Ирина Марковина. Семейная библиотека

Мандельштам писал: у интеллигента не биография,
а список прочитанных книг ... 


Фраза в эпиграфе - это перифраз Михаила Гаспарова известной мысли Осипа Мандельштама о том, что   сюжеты и мысли, вычитанные в книгах, формируют устройство нашей души часто настойчивей, чем сама жизнь.
В нашей семье большая библиотека – при жизни родителей составляла более 2000 томов. Когда мы переезжали к новому месту службы папы, а это случалось нередко, солдаты, которые по давней армейской традиции помогали грузить вещи в контейнер, удивлялись: «Зачем офицеру столько книг??!». Причём я слышала это каждый раз, при каждом переезде.
В семье был культ книг, литературы. Я выросла среди книг и не понимаю до сих пор, как в доме может не быть семейной библиотеки. Не понимаю домашней обстановки, в которой отсутствуют книжные шкафы. И обожаю изучать чужие домашние библиотеки. Это отличный «диагностический» приём – скажи мне, что ты читаешь… И нет большего удовольствия, чем увидеть в гостях у новых знакомых те же книги, что стоят на наших книжных полках.
Дети в нашей семье участвовали во всем, что связано с книгами. Мне кажется, это было очень важной чертой нашего воспитания. Сейчас мало кто помнит такое советское библиофильское явление, как подписные издания. Люди оформляли подписку на собрания сочинений или иные многотомные издания, например, энциклопедии, и в течение нескольких лет выкупали вышедшие из печати тома.
Для нас это была настоящая церемония. Родители получали открытку с уведомлением о выходе очередного тома, и мы с папой отправлялись пешком далеко в книжный магазин (особенно почему-то помню зимние наши походы во Владимире – значит, я ещё в школу не ходила, а Борис на 2,5 года младше). Книги замечательно пахли, были красиво упакованы в специальные картонные чехольчики.
Всей семьёй их распаковывали, просматривали – в меру подготовленности и в зависимости от издания, а затем книга занимала своё место в ряду уже приобретённых томов. Горький, Маяковский, Пушкин, Чехов, Толстой, Гоголь, Мамин-Сибиряк, Писемский, Шолохов, Золя, Бальзак, Мопассан, Томас Манн, Стендаль, Вальтер Скотт, Фенимор Купер, Марк Твен, Лопе де Вега, Шекспир и пр., и пр., и пр.
Отмечу, что у родителей были, сейчас бы сказали, преференции. Папины книги - это все поэтические издания, классические и современные - от Пушкина, Есенина, Маяковского до Твардовского, Евтушенко, Вознесенского, отечественные военные мемуары, русская-советская классика и зарубежный приключенческий роман - Скотт, Купер и др. Мама – единственный член семьи, кто прочитал всю французскую классику. Золя, Бальзак, Мопассан, Стендаль - это мамина литература. Увлечённо читала и обсуждала с папой зарубежные исторические политические мемуары. Особенно интересовала её личность Талейрана в трактовке академика Е.В. Тарле. Причем все книги, и художественные, и мемуарно-исследовательские, читала с конца - у неё была какая-то собственная стратегия взаимодействия с текстом.
Ни в школе, ни в институте я ни разу не была в общественной библиотеке. Все книги по школьному списку (ну, разве что за исключением «Мальчика из Уржума» или «Мальчика из Холмогор»), вся зарубежная литература по списку факультета иностранных языков, а тем более по философии, истории и другим предметам, всё можно было найти дома.
  Отдельная уникальная коллекция книг, собранная Юрием Борисовичем, это стенографические отчёты партийных съездов – от ВКП(б) до КПСС. Первые совсем открытые и более поздние, когда уже чётко «прочитывается» рука цензора.
А из самых дорогих для семьи книг – многотомные издания советских энциклопедий, Большой и Малой - привезённые из Тбилиси после реабилитации расстрелянных Бориса Мартирьевича и Елены Феоктистовны. Практически все, что осталось от папиных родителей. Так хочется думать, что они знали, что дети их выживут и у них будут свои дети, а книги, собранные старшими Марковиными будут храниться у их внуков…
Нам с раннего детства родители привили вкус к хорошей литературе, понимание качества книжного издания, ценности иллюстраций. Божественная комедия Данте с иллюстрациями Доре, его же иллюстрации к Гаргантюа и Пантагрюэлю Рабле. Издание «Евгения Онегина», иллюстрированное Н. Кузьминым. 
Знакомство с этими книгами, конечно же совсем недетскими, начиналось как раз с иллюстраций, мы их хорошо знали. Часто пересматривали. Что понимали – другой вопрос. Но отношение к ним родителей формировало и наше отношение – это интересные, красивые, ценные книги!
Самое для меня дорогое сейчас – это то, что все книги нашей семейной библиотеки читались, постоянно использовались в работе или учёбе, во многих нахожу папины многочисленные пометки с комментариями, размышлениями, вырезки из газет и журналов, связанные с писателем или его произведением, по сути – набор очерков к тому или иному произведению, новые исторические факты о жизни писателя. Когда-то в газетах и журналах публиковались качественные материалы высококлассных журналистов.
Папы нет уже больше 20 лет, но перебирая книги из семейной библиотеки, с бесчисленными закладками, папиными записями-комментариями, его карандашными пометками, вроде: «Дочь! Мысли Набокова о переводе…», вложенными в книги вырезками из журналов и газет, продолжаю живой, увлекательный, глубокий разговор о событиях, людях, их судьбах, о жизни, творчестве.