Подземелья II

Располагаться было особо негде, кроме нескольких потрёпанных стульев, сваленных в углу в беспорядочную кучу, так что вскоре Сэд присоединилась к своей команде в импровизированном зрительном зале. Девочка, которую видели только они втроём, продолжала находиться в поле зрения и напрягать хакершу, потому как теперь вопрос о её нормальности стоял ещё острее, вплоть до того, что она теперь уже серьёзно не понимала, всё у неё с головой в порядке или нет.
А вообще спина уже начинала протестовать по поводу активности – до этого почти весь день в коляске, затем короткий сон и за ним уже непростое путешествие в экзоскелете, которое заканчиваться и не думало. Как бы не умереть на полдороге к финалу от адской боли... Но вариантов в большом количестве не наблюдалось, как, впрочем, всегда за последние несколько дней. Видимо, такова была специфика новой работы, к которой Сэд приобщили, её саму не спрашивая, но она, если быть совсем уж честным, никак этому не сопротивлялась. Она не хотела уходить от людей, которые ею хоть немножечко дорожили.
Остальные, похоже, были не в лучшем состоянии: что Октябрина, медленно приобретающая сходство с зелёненькой ёлочкой и подпирающая все встречные стенки, что Дэннер, зажимающий рану и старательно притворяющийся здоровым. Пришлось признать, что команда Альфа из отчаянной троицы так себе. И даже Александр Юрьевич, уже включающий компьютер, вдруг скорчился в приступе тяжёлого надсадного кашля, какой обычно бывает при запущенной стадии бронхита.
— Что с вами? — внимательно поглядела на него Октябрина, но он только отмахнулся.
— Не сдохну... Итак, — Александр Юрьевич обернулся к гостям, быстро убирая в карман платок, на котором Дэннер успел заметить красные пятна, — я сейчас постараюсь вернуть вас в реальный мир.
Касательно реальности бункерного мира никто уже не спорил ввиду бесполезности. Компьютер ожил, зашумел. Девочка, напряжённо закусив губу и покачав головой, спрыгнула со стола и тихонько выскользнула в приоткрытую дверь. Владимир сдвинул руку, и девочка в движении задела её бедром – вполне материальным и тёплым. Дэннер благоразумно решил пока не удивляться.
Сэд понимала, что спасители мира из них сейчас просто отвратительные, да и операция эта на этапе разработки не предполагала встречу с подземными аборигенами из бункера и какое-то дипломатическое общение с ними. Хакерша хотела просто достать Дэннера из тёмных и сырых коридоров, а в итоге... Получилось, что получилось. Помимо неожиданной встречи с другой цивилизацией, троица ещё и получила галлюцинацию в виде девочки, но сказать точно, приводилась она им или была реальна, утверждать никто не брался по понятным причинам. Снова происходящее сию минуту напоминало какую-то психоделическую хоррор-игру, и Сэд хотелось тряхнуть головой, чтобы проснуться при адекватных обстоятельствах и не выковыривать себе мозг, сомневаясь в своём здравомыслии, и без того подпорченном болезнью. Но Дэннер же не уйдёт, даже если его за шиворот взять, а Октябрина так тем более останется вместе с ним, хоть и готова уже была рухнуть в обморок прямо здесь и прямо сейчас. Ну и компашка...
Компьютер загрузился удивительно быстро, и вскоре вывел на экран изображение: густой лес из незнакомых деревьев, отдалённо похожих на родные дубы и берёзки, только уродливо вывернутых, перекрученных, будто некая неведомая сила мешала им нормально расти. На ломких сухих ветвях не было ни единого листочка. Целый лес мёртвых деревьев. Кое-где они прорастали сквозь обломки бетонных плит, ржавые остовы автомобилей, осыпи, бывшие некогда городскими зданиями. Прямо перед объективом сиротливо накренился навеки остановившийся троллейбус. Ураганный ветер терзал ветви, размётывая ливень и швыряясь в камеру шрапнелью капель – казалось, даже глядя на них отсюда можно ощутить их холод. Над дальними верхушками деревьев, озаряемые нервно вспыхивающими белыми зарницами, темнели развалины, в которых Дэннер, приглядевшись, признал останки Московского Университета. В нижнем углу монитора светились цифры: 13:06, 10.05.2886.
— Этого не может быть, — нарушил тишину Дэннер. — Это не реально.
Александр Юрьевич горько усмехнулся, вновь закашлявшись и прикрывая лицо измятым платком. Октябрина глядела на троллейбус. На проломленной крыше ругались вороны.
— Вы не понимаете?! — Она порывисто обернулась. — Это же ненастоящая трансляция! Вас обманывают! Очередные штучки Хейгеля...
— Я не знаю, кто такой Хейгель, — сказал Александр Юрьевич. Он вдруг показался совсем старым. И очень, очень уставшим. — Но катастрофа произошла. И я её свидетель. Я был в числе ликвидаторов. Землю спасти не удалось.
Девочка, которая успела, оказывается, неслышно подойти сзади, тронула Дэннера за плечо, и, когда он обернулся, вручила металлическую коробку.
— Вот. Держи аптечку.
— Спасибо, — сказал Владимир.
После восклицания Октябрины до Сэд вдруг всё дошло. Она видела эти файлы, пока копалась в серверах клиники, но не придала им значения, потому как они были ложью.
— Ну... Этого города действительно больше нет, как и многих других, но причиной этому не радиация, — осторожно заговорила хакерша. — Многие города прошлого исчезли в результате ассимиляции, перестроек и развития технологий. Я вот точно знаю, что где-то среди этого Города есть поглощённый когда-то давно Берлин. Бомбёжки были, потому что была война. Но сверху всё ещё живут миллионы людей. Например, такие, как я, которые с трудом выговаривают русские имена, потому что они не попадались мне нигде, кроме переписки. Мир переменился, это да, но пока ещё не умер.
«Какая тварь, — думала Сэд параллельно со своими словами, — ему хватало времени и желания ещё и идиотские социальные эксперименты ставить!»
— Вы же сами говорили, что дату легко подделать, а я, как профессионал, скажу, что не только её. Я, например, вижу сейчас склейку на видео, — хакерша ткнула механическим пальцем в монитор. — А это значит, что оно поддельное.
— Больше всего на свете я хотел бы вам поверить, — грустно улыбнулся Александр Юрьевич, прижимая ладонь к панели. — Но я же не могу помнить то, чего не было. А я помню этот кошмар. И буду помнить всегда.
Дэннер ненадолго задумался.
— А что с Милой? Когда это началось?
— Я не знаю, что это, но началось оно пару недель назад. Все думают, явилось из подземелий...
— Сколько вас было изначально?
— Шестьдесят человек.
— А сейчас?
— Двенадцать.
— А девочка?
Александр Юрьевич тяжело вздохнул.
— Да пойми ты уже: нет никакой девочки.
— Значит, это моя фантазия передала? — И Дэннер продемонстрировал короб с красным крестиком.
— Она не фантазия. И не галлюцинация, — обернулся Александр Юрьевич к Сэд, на лице которой ясно читались сомнения в собственной адекватности. — В отсутствие активности разум начинает с нами играть. Плюс сырость, интоксикация – здесь же повсюду плесень. Вы, наверное, видели фотокарточку на станции, и образ отпечатался в подсознании...
— Аптечка, — скромно напомнил Дэннер. — Она тоже нам всем мерещится?
Сэд даже забыла о конспирации и сняла перчатку, чтобы ощупать аптечку, которую Дэннеру, очевидно, передала та самая девочка. Тонкие пальцы, из-за худобы похожие на паучьи лапки, осторожно взяли из рук Владимира эту коробочку, покрутили перед прищуренными из-за близорукости глазами, и в итоге хакерша убедилась в том, что предмет этот абсолютно реален.
— Вообще-то помнить то, чего не было, вполне можно. Это игра сознания, которая даже не называется сумасшествием. Иногда мы видим то, что наш мозг отказывается принимать, — решила Сэд блеснуть своими кустарными познаниями в психологии, — и искажает это. А отсутствующие детали ему свойственно дорисовывать самому. Вместе получаем потрясный эффект подмены прошлого. А под постоянным информационным – визуальным и не только – прессингом сформировать такие вот ложные воспоминания не сложно. Но после всего этого я вообще не знаю, кто из нас не в своём уме.
— Если это внушение, то как мы все помним одно и то же событие в разных вариациях? — уточнил Александр Юрьевич и снова закашлялся.
— Так нельзя, — решительно поднялась Октябрина. — Вы не можете здесь оставаться. Вам необходима медицинская помощь!
— Да и нам не помешает, — тихо прибавил Дэннер. — Хотя бы пройдите с нами. Просто пройдите. И, если вы не увидите обещанного, можете меня пристрелить, обещаю.
— Это зачем мне тебя стрелять?
— Не тебе, а нашему импульсивному другу, вестимо, — улыбнулся Дэннер. Александр Юрьевич махнул рукой.
— Ты уж тогда молодых бери.
— Ни за что! — отрезала Октябрина. Мы вас тут не оставим!.. Я вас тут не оставлю.
— И я, — отрезал Дэннер.
— Сынок, послушай, что тебе говорят. Мне по катакомбам не пройти.
— А нам недалеко.
— А мутанты? Я вам обузой стану. Да и мы не знаем, к тому же, пойдут ли остальные.
— Ага, — Сэд уже начала закипать, и тон её сменился на издевательски-нахальный. — То есть три вооружённых человека, один из которых снабжён броней правительственных оперативников предпоследнего поколения для вас какая-то шутка? Ну-ну.
Видимо, альтруизм был заразной болезнью, и причём крайне заразной, потому как абсолютно равнодушная к бедам других хакерша уже готова была расщепить себя на атомы ради чужого благополучия. Правду говорят: с кем поведёшься, от того и нахватаешься всякой гадости, да и новые её знакомые вообще были таким себе примером для подражания в условиях нынешней очень кусачей действительности, но уже, кажется, всё. Из компьютерного червя получилась вполне живая девочка, да только живость эта совершенно ей на пользу не шла, но об этом позже.
Дэннер удивлённо поглядел на Сэд, потом одобрительно усмехнулся. Октябрина вдруг недипломатично ухватила Александра Юрьевича за руку и безапелляционно заявила:
— Я должна вас осмотреть. Вас – в смысле, вас всех, Владимир!
— Меня-то что?
— Молчи, командир полуобморочный...
— Меня бессмысленно, всё равно это не лечится. Вы уж простите вредному старику его занудство. — Александр Юрьевич улыбнулся.
— Если вы остаётесь — вдруг выдала Октябрина, — тогда и я остаюсь, а у меня двое детей, и у них никого нет кроме меня. Подумайте об этом.
— А если она останется, — подключился Дэннер, — то я её ни за что не брошу, а мне операцией надо командовать, а я тут с вами застрял.
— А если они оба остаются, то я тоже никуда не уйду, а я больная насквозь и просто умру здесь без должной медицинской помощи! — Сэд подхватила тон своих друзей, и из всех прозвучавших ультиматумов этот выглядел самым устрашающим. Но и абсурдным одновременно, потому как вряд ли в этом идиотизме был какой-то практический смысл. Данный перформанс был схож с голодовкой арестанта, и без того обречённого на смерть. Никакой разницы в исходе, но какой-то идейный смысл в пылких и необдуманных словах всё же был.
— Так что нас вам не переспорить, это уж точно. Особенно такого как я, которому терять здесь вообще нечего.
— Думаете переупрямить старика? — пробурчал Александр Юрьевич, но тут Октябрина решительно потащила его к выходу.
— Где у вас тут медпункт?
— Я провожу, — сказала девочка и выбежала в коридор. Над ней не загорались лампы. Остальные направились следом.
В коридоре им повстречался Вадим, который возился с электрощитком.
— Всё ломается, — пожаловался он при виде компании. — А куда это вы так целеустремлённо все чешете?
— У него кашель с кровью, — пояснила Октябрина. — А мои друзья тоже плохо себя чувствуют.
— Неудивительно. Вам, может, помочь, а то свалитесь. — Вадим положил индикатор напряжения и отряхнул руки.
— Я тебе сейчас так помогу, — Сэд не смогла удержаться от выходки и прижала Вадима к стене стволом винтовки, — упадёшь и не встанешь!
Угрозу сопроводила маниакальная улыбка, после которой, правда, к хакерше быстро вернулось её привычное полуотсутствующее выражение лица, а Вадим был оставлен в покое. Она ещё хотела бросить на прощание короткое резюме по поводу того, что у неё не все дома, но дальше разыгрывать столь идиотский спектакль было себе дороже. Но удержаться было тяжко: эти упрямцы прямо так и провоцировали Сэд на различные выходки, не совсем безобидные, стоит сказать честно, но она же в итоге никого не пристрелила, так что всё пока что было в порядке. Но это пока. 
В ответ в живот упёрся ствол ППШ.
— Уймись, пигалица, не то я успокою, — велел Катчинский, легонько заламывая ей руку, отчего автомат полетел на пол, а диспозиция сменилась: теперь Сэд стояла к Вадиму спиной, а тот держал её за предплечье одной рукой и пистолет за рукоятку другой.
— Прекратите! — приказал Дэннер, растаскивая драчунов за шкирку, как расшалившихся котят. Голос прогремел настолько повелительно и грозно, что все оробели и невольно притихли. И сделалось, в общем, ясно, каким именно тоном можно отправлять в бой целую дивизию. Даже если бой заведомо проигран – тут не хочешь, а подчинишься. — Прости, у нас выдалась безумная неделька.
— Добро, — фыркнул Вадим, который даже спичку не потерял.
— Сэд, что на тебя нашло?
— Катчинский, ну, куда на девку с огнестрелом?
Октябрина выругалась и философски махнула рукой, наблюдая сцену.
— Если кому потребуется медицинская помощь, — язвительно ввернула она, — я к вашим услугам.
— Можно я хоть на ком-нибудь вымещу негатив, который у меня скопился за столько лет жалкого существования? — Сэд снова гримасничала, на этот раз изображая милое невинное создание, но столь же быстро переменилась и стала мрачной. — На самом деле он просто меня раздражает. Я же преступная дрянь, не забывай.
В кои-то веки она не врала ни на грамм, и сказала всё просто и ясно, точно так, как и думала и как ощущала. Злости и агрессии было много, девать всё это некуда, а тут как раз подвернулся удачный персонаж для расправы, пусть и весьма условной. Ясно же, что ничего из этой мелкой перепалки не получится, так сцепившихся ещё и тут же растащили по углам.
— Милая, не надо, желчь здесь поставлять – моя прерогатива, — непривычно мягко для себя выговорила хакерша, уложив Октябрине на плечо механическую руку, а затем потянулась к вылетевшему давеча из рук автомату. Преступник, конечно, из неё был комедийный, но характер всё равно сформировался подходяще-гадким.
— Ладно, буду тебя подменять по выходным, — улыбнулась Октябрина, помогая с автоматом.
— А я думал, это мы психи, — фыркнул Вадим, возвращаясь к своему занятию.
— Тьфу, ты, — выругался Дэннер. — Это тебе кто сказал?..
— Мы все психи, — не в пример мрачно отозвалась Сэд, хотя спрашивали вообще не её. — Просто в разной степени, и каждый по-своему.
И с этим не поспоришь: никого из присутствующих здесь нельзя было назвать нормальным. Владимир, воюющий с фашистами из прошлого и с самим собой на втором фронте, Сэд с такой же проблемой, отягощённой ещё болезнью и жизнью в практически полной изоляции от внешнего мира, да Октябрина, одержимая идеей помочь всем и каждому, кто встречается ей на пути, чуть ли не в буквальном смысле вытягивая из себя кишки. А эти подземные чудики? Тоже очевидное отклонение от нормы. Словом, понятие «нормальный» здесь объективно ни к кому не могло быть применено.
— Ладно, к чёрту этот балаган. Мы же идём наверх, да? — к Сэд внезапно вернулась серьёзность, с которой она распрощалась, кажется, уже достаточно давно.
Вадим спичку-таки выронил.
— Чего?.. Какой наверх? Вы, слушайте, ежели так охота помереть, то существуют более гуманные методы суицида.
— Не слушайте этого придурка, самоубийца из него не самый компетентный, — появился Богдан. Он выглядел уже не таким агрессивным, как вначале, и даже помахал рукой, проходя мимо.
— Иди-иди, — обозлился Вадим.
— Пошёл ты, Спичка.
Октябрина хихикнула.
— Тебя, правда, так зовут?
— А у тебя прозвища нету разве? — буркнул Катчинский.
— Не знаю, может, и есть.
Медпункт выглядел весьма плачевно, и бедняцкой запущенностью нагонял тоску. Октябрина расположила пациентов в порядке приоритета и сноровисто натянула перчатки.
— Дэннер.
— Чего? — невинно вытаращился Маэстро.
— Того, — передразнила Октябрина. — В смотровую, будь любезен.
— Зачем меня смотреть...
— За перегородкой. А кто будет капризничать, получит магнезию в жопу! Быстро!
— Из части прислали вторую Элеонору, — констатировал Дэннер и, под всеобщие смешки, скрылся за перегородкой.
Сэд лишь усмехнулась и стала молча ждать своей очереди.
На самом деле ей пока было не настолько уж и плохо, однако ещё через пару часов от такого бодрого настроения вообще ничего не останется, и вместо нахалки с искрящимся взглядом здесь будет находиться безвольное и беспомощное существо, способное только просить о пуле в лоб или об уколе обезболивающего. Однако Сэд, в принципе, как и всегда, очень в себя поверила и решила, что с неизлечимой болезнью считаться не обязана, и не важно, что неконтролируемый приступ вообще может убить её хрупкий организм. Сама же хакерша сейчас так преисполнилась всеобщей атмосферой альтруизма и энтузиазма, что вообще наплевала на этот факт. Отделаться от Октябрины она не пыталась – заведомо бессмысленное занятие, но и возиться с ней пока тоже не было причин. Они появятся немножечко попозже. А вот Дэннеру помощь сейчас совсем не придётся лишней, как, впрочем, и местным обитателям: редкий случай, когда тяжелобольной пациент мог подождать.
Помощь, действительно, была необходима. Рубаха запеклась на крови, пришлось срезать кусок ткани. Никаких щадящих антисептиков, типа хлоргексидина, в бункере не наблюдалось, вместо них в шкафчике красовались стройные ряды бутылочек со спиртом.
— Придётся потерпеть, — предупредила Октябрина, вооружаясь бутылочкой. Дэннер только улыбнулся в ответ. Впрочем, он тут же задохнулся, когда на раны полился чистый медицинский спирт.
— Прости... ты как?
— Жить буду, всем назло.
Октябрина взяла пинцет и принялась вытаскивать осколки. Лампа издавала лёгкий статический шум, немного отвлекая её от дела.
— Вот, чего ты, вообще, сюда один полез... — проворчала она, хотя ответ и был очевиден.
Дэннер вздохнул.
— Ну, не мог я вас с собой тащить, понимаешь?
— Понимаю, — серьёзно кивнула Октябрина. — Но ты же не мог не знать, что мы последуем за тобой, верно?
Владимир вдруг придержал её руку за запястье.
— Слушай, ты только не умирай, а. Слышишь? Прошу, не умирай.
Октябрина замерла, потом хлопнула глазами. Фыркнула.
— Скажешь тоже. Я и не собиралась.
— А кто едва коньки не отбросил сегодня утром?! — Дэннер даже приподнялся, и она уложила его обратно на стол.
— Ш-ш. Больше не буду. Лежи спокойно.
Дэннер послушно улёгся, уставившись в сырой потолок. Рана была обширной; она охватывала бок и часть брюшного пресса, начинаясь от ремня и заканчиваясь почти у грудной клетки. Октябрина муторно выковыривала стекло. Осколки звякали в лоток. Лампа шуршала.
— А я вас тоже не просил за мной тащиться.
— Мы беспокоились.
— Это за что же?
— За кого же. За тебя, конечно, а ты как думал.
— Чего за меня беспокоиться...
— Идиот...
— Не спорю...
— Нет, мне нужно было забить на тебя и пойти смотреть кинцо, пока эти ребята разбирали тебя на запчасти, — Сэд услышала, что по ту сторону ширмы началась разъяснительная беседа, и решила к ней присоединиться. Подойдя поближе, она протянула руку без перчатки и заботливо погладила Дэннера по голове с милой улыбкой, повинуясь каким-то неведомым душевным порывам.
— Может, я и дрянь, но ничто человеческое мне не чуждо.
Голос Сэд вдруг стал ласковым и мягким, в нём не осталось ни грамма режущей остроты, которая вызывала только неприязнь и больше ничего. Вообще всё происходящее прямо сейчас выглядело довольно странным, однако беспокоиться пока было не о чем.
— Мы все проштрафились, чего уж там.
— Так-то да, — засмеялась Октябрина. — Сэд, не передашь скальпель? Благодарю.
— Зачем тебе скальпель? — осторожно поинтересовался Дэннер, уже собравшийся обозначить культурную программу киновечера. Он всё ещё злился, но Сэд его положительно обезоружила. Не то интонацией, не то элементом неожиданности.
— Тебе лучше не знать. Подумай о хорошем.
Дэннер на всякий случай сунул в зубы портупею.
— Держи, — хакерша протянула подруге скальпель, за который механическая рука хватилась с видимым трудом – мелкий предмет, однако. Сама же Сэд опустилась рядом с кушеткой, уложила голову рядом с плечом Дэннера и, бережно взяв его руку в свою, прикрыла глаза.
Если Владимир сейчас спросит её, что она делает, то ответа не последует: девушка и сама не знала, что за мать Тереза покусала её за последние несколько минут, но желание поступить вот так, нежно и совершенно не по характеру, было просто непреодолимым. Возможно потому что, пока Сэд вынуждена была заботиться о сыне Октябрины, она прочувствовала, что эта самая забота, приносит гораздо большее эмоциональное удовлетворение, чем проявление агрессии и ненависти. Ну и... спокойно смотреть на страдания друга не может даже преступник, и скорее он даст обидчику по шее, чем какой-нибудь мирный святоша, который заявит, что нужно подставить вторую щёку для удара.
Октябрина провела надрез, и пальцы Дэннера рефлекторно стиснули руку Сэд. Когда же пинцет потянул осколок, пострадала уже портупея, на этот раз от зубов.
— Доктор... А наркоз? — невнятно предложил Владимир, вожделенно поглядывая на спирт.
— Чтобы кровь не сворачивалась? Терпи уж.
— Ладно, — согласился Дэннер, которому лежать без дела совсем было скучно, а посему разговор скоро возобновился. — А что ты делаешь?
— Пытаюсь наложить зажим! — взорвалась Октябрина. — Не отвлекай...
Дэннер послушно притих. Победив самый глубокий и упрямый осколок, прочистив рану, откачав лишние жидкости и убедившись, что стекла не осталось, Октябрина принялась накладывать возможные швы. Задача оказалась нелёгкой – ткани разорвало в лоскутки, скользкие и неподатливые от крови, и соединить этот паззл в нечто более-менее цельное в одиночку можно было, разве что, будучи волшебником. Удивительно было, как Дэннер, вообще, это терпел – за всё время операции он не издал ни звука.
Пока она возилась, вошёл незнакомый юноша с растрёпанной копной пшеничных волос, пояснил, что он от Вадима, и принялся помогать. Октябрина только велела убрать копну под шапочку. Руки у юноши оказались на диво сноровистыми, и дело пошло бодрее.
Когда они закончили, Дэннер напоминал лоскутное одеяло, а юноша удалился по своим делам, настала очередь Сэд.
Разница между рукой Владимира и Сэд чувствовалась даже на ощупь: если у солдата пальцы были грубые и твёрдые, как железо, то под тонкой и суховатой кожей девушки, холодной из-за лёгкой анемии, сразу же чувствовались твёрдые кости и слабо пульсирующие ленточки вен. Со стороны даже могло показаться, что Дэннер просто сломает хакерше руку, если сожмёт её, но Сэд, хоть и испытала боль, не шевельнулась. Это была незначительная мелочь в сравнении с тем, что она переносила каждый раз во время приступа. Но зато прикосновение позволило ненадолго отстраниться от сырой и неприветливой окружающей среды и сосредоточиться на себе. В особенности на том, что она чувствует к этому человеку. Дружба ли это или уже что-то посерьёзнее?
В реальность Сэд вернула Октябрина, ставшая вдруг строгой, как типичная сериальная главврачиха. Смотрела она на свою пациентку так, будто собиралась ставить ей клизму со скипидаром.
— И что ты будешь со мной делать?
— Стандартный алгоритм... А ты лежи!
— Есть, — согласился Дэннер, осторожно ощупывая повязку и отворачиваясь, чтобы не смущать Сэд. Октябрина вздохнула.
— Придётся полежать под капельницей, чтобы опять не накрыло... Ложись на кровать.
— А можно, я пойду уже?
Октябрина раздражённо сняла стетофонендоскоп.
— Ну, тебе куда?
— В уборную.
— Иди.
Дэннер вышел и тихо прикрыл за собой дверь. На самом деле ему не хотелось оставаться в медпункте и далее, тем более что было неловко смущать Сэд и отвлекать от дела Октябрину. И ещё было интересно прогуляться по бункеру.
В коридоре встретился Вадим, мельком покосившийся на него и отметивший:
— А, это ты, — таким тоном, будто они всю жизнь тут вместе прожили. Дэннер догнал его.
— Есть минутка?
— Чего тебе?
— Расскажи про катастрофу.
Спичка обернулся и усмехнулся.
— Чудной ты. А чего рассказывать. Приветственный обмен ракетами и здрасьте.
— Расскажи с самого начала.
Вадим глянул на собеседника и, открыв неприметную дверь слева, махнул рукой.
— Ну, заходи.
Комната не выделялась в плане обстановки – застеленная серым одеялом железная койка, стол, железный же шкаф и тумбочка с подбитой ножкой. На тумбочке в рамке стояла фотокарточка. Дэннер ухватил её и поднёс ближе к глазам.
С потёртого снимка улыбалась знакомая девочка. Озорные синие глаза, россыпь веснушек, тёмные кудри распирают косынку, в руках зажата книга – её читал Вадим, когда они впервые встретились.
— Кто она?
Спичка обернулся.
— Дочка моя.
— И почему вы все её игнорируете? Это педагогика такая, или что?
— Тебе это нравится, да? — Вадим выхватил у него карточку, рывком выдвинул ящик и зашвырнул её внутрь. — Издеваться?
— Да не издеваюсь я! — осадил Дэннер. — Я видел её! Я и сейчас её вижу – девочку в белом платье, она помогала Октябрине меня зашивать.
Вадим замолчал, опустив голову.
— Она и при жизни там помогала. Её мать была местным врачом.
— Была?..
— Слушай, герой. Несколько лет назад на станции случилась авария. Они погибли. Обе.
— Но мы видели её.
— Нет. — Вадим серьёзно поглядел в глаза Дэннеру, положив руку ему на плечо. — Слушай меня. Тело уже разлагалось, когда мы её нашли. Она умерла в этом белом платье и косынке! Её нет, и ты никак не мог её видеть! У тебя галлюцинации, а знаешь, почему, потому что люди не могут жить под землёй! Они там с ума сходят! — последнее Вадим уже орал, и Дэннер решил не спорить больше. Вместо этого он предложил только:
— Вискарь будешь?
— Давай.

Вряд ли Владимир мог её чем-то смутить, тут скорее было бы уже что-то наоборот, потому как для Сэд её собственное худое и болезненное тело, половина которого к тому же была парализована, было совершенно привычным. Другое дело, что сама она его ненавидела, а кого-то стороннего это зрелище и вовсе могло напугать, хоть и не Дэннера. Он как максимум просто испытал бы смесь жалости и отвращения.
— А ты взяла то, чем собираешься меня капать? Потому что я нет.
— Об этом не беспокойся, у тебя есть я. — И Октябрина извлекла из рюкзака препарат. — Да уж... угодили, так угодили, ничего не скажешь.
И Сэд вдруг поняла, почти инстинктивно ощутила: эта ничего не значащая фраза – не что иное, как самый настоящий крик отчаяния. Что вечно неунывающая, непрошибаемо-спокойная Октябрина на самом-то деле крайне растеряна и напугана, и за невозмутимым видом бушует такой ураган чувств, который не всякому и откроешь. И что Октябрина доверяет ей почему-то больше остальных. А сейчас она – сильная, отважная, уверенная – нуждается в поддержке, как и любой человек, оказавшийся в неизвестной и пугающей обстановке, вдали от дома и от всего привычного.
Она всегда это понимала, потому что знала по себе: нельзя быть абсолютно неустрашимым и вечно полным сил. Все мы бываем слабы и беспомощны, напуганы и растеряны, у всех нас есть моменты, когда мы чувствуем себя маленькими детьми в огромном и злом мире.
Когда Октябрина делала своей пациентке укол, та протянула вторую руку и ухватила её за запястье со словами:
— Как закончишь со всеми, вернись, пожалуйста, ко мне. Рассказать кое-что тебе нужно.
Хакерша мило улыбнулась и прикрыла глаза в ожидании, когда от капельницы начнёт кружиться голова, и на вопросы отвечать была больше не настроена. Трюк, применённый ею, был простой, но довольно эффективный, так что Сэд надеялась, что Октябрина клюнет на эту удочку, и её удастся вывести на откровенный разговор, после которого должно было стать полегче всем.
— Конечно. — Холодные сильные пальцы легонько скользнули по щеке – так вот, откуда этот жест у маленького Олега. — Только осмотрю нашего «упрямого занудного старика».
— Упрямый занудный старик подождёт, — в своей неизменной манере отозвался из-за перегородки Александр Юрьевич, — в его годы спешить некуда.
— Принято, — вздохнула Сэд в ответ и отвернулась, сделав вид, что почти сразу же задремала, но на самом деле она очень хорошо слышала всё, что происходило в комнате: от шагов и до звона скальпеля на металлическом подносе. Правда, смысла в этом не было практически никакого, разве только подслушать разговор Октябрины с Александром Юрьевичем, но из него вряд ли ей удастся вынести что-то ценное. Разве только послушать, как ей будут мыть кости, но такое наблюдать тоже было не в первый раз, так что и на это Сэд было практически плевать.
— Ну? — донеслось из-за перегородки. — Что слышно?
Легонько стукнул стетоскоп.
— У вас в лёгких духовой оркестр, который играет вразнобой.
— Радиация меня прикончит со дня на день. Странно, что она до сих пор этого не сделала.
— Странно... — Октябрина поднялась, прошлась по комнате. — Вы сказали, что были в числе ликвидаторов.
— Верно. А что?
— Я стараюсь прояснить. В каком году началась война?
— В две тысячи восемьдесят шестом году. В мае. Иронично, правда?
— Да уж... И все погибли?
— Как видишь, не все. Не надо, не трать медикаменты, они живым пригодятся.
— Просто примите, это облегчит боль.
— Ничего, я привык. А тебя там подруга ждёт.
— Да.
— Оставь, дочка. Правда, оставь.
— Но вы пойдёте с нами.
— Пойду, пойду.
— Ну уж, нет! Это номинальное согласие, а мне нужно обещание. Дайте слово.
Этот разговор всё же наполовину ушёл от ушей Сэд, потому как на несколько минут она и вправду провалилась в неглубокую дрёму, не услышав того, на что могла бы обратить внимание. Александр Юрьевич не спросил, что с этой «пигалицей», его не интересовало, почему она такая худая и такая ненормальная, и это на самом деле было ей на руку. Выслушивать, как тебе моют кости, не слишком приятно, хотя Сэд всё же желала бы узнать, как на такие провокационные вопросы будет отвечать Октябрина. Эдакая своеобразная дружеская проверка.
Но затуманенная лекарством и мыслями о болезни голова сейчас не придумала бы нужной комбинации слов и фраз для того, чтобы заставить женщину выдать всё, что у неё на уме. Сэд была способна лишь развести её на более-менее откровенный разговор о своих чувствах, да и самой было неплохо выговориться.
Она слышала, словно издалека, как Октябрина ходит по комнате, звенит стеклом, шуршит одеждой. Время от времени она подходила послушать сердце, проверить капельницу или померить давление. В конечном итоге Октябрина просто уснула рядом, прямо на полу, положив голову на одеяло. Видимо, сказалось-таки переутомление.
Разговора не вышло, но это было и не настолько важно. Для него ещё будет время, когда они поднимутся наверх и всё вернётся на круги своя, для этого будет более благоприятная обстановка, в которой уже можно будет вытянуть что-то интересное.
Обнаружив, что Октябрина спит рядом, Сэд не стала уже её трогать и просто смотрела в сырой и грязный потолок, над которым, где-то далеко-далеко было небо. Из-за вредных выбросов оно очень редко становилось чисто голубым, чаще оно было серое и мрачное, но когда шёл дождь, оно опускалось ещё ниже, и серые лохматые тучи цепляли собой верхушки небоскрёбов, что ещё стояли то тут, то там, иногда посреди развалин и пожарищ. Но, несмотря на всё, в этом Городе была своя романтика, и привлекала она гораздо больше подземных коридоров с их упрямыми обитателями. На некоторое время Сэд задумалась о том, что где-то через год она уйдёт в это самое серое небо. Мысли о смерти обычно вызывали у неё не страх, а печаль, но и от неё тоже сводило скулы, потому как она была острой, словно разбитое стекло. Как бы не старались её новые друзья, полноценного курса лечения от её болезни не существует, а на поддерживающей терапии ей осталось тоже не слишком долго. Сэд и так пережила все возможные прогнозы, которые давали на её состояние врачи, поэтому ожидать в гости старуху с косой можно было хоть завтра.

— А как её зовут?
— Звали.
— И всё же.
— Мизери.
— Красивое имя. А её мать?
— Чего болтаешь, наливай...
— Не злишься?
— На тебя-то?.. Ты псих.
— Ага. Мне говорили.
— Я тоже псих...
— Стоим друг друга.
— Ты, правда, её видишь?
— Как тебя сейчас вижу.
— У тебя крыша едет.
— Она давно едет, никак уехать не может.
— А эта девчонка... ну, с татуировками. Она кто?
— Нравится?
— Может быть.
— Обидишь её – пристрелю.
— Да не ссы. Думаешь, не понимаю, да?
— Не думаю.
— А ты кого потерял?
— Тебе в алфавитном порядке или в хронологическом?
— Забей. Наливай, давай.
— Хватит. Надо идти. Пойдёшь с нами?
— Чёрт с тобой. Пойду.
— Вот и хорошо.
 
В столовой собрались все оставшиеся обитатели бункера: не считая Дэннера с Вадимом, Богдана и Александра Юрьевича, уже знакомого светловолосого парня – он что-то вырезал из куска дерева, сидя в углу – ещё восемь человек, среди них две женщины – на вид здоровые.
— И почему мы должны его слушать? — нетерпеливо осведомился молодой человек в тельняшке, сидевший ближе всех. Дэннер вздохнул и шагнул вперёд.
— Потому что я так сказал. Послушаешь, не развалишься.
— А ты кто такой, вообще?
— Будешь перебивать через два слова на третье – так и не узнаешь.
Парень возмущённо фыркнул, но примолк.
— Предлагаешь наверх? — удивилась женщина за соседним столом. У неё были короткие тёмные волосы и серьёзные карие глаза. Она выслушала рассказ внимательно и спокойно, и, в целом, производила впечатление умного и рассудительного человека. Дэннеру она нравилась. — И где гарантия, что нас всех потом не прикончит лучевая болезнь?
— Ну, возьмите счётчик Гейгера и проверьте.
— А я согласен, — сказал светловолосый паренёк, поднимая взгляд от своей деревяшки. — Где, например, гарантия, что нам тут потолок на башку не рухнет? Ещё одной аварии мы не переживём. Вон, Спичка не даст соврать.
— Там неприемлемые погодные условия...
— Слушайте, — сказал тогда Дэннер. — Я – ваш первый и последний шанс. И я уже ухожу. Кто хочет, может остаться и ждать обвала потолка, а он близко, судя по рассказам Спички. Остальных приглашаю наверх. Да, там не курорт. Но и я до сих пор не сдох, ни от радиации, ни от погоды. Решайте сейчас.
Народ попритих, потом зашушукался. Пронеслась волна шёпота, будто рябь на воде, и стихла. И все уставились на Дэннера, ожидая, что он скажет.
Паренёк небрежно сунул поделку в карман, сдув золотистые ароматные стружки, и спрыгнул со стола, на котором сидел.
— Я иду, — объявил он. — Пусть меня лучше мутанты сожрут в катакомбах, или лучевая болезнь. Лишь бы не с вами тут дальше киснуть. Согласен, а, Спичка?
— А я уже согласился, — спокойно сказал Вадим. — Мне терять нечего.
— И я с вами, — подала голос женщина. — Только документы прихвачу.
Последним оказался Богдан. Он степенно подошёл к Дэннеру и прогудел:
— Ты, ежели нас всех из этой тюрьмы вытащишь, клянусь, больше ни слова о тебе худого не скажу. — И первым протянул руку.