Митька
Лиза долго скрывала от пятилетнего сына Мити, кто его отец. Шесть лет назад, до неожиданного отъезда своего ухажера Паши на заработки, она сама ещё не знала, что беременна. Потом озлобившись на Павла за внезапный отъезд, Елизавета скрывала и от него, что у них будет ребёнок. Митя родился осенью, когда Павел уже уехал. Подраставшему мальчику молодая мама говорила: у тебя нет папы, мол, иногда так случается, что пап не бывает.
В её голосе слышалась материнская забота, но ещё сильнее – звучало уязвлённое самолюбие. Лиза даже не утруждала себя поразмышлять над тем, что сын когда-нибудь задумается: кто же его отец? Мальчик уже догадывался: это не правда, что пап не бывает.
Получилось так, что отец у Мити был, но этот отец, не знал, что он папа, а мальчик Митя – его сын.
Паша и Лиза жили на одной улице в соседних домах и очень нравились друг другу. Но когда их отношения стали совсем близкими, Павел неожиданно уехал на Сахалин ворошить навагу. Елизавета была до глубины души оскорблена тем, что принимая решение уехать на край света, Паша, даже не счёл нужным посоветоваться с ней. Тогда Лиза посчитала, что Павел бросил её и, прервала с ним все отношения.
После отъезда Паши, узнав о своей беременности, Лиза всё же решила рожать. На этом настаивали и её родители. О Паше, мать Лизы – Наталья Сергеевна говорила, целуя маленького Митю в лобик:
– Вот вернётся твой папа и ещё скажет: как я жил без тебя!
Услышав это, обиженная Лиза тогда и запретила родителям разговаривать с внуком об его отце.
На Сахалине Паша надеялся хорошо заработать и вернуться в свой родной городок. Большой заработок у него получался во время зимней путины, когда улов выгружали прямо на снег, а чтобы рыбные тушки не смерзались друг с другом и равномерно покрывались ледяной лазурью, их нужно было непрерывно переворачивать лопатой. Грести рыбу лопатой для Павла было в новинку. Деньги лопатой, как навагу он не грёб, но зарплатой был доволен.
К воспитанию сына Лиза относилась ответственно и с присущей ей жизнерадостностью. Никто не мог упрекнуть её в том, что она мало времени уделяет ребёнку. Мальчик развивался по возрасту, почти никогда не плакал, не капризничал, имел розовые щёчки, хорошо кушал и быстро рос.
Так шли годы. На шесть лет затянул Павла Сахалин. Зимой он ворошил навагу, а летом работал на сейнере. И всё то время, пока он работал на Сахалине, Павел мечтал о возвращении на родину. Домой он вернулся летом.
Однажды в начале июня – это было днём, в комнату к дочери, сидевшей с ребёнком, тихо, будто от кого-то прячась, вошла Наталья Сергеевна. Такое появление матери смутило Лизу. Наталья Сергеевна была взволнована, её лицо выражало озабоченность, на щеках пылал румянец, а глаза, которые обычно прямо и открыто, смотрели человеку в лицо, блестели от возбуждения. Стоило ей зайти, как тут же началось перешептывание с Лизой, сопровождавшееся многозначительными взглядами в сторону внука. Потом Митя отчётливо услышал бабушкин голос:
– Он вернулся, всё уже знает и хочет его видеть! Бабушка кивнула на внука.
– Вечером придёт! – Помолчав, она опять посмотрела на Митю: – Признает ли?!
Наталья Сергеевна сидела на диване рядом с Лизой и, говоря, изредка поглядывала на дочь. Голос её звучал напряжённо и выше обычного.
Митька подумал, что произошла какая-то крупная неприятность, и спросил:
– Что случилось, мама?
– Не волнуйся, – ответила Лиза, и на её лице появилось задумчивое и в то же время ласковое, любящее выражение. – Может быть, всё это ещё ничего не значит.
– Возможно в твоей жизни, Митенька предстоят перемены, – вставила бабушка.
Лиза остановила её:
– Я же просила, чтобы мы об этом не говорили при ребёнке.
Она произнесла это с такой непреклонной решимостью, что бабушка отступила. Обе замолчали, Елизавете требовалось время, чтобы осмыслить эту новость, слышно было лишь, как тикают часы на стене. То были старинные часы, подаренные Наталье Сергеевне коллегами по работе в связи со знаменательной датой: пятидесятилетним юбилеем. Часы были с боем и большими римскими цифрами на циферблате.
Митя понятия не имел о том, какие в его жизни предстоят перемены. Но он чувствовал, что больше спрашивать не стоит.
Павел пришел вечером. Роста он был небольшого, казалось, он был даже ниже Лизы. Волосы у него – как и у мальчика – были светло-каштановые (тогда как у Лизы – совсем темные), а усы – рыжие. Карие глаза, такие же как и у Мити, сейчас внимательно смотрели на ребёнка. Павел и мальчик какое-то время всматривались друг в друга.
Потом Митя, словно что-то заподозрив, не уверенно спросил:
– Вы мой папа?!
Ему очень хотелось, чтобы папа у него был.
Паша, услышав этот вопрос, будто вернулся к чему-то оставленному и забытому в прошлом. Напрашивалось сказать: «Видишь ли, Дима…», но он, опустился на одно колено, чтобы стать вровень с мальчиком, раскинул руки и признался:
– Да, Митя, я твой папа!
Павел напряженно смотрел на сына, при этом лицо его по сравнению с лицом Лизы казалось спокойным. В эту минуту часы на стене зашипели и пробили девять. Часы били громко и раскатисто.
Митька сорвался с места, пробежал мимо раскинутых рук Павла, мимо мамы и бабушки, убежал к себе в спальню и лёг, лицо у него горело – горело от тревожных мыслей. Мальчик никак не мог представить, какие же перемены его ждут.
Май 2025.
Свидетельство о публикации №225061800834