Петербургские трущобы. Сравнение книги и сериала

«Петербургские трущобы», Всеволод Крестовский. Примерно 1864 год.

Первое знакомство с Крестовским состоялось с сериала «Петербургские тайны», который вышел в 1994 году и был продолжен в 1998-м.

Для первой половины «лихих 90-х», когда телезритель еще запоем смотрел мексиканские бесконечные телеэпопеи про плачущих богатых, дикую Розу и Просто-марию, это было в принципе годное кино. Хотя и там мексиканщины было через край. Зато создатели привлекли достаточно известных актеров:

Яковлева (которая Елена), Розанова, Гундарева, Федя Стуков, Караченцов, Стеклов, Федосеева-Шукшина, Талызина, Польских, Авилов…

И картина была не такой бесконечной, как мексиканский телепродукт. То есть, у зрителя был вполне различимый свет в конце тоннеля.

В картине была вполне ладно скроенная романтическая приключенческая история, максимально чётко прописанные арки героев. В общем, сценаристы сделали свою работу, конечно же, не гениально, но достаточно профессионально.

Прошли годы. Вернее, десятилетия. В руки попалась книга Злобного старикашки Веллера «Огонь и агония. Русская классика как яд национальной депрессии».

Следует сказать, что Злобный старикашка Веллер в информационном плане достаточно зловредный тип, который сведущ практически во всех сферах человеческой мысли и, исходя из этого, он совершенно безапелляционно и прямолинейно высказывается по всему спектру мировой проблематики в качестве, если не единственного носителя единственно верной мысли, то, как минимум, представителя передового отряда.

Злобный старикашка Веллер, который любит рассказывать байки о собственных приключениях, поведал миру, что как-то раз его пригласили на какую-то сижу, посвященную школьной программе по литературе, участники которой задались благородной целью поиска путей вовлечения мОлодежи по пОдростков в чрезвычайно полезное занятие чтением произведений литературных классиков.

И тут, вдруг, в ум Веллеру залетела практически гениальная мысль: а с чего вообще подросткам читать этих, с позволения сказать, классиков? Что у них хорошего-то? Кто для них могут стать примером? Раскольников, Онегин, Печорин или «изменившая мужу и бросившаяся под поезд Анна Каренина»? Эта мысль так возбудила старикашку Веллера, что он пошел махать пером, аки вострой шашкою направо и налево. Направо махнет – полетели пушкины-лермонтовы в канавы истории, налево – толстые-достоевские катятся туда же. Но это – совершенно отдельная тема. Ближе к трущобам.

В качестве примера «позитивной литературы» Веллер как раз привел «Петербургские трущобы».

Далее цитата.

«Русская литература – это литература поражения и капитуляции. И как компенсация – тонкая жалостливая душа и глубокая умственная рефлексия: бедолага-пораженец остро чувствует и содержательно рассуждает.

Идейно русская литература сводится к правозащитному движению в пользу всех несчастных. Не веря при этом в победу. Благородно. Но депрессивно.
Но не может же быть, чтобы великая русская литература этим ограничивалась! Да – она и не ограничивалась!
А в 60-е уже годы, литературный расцвет, выходит знаменитейший роман Всеволода Крестовского «Петербургские трущобы». (Да, вторично по отношению к «Парижским тайнам» Эжена Сю, ну так русская литература почти вся вторична по отношению к европейской.) Да, роман авантюрный, детективный, – но одновременно остросоциальный, обличительный, граничит в чем-то с физиологическим очерком, очерком нравов. Читался на ура! Опять же: активное жизненное начало, зло должно караться, а добро торжествовать и так далее…»

Этой-то цитатой Злобный старикашка Веллер (хоть за это ему - спасибо) и натолкнул на мысль познакомиться не только с экранной версией Крестовского, но и с версией бумаго-буквенной.

И чтение началось.

Это была непростая работа. Настоящий читательский подвиг. Крестовский, хоть и был автором малоизвестным, но настрочил книгу объемом как «Три мушкетера» и «20 лет спустя» вместе взятые.

Первые страницы привели к пониманию, что чтение, скорее, познавательное, нежели увлекательное, поэтому употреблять продукт пришлось малыми дозами в течение длительного времени.

Сразу же закралось подозрение, что старикашка Веллер, очевидно, книгу не читал. Очевидно, он, как и многие, смотрел сериал. Поэтому-то у него и сформировалось о произведении суждение, приведенное выше.

Никакого «активного жизненного начала» в книге нет. Зло не карается, а добро не торжествует. В финале все сколь-нибудь незлые персонажи умирают. Злодеи же наоборот торжествуют.

Это, пожалуй, самая депрессивная книга, которая попадалась мне в руки. Персонажи, которых можно отнести хотя бы к неотрицательным – феноменально слабые и безвольные, исполняют роль стопроцентных жертв и, если кому-то из них удается выйти сухими из соды, то исключительно по воле какого-то чрезвычайно маловероятной случайности.

Все злодеи, напротив же, очень хорошо устраиваются в жизни.

Этим роман радикально отличается от фильма. Но об этом – немного ниже.

Хотелось бы задать старикашке Веллеру вопрос: «А с кого же в данном произведении молодежи и подросткам брать пример? Без всяких расстекашений мыслию по древу. Имя и фамилия». Есть ответ? Нет ответа.

А вот в сериале – да, активное жизненное начало, покарание зла и торжество добра. Но, следует сказать, что авторы сценария сериала взяли из книги лишь некоторые персонажи, лишь некоторые фрагменты и не более. Персонаже были переиначены, их судьбы переделаны, да так, что от исходника практически ничего и не осталось.

Более-менее, сохранен был образ старшего князя Шадурского. Он – такой же беззаботный ловелас и транжира в молодости, и постепенно скатывающийся к сумасшествию ближе к старости. Он, понятное дело не положительный герой, но и не злодей. Как и в телефильме он тихо сходит с ума в бедности и бесславии.

А вот линии иных персонажей различаются самым радикальным образом.

Княжна Анна Яковлевна Чечевинская – Чуха.

Проходит такой же путь, как и в сериале: связь с женатым князем Шадурским, родила дочь, подкинула её Шадурскому, оказалась без копейки, не придумала ничего лучшего, как стать проституткой. Различие лишь в том, что в конце сериала мы видим вполне еще сносную бабенку, в приличном доме, в приличном платье, приличного вида, еще далеко не старая, чтобы ставить на себе крест. Ей было где-то в районе сорока. В книге же точно в таком же возрасте это уже наполовину лысая, беззубая, с коричневым сморщенным лицом старуха.

Князь Чечевинский, он же – граф Каллаш.

Авторы сериала сделали его суперменом, неким графом Монте-Кристо.  В младые годы он остается без гроша, но таинственный некто (своеобразный аббат Фариа) вербует в тайные агенты. И вот в возрасте что-то тоже лет сорока он появляется в петербургском свете под именем венгерского графа Каллаша. Он тонок, подтянут, умен, хитер, силен и практически неуязвим. При этом он бесконечно добр, справедлив, порядочен. Его цель – отыскать пропавшую сестру. В финале он находит сестру, находит дочь сестры, в решающей схватке наказывает главного злодея молодого князя Шадурского, женится на очень молодой смазливой и бесконечно богатой купчихе Шиншеевой и готовится достойно встретить старость. Ну, ок, с такого персонажа можно брать пример, если старикашка Веллер настаивает, что с книжных героев пример непременно надо брать. Только это не персонаж книги. Это персонаж сериала.

В исходнике Крестовского Чечевинский-Каллаш – это мот, картёжник, жулик и аферист. Он вовсе не стремится к восстановлению справедливости, к торжеству добра. Он участвует в частичном наказании семейства Шадурских, но не как Монте-Кристо, дабы исполнить волю проведения, а чтобы отжать у князей немного баблишка. Шадурское баблишко его и губит. Граф Каллаш бесславно тонет в канаве с нечистотами.

Поручик Ковров.

В телекартине – это очень сильный и волевой человек. Да, он не во всем безупречен, но обладает обостренным чувством справедливости. Торжество справедливости и наказание злодеев для него – смысл его духовного и физического существования.

В превоисточнике (книге Крестовского) поручик Ковров вообще персонаж малозаметный. Он появляется в начале как подручный графа Каллаша. Он такой же жулик и аферист. В примеры для молодежи тоже не годится.

Иван Вересов сын ростовщика Морденко

В сериале Ваня начинал как бессловесная амеба, созданная для щелчков и тумаков со стороны судьбы. Но получив от жизни изрядное количество тумаков, он резко поумнел и превратился в довольно-таки тертого калача, человека жесткого и несгибаемого. Он нашел Машу – потерявшуюся дочь княжны Чечевинской – и женился на ней.
В книге Ваня так и остается человеком беззащитным и беспомощным. Узнав о смерти Маши, он кончает жизнь самоубийством.

Маша Чечевинская

В фильме – это существо безобидное, беззащитное и невинное. Маша не может постоять за себя, но ее спасают граф Каллыш, Анна Чечевинская и Ваня Вересов.
В первоисточнике Маша сразу же становится содержанкой младшего князя Шадурского, когда Шадурский ее бросает, оказывается на улице, встречает такого же беспомощного Вересова, судьба их разбрасывает, встречает Чуху – свою мать, судьба их тоже разбрасывает, подписывает кучи долговых расписок, становится проституткой, заболевает туберкулёзом и умирает. Всё.

Бероева и ее муж

Линия Бероевой в сериале полностью сохранена. Но в книге ее супруг не кончает жизнь самоубийством. В финале они соединяются и с детьми отплывают в Америку, чтобы там начать жизнь заново. Только у этих положительных персонажей в конце всё складывается относительно хорошо. У прочих, как мы помним, всё скверно.

***
Все прочие персонажи – строго отрицательные.

Молодой князь Шадурский

В книге он такой же негодяй, как и в телесериале. Но…

В сериале он погибает в финальном поединке с графом Каллашем.

В первоисточнике же он точно также творит чёрное, насилует Юлию Бероеву, затем подстраивает арест Бероевой. Он транжирит семейные деньги, доходит до нищеты, после чего женится на богатой купчихе Шиншеевой и продолжает жить прекрасно и богато.

Полиевкт Харлампиевич Хлебонасущенский

В первоисточнике он такой же хитрый и жестокий негодяй как и в телесериале, только в книге он остается совершенно безнаказанным с капиталом в 130 тысяч рублей и двумя доходными домами.

Генеральша фон Шпильце

У Крестовского – такая же подлая и хитрая негодяйка как и в сериале, так же остается полностью безнаказанной, выходит на негодяйскую пенсию.

Дворовая девка Наташа (баронесса фон Деринг) и Казимир Болдевский (Казимир Карозич)

И в сериале, и в книге это жулики, аферисты и самозванцы. Но… В сериале Бодлевский-Карозич погибает, Наталья оказывается на грани самоубийства.

В книге же Наталья и Бодлевский убивают Каллыша, отбывают в Польшу, где продолжают смою мошенническую деятельность.

Княгиня Татьяна Львовна Шадурская

Хитрая, циничная, изворотливая. В телекартина она страдает от несчастной любви и принимает яд. В книге ее убивает доктор по наущению графа Каллаша.

Воры Фомушка и Гречка

Появляются мельком. Вся их драматургическая задача, это откопать похороненную заживо Юлию Бероеву в погоне за фармазонским рублем. В картине им уделено больше времени, их сделали достаточно забавными, почти комическими персонажами. 

Ростовщик Морденко, отец Вересова

Единственный персонаж, линия которого в телекартине и книге совпадают. Некогда он был любовником княгини Шадурской, от которого она родила Ивана Вересова.

Морденко - жмот, мироед, готовый с ближнего содрать рубашку вместе со шкурой.
Даже с родным сыном он ведет себя как скотина. Смыслом жизни он выбрал для себя месть семейству Шадурских. Морденко собирает векселя Шадурских и мечтает усадить их в долговую яму. Но так своей цели и не достигает, так как отбрасывает копыта раньше времени.

Вот это – единственный персонаж, с которого, по версии писателя Веллера, стоит брать пример: скопидом, представитель спекулятивного капитала, ничего святого кроме денег, настоящий эталон свободного мира. Где-то так.

***

Почему Крестовский не попал в классики? Слог у Крестовского – вполне сносный, можно даже сказать очень неплохой. Во всяком случае, он владел словом не хуже Достоевского или Льва Толстого. Вроде, он был остросоциален и стремился к вскрытию общественных пороков. Но…

Его произведение – крайне несуразное композиционно. Нет стройной драматургической конструкции. В целом, совершенно не понятно, о чем его история. Персонажи появляются на страницах совершенно хаотично и потом могут исчезать на сотни страниц. Значительно количество персонажей никак не связаны с основными сюжетными линиями и поэтому совершенно не двигают их вперед. То есть, без этих персонажей, а, следовательно, и сцен с их участием, можно было бы вполне обойтись. Появление сцен с необязательными персонажами сделало повествование крайне затянутым и объем книги в 1300 страниц – совершенно не оправдан. Тотальные поражения по всем пунктам персонажей, которых можно отнести к неотрицательным и торжество злодеев существенным образом играет против произведения Крестовского. Если описания тотальных несчастий и страданий приемлемы в рассказах и даже повестях, то в гигантском романе выглядят сознательной попыткой автора максимально разочаровать читателя, чтобы у последнего возник вопрос: «Ну, и зачем я всё это читал?»
Крестовский замахнулся на нечто подобное по масштабности толстовскому роману «Война и мир», но подобная ноша оказалась ему явно не по плечу. Если бы он додумался разбить свою глыбу на серию рассказов и повестей, то не исключено, что он бы занял место где-то рядом с Куприным и Чеховым.