Возвращение

Повесть посвящается русским людям. Это очень тяжёлая тема — когда русские были чужими на русской земле. Написано по реальному рассказу женщины.

Семья в Таджикистане, живём уже третьим поколением. Судьба забросила нас сюда во время войны. Дивная природа, добрые люди, которые помогали во всём, когда семья моей матери попали в Таджикистан — семья из четырёх человек  Преодолев тысячи километров, мы с Нечерноземья оказались в райском месте. Понемногу забывались артобстрелы, налёты и визг самолётов, голод, страх. Мама, сестра Рая устроились работать на завод. Первое время было в диковинку видеть сытые, полные разной еды рынки, магазины. Нам дали жильё, потихоньку обживались. Отец был на фронте. Рая — самая старшая из детей, наша мама Ольга Ивановна, ребятишки, то есть мы, Тая и Саша — двойняшки, нам по пять лет. Сначала мы собирались жить здесь до конца войны, но, прожив три года, поняли: жить в тёплом Таджикистане намного приятнее, чем там, в России. Впрочем, для нас Таджикистан и был Россией, только с другим климатом. Рабочие руки очень здесь нужны, а после того, как мы узнали, что отец погиб на фронте, решили остаться навсегда. Эти места стали родными для нас. Потихоньку наша семья обживалась, в городе было много русских. Мы как-то не замечали особенностей и разности в культуре. Через пять лет получили четырёхкомнатную квартиру на третьем этаже. Мы жили в удивительном многонациональном доме. Все праздники справляли во дворе дома: вытаскивали столы, лавки, собирали снедь — у кого что есть; столы обычно ломились от вкусностей. На таком празднике Рая познакомилась со своим будущим мужем. Они долго встречались; наш зять тоже был русским. Да вот так получилось, а вообще женились и выходили замуж за людей всех национальностей, никто не препятствовал этому. Вскоре наша Рая и Тимофей — так звали зятя — тоже получили квартиру. С годами мы обживались, у нас было всё и даже больше, чем надо. Мама, Ольга Ивановна, состарилась в этом раю и завершила свой путь; теперь у семьи было в этом незабываемом краю своё место упокоения. Брат Саша тоже женился, когда наступило время, ну и, конечно, я вышла замуж. У нас была большая, дружная семья в этом городе. Время бежало, мы родили детей, и наши дети выросли, окончили школу и поступили в институты, пошли работать. Жизнь была прекрасна. Но настал 1985 год. Мы привыкли, что всё кругом хорошо, и пропустили момент, когда всё стало плохо. Началось всё с переселенцев, которым в обход очередей на квартиры, как беженцам, стали давать квартиры вне очереди. С квартирами было плохо, люди стояли в очереди годами. В разных концах города начали собираться какие-то митинги, выражали недоверие городским властям. Но всё ещё было спокойно, никто не боялся, жили мы повседневной жизнью: у меня сын работал на заводе, дочь училась в институте.

Так дожили мы до 1990 года. А потом наступили страшные дни. Утро началось как обычно: у всех своя работа, свои дела. К концу дня почему-то перестал показывать телевизор, радио молчало. Позвонил брат, сказал, чтобы попусту на улицу не ходили. На улице происходит что-то страшное, вроде громадные толпы таджиков громили город. Еле дождалась, пока пришли домой дочь, сын и муж. Муж чудом увернулся от встречи с этой толпой, дочь тоже была испугана, ехала на автобусе, видела громадные толпы. Решили на другой день никуда не ходить. К вечеру в эфир телеканала прорвался кто-то из властей, было объявлено не поддаваться на провокации и оставаться по возможности дома. Вот так вместо рая показал свои очертания ад.
Запасы в холодильнике подходили к концу, надо было сходить в магазин. Хотел идти муж, но я решила, что женщину не тронут. В магазин пошла я. Из дома вышла даже без опаски, почему-то решила, что больше преувеличивают всё. Но уже при переходе улицы поняла: всё гораздо страшнее, чем говорят. На другой стороне улицы толпа из тридцати человек убивала двух мужчин, при этом толпа кричала: «Бей русских!». Я стояла за деревьями, не жива, ни мертва. Когда от мужчин уже не слышно было даже хрипов, эти люди с бородами пробежали по растерзанным телам и двинулись дальше.
Прячась за деревьями, Тая вышла к подъезду, вскочила в подъезд; так торопилась, что разорвала дорогое платье. В магазин решила не ходить, жизнь дороже. Её всю трясло, когда она вернулась в квартиру. Родные поняли всё без слов, молча приняли решение: сидеть и не высовываться. Весь вечер просидели в темноте, свет боялись включать; ночью в дверь кто-то скребся. Семья была в ужасе. Телефон не работал; попытки дозвониться родным были утопией ,света тоже не было
 Утро встретило их визгом и криками на улице. Где-то громили магазин, слышался гул толпы, которая затем двинулась к центру города. Муж с опаской вышел на балкон, чтобы наблюдать за происходящим. Толпа была огромной, состоящей исключительно из мужчин. Муж сказал, что никогда не видел такого количества людей. Они были разъярёнными, вооружёнными: кто-то с оружием, некоторые с железными палками. Они крушили всё на своём пути. Муж потихоньку отполз от окна балкона. В квартире было слышно, как кричали: «Убивай русских! Им не место в нашей стране! Пусть уезжают в свою страну!». Мы, русские, стали изгоями в стране, в которой выросли, работали и родили детей. Мы не могли понять, как такое случилось. Мы с дочерью плакали. Еды совсем не было. Раньше мы покупали еду каждый день, никогда не было перебоев, и мы привыкли наполнять холодильник свежими продуктами. Теперь нужно было решать, что делать. С соседями, как я уже писала, мы всегда жили замечательно. Возможно, кто-то поделился бы едой или продал её. Я боялась за свою семью и никого не пустила в квартиру, а сама пошла к соседям. В подъезде было тихо, звонки почти у всех не работали. Я стучала, но никто не открывал. Через дверь я объясняла цель своего визита, но в ответ — тишина. Никто в подъезде мне не открыл дверь. Обескураженная, я вернулась в квартиру. Муж решил доехать до родных на машине — это всего десять минут езды, почти рядом. Одного его отпускать боялась, поэтому мы оставили детей (сына и дочь) дома, приказав им никому не открывать дверь. Решили ехать вместе; по-моему, муж даже был рад. Выйдя на улицу, мы обнаружили, что погромщики ушли далеко и их уже не было слышно. На улице стояла такая тишина днём, что стало страшно. Когда завелась машина, показалось, что она грохочет на весь город, и кругом в окна на нас смотрели враждебно настроенные люди. Мы поехали задними дворами, где маловероятно было встретить погромщиков. Как я уже писала, до брата ехать десять минут. Со всеми предосторожностями мы добирались тридцать минут, несколько раз заезжая в укромные места или в кусты, чтобы нас не заметили вооружённые люди. Добрались, перекрестилась: Бог помог нам! В подъезд попали без проблем. На лестнице встретили двух бородатых мужиков, которые критически нас оглядели, но прошли вниз молча. Мы долго стучали, уже начали переживать — грохот стоял на весь подъезд, — но всё же замок щёлкнул, и нас втащили в квартиру. Жена моего брата была вся в слезах, с распухшим носом, племянница тоже плакала, только брат оставался невозмутимым — настоящий мужчина, скала! Он поругал нас за то, что мы ползали по городу, и выразил надежду, что через два-три дня, ну максимум неделю, всё утихнет. Брат, в отличие от нас, любитель мяса, поэтому нам, можно сказать, повезло — продуктами мы разжились на неделю, а может, и больше. Брат, как старший (ну, я старше его на три минуты, но он, конечно, мужчина, глава семьи), сказал, что связь с нами будет поддерживать он, а нам нужно сидеть дома и не высовывать нос. Мою попытку выйти на связь с соседями он назвал бредовой идеей, предупредив, что многие мечтают занять нашу квартиру, и посоветовав быть осторожнее. Обратный путь был тяжелее. Вечерело, и повсюду мелькали толпы мужчин по тридцать-сорок человек. В одном месте за нами гнались человек десять, но, к счастью, оружия у них не было, а то, что они кидали вслед, не долетело. Заглушив мотор машины задолго до дома, мы загнали её в кусты на детской площадке (да простят нас дети и родители). Мы поняли, что оставлять машину на прежнем месте опасно. Проскользнув в подъезд, мы бегом побежали к своей квартире. Пословица «Мой дом — моя крепость» сейчас актуальна как никогда. Дочь и сын были несказанно рады, что мы вернулись живы и здоровы. То, что мы рассказали на семейном совете, опечалило всех нас ещё больше. Пока решили выжидать и экономить еду, так как следующие пополнения запасов будут неизвестно когда. Наша семья никогда не сидела на месте, мы привыкли к путешествиям и не проводили выходные дома. Поэтому сейчас нам было очень тяжело сидеть без права выхода. Каждый день были слышны погромы, что-то горело, чёрный дым пожаров тянулся со всех сторон. Брат не звонил, телефон молчал. Мы ждали, но никто не приходил. Муж решил сходить посмотреть машину — место, где она была оставлена, не видно с балкона. Муж ушёл, долго не было, пришёл весь избитый и сказал, что машины у нас больше нет. Напавших было человек двадцать, и он никого из них не знал. Пока я делала ему перевязку головы, испугалась: а вдруг брата и его семьи уже нет в живых? Вслух ничего не сказала, боясь напугать и так напуганных дочь и сына. Целую неделю мы прожили в безысходности, не зная и не представляя, что делать. Толпы людей бродили по городу, выкрикивали лозунги, специально предназначенные для русских: «Русские, убирайтесь в Россию!», «Освободите рабочие места!» и многие другие оскорбительные для нас лозунги. Мы прожили в Таджикистане всю жизнь, куда ехать, кто нас где ждёт? Всё это было настолько нереально, просто казалось бредом и страшным сном. Я была в ужасе. Сегодня сварила последнюю горстку риса — пустого, завтра опять нечего будет есть. Брат всё молчал, выходить куда-то, посмотрев на мужа, не решались. Это было безвыходное положение. Телевизор и радио по-прежнему не работали. И всё же надо было что-то делать. Я стала собираться дойти до брата, добраться до других родных — вообще из области фантастики. Сказала об этом мужу, он категорически был против, да и дети были против тоже, но сидеть в неизвестности было ещё страшнее. Идти теперь надо пешком, а это ещё дольше. Нарваться на бандитов было ещё легче. Решили идти мы с сыном; муж от потери крови был слаб, да и возможно, у него было сотрясение. Слабость, головокружение присутствовали у него ,он уже длительное время отказывался от еды  По-хорошему, нужна была скорая помощь или больница. Но сделать мы этого не могли: телефоны в городе не работали ,а вести его пешком в скорую помощь было опасно.

Справлялись как на войну: одели тёмные вещи, с собой взяли корзинки — мало ли, добудем еды. У нашего сына, видимо, по линии маминой бабушки, светлые кудрявые волосы и голубые глаза. Всегда смеялись, что он похож на красивую девочку; он обижался, а дочка завидовала. Ему на голову одели шапку, чтобы не было видно признака, что мы русские; я одела платок. Со стороны мы были похожи на двух грибников. Посидели на дорожку, пошли. Переступив через себя, открыли входную дверь, вышли из квартиры. Первый шаг сделан; весь путь продумали ещё дома. Конечно, идти решили дворами. Заглянули, посмотрели на машину. От ужаса я даже села просто на землю: машины не было, была куча сплющенного железа и битого стекла. Пришла мысль: хорошо, что муж остался жив. Это могли сделать только бесноватые, нелюди. Машина была новая, но в этом случае жалко было мужа; я представляла, как он бился за неё. Отошла от увиденного, двинулись дальше; при виде даже одинокого прохожего прятались. Долго выжидали, потом шли дальше. На задних дворах было тихо, громить здесь было нечего; машины переломаны и сплющены, как и наша; детские площадки валялись раскиданы по двору. Чем дальше мы шли, тем больше испытывали ужаса от увиденного. Не было понятия, что произошло, почему люди превратились в варваров. В одном из дворов было устроено сожжение: человеческий остов, привязанный к дереву железными прутьями, сильно обгоревший, так и остался стоять у столетнего дерева, охраняя его. Меня сильно трясло от увиденного. Подходили уже к дому брата, видели, как человек десять, может больше, надругались над двумя женщинами; мы спрятались. Сын очень порывался помочь, но я висла на нём, умоляя не делать этого. Видно было, как женщины извивались и кусали обидчиков; они срывали с них одежду и кричали непристойные слова; потом всё стихло. Не знаю, остались ли они живы. В ужасе, в изнеможении дошли до дома брата. Вошли в подъезд; две квартиры первого этажа стояли с дверями настежь. Проходя мимо, решились заглянуть: в квартире были убитые люди, всё переломано и перебито. Всё было как в фильмах ужасов. Уже бегом бежали до квартиры брата и его семьи. Квартира была заперта; дверь повреждена — видимо, в неё страшно били ногами или железом. Стояли у двери и не знали, что делать; стучать было страшно. Я поскреблась тихонько и плакала, представляя, что там может быть; сын был белее снега в лице, его волосы после увиденного стали седыми. Видимо, семья брата была в напряжении и сразу услышали какие-то движения у входной двери; нам открыли. Мы вошли; мне стало плохо, сына трясло

Очнулась от нашатыря , который жена брата пихала мне в нос , в голове все гудело. Долго было не сообразить где мы , потихоньку сознание возвращалось . Сын склонился ко мне , я увидела его седые волосы , вскрикнула , что случилось с моим мальчиком , за эти 3 часа. Страх за семью окутал мое сознание , в растерянности , мы ждали что скажет брат. Брат молчал , видимо он тоже не знал что делать. Мы рассказали , что остались без машины , что мой муж видимо с сотрясением лежит дома избитый . Рассказали что мы увидели когда шли сюда и про сожженного человека и про издевательства над женщинами , и просто про страх , животный страх , что тебя сейчас убьют не за что. Обсудив все это впрочем ничего не обсуждали , рассказали мы , потом рассказали они ,как вчера во многие квартиры ломились вооруженные люди , выгоняли жителей , кто не уходил расстреливали Стучались и к ним , пытались ломать дверь , но видимо все побежали в другие квартиры , где получилось открыть двери Им нужны были жизни , они их забирали
Мы даже представить не могли как нам идти обратно , и где брать еду , все магазины разграблены , но наверное если бы магазины и работали , нас туда живых не пустили бы.
Брат выглядел растерянным , он не знал что делать нам всем Надо было где то , что то узнавать ,Где??? Жена брата предложила на время уехать за город На чем уехать да и куда? ?Выхода не было , не было ответа на главный вопрос когда это закончится А на улице слышалась стрельба , крики о помощи , брат жили ближе к центру чем мы. Мы пришли просить поддержки , а наткнулись на растерянность , семья брата тоже не знали что делать В те дни у нас еще даже и мысли не мелькало , чтобы мы бросили все и уехали Это был наш дом , где мы дома , мы решали как жить дальше ? Но решение не клеилось , так как мы не знали , где нам искать защиты.
Мы ничего не решили , ни о чем не договорились , брат порывался идти куда то , сам не знал куда узнавать Его жена , да и мы отговаривали , боялись если с ним что то случится , вся семья пропадет тоже. И вдруг я вспомнила о Гуле , со мной работала женщина Гульнара , с ней мы были дружны . У нее была очень приличная семья , о которой нельзя было подумать , что они будут звереть и убивать людей . Решили , что к ним пойдем мы с братом , чтобы решить вопрос хотя бы с пропитанием Возможно их семья подскажет где брать продукты . Сын оставался с семьей брата, а мои дочь и муж были дома , я не знала что с ними , очень переживала. Решили идти сейчас , чтобы этот вопрос решить скорее , дочь и муж дома уже сутки ничего не кушали Я одела темные одежды , платком завязала так , что лица было почти не видно , брат оделся в темные одежды вышитый Таджикский пиджак , надел вроде тюбетейку на голову . Перекрестились и пошли , проходя по подъезду опять заглянули в квартиры , где были убитые , никто там больше не появился . Мертвая тишина среди мертвых тел и изломанной домашней мебели. Выскочили из подъезда , решили идти не по улице , а по парку ,подумали там будет меньше вероятности встретить погромщиков Но мы ошиблись .В парке было много мужчин , они грелись , разводили костры , видимо что то готовили , пахло мясом и чаем . как ни странно , мы шли , на нас не обращали внимание , то ли эти люди были измождённые дневными погромами , которые они совершали , то ли они устали к ночи Возможно наш наряд подтверждал приверженность к их рядам
Мы проскочили опасный путь вышли на нужную улицу , нашли дом , где жила семья Гульнары . Нас у подъезда встретили люди , расспросили , кто мы , откуда , куда и зачем На вопросы мы ответили конечно , но очень удивились Нам объяснили , чтобы защитить свои дома и имущество люди организовывают отряды на своих домах Это вселило в нас какую то радость что ли , получается не все безнадежно . Поднялись на нужный 4 этаж , позвонили . Дверь открыл мужчина в почетном возрасте оглядел нас и не сказав ни слова впустил в квартиру. Нас пригласили в кухню , налили чаю , сказали что воду только дали , поэтому они угощают нас, мы стали задавать вопросы , их собралась семья из 10 человек , они нам отвечали , давали советы В городе вводят военное положение , завтра в магазинах будут продавать товары , но конечно то что произошло, не говорит о том , что будет все безопасно Надо осторожно передвигаться по городу Через неделю есть постановление выходить на работу , так как все встало , в некоторых районах нет воды и света Посоветовали создать отряды на домах , как у них Выслушав эти наставления ,объяснения советы мы были очень обрадованы Нам дали круп , картошки , рыбы и много еще чего из съестных припасов. С тем мы и отклонялись , благодаря хороших , добрых людей . Идти надо было опять через парк мы оправданно опасались , ведь теперь у нас были продукты , которые у нас могли отнять. Решили через парк не ходить , а пойти по дороге через дворы . Пока шли темной улицей , при нас слышно было как насиловали женщин , хорошо , что было темно , и мы слышали только крики и неравную борьбу жертвы с несколькими насильниками Потом было слышно как избивают в темноте человека , который истошно кричал и молил о помощи Мы не могли ему помочь , там было много вооруженных людей Вот дошли до дерева с сожженным человеком , и слава Богу добрались до дома брата. я видела как он перекрестился Брат не был уверен что мы дойдем

Нас, видимо, ждали, сразу открыли дверь, в доме в это время было тихо.
Мы пришли домой, в квартиру брата, но нам с сыном надо было позаботиться о своих родных, о дочери и муже, которые оставались в нашей квартире, вот уже 2 дня мы их не видели. Продукты поделили на две семьи, так и не решили, как будем выходить на связь. Мне показалось, что брат - слабая сторона, но говорить я ему ничего не стала. Было видно, что он сам все понимает. Мы с сыном отправились домой, было страшно, с сумками и мешками мы были уязвимы. Мы замирали при каждом шуме, можно сказать, не шли, а ползли. Обходили все подозрительные места, и, если не считать нервное напряжение, дошли до своего дома более или менее нормально. Поднялись на свой этаж, открывая квартиру, радовались, что дошли. Дочь, не похожая сама на себя, вышла к нам, она просто сказала: "Папы больше нет". Села в прихожей и накрыла голову руками. И я, и сын оторопели от этой страшной новости. Дочь ничего больше сказать не смогла, она не могла даже уже плакать. Бедная девочка, мне даже по истечении времени сложно понять, как она смогла все пережить в одиночестве. Бросилась в нашу спальню, муж лежал в одежде, он как будто спал, только у уголков рта были струйки крови. Я не могла понять, как такое могло случиться, почему умер мой родной, дорогой человек. Почему он не сказал, что ему было так плохо, я бы осталась, мы бы вызвали доктора, но он промолчал.
У нас была первая любовь, с ним у меня был первый поцелуй, и мы вместе испытали первое счастье быть вместе, как мужчина и женщина, у нас было двое детей. Хорошие, красивые дети. Я сидела на кровати, разговаривала с мужем, не понимая, что делать дальше. Время для меня перестало двигаться. Наверное, я была в шоковом состоянии, слез не было, было какое-то тупое состояние, мне хотелось лечь рядом с мужем и закрыть глаза, чтобы не видеть, не чувствовать, вообще не жить. Я легла около него и впала в забытье. Дочь и сын оставили нас наедине, они тоже не знали, что делать. Так прошла ночь, очнулась я от того, что притронулась к руке мужа, она была ледяной, я отстранилась и вдруг осознала, я осталась одна. Мой крик, наверное, был слышен на весь город, я кричала, я билась в истерике. Я потеряла дорогого своего человека. На мои вопли прибежали сын и дочь, они меня успокаивали, утешали. Потом я перестала биться, мы все втроем сидели около дорогого нам человека, который навсегда покинул нас.
Дочь рассказала, что муж охал недолго после того, как мы ушли, потом он затих, она думала, заснул. Но он спал слишком долго, и она решила его побудить и предложить ему хоть чаю. Бедная девочка, она пережила огромное потрясение, когда узнала, что отец мертв. Видимо, у мужа было отбито все внутри, когда его били у машины, а может это Кровоизлияние. Мы не знали, как теперь хоронить. Если бы это было раньше, можно было обратиться в похоронное бюро; как это делать теперь, мы не знали. Ничего в голову не приходило: как снять деньги, всё кругом закрыто, где купить всё, что положено для траурной церемонии. Голова разламывалась от мыслей и дум. К обеду, поборов себя, я опять пошла к Гульнаре. Идти к брату и видеть его растерянное лицо было выше моих сил. Я уже ничего не боялась, но и в городе обстановка поменялась: на улицах не было видно никого. Вдруг на конце улицы появились танки. Я вспомнила, что говорили, что введут военное положение.
Добрые люди оказались родные Гули – они всё взяли на себя. Я вместе с Гулей дошла до брата, сообщила его семье о том, что у нас случилось. Домой пришла изнемождённая, потухшая, неживая. Мужа уже увезли в морг; меня попросили показать место, куда будут хоронить. За мной приехали на машине, и мы поехали на кладбище. Я ужаснулась: почти всё русское кладбище было разворочено, как будто покойники мерялись силой между собой. Могила моей мамы тоже была вся выворочена. Памятник сброшен с постамента; зачем это делали, было очень непонятно. Но поправить что-то было невозможно, пока определились с местом. Всё же были люди в Таджикистане с добрым сердцем – полностью взяли на себя похороны, освободив нас хоть от этих хлопот. Пока мужа готовили к похоронам, я, можно сказать, лежала без сознания; дочь и сын были со мной. Брат тоже не знал, что делать, сидел, выполняя какие-то распоряжения родных Гули.
Утром на машине нас отвезли на кладбище, где и произошло захоронение моего единственного родного человека. Всё было для меня как в тумане и происходило не со мной. После похорон нас отвезли домой. Я осталась одна; мне теперь надо было решать все возникающие проблемы самой. Дочь и сын решили утром посетить: кто учёбу, кто работу. У меня была истерика; я боялась даже подумать, что они уйдут из дома. Дети в этот день остались дома. Все смотрели на меня как на больную. Пришёл брат; он говорил, что можно, хоть и осторожно, но ходить на работу, что надо привыкать и смириться с потерей. Я, конечно, всё понимала, но перебороть себя было очень тяжело. Все события этого месяца стояли стеной, не давая забыться. Я не могла работать, но и фактически меня уволили. Уволили многих русских, и вот подошёл миг, когда русские потянулись на вокзал, продавая своё жильё, которое покупали у них за копейки.
Русских увольняли, несмотря на то, что некоторые работы выполнять было просто некому. Уволили сына, меня, дочь отчислили из института. Брат тоже оказался без работы. Все мы остались не у дел. К нам стали частенько приходить люди, которые занимались продажей квартир; вопрос стоял так: не продадите квартиру за ту цену, которую даём, – не получите ничего. И, как рассказывали, у них это получалось, видимо, действовали сообща; после этого покупателя больше никого не было. Сначала уезжать мы не собирались. После трагедии, что случилась с моим мужем, мы хотели остаться, но жить по-прежнему нам не давали. Нас в магазины стали пускать после таджиков; от нас стали прятать товар. Если ты идёшь по улице, в тебя могли начать кидаться гнилыми овощами или фруктами, особенно дети. Лишний раз не хотелось выходить на улицу. Большие погромы, конечно, закончились после введения комендантского часа и военного положения; это уже не носило массовый характер, но иногда ещё и убивали, и происходили другие страшные случаи. Теперь соседи, совсем недавно с которыми мы сидели у дома в праздник за одним столом, шли мимо и опускали глаза. Как мы узнали, многим, оказывается, нравилась наша четырёхкомнатная квартира. Ну как я и написала, стали приходить, узнавать, не уезжаем ли мы. Несколько раз мы отвечали культурно, но это стало для нас манией преследования; последний раз я вытолкала гражданина, который хочет купить нашу квартиру задаром. Гражданин обиделся и очень много наговорил гадостей, грозил даже убить, а квартиру забрать так. И тогда сын сказал, что нам надо Ехать в Россию? Никто из нас там никогда не был. Отправить багаж и думать о будущем было нельзя – нужны были связи, у мужа связи были, но не у нас. Встретились с семьёй брата; они тоже решили уехать – жить было тяжело без работы. И тогда мы решили цивилизованно отправить хотя бы вещи: нашли людей, которые этим занимались, собрали, упаковали и погрузили в контейнеры. Долго выбирали город, куда поедем, отправили контейнеры, но в пути всё сгорело, когда поезд отъезжал – кто-то поджёг платформы. Мы остались ни с чем. Квартиру у нас всё же отжали, так как билеты на поезд были уже куплены, выхода у нас не было – мы продали квартиру за бесценок, зная, что на эти деньги в России мы ничего не купим. За день до нашего отъезда на вокзале сожгли отъезжающий поезд, сгорели все вагоны – кто-то бросил тряпку, смоченную в бензине, между вагонами. Говорили, это было страшно. Когда мы справились и пришли на вокзал в день отъезда, очень боялись садиться в вагон; даже уже после того, как поезд должен был вот-вот тронуться, мы всё ещё стояли на перроне. Уезжали мы своей семьёй; брат и его семья ещё жили два месяца в Таджикистане, но всё же уехали – жизнь становилась только хуже. А мы ехали в неизвестность, у нас не было ничего: ни вещей, ни денег, ни знакомых в городе, который мы выбрали. Приехали на место ночью, остановились сначала в гостинице, а утром сразу началось наше мытарство. В России мы никому не были нужны. Нам отказывали в оформлении паспортов, нам отказывали в помощи. Прошло около двух лет, когда всё в нашей жизни вошло в норму, и ещё не раз мы слышали: «Зачем вы ехали в Россию? Вас никто не звал и не ждал». Конечно, теперь мы полноправные граждане России, но сколько пришлось пережить испытаний, прежде чем нас приняла Родина! А самое главное – в России об этом мало кто знал, нам мало кто верил. Реалии нашей жизни. Искреннее сочувствие всем, кто пострадал от чудовищных событий того времени. Хочется добавить ,что много было хороших людей и среди таджиков ,которые нам помогали .
Конец.