Дверь

Я стою за дверью. Ни ручки, ни замка не нащупать, заперто накрепко. Теперь уже нет сомнений, это та самая дверь. Но должна быть замочная скважина, я же издали видела маленький свет. Точно, вот она! Прижалась глазом, зажмурив второй просто по инерции, в полной тьме зажмуриваться незачем... По лицу пробежал холод, послышался запах дождя над асфальтом.

Было это на второй день, как я приехала. Зачем люди друг ко другу приезжают? Поговорить, конечно. Но я ещё хотела помолчать. Это у меня тест такой — каково молчать с человеком?
Или на первый день... Неважно. Важно, что именно в тот момент, когда мы переходили дорогу в Старом Городе, я решила, самое время помолчать. Но тут оглянулась назад и увидела её — дверь. На той стороне, откуда мы только что пришли. Дверь располагалась сразу за небольшой лестницей, поэтому я не заметила её вблизи. Нужно было поднять голову, а я как раз её опустила, устав от балкончиков, черепичных крыш и прочей эклектики.
— Смотри, вот это да! — сказала я, тут же забыв о молчании. Он тоже удивился, никогда не замечал той двери.
К слову, потом я всё-таки успела с ним помолчать, и это было уютно, пусть при этом каждый думал о своём, совместно-раздельное молчание получилось. Но без неловкости, что важно.

Вот смотрю я в скважину (прямоугольную, а не как в книжках рисуют) глаз не сразу привык. Снаружи — город, машины едут, в одной опускается боковое стекло, показывается объектив. Разумеется, я узнаю и машину, и руки, держащие фотоаппарат.

А что до самой двери, тут сложно кого-то поразить. Столько рассказов, сказок, фильмов снято про таинственные двери... Поэтому не стану поражать, расскажу всё как было. Дверь очень красивая, это понятно, на другую мы бы и не посмотрели в тот день. Цвет? Пусть будет синий. Мне никогда не давались все эти ультрамариновые, лазурные и бирюзовые. Иногда кажется, такие слова придуманы, чтобы продавать художникам больше красок. А поэтам — для синонимов, им же нужны синонимы, чтобы не повторяться. В детстве и вовсе думала, что лазурь — это глазурь, блестящая, на чашках. И чего бы ей не литься на отдыхающее поле?
И чего бы не находиться двери, пусть даже выдающегося цвета, на фронтоне здания. Обычного, серого, примерно начала двадцатого века. Это я умничаю, мог быть и конец девятнадцатого. Лестница ступеней в семь-восемь, дверь выглядит плотно закрытой. Ручку не помню, была ли. Думаете, я поднялась и проверила? Ничуть. Посмотрела и дальше пошла. Через время проезжали мимо, стекло в боковой двери опустила — сфотографировать. Он ещё похвалил, молодец, мол, хорошо поймала. Цвет будто немного другой получился, от освещения, может.

Не помню себя, сколько блуждала по темноте, а теперь обратно идти. Нужен топор, который я бросила в одном из многочисленных коридоров, устав бояться, считать шаги и вздрагивать от собственного эха.
 
Несомненно, это портал, — сказал он и засмеялся своим лёгким мальчишеским смехом. В те дни мы много смеялись, это было лучше, чем молчать, и даже лучше, чем говорить. Это тоже тест — каково смеяться с человеком. Сколько лет, сколько кругов сна назад был тот июнь?

В Старом Городе много красивых дверей. И старинных много. А такая — одна. Мысленно включила её в список чудес. В этот список не входила золотая соска на площади, потом оказавшаяся печатью. Ох уж это мне современное искусство...
На этом месте я свои мысли по рукам шлёпнула. Надо будет у него, более опытного, спросить, брюзжание теперь навсегда со мной, как седые волосы, или может ещё пройти? Только никакая это не печать, издевательство. Вы ещё скажите, что в Москве на Болотной набережной глина! Она даже не глиняная, а алюминиевая. Впрочем, алюминий как раз и достают из глины, верно?

Я могу попробовать кричать. Горло давно заросло от тишины, но можно попытаться окликнуть прохожих...

А в глине я немножко смыслю, последние несколько лет веду кружок лепки в Доме творчества. Теперь и мастер-классы с гончарным кругом. Девочки влюблённые очень любят приводить своих мальчиков на парный мастер-класс, чашки делать. Иногда ругаются за работой так, что глазуровать высушенные чашки уже не приходят. Тогда я глазурую их по своему вкусу и подаю гостям мастерской. Чашки не свершившейся любви.

Дверь выглядела глазурованной. По крайней мере, в первый раз. А во второй я в объектив смотрела, на фото она — матовая, и похоже, что вровень со стеной сделана, смотрится будто нарисованная. Так бы я о ней и забыла, но пришли сны. Сны ли?

Тут дело даже не в том, что меня не слышат, и что топором (если он найдётся) я работать не умею. Можно ведь легко проснуться, выйти из сна, опять поехать к нему, помолчать, поговорить, посмеяться. Но что делать с дверью? Я её не просто узнала, я знала её всю жизнь, всегда за ней стояла. И выйти за неё не смогу. Хорошо она меня поймала.

17-18 июня 2025 г.