Майк Науменко, Андрей Макаревич, Виктор Цой и др

На фото - Андрей Макаревич


Интервью звукорежиссёра Аллы Соловей корреспонденту газеты «Балтийская волна»



Корр.: Почему ты уволилась из Большого театра кукол?

А.С.: Если с самого начала, то всё началось с Михаила Науменко, он с улицы пришёл по объявлению: требуется техник-радист. Я поговорила с ним, приняла на работу. Сейчас кое-где можно прочесть, что Майк работал в театре звукорежиссёром. Но я уже рассказывала, что до 90-х нигде в театрах не было таких должностей, были техники-радисты. Кто-то вёл спектакли, кто-то из технарей обслуживал технику, при этом спектакли не вёл. Тем же самым занимались последовавшие за Майком Игорь Свердлов (Птеродактиль) и Игорь Гудков (Панкер). Так вот, Миша Науменко никогда не выпускал и не вёл спектакли, не сидел за пультом звукорежиссёра, не писал звук и не занимался монтажом фонограмм, ремонтом техники, не держал в руках паяльника. В его обязанности входило устанавливать микрофоны перед спектаклем, потом их снимать и сматывать микрофонные кабели, а также на выездных спектаклях таскать аппаратуру: колонки, магнитофоны, усилители. Так что значение Майка в театре сильно преувеличено. Оставаясь всегда вежливым, интеллигентным, исполнительным работником, он держал дистанцию, не открывался, что пишет песни, поёт и играет на гитаре. Однажды вручил мне записку с просьбой отпустить его на несколько дней, куда-то поехал с концертами. И опять я ничего не заподозрила, что Миша, наш техник-радист, крутой рок-музыкант. Откуда такая скромность? Ведь он мог ещё в 1978 году записывать в нашей студии свои рок-н-роллы. Но нет, молчал, всё держал в секрете, от меня как от начальства шифровался.

Корр.: Когда же он открылся?

А.С.: Это когда он через год уволился и на его место пришёл монтировщик сцены Игорь Свердлов, по прозвищу Птеродактиль, шустрый такой парень. Он типа дружил с Майком. Освоившись в радиоцехе, через полгода предложил мне сделать запись в нашей студии, я дала согласие. Он приводит Майка Науменко. Каково же было моё удивление, когда я впервые услышала рок-н-ролл на русском языке да ещё в таком исполнении! Ну, тут и понеслось!..
Всё лето 1980-го мы творили чудо. Сначала Майк играл один, потом ему помогал Вячеслав Зорин и Игорь Петровский, затем прискакал Борис Гребенщиков, подыгрывал Майку на губной гармошке, потом подтащился весь «Аквариум»: Александр Фагот Александров, Всеволод Гаккель, Андрей Романов, Михаил Файнштейн (Васильев), позднее гитарой-соло помогал Александр Кожевников. За пультом звукозаписи дебютировал Игорь Свердлов. Я предоставила ему эту возможность — попробовать себя в качестве звукорежиссёра. Именно попробовать, но теперь обо мне пишут как об ассистенте звукорежиссёра Свердлова. Забавно, не правда ли?
Всё лето и осень 1980-го Олимпийского года мы провели в студии звукозаписи, записывая Майка и «Аквариум». Наконец, директрисе донесли, что я делаю «запрещённые» записи, она вызвала меня и предупредила, что если я буду продолжать свои записи, то они будут искать способ со мной расстаться.
К осени 1980-го был готов альбом «Сладкая N и другие» и ещё много песен и рок-н-роллов, не вошедших в этот альбом. Что ещё я могу рассказать про его творчество, когда и так всё давно рассказано? На телевидении уже после смерти Майка сделали о нём передачу по инициативе Натальи Крусановой. Она к тому времени работала в молодёжной редакции, и мы с ней не раз пересекались в коридорах студии.

Корр.: Какая странная смерть, не правда ли? Тебе что-нибудь известно?

А.С.: Я общалась с Мишей с 1978 по 1982 год, потом встретила его на телевидении через четыре года, он выглядел очень неважно, опухший, болезненный вид, а ему было слегка за тридцать. Через пять лет его не станет. Майк умер, потому что не было настоящей поддержки, так уходят многие мужчины, неважно, сильные или нежные, как обозвал его великий продюсер Андрей Тропилло. Майка бросила жена, он развёлся, запасным аэродромом не обзавёлся. Честный и порядочный Майк шёл к своему финалу осознанно.
Мы все любили Майка за его простоту, безыскусность, любили его рок-н-роллы, виртуозную игру на гитаре. Майк никогда себя не выпячивал, не стремился во что бы то ни стало выглядеть звездой. Он был звездой на самом деле, он был стильным. Ни за кем не бегал, чтобы его заметили и оценили, не тянул на себя одеяло, не заискивал в поисках положительных отзывов, не искал нужных связей и покровителей для укрепления позиций и имиджа. Он не использовал наркотического допинга для вдохновения. Мы знали его только как любителя портвейна и, что там греха таить, составляли ему часто компанию. Под рок-н-роллы Майка нам нравилось заниматься любовью.

Корр.: Заниматься любовью с Майком?

А.С.: Не передёргивай. Не с Майком, а под Майка. Разницу чувствуешь? С Майком у меня были деловые, а потом дружеские отношения. Хотя однажды он удивил меня и поставил в замешательство своим неожиданным вопросом: «Почему у нас с тобой никогда ничего не было?» Майк не был дамским угодником, не волочился за женщинами, я подозреваю, что он был однолюб. Не знаю, какой он был в семейной жизни. Все мужья не подарки, чего уж там. Главное, если нет любви, то и семейной жизни конец недалёк.

Дальнейшая судьба записанного мною и Свердловым альбома «Сладкая N и другие» складывалась таким образом. На оригинал записи в студии театрального института Игорем Гудковым и Майком было сделано наложение бас-гитары. Ещё позднее я сделала с этой копии ещё одну копию для Андрея Тропилло в тон-вагене грамстудии «Мелодия». Таким образом, Тропилло стал обладателем уникальной записи и в дальнейшем пытался позиционировать себя как единственного звукорежиссёра, который писал Майка и «Аквариум». Все сливки и слава досталась АнТропу, меня и Игоря Свердлова слили за ненадобностью.

Корр.: Погоди, вы же выпустили альбом «Сладкая N» в 1995 году!

А.С.: Да, свои оригиналы записей я безвозмездно передала Игорю Свердлову, он их продал, не сомневаюсь. Отделение «Выход» выпустило двойник компакт-диска «Сладкая N» и остальные песни, записанные в студии БТК, а также квартирник у меня на Лиговке, поблагодарив меня мелким шрифтом в буклете компакт-диска, и ни копейки. На сегодняшний день наш двойной альбом был много раз переиздан, кто-то хорошо обогатился. А мне не только кукиш с маслом, но и полное забвение. Яркий пример несправедливости и того, как искажается история.

Корр.: Ты же альтруистка!

А.С.: Безбашенная альтруистка. Я не только записывала подпольные рок-группы, но первая начала тиражировать записи «Аквариума» по просьбе Гребенщикова, которые потом расходились по всей стране. И всё это в ущерб своей репутации в театре.

Корр.: Зато благодаря твоим записям стало возможным создание первого в СССР Ленинградского рок-клуба!

А.С.: Да, именно мои записи предъявлялись комиссии для подтверждения музыкальных возможностей рок-групп. Ещё до открытия рок-клуба я пыталась протолкнуть музыкантов на телевизионную программу «Дискотека». Договорилась с редактором музыкальной редакции Ленинградской студии телевидения Ириной Михайловой, она забрала копии моих записей Майка Науменко, Бориса Гребенщикова и Павла Крусанова. Через несколько дней, редактор занесла мне в театр плёнки с подробным разбором песен. По её мнению, ни одного исполнителя нельзя было представить в «Дискотеке». Основные претензии были к текстам. Тем не менее Михайловой понравился тембр голоса Гребенщикова, виртуозное владение гитарой Майка. Думаю, они там на телевидении сняли для себя копии для дальнейшего изучения.

Корр.: А тексты Павла Крусанова, будущего писателя, тоже не понравились?

А.С.: Нашему пуританскому телевидению, как называл его Григорий Франк, любые тексты, если они не славили родину и партию, были неприемлемы. Это шёл 1981 год, и только через год, после смерти генсека Брежнева у творческой интеллигенции появилась надежда на глоток свободы.

Корр.: Ну и как, наглотались свободы?

А.С.: Нашим рок-музыкантам пришлось ждать ещё лет пять, пока их стали приглашать на «Музыкальные ринги» Тамары Максимовой.

Корр.: Ты билась за них прямо, как мать.

А.С.: Они и называли меня рок-мамой. 23 мая 1981 года состоялось открытие Ленинградского рок-клуба, ознаменовавшееся концертом-прослушиванием в Ленинградском доме художественной самодеятельности (ЛДХС), что на ул. Рубинштейна, 13, рок-групп «Марафон», «Зоопарк», «Джонотан Левинстон» (ДЛ), «День рождения» и «Россияне».

Корр.: Ты так хорошо всё помнишь!

А.С.: Помню, потому что писала дневник «Страницы из летописи русского рока» и цитирую по своим воспоминаниям. Вот один эпизод на концерте в честь годовщины создания рок-клуба, на который заявилась сама Алла Пугачёва. Ходит в антракте по проходу зрительного зала, никто на неё внимания не обращает. Она недоумевает, что это за культурный пласт, почему её, примадонну, игнорируют, она к такому не привыкла. Наши хиппи, рок-музыканты и их фаны плевать хотели на поп-культуру и её носителей вроде Пугачёвой. В курилке в антракте обсуждали и посмеивались, как народная дива ходит одна без свиты, без поклонников, растерянная по зрительному залу. Чтобы завоевать уважение у молодёжи, Пугачёвой пришлось развивать деятельность в продвижении начинающих исполнителей. Она была заинтригована новым для неё молодёжным культурным слоем. Отсюда пошло увлечение любовниками на 15-20 лет моложе, Владимир Кузьмин и так далее.

После этого же концерта в честь годовщины открытия рок-клуба в ЛМДСТ (переименованный из ЛДХС) я возвращаюсь домой (жила рядом), а за мной толпа наших рок-музыкантов, кто-то свистнул: айда к Алле Соловей. Вот они и явились, чтобы засвидетельствовать своё почтение. Представь картину: в коммунальную квартиру вваливается толпа молодых людей, человек 15, с инструментами, проходят ко мне в 12-метровую комнату. У соседей глаза на лоб! Сесть, кроме двух стульев и кровати, некуда. Угостить нечем, кроме мятных конфет. Сидит весь «Аквариум», Майк, Цой, Паша Крусанов, Михаил Брук, редактор подпольного журнала «Рокси» и другие, всех не упомню, сосут леденцы, я показываю им старые вырезки из газет со статьями о Битлз, им интересно, взяли перепечатать. Посидели, поговорили, обсудили свои рок-дела. Это была дань вежливости.

Корр.: А Георгия Ордановского у тебя не было?

А.С.: В этот раз Жоры не было. В 1981 году меня познакомили с музыкантами, когда они были на самом пике своей популярности. Однажды «Россияне» в полном составе нежданно-негаданно по-хипповому заявились ко мне домой. Надо было чем-то покормить голодных мужиков. У меня была приготовлена гречневая каша для моего парня. Он любил гречку, а в те застойные времена она была большим дефицитом, если кто не знает. Когда с кашей было покончено, мы ещё посидели, поболтали о том, о сём, потом музыканты ушли, и пришёл мой Дима. Спросив про свою гречку, он услышал в ответ, что приходили музыканты из «Россиян» и съели всю его гречку. Дима долго не мог успокоиться и в восторге повторял: сами «Россияне» съели его гречку! Так и пошло в народ: россияне съели всю гречку!

Корр.: А Кинчев у тебя дома был?

А.С.: Кости Кинчева и «Алисы» ещё в помине не было. В 1985-ом году наш общий, не побоюсь этого слова, друг Антон Рябкин…

Корр.: Это сын драматурга Генриха Рябкина?

А.С.: Да. Антон встретил меня у Дома радио, я как раз закончила работу, с ним был Костя Кинчев. Антон представил меня как знаменитость: «Это и есть Алла Соловей». Потом мы пошли в скверик напротив Дома радио, возле Зимнего стадиона, раскурили два косяка на троих, поговорили. Костя попросил проводить его в Первую студию, где у него должна была состояться запись. Я провела его, там уже ждал Григорий Франк, лучший звукорежиссёр телевидения, а также мой большой друг. На запись я не стала оставаться, поспешила домой. Песни, которые записал Франк, были мне хорошо известны. Но никуда эта Гришина запись не пошла, как и бывает на телевидении и радио – запишут и положат на полку.

Корр.: А для чего тогда пишут?

А.С.: Для надзора и контроля…

Корр.: КГБ?

А.С.: Может, и так. Гриша тоже неспроста возле меня более двадцати лет кружил ястребом…

Корр.: Присматривал?

А.С.: А то… Не сексом единым…

Корр.: Антон представил не Кинчева тебе как знаменитость, а тебя Кинчеву как знаменитость? Ты не оговорилась?

А.С.: Представь себе, не оговорилась! Для рок-музыкантов я была известна как владелица студии звукозаписи, хотя в 81-ом из театра уже уволилась. Но с 1984-го на радио могла и передачу организовать и запись в профессиональной студии, было бы желание, с моей стороны, естественно. Когда я проходила по зрительному залу перед концертом «Аквариума», слышала во след слова: «Это она, это она!» Шёл год 82-83-й. А в 1986 на концерт «Алисы» в ДК «Невский» мы с Андреем Тропилло, помню, заходим через служебный вход, на контроле стоит какой-то молодняк от рок-клуба, спрашивают Тропилло, кто это с ним? Андрей: «Это Алла Соловей. Таких людей надо знать в лицо!»

Корр.: Получается тебе рок-клуб должен…

А.С.: Никто никому ничего не должен! Я узнала новых людей — рок-музыкантов, поэтов, это другое поколение, они занимались тем, чем им хотелось, не нравилась работа — уходили, разлюбили женщину — бросали, «не прогибались под изменчивый мир», не боялись говорить нелицеприятное, они были так не похожи на всех моих знакомых и друзей. Эти новые люди были мне интересны, и я гордилась тем, что могу быть им полезна. Моё общение, дружба с ними удержала меня от соблазна эмигрировать из СССР в середине 80-х.

Корр.: А была такая возможность?

А.С.: Была.

Корр.: С мужем, что ли?

А.С.: Нет, конечно. С мужем мы уже разошлись. Был вариант с иностранцем, но я не могла бы полюбить его и создавать с ним семью. Это не про меня. Здесь в России оставались близкие мне по настроению рок-музыканты. Мы надеялись на перемены в лучшую сторону.

Корр.: Ну, правильно. Макаревичу тоже шепнули, чтобы не уезжал из страны, потому что скоро всё переменится.

А.С.: Откуда ты знаешь, кто что шепнул Макаревичу?

Корр.: Великие посвящённые рассказали. Значит, благодаря музыкантам ты осталась патриоткой?

А.С.: Можно сказать и так. Благодаря Гребенщикову, Майку, Макаревичу, Кинчеву, Крусанову.

Корр.: Цою, ты забыла сказать.

А.С.: С Цоем мы не общались. Витя тогда был начинающим, закомплексованным, самовлюблённым молодым человеком, ходил весь в кружевах для привлечения внимания. В 81-ом забежал как-то к Гребенщикову, принёс свои стишки для утверждения, Боб в дверях пробежал глазами, поощрительно кивнул, и будущая «звезда», окрылённая, упорхнула. Цою не хватало культуры, элементарной вежливости. Он встречал меня у Майка, Гребенщикова, мог просидеть у меня в гостях с другими музыкантами, а на следующий день встретить в «Сайгоне» и не поздороваться, сделав вид, что мы не знакомы. На мой взгляд, Виктор Цой был плохо воспитанный корейский мальчик, в отличие от «вежливого еврейского мальчика Макаревича», как назвал его однажды Майк Науменко, чем весьма удивил меня. Я дважды пересекалась с Андреем, и он оставил у меня самое приятное впечатление.

Корр.: С этого места поподробнее!

А.С.: В 1982 году в августе «Машина времени» гастролировала в Ленинграде. Андрей Тропилло решил записать Макаревича у себя в студии в Доме юного техника, зашёл ко мне за новой магнитной лентой, которая у меня всегда была в запасе, и пригласил поприсутствовать на записи. Я охотно согласилась. Макаревич пел и подыгрывал себе на акустической гитаре. По окончании мы выпили по бокалу сухого вина и вышли на улицу. Тут выяснилось, что оба Андрея за рулём. Мне было предложено на выбор сесть в машину к одному из них. Я рискнула к Макаревичу. Перед тем как взяться за руль, Макар перекрестился и в своё оправдание промолвил: «Я так всегда делаю перед выездом». Я и не подозревала, что Макаревич еврей, а то удивилась бы ещё больше. Итак, мы с Богом поехали, повисло неловкое молчание. Тогда я стала расспрашивать, как у них с Гребенщиковым накануне прошла встреча в гостинице «Прибалтийская», когда они пели друг другу песни весь вечер. Две звезды поют друг другу! Как мило! Я вся растрогалась от умиления. Макаревич отвечал односложно, за рулём разговаривать побаивался.

Едем по Невскому, проезжаем мимо «Сайгона». Я вспомнила, как на днях хиппи в «Сайгоне» хвастались, что раздобыли кайф и повезут кому-то из «Машины времени», возьми да и ляпни об этом Макаревичу, он принял удар: «Чего только не болтают...» В общем, я его предупредила на всякий случай.
Через пару дней Тропилло принёс две копии записи песен Макаревича, одну мне, вторую предложил отвести Макаревичу во Дворец спорта «Юбилейный», заодно послушать «Машину времени». Я, конечно, согласилась, тем более что никогда их живьём не слышала. Перед концертом отдала плёнку Макаревичу, а на моей копии он оставил автограф для моей дочери.
Днями позже Макаревич собирался дать нелегальный концерт в кинотеатре «Аврора» на Невском проспекте. Билеты распродали своим знакомым. Меня тоже пригласили. Часа за три до начала концерта мне позвонил Игорь Свердлов, который отбывал тюремный срок.

Корр.: За что это он в тюрьме сидел?

А.С.: О, это длинная история. За уклонение от армии. Расскажу чуть позже. Если коротко: я отмазала его от тюрьмы, организовала защиту от театра, ему дали условно два года. Так этот балбес умудрился нарушить все правила, и его отправили за решётку. Так вот, у Свердлова на зоне каким-то образом был доступ к телефону, потому что звонил он довольно часто, и мы подолгу болтали. В этот раз я похвасталась, что собираюсь на концерт Макаревича. Он стал с интересом расспрашивать, где, когда, чувствовалось, что был очень взволнован. В тот момент я не придала этому никакого значения. А когда подошла к кинотеатру, узнала, что концерт отменили буквально за час до начала. Кто-то позвонил куда надо, и концерт запретили как нелегальный или ещё по какой-то причине. Я заподозрила, что это дело рук Свердлова, видимо, он постукивал, потому и имел доступ к телефону и прочие послабления. Получается, к срыву концерта и я невольно руку приложила. Но это только моя версия. Лучше держать язык за зубами!

Корр.: Да уж! Держи рот на замке! Но вернёмся к Цою. Он тебе не очень нравился, но другим женщинам…

А.С.: Разве только Наташе Науменко. Я заходила к Майку на Боровую в 80-81 годах, она кипятком писала от одного упоминания о Цое. Я никогда не интересовалась творчеством Цоя. О гибели его сожалела, но, думаю, это наркота или её последствия. Толпа наркоманов, маргиналов и недорослей подняла Цоя вместе с пеной на поверхность, сделав его героем непонятно чего.
Помню, как Майк возмущался Цоем, который на ломках прибегал к нему жаловаться: «Что мне делать? Я больше не могу? Мне плохо!» Майк рассказывал об этом с отвращением: «Ему плохо! Я-то тут причём? Думать надо своей головой!» Майк не употреблял в отличие от большинства рок-музыкантов наркотики, не курил анашу, не кололся, не жрал сено и колёса. Пил себе, попивал портвейн и любил рок-н-ролл. Однажды летом 80-го у меня дома Майк обнаружил старые плёнки, запись ещё 50-х годов — блюзы, буги-вуги, твисты, рок-н-роллы в исполнении Бинга Кросби, Пэта Буна, Элвиса Пресли. Дня два Майк слушал с упоением эти записи.

Корр.: И это всё под портвейн?

А.С.: Разумеется, портвейн на троих: он, Игорь Свердлов и я.

Корр.: Весело вы проводили время.

А.С.: Да, было время… А на моей "конспиративной" квартире на Лиговке мы такие сейшны устраивали… Майк, Крусанов с Наташкой, Кожевников, Панкер - Гудков. Круглыми сутками напролёт...

Корр.: То есть ты опередила Аллу Пугачёву и в причёске, и в курировании рок-музыкантов, и в молодых любовниках?

А.С.: Какие-то моменты в наших биографиях схожи. У меня был возлюбленный на столько же лет моложе, на сколько Пугачёва старше Сергея Челобанова. Мой даже был чем-то похож на Челобанова, только ещё больший красавчик, на мой взгляд. И расстались мы с ним так же, как моя тёзка, из-за наркотиков, и в тюрьме он побывал, как Челобанов. Отличие в том, что у нас это был не адюльтер — он не был женат, а я была разведена.

Корр.: Ну, и ещё одно отличие: таких талантов, как у Пугачёвой и Челобанова, вам бог не дал.

А.С.: Каждому своё…

Корр.: Ну, да. Зато ты была первая…

А.С.: Кое в чём, и, как всегда, о настоящих первых ничего не знают. Известность получают вторые и назначаются первыми. Это я имею в виду Андрея Тропилло, которого назначили первым в деле становления русского рока на официальные рельсы. На самом деле он был вторым, а может, и третьим. Но об этом помалкивают.

Корр.: Ну, вот мы об этом и рассказали. Правда — она, как вода, найдёт щель и просочится.

               
               
2019 год