3 Встреча

-Опять опоздал!- Нара смотрит  в упор. Жестко так, твердо.  Губы сжаты, даже щеки  сжаты- к губам.  Брови сведены.-Вечно одно и то же!

Выпалила прямо в лицо и молчит,  ждет реакции.

Тим постоял, миролюбиво  пытаясь растопить  напряжение. Не получилось.  Попытался улыбнуться, включая автоматическую вежливость. Не сработало. Плюнул, выключил эмоции.  Встретил ее взгляд   бесстрастно.

Минуту они боролись, стоя вот  так, друг напротив друга, одними  взглядами, почти что мыслями. Оба нахохлившиеся. Потому что уставшие, голодные и замученные жизнью. А тут еще претензии, вместо благодарности.

Небо поддавливало сверху  темнотой и тучами.  Тоже уставшее какое-то и хмурое. Прям как два маленьких человечка на остановке.

Автобуса уже и след простыл. Он мигнул  задними фонарями и скрылся за  дальним поворотом. В городе уже ни машин, ни людей.
Безлюдно, темно.
Хмуро, холодно и сыро.

-Пойдем уже, поздно. -  Тим передернул плечами и кивнул в сторону дома.
Нара  не распуская бровей,  сделала первый шаг.

Пару минут  только звук шагов  рассыпался в тишине. Звонких  от ее каблуков,  приглушенных от его кроссовок.

-Ты че такая?-  не выдержал наконец он.
Какая?-взорвалась Нарочка сразу,  словно ждала любого повода, — Какая такая? Вечно тебе не то!

Тим нахохлился еще больше. Нара рассыпалась перечислениями  его грехов.  И поздними визитами и опозданиями. И потерей романтики. И    едой в постели. И просиживанием за компом до четырех ночи. Отсутствием денег,  развлечений и поездок. Вечно невынесенным мусором.... нудятиной...

Перечисляла и перечисляла.  Автоматически шагая, звонко стукая каблуками по асфальту, как заводная кукла. Пока  она все это декламировала, ее стало отпускать , плечи расслабились,   голова   на подвижной шее, словно на шарнирах закивала в разные стороны поддакивая самой себе,  руки жестикулировали,  подтверждая бесспорные приводимые  аргументы.

Тима тоже подотпустило. Он изредка косился на нее сбоку, не теряя ее темпа,   подстраивал шаг, мягкий,  почти неслышный.  С лица его потихоньку сползала напряжение.  Хмурость рассеялась,  разлилось равнодушие. Унылое такое, нейтральное выражение. Скуки и плохо скрытого раздражения. 

Небо  взбивало тучки вокруг. Темные,  пышные облака наливались грязно-серым, становились тяжелее,  мрачнее с каждой минутой.  Сверху начало потихоньку брызгать каплями.

Нара что-то там говорила про личные границы, про  свободы, про ожидания от совместной жизни. Что одной легче, чем вот с таким балластом. Даже  удобнее возвращаться со смены одной:  взяла бы такси и доехала до подъезда, не  торчала бы на остановке в полночь, не ждала бы его, как дура.

Тон ее становился все увереннее, все хлеще. Она так уже зашлась в своих  рассуждениях, что, взмахивая головой, сквозь разлетающиеся кудри, совсем не обращала внимания на  молчание Тима. Не прислушалась. Не  насторожилась.  А тот же не сказал ни слова с самого начала.
Лицо его   в процессе ее речи  становилось все отрешеннее,  приняло  равнодушный и  злой  вид, румянец залил щеки. Глаза  смотрели куда-то -  вниз, вверх, по сторонам, куда угодно,   только не на нее.

Наконец, посередине  бесконечного монолога, даже не дожидаясь  пока она договорит  очередное слово до конца, он вдруг  вспыхнул:
-Все!Достала! - Резко остановился, поставил тяжелую сумку на асфальт. В сумке что-то  смущенно крякнуло.  Нара подпрыгнула на месте от неожиданности и  тоже встала, недоуменно  и зло  развернувшись к нему лицом.

-Раз тебе не нравится -  дуй одна! -  он выбросил руку с указательным пальцем в сторону дома.
-А что мне должно нравится?- взвизгнула она, — Только  и умеешь, что орать!
-Я ору?  Ты себя слышишь последние десять минут?

Они стояли друг напротив друга, выбрасывая  слова  наотмашь, прямо в лицо, как  пощечины, разбрызгивая гневом ,  остатками сил,   жалостью к себе,   обидами  друг на друга.

Наконец, он, видимо, выплеснув все, тихим, почти   нормальным тоном   произнес.
Я больше не могу, Нара. Я — ухожу.
 Она от неожиданности   замолчала, надула щеки, откинулась назад, словно ее ударили.
А он тихо, буднично ,так, словно в   последний раз стрельнул в нее глазами, развернулся и пошел  в сторону остановки, туда откуда они только что пришли.

Нара  несколько секунд стояла оглушенно,  осмысливая происходящее. Потом моргнула, словно смахивая  все, что было.

Лицо ее вновь залилось злостью и    раздражением. 
Она передернула лицом,   плечами. Встряхнула головой своевольно, только что ножкой не топнула.

Нагнулась к сумке, рванула ее, тяжеленную, скривилась в лице опять от тяжести и  продолжила путь одна,  размышляя вслух о  ненадежности мужчин, тщете отношений, бессмысленности  совместного существования и   бестолковости  жизни в принципе.

Дождик капал сверху,  крупными, но редкими каплями, словно  думал, не пойти ли всерьез — и никак не мог решиться. Словно хотел заплакать, но никак не получалось прореветься.

Небо   поддавливало сверху. Фонари уныло   смотрели себе  под ноги мутно желтыми глазами.  Ночь  беспокойно дремала, не в силах  заснуть крепким сном.

Одинокая бубнящая фигурка, худенькая,  скривившаяся от тяжести сумки, на полусогнутых, усталых от каблуков   ножках,  шла  в ночь по аллее, стараясь не ронять темп.


Дом он — вон.   Вырастает из темноты, у земли сливается с кустами и  мелкими зданиями,  потом вырывается наверх  мощными стенами и погасшими уже окнами.  Верхними этажами снова тает в небе. Молчаливый, темный. Монументальный, как крепость .
Минута до него, если днем и в тапках. Бегом — еще меньше.

Нара торопится.  Домой хочется. Спать и есть, все сразу. Тим этот, совесть потерял.

Нара как-то в своих думах и не слышала шуршание в кустах. Легкий такой шелест. То ли дождь по листьям, то ли  птица крыльями.

О Тиме по любому завтра. Ушел и черт с ним. Другого найдет.   А не надет  еще лучше. Одной легче. Она  тяжело перекинула сумку из одно руки в другую.

Напротив, из тумана  показалась фигура. Темная,  широкоплечая.  Размытая.

Нара  увидев его, даже  не напряглась -мало ли  поздних прохожих - и продолжила свои рассуждения вслух.  Пусть думает, что она  по телефону с кем-то. А наушник в ухе.  Темно. Ему все равно  не видно.

Прохожий приближался. Слишком быстро, как показалось ей, но, скорее всего, просто показалось. Он словно вырастал из темноты, делался четче,   ярче,   обрастал детальками. Стремительно  гнал ей навстречу.

Она и  ойкнуть не успела, как он оказался прямо перед ней. Лицом к лицу.

«Дебилы. Никого нет, и те в упор не видят, собьют,  даже не заметят.»  - огрызнулась она про себя, наткнувшись на его лицо, как на бетонную стенку.

Он улыбнулся. Киношной такой улыбкой, во все тридцать два. Слишком  радостно для случайного ночного попутчика.

Нара   отразила свои мысли на лице, чтобы ему был понятен ее настрой и  сделала шаг в сторону, чтобы его обойти.

Но он  тоже  сделал шаг. В ту же сторону. Чтобы ее не пустить.

Она -  в другую, еще не очень веря  в происходящее.
Он -   туда же, преграждая путь.

Дальше было, как в кино.
Понятно, что в жизни не подумаешь, что когда-нибудь триллеры случатся с тобой. Время сразу ойкнуло и встало. Секунды стали распадаться на мгновения,  те разливаться по пространству, медленно,  вмещая в себя целые фразы, череду событий, галерею жестов.

Она его пыталась  обойти, он хватал ее за плечи, за руки,     перекрывал ей  путь, старался сбить с ног. Она заорала на него,  пыталась размахнуться сумкой, но  громоздкая сумка плохое оружие — слишком медленно летит. Он увернулся, сумка  упала  на метр впереди,  крякнула уже так, что стало понятно:  она вышла из боя.  Ее перекосило, она потеряла объем с одного боку, и начала наливаться красным. Безвольно распластавшись на асфальте, она  сникла, как  несвоевременно  поверженный боец, пятно расползалось по ткани,   темная луже разливалась под ней, пропитывая асфальт, и без того  крашеный в крапинку от начинающегося дождя.

 Дождь, увидя первые потери, заплакал сильнее, не в силах 
  сдержаться от  горьких всхлипываний.

Нара  боролась  самоотверженно, но  бесплодно.

Противник был юрок и силен. Молчалив и почти бесплотен. . Он уходил из-под ударов, словно вода. Нара никак не могла его хоть в чем-то подловить. Ни царапнуть ни стукнуть. Ни кусить, ни плюнуть. Ни подножку поставить.

И ни лица его толком,  ни  возраста - ничего не  удавалось ей разглядеть в этой борьбе, словно  в бою с тенью. В бою беззвучном и бесславном для нее.

Поняв, что  ей  не победить, поняв, что  вырваться не удается, а ее уже начинают волочить по асфальту куда-то  совсем не  к дому, а в сторону кустов, темных, дрожащих, покрытых слезами дождя и   невесть что там готовящих для нее, она вдруг,  ощутила  его. Животный,  огромный, всепоглощающий  страх.

В чистом виде.  Отчаянье,  прозрачное, хрустальное. Абсолютное понимание  предела своих сил — почти зримой грани, за которой  ты не властен ни над чем. За которой ты не можешь решить ничего, и повлиять  ни на что, и изменить   что-либо.

И уже, чувствуя, что ее волокут, что она  брыкается в воздухе ногами,   царапая каблуками   и асфальт, и себя, и свою одежду и его,   чувствуя, что она падает, ее подхватывают, но снова куда-то тащут — она наконец заорала, насколько только хватало сил:
-Тим! Ти-и-и-иим!

Это «И» рассыпалось по  аллее, раскатилось в разные стороны,   разбрызгалось  по ночи шариками.
-Ти-и-им! Спаси!.. Помоги!

Визг ее  полетел вслед за буквами, разрезая ночь надвое, выстреливая  молнией сквозь дождь, стрелой мчась   к   любому, кто мог ее услышать.

«Тим наверно, уже слишком далеко ушел. А может, вызвал такси и уехал.  Тогда все.»-   подумала она, ощущая   нарастающий шелест  вокруг себя, - «Тогда все...Может, даже, совсем все.»
И отключилась.



Первое, что почувствовала, когда очнулась — объятья.
Даже глаза не открывала — боялась.
Потом прислушалась — теплые руки,  теплые губы . В лоб целуют, в рот,  а по щекам бьют.
-Подлец! - открыла она глаза,  и улыбнулась  ласково,— бить-то зачем!

Тим  в ответ  только шмыгнул носом и, рассмеявшись облегченно,  прижал ее к себе. Уткнулся в  висок, вздрагивая всем телом, то ли от напряжения, то ли уже от  облегчения, что все позади.
Нара   вдыхала его запах, всхлипывала,   ныряла пальцами в его кудри.

Они сидели на асфальте обессиленно. Он держал ее в объятьях,  сверху лил дождь, сбоку   распласталась погибшая в бою сумка с разбитыми банками.

-Не бросай меня... - вдруг прошептала  Нара,  когда ее губы оказались  прямо напротив его уха. Прижимаясь к нему всем телом, врастая в него, вздрагивая  в одном ритме, всхлипывая и  повторяя, — Не бросай... не бросай...
Он только  обнял ее покрепче, унимая дрожь,   поднял лицо  к дождю, чтобы никто не смог догадаться — плачет ли он, или это  такие  сложные метеоусловия.

-Я тебя никогда не брошу,  - еле слышно  ответил он, -  и  еще раз взглянул наверх, туда где небо выжимало из серых туч последние капли, - Никогда.



*

Никто  не слышал этих слов — кроме них двоих.
И еще одного.
Того, кто стоял по ту сторону ночи,  под тем же дождем, как под душем.

Дождь лил не него сверху, потихоньку смывая маску. Черные тона,  грубые одеяния, человеческий облик. Оставляя   нежные,  тонкие,  оттенки,  искристые  голубые глаза, белые, пушистые крылья,   скромно сложенные за плечами,    и удовлетворенную улыбку.