Шпионские страсти-2

5. Севастополь
Спустя неделю завершили работу над установкой. После испытаний ее надо было отправить в Севастополь, для передачи флотским. В качестве сопровождающего отправили меня, как руководителя темы. Установку погрузили в крытый фургон, я собрал все необходимые документы, и мы поехали. В кабине было двое: водитель, его звали Николай, и я. Дорога была знакомая, через Курск, Харьков в Крым. Решили остановиться где-то посередине в придорожной гостинице, чтобы отдохнуть. На грузовике ехать до Крыма без остановки было утомительно. Николай сказал, что знает одну гостиницу, в которой он всегда ночует, когда возит груз в Севастополь. У нашего предприятия были крепкие связи с военными моряками, поэтому поездки в Севастополь для Николая были обычным делом.
К вечеру добрались до гостиницы, загнали фургон на стоянку, где уже было несколько машин, и получили ключ от номера. Николая здесь приветствовали, как хорошего знакомого. Поднявшись в номер, привели себя в порядок и спустились в ресторан поужинать. Когда уселись, и официантка взяла заказ, вспомнил, что оставил деньги в номере. Сказав, что сейчас вернусь, оставил Николая наедине с бокалом пива, а сам быстро поднялся на второй этаж. Странно, но дверь в номер была не заперта. Предчувствуя недоброе, сразу прошел к шкафу, в который вместе с дорожной сумкой, положил папку с документами. Папка была на месте, но лежала не так, как я клал обычно. На душе стало неспокойно. В ней все документы были с грифом «Секретно» и, если хотя бы один пропадет, то это грозило очень большими неприятностями. По инструкции, я не должен был оставлять документы без надзора. Но кто же у нас соблюдает инструкции. Да и гостиница казалось такой провинциальной, и мысль о воровстве в голову не приходила. Тем более, что важность документов и груза знал только я.
Открыл папку, просмотрел все документы. Все было на месте. На душе отлегло. В ресторан я спустился вместе с документами. Николай несколько удивился, но я не стал посвящать его. Поужинав, вернулись и улеглись спать, чтобы завтра пораньше отправиться дальше.
На ночь на автостоянке гостиничная прислуга спускала двух здоровенных псов. Как мне объяснил Николай, это начали делать после того, как обчистили какого-то московского туриста. Скандал бы неимоверный. Я усмехнулся: «Ну теперь нашу машину не обчистят». «Да кому она нужна эта железяка, - согласился водитель, - Хотя, конечно, побыстрее бы ее сдать флотским. Слышал, что за нее заводу премию выпишут». «Обязательно, - ответил я, — Вот только сдадим ее и установим на корабле». «Долго мы будем в Севастополе?», - спросил водитель. «Дня три-четыре», - ответил я. «Замечательно, позагораю. Там, в Учкуевке есть кафе прямо на пляже. Райское место! Поплавал, выпил пивка, позагорал».
Ночью нас разбудил громкий лай. Собаки лаяли с остервенением, но потом внезапно затихли. Ругнувшись на предусмотрительных владельцев гостиницы, опять заснули. Рано утром нас разбудила горничная. Быстро умывшись и проглотив кофе с бутербродами, вышли на автостоянку. На ней был весь обслуживающий персонал, все столпились вокруг двух трупов здоровенных псов, которые лежали рядом с машинами. Псы лежали без признаков жизни, их пасти были в пене. Видно было, что смерть наступила от отравления. Мы с водителем переглянулись и быстро пошли к машине. Машина стояла на месте, задняя дверь закрыта, пломба на месте. Молча забрались в кабину и поехали. На душе было мутновато, хотя ничего не говорило, что отравленные собаки имеют отношение к нашему грузу. Я связал все последние события и нарисовалась достаточно тревожная картина. Похоже, что кто-то охотится за моими документами. Решил, что теперь до Севастополя никаких остановок делать не будем.
В Севастополе нас встретил капитан второго ранга, представился: «Сергей Сергеевич». Обычным порядком принял установку и документы. Сказал, что завтра с утра займемся размещением ее на корабле и наладкой. После этого проводил в гостиницу неподалеку от пирса, сказав, что утром ждет нас на корабле. Ровно в восемь я стоял перед трапом. Вахтенный проводил меня в каюту к Сергею Сергеевичу. Водителя я отпустил на пляж, где его ждало море, холодное пиво и загорелые девицы. Мне же предстояло дня три провести на корабле, помогая флотским осваивать оборудование.
Установку разместили в трюме на носу, в подготовленном месте. Но когда я начал проверять все подключения, то, к своему удивлению, обнаружил, что часть проводов, которые на испытаниях я лично соединял в требуемом порядке, сейчас беспорядочно болтались. Значит, кто-то порылся в нашей установке. Восстановил соединение, и началась рутинная работа по наладке. Пара толковых матросов помогала мне. Изредка заходил Сергей Сергеевич.
На следующий день вышли в море для предварительного испытания. До нужной точки в море шли три часа. Когда прибыли в нужный квадрат, включили установку. Вначале все шло, как обычно на испытаниях. Однако, спустя некоторое время прозвучало предупреждение акустика: «Слышу чужую подводную лодку». Наших кораблей и подводных лодок в этом районе быть не могло, командование об этом распорядилось. Значит, либо кто-то прознал об испытаниях и послал сюда подводную лодку, либо она оказалась здесь случайно. В последнее верилось с трудом. В этом районе для иностранных субмарин интереса не было. Значит, наши испытания оказались вовсе не секретными, и враг спокойно считал характеристики нашей установки. Выключать ее было поздно, она излучала на полную мощность. Последовало сообщение акустика: «Подводная лодка удаляется».
Положение сложилось скверное. Секретность испытания была фактором, который необходимо было соблюсти. Мы понимали, что большая часть усилий по наладке и испытанию установки пошла прахом. Нужно было возвращаться и дорабатывать установку, чтобы добиться от нее новых, еще более жестких характеристик. Сергей Сергеевич доложил на берег о происшествии. Что конкретно ему ответили, я мог только догадаться по его ставшей сумрачной физиономии. По пути домой он налил себе и мне по полстакана коньяка, и мы молча выпили. Настроение было, как на поминках.
Вернувшись на базу, решили обдумать положение завтра утром. После этого Сергей Сергеевич отправился к адмиралу, чтобы подробно доложить о происшествии. Я пошел в гостиницу, размышляя, кто смог узнать про нашу установку и то, где будут проходить испытания. Николай был уже в номере, одеваясь для вечерней прогулки. Похоже, что пляж Учкуевки снабдил его новыми приятными знакомствами, и он собирался их закрепить. То, что я останусь один, мне было на руку. Надо было проанализировать сложившееся положение. Срыв испытаний был происшествием, которое заурядным назвать никак нельзя.
Во-первых, откуда стало известно об испытаниях и их специфики. То, что там была подводная лодка, говорило, что враг точно знал о назначении нашей установки. Она предназначалась именно для обнаружения субмарин на очень большом расстоянии, гораздо большем, чем это делали самые современные сонары. В этот раз мы использовали установку именно в режиме сонара. И это испытание сорвалось. Более того, враги совершенно определенно узнали характеристики нашей установки. Конечно, спустя некоторое время они догадаются, и о принципах ее работы. Успокаивало, что за это время мы опять уйдем вперед. 
Наша установка работала еще в одном режиме – боевом, когда глушила подводную радиосвязь, и лодка теряла связь с базой. При этому, нарушалась работа и ее навигационного оборудования. Эту часть испытаний мы планировали провести позже и не в Черном море, так сказать на натуре. Планировалось это сделать возле норвежских берегов, где натовские подводные лодки близко подходили к нашим территориальным водам. Про этот режим знал очень ограниченный круг людей.
Так ничего и не придумав, лег спать, даже не поужинав. Поздно ночью вернулся Николай. От него попахивало шашлыком, коньяком и духами. Порадовался за него. Хорошо, когда удается совместить командировку с прелестями приморского города, и голова не забита проблемами.
Утром мы с Сергеем Сергеевичем заперлись в капитанской каюте, решая, что делать дальше. Он пересказал мне разговор с адмиралом, при котором присутствовал чин из контрразведки. Было решено, по возможности, закончить ограниченные испытания, не выходя из Севастопольской бухты. Пока не станет ясно откуда произошла утечка информации, испытывать установку в море нельзя. Это дало бы противнику слишком много информации о принципах ее работы. Поэтому следующие два дня я провел в трюме, изредка вылезая на палубу, чтобы порадоваться южному солнцу. Николай отрывался по полной, приходя домой только под утро, тем самым вызывая у меня острую зависть. 
Проведя все необходимые тесты и оформив документы, мы отправились домой. На этот раз машина была пустой, и мы запланировали проехать всю дорогу без остановки. Но как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. При подъезде к Курску в моторе, что-то свирепо застучало, Николай резко тормознул и вырулил на обочину. После этого выругался и произнес: «Ну вот, кажись, приехали». После этого, открыл капот и погрузился в кишочки мотора, требуя от меня, чтобы я подавал ему ключи. Выражение лица у него было злое, но спрашивать, что произошло, в силу своей интеллигентности я постеснялся. И так было ясно, что рассчитывать на скорое исправление ситуации не приходилось. После очередной порции ругани, он вынырнул из-под капота и произнес: «Придется ехать в город. Посидите здесь, я скоро вернусь». Потом тормознул какой-то грузовичок, объяснил водителю свою беду и укатил в город. Я остался один в кабине, достал блокнот и начал производить вычисления, пытаясь обобщить результаты испытаний. Получалась интересная картина. Мы могли в результате небольших доработок, повысить эффективность установки процентов на десять, что представлялось значительным результатом. При этом два режима сохранялись.
Вернулся Николай и опять нырнул в мотор. Но на этот раз ругань была не злой. В Орел въехали ночью. Меня Николай высадил у дома. На следующий день пришел на предприятие где-то около полудня и сразу пошел к директору доложить о происшествии. Секретарша пропустила меня без очереди, сказав ожидающим в приемной, что таково было распоряжение директора. Директор выслушал мой доклад, два раза чертыхнулся, но очень интеллигентно. Ругаться, как это делал Николай, он не умел. После этого сказал: «А теперь поезжай к Егору Сергеевичу и расскажи ему все то же самое. Пусть они там разбираются».
Оставшуюся часть рабочего дня и весь вечер я провел в кабинете полковника, подробнейшим образом пересказывая севастопольские приключения. Он слушал внимательно, потом начал задавать вопросы. Особенно его заинтересовало приключение в гостинице. При упоминании об отравленных псах поморщился. Сразу стало видно, что собак он любил. Быть может, даже больше, чем людей. Конечно, на службе, где постоянно сталкиваешься с человеческими пороками, любовь к людям может ослабнуть.
6. Зеленоград
Обсудив с главным инженером предприятия идеи, которые пришли мне в голову, когда я сидел в сломанной машине, и еще раз проверив расчеты, мы пришли к выводу, что доработка установки имеет смысл. Составили техническое задание и подписали его у директора. Теперь надо было съездить в Москву, чтобы утвердить в Министерстве Обороны. В Москве я был следующим утром и попал на прием к капитану первого ранга, который курировал наше предприятие. Выслушав меня и просмотрев техническое задание, он задал несколько вопросов по существу и, кажется, остался доволен. Я уже было обрадовался, что так быстро справился с делами, но не тут-то было. Внезапно он сказал: «Ваше предложение выглядит заманчивым, но некоторые параметры боевого применения мне кажутся не совсем реальными. Предлагаю завтра выступить с вашим предложением перед специалистами одного НИИ, которое занимается схожей тематикой. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Поезжайте в гостиницу и продумайте свое выступление. Завтра в восемь жду вас в Министерстве». Это предложение было неожиданным, но я не подал виду, что удивлен. В правильности своих расчетов я был уверен.
На следующий день, ровно в восемь утра я был у Министерства, через минуту вышел капитан, мы сели в черную волгу и через час были у проходной НИИ в Зеленограде. В Зеленограде я был впервые, хотя слышал о нем, Российской Кремниевой Долине, очень много. Нас провели в небольшой зал, где уже собрались эксперты, которые должны были либо одобрить, либо забраковать мое решение. Все расселись в зале, капитан представил меня и сказал несколько дежурных слов о сути моего предложения. После этого я сделал краткий доклад по содержанию технического задания, обосновывая все заявленные параметры.
После выступления началось активное обсуждение проекта. Все поняли основные принципы, но их интересовали технические детали. В вопросах и репликах угадывалась определённая ревность. Чувствовалось, что нечто подобное они планировали создать сами, хотя некоторые прозвучавшие идеи для них оказались неожиданными. Видя такое активное обсуждение, капитан, казалось, был рад. Наконец, ведущий специалист Института подвел итог дискуссии: «Предложенное решение вполне работоспособно и разработку следует поддержать». После этого ко мне подходили сотрудники НИИ, некоторые просто выражали свое одобрение, некоторые интересовались деталями. В общей сложности в НИИ мы провели часа три. После этого всей гурьбой отправились в местную столовую, где хозяева угостили нас обедом.
Возвращаясь из Зеленограда, капитан сказал, чтобы я завтра зашел к нему оформить документы. Потом поинтересовался, чем я буду заниматься сегодня, куда хочу сходить. Неожиданно для самого себя я ответил, что хочу сходить в Пушкинский музей, где сейчас большая экспозиция, посвященная Тургеневу. Меня высадили на Волхонке, и я остался один, предоставленный самому себе. Когда я распрощался с капитаном, то заколебался в своем решении. У меня было двойственное чувство. С одной стороны, хотелось пойти в музей, чтобы увидеть Тургеневскую экспозицию, материалы для которой собирались по всей Европе. С другой, опасался, что, встретив Тоню, раскроется вся моя ложь относительно министерского работника, и я буду выглядеть, как провинциал, который приехал в Москву, поглазеть на диковинки. Однако, мне очень хотелось ее увидеть. И я отправился в музей.
7. Тоня
При входе в музей афиши рекламировали Тургеневскую экспозицию. Я купил путеводитель по музею, где был отмечен маршрут. Экспозиция увлекла и удивила. Там было много экспонатов из французского периода Тургенева, книги, документы на французском. Я с интересом переходил от стенда к стенду и не заметил, как пролетели часа два. Проголодавшись, решил перекусить где-нибудь неподалеку, прежде чем возвращаться в гостиницу.
Уже спускаясь вниз, неожиданно встретил Тоню. Она была в синем халате и выглядела типичным музейным работником. Выполняя ее распоряжение, двое сумрачных работников волокли картину. Тоня все время просила: «Поосторожнее, пожалуйста! Это же подлинник». Работникам, как мне показалось, было все равно подлинник это или копия. Время шло к закрытию музея, и они уже настроились провести время с большей пользой, нежели перетаскивая картины.
Увидев меня, Тоня сделала круглые глаза: «Неужели твое министерство отправило тебя в командировку в музей», - сострила она. Я парировал, что министерство тоже озабочено культурным уровнем своих работников. Тоня сказала: «Подожди меня, я скоро освобожусь. Вот только прослежу, чтобы эту картину доставили к реставраторам». Я пообещал подождать ее на ступеньках перед центральным входом.
Спустя минут пятнадцать вышла Тоня и мы пошли по Пречистенке, по моему предложению выискивая какое-нибудь кафе, чтобы перекусить. Кафе обнаружилось неподалёку. Мы уселись за столик возле окна. Я начал выражать свое восхищение Тургеневской экспозицией. Теперь я был значительно лучше подкован и сыпал датами и фактами, производя впечатление на собеседницу. Она даже примолкла, удивленная моим кругозором. Потом рассказала, что сейчас готовится новая большая экспозиция картин Веласкеса и вскоре она полетит в Испанию договариваться о доставке картин Веласкеса в Москву. Я выразил свое восхищение и уверенность в том, что эта выставка будет организована так же отлично, как Тургеневская. И тут Тоня сказала: «Мне жаль расставаться с тургеневской выставкой. Она мне напоминает о прекрасном дне в Спасском». Я не стал развивать эту тему, отделавшись дежурной: «Да, Спасское – это замечательное место. Там как-то дышится спокойнее, а дорожки располагают к активной работе мозга». После этого, упомянул, что недавно был в Севастополе, городе, который я очень любил. Даже несмотря на то, что он принадлежит Украине, а завоевывали его для Российской Империи русские в результате многочисленных войн. «Это твое министерство отправило тебя в командировку к морю или это был отпуск?», - с некоторой ревностью спросила Тоня. «Скорее это была командировка с элементами краткосрочного отдыха». О той ночи в орловской гостинице никто из нас не говорил. Хотя иногда я ловил в Тонином взгляде нечто гораздо большее, чем желание провести время в приятной болтовне.
После кафе бродили по центру Москвы, болтая о том о сем. Тоня шутила: «Если ты устанешь, то за тобой пришлют черную волгу?». Но я отшучивался, что мое министерство экономит и вне служебного времени волгу не высылает. Прошли весь Комсомольский проспект. Тоня жила в сталинском доме на Ломоносовском проспекте.
Когда мы шли по проспекту, Тоня держала меня под руку и я чувствовал, как подрагивает ее голос и рука начинает дрожать. Каждый понимал неизбежность продолжения той ночи в гостинице. Мы стояли в сквере у ее дома, как и в Орле прижавшись друг к другу и ощущая трепет другого тела. Наконец, она сказала: «Я больше не могу, пойдем ко мне». Мы поднялись на шестой этаж. Войдя в квартиру, нас опять охватила страсть, как в Орле и которую, как она рассказала ночью, она не могла забыть. «Я не могу забыть тебя, ты околдовал меня. Это что-то нереальное, такого не бывает. Даже если ты уйдешь сейчас, и мы никогда не увидимся, ты останешься во мне». Что я мог ей ответить на это. Она жила в Москве, я в Орле. Чтобы строить совместные планы мы слишком мало знали друг друга. Поэтому я промолчал. Тоня, наверное, чувствовала, что я чего-то не договариваю, но не настаивала на выяснении отношений. Ей было просто хорошо со мной, и о будущем она не думала. Утром мы расстались, я обещал позвонить и рассказать о своих планах.   
С утра я оформил все документы и позвонил Тоне на работу. Сказал, что я ей очень благодарен, но что меня опять отправляют в командировку в Орел. Тоня была грустна, от ее вчерашней оживленности не осталось следа. «Когда поезд?», - спокойно спросила она. Я ответил, что через два часа с Курского вокзала. «Счастливого пути», - прошептала она и положила трубку.
Что-то в моей душе перевернулось, под ложечкой стало горячо, и мне стало ясно, что встреча с Тоней отличается от всех прежних знакомств. Когда я стоял на платформе в ожидании поезда, неожиданно подошла Тоня. Она была очень печальна. «Не могла удержаться, чтобы самой не поблагодарить тебя за наши встречи. Они для меня незабываемые. Но теперь надеюсь, что у тебя хватит сострадания больше не искать встреч со мной. Расставаться с тобой для меня невыносимо», - произнесла она. После этого повернулась и скрылась среди пассажиров, ожидающих поезд. 
По приезде в Орел обрадовал свое начальство тем, что нам утвердили тему, прошедшую экспертизу в НИИ в Зеленограде. Но отведенные сроки были очень жесткими и придется попотеть, чтобы в них уложиться. Вся моя бригада разработчиков приветствовала меня самым искренним образом. Но когда я сказал о сроках изготовления изделия, взгрустнули. Все понимали, чтобы в них уложиться придется вкалывать, не считаясь с выходными. Но задача была важная, а парни моей бригады были трудягами. Лишние часы, проведенные на работе, никого не пугали. Я работал как одержимый, не считаясь с выходными. Себе признавался, что так хочу избавиться от ощущения, что мне очень не хватает Тони. Не просто как близкого человека, но как женщины, с которой у меня душевная и физическая гармония.         
Неожиданно, меня вызвал Егор Сергеевич и попросил рассказать о моей последней командировке в Министерство Обороны. Как всегда внимательно выслушал. Попросил подробнее рассказать о моем докладе в Зеленограде. Делал какие-то пометки. Потом спросил: «Где намечаются испытания?». «На Северном Флоте», - ответил я. Он заметил: «Там не простая ситуация. Натовцы совсем охамели, почти каждую неделю какие-нибудь происшествия с их кораблями».
8. Североморск
Государственные испытания установки на заводе прошли успешно. Они проходили в присутствии капитана первого ранга, который принимал меня в Москве. Все бумаги были подписаны и теперь установка нам не принадлежала, она становилась собственностью Военно-морского флота. Флотские действовали очень оперативно, через день прислали самолет, который забрал установку, меня и Жеку - моего помощника. В тот же день мы приземлились в Североморске. На следующий день начались монтажные работы на подводной лодке со странным названием Стрелец. Это была небольшая лодка, идеально подходившая для наших целей. Всю последующую неделю мы с моим помощником проводили на ней. К вечеру, уставшие возвращались в гостиницу и сразу валились в кровать. Обед и ужин нам приносили на Стрелец.
Флотские торопили, скоро должны были начаться маневры и им очень хотелось посмотреть нашу установку в обстановке, приближенной к боевой. Спустя неделю мы вышли в море. Я впервые был на подводной лодке такого класса и для меня все было в диковинку. Но команда не отличалась разговорчивостью, и на все мои вопросы относительно характеристик Стрельца отправляла к вахтенному офицеру. Тот просто отмахивался от меня, обещая в случае успешных испытаний рассказать о Стрельце все и даже больше. Когда вышли в район испытаний, акустик в нашем районе не обнаружил никаких подводных целей. «Ну теперь ваша очередь», - сказал капитан. Я включил установку. Жека надел наушники и уселся за пульт. Перед ним вначале слабо, а потом сильнее засветился зеленый экран, по которому бегал луч. Вначале на экране ничего не происходило, потом начали появляться небольшие точки, постепенно увеличиваясь. Увеличили мощность излучение. Точки стали крупнее и возле каждой появилась ее характеристика: расстояние, глубина, скорость, параметры отраженного сигнала. Потом эти параметры дополнились типом подводного объекта. Таким образом, установка обнаружила три натовские подводные лодки и успешно идентифицировала их тип. Они находились на большом удалении от наших территориальных вод, и их курс не вызывал сомнений. Скорее всего участвовали в каких-то маневрах. Удалось идентифицировать еще один объект, которым оказался нарвалом. Он был существенно ближе и находился в территориальных водах.
«Однако, нарушитель!», - довольно воскликнул капитан. Испытания его вполне удовлетворили. Установка дала возможность обнаружить объекты на расстоянии, гораздо большем, чем это делал стандартный сонар Стрельца. Мы понаблюдали за подводной обстановкой, но ничего особенно интересного дополнительно не увидели. После того, как мы погоняли установку на нескольких режимах, и убедились, что она работает штатно, капитан спросил: «Нельзя ли продемонстрировать боевое применение?». Я удивленно посмотрел на него. Первый день испытаний предполагал опробывание режимов лишь по обнаружению противника. В боевом режиме установка запускалась только с разрешения высокого начальства, так как это могло привести к неожиданным результатам. Представьте, что могло произойти на субмарине, если она теряла все ориентиры в пространстве и связь с базой. Единственный выход из этого положения – это всплыть. Но лодка на поверхности хорошо видна всеми спутниками и поэтому всплытие допускалось только в крайнем случае.
Капитан меня успокоил: «Адмирал сказал, что если все пойдет штатно, то он дает добро на самый слабый боевой режим. Конечно, без крайностей, чтобы не вызвать панику у наших противников». Мне и самому хотелось этого. Поэтому сам уселся за пульт, выбрал ближайшую к нам цель и начал потихоньку увеличивать мощность излучения. Спустя полчаса объект пропал с экрана. Это могло быть только в единственном случае, лодка всплыла. Установка была настроена только на фиксацию подводных целей, надводные цели она не фиксировала. Капитан срочно связался с базой и запросил спутниковые снимки района, где располагалась эта подводная лодка. На снимке отчетливо была видно подводная лодка в надводном положении.
Завершив испытания, вернулись на базу и следующую неделю я провел в обществе флотских офицеров, объясняя им как работать с установкой в различных режимах. К началу маневров Северного флота они освоили ее вполне сносно. С отчетом о проведенных испытаниях мы с Жекой вылетели в Москву, чтобы доложиться в Министерстве Обороны.
9. Москва
Подлетая к Москве, вспомнил Тоню, ее заплаканное лицо и последние слова на перроне Курского вокзала. Решил, что звонить ей не буду и сразу же уеду домой. В Министерстве нас принял знакомый капитан первого ранга. О проведенных испытаниях его уже известили. Теперь его интересовали детали. Просмотрев документы из Североморска, сказал, что нашему предприятию будет заказана серия таких установок. После этого известил, что задерживает нас на три дня в Москве, в виде поощрения за отличное выполнение задания. Проживание он устроит в министерской гостинице. «Немного отвлекитесь от всех этих дел. А я пока сделаю все необходимые документы для вашего предприятия, чтобы оно смогло быстрее запустить серийное производство изделия. Придется побегать по кабинетам. Но, думаю, что за три дня все устроится».  Это было неожиданно, но, признаться, приятно. Не часто получаешь отпуск по распоряжению начальства.
Заселились в номер, Жека включил телевизор. Попали на городской канал. Сразу узнал интерьер Пушкинского музея. Передачу из него вела Тоня, рассказывая о творчестве Веласкеса. Упомянула, что вскоре в музее будет большая выставка работ Веласкеса. Сейчас она находится в стадии проработки. В телевизоре она была какая-то другая, совсем не похожая на ту, с которой мы недавно, болтая на разные темы, прошли весь Комсомольский проспект.
После нашего расставания на Курском вокзале, меня постоянно мучил вопрос: «Как я должен поступить?». Не чувствовал за собой никакой вины. Внутренний голос шептал, что, Тоня мне очень нравится и что следует восстановить отношения. Конечно, я не загадывал далеко. Просто не хотел, чтобы расставание было таким. Снял трубку и позвонил ей домой. Телефон не отвечал. Тогда я позвонил в музей. Там быстро сняли трубку, и на мою просьбу позвать Тоню почему-то начали расспрашивать кто я, откуда и по какому вопросу звоню. Потов внезапно сказали, что, Тоня здесь больше не работает, и чтобы я звонил ей на домашний. Последнее меня крайне удивило. У нее и в мыслях не было сменить место работы.
Ровно через двадцать минут в номер постучались и вошли два молодых человека, по виду которых было ясно, что они явно заинтересованы кем-то из жильцов. Жека убежал за сигаретами и в номере я был один. Они представились, как я и предполагал, это были сотрудники КГБ. Вполне серьезные ребята. По роду деятельности мне часто приходилось общаться с органами, главным образом по вопросам закрытых тематик предприятия. Поэтому я не подал виду, что удивлен их посещением. Внутренний голос мне подсказывал, что к моей работе это не имеет никакого отношения.
После нескольких ничего не значащих фраз, они перешли к делу. Расспросили про наши отношения с Тоней. На что я им рассказал в общих чертах про наши встречи, конечно не упоминая про последнюю на Курском вокзале. Потом спросил в чем, собственно дело. Они рассказали, что Тоня вылетела в Мадрид в служебную командировку рейсом через Амстердам. В Мадриде ее встречал посольский работник, но она не была в числе пассажиров. Совершенно точно она села на самолет в Москве. Рейс приземлился в Амстердаме и после дозаправки отправился в Мадрид. Никаких сообщений, что Тоня не вылетела из Амстердама, не было. Но ее место в самолете, когда он вылетел из Амстердама, было занято неизвестной женщиной, удивительно походившей на Тоню. На самолет она прошла по посадочному талону Тони и по ее паспорту. Кто она никто не знает, и больше ее никто не видел. Ситуация складывалась крайне запутанной. Гражданка Советского Союза пропала в Европе, и никто не знает, как это произошло. Сейчас женщину, которая заняла Тонино место в Амстердаме ищут, но, судя по всему, найти ее не удастся.
Сказать, что я был обескуражен, значит ничего не сказать. Сообщение было крайне неприятно. Во-первых, потому что я хотел восстановить отношения с Тоней, а во-вторых, что теперь начнутся проверки, потому что моя деятельность была непосредственно связана с военной тайной. Я сказал гостям, что ничего добавить не могу, что наши отношения с Тоней никак не касались моих служебных обязанностей. Тут вошел Жека, который сразу понял откуда эти парни, и был несколько удивлен. Гости сказали, что распространяться об их визите не стоит и пожелали провести время в Москве с приятностью. Если я понадоблюсь, то они меня найдут. В этом я не сомневался.
После этого мы с Жекой пошли бродить по Москве, зашли в бар Жигули, где и провели остаток дня. На следующий день прибыл посыльный из Министерства и вручил нам билеты в театры и в сад Эрмитаж на джазовый концерт. Чем мы с удовольствием воспользовались. Министерство проявило заботу о нас. Естественно, не бескорыстно. Все-таки теперь наш флот сделал значительный шаг вперед в деле обнаружения вражеских субмарин, и мы сыграли в этом не последнюю роль.   
Дни, проведенные в Москве, были насыщенными мероприятиями, и я отвлекся от размышлений о Тоне. Кто же она на самом деле. Ее последние слова при расставании казались искренними, и я не допускал мысли, что она играла, чтобы перевести наши отношения из достаточно поверхностных в более глубокие. Но это были предположения, фактом было, что она исчезла на пути из Москвы в Мадрид.