Юрия Борисовича из своей памяти.
Поэтому я – с благоговейным трепетом перед его личностью, восторгаясь его талантом, – решился на исполнение обещания сорокалетней давности и написать книгу, посвящённую самому яркому лицедею-самородку среди военных (с моей точки зрения) – Юрию Борисовичу Марковину!
Но где было брать информацию? На помощь мне пришёл всемогущий интернет, во всемирной паутине которого я нашёл дочь своего Учителя - Ирину Юрьевну Марковину. Я благодарен ей уже за то, что она сохранила за собой фамилию папы. Ведь именно это помогло мне найти её и выйти на богатейший первоисточник знаний о нём.
Ещё я благодарен Ирине Юрьевне за то, что она согласилась стать не только моим соавтором, снабжающим меня ценнейшей информацией, но и, как профессиональный филолог, редактором и рецензентом моих текстов в нашем magnum opus.

.....................................
 
В ходе изучения материалов и документов, рассказывающих о Юрии Борисовиче Марковине я вдруг осознал, что, будучи при его жизни в дружеских отношениях с ним около 26 лет (мы знакомы с 1975 года), я вовсе не знал его и открывал для себя заново с каждой строкой этой книги.