Мама

Мама — производное от mammae (лат.) — молочная железа.

Наверное, нет на Свете ничего дороже и драгоценнее этого слова. Мама… Ведь для ребёнка мать и защита, и питание, и тёплая подушка. А главное — материнская Любовь, в которой так нуждается маленький человек…
Старательно забетонировав металлический Крест в основании могилы и приклеив на него фотографию матери, выполненную на керамике, доктор Рощин, молча, стоял рядом, вспоминая самого близкого ему человека.
Мать он помнил, буквально, с годовалого возраста. Когда однажды, оторвавшись от её груди, подумал:
-А почему у меня нет такой?
Он взял в руки лежавшую рядом с ним на кровати большую кедровую шишку и приставил к своему телу, имитируя материнскую грудь, чем немало рассмешил родителей. Отец тут же заснял этот эпизод на фотоаппарат.
Сейчас, стоя возле могилы на семейном участке деревенского кладбища, он продолжал погружаться в воспоминания, связанные с мамой.
Рощин вспомнил, как мать возила его в детский сад. Ехать надо было на трамвае несколько остановок. Трамвай был особенный… Последнее место в каждом вагоне со стороны двери предназначалось для кондуктора. А перед ним, закреплённый на высокой колонке, находился деревянный штурвал. Как на старинных парусниках… Внизу из колонки торчала маленькая педаль, которая нажималась ногой на случай аварийного торможения. Из разговоров родителей, Вадим знал, для чего в вагоне установлена колонка со штурвалом. И что кондукторы были не против, чтобы дети вставали за него и самозабвенно рулили, представляя себя капитаном корабля. Маленький Рощин крутил штурвал в разные стороны, воображая себя то лихим корсаром, то офицером королевского флота, преследующего пиратов, готовясь взять их судно на абордаж.
Вспомнив свои детские фантазии, Вадим Владимирович улыбнулся и тут же переключился на следующий эпизод из архивов Памяти. Он припомнил, как мать сажала его — 4-х летнего малыша к себе на спину и вместе с ним подплывала к кораблям в акватории Азовского моря. Тем летом они всей семьёй ездили в отпуск в Бердянск и Запорожье. И он впервые в жизни летал на настоящем самолёте. Тогда маленькому Вадиму достались сразу две карамельки «Взлётная». Эта поездка также прочно запечатлелась в голове будущего доктора.
А уже через полгода после поездки он, простудившись на катке, заболел двусторонней пневмонией с высокой температурой. Мать сидела около сына, прикладывая к его голове полотенца, смоченные холодной водой, чтобы снять жар. А он — срывающимся, хриплым от волнения голосом с тревогой спрашивал её:
-Мамочка, я не умру? Ну, скажи, мама…  Я буду жить?
Много разных воспоминаний сегодня всплывало в его памяти. Мама была, безусловно, неординарным человеком. И в юности — очень красивой девушкой... Соседский мальчишка, проживавший в коммунальной квартире напротив, по возрасту чуть старше мамы, одно время был влюблён в неё и пытался ухаживать, пока однажды не встретил на катке стадиона «Крылья Советов» свою настоящую Любовь. Звали мальчишку Леонид Куравлёв — впоследствии известного всей стране артиста кино. Дядя Лёня — так звал его маленький Вадим… Память о дружбе с прекрасным актёром и хорошим человеком они с мамой хранили всю жизнь.
Воспоминания всплывали одно за другим… Вот, например, мама учит его пришивать белый воротничок к школьной форме, а вот делает с ним уроки. Или, например, пошла в школу на «разбор полётов» по жалобе мамы одноклассника, которого Вадим как-то побил на продлёнке.
-А нужно было бить своего товарища, сынок? Да ещё так жестоко? По лицу?
-Нужно, мам… Он негодяй… Мало того, что оболгал меня перед учителем, так ещё обозвал девочку из нашего класса плохими словами. И, к тому же, он первый затеял ту драку, когда я сделал ему замечание.
-За дело, значит, побил? Ну, коли так — правильно поступил. И на будущее учти — драться надо только за правое дело и так, чтобы в другой раз твоему обидчику неповадно лезть было. Понял?
-Понял, мам…
Воспоминания продолжали теснить друга друга… Вадим Владимирович вспомнил, что у мамы была потрясающая память на события и даты. И уникальная способность производить любые арифметические действия с двузначными и даже трёхзначными цифрами в уме, не прибегая к помощи письменных вычислений на бумаге. Причём она никогда не ошибалась. В этом юный Рощин убеждался не раз.
Конечно, мама была неординарной личностью. Притом, рукодельницей, да ещё какой… Много вышитых крестиком салфеток и полотенец, выполненных её руками, осталось в семье.
А ещё мама прекрасно пела низким, грудным голосом. Вадим Владимирович вспомнил, как они с дедом просили его играть на аккордеоне, а сами слаженно пели дуэтом. Играл маленький Вадим довольно неплохо, поскольку учился в музыкальной школе по классу «аккордеон» не один год.
Одного только не мог он понять никогда. Как в её характере могли уживаться разные крайности. Почти детская непосредственность и даже наивность — с холодной расчётливостью. Слезливость и чувственность — с эмоциональной холодностью. Любовь — с ненавистью. Безграничная доброта — с жёсткостью и даже жестокостью.
Вадим вспомнил, как однажды за двойку, полученную в школе, мама, скорая на расправу, нещадно била его отцовским солдатским ремнём с тяжёлой латунной пряжкой. Била, не разбирая, куда придётся — по ягодицам, спине, ногам, рукам… Опомнилась она лишь когда сын закричал от нестерпимой боли — удар ребром пряжки пришёлся по мизинцу руки, которой он, защищаясь, закрывал лицо. Тогда она стала обнимать его, целовать и, рыдая, просить прощения за свой поступок.
Конечно, он простил её, поняв своим детским умом, что не плохая оценка на самом деле вызвала взрыв эмоций и бурю негодования у матери. Очевидно, в тот день у мамы было очень плохое настроение. В связи с чем? Да Бог его знает… Понял и простил, хотя распухший, посиневший палец ещё долго напоминал Вадиму о случившемся.
Вспомнил он, как однажды прибегла мать к ещё одному жестокому наказанию — поставила его в угол  «коленями на горох». Стоять на ядрах гороха, тем более долго, было очень больно. Из глаз ребёнка катились слёзы, однако, закусив до крови губу, он терпел. Пытку прервал раньше обычного вернувшийся с работы отец.
-Люда, ты с ума сошла? Так издеваться над собственным сыном?
-Да? А ты знаешь что этот паршивец устроил сегодня в квартире тренировку по хоккею с шайбой? Отрабатывал, видишь ли, бросок клюшкой и в итоге угодил шайбой в радиолу. Нет, чтобы на катке этим заниматься. Как все друзья-приятели… Иди, посмотри… Всю панель стеклянную вдребезги разбил. Где теперь достанем такую же?
-Люся, ну это не повод так наказывать ребёнка. Ну, лишила бы вкусностей — конфет, шоколадок, мороженого на неделю или месяц. И будет с него… А панель эту я закажу, обещаю. Вставай, сын… Прости маму… Наверное, её тоже так в детстве наказывали. Не по злобе своей, скорее, по привычке она так строго наказала тебя. Прости…
И Вадим вновь простил мать, хотя та, по правде говоря, прощения не просила. Казалось бы, не Бог весть какое упущение? Но в дальнейшем Вадим Владимирович не раз убеждался в том, что мама почти никогда не признавала себя неправой. Ни в чём… Ни в ссорах с отцом, ни с ним…
Воспоминания всплывали в мозгу — и хорошие и плохие… Рощин припомнил, как однажды в возрасте 16 лет защитил мать от пьяного соседа по лестничной клетке, когда в длительную заграничную командировку уехал отец. Сосед — в прошлом уголовник назвал маму плохими словами в его присутствии. За что тут же поплатился разбитым в кровь лицом. Занятия спортом не пропали даром. Тогда мать назвала его своим защитником…
Впрочем, положа руку на сердце, их отношения с мамой были отнюдь не безоблачные. Непростые были отношения. И в юности и в дальнейшем… Однажды он даже оскорбил её… Это произошло, когда в семью пришло горе — от рака умирал отец. И у матери появился любовник. Вадим узнал от этом случайно. Возвращаясь с работы домой, он увидел мать, гуляющую по улице в обнимку с незнакомым мужчиной. По её счастливому лицу трудно было не догадаться, кто шёл рядом с ней.
Злость закипела в груди у Рощина. Он быстрым шагом направился в сторону влюблённой парочки. Однако мать, заметив сына и разгадав его намерение поквитаться с любовником за отца, шепнула что-то на ухо своему кавалеру. После чего тот, не долго думая, мгновенно ретировался.
-Вадим, не осуждай меня, пожалуйста… Ты — доктор… В физиологии должен разбираться…Пойми, мне всего 45… Я ещё не старая женщина, мне хочется любви и ласки. Твой папа из-за болезни теперь ни на что не способен. Так что же мне остаётся? В монастырь идти? Уволь… Потому, как видишь, я нашла замену твоему отцу…
Рощин не сдержался…
-Мама, ты не вправе так поступать. Ты ведь не шлюха… Ты разговаривала с хирургом, оперировавшим отца, он озвучил тебе прогноз — готовиться к худшему. Сообщил, что с таким диагнозом больные даже после операции редко живут более 3-х лет. 1,5 года прошли. Неужели тебе так трудно сдерживать свою физиологию? Ведь папе осталось жить так немного. Ты говоришь, что твой организм требует любви и ласки? А как жили женщины во время войны, когда их мужья сражались на фронтах с Фашистской Германией? Они, как правило, хранили верность мужьям, ушедшим на фронт. Молчишь?
Да, мама молчала… Ей больше нечего было сказать… Вспомнил Вадим Владимирович также как после смерти отца мать валялась на его могиле, рыдая и прося прощения за грехи.
Разумеется, он помогал маме, после трагедии в семье, особенно когда та вышла на пенсию. И деньгами, и по хозяйству… И, вообще, во всём… Перевёз её на новую квартиру, поближе к себе, чтобы быть рядом всегда.
Договаривался для неё с докторами в связи с предстоящей операцией по протезированию тазобедренного сустава, благо, друзья-однокашники работали в ведущих профильных клиниках страны.
И потом, когда в старости мать заболела болезнью Альцгеймера, он продолжал помогать ей во всём, несмотря на огромные трудности, связанные с уходом за такими больными.
И вот настал срок — она умерла… Самый близкий на Свете человек, несмотря на все споры, ссоры и разногласия. И всё равно самый родной.
Отпевали маму в её любимом небольшом, уютном Храме — Константина и Елены в Митино. Куда она при жизни так любила ходить. Священник читал молитвы «За упокой», а мать лежала в гробу удивительно спокойная и какая-то умиротворённая. А по её щеке сползала вниз к подбородку маленькая, скупая слеза.
-Заморозка отходит…
Шептались тихо между собой женщины—служки из Прихода.
Но Рощин знал, интуитивно чувствовал, что это не так. Просто Душа мамы горько сожалела о своём прервавшемся Пути в этом бренном Мире. А слеза была последним проявлением жизни, поскольку никак иначе в тот момент она среагировать на происходящее не могла.
И сегодня, спустя год от её кончины, завершив оформление могилы, Вадим Владимирович, уходя с кладбища, вслух искренне попросил у мамы прощения за всё, в чём вольно или невольно был виноват перед ней. Он знал, что энергия слов, сказанных им, обязательно дойдёт до своего адресата. Поскольку у Бога, как говорится, живые все. А Смерть физического тела — лишь переходный этап перед жизнью в совершенно ином, духовном Мире. Перед своим очередным воплощением на планете Земля…