Автобиография и биография. Враги народа

Чтобы попытаться написать книгу, необходимо совершить своего рода подвиг – начать её писать и непременно чернилами трёх цветов – цветов честности, смелости и доброты.


Мысль, содержащаяся в эпиграфе, очень убедительно подтверждается в фильме «Покаяние», где показан мир, в котором честность опасна не потому, что за неё убивают (убивают здесь оптом и неразборчиво), а потому, что сама честность - убийственна; открывающий людям правду обнаруживает проблему собственной неправоты, противопоставляя себя - всем, и ставя всех перед сложнейшим выбором - что делать с этой правдой.
«Для меня этот фильм очень личный - трогательно отмечает Ирина Марковина. - Сюжет фильма почти повторяет в рамках жанра, использованного режиссёром Тенгизом Абуладзе, историю семьи Марковиных.  Тем более, что всё происходит в Грузии, персонаж, похожий на Берию, дружит с семьёй главных героев Сандро и Нино, делает комплименты Нино, работают персонажи в учреждении, очень похожем на НКВД…
И я вижу эту историю глазами выросшей девочки Кетеван, убеждённой в том, что Варлам Аравидзе не достоин лежать в земле, как все умершие люди».

...........................
 
Мы назвали этот параграф «Автобиография и биография» вовсе не для того, чтобы противопоставить первое второму. Это две разные формы одного жанра, которые часто путают, из-за сходства в их назначении. Обе являются рассказами о жизни человека, но автобиография - это история жизни человека, написанная им самим, в то время, как биография - это история жизни человека, написанная другим автором.
В этом различии и кроется суть противоречия. Бернард Шоу писал: «Ни один человек не обладает точным знанием своей собственной жизни и при расхождении автобиографии с биографией скорее всего биография верна, а автобиография – нет» .
Автобиограф, конечно же, лучше осведомлён о своей собственной жизни, чем биограф. Но биографию можно назвать более полной и объективной, чем автобиографию, поскольку автобиография не может охватить всю жизнь автора и в неё, по разным причинам, не включишь многие её детали.
Для иллюстрации наших утверждений приведём автобиографию, собственноручно написанную Юрием Борисовичем Марковиным в далёком 1950 году, и по возможности будем комментировать или дополнять её содержание.
Итак, первые строки автобиографии нам сообщают, что Юрий Борисович Марковин родился в г. Тбилиси Грузинской ССР 2 июня 1929 года в семье военнослужащего. Его отец, Марковин Борис Мартирьевич, русский по национальности, родился в 1896 году и умер в 1936 году от туберкулёза. Мать, Марковина Елена Феоктистовна (1902 года рождения - прим. автора), русская по национальности - умерла в 1937 году - причина её смерти не указана.
Безусловно, строгий деловой стиль автобиографии не предполагает более развёрнутой характеристики и подробностей о семье автора. Но, как свидетельствуют факты, информация о причинах смерти родителей не соответствовала действительности, хотя автобиограф опирался на документальные данные - иной официальной информации в то время ещё не было.
«Папа - поясняет Ирина Марковина - спустя много лет рассказывал, что за сокрытие истинной причины смерти родителей он был строго наказан по партийной линии».
Допускаем, что молодой человек Юрий Марковин знал, но из страха пострадать скрыл, что он сын врагов народа. Возникает вопрос: «На какие же документальные подтверждения опирались “товарищи” по партии, вынося строгий вердикт, если иных, кроме тех, которые использовал автобиограф, в официальном деловом обороте ещё не было?» Это риторический вопрос.
 
Продолжим основное повествование. Что же не вошло в автобиографию? Попробуем понять и по возможности изменить или дополнить.
Москва. «На    пересечении    Садового    Кольца, Сретенки    и Троицкого тракта (Ныне -   Проспекта Мира) - пишет Л.А. Филиппов -  обосновалась и удобно разместилась Сухаревская площадь (в советские годы -  Колхозная), - верная хранительница своей истории ... маленькая деталь этой старейшей московской   площади: на   ней   до   революции    1917   года располагалась гимназия, директором которой был известный в Москве педагог -  Мартирий Марковин (почётный гражданин Москвы - прим. авт.).
После    революции     гимназию    закрыли, педагогов разогнали, имущество   разломали   и   разграбили.    Учебное заведение пришло в упадок и полностью прекратило свою деятельность.
Мартирий, горько переживая падение и разграбление гимназии, заболел и вскоре умер, не оставив после себя ничего, кроме детей: Марии, Бориса и Николая».
Борис, как мы уже знаем из автобиографии - это отец Юрия Борисовича. Осенью 1916 года он, в возрасте 20 лет, был призван в армию и с декабря этого же года вместе с братом Николаем, который был младше его на два года, служил в автобронидивизионе, располагавшемся в г. Петрограде. В этом дивизионе активно действовала партийная ячейка большевиков, которая сыграла решающую роль в становлении политического и революционного сознания Бориса.
Именно из этого дивизиона большевик Г.В. Елин, с большой опасностью для жизни, вывел на площадь Финляндского вокзала 3 апреля 1917 года легендарный броневик, с башни которого прозвучала историческая речь, прибывшего в Петроград В.И. Ленина, с призывом к совершению социалистической революции. Борис Мартирьевич был тогда на площади среди тех, кто слушал это воззвание лидера большевиков. 
Эта речь предопределила политический выбор молодого Марковина и уже в апрельские дни 1917 года он становится членом исполкома солдатских депутатов дивизиона и участвует вместе с братом в октябрьском перевороте.
В начале 1918 года Бориса назначили командиром пятой роты войск охраны железных дорог в г. Чудово (ныне Новгородская область). В этом же году он вступил в РСДРП(б).
В 1919 году его назначают начальником гарнизона в г. Жлобин (Белоруссия). Во время наступления белополяков и воинствующего разгула банд Вулоховича и Савинкова он активно работает в местной газете и выступает среди населения и красноармейцев.
По призыву ЦК РКП(б) весной 1921 года Борис Мартирьевич участвует в подавлении кронштадтского мятежа. После ликвидации беспорядков Марковина назначают комиссаром полка. В дальнейшем его служба проходит в политотделе второй пограничной дивизии войск ОГПУ вплоть до её расформирования в 1922 году.
В конце 1922 года Бориса Марковина отзывают в Москву, где он получает назначение на работу в НКВД Республики Грузия, которая тогда являлась частью Закавказской Социалистической Федеративной Советской Республики, где он проработал в разных должностях вплоть до начала 1929 года.
Здесь он знакомится с прекрасной девушкой Еленой. «Именно   в   это   сложное   время - пишет Л. Филиппов - Борис и Елена полюбили друг друга глубоко, по-настоящему и на всю жизнь.  К ним пришла любовь   возвышенная   и   красивая, как   окружавшие   их   и сверкавшие на ослепительном солнце белоснежные вершины Кавказских гор».
«О Елене знаю мало - поясняет Ирина Марковина. - О её семье - вообще ничего. Знаю, что он была яркой, темпераментной, азартной в хорошем смысле женщиной. Прыгала с парашютом, ездила на мотоцикле. Лаврентий Берия звонил им домой со словами: “Елена Феоктистовна, я видел Вас сегодня из окна, когда Вы проходили мимо. У Вас новая причёска”».
В 1924 году в семье Марковиных появился первый ребёнок -   девочка.  Родители -   как и договаривались, как и мечтали   -    назвали   её   революционным   именем - Ди-зи. Оно образовано из первых букв четырёх слов лозунга-обращения партии   к   подрастающему   поколению: «Дети, исполняйте заветы Ильича». 
В 1929 году Бориса назначают старшим оргинспектором ГПУ ЗСФСР и Грузии, а затем начальником административного отдела ГПУ ЗСФСР, одновременно (по совместительству) начальником Административно-организационного управления ГПУ ЗСФСР.
2 июня этого же года в семье родился мальчик, имя которого также, как и дочери, связали с революцией: Юная Революционная Армия - Юра.

....................................

«В семье Марковиных началась новая жизнь, ещё более хлопотливая и счастливая - пишет Л.А. Филиппов. -  Протекала она в бесконечных семейных заботах и нежной любви, не имеющей границ. Дизи подросла и пошла в школу, училась прилежно, с хорошими и отличными оценками.  А “Юная революционная армия” бегала, шалила, проказничала   и    задавала   уйму вопросов, - его интересовало всё: от детских рисунков и сказок до устройства Земли, Луны, Солнца и Вселенной».
По одним источникам в сентябре 1931 года, по другим 20 декабря 1932 года Бориса Мартирьевича назначают на должность начальника отдела кадров ГПУ ЗСФСР и награждают знаком «Почётный работник ВЧК-ОГПУ (XV лет)».
13.01.1936 года ему присваивается воинское звание капитан государственной безопасности, и он назначается начальником Отдела кадров НКВД Грузинской ССР.
В начале 1937 года его назначают на должность начальника Управления шоссейных дорог (УШОСДОР) НКВД Грузинской ССР.
Однако, 13 декабря 1937 г. капитана Марковина Б.М. арестовали. А 3 января 1938 г. включили под номером 169 в список лиц, подлежащих суду военной коллегии Верховного суда СССР.
«По папиным рассказам - уточняет Ирина Марковина, - Борис как-то сказал Берии: “Лаврентий, мы делаем что-то не так, неправильно. Нельзя сажать людей без суда и следствия”. Вскоре после этого разговора он не вернулся домой со службы. Я не помню папиного рассказа о том, чтобы они с Дизи были свидетелями ареста. Как глубоко печально, что не у кого спросить…»
В чём же Бориса Мартирьевича обвинили? Вот выдержка из обвинительного заключения: «1. Материалами следствия изобличён в том, что был одним из организаторов и руководителей контрреволюционного заговора, действующего в аппарате НКВД ГССР. 2) Вёл активную подрывную работу и руководил подготовкой теракта против секретаря ЦК КП(б) Грузии товарища Берия. 3) Осуществлял шпионскую работу в пользу разведки одного из иностранных государств. Сознался».
Когда читаешь обвинение, то как циничное надругательство над истиной воспринимается слово «сознался». Каким образом добивались таких признаний?  В НКВД Грузии чекисты особо свирепствовали по отношению к своим же приговорённым коллегам.
Бывший надзиратель Внутренней тюрьмы НКВД ГССР Я.Е. Тестов показал: «Страшно были избиты во время следования к месту расстрела и бывшие сотрудники органов госбезопасности Морковин (так записано в протоколе - прим. авт.) и Максименко. Били их Савицкий и Кримян. Во время избиений Морковина Савицкий и Кримян обвиняли его в том, что он не присваивал им очередные специальные звания, и издевательски спрашивали его: “Ну как, теперь ты присвоишь нам звания?”» ...
Л.А. Филиппов так описывает допрос: «... Ежедневно двое конвойных с винтовками в руках сопровождали в кабинет следователя высокого широкоплечего мужчину с красивым мужественным   лицом.   Руки   он   держал   за   спиной, -   так требовали конвоиры, -  но ходил, несмотря на это, походкой спокойной   и   уверенной. Это   был   Борис Мартирьевич, которого многие в городе называли “Дядя Боря”.  Каждый раз у следователя он категорически отказывался отвечать и на угрозы, и на все вопросы, постоянно и настойчиво требуя свидания с женой и предупреждая следователя, что говорить он будет либо с Лаврентием Павловичем Берией, либо со следователем после встречи с Лаврентием Павловичем. С каждым допросом на лице Бориса появлялись новые и новые синяки и ссадины ...».
 
..................................

Так продолжалось до 8 февраля 1938 года.  Почти два месяца - пятьдесят девять суток - томился Борис Мартирьевич в застенках НКВД.
О чём он думал в эти дни? Каким представлял своё будущее? Мы никогда об этом не узнаем - свидетелей нет. Нам суждено лишь предполагать, что чувствовал Борис на протяжении этих дней.
Зададимся вопросом: «Пребывал ли Борис в неведении относительно происходящего вокруг него?» Думается, что нет. Ему было известно, что Берия активно использовал репрессивную кампанию для сведения счётов со своими политическими противниками, в том числе и с теми чекистами и партийными работниками, которые уже давно выступали против его «специфических методов».
Безусловно, он предполагал, что его недавний откровенный разговор с Берия о недопустимости репрессий в отношении невиновных людей не пройдёт для него бесследно.
Мы считаем, что Борис был смелым человеком, и пошёл на эту жертву вполне осознанно, понимая, если попадёт в руки НКВД, то у него будет только два варианта будущего: либо расстрел, либо лагеря.
Если он догадывался, что будет расстрелян, то оставшуюся ему жизнь он вряд ли отсчитывал днями - только минутами. Любой, даже чуть слышный шорох за дверьми камеры, вне всякого сомнения, заставлял тревожно биться его сердце: «Не за мной ли?»
 «Замечено, что осуждённые на казнь, - пишет И. С. Тургенев в очерке «Казнь Тропмана», - по объявлении им приговора либо впадают в совершенную бесчувственность и как бы заранее умирают и разлагаются, либо рисуются и бравируют, либо, наконец, предаются отчаянию, плачут, дрожат, умоляют о пощаде...»
Борис Мартирьевич не принадлежал ни к одному из этих трёх разрядов, чем, видимо, неоднократно озадачивал своих карателей. Возможно его, как человека высоких моральных принципов и незаурядного достоинства, заботило другое: как он будет себя вести, когда за ним придут и поведут к месту казни; случится ли с ним истерика, нервный срыв; как воспоминания о его казни скажутся на его жене и детях; что будет с ними.
И всё же не будем лукавить - смерть всегда страшна. Даже естественная. Но когда твою жизнь несправедливо забирают другие люди, которые ещё вчера были твоими товарищами и сослуживцами, то смерть становится безмерно страшной от безысходности и невозможности что-либо изменить.
В течение всех пятидесяти девяти дней нахождения в застенках следственного изолятора Борис Мартирьевич, безусловно, буквально разрывался между желанием жить (надежда, как известно, живёт и у могильных плит) и ощущением того, что необходимо готовиться к смерти. Представить себе это состояние невозможно...

.............................

Осудили Бориса Мартирьевича 8 февраля 1938 г. «тройкой» при НКВД ГССР. Докладчиком обвинения был всё тот же Кримян Н.А. В обвинении участвовали: Гоглидзе С.А., Церетели Ш.А., Талахадзе И.И.
Само так называемое «судебное заседание» длилось всего 5-10 минут. Согласно «ежовскому» приказу № 00447 от 30 июля 1937 года, расстрельные приговоры приводились в исполнение с полной сохранностью строжайшей тайны «как времени, так и места их приведения».
«Зачитали    приговор.    Из   него   он   услышал   только последнюю    фразу: “...решением «Тройки» при    НКВД Грузинской ССР к   высшей   мере   наказания   -    расстрелу. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит” ...»
Приведён в исполнение он был 13.02.1938 г., то есть только через пять дней.
«По свидетельствам тбилисцев, которые называли Бориса “ум, честь и совесть партии” - дополнила Ирина Марковина, - он вину свою не признал и ни на кого из сослуживцев “не показал”, как писали в документах.
Несколько десятилетий назад, если не ошибаюсь, в журнале “Звезда” была опубликована документальная повесть о сталинских репрессиях, основанная на свидетельствах очевидцев. Довольно объёмный фрагмент описывал расстрел Бориса Марковина, высокопоставленного сотрудника НКВД Грузии. Держался он очень достойно, погиб со словами о своей невиновности и преданности Партии».
 
...........................

А что же Елена Феоктистовна, как сложилась её судьба после ареста и расстрела мужа? Сразу оговоримся, что мы не располагаем материалами, которые бы позволили нам правдиво рассказать об её участи. Есть лишь несколько строк из справки, выданной прокуратурой ПривВО от 20.06.1995 г., свидетельствующих о том, что она была репрессирована 03.03.1938 г. и приговорена к высшей мере наказания - расстрелу (эта дата не соответствует той, что указана в автобиографии Ю.Б.М.).
Как и когда приговор был приведён в исполнение мы не знаем. Существует версия, которой придерживаются в семье Марковиных, что Елена Феоктистовна была застрелена в камере без суда во время бунта заключённых женщин, добивавшихся свиданий с арестованными мужьями.
В личном архиве Ирины Юрьевны Марковиной находится только рукопись упоминаемой нами книги Л. Филиппова, в которой описывается некоторые сюжеты, связанные с нахождением   Елены Борисовны в следственном изоляторе и момент расстрела.
«Допускаю, что описанное Л. Филипповым событие было составлено со слов папы - заключает Ирина Марко-вина, - но то, что текст этого описания не был с ним согласован, я знаю точно».
 «По семейному приданию - продолжает И. Ю. Марковина, - в квартире семьи Марковиных в Тбилиси жила семья сотрудника НКВД, причастного к аресту Бориса Мартирьевича и Елены Феоктистовны. Рассказывали, что именно этот сотрудник застрелил Елену Феоктистовну в камере, где содержались жёны арестованных сотрудников НКВД. Опять-таки, по семейной легенде, она стала зачинщицей бунта в камере – женщины требовали свидания с арестованными мужьями.
То, что я помню непосредственно из папиных рассказов: когда они с сестрой приехали в Тбилиси за документами о реабилитации родителей и пришли в их тбилисскую квартиру, все вещи были на своих местах, обстановка та же, а женщина, открывшая им дверь, была в халате Елены Феоктистовны. Зная папину эмоциональность и впечатлительность, не исключаю, что это именно легенда – ведь тогда прошло 20 лет после ареста и гибели его родителей, но история эта перекликается с документальными свидетельствами того времени».
 
..........................
 
Решением военного трибунала Закавказского военного округа от 7 июня 1957 года Борис Мартирьевич Марковин был посмертно реабилитирован. А 3 марта 1958 года, ровно через 20 лет после расстрела, этим же трибуналом была реабилитирована и Елена Феоктистовна Марковина.
В марте 1958 года брат Бориса Николай Мартирьевич и сын Юрий Борисович Марковины пишут письма председателю Комитета партийного контроля при ЦК КПСС Швернику Н.М. с просьбой о восстановлении в партии Марковина Бориса Мартирьевича. Вот выдержка из письма Николая Мартирьевича: «Как старый член КПСС и как родной брат - пишет Николай, - я могу сказать, что Марковин Борис был настоящим, стойким, идейно-закалённым и партийно-принципиальным большевиком. Я никогда не допускал мысли, что он мог сбиться с праведного пути нашей партии и пойти на преступление против своего народа».
Был ли восстановлен Борис Мартирьевич Марковин в КПСС - не известно.