Подарок деду рассказ -быль

Мансур Суруш
«Можно измерить глубину моря, но глубину человеческого сердца – нет».
Индонезийская пословица

Зариф и его младший брат Шариф очень, можно сказать до умопомрачения любили своего деда, инвалида второй мировой войны. А дед своих внучат любил ещё больше, души в них не чаял. Баловал их по разным поводам и без оных. Когда же получал пенсию, обязательно радовал их подарками. И ещё старик обожал с ними прогуливаться, опираясь на костыли. С удовольствием слушал их, когда они без умолку, звонко и забавно щебетали как маленькие птички.
Так они и жили, не нарадуясь друг другу. Между тем время шло, оно ведь безостановочно, дни и ночи незаметно сменялись один за другим. И также быстро подросли внуки старика, окрепли, чему радовались их домочадцы. И пришло время, когда Зариф отслужив, как положено, в армии, вернулся домой. Кинулся в объятия деда, а на другой день устроился на работу в хлебопекарню, где уже много лет кряду трудился и его отец, единственный сын старика.
Глядя на старшего внука, старик с радостным, нескрываемым изумлением дивился тому, что тот за время службы в армии ещё больше возмужал, стал рослым, красивым юношей. Смотря на него, старик переживал вторую молодость.
И ещё он вспоминал о том, что примерно в таком возрасте был призван на фронт, воевал с фашистами, с горечью припоминал тех кто совсем молодыми погибли на поле рати, а им жить бы да жить. В такие минуты старик всегда заклинал, молил про себя: «Не дай Аллах всемогущий увидеть, пережить такое моим внукам, да и вообще молодому поколению». Он знал цену мирной жизни, когда матери не тревожатся за сыновей, а жёны за мужей.
И вот наступил день когда Зариф получил свою первую зарплату. Радости его не было границ. Ещё бы, в первые у него завелись деньги, которые он заработал своим трудом и может распоряжаться ими по своему усмотрению. Это чувство радости знакомо каждому трудоспособному человеку.
Прийдя довольный домой, он подозвал Шарифа, и вытащив деньги из кармана, горделиво сказал:
- Это моя первая получка, пусть не ахти какая, но для начала это не так уж и плоха. Это только первая ласточка.
- Не за горами день, когда и я стану работать и получать зарплату. Может даже не меньше чем твоя, - в тон ему ответил Шариф.
Зариф похлопав его по плечу, сказал:
- Да будет так! Ты уже с меня вымахал, любая работа тебе по плечу. Но было бы хорошо, если ты после школы продолжишь учёбу. Без образования дела идут ни шатко ни валко. А нам с тобою такое не к лицу.
Затем, посмотрев по сторонам, добавил:
- Браток, с моей первой получки сделаем подарок деду. Ему будет приятно.
- Хорошо бы, - сказал Шариф. – Как говорится, долг платежом красен. Сколько и какие только подарки мы не получали от него.
Затем подумав, он спросил:
- А что мы подарим ему? У него вроде всё есть….
- Да, ты прав, Зариф. - Но разве ты не видишь, что стёрлась, износилась подошва у него на сапоге.
- Не обратил внимание, - виновато сказал Шариф. – И что ты собираешься делать?
- Мы с тобой пойдём к сапожнику и закажем для деда кожаный офицерский сапог, - пояснил Зариф. – Ведь дед наш на войне быль лейтенантом, хоть и младшим.
- А я и не знал, - развёл руками Шариф.
- Ничего браток, дело это поправимое, наживное, - добродушно сказал Зариф. – Со временем узнаешь много чего, о чём ранее не ведал ни слухом ни духом.
Как и условились, братья в тот же вечер пошли в сапожную мастерскую рядом с базаром, в оживлённом месте, хозяином которой был известный на всю округу мастер своего дела. Когда они пришли туда, Шариф будучи здесь первый раз, увидев седину на висках сапожника, понял, что он не первой молодости.
Поприветствовав его, Зариф с ходу сказал, что они хотят заказать сапог и назвал нужный размер.
- Пару сапог, - поправил было его сапожник, раскладывая инструменты на столике, за которым сидел.
Но не успел Зариф что-либо промолвить как в разговор вмешался Шариф.
- А какие у вас цены на обувь, - спросил он, - в том числе на мужские сапоги, которые вы шьёте, и вроде неплохо, как мы слышали.
На что сапожник, криво усмехнувшись, ответил:
- За много лет, что я сапожничаю, ещё не было случая, чтобы хоть один заказчик остался недовольным. Наоборот, некоторые даже дают чаевые. А цены у меня, не в пример иным моим коллегам, которые устанавливают в своих мастерских и даже взбивают, вполне доступные. Поэтому заказчики у меня, на зависть другим сапожникам, не в обиду будь им сказано, всегда есть, даже в очередь выстраиваются. Грех жаловаться.
Затем он назвал цену на пару сапог.
Зариф промолчал, в знак того, что это для него приемлемо. А Шариф, ошарашив сапожника, сказал:
- Мы заплатим полцены.
От удивления у сапожника поднялись брови.
- Как это понять, полцены? – поинтересовался он, откинувшись назад. – Труд должен оплачиваться по достоинству. За бесплатно даже собака хвостом не вильнёт. Пара сапог у меня стоит…
И он опять назвал цену, давая понять, что такова такса, и что разговор окончен.
- Дело в том, - начал пояснять Зариф, - что нам нужен только один сапог…
- Один? – переспросил сапожник, не соображая, к чему клонят странные заказчики.
- Мы хотим сделать подарок, сюрприз нашему деду, - опять затараторил Шариф.
- Подарок, это хорошо, - не дав ему договорить, сказал сапожник. – Но за полцены никуда не годится. Цены у меня стабильные.
Пристально глядя на него, Зариф пояснил:
- Дед у нас калека, одну ногу он потерял на войне с фашистами, больше одного сапога ему не надо. Потерянную ногу заменяют костыли.
- Ах вот оно что, - ответил сапожник. – Хотите подарок сделать деду своему, значит…
- Да, - сказал просто Зариф. – А я за ценой не постою, за сапог я заплачу как за пару, с меня не убудет, намедни получил первую зарплату. Но и вы постарайтесь, чтобы сапог получился на славу, как праздничный.
- За этим дело не станет, - поспешил заверить его сапожник. – Если ко мне обратится даже сороконожка, я как следует, в срок надену на все её ножки красивые модные туфельки. Да такие, что она будет на седьмом небе от счастья, а все другие сороконожки, увидев её, лопнут от зависти. Приходите через два дня, всё будет сделано как надо, как вы того желаете.
Сапожник слово своё сдержал. Через два дня он вручил Зарифу и Шарифу сапог, офицерский кожаный, который смотрелся как праздничный.
Зариф тутже достал деньги из кармана и передал сапожнику. Тот их взял, пересчитал и сказал:
- Всё нормально, плата за пару сапог. Но возьмите деньги обратно.
С этими словами он протянул деньги Зарифу. Тот был немало удивлён, Шариф тоже. Оба, ничего не понимая, смотрели на сапожника.
- Знаю, - сказал сапожник с некоторой грустью, - что вы хотите сделать подарок своему деду, который хоть и стал калекой, живым вернулся с поля битвы. А вот моим двум старшим братьям не повезло они погибли, не дождавшись победы над врагом. Лучше бы остались без рук, без ног, но вернулись бы живыми. Матушка наша до последнего часа, даже навечно закрывая свои глаза, оплакивала их, испила горькую чашу. Горе убило её.
Вдохнув, и словно видя плачущую, стонующую свою мать, сапожник под конец сказал:
- Когда передадите своему деду подарок, скажите, что это не только от вас, но и от сапожника, сшившего сапог для него. Ваш дед заплатил дорогую цену, чтобы его уважали. Я намного старше вас, можно сказать, в отцы гожусь, поэтому запомните мои слова: самое ценное между небом и землёй, это человек.
А такие люди, как ваш дед, вдвойне.
Уже по пути домой, Зариф вспомнил, что не зная что сказать, впопыхах забыл поблагодарить сапожника. Да тот, кажется, и не ждал этого. Провожая Зарифа и Шарифа, он приветливо встретил очередного заказчика.
Получив из рук внуков неожиданный подарок, старик удивился, как будто с неба упала манна небесная. Но когда узнал, что сапог это ещё подарок и от незнакомого ему сапожника, был тронут до глубины души. А когда ему передали слова незнакомца, с которым, как говориться, о не крестил детей, о том, что самое ценное между небом и землёй, это человек, глаза старика увлажнились. Но он быстро вытер вытер навернувшиеся слёзы, потому что не любил вызывать к себе жалость. Хотя это были слёзы радости, а не такие, какие он ронял, когда на его глазах гибли товарищи по оружию.
Последний раз старик на людях горько плакал, не скрывая и не стесняясь градом лившихся из глаз слёз, когда в мир иной отошла его жена, с которой он прожил не один десяток лет. Нередко отложив в сторону костыли, он опирался на неё, и более надёжной опоры у него не было. Она для него была радостью раскрывшихся очей. После того, как она отдала земле свой прах заёмный, он много раз, в одиночестве по ночам, не в силах сомкнуть глаза, плакал в подушку. Но то были слёзы горечи, сродни тем, что он ронял на фронте, хороня, если удавалось, погибших однополчан, слёзы от безвозвратной потери, от безысходности
Да, в жизни слёзы случаются, не без этого, потому что она непредсказуема, полна неожиданностей, может выкинуть всякое, порою происходят даже катаклизмы. Но слёзы бывают разные, подобно тому как непожи в чём-то даже две росинки. Разнятся как небо и земля.
Это слёзы горечи, и слёзы радости, часто даже неописуемые. Пусть последних всегда для каждого будет больше, пусть они Божей милостью повторяться. У души не было бы радуги, если бы у глаз не было слёз, слёз радости. А повод для них всегда найдётся, либо мир не без добрых людей, к всеобщему счастью.
Они – цветы жизни.