Фуфлофильм - девяносто два

     Онфим, собрав близких в подвале Суржика на Пятницкой, высказал народную правду в кратких, но объёмистых слововыражениях с подразумеваемым тайным смыслом, как всегда не до конца проговариваемым, к чему пацанва давно уже привыкла, учась у старших, благо папаня Суржика робил у хозяйки трактира швейцарским, строго разделяя потенциальных посетителей на чистых и нечистых, сказывалась службишка еще при царе в родном селе пономарем, там волей - неволей, но Святое писание узнаешь, с утра до вечера долдонят дьячок и батюшка замысловато и непонятно звучащие слова, вроде бы и знакомые, но малоосознаваемые, так как облекались в дикую вязь старославянизмов, перемежаемых неизбежными в таких случаях диалектизмами почвенных наречий, чем издревле славилась Русь, имея в каждой деревне, по замечанию профессора Ключевского, не только свою, особенную, не схожую с соседскими веру, но и язык. Общеизвестное цоканье пскопских, густое оканье волжских лишь замыливали требовательное ухо решившегося исследовать диалекты и говоры бескрайней страны, суть же разности лежала буквально на поверхности, ясно и чотко давая понять понимающим самую суть вековечной разъединённости населяющих Россию народцев. Суть говорила, что никогда и никому не удастся объединить разъединенных, даже при помощи учения Святого Адольфа, взятого на вооружение недавно последним государем, по бестолковости засимбиотившего несоединимое, хотя похвальба дедами воевали и позаимствованное у побежденных учение о пользе шкварок настолько противоречили друг другу, что понадобилось вмешательство Культурного ведомства страха Мидинского, умевшего, как общеизвестно, пояснить любую х...ню и кому угодно. Вот он и объяснил, расставив все по своим местам : мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, наливай и пей.
     - Этого гада, - выкусывал непослушные звуки народных слов Онфим, расхаживая по тесному закутку подвала, - давно уже и многие хотели бы обезжирить, но ловок шельма, осторожен, как выхухоль в зимнюю вьюгу.
     - Пургу несет, - шепнул на ухо Ржавого Евфим, гордясь особенной близостью дружившего с ним еще с самого раннего детства предводителя шайки огольцов с Пятницкой, - как государь или Мидинский.
     - Насрать, - зевнул Ржавый, торопливо перекрещивая рот во избежание вскакивания беса в ротовую полость, что было историцки недавно выявлено Указом от двадцать второго, приуготовленным снова тем же культурным по самое не могу ведомством страха, анахронично и духовноскрепно вспомнившим труды преподобного Сильвестра, домостроившего в лихие девяностые собственную команду, образец, так сказать, для подрастающих поколений управленцев и успешных менеджеров, кем и надеялись стать по выросту пацаны Онфима, каждую неделю тайно собиравшиеся в подвале Суржика на Пятницкой.
     - Не обосрись смотри !
     Чуткий на ухо Онфим услышал шепоток близких и тут же, руководствуясь навыками управления, прервал свою сбивчивую речь о необходимости обезжиривания кого - то пока еще не поименованного, и встал напротив Евфима и Ржавого, медузя их согбенные фигурки оловянным взором безжизненных глаз. Он даже манеру смотреть позаимствовал у Старших, увидев как - то случайно по телевизору выступавшего там Мидинского. Как сказал тогда швейцарский, такие очки спецом надевают на горбатые носы потомков проклятых выползней из черты оседлости, дабы не пугать излишний раз доверчивое народонаселение именно тусклостью бессмысленных глаз, сыми вот, говорил папа Суржика, неспешно выпивая портвейн, стеклышки с уродцев, так и ужаснешься стеклянному взгляду, присущему, как известно, всем из граждан евреёв гражданам. На этом месте швейцарский, поперхнувшись напитком, буйно хохотал и отправлялся робить, занимая положенное ему по Трудовому кодексу Русiи трудовое место, фильтруя наплывающую с наступлением вечера клиентуру трактира.
    За замазанным человеческим калом окном зашуршало. Онфим, отпрыгнув к окну, прислушался. Ежели судить по странному прононсу произносимых окончаний, то за окном шептались Француз с Цыганом. Онфим заулыбался, почувствовав легкий приступ вполне обоснованной гордыни, ведь это Старшие проявили минимальный интерес к тусующимся в подвале Суржика пацанам.
    - А ён и грит такой, - говорил толково и убедительно Француз, - что какова, грит, страна, такова, грит, и культура.
    - Выходит, - отозвался Цыган, густо и сдобно вздыхая, - что нету у них на день нынешний вообще никакой страны.
    - Ну, - кратко и ёмко подтверждал Француз.
    Они поднимались по ступенькам трактира, пацаны разбегались, а глядящие на все вот это вот все зрители вовсе не сходили с ума, так как дабы сойти с ума - надо им обладать, а предпочитающие говнокино просто хорошему кино ума явно и априори лишены.