Мемуары Арамиса Часть 446

Глава 446. Расшифрованный фрагмент «Мемуаров Арамиса» N7


Далее обвинителем выступал Портос, поскольку д’Артаньян отказался от этой сомнительной чести.
Портос изложил, как Миледи наняла двух убийц, которые стреляли в д’Артаньяна с целью убить его. Затем он рассказал о том, что она от чужого имени прислала нам четверым ящик отравленного вина и лишь чудо помешало свершиться этим двум убийствам.
Прокурор потребовал подробностей, и Портос изложил их, как мог.
 – Ваша честь, насколько я понимаю, исполнители первой попытки убийства сами погибли, один – на поле боя, другой – от этого самого отравленного вина! – вмешался адвокат. – Четверо обвинителей, если мне не изменяет зрение, живы и здоровы! О чём тут можно говорить?
– Однако, покушение на убийство четырёх мушкетёров Короля во время военных действий, – проворчал прокурор.
– Насколько я помню, этому убийству помешала не случайность, – продолжил адвокат. – Граф, вы говорите, что не позволили вашим друзьям выпить это вино, поскольку подозревали, что оно отравлено, верно? Что навело вас на эту мысль?
–  Как я уже сказал, сама Шарлотта заявила мне, что мои друзья уже мертвы, поэтому я, забыв обо всём на свете, поспешил к ним в надежде, что если им грозит опасность, я ещё успею отвести её от них, – ответил Атос.
– Как я понимаю, вы мило беседовали со своей бывшей супругой, и она сама призналась в своём намерении? – спросил адвокат.
– Я явился к ней без приглашения с её стороны и потребовал от неё, чтобы она прекратила попытки убить моих друзей, – сказал Атос.
– И в ответ на это она призналась вам в своей последней попытке, – сказал адвокат.
– Не вполне так, – возразил Атос.
– Я лишь изложу то, что услышал от вас, – настаивал адвокат.
– Говорите, – согласился прокурор.
– Если бы графиня не призналась о своём намерении, спасти троих друзей графа не удалось бы, – торжественно объявил адвокат. – Таким образом, она была косвенной причиной покушения, и она же стала основной причиной неудачи этого покушения и их спасения!  Это дело закрыто, не так ли, Ваша честь?
– У вас есть что-то ещё против этой женщины? – спросил прокурор, обводя нас всех пятерых по очереди взглядом.
– Эта дама, принимая меня за графа де Варда, подговаривала меня убить на дуэли лорда Винтера, – сказал, наконец, д’Артаньян.
– Принимая вас за графа де Варда? – переспросил прокурор.
– Ваша честь, позвольте, наконец, мне самой вступиться за себя! – воскликнула Миледи. – Этот человек, этот д’Артаньян, нанёс мне смертельное оскорбление! И это – единственная причина, почему я хотела его убить. Но я любила его, и поэтому никогда у меня не хватило духу довести своё намерение до конца.
– Любили меня? – переспросил д’Артаньян. – Неужели? Я этого никогда бы не подумал!
– Вам, мужчинам, не понять, что женщина может одновременно ненавидеть и любить! – воскликнула Миледи. – У вас, мужчин, всё просто! Эту я люблю, эту я не люблю, эту я презираю, а ту ненавижу! Как прекрасно! Но мы, женщины, другие! Мы можем ненавидеть за измену, но любить за те мгновения, которые были раньше! Наши чувства более сложные, тогда как ваши просты как палка! А наши – извилисты, как ветви дерева!
– Пожалуйста, ближе к делу, – прервал её прокурор.
– Ваша честь, моя подзащитная хотела поведать о своих чувствах к этому молодому человеку! – возразил адвокат. – Неужели мы откажем ей в праве высказаться? Ведь до сих пор она ни единым словом не пыталась обелить себя!
– Вероятно, потому, что вы рекомендовали ей молчать, обещая полное оправдание, как вы всегда поступаете, господин де Ла Врини.
– Когда бы я успел это сделать?! – спросил адвокат с самым невинным видом.
– Молчите, дела Врини, уж я-то вас знаю! – ответил прокурор. – Жизнь этой дамочки была полна приключений, и во всех них она выглядит одинаково. И вы это прекрасно знаете. Но я принимаю ваши доводы к сведению. Посмотрим, что ещё есть у этих господ против неё, а пока пусть она сама расскажет, если ей так хочется.
– Говорите, сударыня, вас никто не посмеет перебивать, – одобрил Миледи адвокат, сопроводив свои слова чрезвычайно любезным жестом.
 – Этот весьма привлекательный юноша, по-видимому, решил посмеяться надо мной, – сказала Миледи голосом несчастной обиженной сиротки. – Он проникнул с помощью моей служанки Кэтти в мой дом, предварительно совратив её. Дальше, пребывая в моём доме в тайне от меня, он узнал от негодяйки Кэтти, что я благоволила к графу де Варду, тогда как он не обращал на меня никакого внимания.
– Ему больше нравятся молодые пажи! – воскликнул Портос.
– Не клевещите на благородного графа! – возразила Миледи, пронзив взглядом Портоса, на что он не обратил никакого внимания.
Он тут же шепнул на ухо Атосу так громко, что его слышали все присутствующие: «Ему больше нравятся молодые пажи! Я узнал это от Мушкетона, а тот узнал от слуги графа де Варда!»
– Попрошу тишины! – потребовал прокурор. – Продолжайте, сударыня.
– Чтобы не отнимать у вас лишнего времени, говоря о моих попранных чувствах, сообщу только факты. Этот негодяй перехватил мои письма к графу де Варду, в которых я приглашала его на ужин.
– На ужин?! – воскликнул д’Артаньян.
– Разумеется, всего лишь на ужин, – спокойно ответила Миледи. – С помощью коварной Кэтти д’Артаньян проник в мой дом и притаился в её комнате, а ночью, воспользовавшись темнотой и знаниями о моём распорядке дня, полученными шпионским путём от мерзкой и подлой Кэтти, он притворился графом де Вардом, покусился на мою честь обманным путём.
– Мы проделывали это несколько раз за ночь, и не одну ночь, и вы ни разу не пожаловались на недостаток галантности с моей стороны! – воскликнул д’Артаньян.
– Вы сами видите, Ваша честь, он не отрицает, он сам признался, что надругался надо мной несколько раз! – горестно воскликнула Миледи.
– Можно ли попросить вас ускориться и перейти сразу к делу, которое мы разбираем? – спросил прокурор.
– Ну да, я сказала ему, что мне неприятен лорд Винтер! – сказала Миледи. – Ведь я думала, что говорю с графом де Вардом, который питает ко мне искренние чувства. Неужели я не имею права высказать свою неприязнь к кому-то в разговоре с близким другом? Или с тем, кого я принимаю за близкого друга?
– Вы прямо потребовали, чтобы я, то есть граф де Вард, убил лорда Винтера! – воскликнул д’Артаньян.
– Вы видите, Ваша честь, какие они прямолинейные, эти молодые мужчины? – обратилась Миледи к прокурору. – Ну, возможно, я сказала, что не слишком огорчилась бы, если бы он получил ранение на какой-нибудь дуэли, не более того! Но призывать убить моего родственника? Как он мог такое вообразить?!
– Всё это весьма забавно, но я не вижу здесь никакого преступления, – проворчал прокурор. – Если после всего этого эта дама захотела вас убить, шевалье д’Артаньян, это меня не удивляет. Если бы ей это удалось, мы бы сейчас, пожалуй, разобрали это дело и, возможно, вынесли ей приговор. Но вы живы, лорд Винтер также жив, и этим всё сказано.
– Есть ещё одно дело! – воскликнул Портос. – Эта дама виновна в гибели герцога де Бекингема, а также лейтенанта Фельтона!
– Молчите, Портос! – шепнул Атос, но его услышали лишь мы с д’Артаньяном, а Портос, увлечённый своей речью, продолжал, как ни в чём не бывало.
– Она отправилась в Англию, где убедила лейтенанта Фельтона, что Бекингем – негодяй, преступник и сутенёр.
– Это не столь далеко от истины, – сказал адвокат.
– Я сама расскажу об этом! – воскликнула Миледи. – Я выполняла распоряжение первого министра, кардинала Ришельё! Он поручил мне тайное задание устранить главу войск той страны, в которой мы до сих пор находимся в состоянии войны.
– Ни слова больше, сударыня, я ничего об этом не слышал и не желаю ничего знать! – воскликнул прокурор. – Если вы состояли на службе у Его Преосвященства, и получили от него важное поручение, это дело не подлежит рассмотрению гражданским судом. Каковы бы ни были ваши действия в Англии по отношению к врагу Франции, они никак не могут считаться преступными.
– Все мои действия после жестокой расправы надо мной моим собственным супругом были выполнением воли Его Преосвященства! – воскликнула Миледи.
– В том числе убийство моего брата и вашей служанки? – спросил лорд Винтер.
– Ах, вы же слышали, что это не доказано и рассматриваться не будет! – ответил за Миледи адвокат.
– Сударыня! – сказал, наконец, д’Артаньян. – Я допускаю, что вы похитили Констанцию Бонасье по распоряжению кардинала. Но скажите, разве мог кардинал поручить вам отравить несчастную женщину, нашедшую себе приют в монастыре кармелиток? Подло отравить ту, которая считала себя в безопасности, под защитой Господа?
– Я никого не отравляла, это всё выдумки! – возразила Миледи. – У вас нет доказательств!
– Ошибаетесь, сударыня, – холодно возразил Атос.
С этими словами он бросил на стол прокурора с десяток бумаг.
– Это – показания аббатисы и других послушниц, – сказал он. – Здесь описание графини, а также описание всего того, что предшествовало смерти Констанции Бонасье!
– Все люди смертны! – возразила Миледи. – Кажется, эта дама сильно тосковала. Возможно, это её доконало. Не могу также исключить, что она решила отравиться!
– Это была набожная влюблённая женщина, ожидающая свидания со своим другом! – возразил Атос. – С чего бы ей было добровольно расставаться с жизнью? Кроме того, вы, возможно, не знаете подробностей. Мы прибыли в монастырь незадолго до её смерти. Она призналась, что перед этим она выпила вино из кубка, который вы ей дали. И вы буквально заставили её выпить это вино. Вы настояли на этом, притворившись её доброй подругой и врагом кардинала Ришельё!
– Врагом кардинала! – повторил прокурор с негодованием.
– Притворилась в интересах поручения кардинала, – уточнила Миледи, после чего складки губ прокурора несколько разгладились и приняли первоначальное положение.
– Итак, у вас много свидетельств о том, что госпожа Бонасье, так кажется, была принуждена выпить вино, которое ей дала графиня, – подытожил прокурор. – Но где доказательства, что вино было отравлено?
– Вот это вино! – сказал Атос. – Если оно не отравленное, пусть она выпьет его!
– Но точно ли это – то же самое вино? – спросил прокурор.
– Я пригласил аббатису и четырёх послушниц в комнату, где минуту назад умерла госпожа Бонасье, – сказал Атос. – В их присутствии я слил остатки вина в этот небольшой сосуд, который нашёл там же в монастыре и который перед этим был тщательно вымыт. Я запечатал его сургучом, на который была оттиснута печать аббатисы. Можете убедиться, что печать цела.
Прокурор внимательно осмотрел небольшую бутылочку, предложенную ему Атосом, затем снова порылся в предоставленных ему документах, прочитал один из них.
– Нет никаких оснований отрицать вашу правоту, граф, – наконец заключил он. – Налицо доказательства, что в этой склянке находятся остатки вина из кубка, который поднесла эта дама той даме, которая после этого умерла. Итак, если вино отравлено, то графиня, безусловно, виновна в гибели этой самой Бонасье.
– Графиня прекрасно осведомлена о том, отравлено вино, или нет, – сказал Атос, взглянув в глаза Миледи. – Пусть она выпьет содержимое этого сосуда, и на этом мы можем прекратить наше разбирательство.
Он ножом вскрыл печать и поднёс бутыль к губам Миледи.
– Нет! Нет! Только не это! – воскликнула Миледи. – Я боюсь пить отраву!
– Итак, вы признались, что знаете о том, что вино отравлено, – холодно сказал Атос. – В таком случае можете не пить это вино. Я требую смертной казни для этой женщины хотя бы уже за то, что она отравила ни в чём не повинную госпожу Бонасье, которая искала спасения в монастыре кармелиток.
Д’Артаньян молчал, ибо глаза его блестели от слёз и он, кажется, ничего не мог сказать.
– Я ничего не знаю ни о какой отраве, я просто отказываюсь пить, потому что мне нельзя! – возразила Миледи. – Я не буду пить, потому что я…
– Почему же, сударыня? – спросил прокурор. – Ведь было бы так просто доказать вашу невиновность!
– Я беременна, – сказала Миледи.
– Я ждал этого аргумента, но вы лжёте, сударыня, – сказал Атос. – Вы беременны? Вы скакали два часа галопом! Ещё сегодня, пытаясь скрыться от нас. Вы беременны? Но я осмотрел седло вашего коня и обнаружил кое-что, что опровергает ваши слова. Вы беременны? Мы можем допросить вашу прачку и узнаем, какова действительность.
– Будьте вы все прокляты, – проговорила Миледи с отчаянием, но вдруг она воспряла духом. – Прокурор! Ведь вы же говорили, что вы не вмешиваетесь в дела тех, кто выполняет приказы Его Преосвященства! Но ведь я состою на службе кардинала! Как они могут знать, что мне было поручено? Бонасье – английская шпионка, пособница Бекингема! Кардинал приказал мне уничтожить её.
– Это ложь, сударыня, Констанция Бонасье – камеристка Королевы, крестница Ла Порта, – сказал я. – Его Преосвященство никогда бы не приказал отравить её. Вы действовали по собственному почину. Ваше преступление лежит исключительно на вашей совести. Не клевещите на кардинала.
– Сударыня, вы можете доказать, что Его Преосвященство поручил вам?.. То есть, что вы выполняли как бы его приказ? – спросил прокурор.
– Спросите сами у кардинала! – воскликнула Миледи. – Отведите меня к нему, и пусть он судит меня!
– Он уже осудил вас, – сказал Атос. – Ваша честь, взгляните на этот документ.
С этими словами он достал из внутреннего нагрудного кармана пакет и извлёк из него аккуратно сложенный лист бумаги.
Прокурор с удивлением прочитал документ.
– Почерк Его Преосвященства, несомненно! – воскликнул он. – И подпись его! Если у вас имеются такие полномочия, почему же вы сразу не заявили об этом мне?
– Мы не хотели злоупотреблять нашими полномочиями, потому что мы не хотели бы совершить несправедливость, – ответил Атос, забирая у прокурора документ и пряча его обратно туда, откуда он его достал. – Я лишь доказал вам, что у меня также имеются полномочия и поручения. Но мы хотим гражданского суда и гражданского приговора за преступления против граждан Франции.
– Адвокат, у вас есть что сказать в защиту вашей подзащитной? – спросил прокурор.
– Полагаю, что это вино – самое обычное вино! – сказал он. – Оно было запечатано печатью аббатисы. Пусть графиня выпьет его и докажет свою невиновность. Ведь она же сказала вам, что никакой отравы она не добавляла в кубок.
– Адвокат, называется! – воскликнула Миледи. – И этот жалкий крючкотвор взялся защищать меня? За что люди платят тебе деньги, простофиля?
– Сударыня, не оскорбляйте суд! – воскликнул прокурор и ударил деревянным полотком по столу. – Иначе я вас…
– Что иначе? – воскликнула Миледи. – Четвертуешь? Повесишь? Что ты мне сделаешь? Бумажная мелкая душонка! Стучи своим молотком! Мне нисколько не страшно! Сколько вас тут собралось мужчин против одной несчастной сироты?
– Вы осиротели, сударыня, поскольку ваших родителей казнили за преступления, в которых участвовали и вы сами, – сказал я. – Женщина, дважды побывавшая замужем, уже не может называться сиротой.
– Мы ждём приговора, Ваша честь, – сказал Атос.
– Я бы вам ответил, что с таким документом вам не нужен никакой приговор, но коль скоро вы хотите гражданского суда, будет вам Соломоново решение, – ответил прокурор. –   Сударыня, вам предоставляется выбор. Либо сознаетесь, что это вино было отравлено вами, и тогда я буду действовать, исходя из вашего признания, или же вы будете настаивать на том, что вино не было отравленным, и тогда я предлагаю вам выпить его и доказать свою правоту.
– Если я признаюсь в отравлении, что мне будет? – спросила Миледи.
– Графиня, согласившись с требованием адвоката не назначать вам наказания за те преступления, о которых мы слышали, я не отказался принимать в расчёт все ваши прошлые деяния, – сказал прокурор. – Вы понесли за них некое наказание, фатального исхода от которого благополучно избежали, но от этого вы не перестали быть закоренелой преступницей. Вы – рецидивистка. Я бы не назначил нового наказания, и вам сошли бы с рук прежние преступления, если бы не ещё одно новое, да к тому же совершённое против молодой женщины и в храме господнем. Это новое злодеяние я рассматриваю с учётом той картины ваших преступлений, за которые вы уже были наказаны ранее. Такова практика всех судов. Преступник после наказания освобождается от новой кары за то же самое, но он становится человеком судимым, человеком с преступным прошлым. Поэтому он не вправе рассчитывать на снисхождение за новые преступления. Череду ваших злодеяний следует пресечь. По человеческим меркам вас следовало бы повесить. Если бы вы были дворянкой, я бы заменил повешение на отсечение головы. Но ваше дворянское происхождение ничем не подтверждается. Однако, принимая во внимание, что вы были за мужем за графом, и юридически и сейчас остаётесь его супругой, почему я и называл вас графиней, я всё же заменяю смертную казнь через повешение на смертную казнь через отсечение головы. Адвокат де Ла Врини, вы проиграли это дело. Кажется, это ваша первая неудача?
– Вторая, Ваша честь, но я согласен с приговором, – ответил адвокат.
– Сударыня, властью, данной мне Его Величеством, я приговариваю вас к…– проговорил прокурор, поднимая молоток.
– Я выпью это вино! – воскликнула Миледи. – Я не хочу отсечения головы! Я боюсь крови! Лучше – яд! Скажите мне, если я признаю свою вину, вы дадите мне священника?
– Я – священник, и я имею право отпускать грехи на смертном одре, – ответил я.
– Я знаю, – сказала Миледи. – Обещаете ли вы мне отпущение грехов, если я признаю свою вину?
– Грехи отпускает Господь, но священник ходатайствует перед Всевышним о прощении кающегося грешника, – ответил я.
– Хорошо, – сказала Миледи. – Я признаю свои грехи, если вы обещаете исповедовать меня, аббат д’Эрбле. Но я не желаю, чтобы моё признание слышали адвокат и прокурор. Пусть они удалятся.
Атос сделал знак, и адвокат ушёл. Прокурор помедлил.
– Господа, если вы намерены судить эту женщину без участия прокурора и привести приговор в исполнение, вы сами становитесь преступниками.
– Они не будут меня судить, я сама буду судить себя, – ответила Миледи. – Граф де Ла Фер, дайте мне этот сосуд!
Атос протянул Миледи сосуд.
– Если вы разобьёте его или выльете его содержимое, мы будем считать это признанием в том, что вино отравлено, – сказал он.
– Не волнуйтесь, граф де Ла Фер, я его выпью! – с этими словами Миледи сделала два крупных глотка из сосуда.
– Через полчаса я умру, граф! – сказала Миледи. – И ничто на свете не спасёт меня. Но здесь осталось ещё достаточно вина. Не присоединитесь ли ко мне, граф де Ла Фер, мой супруг? Ведь вы, кажется, намеревались закончить свою жизнь вместе с моей?
Атос подошёл в бутылке, взял её за горлышко и поднёс к губам. В этот момент д’Артаньян ударом кулака выбил бутылку, которая отскочила к стене и разбилась.
– Напрасно, сын мой, – грустно сказал Атос. – Ударь вы на четверть дюйма левее, и вы бы выбили мне пару зубов!
– Сожалею, Атос, – ответил д’Артаньян.
– А я сожалею, что первым не сделал этого, – сказал я. – Д’Артаньян, друг мой, даже если бы вы выбили пять зубов нашему дорогому графу, я отпустил бы вам этот грех, и приложил бы все силы, чтобы уговорить Атоса не сердиться на вас.
– Вы же сказали, что грехи отпускает не священник, а Господь! – возмутилась Миледи.
– Так и есть, сударыня, но Господь очень благосклонно выслушивает ходатайство своих слуг на этой грешной земле, – ответил я. – А теперь, господа, я прошу всех удалиться. Раба Божья Шарлотта хочет исповедоваться перед смертью.
– Всё-таки прокурор не успел огласить свой приговор, – грустно сказал Атос. – Мы все – обычные убийцы.
– Атос, время течёт неумолимо, графиня должна успеть исповедоваться и причаститься, – сказал я. – Не волнуйтесь, дочь моя, это не было самоубийством, так как вас принудили провести эту дегустацию. Этот грех Господь отпускает вам. У нас мало времени, если вы намерены получить отпущение за все грехи, вы должны рассказать мне обо всех, не упуская ни одного. Поверьте, я свято чту тайну исповеди, и ни одно слово вашего откровения не будет разглашено никому, даже моим самым близким друзьям. Я буду нем даже если меня будет допрашивать сам Папа.
– Оставьте нас, – сказала Миледи.
– Арамис, берегите себя! – сказал Атос. – Если эта посланница Ада решит прихватить за собой на тот свет вас, мы будем безутешны!
– Не беспокойтесь обо мне, я знаю, с кем я имею дело, – ответил я.
Атос вышел из хижины, вслед за ним вышли Портос и д’Артаньян.
Миледи стала торопливо перечислять свои грехи, но я быстро проговорил: «Отпускаю этот грех, давайте дальше». Я почувствовал, что есть ещё что-то, о чём никто из нас не знает. Она хотела это рассказать. Я подбодрил её, сказав, что всё, о чём мы знаем, что уже обсуждалось, я отпускаю, но если она о чём-то не рассказала и не покаялась, то этот грех не будет отпущен.
Тут она призналась, что убила одного из пажей герцога Ришельё для того, чтобы похитить дневник кардинала, в котором он вёл какие-то записи. Она не смогла прочесть их, так как они были зашифрованы. Но она думала, что всё же на всякий случай полезно припрятать этот дневник на тот случай, если ей понадобится сила против кардинала, или потребуется помощь его врагов. Она решилась на это, зная, что на неё не падёт подозрение. Поэтому она обставила дело так, будто бы сам паж похитил дневник, после чего утонул вместе с ним. В его сумку она положила похожие листки, которые размокли настолько, что нельзя было ничего прочесть или иным образом идентифицировать эти бумаги. Тело несчастного пажа вместе с сумкой, ремень которой был переброшен через его плечо, вскоре нашли, и кардинал перестал беспокоиться о пропаже дневника.
«Это не женщина, это – сам Сатана! – подумал я. – Решимость, с которым она впила отравленное вино, быть может, говорит о том, что она успела принять противоядие!»
– Сударыня, где хранится этот дневник? – спросил я.
– Для чего он вам? – спросила Миледи.
– Я разыщу его и подброшу кардиналу, это снимет подозрения с бедняги пажа, – объяснил я. – Я спасу душу этого юноши от проклятий кардинала. Ведь Господь может прислушаться к словам столь уважаемого прелата.
– Я расскажу вам, как найти этот дневник, – сказала Миледи.
Она рассказала мне, где хранится этот дневник. Я решил, что она не лжёт и отпустил все грехи Миледи. Я пригласил товарищей, и все мы видели, как она испустила последний вздох.
Палач настаивал на том, чтобы отрубить ей голову, потому что не верил, что она умерла. Атос махнул рукой и ушёл. Портос и д’Артаньян – тоже.
Прокурор и адвокат уже уехали в карете, которая была нами предварительно нанята для них, и которая привезла их в Лилль.
Я один остался с палачом и признал его предложение разумным.
– Говорят, что где-то в прикаспийских областях на берегах Дуная ведьмам после смерти вбивают в сердце осиновый кол, чтобы они не воскресли, – сказал я. – Но мы же цивилизованные французы! А цивилизованные французы всегда предпочтут отсечь даме голову, вместо того, чтобы вбивать осиновый кол в сердце. К тому же я не вижу поблизости осин и у нас нет топора, чтобы делать кол, зато у вас есть меч. Так отсеките же ей голову. Ей уже не больно, а нам так спокойней.
Так он и сделал.
После той тайны, которую она мне рассказала, я не мог допустить, чтобы она каким-то чудом осталась жива. Вдруг она незадолго до этого приняла противоядие и только разыгрывала перед нами комедию, чтобы мы успокоились, дав ей выпить отравленное вино? Это было бы вполне в её духе! Я не могу исключать подобное.
После этого я разыскал дневник в том тайнике, на который она указала. Впоследствии я посвятил расшифровке этих записей много сил и времени, та что у меня даже развился интерес к шифрам. Я расшифровал этот дневник. То, что я в нём прочитал, пригодилось мне для того, чтобы сделать карьеру среди иезуитов. Эти тайны Ришельё затрагивали интересы Короля и кардинала. Мне пришлось сообщить часть тайн тем, от кого зависело моё продвижение в иерархии иезуитов.
Да, я обещал не выдавать тайну исповеди. И я по этой причине даже бумаге здесь и сейчас я не передаю повесть обо всех преступлениях Миледи, известных только мне. Но я не обещал хранить в тайне содержание дневника Ришельё, потому что Миледи мне не рассказывала об этом содержании, я сам узнал его, завладев дневником и расшифровав замысловатый шифр.
Гримо и остальные слуги думали, что Миледи была казнена отрубанием головы. Что было им ещё думать, после того, как они нашли обезглавленный труп? Да к тому же я велел Гримо и Базену положить труп в мешок, набросать туда камней, завязать его покрепче, вывезти на середину реки и бросить в воду. Разумеется, Гримо подумал, что мы её казнили. Он не знал о суде, так как не присутствовал на нём. Подобности, которые он выдумал ради красного словца, мне даже понравились. Особенно то место, где Атос расплатился с палачом, а палач бросил золото в реку. Ни один из них не поступил бы так. Атос, действительно, потратил ещё сорок пистолей, он заказал службу и молитвы за отпущение грехов в церкви города Лилля. Палач никогда не выбросил бы золото в море. Так не поступил бы ни один палач. Чужая кровь – это их ремесло. От золота, заработанного на чужой крови, никто не отказывается. Я таких людей не знаю. Вы скажете, что Атос таков? Разве он отказывался от жалования мушкетёров? И разве обязанность мушкетёров состоит не в том, чтобы убивать по приказу Короля?
Итак, можно сказать, что мы казнили Миледи. Но по приговору суда. Молоток прокурора не ударил по столу, по этой причине Атос иногда говорил, что мы казнили её без суда. Он слишком чувствителен, наш Атос.
Да ведь мы, собственно говоря, и не казнили её! Она ведь сама приняла яд. Мы виновны лишь в том, что скрыли следы этого деяния, утопив труп в реке. Но если вы вспомните, сколько трупов соотечественников утопил в Варфоломееву ночь Карл IX, вы простите нам эту маленькую шалость.
Откуда об этом узнал Ришельё? Я не подозреваю никого из наших слуг. Не подозреваю также лорда Винтера и палача. Прокурор и адвокат по перечню преступлений Миледи могли, конечно догадаться о том, что кардиналу будет интересно узнать об о всём. Скорее уж прокурор. Однако, оба они на Библии клялись не проговориться. Очевидно, дело всплыло наружу вследствие действий каких-то других шпионов кардинала, о которых мы не догадывались. Но по размышлении я думаю, что этим человеком мог быть прокурор. Он не сдержал клятву на Библии? Что ж, именно такие люди и достигают высоких постов. Такие, которые ради того, чтобы выслужиться перед первым министром, готовы не сдержать клятву на Библии. Такие есть и будут всегда. Такие люди и служили кардиналу Ришельё, те, для которых приказ кардинала важнее Священного Писания.