Дело о Заемном Петушке и Трехстах Тысячах Сомнений

Жили-были в одном большом, но тесном от сплетен доме две пары. Дима и Оля – душа компании, владельцы уютного гнездышка и... тишины. Тишины детского смеха, если точнее. Десяток лет брака, а пеленки так и остались мечтой, пылящейся на дальних полках IKEA рядом с инструкцией по сборке сломанного комода. "Проблема, – философски изрек как-то Дима, глядя на пустую коляску в подъезде, – она как этот комод: вроде все детали есть, а собрать не получается. И инструкция на шведском".

А напротив – Саша и Юля. У них проблема была диаметрально противоположная. Их дом напоминал филиал зоопарка после закрытия: два сорванца, вечный топот, крики "Мааам!" из туалета и художества фломастером на обоях стоимостью триста тысяч за рулон. "Знаешь, – вздохнула Юля, вытирая с лица следы детского творчества, – иногда мне кажется, что наша фертильность – это как кран с водой: чуть отвернешься – уже потоп".

И вот однажды, за рюмкой чая (крепкого, как их жизненные ситуации), Дима, глядя на Олю с немым вопросом "а что если?", выдал: "Саш, Юль... У нас к вам бизнес-предложение. Нет, не Гербалайф! Сугубо индивидуальное. Требуется ваш ценный генетический материал. А конкретнее – Сашины усилия по оплодотворению Оли". Чай в Юлином стакане забулькал от смеха. "Чего?! Ты хочешь, чтобы мой Саша... твоей Оле... за деньги?!"

"Не просто за деньги, Юль!" – подхватила Оля, загораясь идеей. "За триста тысяч рублей! Сразу! Наличкой! Или переводом – кому как удобно. Мы же не варвары!" Она достала калькулятор. "Саша будет приходить дважды в неделю. Как на работу, только интереснее. Пока не добьемся результата. Как курс акций до достижения целевой цены! А чтобы все было честно-прозрачно, как стеклянный унитаз, – вы, Юля, и Дима можете присутствовать! В качестве... э-э-э... независимых наблюдателей. Или группы поддержки. В общем, кто во что горазд".

Саша задумался. "Два раза в неделю... Триста тысяч... Плюс отгулы от детского сада..." – он уже мысленно прикидывал, на какой новый квадрокоптер хватит суммы. Юля смотрела на него, как на внезапно заговоривший холодильник. "Санек, ты серьезно?! Ты же еле успеваешь на работу!"

"Юль, это не работа, это – миссия! Помощь ближнему! Гуманитарная акция! С финансовым бонусом, который покроет год занятий детей балетом или мою рыбалку на Байкале!" – парировал Саша, уже видя себя героем-осеменителем.

Дима тем временем достал лист бумаги. "Чтобы не было потом: 'А я думал, это был аванс за покраску забора!' – составим расписку. Чистую, прозрачную, как слеза младенца, которого пока нет".

Текст Расписки (Шедевр Юридического Абсурда):

 "Мы, нижеподписавшиеся:
Дима Иванов (он же Страдающий Отсутствием Наследника)
Оля Иванова (она же Готовящая Ложе)
Саша Петров (он же Биологический Курьер)
Юля Петрова (она же Контролирующий Орган и Главная Болельщица)

Заключаем сделку о нижеследующем:

1.  Ивановы немедленно передают Петровым сумму в размере 300 000 (Триста тысяч) рублей за услуги Саши Петрова по целенаправленному зачатию ребенка Оли Ивановой. (Наличными/переводом на карту "Халва" – нужное подчеркнуть).

2.  Услуга оказывается методом натурального оплодотворения. (Без уточнения техники исполнения. Фантазия и учебники биологии – наши лучшие друзья).

3.  График визитов Саши Петрова к Оле Ивановой: 2 (два) раза в неделю. Дни – плавающие, по согласованию сторон. Продолжительность сеанса – до достижения результата или пока не кончится терпение у наблюдателей. Опоздания штрафуются вычитанием из суммы стоимости одной пиццы "Четыре сыра".

4.  Право личного присутствия Дмитрия Иванова и/или Юлии Петровой во время исполнения п.2 настоящего договора неотъемлемо и свято. Присутствующие обязуются:
Вести себя тихо (никаких подсказок типа "Левее, Саш, левее!" или "Оля, дыши!").
Не смеяться громче, чем это позволяет приличие и толщина стен.
Не вести прямые трансляции в Instagram (запрещено законом и здравым смыслом).
Приносить с собой чай/печеньки для создания уютной атмосферы (опционально, но приветствуется).

5.  Сделка считается исполненной и прекращает свое действие только после официального медицинского подтверждения беременности Оли Ивановой. (Положительный тест, купленный в "Ашане", не считается неопровержимым доказательством).

6.  В случае наступления беременности стороны обязуются:
Ивановы – радоваться и покупать коляску.
Петровы – радоваться и не требовать бонусов за "сверхплановую эффективность".
Все вместе – никогда и никому не рассказывать подробности данной сделки, дабы не травмировать психику будущего ребенка и соседей.

Подписи сторон: ___________ (Д. Иванов), ___________ (О. Иванова), ___________ (С. Петров), ___________ (Ю. Петрова).

P.S. Саша обязуется снимать грязные ботинки в прихожей. Оля обязуется не кормить Сашу перед визитом бобовыми. Дима обязуется не включать во время процесса тяжелый рок. Юля обязуется не вязать носки из шерсти, взятой с любимого свитера Саши во время его визитов.

P.P.S. Триста тысяч – это только за услуги. Сметана из холодильника оплачивается отдельно!"

Расписка была подписана под дружный, слегка истеричный смех и звон бокалов с компотом. Сделка вступила в силу.

Часть 1. День Икс. Первая "рабочая смена".

Саша, обычно бойкий как таракан на кухне ночью, в этот раз напоминал школьника на первом свидании – красный, потный и явно не знающий, куда девать руки. Юля, его благоверная, для поддержания духа притащила клубок шерсти и спицы. Видимо, решила связать носки прямо во время исторического момента. "Для успокоения нервов, дорогой!" – вероятно, подумала она, глядя на мужа, который потел как стакан лимонада в июльский полдень.

В квартире царила атмосфера ожидания важного медицинского обследования. Оля уже лежала на кровати, укрытая простыней до подбородка, как мумия перед вскрытием. Дима же нервно раскачивался в кресле-качалке, попивая "успокаивающий" чай. Успокаивающий эффект был нулевой – ложка в его руке стучала по чашке с частотой пулемета, расплескивая заварку на дорогую хрустальную пепельницу. "Т-т-так, Сашенька... Оп-ополоснуться не желаете ли? Ин-инструмент, так сказать, подготовить?" – выдавил он, пытаясь улыбнуться. Получилось как у человека, которому только что наступили на мозоль.

Саша исчез в ванной. Вернулся он, закутанный в махровое полотенце размером с парус. Юля невольно выпрямила спину, глядя на мужа с гордостью коллекционера редкого экспоната: "Ишь ты, кабанчик! Грудь – ковер персидский, бицепсы – хоть гайки крути! Настоящий мачо, хоть на выставку "Сокровища Родины" отправляй!" Дима же, бросив взгляд на эту мощь, нервно икнул, чувствуя себя рядом с Сашей как головастик рядом с сомом. Оля, скосив глаза из-под простыни, прошептала про себя: "Господи, надеюсь, *то самое* у него такое же впечатляющее, как бицепсы... А то ведь как в анекдоте про трактор и прицеп..."

Повисла тишина, густая как кисель. Дима, как хозяин борделя с пониженной социальной ответственностью, махнул рукой: "Ну, ч-что ж... Приступайте, коллеги. Д-деньги уплачены, время идет!"

Саша, скованный как робот на дешевых батарейках, шагнул к кровати. И тут Юля вскрикнула: "Санек! Ты полотенце-то сними! Не в бане мы!" Саша дернул полотенце. Под ним оказались... его верные семейные трусы в мелкий горошек. Откуда-то донесся сдавленный смешок (наверное, от Димы, который чуть не подавился чайным листком). Саша, красный как помидор, юркнул под простыню к Оле. Двое взрослых людей в нижнем белье лежали под одним покрывалом, глядя в потолок, словно ожидая начала сеанса гипноза.

Прошла минута. Две. Пять. Юля не выдержала: "Ну, Сашенька, родной, что ты замер как вкопанный? Договорились же – быстро, четко, без лишних телодвижений! Давай уже, кончай тянуть резину... в смысле, приступай!"

БАМ! Саша взорвался: "Да пошли вы нахер отсюда все! Я ****ь и без ваших подсказок знаю, куда это пихать! УЙДИТЕ!!!"

Дима и Юля, как ошпаренные, ретировались за дверь. Подслушивать, конечно. А под простыней Оля тихо прошептала: "Саш, я понимаю... контракт, деньги... но я не могу вот так сразу... с... с посторонними под дверью..." Саша нащупал под простыней... ткань. Халат! Оля была в халате!

Саша вздохнул с облегчением, которого не ожидал сам: "Оль, слушай... А давай на первый раз... типа... только между нами? Просто сделаю тебе массаж спины. Расслабишься. Зачем нам как два студента в общаге на спор? Не спешить же, правда?" Оля кивнула так быстро, что чуть шею не свернула. Так они и провели следующие полчаса: Саша усердно разминал Олины плечи, а она тихонько стонала от приятного расслабления. За дверью же царило напряженное молчание, прерываемое только стуком Диминой ложки о чашку и цоканьем Юлиных спиц.

Итак, "массаж спины" стал первым актом великой миссии по зачатию. Когда Саша и Оля вышли из комнаты, вид у них был такой просветленный и... слегка потный, что Дима и Юля немедленно поверили в свершившееся чудо оплодотворения. Ну, или хотя бы в очень усердную попытку.

"Ну как?" – выдохнул Дима, отложив ложку, которой он уже протер дно чашки до дыр.
"Э-э-э... Процесс пошел!" – бодро отрапортовал Саша, избегая зрительного контакта.
"Да-да, очень... продуктивно," – добавила Оля, поправляя халат так, будто под ним спрятано государственное сокровище. Или как минимум, доказательство труда.
Юля гордо кивнула, убирая спицы: "Я же говорила, Сашенька профессионал! Аж спина болеть перестала, Оля?" Так закончилась первая "рабочая встреча". Не совсем по сценарию, но зато без травм. Пока что.

Часть 2. Массаж – это только начало! Или нет?

На следующий "сеанс оплодотворения" (как его теперь с придыханием называл Дима, делая вид, что он ученый-репродуктолог) атмосфера была еще более наэлектризованной. Дима, наученный горьким опытом, заменил успокаивающий чай на что-то покрепче, но в итоге пил морс – Юля намекнула, что алкоголь в "процессе" может повлиять на "качество материала". Саша пришел, на этот раз без полотенца-фокуса, но зато в термобелье – "чтобы не простудить стратегический актив". Юля, как опытный полевой командир этой операции, несла не только клубок и спицы, но и секундомер на веревочке.

"Для хронометража," – пояснила она, видя недоуменные взгляды. – "Оптимальное время, знаете ли. Не меньше, но и не больше. Как варка яиц пашот".

Оля уже лежала, но на этот раз не под простыней, а в элегантном шелковом пеньюаре поверх пижамы. Она изучала потолок с видом человека, ожидающего стоматолога.

"Ну что ж," – Дима хлопнул в ладоши, стараясь быть бодрым, но звук вышел такой, будто хлопнула дверь склепа. – "Приступаем? Саша, инструмент... то есть, себя, подготовил? Ополоснулся? Протер насухо? Без ворсинок?"

"Дима, хватит!" – вздохнула Оля. – "Ты же все портишь своей... научной дотошностью. Это должно быть романтично! Ну, или хотя бы не как осмотр у уролога".

"Романтично?" – Юля фыркнула, запуская спицы с нечеловеческой скоростью. – "Дорогая, у нас договор, расписка и 300 000 рублей уже потрачены на новый диван, который теперь ждет наследника! Романтика – это когда он в трусах не семейных, а хотя бы спортивных. А еще лучше – без".

Саша, стоя посреди комнаты в своем термобелье, напоминал заблудившегося медведя на ледовом шоу. Он потрогал пояс.

"Юль... а может, действительно... массаж?" – робко предложил он. – "В прошлый раз Оле понравилось. Расслабляет. А в расслабленном состоянии, как известно, шансы... ну, возрастают! Это же медицина!"

"Медицина?" – Дима налил себе морсу, рука дрожала. – "Саш, дружище, мы тут не на курсы рефлексотерапии записались! У меня спермограмма твоя, между прочим, лежит! Там цифры такие, что сам Кинг-Конг позавидует! А ты мне – массаж?!"

"А что плохого в массаже?" – вступилась Оля, внезапно оживившись. – "У меня спина после вчерашнего фитнеса просто кричит! Саша, вы же в прошлый раз так классно лопатки разминали...".

Юля перестала вязать. Секундомер на ее шее зловеще блеснул.

"Саша Васильевич," – произнесла она ледяным тоном. – "Мы с тобой договаривались о конкретной услуге. Услуга называется не 'погладить спинку', а 'внести генетический вклад в продолжение рода Димкиных'. Ты меня понял? Или тебе напомнить пункт 3.2 расписки, где черным по белому: 'Неустойка в случае саботажа или замены услуги на непредусмотренный массаж – двойная сумма аванса'?"

Саша побледнел. 600 000 рублей? За диван он столько не платил! Он лихорадочно стал стягивать термобелье. "Нет-нет, Юль, что ты! Конечно, я... я просто заботу проявил! Сейчас, сию секунду...". Он застрял в горловине кофты.

А теперь то самое "зажигательное"... или как они пытались его изобразить.

Пока Саша боролся с тканью, издавая звуки, похожие на агонию тюленя, Оля решительно сбросила пеньюар. Под ним оказалась... пижама с единорогами. Дима поперхнулся морсом.

"Оль, ну серьезно?" – застонал он. – "Единороги? Это же символ... девственности, что ли? Негативная визуализация!"

"Это символ чистоты и волшебства!" – парировала Оля. – "И мне в ней комфортно!"

Саша, наконец освободившись от термобелья (и частично от достоинства, судя по смущенному виду), неуверенно подошел к кровати. Юля включила секундомер. *Тик-так. Тик-так.* Звук заполнил комнату, громче биения сердец.

"Ну..." – сказал Саша, глядя на Олю в единорогах. – "Привет..."

"Привет..." – ответила Оля, глядя куда-то за его левое ухо.

Они замерли. Юля вздохнула и начала отсчет: "Пять... четыре... три... два... ооодин... Контакт! Работай, Саша!"

Саша робко потянулся к Оле. Его рука дрожала. Он коснулся ее плеча. Оля вздрогнула. Дима закрыл лицо руками, но сквозь пальцы следил. Юля вязала, но узор почему-то стал напоминать сперматозоидов.

"Может... музыку?" – выдавил из себя Дима.

"Хорошая идея!" – оживилась Оля. – "Включи что-нибудь... романтическое!"

Дима лихорадочно схватил телефон. Из динамиков полился... марш "Прощание славянки". Саша и Оля вздрогнули синхронно.

"Дима!" – закричали они хором.

"Ой, сорян! Не тот плейлист!" – засуетился Дима, листая. Заиграла "Калинка-малинка". Потом "Черный бумер". Потом подкаст про ремонт карбюраторов.

"Выключи!" – рявкнула Юля. – "Саша, сосредоточься! Представь, что это не Оля, а... новая дрель! Ты же так любишь свою дрель!"

Саша попытался представить дрель. Получилось плохо. Он взглянул на Олю. Она смотрела на него с надеждой и легким ужасом. Он вздохнул... и снова положил руку ей на спину.

"Оля... а может, все-таки... спинку?" – прошептал он так, чтобы не услышала Юля. – "Я чувствую тут зажим... между лопатками. Очень сильный. Прям блок. Энергетический. Ты же знаешь, что все болезни от нервов? А нервы – от зажимов? Мы сейчас снимим зажим, энергия польется, и... и все получится само собой! По фэн-шую!"

Оля почувствовала, как под его пальцами действительно что-то отпускает. Не там, где надо по договору, но... чертовски приятно! Она сладко застонала: "Ох, Саш... да, вот тут... сильнее..."

Дима открыл рот. Юля уронила клубок. Секундомер продолжал отсчитывать время.

"Что?! Сильнее?!" – Дима вскочил. – "Оля, ты о чем?! Это не по смете! Саша, что ты делаешь?!"

"Массаж, Дима! Профессиональный массаж!" – Саша, воодушевленный стоном Оли, с азартом работал пальцами. – "Видишь, как ей нравится! Это же полезно! Для кровообращения! Для лимфотока! Для... для зачатия, в конце концов! Расслабленная матка – гостеприимная матка! Это знают все!"

"Массаж матки через спину?" – съязвила Юля, но ее взгляд на мужа смягчился. Он действительно делал это хорошо. И Оля таяла на глазах.

Финал сеанса и поучительное замечание:

Прошло 45 минут. Юля выключила секундомер с таким видом, будто засекала мировой рекорд по бездействию. Оля лежала, как кот на солнышке, блаженно улыбаясь. Саша, уставший, но довольный, вытирал лоб. Дима допил свой морс до дна – в нем теперь явно было что-то покрепже.

"Ну?" – спросил Дима, пытаясь звучать сурово, но в голосе дрожала надежда. "Как... успехи?"

"Феноменально!" – воскликнула Оля, потягиваясь. – "Саша, ты волшебник! У меня спина не болит, настроение отличное! Чувствую себя заново родившейся!"

"А... ну... насчет 'родившейся'..." – начал Саша, но Юля его перебила.

"Так, стоп. Ясно. Плодотворного контакта не произошло. Опять массаж." – Она сложила спицы. – "Но, честно говоря, Оля, ты выглядишь лет на пять моложе. Может, в этом и есть секрет? Расслабься, и природа свое возьмет? Хотя..." – она бросила взгляд на Сашу, – "...инструмент должен использоваться по назначению, дорогой. Не забывай. Насчет неустойки я пока подумаю. Но диван очень хорош, жалко отдавать".

Саша поспешно стал одеваться. Дима подошел к Оле.

"Ну что, солнышко? Правда лучше?" – спросил он тихо.

"Лучше, Димусь," – улыбнулась она. – "И знаешь, я подумала... Может, нам просто... расслабиться? Перестать считать дни, часы и сперматозоиды? Может, Саша, сам того не ведая, нащупал истину? Массаж – это приятно. А что приятно... то и полезно? И для спины, и... для продолжения рода?"

Дима посмотрел на довольную жену, на Сашу, прячущего глаза, на Юлю, уже рассчитывавшую метраж пряжи для детского пледка "на всякий случай". Он вздохнул.

"Поучительное замечание номер раз," – провозгласил он. – "Попытка превратить таинство зачатия в регламентированную сделку с расписками, секундомером и наблюдением супругов – это верный путь к комедии положений, нервному тику и... профессиональному массажу. Иногда дорога к родительству начинается не в спальне под марш 'Прощание славянки', а с хорошего разминания лопаток. Кто знает, Оленька? Может, твои единороги уже скачут в нужном направлении... просто без лишней спешки?"

Они вышли, оставив пару в легком недоумении и приятной расслабленности. А Саша, идя домой с Юлей, вдруг спросил:

"Юль... а ты не хочешь, чтобы я тебе спинку помассировал? Для профилактики?"

Юля посмотрела на него, и в ее глазах мелькнула искорка.

"Договор, Васильич, договор. Сначала отработай инвестиции Димкиных. А там... посмотрим. Но спицы я возьму. Для хронометража."



Часть 3. А так можно?

Оля возвращалась с работы, усталая, как офисный кактус после месяца без полива. И вдруг — бац! — перед ней материализовался Александр. Он стоял под фонарём, закутанный в своё пальто, как детектив из дешёвого романа, который вот-вот скажет: «Дело тёмное, мэм…» 

— Оль, — начал он, нервно переминаясь с ноги на ногу, будто под ним были раскалённые угли, а не асфальт. — У меня к вам серьёзный разговор. 

Оля замерла. «Ну всё, — подумала она. — Либо он отказывается, либо сейчас признается, что всё это время был агентом по продажам чудо-удобрений.»

— Вы понимаете… — Саша сглотнул, будто пытался протолкнуть в себя целый лимон. — Я не могу вот так, при жене и вашем муже… это… ну… делать. Это выше моих сил. 

Оля потупила взгляд, как школьница, пойманная за списыванием. 

— Я вас… не привлекаю как женщина? — прошептала она, внезапно ощущая себя героиней мыльной оперы. 

Саша аж подпрыгнул: 

— Что вы! Вы исключительно приятная женщина! Просто… — он сделал паузу, словно собирался объявить о конце света, — …вот так, под аккомпанемент Диминых иканий и Юлиного вязания, я не могу. 

Оля задумалась. «Странно. В порнофильмах все почему-то могут. Даже при зрителях. Видимо, там в контрактах пункт про „профессиональную отрешённость“ есть.»

— Вы слушайте, — продолжил Саша, понизив голос до конспиративного шёпота. — Если вы всё ещё хотите ребёнка… может, сделаем это без свидетелей? В более… эээ… благоприятной обстановке? 

— Вы хотите, чтобы мы остались вдвоём? — Оля округлила глаза. — Но это же уже будет измена! 

Саша вздохнул так тяжело, что, кажется, потревожил спящих голубей на ближайшей крыше. 

— Извините, Оль, за дурацкое предложение. Я что-то слишком перенервничал… — И он развернулся, чтобы уйти, походкой человека, который только что проиграл войну самому себе. 

Но Оля вдруг крикнула ему вслед: 

— Это вы меня простите, Саша! Вы… замечательно делаете массаж! 

Саша остановился. В его душе потеплело, как в микроволновке, куда случайно засунули плюшевого мишку. «Она такая хорошая женщина… — подумал он. — Надо постараться. Даже если придётся… ну… работать в условиях строгой конфиденциальности.»


Часть 4. Офисный роман... или как сорвалась "сделка века"

Ситуация зеркально отразилась. Теперь уже Оля, закусив губу и чувствуя себя героиней дешевого романа (глава "Роковая Встреча У Подъезда"), караулила Сашу после работы. Увидев его, она вынырнула из тени, как ниндзя с повесткой в суд.

– Саша! – ее голос дрожал, будто она объявляла не о готовности к зачатию, а о грядущем повышении квартплаты. – Я тут долго думала... Вы были правы на все сто. В той обстановке с... э-э-э... *аудиторией*, это невозможно. Если вы не передумали... – она глубоко вдохнула, – ...я готова. Прямо сейчас.

Слова Оли ударили Сашу по темечку с силой упавшего сервера. Он хотел? Ну, в теории, да. Но в глубине души надеялся, что Оля одумается, и он сможет дальше просто делать ей массаж, получая деньги и аплодисменты. Реальность оказалась жестче.

Пауза затянулась. Саша лихорадочно соображал, куда можно деть женщину, готовую к немедленному исполнению контракта. И тут его осенило! Офис! Пустой, тихий, с запирающейся дверью... Идеальное место для... гм... корпоративного вечера нового уровня.

– Оль, – прошептал он, озираясь, как шпион. – Слушай идею... Кабинет мой. Сейчас там никого. Зайдем? Быстро и... конфиденциально.

Оля покраснела, как корпоративный логотип на годовом отчете, и кивнула. "Ну что ж, раз уж на амбразуру... Главное, чтобы принтер не зажужжал в неподходящий момент", – мелькнуло у нее в голове.

Офис действительно был пуст. Саша с треском запер дверь, создав атмосферу подпольного свидания агентов КГБ. Ощущение было таким же нелепым.

– Ну... – Саша нервно потер руки. – Тебе как... удобнее? Сзади или... спереди? – Он выдавил вопрос, будто спрашивал про предпочтения в кофе.

Оля потупилась, изучая узор на линолеуме. – Если можно... сзади. И... ты не против, если я не буду... ну... полностью раздеваться? – ее голос стал тише шелеста бумаги в принтере. *"Халат дома – одно, а тут на работе... вдруг пожарная тревога?"

– Конечно, Оленька! – Саша чуть не прослезился от облегчения. – Как тебе удобно! Главное – комфорт... и результат! – Он поспешно добавил последнее, вспомнив о сумме в расписке.

Оля, грациозно (насколько это возможно в узкой юбке у офисного шкафа), склонилась над столом, задрала подол и спустила кружевные трусики. Обнажилась аккуратная, будто нарисованная художником по эротическим открыткам, "розочка". Саша замер.

И тут случилось невообразимое. Фиаско. Тот самый "дружок", который в ванной у ДимЫ вызывал у хозяина комплексы, а у Юли – гордость, предательски бездействовал. Лежал, как сдувшийся воздушный шарик после детского праздника. Саша в ужасе тыкал в него пальцем, пытаясь взбодрить, как сломанную клавиатуру. Ноль реакции. Паника нарастала быстрее, чем очередь к кофемашине утром понедельника.

– Оленька... – голос Саши предательски дрогнул. – Вы не могли бы... э-э-э... потрогать моего дружка? Взбодрить его, так сказать? А то он... забастовал. Видимо, недоволен условиями труда. – "Черт, я что, это только что сказал?!" – мысленно охнул он.

Оля, к ее собственному удивлению, не стала капризничать. Напротив, в ее глазах вспыхнул научный интерес. "А как это у других мужчин? У ДимЫ... ну, тот совсем другой конструкции..." С любопытством биолога, рассматривающего редкий экземпляр, она взяла "дружка" в руку. Аккуратно, почти с нежностью, начала поглаживать, изучая реакцию. "Интересный материал... Теплый..."

И – о чудо! Под нежными (и слегка неумелыми) прикосновениями Оли "дружок" начал подавать признаки жизни! В душе Саши зажглась надежда. "Сейчас, еще чуть-чуть... И контракт будет выполнен! Премия не уйдет!"

ТРРРРРРРРРРРРЫНЬ!

Дикий, оглушительный звук разорвал офисную тишину. Это был не пожар, не землетрясение. Это звонил телефон Саши. На экране – фото улыбающейся Юли с надписью "ЛЮБИМАЯ ЖЕНА ;".

Саша вздрогнул так, что чуть не снес стоявшую рядом чашку с надписью "Лучшему сотруднику". Он судорожно схватил трубку.

– Милый! – веселый голос Юли оглушал. – Будешь идти с работы, купи тортик к чаю! "Прага" тот, что ты любишь! Сегодня пойдем в гости к Диме с Олей! Обсудим... ну, как там процесс! – Юля явно подмигнула на другом конце провода.

– БЛИИИН! – вырвалось у Саши с такой силой, что Оля инстинктивно прикрылась юбкой. "Тортик?! СЕЙЧАС?! В ТАКОЙ МОМЕНТ?!" Его "дружок", мгновенно среагировав на крик жены и слово "тортик", снова превратился в безжизненную резинку. Надежда рухнула.

– Оленька... – Саша умоляюще посмотрел на нее, чувствуя себя полным идиотом. – Давайте... в другое удобное время? Пожалуйста? – В его глазах читался немой крик: "Не отказывайся! Деньги! 300 тысяч!"

Оля лишь глубоко, с бесконечным сожалением, вздохнула. Она с трудом решилась на этот шаг, собрала всю свою смелость... а тут – звонок жены и тортик. "Может, это и правда знак?" – подумала она, поправляя юбку. Знак того, что зачатие ребенка за деньги в пустом офисе – это не просто нелепо, а чертовски нелепо. "Или знак, что надо сначала выпить... очень много выпить."

– Хорошо, Саша, – тихо сказала она, избегая его взгляда. – В другое время. – И поспешно направилась к двери, чувствуя себя одновременно и облегченной, и глупо разочарованной. Задача "выполнить контракт" снова была сорвана. А Саша остался стоять у стола, глядя на свой предательски бездействующий "инструмент" и думая о том, какой же чертовски невкусный сейчас покажется ему этот торт "Прага".

Продолжение следует...








Куда катится колесо Сансары?


Глава 1: Вечерний Маскарад, или Кофе с Мурашками.

1.Офис: Балет Цифр и Мыслей о Чем-то Мягком.

Пятый этаж. Москва за окном – гигантская светящаяся счетная машинка. Артем Соколов ставил последнюю точку в отчете. "Кредитный риск снижен на 0.8%... Ура, товарищи. Можно идти жить", – мысленно сарказмнул он. Коллеги видели строгого профиля. А в голове у Артема уже крутилось: "Бар. "Модуль". Надеюсь, там сегодня не сплошные корпоративные тюлени..." Он поймал себя на том, что машинально разглядывает фото дочки Алисы, но думает... не об Алисе. "Что-нибудь... неожиданное. Не в отчете. Мягкое. С живыми глазами. И, желательно, без мыслей о кредитных ставках". Выключил компьютер. "Маска – в ящик. Включаю режим 'душевный собеседник с потайной дверцей'".

2 Бар "Модуль": Джаз, Дождь и Девушка с Теплым Задником

В "Модуле" пахло дорогим кофе, дорогим парфюмом и... банальной человеческой усталостью. Артем скинул пиджак, как скафандр. И тут он ее увидел. Катя. Официантка. "Бинго!" – просигналил внутренний радар.

Мысли Артема:
Челка на лоб – устала, но не сдалась. Мило. Как щенок после купания".
Движения... Господи, она же еле ноги волочит! Но как-то... грациозно? Нет. Не грациозно. Задорно! Вот так толкнула бедром стул – и пошла! Весь зад... простите, весь силуэт – живой! Не пластиковый манекен из фитнес-зала. Настоящий. Съедобный". Он мысленно сравнил ее с вчерашней йога-инструкторшей, похожей на гибкую, но холодную змею. "Эта... теплая. Как булка с корицей. Сразу захотелось... откусить?"
"Шея. Вот тут, под левым ухом – родинка. Маленькая. Черная точка на фоне удивительно нежной кожи. Интересно, она там чувствительная? Надо бы... проверить. Научным путем, конечно".
Губы. Не накачанные бантики. Немного обветренные? От нервов? От работы? Хочется... смочить их. Коньяком. Или чем-то еще".

Он поймал ее взгляд у стойки. Улыбнулся. Не "я тебя съем", а "ой, какая встреча!". Катя подошла.

Мысли Кати:
"Ого. Костюмчик... Дорогой. И лицо... ничего так. Усталое, но глаза... Здорово смотрят. Прямо в душу. Ой, что я думаю! У меня же ноги отваливаются!"
"Заказал коньяк. Не самый дешевый. Не кричит: 'Эй, красотка!'. Вежливый. Странно..."

"Дождик-то как разошелся," – начал Артем. "Не залило вас по дороге сюда?" Голос – бархат, натянутый на стальной каркас усталости.

Катя удивленно моргнула. "Он же не про алкоголь спросил? Про меня?" – мелькнуло в голове. "Да нет, я тут недалеко живу..." – и тут же мысленно: "Зачем сказала?! Теперь знает, что рядом! А вдруг маньяк? Хотя... не похож. Или похож? Ой, Кать, дура!"

Артем заказал коньяк. Когда она принесла, он не стал пить, а смотрел на нее. "Руки... Не маникюр салонный, а рабочие. Ногти короткие, чистые. Но пальцы... длинные. Худые. Интересно, как они..." Он прервал поток мыслей.

"Вы знаете, Катя, я всегда удивляюсь, как вы тут все не путаетесь? У меня бы голова кругом пошла."

Мысли Кати:
"Комплимент? Мне? За работу? Обычно только косяки замечают..." Она почувствовала приятное тепло в груди. "А глаза у него... карие? Или темно-зеленые? Как болото... красивое болото. Утонуть можно". Покраснела от своих мыслей. "Привыкла... Да и народ сегодня... терпимый."

Артем поднял бокал: "За ваш героизм!" Катя засмеялась. "Звучит глупо, но... приятно! И смех у меня дурацкий, сопливый... Ой, перестань!"

Он заговорил. О Ярославле. О Волге. О том, как она учится на дизайнера. Слушал. "Слушал! По-настоящему! – ликовала Катя про себя. "Не пялится в телефон! Не перебивает! И улыбается так... понимающе. Как будто он тоже из общежития вылез". Она разболталась про глупую соседку, про злого преподавателя.

Мысли Артема, пока она говорила:
"Голосок... Немного хрипловатый от усталости. Сексуально. Представляю, какие звуки она издает... ну, скажем, при потягивании. Или в других обстоятельствах".
"Когда смеется – морщинки у глаз. Микроскопические. Очаровательные. Хочется провести пальцем..."
Шея... Опять эта шея. И воротник платья чуть трется о ту самую родинку. Наверное, щекотно. Интересно, она вздрогнет, если...?"
И главное – она светится! От простого внимания! Как лампочка. Такую легко... включить".

Когда его палец случайно коснулся ее запястья, передавая деньги, Катя аж подпрыгнула внутри. "Ой! Коснулся! Нарочно? Нет... вроде случайно. Но кожа... теплая. Шершавая немного. Мужская. Аж мурашки побежали... вниз". Она украдкой посмотрела на его руки. "Крепкие. Чистые. Без колец. Хм..."

3 Кофейня "У Гоги": Маргаритки, Кот и Мысли Вслух (Почти)

Бар закрывался. Катя в простеньком платьице казалась Артему еще уязвимее и... притягательнее. "Как школьница на первом свидании. Только тело... ого. Под платьем явно не школьница. Ляжки... Спасибо, ляжки, вы спасли этот вечер от тоски", – подбодрил он себя мысленно.

"Катя, простите за наглость," – Артем сделал виновато-надеющееся лицо. "Не хочется расставаться. Кофе? 'У Гоги'? Пальчики оближешь. И тихо".

Мысли Кати:
Кофе? Это же не 'пойдем ко мне'? Хотя... кофе – это начало 'пойдем ко мне'? Мама говорила: 'Осторожно с москвичами, Катька!'"
"Но он такой... нормальный! И усталый, как я. И слушал! И родинка у него над губой есть, симпатичная... Ой, опять!"
Один кофе. Только кофе. И все. Домой. Спать. Крепись, Ярославна!" – пыталась себя уговорить она. "Ладно... только один! И то, если недалеко. А то засну за столом!" – выдавила она, чувствуя, как предательское тепло разливается по животу.

В кофейне "У Гоги" пахло спасением от суеты. Артем протянул ей маргаритку: "Цветочек – усталой фее." Катя взяла цветок. "Пахнет... летом. И им. Дорогим одеколоном и чем-то еще... мускусным? Голова кружится. Или это от голода? От усталости? От... него?"

Она говорила о мечте стать дизайнером. Артем слушал, кивал, а сам думал:
"Губы шевелятся. Как ягодки. Немного потрескавшиеся. Хочется... увлажнить. Своим способом".
"Когда она вдохновенно рассказывает про плакаты, у нее шея вытягивается. Как у лебедя. Такая линия... Хочется провести по ней языком. От ключицы до этого предательски-милого завитка волос на затылке".
"И смеется... Господи, как она смеется! Громко, некрасиво, всем телом. Грудь трясется... Ох, Артем, держи себя в руках, старый развратник. Хотя... почему бы и нет? Она же явно не против компании".

Он поймал себя на том, что представляет, как расстегивает пуговки на ее нелепом платьице. "Там, наверное, самое простое белье. Хлопок. Белое. Или... розовое? От одной мысли... стоп! Кофе кончился. Пора делать ход".

Артем взглянул на часы с театральным ужасом. "Господи, полночь! Катя, я вас в сон вогнал! Простите!" Помог ей надеть курточку. Руки легли на плечи. Сильнее, чем нужно. Дольше. Он почувствовал, как она замерла. "Дрожит? От холода? Или... от ожидания? Или от страха? Рулетка, Артем, рулетка".

"Такси вызову?" – спросил он, глядя в ее расширенные зрачки. "Скажи 'нет', булочка. Скажи 'нет'..." – молился он про себя.

Катя посмотрела на темную улицу, потом на него. В голове карусель:
"Такси? И все? Конец? Прощай, родинка над губой? Прощайте, теплые руки?"
"А если пойти? Он же не зверь. Вежливый. Кофе купил. Цветочек. Слушал!"
"А вдруг зверь? Ой, мамочки..."
"Но глаза... Глаза хорошие. Усталые. Честные. Или это я дура?"
"Один раз живем! Мама простит... Надеюсь".

"А может... пешком? Ты же говорил, что рядом..." – выпалила она, чувствуя, как горит все лицо и не только. "Сказала! Дура! Теперь он подумает, что я... Ой, все!"

Артем улыбнулся. Улыбка была сложной: облегчение ("Ура! Не зря коньяк переплатил!"), предвкушение ("Родинка под ухом, я иду!"), и легкая рязановская грусть ("Ну вот, Артем, и закрутилось опять...").

"Пешком? В такую романтику? Да вы смелая девушка, Катя Ярославская!" – Он взял ее руку. Ладонь была маленькой, горячей и чуть влажной. "Дрожит. Интересно, дрожь дойдет до... других мест?" – подумал он, не без цинизма. "Только предупреждаю, у меня там не дворец. Просто квартира. И кот Философ, если не спит. Он любит... наблюдать".

Они вышли. Артем вел Катю под руку. Он чувствовал каждое ее движение, каждый вздох. "Пахнет шампунем, кофе и... девушкой. Настоящей. Скоро узнаю, пахнет ли она по-другому, когда..." – мысли текли в предсказуемом русле.

Катя шагала рядом, цепляясь за его руку. "Рука... сильная. Идет уверенно. А у меня коленки подкашиваются. От страха? Или от... чего-то другого?" – она украдкой посмотрела на его профиль в свете фонаря. "Родинка... над губой. Хочется... тронуть. Хотя бы пальцем. Или... губами? Ой, Катя, да ты развратница!" Она сжала его руку сильнее. "Лиф бы не лопнул от сердца... Или пусть лопнет? Интересно, он заметит?"

Они шли по мокрому тротуару. Молчание висело между ними, густое, сладкое и тревожное, как предвкушение первого поцелуя. Или чего-то большего. Гораздо большего. Артем мысленно уже заносил сегодняшнюю "победу" в невидимый отчет: "Активы: теплый зад, шея с родинкой, смех 'сопля', дрожь в руке. Пассивы... пока не обнаружены. Рентабельность предварительно оцениваю как... высокую". Он усмехнулся про себя. "Колесо Сансары, прости, Кать, крутится. А ты... очень приятный винтик в нем".

Сцена 1: Квартира Артема. Ночь. Операция "Булочка с Корицей".

Дверь закрылась. Тишина. Только тяжелое дыхание Кати да биение ее сердца, готового выскочить из груди прямо к ногам Артема. Прихожая была… минималистичной. Чистой. Слишком чистой для мужчины. "Уборщица? Или он сам? Ого", – мелькнуло у Кати.

Мысли Кати:
"Пахнет… свежестью. И им. Ох, этот мускус… Кружит голову. Господи, я в квартире у незнакомца! Красивого незнакомца! А вдруг… А если он… Ой, не думай, Кать!"
"Куда девать куртку? Вешалка? Или бросить? Как в кино? Но в кино потом не убирают…"

Артем снял пиджак, повесил аккуратно. Повернулся к ней. В темноте прихожей его глаза блестели, как у кота Философа (который, кстати, так и не объявился). "Ну что, булочка… Снимай курточку. Не бойся, я не кусаюсь… если не попросишь", – подумал он, улыбаясь вслух лишь теплой, обволакивающей улыбкой. "Добро пожаловать в мой скромный причал, Катя Ярославская. Проходи. Не стесняйся".

Он помог ей снять куртку. Его пальцы скользнули по ее шее. Катя вздрогнула. "Мурашки! Опять! По всему телу! Он точно маг!"

Мысли Артема:
"Шея… Ох, шея. Та самая родинка. Вот она! Черная точка на пергаменте. Ну, привет, малышка. Сейчас научу тебя петь".
"Платьице… Господи, какое же оно дурацкое и милое. И застегивается сзади? Идеально. Долгий, волнующий процесс расстегивания…"

Он повел ее не в спальню (слишком банально!), а в гостиную. Включил торшер – мягкий, интимный свет. "Создаем атмосферу, Артем. Инвестируем в эмоции перед… основным мероприятием".

"Выпьем? Вина? Коньяку?" – предложил он, подходя к бару.
Мысли Кати:
"Вино? Оно же расслабит… А я и так трясусь! Но отказаться неудобно…" – "Немного вина… пожалуйста".
Мысли Артема:
"Отлично. Жидкая храбрость. Для нее. Для меня… тоже не помешает, а то как-то слишком по-человечески ее жалко стало".

Он налил вина. Подошел. Слишком близко. Катя взяла бокал дрожащей рукой. Артем поднял свой. "За неожиданности пятничного вечера". Их взгляды встретились. Зацепились. В комнате стало тихо, как в вакууме. Даже мнимый кот Философ, казалось, затаил дыхание.

Мысли Артема:
"Губы… чуть винные. Блестят. Как варенье. Сейчас… Сейчас или никогда".
Он медленно наклонился. Не спеша. Давая ей время отпрянуть. Она не отпрянула. Замерла. Задрожали ресницы. "Целуется! Ой, целуется!" – пронеслось в голове Кати. "Губы… теплые. Тверже, чем кажутся. И пахнет вином… и им. Ох…"

Поцелуй начался нежно. Исследующе. Потом стал глубже. Настойчивее. Артем одной рукой взял у нее бокал (чтобы не уронила), другой обвил талию. Притянул к себе. Катя ахнула в его рот. "Талия… Ох, талия! Узкая. А бедра… вот они где! Мои любимые ляжки! Спасибо, ляжки!" – мысленно ликовал Артем. Его рука скользнула ниже, оценивающе погладив округлость. Катя вскрикнула уже громче. Не отстраняясь. "Рука… на попе! Теплая, большая. И я… не против? Я совсем не против! Мама, прости!"

Застежки на платье сзади поддались его пальцам удивительно легко. "Навык, Катя, навык", – ехидно подумал Артем, чувствуя, как ткань сползает с ее плеч. Платье упало на пол бесформенной тряпичной горкой. Катя стояла в простом белом белье (он угадал! Хлопок!). Зажмурившись. Красивая. Уязвимая. Немного смешная в своем смущении.

Мысли Кати:
"Стою почти голая! Ой, свет включи! Нет, выключи! Лифчик старый… трусики обычные… Он разочаруется!"
Мысли Артема:
"Боже… Она прекрасна. Наивно, естественно. Никакого кружева, никаких push-up. Просто… девушка. Теплая. Дрожащая. И кожа… Господи, кожа! Как молоко. И родинка на левой груди… Еще одна! Мини-созвездие! Надо карту составить".

Он снова притянул ее к себе, целуя уже шею, ту самую родинку за ухом. Катя застонала. Звук был тихий, стеснительный и невероятно возбуждающий. "Застонала! Моя работа!" – с гордостью подумал Артем. Его руки скользили по ее спине, расстегивая лифчик. "Вот и белье долой. Грудь… небольшая, упругая. Идеальная для ладоней. Соски… темно-розовые. Набухшие от волнения? Или от меня? Льстит, черт возьми!"

Он опустился на колени перед ней. Целуя живот. Пупок. Проводя языком по линии резинки трусиков. Катя вскрикнула и схватилась за его волосы. "Он там… внизу! Языком! Ой, мамочки родные! Что он делает?! Ай! Ой! Ах! Это же… Это же…" – мысли путались, тело взрывалось фейерверками незнакомых ощущений. "Я сейчас упаду… или взлечу!"

Сцена 2: Спальня. Ночь. Кот Философ и Колесо Сансары.

Как они оказались в спальне? Катя потом не могла вспомнить. Помнила только сильные руки, которые подняли ее и понесли. Помнила мягкий матрас. Помнила тяжесть его тела. Его запах. Его губы, руки, язык – повсюду. Она тонула в ощущениях. Стыд, осторожность – все сгорело в огне нового, невероятно острого желания. Она отвечала ему – неумело, но страстно. Кусала его губы. Царапала спину. Глухо стонала в подушку, когда его пальцы, а потом и он сам, находили самые чувствительные точки. "Такого… такого со мной еще не было! Никогда!" – ликовало что-то внутри нее. "Он… волшебник! Или демон? Не важно!"

Мысли Артема в разгар:
"Отзывчивая! Очень! Звучит… божественно. Искренне. Не как та в прошлый раз, которая орала, как пароход".
"Тело… гибкое. Откликается на каждое прикосновение. И эта дрожь… когда она кончает… Прелесть!"
"Катя Ярославская… ты – приятный сюрприз. Лучшая булочка за этот месяц. Точка".

Они устали. Затихли. Лежали, сплетясь, в потной постели. Катя прижалась к его груди, слушая бешеный стук его сердца (или своего?). Счастье распирало ее. "Вот оно… Вот ОНО! Настоящее! Как в книгах! Он… чудесный. И я ему… понравилась? Наверняка! Иначе зачем так… так стараться?" Она робко поцеловала его в ключицу. "Мой мужчина… хоть на одну ночь".

Артем обнял ее, машинально поглаживая по спине. "Неплохо. Очень неплохо. Насыщенно. Булочка оказалась с горячей начинкой". Он чувствовал ее довольную улыбку у своей груди. И… знакомую тяжесть на душе. "Вот и все, Артем. Победа. Активы освоены. Пассивы… скоро постучатся". Он вздохнул. Глубоко. Устало. Уже предвкушая утро и его неизбежный финал. "Колесо Сансары, черт побери, скрипит, но вертится".

И тут… на тумбочке замигал экран телефона. Звонок. Необычный звонок. Мелодия – тихая, грустная, детская песенка. Артем замер. Лицо его, только что расслабленное, стало каменным. "Хоспис. Середина ночи. Ничего хорошего…"

Мысли Кати:
"Звонит… Кто? Бывшая? Другая? В три часа ночи?!" – ревнивый укол пронзил ее счастье.
Мысли Артема:
"Черт. Черт! Не сейчас! Не при ней! Отключить!" Он резко потянулся к телефону, смахнул вызов. Отшвырнул аппарат на ковер. Слишком резко.
"Кто… это?" – робко спросила Катя, поднимая голову. Его лицо было странным – закрытым, почти злым.
"Никто. Неважно. Работа. Ошиблись номером", – буркнул он, отворачиваясь. Ласковые руки исчезли. Он лег на спину, уставившись в потолок. "Испортил атмосферу. Идиот. Теперь придется… ускорить финал".

Сцена 3: Утро. Разбор Полетов и Аромат Разбитых Надежд.

Катя проснулась от странного звука. "Муррр… Мурррррр…" Она открыла глаза. Прямо перед ее лицом, на подушке, сидел огромный пушистый рыжий кот. Серьезный. Смотрел на нее желтыми глазами, как сфинкс. "Философ! Вот ты где!"
"Мяяяу?" – спросил кот, тычась холодным носом ей в щеку.
"Ой!" – Катя отшатнулась. Посмотрела вокруг. Чужая спальня. Чужой кот. И… пустая половина кровати. "Он ушел?!" – паника. "Ушел, не дождавшись, пока я проснусь? Как… как с девушкой легкого поведения?"

Она услышала звуки с кухни. "А! Готовит завтрак! Романтик!" – радостно подумала она, скинувая кота (который возмущенно "Мяу!"). Надела его огромную футболку (нашла на стуле). Футболка пахла им. Приятно. Она пошла на запах кофе.

Артем стоял у плиты. В идеальных брюках и… смешном, старом, выцветшем халате в мелкий цветочек. "Цветочек!" – чуть не фыркнула Катя. Он помешивал яичницу. Лицо было сосредоточенным, как в офисе. Утренняя щетина. Волосы всклокочены. "Все равно красивый", – вздохнула она.

"Доброе утро!" – сказала она солнечно, подходя.
Он обернулся. Улыбнулся. Улыбка была… теплой, но какой-то дистанционной. "Доброе. Спала хорошо? Философ не донимал?"
"Он меня разбудил. Но он милый!" – Катя подошла ближе, хотела обнять его за талию сзади. "Как в кино!"
Артем ловко развернулся, подставив ей тарелку с яичницей. "Держи. Голодная?"
"Увернулся!" – укололо Катю. "Может, неловко?" Она взяла тарелку. "Спасибо. Пахнет вкусно".

Они сели за барную стойку. Молчали. Ели. Кот Философ уставился на них, как на дураков. Артем пил кофе. Смотрел не на нее, а куда-то в окно. "Надо закругляться. Офис. Отчет. Звонок в хоспис надо сделать… черт".

Мысли Кати:
"Молчит. Уже жалеет? Или просто утром неразговорчивый? Может, спросить… о вчерашнем? О звонке? Нет, не надо! Испорчу!"
"Яичница вкусная. И кофе. Он умеет готовить. И… в постели умеет. Идеальный мужчина? Ой, Кать, дура, не загадывай!"
"Может, он попросит номер? Пригласит еще? Хотя бы… в кино?"

"Катя, спасибо за… прекрасный вечер и утро," – начал Артем. Голос был ровным. Вежливым. Офисным. "Вот. Началось. Стандартная речь. Пункт 7а: 'Благодарность за времяпрепровождение'", – едко подумал он сам о себе.
"Мне тоже… очень," – прошептала она, чувствуя, как на глаза наворачиваются предательские слезы.
"Но, к сожалению," – он сделал вид, что смотрит на часы, – "мне срочно надо в банк. Чертова отчетность. Пятница, как-никак, последний день". Он встал. "Пункт 7б: 'Срочные дела'. Работает безотказно".

Мысли Кати:
"Уходит. Сейчас. Как вчерашняя официантка. Я так и знала! Дура! Наивная дура Ярославская!" – слеза скатилась ей на яичницу. Она быстро смахнула ее.
Мысли Артема:
"Плачет? Черт. Не люблю, когда плачут. Но… что поделать? Сансара, Катя. Сансара". Он почувствовал знакомую пустоту. И легкое… отвращение к себе. "Зато хоспису сегодня переведу больше. Искупаю грехи".

"Я… я поняла," – Катя встала. Голос дрожал, но она держалась. "Не показывай, как больно! Не показывай!" – приказала она себе. "Мне тоже надо… в общежитие. Вещи собрать".
"Я вызову тебе такси," – сказал Артем, уже доставая телефон. Деловито. Без эмоций.
"Нет! Спасибо! Я сама… пешком! Рядом же!" – она почти выбежала из-за стойки. "Быстрее! Пока не разревелась!"

Она металась по прихожей, ища свои вещи. Платье. Лифчик (где лифчик?!). Трусики… Ах, вот! Она одевалась, спина к нему, чувствуя его взгляд на себе. "Смотрит! Наверное, смеется над дурочкой!" – ее щеки горели.

Артем смотрел. "Спина… красивая. Лопатки торчат, как крылышки. И следы… моих ногтей. Надо было сдерживаться. Хотя… зачем? Она уже история". Пустота внутри расширялась.

Она оделась. Повернулась. Лицо – маска достоинства, но глаза – мокрые. "Спасибо за… все, Артем".
"Катя…" – он сделал шаг к ней. Может, обнять? Пожалеть? "Не надо! Только хуже будет!" – кричал внутри голос разума.
"Я… я позвоню тебе?" – выпалила она, сама не веря в эту глупость. "Зачем сказала?! Унизила себя окончательно!"

Артем мягко улыбнулся. Улыбка "специалиста по кредитным рискам". "Конечно. Как-нибудь". "Как-нибудь – это код для 'никогда'", – прекрасно знал он. "Пункт 7в: 'Расплывчатые обещания'. Финал".

Он открыл дверь. "Береги себя, Катя Ярославская".
Она выскочила в подъезд, не оглядываясь. "Беги! Беги, дура! И не оглядывайся!"

Артем закрыл дверь. Прислонился к ней. Вздохнул. Кот Философ терся о его ноги.
"Ну что, Философ? Согласен? Булочка была отличная. Но… черствеет быстро," – сказал он вслух, глядя на пустой подъезд из глазка. Потом пошел к телефону. Надо было звонить в хоспис. Искупать грехи. И готовиться к новой "булочке". Колесо должно крутиться. Даже если оно давит что-то живое по пути. Он поймал в прихожей слабый запах ее дешевого шампуня и вдруг сморщился. "И проветрить надо. Срочно".

Финал Главы:
Катя шла по утренней улице. Холодно. В пальто поверх дурацкого платья. В глазах – предательские слезы. В теле – приятная ломота и… горечь. "Как-нибудь… Он сказал 'как-нибудь'…" – повторяла она про себя, пытаясь найти в этом хоть каплю надежды. "Идиотка. Просто… идиотка".

А Артем, приняв душ и надев чистый, идеально отглаженный костюм, смотрел в окно на ту же улицу. В руке – телефон. Он набирал номер хосписа. Лицо было напряженным, озабоченным. Совсем не похожим на лицо человека, который всего час назад думал о "булочках". "Да, это Артем Соколов… Что случилось? Как Сашенька?" – в его голосе прорвалась неподдельная тревога. Кот Философ сидел рядом и смотрел на хозяина своими желтыми, все понимающими глазами. "Двуликий Янус. Или просто уставший человек? Философски сложный вопрос", – казалось, говорил его взгляд. Но Артем был слишком поглощен звонком, чтобы его заметить. Новая маска – "благодетель" – была надета. Старая маска "Казановы" валялась где-то рядом с забытой Катиной заколкой на полу в спальне. До следующего вечера.


Глава 3: Терпение как Оружие, или Искусство Развода в Трех Актах

Сцена 1: Галерея "Белый Куб". Первое Свидание. Охота на "Сложный Актив".

Артем стоял перед абстрактной мазней, стоившей как его годовая премия. "Черный квадрат Малевича нервно курит в уголке. Хотя... тут хоть квадрат виден. А это что? Рыжий клякс в порыве гнева? Или кот Философ после валерьянки?" – мысленно язвил он, попивая теплое шампанское с выставки. Он ненавидел современное искусство. Но здесь была она – Алиса, хозяйка галереи.

Мысли Артема при первом взгляде на Алису (неделю назад):
"38? Не верю. Стелется как дымка. Шелк, каблуки, взгляд... Ох, взгляд! Режет стеклом. И знает себе цену. 'Сложный актив'. Вызов".
"Не та, что свалится в постель после 'привет'. Интеллект. Самоирония (надеюсь). И бедра... Господи, бедра под этим шелком! Как античные вазы. Хочется... провести экспертизу на прочность".
"Пафосная? Возможно. Но пафос – это просто броня. Интересно, что под ней? И главное... как эту броню снять? Медленно. Со вкусом".

Алиса приближалась. Не шла – плыла. В платье цвета запекшейся крови. Улыбка – вежливая, изучающая. "Менеджер из банка. Скорпион по гороскопу (заглянула в его Tinder). Опасная игрушка. Но... скучно же!" – пронеслось в ее голове.

"Артем! Рада, что нашли время," – голос низкий, чуть хрипловатый. Волосы пахли дорогим табаком и лилиями. "Дорогими лилиями", – уточнил мысленно Артем.
"Алиса! Простите, опоздал. Авоська с деньгами порвалась у метро – пришлось ловить купюры," – пошутил он, целуя ей руку. Задерживая прикосновение на долю секунды дольше приличия. "Кожа... холодная. Или это броня?"
Алиса рассмеялась. Искренне? Играя? "Авоська? Ха! Нагло. Но не пошло. Интересный ход", – подумала она. "Не беда. Главное – не упустить искусство," – парировала она, указывая на "рыжий клякс". "Посмотрим, банкир, потянешь ли ты мой уровень иронии".

Он не стал притворяться знатоком. Вместо этого включил режим "любопытный ученик".
Мысли Артема:
"Говори, царица. Дай мне повод восхищаться твоим умом. А я... восхищусь тем, как шевелятся твои губы. И как тень ложится в декольте. Мелкое, но чертовски эротичное".
"Объясните мне, дилетанту," – начал он, поднося ей бокал шампанского (ловко сменив ее пустой на полный). "Эта... экспрессия мазка. Это крик души? Или расчетливый хаос?"
Мысли Алисы:
"Расчетливый хаос? Близко к истине. И к нему самому, подозреваю. Умнее, чем кажется. Опаснее". Она закусила губу, обдумывая ответ. "И губы... чувственные. Мужчины с такими губами обычно... искусны в других областях".
"И то, и другое, Артем," – сказала она вслух, медленно обводя рукой пространство. "Смотрите, как фактура играет со светом. Как объемы..." – она говорила об искусстве, но ее пальцы чуть дрожали, когда она "случайно" касалась его рукава, иллюстрируя "объемы". "Фактура его пиджака... дорогая. И плечо под тканью... твердое. Интересный объект для изучения".

Артем ловил каждое прикосновение, каждую двусмысленность. "Объемы... да, милая, я тоже кое-какие объемы оценил. И фактура твоего шелка... наводит на мысли о том, как легко он соскользнет". Он наклонился ближе, якобы чтобы рассмотреть подпись художника, вдохнул аромат ее духов у самого уха. "Шея... длинная. Как у лебедя. Хочется... провести по ней кончиком языка. От мочки уха до этой родинки у ключицы. Чувствительная? Надеюсь, да".
"Вы правы, Алиса," – прошептал он, его дыхание коснулось ее кожи. "Объемы... завораживают". Он видел, как по ее спине пробежали мурашки. "Попал! Броня дала трещину".

Сцена 2: Ужин в "Таверне Платона". Второе Свидание. Игра в Кошки-Мышки.

Неделю спустя. Уютный ресторанчик с видом на ночную Москву. Артем выбрал место не пафосное, но с душой. "Покажем, что я не только про кредиты". Он заказал греческое вино, мезе, устроил дегустацию. Алиса была в джинсах и роскошном кашемировом свитере. "Расслабляется? Или просто сменила тактику?" – гадал Артем.

Мысли Алисы:
"Знает толк в вине. И не хвастается. Приятно. Руки... когда наливает... сильные. Представляю их на... Стоп, Алис, собраться! Ты же не Катя какая-то!"
"Рассказывает о дочери... Искренне? Глаза теплеют. Скорпион с родительским инстинктом? Контраст интригует".

Артем ловко балансировал: рассказывал анекдоты из банковской жизни (с самоиронией), говорил о книгах (заранее прогугленных), слушал ее истории о сумасшедших художниках. Он смеялся ее шуткам, кивал, поддакивал. "Говори, моя царица. Я – твой восторженный слуга. А потом... я стану твоим господином в самом приятном смысле". Его нога под столом "случайно" коснулась ее ноги. Нежно. Ненадолго. "Каблука нет... Нога в тонком трико. Гладкая? Надо будет проверить... без трико".

Они говорили о путешествиях. Артем описал поездку в Грузию так ярко, что Алиса аж прикрыла глаза. "Представляю... горы, вино... и его рядом. Руки его на моей талии... Опасные фантазии!"
"Вы когда-нибудь танцевали лезгинку под шашлык и звезды, Алиса?" – спросил он с улыбкой.
"Нет. Боюсь, сломаю каблук или партнеру ноги," – парировала она, но в глазах – азарт.
"Каблуки – лишнее. Босиком. На траве. Под крики 'Асса!'" – он взял ее руку, легонько помассировал ладонь большим пальцем. "Точка пульса... бьется чаще? Или мне кажется?" "Я бы вас научил. Гарантирую целостность ног... партнера". Он подмигнул.

Мысли Алисы:
"Черт, он хорош! И этот взгляд... обещает что-то... дикое. Грузинские страсти под московскими звездами? Заманчиво... Очень". Она не отняла руку. "Ладошка... потеет? Позор! Но его палец... чертовски приятен".
"Обещание звучит... заманчиво, Артем. Но я – сложный ученик," – сказала она, выдергивая руку с игривой строгостью, но внутри – дрожь. "Слишком быстро! Не дамся! Но... черт, хочется".

Артем понял: "Поймана на крючок, но сопротивляется. Инстинкт самосохранения. Надо подождать. Зато как сладко будет ее 'сломать'... в хорошем смысле". Он отступил, заказал десерт. "Терпение, Соколов. Этот актив требует долгосрочных вложений. Дивиденды будут... сладкими".

Сцена 3: Вечер у Артема. Третье Свидание. "Победа" и Кот-Разоблачитель.

Еще неделя "случайных" встреч, "деловых" ланчей и томных взглядов через Instagram. Алиса "сдалась". Пришла к нему вечером. "Просто выпить вина и посмотреть тот фильм про художника". "Конечно, 'просто'", – усмехнулся про себя Артем.

Они сидели на диване. Фильм мерцал. Кот Философ спал на спинке дивана, как совенок. Артем наливал ей вино. Их руки касались. Плечи. Бедра. Напряжение росло, как предгрозовая туча. Артем знал: момент близок. "Шелк свитера... кажется таким тонким. Грудь под ним... дышит ровно? Или учащенно? Сейчас проверим".

Он повернулся к ней. Не спеша. Его рука скользнула по ее спине. Коснулась застежки бюстгальтера. "Ага! Не спортбра. Надежда есть".
"Алиса..." – его голос был низким, хриплым от желания. "Игра окончена, царица".
"Артем..." – она не отстранилась. Ее глаза блестели в полумраке. "Давай. Я готова. Только будь... волшебником, как в моих фантазиях".

Он поцеловал ее. Не так, как Катю – нежно-исследующе. А властно. Голодно. Как завоеватель. "Твои губы... наконец-то. Твердые. Сладкие от вина. Изумительные". Его руки скользили под свитером. "Спина... Гладкая. Мускулистая. И застежка... да! Подалась! Хлопок? Неожиданно. Но мило".

Алиса отвечала страстно, но... с вызовом. "Докажи, банкир, что ты не только деньги считать умеешь!" Она кусала его губы, царапала спину сквозь рубашку. "Сильнее! Я не фарфор!" – словно говорило ее тело.

Они оказались в спальне. Артем был на высоте. "Долгие ласки. Поцелуи там, где она не ждала. Язык... на родинке у ключицы. Она ахнула! Да! Чувствительная!" Он снимал с нее одежду с церемониальной медлительностью, как разворачивает дорогой подарок. Алиса стонала, выгибалась, называла его "чудовищем" и "волшебником" в одном шепоте. "Тело... Боже. Эти античные бедра! Эта линия талии! Настоящее произведение искусства. Я – гений, что до него добрался!"

Когда он вошел в нее, Алиса вскрикнула – не от боли, а от захлестнувшего удовольствия. "Да! Вот так! Не как все! Не как скучный муж!" – ликовало что-то в ней. Она была активной, требовательной. "Еще! Сюда! Да, вот так!" Артем, привыкший к более податливым "булочкам", был ошарашен и восхищен. "Ну надо же! Галеристка требует перформанса! Ладно, дорогая, получишь шоу!" Он выложился на полную. Пота, стоны, хрипы, звонко падающая лампа с тумбочки (кот Философ фыркнул и ушел). "Победа! Сложнейший актив освоен! И дивиденды... феерические!"

Сцена 4: Утро. Разбор "Перформанса" и Неловкая Правда.

Утро. Артем проснулся первым. Алиса спала, разметавшись, роскошная и уязвимая без макияжа. "Все-таки 38... Морщинки у глаз. Милые. Как трещинки на старинной вазе. Надеюсь, не проснется с криком 'Что я наделала?!'". Он осторожно встал, натянул халат в цветочек (любимый позор!) и пошел варить кофе.

Вдруг – звонок в дверь. Настойчивый. "К черту! Кто в 9 утра?!" Артем, ворча, открыл. На пороге – Света. Его коллега. Молодая, наглая, с папкой отчетов. "Артем Игоревич! Простите, что без звонка, но... срочно! Надо подписать! Босс рвет и мечет!" – запищала она, заглядывая мимо него в квартиру.

Мысли Артема:
"Черт! Черт! Светка-сплетница! Видит квартиру! Видит два бокала на кухне! Сейчас увидит..."
Но было поздно. Из спальни вышла Алиса. В его футболке (такой же огромной, как у Кати). С растрепанными волосами. И... с синяком на шее (его "художественный" вчерашний след). "Феееееееееерично", – мысленно простонал Артем.

Мысли Алисы:
"Кто эта цыпочка? Коллега? В 9 утра? И смотрит на меня как на экспонат галереи 'Разбитые Надежды'!“ – стыд и ярость ударили в голову.
Мысли Светы:
"Опа! Босс в цветочном халатике! И это... та самая галеристка, о которой весь отдел сплетничает? Синяк на шее – мощно! Фото бы... но не рискну". "Ой! Извините!" – фальшиво воскликнула Света. "Я не знала, что у вас... гости!"

Алиса вспыхнула. "Гости?! Я для него 'гость'? После ВЧЕРАШНЕГО?!" Она посмотрела на Артема. Его лицо было маской вежливого смущения. "Он не защищает! Не говорит 'это моя женщина'! Молчит! Как последний... клиент!"

"Я... пойду оденусь," – холодно сказала Алиса и скрылась в спальне.
"Артем Игоревич, я... подожду внизу? Папочку подпишете?" – Света еле сдерживала смех.
"Да. Жди," – буркнул Артем, захлопывая дверь. "Идеально. Просто идеально. Пункт 'дискредитация' в деле 'Сложный актив' выполнен досрочно".

Вернувшись в спальню, он увидел Алису, уже почти одетую. Лицо – каменное.
"Алиса, прости, это..."
"Не надо, Артем," – она перебила. Голос – лед. "Это Света из банка? Милая девушка. Часто... заходит с утра по папочкам?"
"Нет! Это форс-мажор!" – попытался он, но видел – не верит.
"Конечно. Форс-мажор," – она подошла к зеркалу, поправляя волосы. Увидела синяк на шее. Побледнела. "Метка собственности? Стыдная печать. Как я могла!" "Перформанс удался, Артем. Поздравляю. Очень... реалистично". Ее голос дрогнул.

Мысли Артема:
"Черт. Вот и 'развод'. Но почему... не чувствую триумфа? Пустота. И еще... гадко". Он попытался прикоснуться к ее плечу. "Алиса, давай поговорим..."
Она отшатнулась, как от огня. "Его прикосновения... вчера сводили с ума. Сейчас... оскверняют". "Не надо. Мне... пора. Галерея. Искусство ждет". Она пошла к выходу, не оглядываясь.

В прихожей ее ждал кот Философ. Он посмотрел на Алису своими желтыми глазами. "Ну что, ваза античная? Поняла, что тебя просто... купили на время? Добро пожаловать в клуб". Потом подошел и... легонько цапнул ее за лодыжку. "От меня, разбитых надежд, тебе привет!"
"Ай!" – вскрикнула Алиса. Не от боли. От нелепости. От финала.
"Философ! Брось!" – рявкнул Артем, но кот уже гордо удалился.

Дверь закрылась. Артем остался один. С пустотой. С чувством, что его "победа" обернулась пирровой. С синяком на совести (и на шее Алисы). И с отчетом Светы в руках, который надо было подписать. "Дивиденды... ну да. Физические – были. А моральные... банкрот".

Кот Философ запрыгнул на тумбочку и стал вылизывать лапу, глядя на хозяина.
"Что, Философ? Говорил я – 'сложный актив'. Рискованный. Теперь вот... репутационные издержки. И Светка трещать будет по всему банку," – пробормотал Артем, наливая себе кофе. Кот муркнул, как будто говорил: "А я предупреждал? Нет. Но теперь знаешь. Колесо Сансары иногда давит не только 'булочек', но и тебя самого. Искусство развода требует жертв, банкир".

Финал Главы:
Алиса шла по улице. Шелк платья казался ей теперь погребальным саваном. Синяк на шее пылал. "Перформанс... Да. Я была его вечерним развлечением. 'Сложным активом' для покорения. А он... режиссером моего унижения". Она поймала свое отражение в витрине. "Дура. Сама виновата. Поверила в 'особенность'. В 'связь'. А он... он просто собирал коллекцию. И я попала в нее. Как та рыжая клякса на стене". Она резко дернула воротник платья выше, скрывая синяк. "Просто искусство, Алиса. Просто... жизнь".

А Артем, подписывая отчет Свете в подъезде, ловил ее ехидный взгляд.
"Артем Игоревич, вы герой! Галеристка! Говорят, она – огонь!" – хихикнула Света.
"Работа, Света, работа," – отрезал Артем, чувствуя, как гадливость к себе достигает апогея. "Искусство развода завершено. Точка. Следующая 'картина' на очереди". Но мысль о новой "охоте" почему-то не радовала. Только кот Философ, свернувшийся у его ног, мурлыкал что-то утешительное: "Ничего, банкир. Вечером новая 'булочка'. И колесо... оно же должно крутиться. Просто в следующий раз... будь осторожнее с 'сложными активами'. Или не будь. Все равно проиграешь. Сансара, детка".


Глава 4: Опыт и Ностальгия, или Роман с Просроченной Акцией в Загородном Отеле в фирменном стиле:

Сцена 1: Бутик "Элегия". Первая Встреча. Охота на "Винтажное Вино".

Артем зашел в бутик не потому, что хотел купить шелковый шарф за ползарплаты. Он зашел, потому что увидел ее – Ирину, хозяйку. Через витрину. Она поправляла манекен, и свет софита выхватил ее профиль – гордый, с легкой усталостью в уголках губ, но безупречно ухоженный. "Опа... Кто у нас тут? Лебедь в море синтетики. Лет... 58? Но какая выдержка!" – мысленно присвистнул он.

Мысли Артема:
"Не Катя. Не Алиса. Другой сорт. 'Винтаж'. Дорогой. С историей. Интересно, какая у нее 'история' под этим строгим костюмом? И главное... есть ли там еще 'огонь' в топке?"
"Движения... плавные. Знает цену каждому жесту. Смотрит на клиентов свысока? Нет. С печалью. Как будто видит, что они никогда не оценят эту прелесть по-настоящему. Одинокая королева в своем королевстве тряпок".
"Шея... длинная. Классика. Хочется... оставить на ней след нежности. Или дерзости? Посмотрим".

Он вошел. Звякнул колокольчик. Ирина обернулась. Взгляд – оценивающий, профессиональный. "Костюм – дорогой, но не новый. Лицо – усталое, но с потенциалом. Деньги есть, но не лилось рекой. Интересный экземпляр", – пронеслось у нее.
"Чем могу помочь?" – голос, как хороший коньяк – бархатистый, с терпкостью.
"Честно? Зашел спрятаться от дождя и... потерялся. В этом царстве красоты," – Артем развел руками, улыбаясь виновато-очаровательной улыбкой. "Включи режим 'заблудший щенок с деньгами'".
Ирина чуть смягчилась. "Щенок... лет сорока. Но милый. И глаза... теплые. Не как у этих стерв". "Прятаться от дождя – достойное занятие. Особенно под крышей 'Элегии'," – парировала она, с легкой иронией к себе. "Покажи ему тот пиджак из кашемира. Посмотрим, потянет ли".

Он примерил пиджак. Ирина подошла поправить воротник. Ее пальцы коснулись его шеи. Легко. Профессионально. Но Артем почувствовал едва заметную дрожь. "Контакт! Есть! Топка еще топится!"
"Идет вам. Очень," – сказала она, отступая на шаг, но взгляд задержался чуть дольше. "Плечи... хорошие. Спина прямая. В пиджаке... солидно. Почти как Михаил... Стоп, Ира, не туда!"
"Это потому что вы – волшебница," – Артем поклонился, как галантный кавалер. "Сыграю в 'ностальгию'. Она любит галантность, чувствуется". "Сразу видно – рука мастера. Вы знаете толк не только в тканях, но и в... мужских силуэтах". Он сделал паузу, глядя ей в глаза. "Силуэт... под этим костюмом... Интригует".

Завязался разговор. Не о ценах. О качестве. О том, как трудно найти настоящее сейчас. Артем ловко поддакивал, цитировал Булгакова (заученно, но искренне звучало), вздыхал о временах, когда "мужчины носили шляпы, а женщины – перчатки". "Перчатки... Интересно, она их носит? И что под ними?" – скакали его мысли. Ирина оттаивала. Глаза заблестели. "Он помнит шляпы! И Булгакова! Редкость. Почти... вымерший вид".

Когда дождь кончился, Артем купил дурацкий дорогущий шарф (кот Философ потом будет на нем спать). Ирина дала визитку. "Заходите... если вдруг еще от дождя спрятаться захотится". "Сказала! Дура старая!" – мысленно ругала она себя, но внутри – трепет. "Позвонит? Надеюсь..."

Сцена 2: Телефонный Флирт и "Ностальгический" Уикенд. Подготовка к "Штурму Крепости".

Артем звонил. Не часто. Точно выверенными паузами. Говорил о пустяках с таким вниманием, будто это государственные тайны. Играл роль "ученика", очарованного ее опытом и вкусом.

Мысли Ирины:
"Звонит! Голос... такой теплый по телефону. Спрашивает совета о подарке для дочери! Ответственный отец..."
"Рассказал анекдот про Брежнева! Ха! Молодой, а помнит! Милый..."
"Приглашает на уикенд? В тот старинный отель у озера? Ох... Рискованно. А вдруг... А если... Но так хочется! Как в юности! Один раз живем?" – она согласилась. И тут же побежала к косметологу. "Подтянуть, подкрасить... Может, он и не заметит, что невесте уже не 25?"

Артем готовился иначе. "Крепость 'Опыт'. Штурм требует особой тактики. Никакой нахрапистости. Только пиетет. И намеки на 'общую память' о временах, которых она, возможно, и не застала". Он купил бутылку дорогого армянского коньяка (вычитал, что она любит) и... пластинку с Окуджавой (нашел у букиниста). "Ностальгическая артиллерия. Сработает".

Сцена 3: Отель "Старая Пристань". Вечер Первый. "Ученик" и "Богиня".

Отель был шикарен. Старина, дороговизна, вид на озеро. Ирина – в идеальном платье-футляре цвета бордо. Артем встретил ее в холле, как королеву. Поцеловал руку. "Пахнет дорогими духами... и тревогой. Мило".
"Вы великолепны, Ирина. Озеро меркнет рядом," – он не врал. Она была эффектна.
"Лесть – мое слабое место, Артем," – она улыбнулась, но глаза искали в его взгляде оценку каждой морщинки. "Заметил? Наверное, заметил..."

Ужин. Свечи. Вино. Артем говорил о ней. О ее бутике, как о "последнем бастионе стиля". О ее "невероятном вкусе и мудрости". "Мудрость... да, есть. А вот 'вкус'... сейчас проверим в другом контексте". Он касался ее руки, рассказывая "воспоминания" (выдуманные) о том, как мальчиком видел таких же элегантных дам. "Она тает! Топка раскочегаривается!"

Он поставил Окуджаву на старый патефон в номере (специально попросил администратора). "Ваше поколение... оно понимало толк в настоящем. В чувствах". Музыка поплыла. Ирина закрыла глаза. "Окуджава... Михаил так любил... Ох, Артем..." – слеза дрогнула на реснице. "Он так старается... для меня".

Мысли Артема:
"Бинго! Ностальгическая бомба сработала! Слеза? Отлично. Значит, ворота крепости открыты". Он обнял ее за плечи. Нежно. "Не грустите, Ирина. Красота – вечна. Как эта музыка". "Красота... Ага. Сейчас проверим 'вечность' под этим платьем".

Она не сопротивлялась. Позволила повести себя в спальню. "Боже, что я делаю? Мне 58! А ему... 40! Смешно! Но... его руки... такие твердые. И голос... шепчет такие слова..."

Сцена 4: Ночь. "Освоение Винтажа" и Кот в Мыслях.

Раздевал он ее медленно. С церемонией. Как драгоценную реликвию. "Тело... Ох. Не 25. Но... ухоженное. Дорогое. Следы времени есть, но они... благородные. Как патина". Его пальцы скользили по шелку белья (дорогого, кружевного – она готовилась!). "Грудь... держится. Спасибо, хирурги! Попа... упругая. Фитнес? Или генетика? Неважно. Приятный актив".

Ирина краснела, стеснялась. "Он видит все! Растяжки после сына... Дряблость тут... Ох, зачем я согласилась!" – но его ласки были такими... внимательными. Он целовал не только грудь, но и ту самую растяжку на животе. Шептал: "Шрамы прекрасны. Это жизнь". "Он... не смеется? Он... нравится мне! Очень!" – в ней проснулась давно забытая страсть. Она отвечала – не так раскованно, как Алиса, но с благодарной жадностью увядающего цветка к солнцу. "Еще... вот здесь... Да, Артем, да!"

Мысли Артема в процессе:
"Реагирует! Ого! На мои пальцы... на язык... Звучит... сдержанно, но искренне. Как каминное потрескивание. Уютно".
"Знает, чего хочет! Направляет мою руку... Опыт! Чувствуется! Это вам не Катя-студентка!"
"И главное – благодарна! Как будто я дарю ей молодость. Приятно быть... мессией в постели". Он выложился – ласки, позы, темп. "Винтаж требует бережного обращения, но и полного погружения".

Под утро, когда она уснула, счастливая и утомленная, Артем лежал и смотрел в потолок. "Ну вот, Артем. Освоил еще один сорт. 'Зрелая премиум-линия'. Дивиденды... своеобразные, но есть. Чувство... что обокрал музей? Немного. Но музей был не против". Он усмехнулся. "Колесо вертится. Сансара довольна".

Сцена 5: Утро. Резкое Охлаждение и "Просроченная Акция".

Утро. Артем проснулся первым. Ирина спала. Лицо без макияжа – морщинки, мешки... "Реальность. Суровая. Как отчет о списании безнадежного актива", – подумал он без злобы, но с четким пониманием: *"Миссия выполнена. Точка".

Он встал, принял душ, оделся в деловой стиль (пиджак отлично сел!). Ирина проснулась. Увидела его готовым. Испуг мелькнул в глазах. "Уходит? Уже?"
"Доброе утро, богиня," – он улыбнулся, но это была улыбка "банкира Соколова". Холодная. Вежливая. "Пункт 7а: 'Утро после'. Включаем". "Вам снилось что-то прекрасное. Вы улыбались". "Вру, как сивый мерин".

"Артем... я..." – она хотела сказать "я счастлива", но запнулась, натягивая шелковый халат. "Он стоит, как чуждый. Вчерашнего не осталось..."
"Ирина, простите великодушно," – он взял папку (специально прихватил для антуража). "Пункт 7б: 'Срочные дела'." "Чертов банк! Аврал! Надо мчаться. Кризис, понимаете ли". Он развел руками, изображая беспомощность.

Мысли Ирины:
"Банк? В воскресенье? Ложь! Грубая, пошлая ложь! Я старая дура! Поверила в сказку!" – сердце упало. "Как Катя. Как Алиса. Я – просто 'винтажный экспонат' в его коллекции побед". Стыд и унижение обожгли ее.
"Я понимаю," – сказала она, голос стал ледяным и очень достойным. "Не показывай боли! Не смей!" "Работа есть работа. Вы – деловой человек". "Деловой... Да. Очень 'деловой' в постели".

Артем почувствовал укол... не совести, а досады. "Надо было уезжать ночью. Утро все портит. Эти глаза... как у побитой собаки". Он сделал шаг, чтобы поцеловать ее в щеку. "Пункт 7в: 'Галантное прощание'."
Она отстранилась. Чуть. Но ощутимо. "Не смей прикасаться! Продажный мальчишка!" "Не затрудняйтесь, Артем. Мне тоже надо... в бутик. Инвентаризация". "Инвентаризация разбитых надежд".

Он кивнул. "Финал. Чисто. Без сцен. Как в хорошем отеле". "Тогда... всего доброго, Ирина. Спасибо за... чудесный вечер". "Чудесный... Да. Для тебя".
"Всего доброго," – она повернулась к окну, глядя на озеро. Спина – прямая. Плечи – гордые. Но Артем видел, как дрожит ее рука, сжимая пояс халата. "Уходит. Не оглядывается. Как и положено 'деловому человеку' после сделки".

Сцена 6: Развязка. "Просрочка" и Философский Взгляд на Сансару.

Артем мчался по шоссе. Включил громко музыку – что-то агрессивное, молодежное. "Чтобы вытрать запах ее духов... и этот взгляд". В голове – пустота, знакомая до тошноты. "Ну вот и 'винтаж' освоен. Что дальше? Азиатки? Блондинки ниже 25? Сансара требует разнообразия!" Он открыл Tinder. Стал листать. "Мясной рынок... Но что поделать? Я – покупатель".

Мысли в пути:
"Она держалась молодцом. Достойно. Не разревелась, как Катя. Не орала, как Алиса. Просто... замкнулась. Как раковина. Жалко раковину? Немного. Но кто виноват, что она поверила в 'чудесный вечер'?"
"А тело... было хорошее. Теплое. Опытное. Научила паре трюков... Но 'срок годности' чувствуется. Как у консервов. Нет, спасибо, не на постоянной основе".
"Надо перевести больше в хоспис. Сегодня. Очистить карму. Хотя... какая уже карма? Дно".

В его пустой квартире кот Философ встретил его у двери. Обнюхал ботинки. Поморщился (показалось Артему). "Пахнет... чужими духами. Дорогими. И отчаянием. Опять наломал дров, банкир?" Кот пошел к миске, демонстративно громко хрустя сухим кормом. "Корми меня. Это единственное, что ты умеешь делать честно".

Финал Главы:
Ирина стояла в своем пустом бутике. Вечер. Закрыто. Она смотрела на тот самый пиджак, который он примерял. "Дура. Старая, наивная дура. 'Чудесный вечер'... 'Винтажное вино'... А он просто коллекционер. И я попала в его коллекцию 'экзотики' – 'бабка, которая клюнула'." Она сняла пиджак с вешалки, прижала к лицу. "Пахнет им? Нет. Пахнет глупостью. И одиночеством". Она убрала пиджак в самый дальний угол склада. "Под замок. Как и сердце. Окончательно".

А Артем, сидя на диване с ноутбуком, переводил крупную сумму на счет "Фонда 'Светлячок'". На экране – фото улыбающихся детей из хосписа. Лицо Артема было напряженным, серьезным. "Хоспису – да. Ирине – нет. Логично? Нет. Но так работает мое колесо. Сансара, детка". Кот Философ запрыгнул ему на колени, перегородив экран. "Муррр..." – его желтые глаза смотрели прямо в душу. "Цена 'винтажного вина' – еще одна порция стыда и денег в хоспис? Дорогое вино, банкир. Очень дорогое. И ты это знаешь". Артем отмахнулся, но погладил кота. Холодная пустота внутри не уходила. Tinder на экране казался вдруг пошлым и бесконечно тоскливым.




Глава 5: Грань Риска, или Восточный Экспресс с Проблемами на Борту в фирменном стиле:

Сцена 1: Закрытая Вечеринка в Loft "Nirvana". Первый Взгляд на "Экзотический Фрукт".

Дым коромыслом. Техно-музыка, бьющая в грудь, как пьяный кузнец. Дорогие коктейли, пафосные рожи – стандартный набор "элитной" тусовки. Артем скучал. "Очередной зоопарк гламурных приматов. Сансара, дай мне хоть что-то... острое!" – мысленно зевал он, разглядывая очередную блондинку с накачанными губами.

И тут он ее увидел. Айгюль. "Бинго! Экзотика!"

Мысли Артема:
Черные волосы – как ночь. Глаза – миндальные, как у разъяренной кошки. Или у хитрой лисицы? Тело... Ого! Плавные линии, но с огоньком. Как восточная сабля в шелковых ножнах".
"Одежда... не 'богатая дура'. Стиль. Этника какая-то. Татарка? Азербайджанка? Неважно. Главное – не местная. Значит... интересный опыт гарантирован. И проблемы тоже, скорее всего".
"Идет одна. Смотрит свысока. Но в глазах... азарт? Или тоска? И то, и другое – горючее для моей печки".

Он подошел к барной стойке рядом. Заказал два коктейля – себе и... ей. "Загадочной незнакомке, которая явно потерялась среди этих... пингвинов," – улыбнулся он, протягивая бокал.
Айгюль удивленно подняла бровь. "Наглый. Но не пошлый. И глаза... карие, как у хорошего коньяка. Опасные. Интересно..." – "Пингвины? Ха! Точно подметили," – она взяла бокал. Голос с легким акцентом – медом и перцем. "Татарка! Угадал!" – ликовал Артем.

Сцена 2: Игра в "Открытые Карты" и Призрак Мужа.

Они болтали. Артем включил режим "интересный слушатель с потайной дверцей". Айгюль оказалась умной, язвительной, с бешеным темпераментом, проглядывающим сквозь светскую оболочку. "Огонь! Настоящий! Сейчас вырвется!"

Мысли Айгюль:
"Банкир? Скучно. Но... харизматичный. Шутит смешно. Смотрит... как будто видит меня насквозь. И не боится. Большинство боятся... из-за Рамиля".
"Рассказать про 'открытые отношения'? Рискнуть? А почему нет? Он не похож на сплетника. И... очень уж симпатичный этот его развратный ротик".

"Мой муж... Рамиль," – вдруг сказала она, наблюдая за его реакцией. "Скажет 'ой, извините' и свалит? Проверка".
Артем не моргнул. "Муж? Отлично! Значит, драма в комплекте!" – "Ага? И что, Рамиль тоже где-то тут?" – он огляделся с преувеличенной осторожностью. "Ищу кандидата на роль 'разъяренного супруга'".
"Нет. Он... не любит такие тусовки. И не любит, когда я на них бываю," – Айгюль усмехнулась. "Сказала! Дура! Теперь он подумает, что я жалуюсь!"
"Но вы же здесь," – Артем наклонился ближе. "Значит, любите то, что он не любит? Интересная позиция".
"Мы... в открытых отношениях," – выпалила она, чувствуя прилив азарта. "Удивится? Испугается? Сейчас увидим!"
Мысли Артема:
"Открытые отношения? Код для 'муж где-то шляется, а жена не спит одна'. Или наоборот. Идеально! Минимум обязательств, максимум драйва. И главное – 'эксперименты' в ее понимании могут быть... широкими". "Открытые? О, это современно!" – он улыбнулся. "Как открытый перелом. Интересно, но рискованно". "Значит, есть шанс... открыть что-то новое?" – его взгляд скользнул по ее губам вниз.

Сцена 3: Такси, Поцелуи и "Случайный" Звонок.

Они уехали вместе. В такси. Темнота, вибрация машины, остатки коктейлей в крови. Артем не стал ждать. Его рука легла ей на колено. "Колено... горячее. Через тонкую ткань платья. Хороший старт". Айгюль не отодвинулась. Наоборот, придвинулась ближе. "Его рука... твердая. Знает, чего хочет. Как Рамиль... в начале".

Они целовались в такси, как подростки. Страстно, не обращая внимания на водителя. "Губы... полные. Сладкие. И зубы... острые! Черт, чуть не откусила мне губу! Дикарка! Обожаю!" – мысленно смеялся Артем. Его рука полезла под юбку. "Нога... гладкая. И бедро... упругое. А там выше... Ого! Ничего? Смелая!" Айгюль застонала ему в рот. "Сильнее! Не бойся! Я не разобьюсь!"

И тут... зазвонил ее телефон. Мелодия – восточная, тревожная. Айгюль замерла. "Рамиль! Черт! В три ночи! Чует?" На экране – "Мой Лев". Она смахнула вызов. "Не взяла! Молодец!" – подумал Артем. Но через секунду – еще звонок. И еще.
Мысли Айгюль:
"Не бери! Не бери! Испортишь все!"
"А вдруг что-то случилось? С детьми? Нет, с бабушкой..."
"Он убьет! Если узнает... что я не дома... и с ним..." – она в ужасе посмотрела на Артема.

"Прости... Надо ответить. Муж," – она вырвалась, ее голос дрожал. "Трусиха. Но это... добавляет перчинки".
Артем кивнул, делая вид, что все понимает. "Открытые отношения... Ага, щас. 'Лев' на поводке сидит".
Айгюль вышла из такси на пустынной улице. Артем наблюдал в окно. Она говорила быстро, нервно жестикулировала. "Врет. Мастерски. Но голос дрожит. Интересно, что 'Лев' там рычит?" Таксист ехидно ухмыльнулся в зеркало. "Ну и ну, банкир, вляпался!"

Сцена 4: Квартира Айгюль. "Эксперименты" и Тень "Льва".

Она вернулась. Бледная, но с решимостью в глазах. "Все. Теперь все равно. Уже наврала. Так что... хоть повеселюсь!" – "Поехали. Ко мне. Быстро," – приказала она.
Мысли Артема:
"К ней? Риск! А если 'Лев' домой вернется? Адреналин! Люблю!" – "Поехали!" – он улыбнулся, как идиот, предвкушая драку и секс.

Ее квартира – смесь восточной роскоши (ковры, низкий столик) и европейского шика. И... повсюду фото мужа. Рамиль. Серьезный, с усами, с глазами, которые, казалось, следили за ними даже со снимка. "Красавец. И явно не 'открытый' тип. Опасно. Но возбуждает!"

Айгюль не стала тянуть. Как будто хотела заглушить страх страстью. Она набросилась на него. "Срывает с меня рубашку! Когти! Дикарка! Отлично!" Они упали на огромный диван. Поцелуи были грубыми, почти болезненными. "Кусается! Царапается! Как пантера! Я в восторге!" – мысленно орал Артем. "Это вам не Ирина с ее церемониями!"

Мысли Айгюль:
"Сильнее! Пусть он почувствует! Пусть Рамиль почувствует через стены! Я живая! Я хочу!"
"Его руки... везде! Знает, как... О Аллах! Такого Рамиль не умеет... никогда не умел..."

Она вела себя раскованно, даже агрессивно. "Покажи ему все! Все, что стеснялась показать Рамилю! Он чужой! Ему можно!" Артем был потрясен и восхищен. "Она готова на все! Эксперименты? Да запросто! Где моя 'восточная невинность'? А, да пошла она!" Они пробовали позы, о которых Артем читал только в запретных пабликах. Айгюль кричала не стесняясь. "Пусть соседи слышат! Пусть весь мир знает, что Айгюль не кукла!"

Сцена 5: Утро. Счет Предъявлен и Бегство Казановы.

Артем проснулся от резкого запаха кофе... и чужого одеколона. "Одеколон? Не ее... Мужской? Охренеть!" Он вскочил. В дверях спальни стоял Рамиль. Невысокий, коренастый, с лицом грозовой тучи. Молчал. Просто смотрел. В руке – не нож, а... смартфон. "Фоткает? Видео? Опа..."

Мысли Артема:
"Трахнул жену. Попался. Варианты: 1) Драка. Суд. Скандал в банке. 2) Шантаж. 3) Побег. Выбираю три!" – он собрался за секунду.
"Доброе утро! Извините, кажется, ошибся дверью!" – Артем улыбнулся идиотской улыбкой, схватив свои вещи. "Штаны! Где штаны?! Вот!" Он рванул к окну (спальня была на первом этаже, он заранее проверил!). "Сансара, дай мне ноги!"

Айгюль вскочила с кровати, закутавшись в простыню. "Рамиль! Я... мы... это не то, что ты думаешь!" – вранье звучало жалко.
"Молчи," – прошипел Рамиль, не отрывая глаз от Артема, который уже открывал окно. "Сволочь! Убегает! Как крыса!"
"Было приятно познакомиться!" – крикнул Артем, вываливаясь в палисадник. Он бежал по утренней улице в носках, с мятыми штанами в руке, как герой похабного анекдота. "Эксперимент удался! Но чек пришел слишком быстро!"

Сцена 6: Разбор Полетов. "Восточный Экспресс" сошел с рельсов.

В своей квартире, отдышавшись, Артем осматривал царапины на спине (отражаясь в зеркале в прихожей). "Дикарка! Но... мастерски. Как тигрица. Опыт незабываемый. Почти стоил инфаркта". Он открыл Tinder. "Что дальше? Блондинка? Брюнетка? Может, индианку? Хотя... после 'Льва' Рамиля – осторожнее с экзотикой".

Звонок. Неизвестный номер. "Рамиль? Шантажист?" – Артем напрягся. Включил громкую связь.
"Артем? Это... Айгюль." Голос – сдавленный, заплаканный.
Мысли Артема:
"Опа. Разборки. Включай 'равнодушие'." – "Айгюль. Привет. Что случилось?" – фальшиво-беспечно.
"Он... он все видел! На камерах! У нас везде камеры!" – всхлипнула она. "Дура! Забыла про камеры! Теперь конец!"
"Камеры?! Значит, есть запись, как я в носках удираю! Шедевр!" – "Ох... Неловко. Но... ты же говорила, отношения открытые?" – напомнил он.
"Он не верит! Он... он выгнал меня! Сказал, позоришь род! И... детей не видеть!" – рыдания. "Дети! Аллах, что я наделала!"
Мысли Артема:
"Дети... Черт. Это уже не игра. 'Открытые отношения' треснули по швам. И виноват... я? Ну, частично". Чувство гадливости к себе вернулось. "Колесо Сансары не просто давит, оно калечит".
"Айгюль... мне жаль," – сказал он, и в голосе промелькнула искренность. "Но что я могу сделать? Прийти и поговорить с 'Львом'? Он мне морду набьет и видео в сеть выложит. Не вариант".
"Ты... ты просто использовал меня! Как вещь!" – крикнула она.
Мысли Артема:
"Да. И ты меня. Мы использовали друг друга. Ты – чтобы досадить мужу, почувствовать себя свободной. Я – для острых ощущений и 'эксперимента'. Честный обмен. Правда, твоя ставка оказалась выше". "Прости, Айгюль. Но ты сама... знала правила," – тихо сказал он. "Хотя какие там правила? Дикарка и Казанова в одной постели – правила пишутся кровью".
Она бросила трубку. Артем долго смотрел на телефон. "Дети... Вот блин. Не думал, что так далеко зайдет". Он пошел к компьютеру. "Хоспису сегодня – двойная порция. Может, хоть чей-то ребенок будет счастливее. Хотя это... вряд ли искупит".

Финал Главы:
Кот Философ запрыгнул на стол и ткнулся мордой в его руку. "Муррр..."
"Что, Философ? Говорил, что с 'экзотикой' надо осторожнее? Не говорил? Но теперь знаю," – Артем погладил кота. "Айгюль... проиграла по-крупному. А я? Я просто удрал в носках. Сансара – она такая. Кого-то давит, кого-то лишь слегка задевает. Мне повезло. На этот раз". Он открыл сайт знакомств. "Ближайшая станция 'Сансары' – 'Безопасная Блондинка'. Без мужей-львов. Без камер. Идеально". Но щемящее чувство вины за плачущую Айгюль и ее детей не уходило. Даже кот Философ, мурлыкающий на коленях, казалось, судил его: "Побег не отменяет счета, банкир. Карма – не хоспис, туда просто так не переведешь. Запомни этот 'восточный урок'."


Глава 6: Призрак Семьи, или Воскресенье с Пробоиной в Душе в фирменном стиле:

Сцена 1: Утро. Вокзал. Встреча с "Активом Высокой Ликвидности".

Артем стоял на перроне, морщась от утреннего солнца и вчерашнего коньяка (после истории с Айгюль требовалась дезинфекция). В кармане жужжал телефон – Tinder, как назойливая муха, предлагал новых "булочек". Он игнорировал. "Сегодня выходной. Сегодня... дочка". Мысль об Алисе вызвала странную смесь тепла и гнетущей тяжести.

Мысли Артема:
"12 лет. Уже не ребенок, еще не подросток. Этап 'неловкие вопросы'. Господи, дай сил".
"Бывшая (Лена) смотрела на него, как на прокаженного, передавая Алису. Справедливо. Но все равно... гадко".
"Надо выключить 'Казанову'. Включить 'Папу'. Только вот батарейка села...".

Поезд подкатил. И среди толпы – она. Алиска. Высокая, нескладная, как жеребенок. В разноцветных косичках (явно сама заплела), в смешной кофте с единорогами. Увидела его – лицо озарилось солнцем. "Пап!" – и бросилась, чуть не сбив с ног.

Мысли Артема:
"Ого! Выросла! До подбородка! И кофта... боже, как ярко! Слепит, как совесть". Он подхватил ее, закружил. "Легкая! Пахнет детским шампунем и... Лениными духами. Чужая уже немного". "Привет, солнышко! Вымахала!" – засмеялся он, и смех звучал чуть хрипло от неожиданной нежности.
Мысли Алисы:
"Папа! Настоящий! И не в костюме! И обнял! Ура!" – "Пап, ты щекочешься!" – заверещала она. "А еще он пахнет... кофе? И чем-то другим. Горьким. Но все равно лучший!"

Сцена 2: Квартира. Завтрак и Кот-Предатель.

Квартира мгновенно наполнилась грохотом, смехом и вопросами. "Пап, а кто это?!" – Алиса тыкала пальцем в котэ.
"Это Философ. Мудрец и бездельник," – представил Артем. Кот оценил гостью желтым взглядом, подошел, потрелся об ноги. "Мурр... Дитя. Пахнет искренностью. Редкий аромат в этих стенах".
"Он меня любит!" – обрадовалась Алиса. "Папин кот меня любит! Значит, папа тоже!"
Мысли Артема:
"Предатель. Со мной так не трется. Хотя... сегодня трется. Чует 'папин' статус и надеется на лишнюю сосиску".

Артем полез готовить завтрак. "Блинчики? Оладьи? Яичница? Сансара, я же банкир, а не повар!" Он устроил в кухне ад: мука на полу, пригоревшее масло, первый блин комом (в прямом смысле упал на лапу Философу, вызвав возмущенное "Мяу!").
Мысли Алисы (наблюдавшей за адом):
"Папа смешной! Все роняет! Но старается! Мама так не роняет... но и не смешит так". "Пап, давай я помогу! Я умею мешать!" – она схватила венчик, брызги теста полетели на стены и на Философа (еще одно "Мяу!"). "Весело! Как в мультике!"

Ели блинчики (половина – комья, половина – угли). Алиса уплетала за обе щеки. "Папины блинчики самые лучшие! Даже если черные!"
Мысли Артема:
"Врет, как сивый мерин. Но так мило... Тепло на душе. Настоящее. Не как после тех... 'булочек'". Он ловил ее доверчивый взгляд и чувствовал... стыд. "Она верит, что я 'лучший'. А я... кто я? Коллекционер женских тел и донор хосписа. Отличный папа".

Сцена 3: Парк. Прогулка с Призраком Прошлого.

Они гуляли в парке. Алиса неслась впереди, крича: "Пап, смотри! Белки!". Артем шел следом, пытаясь отвязаться от мысли о вчерашнем звонке Айгюль. "Дети... ее дети. Не видят мать. А моя... бегает тут. Несправедливость".

Мысли Алисы:
"Папа задумался. О чем? О работе? Хочу, чтобы он думал обо мне!" – "Пап, купи шарик! Вот тот, с котиком!" – она потянула его за рукав.
Он купил. Огромный, розовый, с улыбающейся мордой кота. "Почти как Философ, только веселее".
Мысли Артема:
"Шарик. 500 рублей. 'Актив' мгновенного обесценивания. Но ее глаза... стоят миллион". Он привязал шарик к ее запястью. "Только не улети... как все хорошее".

Они катались на лодке. Алиса болтала без умолку: школа, подруги, ненавистная математика. Артем слушал, кивал. "Она так похожа на Лену... те же ямочки на щеках, когда смеется. Только Лена уже не смеется со мной". Внезапная волна ностальгии накрыла его. "Семья... Настоящая. Была же. Разрушил. Идиот".

"Пап, а у тебя есть девушка?" – вдруг выпалила Алиса, глядя на воду. "Вопрос! Мама говорила: 'Папа любит много теть'. Почему? Разве нельзя любить одну?"
Артем поперхнулся. "Саботаж! Диверсия! Откуда вопрос?!"
Мысли Алисы:
"Покраснел! Значит, есть! Интересно, какая она? Добрая? Красивая? Как мама?"

"Ну... знаешь, Алис," – начал он, отчаянно соображая. "Взрослые иногда... встречаются с разными людьми. Дружат". "Врешь. Скверно врешь".
"А ты с кем-нибудь... дружишь? Серьезно?" – не отставала она. "Хочу, чтобы он был счастлив! Но... чтобы мама тоже была счастлива. Сложно..."
Артем увидел ее искренний, пытливый взгляд. "Она не подкапывается. Она... беспокоится? Черт". "Серьезно – это когда как ты с мамой? Пока нет, солнышко. Пока я... в поиске". "Истинная правда. Вечный поиск... чего?"
"А ты найдешь! Ты же лучший!" – уверенно заявила Алиса, и шарик-кот весело подпрыгнул. "Папа найдет самую лучшую! И мы будем все вместе! Как раньше!"
Мысли Артема:
"Удар ниже пояса. 'Лучший'. 'Как раньше'. Пустота внутри вдруг загудела, как рана". Он потрепал ее по косичкам. "Конечно, найду. Самую-самую". "Самую... на одну ночь. Или на неделю. Сансара, прости меня перед дочкой".

Сцена 4: Вечер. Пицца, Фильм и Трещина в Броне.

Вечер. Пицца (заказанная, его кулинарный подвиг ограничился блинчиками). Мультик. Алиса прижалась к нему на диване, Философ устроился у нее на коленях, мурлыкая как трактор. "Мурр... Дитя теплое. И пиццу может уронить. Перспективно".

Артем обнял дочь. Чувствовал ее тепло, доверчивую тяжесть головы на плече. "Вот оно. Мир. Покой. Никаких 'Львов', галеристок, винтажных искусительниц. Просто... дочка". Он закрыл глаза. Усталость навалилась как мешок цемента. Не физическая. Душевная.

Мысли Алисы:
"Папа устал. Молчит. Грустный? Может, потому что я спросила про девушку?" – она робко потянула его щеку. "Шершаво. Папина щека". "Пап, тебе грустно?"
Мысли Артема:
"Грустно? Да, черт возьми, грустно. Потому что завтра она уедет. Потому что я не 'лучший'. Потому что эта тишина с ней – единственное настоящее за последние... годы?" Он прижал ее ближе. "Нет, солнышко. Просто... рад, что ты здесь. Очень рад". "Полправды".

Сцена 5: Отъезд. "Актив" Утекает Сквозь Пальцы.

Утром Лена забрала Алису. У подъезда. Короткий кивок. Холодное "Спасибо". Алиса махала ему из машины. Шарик-кот (переживший ночь!) весело болтался за стеклом. "Уехала. Забрали. Мой 'актив высокой ликвидности' – в чужих руках".

Мысли Алисы:
"Папа стоит один. Как будто... потерялся. Надо махнуть сильнее! Чтобы он запомнил!" – "Пап, приезжай! И найди хорошую тетю! Самую лучшую!" – крикнула она в окно.
Мысли Артема:
"Самая лучшая... Она о них и не знает. И слава богу". Он махал, улыбался. "Улыбнись, Казанова. Это же дочь смотрит". "Обязательно найду! Береги шарик!" – крикнул он в ответ. Машина тронулась. Шарик весело подпрыгнул... и сорвался с запястья! Улетел в серое московское небо. "Символично, черт возьми".

Сцена 6: Пустая Квартира. "Ликвидация" Остатков Семьи и Звонок Сансары.

Он вернулся в квартиру. Тишина ударила по ушам. Гулкая. Мертвая. На диване – вмятина от Алисы. На полу – крошка от пиццы. Философ сидел посреди комнаты, укоризненно глядя на улетевший шарик в окно. "Мяу? (Где мой источник тепла и падающей еды?)"

Мысли Артема:
"Улетел шарик. Уехала дочь. Остался я... и Философ. И хоспис. И Tinder". Пустота внутри расширилась, заполнив все. Знакомая, но сегодня особенно тошнотворная. Он подошел к бару. "Коньяк? Нет. Сегодня... не поможет".

Он увидел забытую Алисину заколку – яркую, в виде единорога. Поднял. "Единорог... Мифическое существо. Как и 'настоящая семья' для меня теперь". Он положил заколку на полку, рядом с фото дочери. "Музей утраченного счастья. Один экспонат".

Философ подошел, потерся о ноги. "Муррр... Тяжело, банкир? Пусто? Знаешь верное средство – новая 'булочка'. Быстрая. Без вопросов про девушек. Сансара зовет!"
Артем взял телефон. Tinder загорелся десятками уведомлений. Молодые, красивые, доступные. Он открыл приложение. "Кто тут у нас? Маша... Катя... Оля... Все мило. Все... одинаково безлико на фоне этой пустоты".

Мысли Артема:
"Алиса сказала: 'Найди самую лучшую'. А что, если... перестать искать? Хотя бы на сегодня?" – дикая мысль. Он отшвырнул телефон. "Не сегодня, Сансара. Сегодня я... устал".

Он подошел к компьютеру. Зашел на сайт хосписа. Фото детей. Улыбки, несмотря на боль. "Сашенька... хуже? Нет, стабильно тяжело". Он перевел деньги. Больше обычного. "Пусть хость кто-то будет счастлив. Пусть у кого-то будет шанс". Но чувства облегчения не было. Только тяжесть. И образ улетающего розового шарика.

Философ запрыгнул ему на колени, перекрыв экран. "Муррррррр..." – длинно, утробно, как будто говорил: "Деньги – в хоспис. Дочь – у бывшей. Любовь – в Tinder. А ты где, банкир? В пустоте. И я с тобой. Пока ты кормишь. Это наша Сансара. Крутись, не крутись". Артем обнял кота, прижал к лицу. Шершавая шерсть, теплое мурлыканье. Маленький островок живого тепла в океане фальши и одиночества. На сегодня этого хватило. Завтра... завтра колесо снова закрутится. Оно всегда закручивается.


Главу 7: Столкновение, или Когда Булочка с Динамитом Приходит в Офис в фирменном стиле:

Сцена 1: Банк "Стабильность". Утро. Идеальная Маска.

Офис гудел, как улей из стекла и стали. Артем Соколов шел по коридору – безупречный костюм, безупречная осанка, безупречно холодное лицо. "Риск снижен, отчет принят, коллеги почтительно косятся. Статус 'непробиваемого профи' – подтвержден. Сансара сегодня благосклонна", – констатировал он внутренне, поправляя галстук. В кармане пиджака лежала забытая Алисина заколка-единорог – талисман против пустоты.

Мысли Артема:
"Совещание в 11. Надо подготовить цифры. Игнатью будет докладывать – парень талантлив, но зелен. Надо подстраховать".
"После работы... Марина? Та самая тихая библиотекарша из Tinder? Милая, не претенциозная. 'Безопасная булочка'. То, что надо после Алисы".

Он зашел в отдел кредитных рисков. Его личный "аквариум" – стеклянный кабинет. Сегодня он казался ему крепостью. "Здесь я – король. Здесь порядок, цифры, контроль. Никаких шариков, слез и кошек-философов". Он сел, запустил компьютер. Экран загорелся графиками. "Мой мир. Предсказуемый. Безопасный".

Сцена 2: Коридор. Взрыв из Прошлого.

Он вышел за кофе. Автомат в конце коридора. Шел мимо приемной, где толпились клиенты. И вдруг... услышал голос. Знакомый. С хрипотцой. С ноткой отчаяния, пробивающейся сквозь усталость.

Мысли Артема:
"Голос... Где я его слышал? Бар? Кофейня? Не..." Он обернулся. И замер. У стойки менеджера по розничным кредитам стояла... Катя. Та самая. Официантка из "Модуля". Булочка №1. Но не та робкая Катя с челкой. Эта была... другая. Похудевшая, с темными кругами под глазами, в дешевом, но чистеньком пальто. Она что-то горячо доказывала менеджеру, Марине (не библиотекарше, а его коллеге).

Мысли Кати:
"Отказали! Снова отказали! А я так надеялась... На ремонт в маминой комнате. На лекарства. Дура! Надо было молчать о прошлой работе! 'Нестабильный доход'... А что я могла? После того как..." – ее взгляд метнулся по коридору и... воткнулся в Артема. Сначала не узнала. Потом... узнала. Глаза расширились. Побледнела. Покраснела. "Он! Сволочь! В костюме! Как сыр в масле! А я..." Накопившаяся злость, унижение, отчаяние – все смешалось в один коктейль, крепче любого из "Модуля".

Артем почувствовал, как земля уходит из-под ног. "Катя?! Здесь?! В МОЕМ банке?! На кредит?! Сансара, это не смешно!" Он инстинктивно сделал шаг назад, к своему "аквариуму". "Не видела. Не видела. Пронесет..."

Но Катя уже шла к нему. Быстро. Целенаправленно. Как торпеда. "Видела! Охренеть!"

Сцена 3: Сцена. "Булочка" Против "Железного Банкира".

"Артем?! Артем Соколов?!" – ее голос звенел, резал тишину офиса. Все головы повернулись. Даже клиенты у стойки замерли.
Мысли Артема:
"Тишина. Все смотрят. Маска! Надень маску!" Он выпрямился, натянул на лицо вежливую, слегка недоуменную улыбку "начальника". "Катя? Катя, здравствуйте! Какими судьбами?" – голос ровный, холодный. "Отбой! Отбой! Не подходи!"

Но она подошла. Очень близко. Глаза горели.
Мысли Кати:
"Здравствуйте?! Как в цирке?! А помнишь, как ты 'здравствуй' говорил у меня в постели? Помнишь, как обещал 'позвонить'?!" – "Какими судьбами?!" – она фальшиво рассмеялась, и смех звучал истерично. "Да вот, жизнь завела! В ваш престижный банк! Кредит получить! На маму! А мне... отказывают!" Она ткнула пальцем в сторону менеджера Марины, которая замерла с открытым ртом.

"Катя, я понимаю ваше расстройство, но..." – начал Артем, пытаясь взять ее под локоть и отвести в сторону. "Увести! Быстро! В кабинет! Любой ценой!"
Она вырвалась. Громче. Намеренно громче. Чтобы слышали все.
"Не трогай меня! Ты уже потрогал достаточно! В тот вечер! И на утро! Помнишь? 'Как-нибудь позвоню'?!" – ее голос сорвался. "Сказала! Вырвалось! Теперь всё!" Слезы брызнули из глаз. "Я тебе верила, дура! А ты... ты использовал и выбросил! Как мусор!"

Мысли Артема:
"Мусор... Да. Именно так. Но не здесь! Не при них!" – "Катя, вы несправедливы! Мы просто... приятно провели время!" – он изобразил благородное возмущение. "Врешь. Скверно врешь. И все это видят".
"Приятно провели время?!" – Катя закричала так, что стекла, казалось, задрожали. "А для меня это было... важно! Я думала... Ох, какая же я дура!" Она полезла в сумку. "Вот! Вот твои 'приятно проведенное время'!" – и швырнула ему под ноги... пачку пятисотрублевок. Те самые, что он оставил ей на стойке бара как "щедрые чаевые" перед их кофе. "Забери! Мне не нужны твои подачки! Я не проститутка!"

Купюры рассыпались по идеально чистому полу. Тишина стала гробовой. Все смотрели: коллеги, клиенты, охранник у двери. Артем почувствовал, как горит лицо. Не от стыда. От ярости. "Сука! Устроила цирк! В моей крепости!"

Мысли Кати:
"Что я наделала? Позор! Но... зато он тоже опозорен! Пусть знает!" – "Простите... я..." – она вдруг сникла, всхлипнула, закрыла лицо руками и бросилась к выходу. "Бежать! Быстрее!"

Сцена 4: Послевзрывная Тишина. Трещина в Крепости.

Она ушла. Дверь захлопнулась. В коридоре остались: рассыпанные деньги, оглушительная тишина и Артем, стоящий посреди этого позора. Он медленно наклонился, стал собирать купюры. Руки дрожали. "Собрать 'доказательства'. Быстрее. Пока не сфотографировали".

Мысли коллег (читаемые по взглядам):
"Ого... Соколов... и официантка? Скандал!" (Молодой аналитик)
"Использовал и выбросил? Классика. Но чтобы в офисе..." (Старшая менеджер, скептически)
"Бедная девчонка... И ведь правда, сволочь" (Секретарша Оля, с сочувствием к Кате)
"Репутация... трещит по швам. Интересно, как он выкрутится?" (Заместитель начальника отдела, оценивающе)

"Артем Игоревич, все в порядке?" – подошла менеджер Марина, бледная как мел. "Она... это просто истеричка! Не обращайте внимания!"
Артем встал, сжав в кулаке смятые купюры. "Маска! Держи маску!" Он заставил себя улыбнуться. Легко, с долей усталого снисхождения. "Ничего страшного, Марина. Увы, у всех нас бывают... неадекватные поклонники. Работаем дальше". "Поклонники?! Блестяще, Соколов! Превратил трагедию в фарс!"

Он развернулся и пошел к своему кабинету. Спина – прямая. Шаг – уверенный. Но он чувствовал на себе десятки глаз. "Шпили, иголки. Сплетни поползут, как тараканы. 'Железный Соколов' дал трещину". Внутри бушевал ад: ярость на Катю, страх за репутацию, жгучий стыд и... странное чувство вины. "А ведь она на маму... кредит просила. Черт".

Сцена 5: Кабинет. Звонок Сансары и Философский Подтекст.

Он захлопнул дверь кабинета. Прислонился к ней. Дышал, как после марафона. "Крепость пала. Или... дала течь. 'Неадекватные поклонники'... Хреново звучит. Но лучше, чем правда". Он бросил смятые купюры в ящик стола. "500 рублей. Цена позора. Дешево".

На столе замигал рабочий телефон. Внутренний. Начальник отдела, Петр Сергеич. "Опа. Уже доложили. Сансара не дремлет".
"Артем? Это Петр Сергеич. Зайди ко мне. Минут через пять. Обсудим... текущие вопросы". Голос ровный, но без обычной теплоты. "Вопрос один: 'Что это было, Соколов?'"
"Конечно, Петр Сергеич. Сейчас подойду," – Артем проглотил ком. "Совещание отменяется. Теперь главное совещание – с боссом".

Он подошел к окну. Москва кипела внизу. "Вот он, твой идеальный мир, Артем. Трещина. И кто виноват? Катя? Нет. Ты. Твои 'булочки'. Твое 'колесо'". Он достал из кармана заколку-единорога. "Алиса... что бы она подумала? 'Пап, ты же лучший!'...". Горечь подступила к горлу.

Вдруг его личный телефон завибрировал. Не Tinder. Не работа. Хоспис. Мелодия – та самая, детская, грустная. Артем вздрогнул. "Сашенька... Середина дня. Не к добру". Страх за девочку мгновенно перебил все остальное. Он схватил трубку.
"Да? Артем Соколов. Что с Сашенькой?" – голос сорвался, выдав тревогу.
"Артем Игоревич, не пугайтесь," – голос медсестры, усталый, но спокойный. "Просто... у нее сегодня день рождения. Она просила передать вам спасибо за подарки. И... нарисовала открытку. Хотели отправить, но вы адрес не оставляли..."
Мысли Артема:
"День рождения... Открытка... Она помнит меня...". Облегчение смешалось с новой волной стыда. "Она рисует открытки. А я... я разбрасываю пятисотрублевки перед оскорбленными любовницами". "Я... я заеду. Вечером. Заберу открытку. И... торт привезу". "Торт? Откуда это? Но... надо".
Он положил трубку. Посмотрел на заколку в руке. На фото Алисы. На часы. "Совещание с боссом. Хоспис вечером. Сансара не дает передышки". Он глубоко вздохнул, поправил галстук (щит пополам), и вышел из кабинета. Навстречу Петру Сергеичу. Навстречу последствиям. Колесо, треснувшее от удара "булочки", все еще крутилось, но теперь скрипело на всю вселенную.

Финал Главы:
За стеклянной стеной офиса, в уютной кофейне напротив, за столиком сидела Вероника. Психолог. Она наблюдала за сценой в банке – как Катя кричала, как Артем собирал деньги, как он стоял потом за стеклом своего кабинета – напряженный, с лицом человека, только что пережившего крушение. Она не слышала слов, но язык тела был красноречивее любых речей. "Боль. Гнев. Стыд. И... беспомощность. Интересный пациент. Сложный клубок", – подумала она, делая пометку в блокноте. "И что он делает теперь? Идет на важную встречу? Интересно, какая маска сейчас на нем..." Она не знала, что через пару дней их пути пересекутся официально. Но уже сейчас этот "железный банкир" с трещиной в броне вызвал у нее не праздное любопытство, а профессиональный интерес. И легкую жалость. Колесо Сансары, казалось, подвело к ее дверям нового, очень необычного клиента.


Главу 8: Тайное Милосердие, или Искупление в Полночь под Мурлыканье Свидетеля в фирменном стиле:

Сцена 1: Офис. Полночь. Царство Тишины и Гулких Мыслей.

Офис банка "Стабильность" после полуночи – инопланетный пейзаж. Мертвый свет неоновых лент, тишина, нарушаемая лишь гудением серверов и скрипом его собственного кресла. Артем остался один. Петр Сергеич "обсудил текущие вопросы" – вал ледяного прагматизма: "Соколов, личная жизнь – личное. Но в стенах банка – это репутация банка. Инцидент исчерпан, но... будьте аккуратнее". "Исчерпан... Ага. Как будто Катя не разлила по всему коридору мой позор. Будьте аккуратнее... Как будто я ловлю бабочек, а не 'булочки'!"

Мысли Артема:
"Пустота. Знакомая. Но сегодня... она гуще. Как смог после взрыва. Взрыва моей дурацкой 'игры'". Он откинулся в кресле, потянулся. Боль в спине (от напряжения) и в душе (от всего). "Сашенька... день рождения. Торт. Надо заехать. Хотя бы для нее быть... человеком?".
"Вероника... та психолог. Завтра встреча. Что я ей скажу? 'Доктор, у меня зависимость от женщин и совести'? Ха!" – горькая усмешка. "Скажу, что ищу 'идеальную'. Как все".

Сцена 2: Монитор. Зеленые Цифры и Кроваво-Красный Счет.

Он запустил служебный ноутбук. Экран вспыхнул холодным светом. Графики, отчеты, цифры... Его мир. Предсказуемый. Контролируемый. "Здесь я – бог. Бог кредитных рисков. Могу одобрить. Могу раздавить. Сансара в цифрах". Он открыл личный кабинет клиента. Свой. "Проверить баланс. Сколько 'гуманитарной помощи' потянет бюджет 'Казановы' сегодня?"

Мысли Артема:
"Зарплата. Премия (несмотря на скандал, Петр Сергеич – прагматик). Проценты по вкладам... Сансара, спасибо за малые милости". Он листал счета. И тут взгляд упал на тот счет. Не его. "Фонд 'Светлячок'".

Мысли Артема (механически):
"Перевести. Как всегда. Две средние зарплаты? Или три? Сегодня... три. За Сашеньку. За ее открытку. За то, что она помнит". Его пальцы привычно застучали по клавиатуре. Сумма. Подтверждение. СМС с кодом... "Искупление куплено. Временно".

Сцена 3: Вспышка Памяти. Больница и Запах Антисептика.

Экран мигнул: "Перевод выполнен успешно. Сумма: 157 430 руб. 00 коп.". Зеленые цифры. Успех. Но почему-то не наступило привычное краткое облегчение. Вместо него...

Внезапный кадр-вспышка:
Темнота. Не офисная. Больничная. Густой запах хлорки, лекарств и... страха. Маленькая рука в его руке. Холодная. Липкая. Саша. Не та Сашенька из хосписа. Его Саша. Сестренка. Глаза огромные, полные слез и немого вопроса: "Тема, мне страшно... Я умру?" Ей 9. Ему 14. Он стоит у койки, беспомощный, как прутик против урагана. Лейкемия. Страшное слово, которое он тогда еще плохо понимал, но знал – оно убивает.

Мысли Артема (тогда, 14 лет):
"Почему?! Почему она? Чем я могу помочь? Деньги? У нас нет денег! Папа пьет, мама плачет. Я... ничего не могу!" – чувство жгучего бессилия, стыда, ярости на весь мир.
"Обещаю, Саш... Я сделаю все! Вылечу тебя!" – он шептал ей, сжимая тонкие пальцы. "Врал. Как последний подлец. Знал, что не смогу".

Вернулся в офис: Он сидел, уставившись в экран с зеленым "Успешно". Пальцы вцепились в подлокотники кресла так, что костяшки побелели. По лицу – неожиданная влага. "Слеза? Черт! Откуда?!" Он резко смахнул ее тыльной стороной ладони, как постыдную грязь. "Сопля! 40 лет, а разнюнился! Из-за чего? Из-за давнего сна?"

Сцена 4: Философ-Свидетель и Стирание Грехов.

Тишину офиса вдруг нарушило... мурлыканье. Громкое, настойчивое. Артем вздрогнул, обернулся. На подоконник его кабинета, со стороны темного коридора, запрыгнул Философ. Как он сюда пробрался? Через какую щель? Кот сидел, как сфинкс, и смотрел на него своими желтыми, всепонимающими глазами. "Мурррр? (Плачешь, банкир? Нашел наконец повод?)"

Мысли Артема:
"Чертова тварь! Как привидение! Видел? Наверняка видел слезу! Теперь будет мурлыкать с издевкой!" – "Философ?! Как ты...? Иди отсюда!" – прошипел он.
Кот не ушел. Он спрыгнул с подоконника, подошел, потрелся о его ногу. "Муррр... (Не гони. Я тоже знаю, что такое боль. И стыд. И бессилие)".
Мысли Артема:
"Он... утешает? Или издевается? Или просто холодно?" – неловкое чувство. Он машинально протянул руку, почесал кота за ухом. Философ заурчал громче. "Уррр... (Плачь, если надо. Я никому не расскажу. Я же Философ)".

Артем закрыл глаза. Образ Саши-сестры смешался с образом Саши из хосписа. Одинаковые глаза. Одинаковый страх. Одинаковое бессилие окружающих. "Почему я помогаю им? Чужим детям? Потому что не смог помочь ей? Потому что это единственный способ... не сойти с ума от того, кем я стал? От Кать, Айгуль, Ирин? От этой вечной пустоты?" – мысли путались, как клубок змей.

Он резко открыл глаза. Надо стереть следы. Всегда стирал. Никто не должен знать. Это его стыд. Его слабость. Его единственная искренняя связь с миром, которую он ненавидел и лелеял одновременно. Его пальцы снова забегали по клавиатуре. История браузера – очищена. Кэш – удален. Вход в личный кабинет – завершен. "Чисто. Как будто ничего не было. Ни перевода. Ни слезы. Ни Саши".

Он посмотрел на Философа. Кот умывался, сидя на полу, как ни в чем не бывало. "Ты же видел? Знаешь?" – подумал Артем. Кот поднял голову, лизнул лапу, посмотрел в упор. "Мяу. (Видел. Знаю. Но я – кот. Мне плевать на ваши человеческие игры в искупление. Я просто здесь. Пока ты кормишь)".

Сцена 5: Выход в Ночь. Холод и Вопрос без Ответа.

Артем выключил компьютер. Погас экран. В темноте кабинета остались только его силуэт, силуэт кота и слабый свет фонарей с улицы. Он встал. Броня "железного банкира" была надета, но трещина от Катиного скандала и сегодняшней вспышки боли зияла, как рана. "Хоспис. Торт. Надо ехать. Хотя бы там... быть не сволочью".

Он взял пиджак, накинул. Философ потянулся, зевнул (показав острые клыки) и пошел к двери, ожидая. "Мурр? (Поехали? Там, наверное, пахнет едой. А я свидетель твоих тайн. Имею право на долю)".

Они вышли в пустой коридор. Шаги гулко отдавались. Артем прошел мимо места, где валялись те самые купюры. "Мусор убрали. Как и следы моих 'подвигов'. Но запах позора... остался". Он вышел на улицу. Холодный ночной воздух ударил в лицо. Освежил. Но не очистил.

Мысли Артема:
"Почему я это делаю? Почему трачу кучу денег на чужих детей, когда свою дочь вижу раз в две недели? Почему боль Саши-сестры до сих пор жжет сильнее, чем слезы Кати? Почему я могу быть щедрым анонимом для хосписа и мелочным эгоистом для всех остальных?" – вопросы висели в холодном воздухе, без ответов. Только кот Философ терся о его ногу. "Мурр... (Не парься, банкир. Сансара не требует ответов. Она просто крутится. А мы... просто бежим рядом. Иногда падаем. Иногда плачем. Иногда переводим деньги. Главное – бежать. И кормить меня)".

Он дошел до машины. Философ запрыгнул на пассажирское сиденье, устроился, как хозяин. Артем сел за руль, вставил ключ. Взглянул в зеркало заднего вида. Усталое лицо с тенью детской боли в глазах. "Сашенька из хосписа ждет открытку. И торт. Хотя бы для нее...". Он завел мотор. Рев двигателя заглушил на мгновение гул пустоты и скрип колеса Сансары. Но только на мгновение. Впереди была ночь, хоспис, торт... и вечный вопрос: Кто ты, Артем Соколов? Благодетель? Монстр? Или просто потерявшийся мальчик, который так и не сдержал обещание, данное умирающей сестре? Ответа не было. Была только дорога, холодная ночь и мурлыкающий на пассажирском сиденье свидетель его двойной жизни.


Главу 9: Усталость Бога, или Галерея Теней в Темной Квартире в фирменном стиле:

Сцена 1: Тьма и Звонок Отмены. "Булочка" №... (Кто Там Следующий?) Не Состоялась.

Квартира Артема тонула в кромешной тьме. Он не включил свет. Просто стоял посреди гостиной, как корабль, потерявший ход в беззвездном море. За окном мерцали огни Москвы – чужой, ненужный фейерверк. В руке – телефон. Экран светился мертвенным синим: Марина (Библиотекарь) :(. Под сообщением – его текст: "Марина, прости, форс-мажор. Срочный отчет. Перенесем? Как-нибудь?" Тот самый убийственный "как-нибудь".

Мысли Артема:
"Форс-мажор? Да. Форс-мажор души. Корабль 'Казанова' дал течь и лег в дрейф". Он бросил телефон на диван. Звук казался оглушительно громким в тишине. "Марина... Милая. Тихая. 'Безопасная'. А я... не могу. Просто не могу сегодня притворяться заинтересованным. Не могу слушать про книжки. Не могу... делать вид, что она – 'та самая', когда знаю, что завтра будет другая. Или не будет. Неважно".
"Сансара, я устал крутить твое чертово колесо. Шестеренки заедают. Масло – моя совесть – кончилось".

Он плюхнулся в кресло. Темнота обняла, как старый, нелюбимый, но единственный друг. "Тишина. Наконец-то тишина. Без фальшивых смешков, без обещаний, без утренних разборок".

Сцена 2: Галерея Теней. "Активы" и "Пассивы" на Стенде Позора.

В темноте его взгляд упал на ноутбук на столе. Экран был черным, но он знал, что там внутри... галерея. Галерея его "побед". Фотки из Tinder, WhatsApp, иногда даже случайные селфи после... "Музей моей пошлости. Открыт для одного посетителя. Сеанс – 'Унизительное Саморазоблачение'".

Он не выдержал. Включил ноутбук. Свет экрана выхватил из тьмы его усталое лицо, как прожектор на допросе. Он открыл папку. "Знакомства". И начал листать. Медленно. Болезненно.

Катя (Официантка):
Фото: Улыбка с натянутой радостью в баре. "Челка. Дрожь в руках. Искренний смех... пока я не превратил его в слезы у нее в коридоре банка". Вспомнил ее крик: "Я не проститутка!" и рассыпанные купюры. "Цена 'булочки' – публичный позор. Рентабельность отрицательная".

Алиса (Галеристка):
Фото: На фоне абстрактной мазни, смотрящая свысока. "Шелк. Античные бедра. И этот синяк на шее... и ее ледяное 'перформанс удался'. 'Сложный актив' обернулся репутационным ущербом и чувством... гадости". Вспомнил ухмылку Светки.

Ирина (Винтаж):
Фото: В ресторане отеля, с грустно-счастливым взглядом. "Выдержка. Шея. И ее слова: 'Черствый мальчишка!'. Да. Именно. Мальчишка, играющий в благородного кавалера, пока не надоест". Вспомнил ее сжатые губы в дверях отеля.

Айгюль (Восточный Экспресс):
Фото: Страстная, с полуоткрытыми губами на вечеринке. "Огонь. Когти. И ее рыдания в трубку: 'Детей не видеть!'. 'Экзотика' взорвалась с осколками чужих жизней. Адреналин не стоил чужой боли". Вспомнил бегство в носках и взгляд Рамиля.

Марина (Библиотекарь):
Фото: Скромная, с книгой в парке. "'Безопасная булочка'. И я ее... отменил. Потому что нет сил на даже на безопасную фальшь. На 'как-нибудь'".

Лица мелькали. Улыбки. Взгляды. Тела. Все сливалось в одно пятно – пятно пошлости, цинизма и пустоты. "Коллекция. Полная. Разнообразная. И абсолютно... бессмысленная". Его тошнило. Физически. От себя. От этого парада масок и использованных душ. "Кто они? Не люди. Персонажи моей бесконечной пьесы под названием 'Охота'. А я... режиссер-недоучка, который забыл, зачем ставит спектакль".

Сцена 3: Философ и Запах Тошноты. "Рентабельность Души".

В темноте раздалось шуршание. Потом тихое "Мяу?". Философ. Кот подошел, прыгнул на подлокотник кресла. Уткнулся холодным носом в его руку. "Муррр? (Тошнит? Сам виноват. Зачем смотришь на эти картинки? Лучше посмотри на меня. Я – проще. Накормил – и я счастлив)".

Мысли Артема:
"Вот она, рентабельность, Философ! 'Активы' (удовольствие, азарт, мимолетная теплота) минус 'Пассивы' (стыд, пустота, разбитые жизни, риск) равно... глубокий минус. Банкротство души. Пора объявлять себя неплатежеспособным". Он потянулся к коту, сжал его шерсть в кулаке. Философ терпеливо мурлыкал. "Уррр... (Держи, банкир. Я твой якорь в этом шторме блевоты)".

Артем закрыл ноутбук. Темнота снова воцарилась. Но тошнота не уходила. Она стояла комком в горле. "И зачем? Ради чего? Ради этих пяти минут триумфа? Ради ощущения, что ты – 'бог', который может завоевать любую? А потом... пустота. Каждый раз. Глубже. Грязнее". Он вспомнил единственное утро, когда пустоты не было – с Алисой. С ее блинчиками-углями, смехом и доверчивыми глазами. "Идиот! Променял это на... это?"

Сцена 4: Звонок. Луч из Прошлой Жизни.

И тут зазвонил телефон. Не Tinder. Не работа. Лена. Бывшая жена. Фото Алисы на экране светилось в темноте, как маяк.

Мысли Артема:
"Лена? В этот час? Алиса?! Что-то случилось?!" – паническая мысль пронзила апатию. Он схватил трубку. "Лена? Что? Алиса?!" – голос сорвался, выдал дикий страх.
"Успокойся," – голос Лены был ровным, усталым, без привычной колкости. "Не Алиса. Слава богу". "Алиса в порядке. Спит. Это... насчет поездки в лагерь. Ты обещал купить ей новые кроссовки. Какие размер? И цвет? Она просила что-то... ядовитое". В голосе – тень старой, почти забытой интонации. Не вражды. Просто... дела.

Мысли Артема:
"Кроссовки! Ядовитые! Боже, какое облегчение!". Он проглотил комок. "Она спит. Она в порядке. Она хочет ядовитые кроссовки...". В душе что-то дрогнуло. Теплое. Настоящее. "Размер... 36? 37? Я... не уверен. Куплю оба. Привезу завтра. Пусть выбирает. И... спасибо, что позвонила". "Спасибо? Да за что? За то, что напомнила, что у меня есть дочь? За то, что дала глоток воздуха из настоящей жизни?"
"Ладно. Привези оба. И... не переплачивай. Там в ТЦ 'СпортХаос' акция," – Лена бросила, и бросила трубку. Но без злости. Деловито.

Он сидел в темноте, сжимая теплый после разговора телефон. "Кроссовки. Ядовитые. Надо запомнить. Это важно. Важнее любой 'булочки'. Важнее отчета". На миг тьма отступила. На смену тошноте пришла... дрожь. Дрожь опустошенного человека, нашедшего в руинах единственную уцелевшую ценность.

Сцена 5: Дно. Признание Тупика и Мурлыканье Над Пропастью.

Тепло от звонка быстро растаяло. Оставив после себя... осознание. Глубокое, ледяное.

Мысли Артема:
"Колесо заклинило. Окончательно. Оно больше не крутится. Оно... давит. Меня самого. 'Охота' не приносит даже мимолетного кайфа. Только отвращение. Как к несвежей еде". Он посмотрел в темноту, где лежал телефон с Tinder. "Свайпнуть вправо? Найти 'новую'? Нет. Физически не могу. Как будто меня вырвет прямо здесь".
"Что дальше? Работа? Цифры? Кредитные риски? Там я еще 'бог'. Но бог чего? Пустых графиков? Хоспис? Да. Но это... искупление, а не жизнь. Лена? Алиса? Они... уже не мои. Осколки. Завтра куплю кроссовки. Постою у порога. Уеду. Сансара для них – это мама и школа. Не я".

Он почувствовал себя абсолютно потерянным. Как в 14 лет у постели умирающей сестры. "Бессилие. То самое. От которого я бежал через постели женщин, через власть денег, через ложь себе и другим. И прибежал... к тому же самому. К бессилию. Только теперь оно – старше, циничнее и пахнет блевотиной".

Философ спрыгнул с подлокотника, устроился у его ног, свернувшись клубком. Громко замурлыкал. "Уррррр... (Признал тупик? Молодец. Первый шаг. Теперь главное – не сдохни. Кто меня тогда кормить будет?)".

Артем опустил голову на руки. Темнота снова сомкнулась над ним. Густая. Незримая. Но теперь в ней не было даже злости. Только усталость. Бесконечная, всепоглощающая усталость. И тихий, навязчивый вопрос: "А что, если... сойти с колеса? Но как? И куда? И... кто я тогда буду без своей пошлой, грязной, единственной игры?" Ответа не было. Была только тьма, тихое мурлыканье кота и щемящее воспоминание о ядовитых кроссовках для дочери – крошечном якоре в океане его личного краха. Сансара остановилась. И Артем Соколов, Казанова и Благодетель, застыл на краю, глядя в бездну своего "завтра", в котором не было ни одной "булочки". Только пугающая, незнакомая тишина.

Главу 10: Идеальная? Или Книжный Клуб как Поле Боя для Сансары в фирменном стиле:

Сцена 1: Книжный Клуб "Логос". Пыль Фолиантов и Шок от "Иммунитета".

Артем стоял у двери заведения, напоминавшего скорее библиотеку с чайной, чем клуб. Пахло старой бумагой, дорогим чаем и... спокойствием. "Что я здесь делаю, Сансара?! Коллега Игорь (дурак!) сказал: 'Развейся, Артем! Там умные женщины! Твои, понимаешь?' А я, как идиот, согласился. После 'усталости бога' – в книжный клуб! Гениально!" – внутренний сарказм бил ключом. Он поправил не галстук (сознательно не надел!), а воротник свитера. "Камуфляж 'интеллектуала'. Надеюсь, сработает".

Внутри было тесно, уютно и... чинно. Люди (в основном женщины за 30-40) сидели в креслах, обсуждали что-то с горящими глазами. Игорь махнул ему рукой с дальнего угла. "Предатель. Уже слился с местной фауной".

И тут он ее увидел. Вероника. Ведущая. Или просто активная участница? Лет 35. Не красавица в классическом смысле. Но... "Лицо. Умное. Спокойное. Глаза... Господи, глаза! Смотрят сквозь. Как рентген. И улыбка... не приветственная, а понимающая. Стоп, Артем, это не Tinder! Выключи сканер 'булочек'!"

Мысли Артема при первом взгляде:
"Одежда – простой свитер, юбка-карандаш. Никакого пафоса. Никакого вызова. Но... стильно. Как хорошая книга в твердом переплете".
"Движения – плавные, уверенные. Не кокетливые. Деловые. Но в них... тепло? Или это чайник так парит?"
"Голос, когда она заговорила (о Достоевском, кажется!) – низкий, ровный. Без истеричных ноток. Как коньяк... нет, как крепкий чай. Бодрит и согревает". Он поймал себя на том, что слушает, а не оценивает "товар".

Игорь его подтянул, представил: "Артем, коллега! Банкир, но не скучный! Артем, это Вероника. Наш локомотив и психолог по совместительству!"
Вероника протянула руку. Крепкое, сухое рукопожатие. "Рука... сильная. Не боится контакта". "Артем. Банкиры редко бывают скучными, если копнуть глубже," – улыбнулась она. Взгляд – тот самый рентген – скользнул по его лицу. "Копает уже? Черт!"

Мысли Артема:
"Психолог?! Вот это поворот! Сансара, ты издеваешься? Подсунула не 'булочку', а... специалиста по разбору 'булочников'?" – "Психолог? О, это объясняет ауру... безмятежности," – парировал он, пытаясь включить шарм. "Аура безмятежности? Да я сгнию от напряжения!"
Мысли Вероники (Артем почти увидел их):
"Банкир. Скорпион (Игорь проболтался). Усталый. Очень. Глаза – как после долгого боя. Шарм... включен, но батарейка села. Интересный экземпляр. Надо разобрать". "Безмятежность – это навык, Артем. Как и умение рисковать. Вы ведь знаете о рисках?" – ее улыбка чуть усилилась. "Двойное дно! Намек на банк? Или на жизнь?"

Сцена 2: Игра в Чужую Игру. "Приемы" Дают Осечку.

Обсуждение книги ("Братья Карамазовы", Господи, почему не что-нибудь полегче?) пошло полным ходом. Артем пытался вклиниться. Включил режим "интересный слушатель".
Ход 1: Кивал на реплики Вероники, ловил ее взгляд. "Стандартный флирт-сигнал: 'Я весь внимание!'". Она ловила взгляд, улыбалась... и тут же обращалась к другим: "А что вы думаете, Марина Ивановна?" "Игнор! Тактичный, но игнор!"
Ход 2: Вставил умную цитату (заранее прогугленную!). "Федор Михайлович, выручай!" – "Понимаете, Иван Карамазов – это протест против абсурда мира...". Вероника внимательно выслушала. Кивнула. "Попал?" – "Точное наблюдение, Артем. Хотя, мне кажется, его бунт глубже – против молчания Бога в мире страданий". "Бог... страдания... Да уж, глубже моего гугла". Она не развивала тему с ним, а бросила в зал: "Как вы считаете, современный человек тоже бунтует против 'молчания Бога'?" "Опять мимо! Она использует мои ходы... против меня!"
Ход 3: "Случайно" задел ее руку, передавая чашку чая. "Тактильный контакт! Должен сработать!" Вероника не отдернула руку. Спокойно поправила чашку. "Спасибо. Чай, кстати, отличный. Ассами. Бодрит без лишней тревожности". И... снова к дискуссии. "Она заметила касание! И прокомментировала... чай! Провал!"

Мысли Артема:
"Что с ней не так?! Мои приемы... они не работают! Как сломанный пульт от Сансары! Она видит манипуляцию? Или ей просто... плевать?" – паническое ощущение. "Я здесь как рыба на велосипеде. Глупый, неповоротливый".
"Но... черт, она интересна! Не телом (хотя тело... подтянутое, чувствуется йога или бассейн), а мозгами! Способом мыслить! Как она ловко ведет дискуссию! Как задает вопросы, заставляющие лезть в свою душу!" – парадоксальное восхищение.

Сцена 3: "Разбор Полета" и Паника Под Взглядом "Рентгена".

Клуб закончился. Люди расходились. Артем задержался, помогая Веронике собирать чашки (Игорь сбежал одним из первых, предатель!).
"Спасибо за помощь, Артем," – сказала она, их пальцы снова ненадолго встретились у подноса. "Опять касание! Но я уже не рад. Это минное поле!"
"Не за что. Неожиданно... стимулирующе," – он честно выдал. "Стимулирующе? Да, мозги встряхнул".
"Достоевский – он как ледокол. Ломает лед привычных мыслей," – улыбнулась Вероника. Ее взгляд снова стал пристальным, но не оценивающим, а... изучающим. "Ледокол... Да, мой лед 'Казановы' дал трещину". "У вас... очень проницательный взгляд. Психологический навык?" – рискнул он.
"Навык? Скорее, привычка. Люди – интересные тексты. Иногда с запутанным сюжетом," – она посмотрела ему прямо в глаза. "Текст... Запутанный сюжет... Это про меня? Чувствую себя раскрытой книгой!" – "А я? Я – открытая книга?" – спросил он, пытаясь шутить, но голос дрогнул.
"О, нет!" – она рассмеялось. Звонко. Искренне. "Смех... как колокольчик. Не ожидал!" – "Больше похоже на зашифрованный свиток. Или на ребус. Со множеством слоев". Она сделала паузу. "Она знает! Черт, она видит все слои! И 'булочки', и хоспис, и Катю в коридоре?!" – "Например, слой 'успешного банкира'. Слой 'скептика в книжном клубе'. А что под ними? Интересно".

Мысли Артема:
"Паника! Полная! Она копает! Прямо здесь! С лопатой психолога!" – "Под слоями? Обычная человеческая глина. Сомнения, усталость...", – он махнул рукой, делая вид, что шутит. "Глина? Да я там болото!"
Мысли Вероники (он почти видел их):
"Усталость – да. Сомнения – явно. И... страх? Страх, что его увидят настоящим. Очень защищенный 'ребус'. Вызов". "Глина – отличный материал. Из нее можно вылепить что угодно. Главное – захотеть," – ее ответ был мягким, но неотразимым. "Вылепить? Кем? Не 'Казановой'? А кем тогда?!"

Сцена 4: Предложение Перемирия. "Кофе" как Разведка Без Оружия.

Они вышли на улицу. Вечерний холодок. Артем чувствовал себя как после экзамена. Выжатым. Но... странно живым.
"Спасибо, Вероника. Это было... не то, что я ожидал. В хорошем смысле," – он сказал искренне. Впервые за вечер.
"Рада, что развеяла стереотипы о книжных клубах," – она улыбнулась, закутываясь в шарф. "Шарф... простой. Теплый. Как она сама?" – "Вы приедете еще? На следующую книгу? Будет Набоков. 'Лолита'. Остросюжетно".
Мысли Артема:
"Набоков? 'Лолита'? Ирония Сансары – она бесподобна! После моих 'булочек'!". Он заколебался. "Приехать? Снова под ее 'рентген'? Это риск. Но... а если?" – "Попробую. Если аврал в банке не съест". "Трус, Соколов! Говори 'да'!"
Мысли Вероники:
"Сомневается. Но искра интереса есть. Не к книге. К... процессу? К разгадке себя? Интригующе". "Авось не съест. А если съест... мы всегда можем обсудить 'Лолиту' отдельно. За чашкой кофе. Без книжного клуба". Она сказала это легко, как предложение. Без намека, без давления. "Просто кофе. Как интеллигентные люди. Не как 'Казанова' и 'булочка'".

Мысли Артема:
"Кофе?! Она сама предложила! Но... почему? Из интереса как психолога? Или... ей тоже интересно? Нет, Артем, стоп! Это не 'кофе' как прелюдия к постели! Это... что-то другое. Страшное". Паника вернулась. "За кофе она докопается! Увидит болото! И сбежит. Или... пожалеет. Что хуже". Он собрался с духом. "Сансара, я иду на твою минную замену!". "Кофе... Да. Я бы не отказался. Когда вам удобно?" – голос звучал ровнее, чем он ожидал.
Мысли Вероники:
"Согласился. Голос – контроль, но глаза выдали волнение. Боится. Интересно, чего именно? Разоблачения? Или... близости без масок?" – "Отлично! Вот мой номер. Пишите, когда свободны. Я работаю недалеко, в Центре детской психологии". Она протянула визитку. Простую. Без завитушек. "Центр детской психологии... Охренеть. После Алисы и хосписа... Сансара, ты ювелир!"

Сцена 5: Возвращение в Крепость Одиночества. Философ и Вопрос без Фейерверка.

Он ехал домой в такси. Москва мелькала огнями. В руке – визитка. Не цифра в Tinder. Бумажка. С именем. Номером. И адресом Центра детской психологии. "Вероника. Психолог. Кофе. Не 'как-нибудь'. Конкретно".

Мысли Артема:
"Что я наделал? Это же не 'булочка'! С ней нельзя: а) Применить стандартные приемы (не работают!). б) Сбежать утром под предлогом 'аврала'. в) Думать только о постели (хотя... тело у нее... стоп, Артем! Не туда!)". Паника сменялась странным волнением. "А если... попробовать быть честным? Хотя бы на 10%? Но кто я есть без масок 'Казановы', 'Банкира', 'Благодетеля'? Пустота? Болото? Страх?"
"Она сказала: 'Интересно'. Мне ей интересно. Не как объекту охоты. А как... человеку. Который видит слои. Который не боится ребусов. Который работает с детьми...". Вспомнил Сашеньку из хосписа. Алису. Даже детей Айгюль. "Она каждый день видит чужую боль. А моя ей зачем? Чтобы развлечься?"

Он открыл дверь квартиры. Темнота и тишина. Философ встретил у двери. Обнюхал. "Мяу? (Пахнет книгами... и нервами. Где моя еда?)".
"Никакой еды, Философ. Только кофе в перспективе. И нервный срыв," – пробормотал Артем, включая свет. Он достал визитку, положил рядом с Алисиной заколкой-единорогом на полку. "Два артефакта из мира, где я не 'Казанова'. Дочь. И... психолог, предложившая кофе".

Мысли Артема:
"Позвонить? Написать? 'Вероника, когда вам удобно разгадывать ребус по имени Артем?' Ха!" Он сел на диван. Философ прыгнул рядом, устроился. "Муррр... (Пиши, дурак. Что тебе терять? Кроме иллюзий, самоуважения и остатков душевного спокойствия?)".
"Сансара остановила колесо? Или просто сменила декорации? Вместо баров и Tinder – книжный клуб и кофе с психологом? Это не 'идеальная женщина'. Это... что-то другое. Что-то пугающее. Потому что требует не игры, а правды".

Он взял телефон. Открыл WhatsApp. Нашел новый номер. Набрал: "Вероника, здравствуйте. Это Артем Соколов. Насчет кофе...". Палец замер над отправкой. "А что, если это единственный 'свидание' в моей жизни, после которого я не захочу сбежать? Или... захочу, но не смогу, потому что она увидит меня? И что тогда?" Сердце бешено колотилось. Не от предвкушения добычи. От страха перед возможностью... быть увиденным. Настоящим. Философ мурлыкал ему в ухо, как заведенный моторчик. "Урррр... (Жми 'отправить', банкир. Сансара ждет твоего следующего глупого шага. А я – рыбы)". Артем закрыл глаза. И нажал "Отправить". Колесо, казалось, снова дрогнуло, но теперь оно вело в неизвестность, где не было места старым "булочкам". Только кофе, книги и пугающая перспектива искренности.


Главу 11: Расплата или Шанс? Три Линии Фронта и Дверь в Правду в фирменном стиле:

Линия 1: Профессиональный Крах. "Анонимка от Античной Вазочки".

Офис. Утро. Воздух висел тяжело, как перед грозой. Артем чувствовал это кожей. Петр Сергеич вызвал его "срочно и безотлагательно". Не в кабинет. В переговорную "Альфа". Официально. Холодно.

Мысли Артема:
"Переговорная 'Альфа'? Тут увольняют. Или объявляют войну. Сансара, что я натворил?" Он вошел. Петр Сергеич сидел во главе стола. Лицо – каменная маска. Рядом – юрист банка. "Опа. Юрист. Значит, не просто выговор".
"Вероника... Сегодня договорились на обед. Чертовски не вовремя".

"Артем Игоревич. Садитесь," – голос Петра Сергеича был лишен интонаций. Он подвинул через стол стопку бумаг. "Черный квадрат Малевича из реальности". "Вам знаком этот текст?"
Артем взял верхний лист. Распечатка. Анонимное письмо. Без подписи. Но узнаваемый стиль – язвительный, точный, с отсылками к искусству. "Алиса! Галеристка! 'Античная вазочка' нанесла удар!"

Текст письма (ключевые фразы):
"...использование служебного положения для личных целей (клиенты-женщины, попадающие под 'особое' рассмотрение кредитов?)" – Удар ниже пояса. Намек на взятки сексом?!
"...создание токсичной атмосферы, домогательства (свидетель – сотрудница Светлана К., инцидент в коридоре 11.07)" – Катя! Светка-сплетница добавила масла!
"...неэтичное поведение, порочащее репутацию Банка (публичные сцены, компрометирующие связи)" – Общий итог. Размазанный, но смертоносный.

Мысли Артема:
"Бинго! 'Античная ваза' разбита и бьет осколками! И Светка подобрала самый острый!". Кровь отхлынула от лица. "Домогательства?! Это же чистый навет! Но... факт скандала с Катей был. А 'особое рассмотрение кредитов'... Черт, у Ирины ('Винтаж') был кредит в другом банке, но я консультировал её формально... Это можно перекрутить!" – "Петр Сергеич, это... чушь! Злобная клевета! Анонимка!" – голос звучал хрипло, выдавая напряжение.
"Маска 'непробиваемого' трещит по всем швам. Юрист фиксирует каждое движение".

"Анонимка – да," – кивнул Петр Сергеич. "Но факты, Артем Игоревич? Скандал с официанткой в коридоре – был? Галеристка Алиса В. – ваш бывший... клиент? Которой вы, по её словам (устным, пока!), обещали 'решить вопрос' с арендой выставочного зала через знакомого в мэрии?" – каждый вопрос – как нож. "Обещал? В постели! Болтал, чтобы впечатлить!"
"Было... недопонимание. Личные отношения не пересекались с работой!" – Артем чувствовал, как врет. Плохо.
"Достаточно пересеклись, чтобы написать ЭТО!" – Петр Сергеич стукнул пальцем по бумагам. "Репутация банка, Артем! Инвесторы нервничают. Надо разбираться. Официально. Вы – временно отстранены от работы с клиентами. До выяснения".

Мысли Артема:
"Отстранение! Публичная порка! Сансара, ты довольна? 'Железный банкир' – на скамейке запасных!" – "Понимаю," – выдавил он. "Спасибо, что не уволили сразу". Пустота заполнилась ледяной яростью. "Алиса... Я тебе покажу 'перформанс'!"

Линия 2: Вероника. Кофе, Вопросы и Запах Правды.

Они встретились не в уютной кофейне, а в ее Центре детской психологии. В крошечном кабинете, заваленном игрушками, книгами и рисунками. "Психологический полигон. Где-то тут спрятаны скальпели для души", – подумал Артем, нервно оглядываясь.

Вероника выглядела усталой, но собранной. "Рабочая. Без масок". Принесла кофе. "Настоящий. Крепкий. Без 'ассами' и прочей мишуры".
"Ты выглядишь... как после боя," – она сказала просто, без сочувствия, как констатацию факта. "Рентген работает".
"Бой – точное слово," – Артем хрипло рассмеялся. "Анонимка. Отстранение. Стандартный четверг". Он не стал врать. "Слишком устал. И ей... бесполезно".
"Анонимка? Ого. Враг или... бывшая?" – вопрос был спокойным. "Она знает про 'бывших'. Чувствует масштаб катастрофы".
"Бывшая. С художественным уклоном и злопамятностью," – признался он. "Алиса, прости. Но ты начала". Рассказал кратко, без жалоб. Про письмо, про отстранение.
Мысли Вероники (он почти видел их):
"Больно. Унижен. Но злость преобладает. И... страх? Страх потерять статус? Или нечто большее?". "Звучит как месть," – заметила она. "А что ты сделал, чтобы её спровоцировать? Кроме как... быть собой?" – вопрос был точным, как игла.

Мысли Артема:
"Быть собой? То есть подлецом? Она копает!" – "Был... не лучшей версией себя. Использовал. Выбросил. Стандартная схема," – он выдохнул, глядя в кофе. "Признание. Первое искреннее за... годы?". "Я... не умею по-другому. Вернее, не хотел уметь. Было проще так". "Сансара, я выкладываю карты!".

Вероника не осудила. Не пожалела. "Спасибо, не надо жалости!" Она просто спросила: "А сейчас? Сейчас тоже проще?"
Мысли Артема:
"Сейчас? Нет. Сейчас все чертовски сложно! Пустота, позор, страх... и ты, с твоими вопросами!" – "Сейчас... нет," – он посмотрел ей в глаза. "Сейчас я здесь. Пью кофе. И говорю с тобой. И это... сложно. Но не пусто". "Нет, не проще".
Она кивнула. "Правда. Маленькая. Но уже что-то". "Значит, колесо Сансары заедает?" – легкая улыбка тронула её губы. "Она помнит про колесо! Из книжного клуба!"
"Заклинило намертво," – честно ответил Артем. "И я не знаю, как его сдвинуть. Или... стоит ли?"

Линия 3: Тайна. Конверт Хосписа и Дрожь в Руках.

Он задержался. Помогал ей разбирать папки (отчаянно пытаясь быть полезным, не как Казанова, а как... человек?). Его телефон выпал из кармана. Упал на ковер. Рассыпались мелочь, ключи... и конверт. Тот самый. С логотипом "Фонда 'Светлячок'". С отчетом о переводе. С его именем напечатанным: "Благодетель: Соколов А.И."

Мысли Артема:
"НЕТ!". Ледяная волна страха. "Она увидит! Увидит 'Светлячок'! Увидит 'Благодетель'! Это же контраст полный! Подлец и... благодетель? Она подумает, что я лицемер! Или сумасшедший!" Он бросился поднимать. Слишком поздно.

Вероника уже подняла конверт. Прочитала надпись. "Фонд 'Светлячок'... Хоспис для детей. Благодетель...". Ее взгляд поднялся на Артема. Не рентген. Сканер. Он замер, сжимая в потной ладони мелочь и ключи. "Сейчас. Сейчас будет вопрос. Смех? Недоумение? 'Артем, вы? Благодетель?'"

Но она не засмеялась. Не спросила. Просто смотрела. Долго. Глаза – глубокие, непроницаемые озера. "Она читает меня. Как тот самый 'зашифрованный свиток'. Слой за слоем. Дойдя до самого больного". Потом тихо сказала: "Это... твое? Ты помогаешь им?"
Мысли Артема:
"Правда? Солгать? 'Нашел на улице'? Ха!" – "Да," – голос был чужим. Хриплым. "Перевожу деньги. Иногда".
"Почему 'иногда'? Почему не 'да, я святой'? Или 'нет, это не мое'? Почему эта жалкая полуправда?" – "Это... личное". "Трус! Довыёживался!"

Она кивнула. Медленно. Все так же глядя ему в глаза. "Не отворачивается! Не морщится! Что в этих глазах? Шок? Презрение? Или... понимание?" – "Личное," – повторила она. Не осуждающе. Констатируя факт. "Значит, там, под слоями... есть не только усталость и цинизм?" – вопрос прозвучал тихо, но гулко, как удар колокола.

Мысли Артема:
"Есть? Да! Боль! Стыд! Бессилие! Сестра Саша! Попытка искупления! Но как это вытащить наружу?!" – "Там... много всего, Вероника," – он сглотнул ком. "Больше, чем ты готова принять". "Слои..." – прошептал он. "Сансара, помоги! Я тону!"

Финал Главы: Три Фронта и Один Шанс.

Он вышел из Центра. Голова гудела. Три фронта пылали:
1. Банк: Отстранение. Война. Надо срочно искать адвоката, опровержения, давить на Алису? "Но как? Угрожать? Платить? Сансара, дай подсказку!"
2. Вероника: Она знает про хоспис. Она видела его панику. Она задала вопрос, от которого дрогнула земля. "Что теперь? Бежать? Или... попробовать ответить? Но как ответить на вопрос: 'Кто ты, Артем Соколов?'"
3. Себя: Пустота сменилась хаосом. Ярость, страх, стыд и... крошечная искра надежды? От ее взгляда? От её вопроса?

Он достал телефон. Открыл Tinder. "Стандартное решение. Новая 'булочка'. Быстрая. Глупая. Чтобы заглушить всё". Пальцы привычно потянулись свайпнуть вправо... и замерли. "Нет. Не сегодня. Сегодня... страшно. Но бежать в старую колею – страшнее".

Он набрал номер Вероники. Не отправил сообщение. Позвонил. Сердце билось так, что вот-вот выпрыгнет. "Она возьмет? А если возьмет... что сказать? 'Привет, я твой ребус, давай разгадывать меня дальше, пока я не развалился?'"

Трубку подняли. "Алло? Артем?" – ее голос. Спокойный. Как всегда.
"Вероника... я..." – он замолчал. "Дурак! Говори!" – "Я... не хочу врать. И не хочу бежать. Но я не знаю, как... показать тебе слои. Они... страшные. Грязные". "Сказал! Вывалил! Теперь она сбежит!"

Пауза. Долгая. Он слышал ее дыхание в трубку.
"Страшные и грязные слои есть у всех, Артем," – наконец сказала она. Тихо. Без осуждения. "Голос... как спасательный круг". "Иногда их надо просто... вынести на свет. Чтобы просушить. Чтобы увидеть, что под грязью – не болото, а все та же глина. Живая". Еще пауза. "Ты готов к свету?"

Мысли Артема:
"Готов? Нет! Боюсь! Но... бежать уже некуда. Колесо сломано. Банк под угрозой. Сансара вытолкнула на край. И только она... протягивает руку. Не в кофе. В правду". Он закрыл глаза. Вспомнил конверт в ее руках. Вспомнил ее вопрос. Вспомнил Сашу. Алису. Даже Философа. "Нет, не готов. Но... попробую".
"Я... попробую," – прошептал он в трубку. Голос дрожал. "Признание поражения? Или начало новой игры? Без правил?". "Когда... когда у тебя есть время? Для... света?"

За окном такси, мчавшего его домой, мелькали огни Москвы. Три фронта все еще пылали. Но где-то впереди, сквозь дым сражений, маячила не "идеальная женщина", а дверь. Дверь в его собственную, страшную, единственную правду. И он только что сказал "Открой". Кот Философ, ждавший дома, наверняка уже знал: ночь будет долгой. Или рассвет наступит раньше, чем обычно.


Главу 12: Перекресток, или Сансара Предлагает Билет в Один Конец (Но Можно и Остаться)

Сцена 1: Банк. Разборки с Призраком "Античной Вазочки".

Кабинет Петра Сергеича. Воздух густой от напряжения и дорогих духов юриста банка (пахло победой и деньгами). Артем сидел напротив, стиснув кулаки под столом. "Последний акт 'Банковской трагедии'. Сансара продает билеты".

Мысли Артема:
"Адвокат (спасибо, старые связи и деньги!) копал. Нашел: Алиса задолжала аренду за галерею. Моя 'помощь' – болтовня. Свидетелей 'взятки сексом' – ноль. Светка-сплетница под давлением юриста сдала, что 'домогательств' не видела, только скандал". Облегчение? Минимальное. "Но осадок... и репутационный урон – факт".
"Алиса где-то там, за стеклом банковской системы. Звонил – трубку не берет. 'Перформанс' её удался. Месть свершилась. Довольна?"

Петр Сергеич отложил итоговый отчет адвоката. Лицо – непроницаемое. "Судья перед приговором".
"Артем Игоревич. Формально – клевета. Фактически – угарный скандал. Инвесторы успокоились, но осадочек, как говорится..." – он развел руками. "Предложение: не 'увольнение', а... 'взаимное согласие на расторжение'. С рекомендацией. Но – в региональный филиал. Далеко. Очень. На понижение".

Мысли Артема:
"Выбор! Вариант 1 (Регресс): Взять истерику! Обвинить всех! Уйти хлопнув дверью! Показать 'Кто здесь Казанова!'. И... остаться без работы, с репутацией шлюхи и бабника".
"Вариант 2 (Шаг): Проглотить горькую пилюлю. Признать: сам виноват. 'Античная ваза' разбилась не сама. Принять ссылку? Но... это конец карьеры в столице. Или... шанс начать там чистым? Без призраков Кать, Алис и Айгуль?". Он посмотрел на фото дочки на телефоне (ядовитые кроссовки уже куплены). "Алиса... увидит папу-неудачника? Или папу, который не сбежал от последствий?"

Вариант 1 (Регресс - Тень):
Артем вскакивает. "Сансара, ты не сломаешь меня!" – "Рекомендация? В филиал? На помойку истории? Нет уж, Петр Сергеич!" – голос звенит фальшивой бравадой. "Включаем 'обиженную звезду'!" – "Я ухожу! Сам! Сейчас! И помните – вы теряете лучшего специалиста по рискам!" – Он разворачивается, идет к двери. "Показуха! Но внутри – пустота и страх". За дверью – не триумф, а пропасть. Tinder? Коньяк? Запой из "булочек"? "Колесо, треснувшее, но знакомое, зовет. Легче крутиться вниз, чем карабкаться вверх".

Вариант 2 (Шаг - Свет):
Артем делает глубокий вдох. "Горько. Унизительно. Но... справедливо". – "Петр Сергеич," – голос тише, но тверже. "Спасибо за... возможность. Региональный филиал... Приму. Как шанс. Начать заново. Без... прошлых ошибок". Он не клянется, не оправдывается. Просто констатирует. "Признание поражения – тоже сила?". Петр Сергеич кивает, в глазах – тень уважения. "Выжил. Не сломался. Не убежал в истерике. Интересно..."

Сцена 2: Парк. Свидание с Правдой (и Вероникой).

Они сидят на скамейке. Не в кафе. На улице. Рядом – Алисины ядовитые кроссовки (он только что отдал их Лене у подъезда). Вероника молчит. Ждет. "Рентген выключен. Включен 'режим тишины' для исповеди".

Мысли Артема:
"Говорить? О сестре Саше? О бессилии? О том, как хоспис – это крик в пустоту: 'Прости, я не смог тебя спасти!'? О том, что 'булочки' – это бегство от этой боли и стыда?". Ком в горле. Страх. "Она сбежит. От этого ужаса. От этого нытья".
"Но... она видела конверт. Она спросила про слои. Она предложила 'свет'. Довериться? Хотя бы на 5%?" – "Вероника... помнишь, ты говорила про слои?" – начал он, глядя на голубей. "Самый глубокий... самый страшный. Сестра. Саша. Лейкемия. 9 лет. Я – 14. Бессилие. Стыд. Обещал спасти... солгал". Он заговорил. Срывающимся голосом. О больнице. О страхе Саши. О своей детской ярости на весь мир. О том, как смерть сестры стала дырой, которую он десятилетиями затыкал деньгами хоспису и телами женщин. "Благодетель и Казанова – две стороны одной медали... медали стыда и отчаяния".

Он не плакал. Голос был сухим, как осенние листья. "Вывалил. Всё. Теперь жди: брезгливого отшатывания, жалости ('бедный мальчик!') или вежливого 'спасибо за откровенность, но...'".

Вероника молчала. Долго. Потом взяла его руку. Нежно. Без поспешности. "Контакт! Не сексуальный! Человеческий!" – "Спасибо," – сказала она просто. "За доверие. Это... много. Очень много". Она не сказала "я понимаю". Не сказала "все будет хорошо". "Она просто... приняла. Как факт. Как часть его 'свитка'". "Боль... она как родинка на душе. Не исчезнет. Но можно научиться с ней жить. Не затыкая дыры, а... признавая её частью себя". "Не затыкать дыры? А как? Сансара не учила!"

Сцена 3: Звонок из Хосписа. "Сашеньке Плохо". Искра в Пепле.

Звонил телефон. Хоспис. Артем вздрогнул, как от удара. "Опять? Сейчас? При ней?" – "Извини..." – он вскочил, отошел. Голос медсестры – сдержанный, но напряженный: "Артем Игоревич... Сашенька... резко хуже. Держимся, но... хотела попросить... если можете, мысленно её поддержать. Она... вас помнит. Рисунок ваш над кроватью".

Мысли Артема:
"Сашенька... Умирает? Сейчас? И я... здесь. Бессильный. Снова". Волна старого, знакомого ужаса накрыла с головой. "14 лет. Саша. Тот же страх. Та же ярость". Он обернулся к Веронике. Глаза – дикие. "Она видит! Видит мой ужас! Теперь точно сбежит!"
"Артем?" – ее голос был спокойным. "Что случилось?"
"Сашенька... из хосписа... ей плохо. Очень," – он выдавил. "Хрип. Позор. Слабак".
Вероника встала. Подошла. Не обняла. Просто встала рядом. "Присутствие. Без паники". "Ты можешь туда? Сейчас?"
"Могу... но..." – он растерян. "А ты? Уйдешь? Испугаешься?"
"Я поеду с тобой," – сказала она просто. "Если позволишь". Не вопрос. Не жалость. Предложение. "Я здесь. И не боюсь твоей боли".

Мысли Артема:
"Она... едет? В хоспис? В этот ад? Зачем? Из любопытства? Из жалости? Или...". В голове – хаос. Страх за Сашеньку. Стыд. И... крошечная искра чего-то теплого. "Она не сбежала. Предложила руку. В самую бездну". "Да... Поехали. Пожалуйста".

Сцена 4: Хоспис. Тишина После Бури и Философский Взгляд на Дорогу.

Они не застали... худшего. Сашенька спала, изможденная, но стабильная. Медсестра шептала: "Кризис миновал. Пока". Над койкой висел рисунок – корявый единорог (его "шедевр" с Алисиной заколкой вдохновил!). "Она помнит. Мои деньги... мои дурацкие визиты... они что-то значат".

Артем стоял у койки, глядя на хрупкую девочку. Вероника – чуть поодаль. Не лезла. Не утешала словами. Просто была. "Её тихое присутствие... как щит. От бессилия. От стыда". Он положил руку на тонкое одеяло. "Держись, Саш. Мы все... держимся".

Дорога обратно. Тишина. Но не тяжелая. Усталая. Артем смотрел на огни города. "Три фронта сегодня:
Банк: Принял ссылку. Унижение? Да. Но шанс. Шанс не сбежать.
Вероника: Открыл самый страшный слой. Она не сбежала. Вошла в его ад.
Себя: Не спрятался за 'булочку' или коньяк. Выдержал боль. Свою и чужую."

"Спасибо," – тихо сказал он, не глядя на нее. "За то, что поехала. За то, что... не испугалась".
"Боялась," – призналась Вероника. "Не боли. А... не справиться. Не найти нужных слов".
"Слов не надо," – Артем повернулся к ней. Впервые за вечер – прямым, открытым взглядом. Без масок. Без бравады. Только усталость. И... вопрос. "А что надо, Вероника? Что теперь?"
Она улыбнулась. Легко. Устало. "Жить, Артем. Просто жить. Со всеми слоями. С болью. С ошибками. С... возможностью не убегать". Она посмотрела в окно. "Смотри. Перекресток".

Такси остановилось у его дома. Слева – вход в подъезд. Его крепость-одиночка. Его ночная тьма с Философом. Справа – дальний конец улицы. Там светилась вывеска знакомого бара. "Колесо Сансары там. Знакомое. Легкое. Мертвое".

Финал Главы: Открытый Финал у Дома с Котом-Сфинксом.

Он вышел. Вероника осталась в такси. "До завтра?" – спросила она. Не настаивая. Просто... оставляя дверь открытой.
"До завтра," – кивнул Артем. "Не 'как-нибудь'. Конкретно". Такси тронулось.

Артем стоял на тротуаре. На перекрестке своей ночи. Вариант 1 (Регресс): Повернуть направо. В бар. Забыться. Завтра – новая "булочка". Старая колея. Знакомая пустота. "Легко. Как дыхание. Как смерть". Вариант 2 (Шаг): Войти в подъезд. Встретить Философа. Приготовиться к завтрашнему дню в новом, унизительном статусе. Позвонить Алисе (дочери). Попробовать... просто жить. С правдой. С болью. С Вероникой, которая не испугалась его ада. "Страшно. Незнакомо. Как прыжок в пропасть без парашюта".

Он посмотрел налево. Направо. Вздохнул. Глубоко. До боли в груди. И... сделал шаг. Не вправо. Не влево. Вперед. К подъезду. "Не бегство. Не прыжок. Шаг. Один. Пока – домой".

В прихожей его ждал Философ. Сидел, как Сфинкс, у двери. Желтые глаза светились в темноте. "Муррр? (Выбрал? Не бар? Молодец. Шаг в сторону... чего? Человечности? Или новой ловушки? Неважно. Шаг – это уже что-то)".
Артем снял куртку. Повесил. "Не на вешалку 'Казановы'. Просто на крючок". Он прошел в комнату. Включил свет. Неяркий. Увидел на полке: заколку-единорог Алисы. Визитку Вероники. Рядом – конверт хосписа.

Мысли Артема:
"Карта моей новой территории. Дочь. Правда. Милосердие. И... женщина, которая видит слои". Он подошел к окну. Видел вдали огонек бара. "Сансара там. Колесо крутится. Но... я сошел". Он не знал, что будет завтра. Не знал, выдержит ли нервы в захолустном филиале. Не знал, сможет ли быть хоть немного честным с Вероникой. Не знал, спасет ли Сашенька. Знает только, что сегодня он не побежал в старую колею. Сегодня он сделал шаг в неизвестность. А это уже не ноль. Это – точка отсчета. Пусть шаткая. Пусть страшная. Но его.

Философ запрыгнул на подоконник, смотря в ночь. "Муррррррр... (Спокойной ночи, банкир. Или... человек? Завтра увидим. Сансара никуда не делась. Но колесо... иногда можно и переставить. Главное – не стоять на рельсах)". Артем погладил кота по спине. Впервые не как досадливую помеху, а как союзника в этой странной, темной, но вдруг обретшей контур надежды ночи. Жизнь продолжалась. Не идеальная. Не предсказуемая. Но – жизнь. И это было главное.