Соседи

Месть

- Тоня, ну где же ты? Давай скорее!

В большом дворе многолюдно – за «мужским» столом «сильная» половина населения резалась в козла, за соседним – «прекрасная» половина – в лото. И «сильную» и «прекрасную» половины можно было назвать так с большой натяжкой, потому как в основном это пенсионеры. Но их азарту, дружности и огоньку в глазах вполне могли бы позавидовать их дети, занятые более серьёзными вещами, чем игры, и внуки, которые паслись здесь же, во дворе, на спортивной и детской площадках.
 
Тоня, высокая крупная женщина с круглым лицом и пышными серыми волосами, небрежно заколотыми на затылке, раскраснелась от быстрой ходьбы. Смеясь, она махнула «девчонкам» рукой и поспешила домой: приготовить мужу поесть и скорее туда, к подружкам-соседкам по двору, где шумно, весело и беззаботно. Уже начиная с обеда Тоня, вернее Антонина Андреевна, пятидесяти пяти лет, начинала предвкушать вечерние посиделки во дворе.

Петруша, муж Антонины, возвращался с работы позже, так как работал, в отличие от жены, далеко от дома. Он сначала звонил в дверь, надеясь на приветливую встречу, чмоки и обнимашки после долгого трудового дня. Зимой всё так и было – встречи у дверей, аппетитные запахи из кухни, и вкусный ужин, ждущий на столе. Дальше – совместная трапеза, обнажённые полные руки жены локтями в стол, поддерживающие улыбающееся гладкое лицо с ласковыми голубыми глазами, лёгкий халатик, топорщащийся на внушительной груди. Ну, и дальше всё, что полагается между супругами, живущими вместе давно и согласно.

Но, как только приходила весна, во дворе сходил снег, распускалась листва на деревьях, зацветала по очереди вишня, сирень, шиповник, жасмин и да, ещё липа – всё это росло в палисадниках, отделявших пятиэтажки от  прямоугольника двора, всё менялось и вставало на уши. Надежды каждый вечер рушились, Петрушу ждал остывший одинокий ужин и пустая квартира. Пётр Антонович не любил сидеть дома в одиночестве. Дети давно съехали во взрослую жизнь и без шумной неугомонной супруги домашние вечера нагоняли тоску и раздражение. Суетливый двор Петра Антоновича совсем не привлекал. Он уныло съедал то, что оставила жена на столе, запивал пивом,  включал телевизор, брал газету и ложился на диван ждать свою загулявшую благоверную.

Когда в наступивших сумерках раздавался сначала скрежет ключа в замке, потом робкий звонок, Пётр Антонович  откладывал газету, выключал телевизор и садился на диване. Пиво туманило разум и размягчало тело. И сладкое ощущение мести заполняло весь организм обиженного супруга.

- Петруша! – раздавался из-за двери нежный голос жены. – Открой дверь, Петенька. Пожалуйста! Открой, по-хорошему прошу!

Но не для того Пётр Антонович закрывал дверь на три оборота, так, чтобы нельзя было отпереть снаружи. «Нукось, что ты на это скажешь? – злорадно думал Петр Антонович. – Где гуляла, там и спи, дорогая жёнушка!»

Вслух, однако, он даже из-за двери говорить ничего такого не решался. Пётр Антонович роста был небольшого, сложения щуплого, характера мягкого. Сходиться с женой врукопашную при всём желании он никогда бы не посмел. Впрочем, такого желания никогда и не возникало. Женщина, а тем более жена – святое. А вот чтобы отлились кошке мышкины слёзы – очень хотелось.

- Петенька! Пусти меня! Петрушаааа!

Антонина Андреевна уже не звонила, и даже уже не стучала – она громыхала в вибрирующее дверное полотно могучими кулаками так, что если бы даже в квартире спал кто-то мёртвый, обязательно бы пробудился.

- Петька, хрен собачий! Ну-ка, быстро открывай! Не то, сей же час милицию позову! Она вмиг всё откроет, но тогда держись. Тогда тебя, (дальше шло непередаваемое сочетание слов, настолько витиеватое, что даже сама Антонина Андреевна не смогла бы повторить это дважды). При этом от нежности в её голосе уже давно не осталось и следа. Теперь её голос был похож на рёв иерихонской трубы и соседка Ася, подслушивавшая из-за своей двери, пугалась, как бы и правда не обрушились их хлипкие хрущёбные стены.

Когда степень накала  Антонины Андреевны достигала максимума, щёлкал замок, дверь открывалась и наступала тишина. Вернее, тишина наступала на лестничной клетке. Огромная Антонина Андреевна врывалась в свой коридорчик и впивалась разъярённым взглядом в щуплую фигуру мужа, стоящую  в кухонном дверном проёме, в его большие невинные глаза и дрожащие, сжатые в ниточку губы. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, потом квартиру сотрясал могучий хохот Антонины. Ему вторил дребезжащий смех довольного супруга.

А в соседней квартире тряслась от смеха Ася, зажав рот рукой, чтобы не разбудить похрапывающего после трудового дня мужа.


Дездемона

Ася была на десять лет младше Тони, что не мешало им тесно дружить. Когда Саныч, муж Аси, в пьяном угаре гонялся за ней с кулаками, а то и ножом, она пряталась у соседей. Петруша в соседские разборки не вмешивался, памятуя о том, что «милые бранятся – только тешатся».

Асе недавно исполнилось сорок пять, и она вышла на пенсию «по вредности». Невысокая, хрупкая Ася смогла двадцать пять лет отработать на вредном производстве, где другие больше пяти лет не выдерживали. Асе же нравилась атмосфера в коллективе, где она отдыхала душой после выходных. С девчонками, такими же рабочими, как она, болтали обо всём, смеясь, обсуждали домашние приключения, забыв, что многим из них накануне было совсем не до смеха. Делились радостями и горестями, принесёнными из дома обедами и мыслями о житье-бытье. Тяжёлый труд воспринимался Асей спокойно – это было по-любому лучше, чем, если бы она на всю жизнь осталась в родном колхозе.


Ася родилась в глухой татарской деревушке. Мать умерла после очередных родов, когда Асе было всего два года. Вскоре началась война. Немолодой уже отец со старшим сыном-подростком и младенцем на руках, вскоре снова женился. Взял он женщину намного моложе, но тоже с сыном от предыдущего брака. И хотя на войну отца Аси не взяли по возрасту, сделать ей сестрёнку мужчине оказалось вполне по силам. Мачеха, конечно, не мать, но выжить Асе, безусловно, помогла. Всё, что с ней происходило, Ася воспринимала естественно, как должное. Это уже потом, когда сама стала матерью, вспоминая детство, она поняла, почему младшая сестра всегда сидела за столом, а Ася на отшибе, на лавке у дверей. Почему спала в холодном углу, когда все остальные в тепле на печке или за печкой. Да и многое другое. Иногда казалось, что некоторые картины детства приснились, потому что разум отказывался принимать эти воспоминания. В конце войны родной старший брат, добавив себе возраст, ушёл на фронт. Асю некому стало защищать от сводного брата – отец пропадал на работе, мачеха возилась с маленькой дочкой и по хозяйству. В боях с невзлюбившим её мальчишкой Ася закаляла характер. Да и помощь по хозяйству способствовала крепости духа. Ася никогда не жаловалась ни отцу, ни, тем более, мачехе. Но за себя постоять научилась. 

Война закончилась, когда Асе было семь. После войны в деревне ещё долго было голодно и убого. Как только по весне пробивалась первая трава, становилось легче. Ещё не везде стаивал снег, а деревенские дети уже бегали босиком. В школу Асе пришлось пойти с восьми  – нечего было надеть. Да и проучилась она полноценно только пять лет – надо было помогать по хозяйству: мачеха заболела, слегла, сестра младше на пять лет скорее обуза, чем помощница. В школу приходилось бегать урывками, если успевала всё сделать по хозяйству. Да ещё сводный брат задирался при любой возможности. Однажды соседка увидела, как маленькая Ася схватила вилы, защищаясь от более сильного мальчишки. Соседка сказала отцу и брата от греха подальше отправили в ремесленное училище. Жить стало легче и сытнее – в семье уменьшилось на одного едока. Но сытнее не значит досыта. Всю жизнь она вспоминала с содроганием то время. И как только с грехом пополам закончила школу, Ася стала приставать к отцу, чтобы выправил паспорт. Все её ровесники уехали в город, сестра подросла, мачеха поправилась. Паспорт добыть было не так-то просто, но отец всё-таки сдался.

И вот, в семнадцать лет, не зная ни слова по-русски, татарская девочка Ася оказалась в городе Куйбышеве. Сначала поселилась у дальних родственников, потом скромную девушку приютила старушка-татарка. В уголке за ширмой в её частном доме Асе было вполне комфортно. Тяготило одно – несовершеннолетнюю девчоку нигде не брали на работу. Жить на иждивении Асе было невыносимо. Поскитавшись попусту по предприятиям, Ася наконец устроилась разнорабочей на стройку. После войны Куйбышев активно строился, строились заводы, строились жилые дома. Постепенно Ася выучилась языку. Не идеально – всю жизнь она путалась в падежах и родах, но стало возможно нормально жить и общаться.

В 23 года Асю познакомили с Санычем, тогда ещё Юриком, Юрием Александровичем. К тому времени Ася уже работала в литейке на заводе и жила в общежитии. Шесть дней в неделю оба работали, в воскресенье встречались, ходили в кино. После кино Юрик провожал Асю до общежития и всё – расходились по домам. Она рассказала о себе, он – о себе. Выяснилось, что у них много общего: оба сироты – у него не было отца, у неё матери. Оба с семилеткой, оба простые рабочие. Вернее, он шофёр. Через три месяца встреч Юрик сказал однажды:
- Ну что, Аська, наверное, пора нам уже создавать семью. Возраст уже, и вообще. Жить будем у меня. Ты как, согласна?
Ася растерялась. Сказала:
- Не знаю…
- Вот и хорошо. В следующий выходной подаём заявление.
Они расписались, скромно отметили. Через месяц Ася поняла, что ждёт ребёнка. Квартиру им дали, когда сынишка Ромка уже родился.

Пить Саныч начал, когда Ромке не было и года. Пить и гулять. Ася не устраивала скандалов, не пыталась разводиться. Она выросла в патриархальной семье и считала своим долгом терпеть и прощать. Прощала, конечно, не сразу. На следующий день после ссоры с пьяным мужем не разговаривала, отворачивалась. Юрик покаянно бухался на колени, обещал, что больше никогда. Глядя в его виноватые глаза Ася смягчалась, тогда и прощала. И так всю жизнь. С годами Юрик стал агрессивнее и злее, начал материться и оскорблять, иногда поднимал руку, но Ася почти всегда успевала спрятаться и запереться в туалете. Неизменными оставались раскаяние и вымаливание прощения на коленях. И снова душа в душу, подарки и клятвы. В будние дни, теперь уже не Юрик, а Саныч, поужинав после работы, шёл во двор «забивать козла». В выходные всё было сложнее. В «козла» играли на деньги. Выиграв, Саныч с двумя друзьями покупал бутылку водки и приводил их к себе. Надо сказать, у Аси всегда, не смотря ни на что, были идеальные чистота и порядок. Когда Саныч с друзьями переступали порог, Ася уходила с кухни. Выпив на троих, мужчины возвращались во двор, Ася же наводила после них порядок. Таких заходов было по два-три в день. С каждым заходом градус у Саныча повышался. Как правило, как бы смирно ни вела себя Ася, в конце концов Саныч находил, к чему придраться и воскресенье обычно заканчивалось для Аси ночёвкой у Тони.


В то воскресенье Ася стояла на балконе и улыбалась своим мыслям. Начинало темнеть. Солнце скрылось за домами, оставив после себя в бледнеющем небе позолоченные облака. Дневная жара спала, стрижи угомонились. «Всё же жизнь удалась, - думала Ася. - Всё было: голод и холод, бездомность и бесприютность, тяжёлая работа и пьющий муж. Было уважение в коллективе, дружба, пронесённая через всю жизнь. И семью смогла сохранить. Саныч, конечно, не сахар, но бывают и хуже. А у них было много и хороших моментов. И вот теперь можно, наконец, успокоиться: пенсия большая, сама ещё молодая, сил полно. Сын вот вернулся из армии. Сейчас уехал в Ленинград к товарищу по армии, но дня через три вернётся насовсем. Как же хорошо-то!»

Послышался щелчок замка. Ася посмотрела – опять Саныч с дружками. Уже в четвёртый раз. Она вышла в коридор. И дёрнул же чёрт за язык:
- Юра, ну сколько можно? Почему вы всегда идёте к нам?
- Так у нас жёны не пускают! Стерррвы! А ты, Аська, молоток!
Ася на лесть не поддалась:
- Хватит! Ну-ка, идите домой! Юра, а ты иди к столу, ужин уже остыл.
Мужики послушно попятились. Саныч нахмурился, но смолчал. Настроение у него явно испортилось, но пока не до предела.

Они прошли на кухню. Ася взяла тарелку, половник и потянулась к кастрюле. Саныч стоял за спиной и сердито ворчал:
- Злая ты, Аська. Зачем друзей моих прогнала?
- Я только что убралась. Вы уже три раза приходили. Я тебе что, прислуга?
- А кто же?
Он пьяно захихикал.
- Больше ты всё равно ни на что не годишься!
Ася, не помня себя, молча развернулась и со всей силы опустила пустую тарелку на голову мужа. Посыпались осколки, Саныч рухнул на пол и не двигался. Несколько мгновений Ася смотрела на поверженного мужа. Нагнулась – дышит? Увидела на голове ссадину. Потрясла за плечо – не шевелится.

Телефон в доме был только в одной квартире – там жил бывший фронтовик. Ася кинулась на четвёртый этаж.

Скорая приехала быстро. Ася встретила докторов у подъезда, пока лифт ехал до её шестого этажа, сбивчиво рассказала, в чём дело. Пожилой врач зашёл в квартиру. За ним – рослый молодой санитар. Саныч всё так же лежал на полу. Услышав, что в доме посторонние, он сел, театрально схватился за голову и застонал. Врач подошёл, осмотрел рану.

- Ну, что же вы, уважаемый, так обижаете супругу? Мало она вас поучила, сильнее надо было!

Саныч дёрнулся было, но санитар крепко держал его за плечо. Доктор наложил повязку.

- Так, уважаемый, а теперь надобно проехать в больницу, чтобы обработать рану.

Когда все ушли, Ася в очередной раз убралась, приняла душ, перестелила постель и легла, блаженно раскинувшись на всю ширину кровати. Обычно ей доставался только узкий краешек. Время позднее, если до сих пор муж не пришёл, значит, наверное,  до утра в больнице оставили.

Ася наслаждалась тишиной и покоем, когда услышала звук отпираемой двери. Ася замерла, не в силах пошевелиться. Услышала, как Саныч прошёл на кухню. И вот он появился в спальне, навис над ней, страшный, с перевязанной головой и ножом в руках.

- Ну, всё! Пришёл твой час! Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

Ася не шевелясь, глядела на мужа, на его искажённое злобой лицо, на блестевший в свете луны нож. Саныч медлил, по-видимому, растягивая удовольствие от своей власти и её беспомощности. И опять, не думая, теперь уже движимая инстинктом самосохранения, Ася взлетела с места, обеими руками толкнула его со всей силы и кинулась вон. По счастью, дверь в подъезд осталась приоткрытой. Ася захлопнула её за собой и забарабанила к Тоне. Подруга не заставила себя долго ждать. Когда Саныч выскочил на лестничную площадку, соседская дверь захлопнуться прямо у него перед носом.