Тайна родового замка

ТАЙНА РОДОВОГО ЗАМКА
(повесть)
Там королевич, мимоходом,
Пленяет грозного царя;
Там, в облаках, перед народом,
Через леса, через моря
Колдун несёт богатыря…
А. С. Пушкин

В глубокой древности эту страну называли Паннонией. Здесь, в своё
время, властвовал Древний Рим, а одной из главных достопримечательностей
сегодняшних дней являются древесные массивы прекрасных своим
убранством каштанов. Плоды этих деревьев обладают не только лечебными
свойствами. Люди последующих времён обнаружили в них ещё и довольно
высокие вкусовые качества. Венгерский народ, который уже тысячу с
небольшим лет проживает на этой плодородной и богатой земле, знает уйму
рецептов, как готовить всевозможные блюда из этих самых каштанов.
Современные венгры, или мадьяры, как их назвали в Европе уже тысячу
лет назад, были вовсе не европейцами. Их прародиной являлись западные
склоны южных окраин Урала. Восточные славяне именовали этот народ
обрами. Племена обров были очень воинственны. Язык их относился и
относится к группе финно-балтийских. Получается очень интересно и
занятно! Венгры приходятся родственниками множества малых народов, что
с седых времён проживало на территории современной России: карелов,
удмуртов, марийцев, мордвы, ижоры, Здесь были так же коми, ханты, манси..
Во времена Великого переселения народов территорию современной
Венгрии населяли германские и тюркские племена, в том числе, гунны,
авары, готы. В VI веке тут появились славяне. В конце IX века на территории
современной Венгрии оказались кочевники, общие предки ханты-
мансийцев и современных венгров. Повторим: эти племена были
воинственными, чему как раз образ кочевой жизни и соответствовал. Они
стали совершать грабительские походы в страны Центральной, Южной и
Юго-Восточной Европы. Но, как говорится, со временем осмотревшись и
поняв преимущества оседлой жизни, венгры с успехом освоили
Среднедунайскую равнину и прилегающие к ней территории и занялись уже
некочевым животноводством вкупе с земледелием. Принятие же
христианства тоже весьма поубавило воинственный пыл бывших кочевников.
Среди плеяды венгров, оставивших ярчайший след в истории своего
народа, немало интересных и достойных личностей. Среди них известный
путешественник и общественный деятель того времени Юлиан Венгерский.
По прошествии около четырёхсот лет после переселения, он, согласно
изустным преданиям о венгерской прародине, сумел её отыскать, преодолев
на Восток очень значительное по тем временам расстояние. Препятствий в
пути путешественнику не чинили. И «своих» он нашёл! Но самое интересное

2
– что венгерский европейский язык на тот момент не изменился до такой
степени, что уральские предки перестали понимать европейских венгров. Как
раз нет! К тому же местные племена – на удивление! – ещё помнили, что
когда-то давно – да, да! – состоялся исход на Запад их соотечественников, о
котором говорил новоприбывший Юлиан. Речь Юлиана, которому имя
Венгерский будет присвоено позже, местное население встретило весьма
заинтересованно и дружелюбно. Юлиан рассказывал им о весьма неплохой
жизни в сформировавшемся на новом месте государстве. В прекрасном
расположении духа Юлиан быстро отправился с очень интересной новостью
назад.
Венгерская знать тоже с большой заинтересованностью отнеслась к
информации о том, что предки найдены и о том, как они живут. Была
снаряжена новая экспедиция, чтоб договориться уже конкретно об
учреждении у предков-язычников факторий и миссий. – Слово Божие
должно проникнуть на территорию, откуда идёт венгерский род!
Путешественник успел ещё раз побывать на родине свих предков, да с
подарками, и получить теперь уже конкретное разрешение на завязывание
официальных, так сказать, отношений. С этими сведениями он, окрылённый
Богоугодным делом, опять возвращается на родину. На Восток к горному
Уральскому массиву готовится миролюбивый и чуть ли не братский десант.
Но тут появились монголы. И что? И – всё. Ни о каких там путешествиях и
миссиях теперь и речи быть не могло. Земля везде и всюду пылала.
Другим ярчайшим представителем славного венгерского народа
является поэт Шандор Петёфи (Петефи), который воодушевлял сограждан на
борьбу с Османской экспансией. «Встань, мадьяр! Зовёт отчизна! Выбирай,
пока не поздно: Примириться с рабской долей, Или жить на вольной воле».
Есть у венгров еще одна чрезвычайно яркая личность – даже чрезмерно
яркая, впрочем, в негативном варианте. Это средневековый феодал граф Влад
Цепеш, которого писатель Брэм Стокер в своё время возвёл до культового
литературного персонажа. Да, да, это тот самый вампир-Дракула. Но,
вообще-то, вампир, как таковой, нам совершенно не нужен. А вот Цепеша мы
вспомним позже.
Другое финно-угорское ответвление, близкородственное ханты-
мансийцам времён Великого переселения народов – это были водь и чудь,
две любопытные народности, которых русские называли в свое время общим
названием «чудаки», бесследно исчезли с лица земли приблизительно в XIII
веке во время или после монгольского нашествия. Уральские предания и
легенды народа коми говорят о них, как о племени колдунов, ушедших в
пещеры и подземелья уральских гор. Там они превратились в злых гномов,
охраняющих залежи драгоценных металлов, редких пород руды, а также
старинные подземные тайны Урала…
Читатель наверняка изумится, мысленно вопрошая нас, к чему надо
было рассказывать эту предысторию венгерского народа и так подробно
описывать его этнографическую сущность? Для того, дорогой Читатель, все

3
это сказано? Погружаясь в тенета нашего повествования, это необходимо
было сделать хотя бы потому, что ни один другой народ современной
Европы не связан такой нитью происхождения с народами Азии, как народ
Венгрии. Ему посвящена эта повесть, полная героических и трагических
событий, весьма запутанных фактов, всевозможных коллизий и
злоключений, о которых пойдёт, в дальнейшем, разговор…
Богата природа венгерского края своими плодородными угодьями, на
которых в изобилии прорастают дубы и клёны, осины и душистые липы. Но
особенной гордостью является венгерское каштановое дерево – главный
соперник паннонского дуба и бука, затмивший их славу своими необычными
плодами, напоминающими, то ли орех, то ли затверделый фрукт, очень
полюбившийся венграм, которые научились употреблять его в пищу самыми
изысканными способами.
На территории страны протекают две главные реки – Дунай и его
приток, Тиса. Благодаря мягкому и умеренному климату в стране процветают
виноградарство и садоводство.
А как упоительно прекрасны весенние вечера на берегах Дуная. От
земли восходит тёплый пар с необыкновенно терпким ароматом только что
зацветающих вишнёвых и абрикосовых деревьев. На какое-то мгновение
воскресает мысль о земном рае с той лишь разницей, что в первозданном
виде не было необходимости в тяжёлом изнурительном труде.
Особенно завораживают внимание путешественника старинные
средневековые замки, построенные тем или иным феодалом. Настоящие
военные крепости! Чего только ни видели эти стены!.. Нашествия
крестоносцев, и войны за независимость от власти германских императоров
Священной римской империи, жестокие кровопролитные конфликты с
Оттоманской Турцией, сопротивление экспансии Габсбургской династии и
ещё многое другое…
Мы же хотим рассказать кое-что из истории древнего замка
Синглипент.

I часть
Строительство этого замка было закончено приблизительно в самой
середине XIII столетия нашей эры по приказу грозного короля Бэлы IV с
двойной целью.
Во-первых, он служил в качестве крепости, где располагалась
вооружённая дружина, что позволяло своевременно выявить и уничтожить
противника.
Во-вторых – в качестве жилища для королевской семьи уже в мирное

4

время…
Возводили замок монахи ордена св. Бенедикта. В начале XVI века
Синглипент был продан тогдашним королём одному из магнатов,
пожелавшему во что бы то ни стало расширить и без того очень солидные
владения. Звали его Добиаш Гонзас Ракоци, граф провинции Бекеш. На
момент покупки замка граф Ракоци был весьма молод и ещё не имел семьи.
Позже в роли свата выступил сам Его величество сам король Лайош. Невеста
происходила из благочестивой итальянской семьи, которую звали Урсула
Вероника…
В замковой капелле графов Ракоци заканчивались приготовления к
свадьбе молодой четы – хозяина замка Добиаша и его наречённой, Урсулы.
Только что закончилась суета домашней челяди и прислуги, занимавшейся
бытовыми приготовлениями. Теперь настала очередь за домовым
каштеляном, отцом Морисом, который неспешно украшал алтарный престол
замковой церкви декоративными розочками, выращенными садовником в
замковой оранжерее, несмотря на январские крепкие морозы. Мальчики-
субдьяконы зажгли все свечи так, что сделалось светло, как днём…
Падре Морис стоял перед престолом в полном праздничном облачении
священника, включая апостольник и остроугольную митру, изящно
сидевшую на его голове. Осталось надеть перчатки, а старинный фолиант
требника, который был подарен падре самим архиепископом Эстергомским,
уже заранее лежал на престоле церкви, будто ожидая начала обряда.
Священнику осталось зажечь только венчальные свечи для молодых.
Субдьякон постарше шёпотом сообщил отцу Морису, что всё к совершению
бракосочетания готово. Не хватает только самих жениха и невесты.
Прошло ещё несколько минут, и по гулкой каменной лестнице раздались
мерные шаги. Дверь капеллы тихонько открылась, и на пороге церкви
появились новобрачные во всём белом. В отблеске горящих свечей они стали
похожи на двух ангелов, спустившихся с небес.
Каштелян лёгким кивком головы дал капельмейстеру знак. И вдруг, к
радости окружающих, с верхнего балкона сочно и проникновенно полились
дивные голоса певчих, сплошь состоящих из юных отроков, тоже одетых во
всё белое…
Пара неспешно и чинно взялись за руки. Жених подвёл к подножию
алтаря свою сказочно красивую невесту, с головы до ног покрытую тонкой
белоснежной вуалью… Субдьяконы опустились на колени, подавая знаки
сделать то же самое молодым.
Церемония длилась недолго. Но когда подошла очередь произнести
свадебную клятву верности невесты, она почему-то растерялась! Наступила
неожиданная такая тишина, что, пролети муха – все услышат. Девушку
спасла её свояченица, которая находилась рядом и тихонечко подтолкнула
новобрачную в бок. Слова были произнесены.
Прозвучало долгожданное «Amen!» произнесённое падре Морисом, и
жених, уже на правах мужа поцеловал новоявленную жену. А через десять

5

минут все сидели за праздничным столом главного замкового зала.
Высокий камин разливал свой согревающий свет почти на всё
помещение, и только самые отдалённые уголки оставались под покровом
густых теней.
Наверху, под потолком висело латунное паникадило весом в полтонны,
на котором  горели огромные сальные свечи. Мебель была добротная,
сделана из дуба в ручную итальянским мастером-краснодеревщиком,
которую привезла с собой невеста в качестве приданного. На таком же столе,
под присмотром дворцового мажордома, ливрейные слуги расставляли одно
за другим изысканные свадебные  яства. Мажордом то и дело прикрикивал
на них:
– Поторапливайтесь, сонные мухи! Граф с графиней устали ждать…
Наступил самый торжественный момент. Приёмный зал наполнился
благоуханным ароматом изысканных блюд: фазаны по-фламандски,
перепелиное жаркое по-тирольски, множество диковинных закусок,
секрет приготовления которых привезла из Парижа та самая свояченица
Урсулы, которой было суждено произнести клятву верности невесты в
домовой капелле графов Ракоци. Множество аппетитного вида фруктов:
виноград, мандарины, апельсины, грецкие орехи, гранаты и яблоки
дополняли и усиливали ароматы уже присутствующих яств, как будто
предлагая «Съешь нас, съешь!». Здесь же выстроилась галерея дорогих вин:
токайское с королевской печатью на пробке, розовое шипучее, бургундский
дюшес и белое с греческого острова Корфу…
Молодой граф являлся мужчиной весьма привлекательной внешности.
Его статную фигуру подчёркивал мадьярский узорчатый доломан, из-под
которого виднелась отменной белизны шелковая сорочка. Длинные
словацкие штаны были лихо заправлены в высокие, шоколадного цвета
ботфорты. Холёное лицо графа выражало состояние самовлюблённого
довольства и счастья – ведь всё у него складывалось благополучно, как само
собой разумеющееся…
Застенчивая Урсула сидела на противоположной стороне стола,
стараясь не смотреть на мужа. На ней была длинная рубаха прямого покроя,
одетая на прямой сарафан, кожаный корсет стягивал тонкую талию.
Поднятое высокое жабо украшало лебединую шею и открытое
декольте, обнажавшее верхнюю часть пышной груди. Красоту наряда
подчёркивали широкие рукава, расшитые шелком и бисером. Плетеный
золотой нитью кокошник украшен пёстрыми лентами, которые спускались
 до пояса...
– Дорогая, Вы красивы, как утренняя заря!
Урсула покрылась лёгким румянцем – похвала Добиаша на людях явно
пришлась ей по душе. Но если б кто смог заглянуть в тот момент в глаза
юной супруги графа, он бы неожиданно для себя заметил бы там искорки
страха.
– Что Вы, господин! Я самая обыкновенная, как все, – ответила молодая

6

итальянка.
– Как все? – граф радушно рассмеялся. – Не может быть! Совсем даже
не как все. Вы – единственная. Кстати, какое вино предпочитает моя
итальянская Диана? 
Урсула чуть растерянно улыбнулась и ответила:
– Я доверяю  Вашему вкусу, граф.
Добиаш пододвинул к себе серебряные кубки и разлил в них вино. Урсуле
токайское, а себе игристое. Свечи, отбрасывая блики на стены, потрескивали
в темноте, создавая то ли уютную, то ли загадочную атмосферу ужина.
– По-венгерски Ваше имя звучит – Оршоя! Отныне все жители замка
будут к Вам обращаться именно так. Оршоя. У нас здесь Трансильвания, а не
Италия.
Ласково светило утреннее зимнее солнце сквозь узкое слюдяное
оконце верхнего этажа замка Синглипент. В спальном камине догорали
ночные угли. Снаружи снегири бойко перескакивали с ветки на ветку старой
лиственницы,тщетно пытаясь заглянуть в комнату сквозь чугунную решётку
оконной рамы…
Первой проснулась Урсула. Её волосы были в беспорядке разбросаны
по подушке из лебяжьего пуха, не оставив от свадебной причёски никакого
следа. Нижний край спальной рубахи был в пятнах крови. Тут она увидела
мужа, лежащего обнажённым на животе в причудливой позе, словно лев, вот-
вот приготовившийся к прыжку. Он явно, сквозь сон, чувствовал близость её
дыхания. Молодая хозяйка сделал попытку натянуть на себя атласное одеяло:
– Урсула! Ты до сих пор боишься меня? – пробормотал он, не открывая век. –
Так обними же меня поскорей, моя уточка…
Что-то странное померещилось и фантасмагорическое померещилось
молодой итальянке в облике её нового спутника теперь уже на всю жизнь. Он
ей напомнил… непонятно что… будто нечто по сути нечеловеческое
поднялось на свет людской из тёмных глубин прошедших веков; приходит в
себя после появления среди людей. Цепенея от чувства ужаса и брезгливости
после его ночных прикосновений, растерянная молодая хозяйка кое-как
сползла на край брачного ложа и, обхватив оба колена руками, стала
горячо молиться полушёпотом, всё время, поглядывая на мужа, боясь
окончательно разбудить его…
Прошло ещё немного времени, в дверь спальни постучали. Это был их
мажордом, Золтан Вежец:
– Ваши высочества! Пора переодеваться. Падре Морис уже с полчаса
дожидается вас в часовне.
– Пусть заходят! – скомандовал Добиаш, отряхиваясь от сна…
Дверь графской спальни распахнулась, в неё ворвалась весёлая ватага
прислуги, которая с необычайной энергией и ловкостью принялась одевать
обоих супругов, одновременно приводя их общий внешний вид в
надлежащий порядок… А, через четверть часа, супружеская чета графов
Ракоци уже пела «Credo» за утренней мессой, возглавляемой отцом

7
Морисом. Пожилой Каштелян светился благодушием и расточал любезности
своим прихожанам. На церковной скамье, в самом её центре, пустовали два
места.
Никто не смел приблизиться к ним, ибо хорошо понимали, кому
предназначались эти места. Граф с графиней прибыли ровно за четыре
минуты до начала богослужения. Весь приход встал со своих мест и
полупоясным поклоном приветствовали новобрачных, пока те
занимали свои места. Падре чинно и неспешно начал службу божью,
впрочем, немного ускорив её вначале. Затем он вернулся к первоначальному
темпу, желая тем самым показать всем присутствующим её особую важность
и значимость…
Но вот, служба окончилась. Добиаш и Урсула подошли к падре за
наставлением и благословением:
– Что я, грешный, могу к сему добавить, дети мои… Живите в радости,
взаимной любви и, конечно же, во имя Господа нашего…
Урсула присела перед отцом церкви в глубоком реверансе, а молодой
граф поцеловал руку каштеляну, кивнул по-военному в его сторону.
Новобрачные быстрым шагом направились к выходу из часовни. Кто-то из
дворцовой прислуги успел шепнуть графу, что завтрак уже ожидает молодую
пару в положенном месте.

Убранство сегодняшнего стола резко отличалось от вчерашнего
праздничного застолья. Прислуга поставила на тот же стол те же
вина и фрукты, но уже не было ни жаркого по-тирольски, ни фазанов по-
фламандски…Вместо этих деликатесов на княжеском столе оказался свиной
студень с грибным соусом да говяжий лангет.
Урсула молча сидела на своём месте, потупив взгляд перед собой, не
притронувшись ни к одному из этих дорогих яств…
– О, да, милая Урсула, мы – не итальянцы! У нас не растут на улицах
лимоны, оливки и апельсины, а наши венгерские пекари не специалисты
касательно пирожных и взбитых суфле… Золтан! Золтан!! Чёрт тебя побери!!
В горницу вбежал дворецкий, бледный от страха и, заикаясь от
треволнений, с поклоном спросил своего господина, что ему угодно…
В ответ Добиаш недовольно сдвинул брови, потряс в воздухе руками, но не
стал усугублять ситуацию. Вдруг ни с того, ни с сего, безо всякой причины,
принялся бранить своего камердинера:
– Что ты копаешься, каналья, адово отродье? Готовь скорее одежду,
меня ждут друзья!
Камердинер тут же подал сюртук, украшенный мехом и расшитый
золотом с серебром, и помог графу облачиться. Добиаш в плохом
расположении духа отправился на псарню, дабы выбрать борзых для охоты.
Наконец, собаки были выбраны, и он прикормил их специальными

8
сухариками, возбуждающими к охоте. Графа поджидали приглашённые:
бароны и рыцари. Была и личная прислуга в лице, впрочем, одного
камердинера. Добиаш развязно обратился к нему:
– А, ну-ка, сукин сын, подведи ко мне резвую лошадку, чтобы я мог
утолить потребность к скачке.
Друг графа, которого звали Миклош, урезонил его:
– Зачем так грубо обращаться с камердинером? Он, по-моему, добрый
малый, на что Добиаш громко расхохотался, что даже лошадь под ним
вздрогнула:
– Ну дела! Ха!!! А как я должен разговаривать со своим холопом?
Началась охота. Все приглашённые были уже в сёдлах и готовились
скакать в галоп. А вокруг расстилался весь в снегу таинственный лес, словно
старый колдун, напускающий на округу свои чары. Холодный зимний туман
белым саваном окутывал дорогу. Деревья тревожно потрескивали
примороженными ветвями, как бы предостерегая охотников от внезапных
неожиданностей. Ели своими мохнатыми лапами укрывали от собравшихся
дичь. За высоким промёрзшим лесостоем затаилась тонконогая лань. Это
животное было крепкого телосложения, молодая, резвая и полная сил.  Но
сейчас её глаза выдавали испуг и страх, а уши тревожно подёргивались.
Все охотники сразу вскинули арбалеты, но лань быстро скрылась из виду.
Началась погоня. Добиаш и его дружки с гиканьем и свистом, быстрее
ветра, мчались за добычей. Впереди всех нёсся на быстром вороном граф. В
его воображении лань казалась ему девицей, которую надо немедленно
догнать и взять силой.
Миклош, Иштван, Янош – все присоединились к Добиашу, а борзые
летели впереди своих господ, не  чувствуя земли. Через какое-то время лань
была настигнута борзыми, и они стали её  гнать прямо на охотников. Бедняга
была обречена. Собаки кусали её за ноги, а прямо на неё были направлены
несколько арбалетов. Первый выстрел сделал граф, неудачно, после чего он
буквально рассвирепел. Лань стояла с гордо поднятой головой, но вторая
стрела Иштвана вонзилась жертве прямо в сердце
– Я попал! – кричал Иштван, хлопая в ладоши.
Все охотники подъехали к жертве, тело которой судорожно дёргалось в
предсмертных конвульсиях. А красивые глаза были приоткрыты.… Из них
вытекала горькая слеза. 
Оршоя после отъезда графа сбежала на женскую половину замка и
дала волю слезам. Тут же к ней слетелись горничные девушки и кормилица
Добиаша, которую звали Эржебет. Они старались красиво нарядить 
молодую госпожу и успокоить её к приезду мужа. Молодая графиня сама по
себе была очень красива и умна. А согласилась на этот ненавистный брак
потому, что такова была воля церкви, да и политические соображения сватов
невесты далеко стояли не на последнем месте. Вообще-то она мечтала
навсегда остаться на родине, в Тоскане, желая выйти замуж за юного
Марчелло, сына одного из местных

9
банкиров. Она понимала, что ей нужен был он, а не его деньги. Но промысел
Божий приготовил для неё совсем иную участь…
Кормилица пристально наблюдала, как одевают и причёсывают юную
госпожу. Девушки-камеристки расплели её косы и залюбовались их
роскошью. Густые, цвета спелой пшеницы, волосы рассыпались волнами по
белоснежным плечам графини. Как же она была хороша! Тонкие брови
вразлёт, словно крылья бабочки, аккуратный носик с изящными ноздрями,
пышные губки, не тронутые помадой, уголки губ опущены, показывая
смятение души и внутреннее переживание.
Всё это не ускользнуло от пронзительного взгляда пожилой женщины:
– Ваше сиятельство, что с Вами? Вас что-то тревожит? –
поинтересовалась она вкрадчивым, мягким голосом. Графиня потупила взор
и тихо прошептала:
– У меня всё в порядке.…Но пожилая Эржебет услышала в голосе
госпожи нотку горечи.
– Девушки, вы свободны! Я сама закончу  туалет моей госпожи…
Жестом, не требующим возражения, она отослала их восвояси. Затем
достала наряды и украшения Оршои. И, как бы мимоходом, сказала:
– Ах, да... первая брачная ночь...
Кормилица графа ловким движением надела на госпожу корсет,
плотно стянувший и без того её тонкую фигуру. Затем последовало
бархатное платье с высоким жабо и откидными рукавами. Глядя в зеркало,
Оршоя вздохнула с грустью, но слёзы сдержала. Графская кормилица в это
время уже надевала на неё ожерелье и почувствовала волнение госпожи...
– Моя госпожа, да вы вся дрожите! Взгляните на это прекрасное
ожерелье, оно вам очень идёт. Пышные рукава платья  выдавали дрожь тела
юной супруги. Добрая женщина пыталась отвлечь новоиспечённую госпожу
от грустных мыслей и старалась занять её последними придворными
сплетнями:
– Ваше высочество! Вчера была на базаре и видела графиню Агнеш. Она
передавала вам привет. По случаю помолвки её сына, она созывает гостей на
пир… Но молодая графиня только слегка улыбнулась, и лёгкая тень, будто
паутинка, легла на её лицо.
Ничто не радовало юную хозяйку замка. От мысли, что скоро ей
придётся снова встретиться со своим мужем и провести с ним ещё одну
ночь, женское сердечко похолодело. Добрая кормилица тонкими пальцами
ловко надела на Оршою коралловые бусы, которые подчеркивали красоту её
лица.
– Вы очень подходите друг другу, моя госпожа, – осторожно промолвила
камеристка. – Я очень счастлива, что он выбрал вас. Поверьте моему опыту,
сударыня, только вы способны укротить его нечеловеческий норов…Затем
она подошла к юной Оршое и украсила голову хозяйки изумрудным
гребнем, который был усыпан бриллиантами, что тоже очень шло к

10
её зелёным глазам. Вдруг гребень внезапно  выпал из её рук. Эржебет не
успела его поймать, а Оршоя очень расстроилась и от досады растерялась.
Главная же служанка задорно рассмеялась и,  сквозь смех, пояснила:
– Моя госпожа, это хорошая примета. Ваш супруг уже близко и спешит
к вам. По всей видимости, скоро он будет в замке! Наконец старания
камеристки увенчались успехом, и кормилица укрепила гребень на голове
молодой госпожи. Эржебет опять обратилась к графине:
– Ваше сиятельство! Вам очень к лицу улыбка! К приезду Его
сиятельства, вы обязательно подарите улыбку супругу в этом
обворожительном наряде, на что Урсула улыбнулась краешками губ и
произнесла:
– Постараюсь, добрая, милая няня.
Роскошное платье молодой графини заканчивалось убранством
шлейфа и бортом, расшитых золотым шитьём. Но вот, после долгих мучений,
туалет госпожи был завершён. Добрая камеристка ещё раз оглядела наряд
графини и промолвила:
– Граф Добиаш будет несомненно доволен Вами, моя принцесса!
В ответ Оршоя промолчала, низко опустила голову, и тень грусти снова
легла на её прекрасное чело. Пока в замке Синглипент шли приготовления к
встрече сиятельного и по местным меркам весьма уважаемого графа
Добиаша Ракоци, оный вельможа продолжал развлекаться с друзьями его
круга – рыцарем из Печа Миклошем, баронами Иштваном и Яношем
Шаркёзи, которые были родными братьями-близнецами. Опытные в
охотничьем деле братья быстро разделали тушу подстреленной лани. Вскоре
потянулся по лесу дым от костра, и, благородные господа вкушали жареное
мясо со спокойной совестью и прекрасным аппетитом.
– Ваше сиятельство! – обратился к Добиашу барон Янош, – по всей
стране ходят небывалые слухи о невероятных достоинствах и красоте вашей
молодой супруги…
– Господа, не стоит преувеличивать достоинства всего этого! Как говорят
наши простолюдины, «соврут, да недорого возьмут!». Вот и подумайте, кто
тут прав. Они или я?
– А тут и думать нечего! – поддержал разговор Миклош Печа. – Видел её
краем глаза, когда находился в их свите по переезду из Эстергома в Пешт, а
потом и в наше графство. Клянусь мощами святого Ференца французского –
это красавица, каких свет ещё не знавал…Добиаш лукаво прищурился, делая
вид, что холоден к комплиментам своих вассалов. Он прекрасно понимал,
что кто-нибудь из присутствовавших, а может, и все, не прочь был бы
похитить из графских рук живое сокровище – его жёнушку, уже начинавшую
показывать свои первые «хищные» зубки…
– Да, сударь, вы правы, как никогда. Но, клянусь всеми святыми – эту
лошадку мне ещё придётся сначала укротить, а потом объездить! – выдал
граф.

11
– Ай да граф! Вот это ответ! – воздел руки к небу барон Иштван… –
куда уж нам…
– Не забывайтесь, барон, я – пока что ваш сюзерен, а вы – лишь мой
вассал…и никаких больше предположений, иначе…ммм… вызову на дуэль.
Тут вмешались другие:
– Господа, господа! Не стоит ссориться! Повода-то нет! Давайте лучше
ещё выпьем по чарке бургундского и споём итальянскую фротолу
«Душка»…
– А кроме итальянских мадригалов, мы уже ничего другого не знаем?! –
осклабился уже подвыпивший граф…
Внутри полупьяного Добиаша опять взыграло вино и в припадке
задорных чувств, он выкрикнул:
– Вы все трое неслыханно дерзки! Трусы! Вызываю всю вашу компанию
на дуэль…Но не успели все четверо в щутку или всерьёз обнажить шпаги,
как услышали приближающийся цокот скачущего коня. Через несколько
мгновений несостоявшиеся дуэлянты увидели стройного всадника, сидящего
на арабском скакуне белой масти. По внешним признакам в элементах его
костюма ревнивый граф признал королевского посыльного герольда.
Увидев эти элементы и символы королевского герба в виде нашивок на
крайних запонах королевской лошади, четвёрка сразу протрезвела. Герольд
же, привыкший к всякого вида несуразностям в поведении королевских
вассалов, даже не обратил внимания на их растрёпанный вид. Он развернулся
лицом к графу Ракоци, зачитывая громким голосом королевский указ:
– Его Величество и верховный сюзерен земель венгерских, паннонских,
Нижней Трансильвании и Белой Силезии, августейший монарх Лайош,
призывает ко двору в замок Эстергом графа Ракоци и владетельного князя
провинции Бекеш – Добиаша Гонзаса вместе с супругой на торжества в честь
именин его дочери Бланки. Торжества откроются послезавтра праздничным
всеобщим молебном в замковой церкви святого Иштвана! Божией милостью,
король венгров и обеих Панноний – Лайош.
Пока зачитывался указ, граф протрезвел окончательно. Герольд жестом
руки отдал полагавшуюся его титулу честь, вручил королевский указ с его
королевским факсимиле и большой гербовой печатью, взнуздал коня и
умчался так же быстро и внезапно, как и появился…
– Матиаш! Матиаш!! Чёрт тебя побери!!! Ты, что, негодяй, уснул на
посту??!! Открывай немедленно!!
– О, Господи, спаси меня! Я пропал.…Уже открываю, Ваше сиятельство!!
Замковые ворота открылись со страшным скрипом. Разъярённый граф
галопом проскакал по внутренней площадке крепости, хлестнув кнутом по
спине незадачливого Матиаша. Рубашка холопа обагрилось кровью…
– Хозяин вернулся!
– Пошевеливайтесь! Клемен! Жаннетт!! Эба!!!
Прибежал управляющий Хуго, со свечой в руке, в одном нательном
белье, наспех укутавшись в шубу. На голове висел ночной колпак. Весь

12
растрёпанный спросонья и насмерть перепуганный, он начал смешно и
неуклюже раскланиваться перед Его сиятельством.
Добиаш окинул того озлобленным взглядом и процедил сквозь зубы:
– Передай кухарке, чтобы через полчаса завтрак был на столе.…Пошёл
прочь! Да, распорядись, чтобы после трапезы прибыл святой отец, мне
необходимо с ним переговорить...
– Слушаюсь, господин!
Через полчаса завтрак был накрыт в малой гостиной. Добиаш приказал не
звать жену к завтраку, но сообщил через Эржебет, что встретится с супругой
позже.
– Ваше сиятельство, я не знаю, что за человек прибыл к Вам из
королевского двора. А Оршоя просто ожидала, когда Ваше сиятельство
изволит сообщить ей об этом, – тихим голосом отвечала Эржебет.
– Это тебя совершенно не касается! Если госпожа успела тебя за такой
короткий срок приблизить к себе, это вовсе не даёт тебе никакого права
вмешиваться в наши отношения.   День стоял ясный и морозный. И, хотя
лежащий на поверхности почвы снег не был столь чист, дорога, ведущая к
королевскому замку в Эстергоме, была вполне пригодна для конной езды.
День только начинался, но население города уже с раннего утра пришло в
движение. Ещё со вчерашнего вечера разнеслась столичная молва о том, что
в королевский замок съедутся главные феодалы их королевства согласно
распоряжению короля. Не только взрослые, но даже дети сбежались на
центральную площадь Эстергома, дабы увидеть своими глазами нарядное
шествие – торжественный въезд каждого из феодалов под арочные своды
замка их августейшего монарха.
В четвёртую очередь, после высших сановников короля Лайоша,
прибыл крытый экипаж графа Добиаша Ракоци в сопровождении его
очаровательной итальянки. Городской публике очень хотелось поглядеть –
действительно ли молодая графиня настолько красива. Или же это выдумки и
обывательские сплетни…Графскую супругу мечтал увидеть каждый. Но,зная
о приступах ревности вспыльчивого и необузданного графа, люди опасались,
в открытую, высказывать своё любопытство…
Его Величество ласково встретил Добиаша и Урсулу. По дороге на
верхние этажи замка им встретилась королева Гизелла и пригласила Оршою
в свои апартаменты на чашку так называемого шоколада…Король дал
согласие незамедлительно…Добиаш понял истинный смысл происходящего
и послушно последовал за королём…Пройдя ещё несколько коридорных
переходов замка, король и граф, поднимаясь с этажа на этаж, выше и выше,
наконец, вошли в небольшое укромное помещение со слабо горевшей свечой.
Добиашу удалось рассмотреть внутреннее убранство. Комната была обильно
застелена персидскими коврами. В дальнем углу находился небольшой
скрипторий из испанского кедра, украшенный резьбой в виде древесных

13
листьев в мавританском стиле – подарок германского императора Рудольфа
Габсбурга на королевские именины.
Лайош знаком руки приказал потайным шпионам и соглядатаям
покинуть свои укрытия. Разговор вассала и сюзерена носил сугубо
политический характер и требовал абсолютной секретности. Когда же они
исполнили приказ хозяина и покинули помещение, монарх потребовал
удалиться за дверь и двум его личным телохранителям. Те повиновались и
вышли, сохраняя абсолютное молчание… Его Величество заговорил первым:
– Вот, граф, мы и остались с глазу на глаз и можем тут говорить
совершенно открыто. Видите ли, политическая обстановка, связанная с
турецкими планами, ухудшается с каждым днём. Мои лазутчики принесли
печальные известия уже к середине этого года. Сулейман должен выступить
против нас силами трёх армий – янычар, армии великого визиря, а в резерв
он решил поставить персидские соединения. Нынешнего папу интересуют
книги, музыка, театр и ночные бордели с куртизанками… ммм… обеих
полов. Мне нет никакого дела до его нравов. Но до тех пор, пока существует
Италия и Рим, и папская курия в нём, мы вынуждены считаться с его
интересами и интересами церкви. Ваш брак с Урсулой Вероникой из
древнего рода патрициев ди`Колонна призван к тому, чтобы укрепить
внешнеполитические связи. Мне, скажу откровенно, не хотелось бы
встречаться лично с этим развратником, но он тоже выходец из семьи
римских проконсулов и сенаторов Орсини. Монархи протестантской лиги
участвовать в военных действиях против Османов не будут, ибо они больше
– не вассалы папы, поэтому, если надеяться на помощь королей севера, её
просто не будет. Франция занята внутренними распрями с гугенотами.
Испанские Габсбурги сильно увлеклись делами Нового света. Остаётся
рассчитывать на поддержку только четырёх сил – гвардейцев папы,
неаполитанского короля, Австрийских Габсбургов и, может быть, польской
армии короля Сигизмунда, в чём я сильно сомневаюсь.…А, посему нужен
ваш и совет, и помощь. Сколько ополченцев готовы выставить?
– Ваше Величество! Я – венгр, Ваш вассал и смиренный сын церкви…
– Можете не продолжать. Давайте перейдём сразу к делу. Итак, на нас
движется полумиллионная армия турецких отъявленных негодяев, и спасти
нас может только чудо!
– Государь! Если я правильно понял, вы хотите поручить мне управление
над значительной частью наших войск? Но не слишком ли я молод и
неопытен для такой ответственности?
– Оставьте! Скромность и благоразумие украшают мужчину, но не в
военном деле. Когда заходит речь о конкретном спасении от серьёзного и
опасного врага, не важно, будет генерал молодым или старым, даже опытным
или неопытным. Важно другое – он должен понимать, что его храбрость и
желание отстоять жизнь свою и своих близких – та единственная цель, ради
которой он готов и в ад спуститься. В разговоре наступила минута злого
напряжённого молчания. Собеседники на мгновение почувствовали, как

14
холодок животного страха пробежался по их спинам. Но король продолжил
говорить:
– Если к началу весны армия императора не займёт укреплений в
задунайской Паннонии, я раньше всех отрекусь от мира. Надену на себя рясу
и, возьму в руки чётки, вместо меча. Думаю, на эту тему более не следует
говорить.
Королева Гизелла привела графиню Урсулу в свои покои. Здесь было
всё для приготовления того самого шоколада. Её Величество лично занялась
этим вопросом. В это время Оршоя, оглядывая покои королевы, оценивала и
взвешивала их роскошь. Сейчас туда, где она жила до замужества, в родную
Италию, были устремлены все её чаяния и мысли. И душа плакала от
воспоминаний. Воображение прекрасной итальянки не поражали ни
венецианские зеркала, ни массивные люстры, украшенные золотом и
дорогими подсвечниками. Сейчас она вспоминала свою родную комнату, её
экзотическое убранство, совершенно противоположную тому, где она сейчас
находилась.
Атмосфера её личных покоев была намного богаче и изысканнее, чем у
её новой госпожи – венгерской королевы. Люстры были легкими, и только из
хрусталя, не обременяющие тяжестью золотых подсвечников. А самым
главным и любимым занятием Урсулы было наряжаться и крутиться перед
огромными зеркалами, украшенными золотой росписью.
  Глядя на постельное бельё, блистающее белизной, слепящей глаз,
она увидела по краям обоймы шитьё бордового цвета и оторочку белыми
кружевами. Урсула вспомнила свою спальню, мебель, сплошь
декорированную золотом, и сердце её сжалось от боли. Ей подумалось:
«Не сравнить роскошь Италии с роскошью Венгрии, ибо последняя
проигрывает».
Урсула-Оршоя вспомнила, как девушкой нежилась в мягкой постели, и
тонкое одеяло из лебяжьего пуха слегка касалось её девичьих прелестей.
Слёзы невольно накапливались в глазах. Правда, ей понравилось, как мило
два золотых ангела держали края атласного покрывала, словно придавали
таинственность ложу королевы. Внимание итальянки и природной
аристократки привлёк нежно-голубой ковер с вишнёвым орнаментом,
сочетающийся с цветовой гаммой комнаты. И перед Оршоей волной всплыли
воспоминания:
…В спаленке розового цвета лежала шкура белого медведя, в которой по
утрам тонули ножки прелестной девушки. Но вот всё было готово и
королева, мило улыбнувшись, зашла в королевские палаты с двумя
горничными, которые несли золотые подносы со всякими угощениями. В
центре одного из них стоял кофейник, от которого разносился доселе
непривычный для европейцев запах. Гизелла пригласила Урсулу к столу.
Прислуга неслышно удалилась.
Когда они остались наедине, королева про себя подумала: «Какая же
красавица у Добиаша жена, просто картину пиши.… И она досталась этому

15
не совсем порядочному, а может и – совсем непорядочному человеку!»
Но вспомнив, для чего она пригласила Оршою и, что наказывал ей король,
принялась угощать графиню всё также мило, улыбаясь. Молодая госпожа
сразу поняла, что гостеприимство по отношению к ней, возможно
надуманное. Но виду девушка не подала и старалась меньше разговаривать.
Инициативу взяла в руки королева:
– А что, милая, как вам живётся на новом месте? Всё ли вас устраивает в
замке его сиятельства? Характер графа мне известен. Он вас не
обижает, голубушка? Урсула, краснея, ответила:
– Что Вы, Ваше Величество! У нас с Добиашем всё хорошо. Да, он порой
резок, не скрою, но это только видимость, а со мной, как котёнок, ласков и
нежен.
– О, прекрасно, прекрасно! Рада за вас. Значит вы – счастливы?… – и
королева продолжала:
– Я знаю, что граф – прекрасный охотник и бывает со своими друзьями
часто в длительной отлучке. А вы, бедняжка, наверное, скучаете одна? На
что Урсула скромно ответила:
– Мне скучать не приходится. Кормилица и горничные всё время со мной
и развлекают меня. В то же время прогулки с доброй Эржебет, которая
постепенно открывает для меня особенности характера моего супруга,
приносит мне много пользы. Она немало знает о нём. Во время прогулок в
окрестностях нашего замка она делилась со мной некоторыми секретами
мужа, которые, согласно её убеждению, надо знать, чтоб укрощать вспышки
гнева моего благоверного. Пока королева собиралась с мыслями, что
ответить своей собеседнице, Урсула размышляла:
«Какую же цель преследует королева? Что именно хочет узнать от меня?».
Гизелла, словно прочитав мысли Урсулы, доверительно сказала:
– Голубушка, если вас что-то беспокоит, доверьтесь мне. Я вас пойму,
как женщина женщину. Откровенно поболтаем. Нам есть, о чём поведать
друг другу. Вы мне нравитесь. Ваша красота и кротость покоряют меня.
Кажется, если вы будете рядом со мной, мы многого достигнем.
Приглашаю стать моей придворной статс-дамой, чтобы я могла только вам
доверять дела личного характера. Как на это смотрите, прелестная графиня?
Урсула слегка зарделась и мягко ответила:
– Ваше Величество, мы все поданные короля, и я только буду счастлива,
находиться рядом с вами.
– Кстати! Вам понравилось моё угощение, дорогая?
– Думаю, да, понравилось. В доме моего отца частенько подавали этот
напиток, но не в горячем, а в холодном виде. Говорят, Ваше Величество, что
в остуженном состоянии, принимать этот напиток гораздо приятнее и
безопаснее для здоровья.
Королева сняла с указательного пальца левой руки перстень с
бриллиантом и протянула его Урсуле:
– Примите этот дар в знак нашей дружбы и доверия…

16
Смущённая таким роскошным и неожиданным подарком из рук самой
королевы, она стала с интересом рассматривать бриллиант. То он казался ей
маленькой искоркой, слетевшей со звезды, то – застывшей слезинкой
Божьего ангела, случайно обронившего её на грешную землю.
Оршоя схватила руку Её величества и с жаром благородного порыва
облобызала её.
– Ну, что вы, дорогая, не стоит благодарности! Думаю, на моём месте
Вы поступили бы так же…
Молодые супруги, графы Ракоци вернулись домой лишь к утру
следующего дня. Посыльный, которого Добиаш отправил с вестью в замок
Синглипент, достиг цели своего приезда на пол суток раньше графской четы.
Челядь и прислуга были своевременно оповещены о возвращении хозяев. Все
замковые помещения были прибраны, конюшни вычищены, графские
апартаменты были полностью приведены в соответствующий порядок.
Повара с предрассветной зари суетились на кухне, стараясь приготовить
отменный завтрак в итальянском стиле, совершенно забыв, что их хозяин
венгр, а не итальянец. Замковый пекарь, как назло, решил испечь пиццу по-
тоскански, а дворцовый смотритель украсил обеденный зал цветущими и
благоухающими ветками итальянского жасмина…
Экипаж сеньоров въехал в замок тихо, без соответствующего ритуала
встречи, как полагалось для венгерских дворян в простых случаях.
– Почему я не слышу звуков встречного рога и горна? Как положено
встречать своих хозяев? – вскричал раздосадованный граф, хотя и был
неправ. – Или я уже не венгерский вельможа, негодяи?! Пошевеливайтесь,
холопы! Куда опять подевался этот недоумок Золтан?
– Я давно уже здесь, Ваше сиятельство в ожидании Ваших приказов и
распоряжений… И мажордом поклонился так низко, что его штаны треснули
по шву сзади. От неожиданного казуса вся присутствующая челядь громко
расхохоталась, а любимая охотничья собака по кличке Вагура чуть не
схватила незадачливого старика за пятку.
– Чего устроили цирковой балаган, лентяи!? Отправляйтесь каждый на
своё место и продолжайте работать, если хотите сегодня быть сыты!
Немедленно за дело!! Обескураженная прислуга побрела по своим местам.
Настроение Добиаша уже было испорчено. Он резким движением руки
счистил с оплечья доломана налетевший снег, и в гневе, сопровождая его
непристойной бранью, ринулся в свои покои.
– Золтан! Чёрт тебя побери! Вели немедленно подавать завтрак, я
голоден, как волк!
– Уже всё готово, мой господин! Завтрак ожидает Ваше сиятельство в
малой гостиной.
– Посмотрим, чем решили накормить меня сегодня.
Граф Добиаш вошел в малый столовый зал и опять рассвирепел от
увиденного. На его столе не было ни единого венгерского блюда…

17
Придя в ярость и исступление, он побежал на женскую половину покоев
замка. Когда дверь распахнулась, Его высочество увидел Её высочество,
сидящей за вышиванием гобелена…Увидев мужа в гневе, Урсула невольно
вскрикнула, выронив рукоделие на персидский ковёр, один из красивейших в
замке, после чего непроизвольно вскочила с места и присела перед
мужем в глубоком реверансе, всячески стараясь опустить вниз свой взгляд,
дабы не обнаружить чувство страха и растерянности…
– Ну, что, сударыня! Прислуга успела к нашему возвращению
приготовить отменный завтрак! Потому и пришёл пригласить на
пиршество… – последнее слово молодой хозяин Синглипента произнёс с
нотой своего превосходства и едкого сарказма в голосе. Бедняжка сразу
догадалась, что её опять ожидает, но покорилась воле мужа и смиренно
последовала за ним.
– Ну, конечно же, – и он продолжал издеваться над этим хрупким
созданием, – венгерский вельможа не обладает шармом этикета изнеженных
итальянских аристократов типа виконта д`Солеранто или барона Ченерелли!
Полюбуйтесь, любезная жёнушка, этот подхалим-повар, в угоду вам,
приготовил пиццу по-флорентийски, десерт по-неаполитански.…Но я –
венгр, мадьяр, азиат!! Будьте вы прокляты! Убирайтесь вон, немедленно со
своими добродетелями…
Тут он сорвал со стола скатерть, а вся еда была уничтожена. Урсула
не успела вскрикнуть, как оказалась в грубых руках этого разъярённого
хищника, который принялся срывать со своей жертвы одежду…
Урсула кое-как вырвалась из жёстких и цепких рук своего супруга и
кинулась в спальню, которая была удалена от покоев графа.
Граф сам почти сразу после бракосочетания распорядился выделить
отдельную комнату для своей  молодой госпожи, сообразив, что частое
общение будет тяготить её. Его юная супруга была счастлива такому
решению графа, но вида старалась не подавать. Больше всего она боялась
появления в её спальни Добиаша.
Вызвав горничную Эбу колокольчиком, Оршоя приказала раздеть
себя. Горничная низко поклонилась и ответила:
– Сейчас моя госпожа, я всё сделаю, и вы останетесь довольны.
Перед уходом служанки, хозяйка сделала ещё одно распоряжение:
– Никого ко мне не пускай, кроме Эржебет. Позови её, моя милая.
Пусть она придёт..
В скором времени Эржебет была уже у графини. Только ей она
полностью доверяла, чувствуя её доброе и на редкость отзывчивое сердце.
Когда женщина вошла в покои своей госпожи, Урсула кинулась к ней.
Кормилица, нежно взяв за плечи юную княгиню, повела её в постель,
сама устроилась возле неё и стала успокаивающе поглаживать по голове.
Заливаясь слезами сквозь всхлипывания, Урсула-Оршоя тонким голосом
жаловалась:
– Ах, милая Эржебет, какая я несчастная! Я не смогу обуздать этого

18
невыдержанного, необузданного мужлана, на что кормилица ответила:
– Дитя моё, не плачьте, не убивайте свою красоту. Я постараюсь помочь
Вам, моя милая госпожа. Вдвоём мы всё сможем и всё-всё преодолеем.
Сама же кормилица-слуга в это время продолжала гладить её роскошные
волосы, рассыпавшиеся по белым плечам, утирая катившиеся из глаз
слезинки тонким батистовым платочком. Урсула, прижавшись тесно к
Эржебет, стала засыпать. Женщина бережно уложила её в постель,
посмотрела с любовью на свою молодую госпожу и ласково, улыбнувшись,
подумала про себя: « Какая же она красавица. Я разберусь с этим паршивцем
и всё будет хорошо», после чего, тихонько притворив дверь в спальню, она
вышла.
Сквозь тонкую пелену сна юная графиня увидела их родовое поместье
на берегу Адриатического моря, окружённое со всех сторон оливковой
рощей. Тёплое море, несущее свои волны к песчаному берегу, нашёптывало
прибрежной полосе своё вечное, тысячелетнее признание в любви. Здесь
всегда чистое голубое небо, без единого пятнышка, будто чья-то рука когда-
то расстелила безбрежное полотно бледно-синих оттенков на бескрайних
просторах небесных. В своей усадьбе девушка снова увидела покойных
родителей весёлыми и улыбающимися, будто наяву…Она – совсем малышка.
Отец берёт её на руки, бережно, будто цветок, прижимает к груди и нежно
целует в миловидную детскую головку.
– Папочка! Ты обещал, что мы сегодня опять пойдём на нашу полянку
собирать маргаритки и левкои. Помнишь?
– Конечно же, моя принцессочка, мы уже идём. Посмотри, как много
сегодня цветов тут расцвело. И всё потому, что ты у меня самая
красивая и добрая…
– Папочка! А Бог добрый или злой?
– Ну что ты такое говоришь, мой цветочек! Конечно же, добрый. Всю
эту красоту Он создал нам на радость и утешение…
– А почему вчера наш падре говорил, что Бога убили злые люди? Разве
люди бывают злыми и плохими?
– Эх, доченька, люди могут быть и плохими, и хорошими. Наш кузнец
Джузеппе был сначала хорошим, добрым, честным, трудолюбивым, а как
лишился жены, сразу стал плохим, скупым да скаредным…
Но вот сюжет сна изменился. Она увидела себя юной сеньоритой, но, в
сущности, ещё той же девочкой, мечтательной и наивной. С нескрываемым
удивлением слушала рассказ Марчелло, который часто приезжал к ним в
усадьбу вместе с другом её отца – банкиром Бартоломео Гальдиани, порой
денежные ссуды её отцу. Марчелло был его сыном. При этом очень нравился
Урсуле. Она явственно ощущала нарастающую непреодолимую, чуть ли не
поминутную тягу к молодому юноше, не понимая сущности этого влечения.
И тут вдруг повернувшийся к ней лицом юноша оказался графом Добиашем,
бросившимся на неё, будто лев на добычу…
Урсула проснулась от собственного крика. Только теперь графиня

19
поняла, что это был всего лишь сон, одновременно и ностальгический, и
ужасный…Дрожа всем телом, она лежала и думала, какой найти выход из
создавшегося положения. Но в голову приходила единственная мысль –
принять приглашение королевы, стать её фрейлиной или статс-дамой.
Надежда на высшую добродетель и защиту не покидала её трепещущую и
взволнованную душу.
Наконец, через какое-то время, здраво, рассуждая, наедине, с собой,
Оршоя твёрдо решила дать согласие королеве, после чего находиться при
ней. Её сознание и душа не могли смириться с мыслью о том, чтобы
каждодневно видеть этого непонятного, но явно тёмного и мрачного
человека, всё более становившегося для неё постылым.
Урсула тут же вызвала горничную, чтобы та собрала её в дорогу, – и
немедленно. Она ни минуты не хотела оставаться в этом негостеприимном
сумрачном опостылевшем ей, ненавистном замке. Когда горничная сбегала
по лестнице на зов госпожи, её увидела кормилица. Эржебет остановилась в
изумлении, спрашивая:
– Куда это ты так бежишь, милая, будто за тобой гонится кто-то?
На что служанка Эба, переминаясь с ноги на ногу, ответила:
– Моя молодая госпожа приказала собрать её в дорогу.
Женщина всплеснула руками и помчалась вниз в покои графини, горничная –
за ней. Они обе буквально влетели в спальню Урсулы и кормилица, ломая
руки, запричитала:
– Моя дорогая госпожа, как вы решились покинуть всё и уехать от нас?
Я не переживу этой утраты, если потеряю ваше общение со мной!
Оршоя лёгким движением руки указала горничной на дверь, а сама присела
возле пожилой служанки и принялась её всячески настойчиво успокаивать:
– Милая моя! Вы и только вы в состоянии понять меня. После того, что
делает граф, моё сердце закрылось для него навсегда. Как я могу оставаться с
этим чудовищем? Он же просто ведёт себя как дикое животное. А что, разве
не так?
Кормилица плакала навзрыд и умоляла сквозь слёзы:
– Ваше сиятельство, вы хоть иногда приезжайте в замок. Я буду очень
скучать. Пощады у меня не будет этому негодяю. Юная госпожа нежно
обняла кормилицу и пообещала:
– Обязательно буду наезжать сюда периодами, моя дорогая. Я очень
привязалась к вам. Вы напоминаете мне мою матушку, которая любила меня
нежно и горячо, не забывая каждодневно наставлять меня на путь истинный.
Потом графиня ненавязчиво проводила плачущую Эржебет до дверей.
Служанка-кормилица отважилась посоветовать графине до отъезда зайти в
церковь и помолиться. Оршоя с благодарностью согласилась. К этому
времени горничная  упаковала личные вещи госпожи. Молодая графиня в
знак благодарности наградила её подарками и тепло простилась.
Девушка еле сдерживала слёзы. За это короткое время, она вроде как
полюбила служанку за доброе сердце и тёплое отношение к ней. Экипаж

20
выехал со двора медленно, словно телега, доверху гружёная поленницей
сырых дров.Тут женщина вспомнила про семейный обычай: молиться перед
внезапной дорогой. Она резко скомандовала вознице на выходе из замка и
свернула в сторону их часовни. Войдя в церковь, Урсула-Оршоя, не
привлекая ничьего внимания, тихонько проскользнула в дальний уголок и
стала усердно молиться…
В это время из ризницы вышел падре Морис и увидел молящуюся
Урсулу. Он подошёл к ней и поинтересовался, а где же граф на что Урсула
ответила:
– Мой супруг уже третий день мертвецки пьян и продолжает, как
просыпается, себя «взбадривать». Потом снова спит. Тогда Морис, сначала
вроде как оцепенел, а затем предложил девушке поговорить подробнее.
Оршоя кивнула. Церковь была почти пуста. Священник кивнул, что означало
«начинайте». Во время импровизированной исповеди брови его то и дело
хмурились и подрагивали. То, что падре услышал от Урсулы, привело его в
замешательство. Выслушав до конца исповедь молодой графини,
благочестивый падре стал её увещевать:
– Ваше сиятельство, вы ещё так молоды, а в жизни бывает всякое. Граф
очень темпераментный, энергичный и необузданный человек и это надо
принять, как должное. Венчание – это соединение ваших душ на небесах. Я
помню, что вы не давали клятву, но за вас это сделала ваша свояченица. Но
всё равно это говорит о том, что вы и в горести, и в радости должны быть
вместе. Нужно несмотря ни на что, быть покорной мужу, это так принято
везде, всюду и всегда. Мужчина – главный в семье, а вы во всём должны ему
подчиняться. Я постараюсь призвать графа к порядку. Сегодня же схожу к
нему и заставлю исповедоваться. А вы, ваше сиятельство, обдумайте всё ещё
раз и сделайте правильные выводы.
Урсула поблагодарила падре и удалилась.
Его сиятельство, наконец, проспался от опьянения, увидел, что Оршои
нет в замке,  и бросился её искать. Кричал громко:
– Оршоя, ты где? Оршоя!! Слуги!!!
В это время священник уже был в покоях графа. Добиаш буквально на бегу
столкнулся с падре Морисом. От неожиданности граф опешил и пытался,
что-то сказать. Но священник прервал его:
– Я всё знаю. Ваша жена была у меня и всё мне поведала. Как ваше
сиятельство допустил до того, что ваша молодая жена сбегает из замка?
Добиаш стал с жаром мужского темперамента оправдываться:
– Это она не понимает, что такое замужество и не чтит законы
супружества и нашей страны. Я её хотел поставить на место и объяснить, что
главный – это я, а она должна мне во всём повиноваться. Меня разозлило, что
вся челядь перешла на её сторону, словно она их околдовала. Угощение в её
вкусе, убранство в её вкусе, а где же я? Падре на это ответил:
– Можно было решить всё по-доброму, по любви, а не превращаться в

21
деспота. Ваша задача, мой господин, вернуть супругу в замок и вести себя
как подобает взрослому мужу. В ответ граф гневно выпалил:
– Сама придёт. Куда она денется?
Священник медленно покачал головой...
– Окажись бы я на вашем месте, не стал бы так обращаться со столь
юным и беззащитным созданием…
– Падре! Не кажется ли вам, что даже будучи отцом-духовником нашего
семейства, вы нарушаете все дозволенные для вашего сана границы?!

Экипаж подъехал к воротам королевского замка. Настенная охрана,
увидев богатый кортеж с фамильным, дворянским гербом, запросила
верхового об оповещении, кто именно из дворян прибыл ко двору его
Величества. Верховой незамедлительно ответил, что к королевскому
двору прибыла графиня Ракоци. Один из настенных охранников исчез со
стены, чтобы оповестить внутреннюю служебную челядь о прибытии Её
Высочества. Скоро на стене замка появился главный придворный
распорядитель и управляющий, он стал выяснять у верхового расспросом о
цели их приезда. Верховой конвоир сообщил, что лично ему эта цель не
известна, и он лишь выполнил приказ своей госпожи. Тут Урсула Вероника
сообразила, что ей необходимо вмешаться в ситуацию.
- Господа, в чём задержка? Прибыла ко двору Её Величества по
приглашению королевы Гизеллы. Я не обязана докладывать о цели
своего визита прислуге.
- Пусть Её Величество разрешит въезд в замок, об остальном буду
разговаривать с ней лично.
Ещё некоторое время экипажу пришлось простоять перед воротами
замка, пока, наконец, не было получено разрешение. Ворота медленно
опустились, и графский кортеж въехал во внутренний двор королевского
замка.
На пороге красного крыльца, в окружении охраны и прислуги стояла
королева Гизелла с недовольным и раздражённым видом.
- Сударыня! Вы забыли о правилах придворного этикета! Что побудило
Вас к такому поступку?
Урсула без смущения, с твёрдой уверенностью в голосе ответила:
- Ваше Величество! Я понимаю свою вину перед Вами, но смиренно
прошу об аудиенции без присутствия посторонних лиц. То, что должна
сообщить Вам, носит сугубо личный характер.
Королева сделала жест, в сторону прислуги и охраны, повелевая
удалиться. В её взгляде появилось некоторое смягчение. Оршое
показалось, что к королеве вернулась прежнее благодушие:
- Следуйте, милочка, за мною! Имейте в виду, если на нашем пути
появится Его величество, сделайте глубокий поклон, молча. Я сама

22

предоставлю мужу свои разъяснения.
- Ваше Величество! Авторитет Ваш для меня безукоризнен. Моя
обязанность – полностью подчиняться.
- Очень рада Вашему смиренномудрию и послушанию, которые , однако,
не свойственны Вашему возрасту. Это делает Вам честь. Я всё же в Вас не
ошиблась.

Опасения королевы оказались напрасны. Они, как и в прошлый раз,
беспрепятственно вошли во внутренние покои Гизеллы. Удобно
расположившись на мягких креслах, хозяйка обстановки заговорила первой:
- И так, что у Вас случилось моя дорогая, что вас вынудило  нарушить
правило придворного этикета?
- Ваше королевское Величество! К нашему общему сожалению, мне
необходимо было поступить, нарушив правила хорошего тона. Дело в том,
мой муж, Его высочество, Добиаш, оказался крайним деспотом. Каждый раз,
приступая ко мне, как к женщине он проявляет небывалое насилие и
жестокость. Я не знаю причин такого поведения, но оно побудило меня
сделать отчаянный поступок, приехать ко двору Вашего величества без
приглашения и положенного церемониала.
- Я догадывалась об истинном отношении графа к Вам. Ещё в Ваш
официальный приезд ко Двору. Поэтому и предложила должность статс-
дамы. Думаю, теперь Ваша очередь говорить, но не забудьте, что я –
венгерская королева, и моим главным приоритетом являются интересы
королевства, политические интересы. Прошу не забывать Вас об этом.
Призывая Вас ко двору в качестве статс-дамы, строя не только свой личный
интерес, но располагаю Вами в качестве инструмента в политической игре.
- Вы, безусловно, правы Ваше величество. Рада беззаветно Вам
служить до самого смертного часа.
Королева молча, протянула ей руку для поцелуя. Урсула с жаром
поцеловала кисть пухлой, изнеженной ручки королевы. Её величество
пребывало в сладостном умилении. Звоном колокольца вызвала прислугу.
Вошедшая служанка поклонилась.
- Прикажи моим именем явиться сюда без промедлений герцогине
Маргарет.
Служанка откланялась и вышла. Вскоре в покоях показалась
означенная герцогиня – старшая статс-дама. Гизелла обратилась к ней
повелительным тоном:
- Ваше первостепенство, имею честь представить Вам Её сиятельство –
графиню Урсулу Веронику Ракоци в качестве моей новой статс-дамы. В круг
Её обязанностей будут входить: подача моей персоне утреннего кофе,

23
заведывание личной библиотекой и ревизия моей личной  переписки.
Герцогиня пыталась возразить, но та резко её оборвала:
- Мои приказы придворными не обсуждаются. Сударыня! Извольте
показать графине её новые  покои. Ей положена прислуга в лице двух
горничных,- и королева повернулась в сторону Оршои, произнеся с
улыбкой:
- Графиня поздравляю Вас! Отныне Вы – моя статс-дама и личный
секретарь. Герцогиня! Соблаговолите сие новшество донести до сведения
моего августейшего супруга. Необходимо издать по сему поводу именной
королевский указ, моя подпись к нему прилагается. Герцогиня,
прикладывайтесь к руке, и вы свободны. А Вы, милочка, не забудьте, что с
завтрашнего утра Вы приступаете к своим обязанностям. Да! Совсем забыла,
владеете ли Вы французским языком?
- Конечно, сударыня…
- Дело в том, что всю мою личную переписку я веду по-французски.

Иногда и в жизни прислуги и раба случались редкие часы передышки
от их бесконечного и бесправного рабства…Такая передышка
посчастливилась и нашей Эржебет, благодаря внезапному бегству Урсулы от
своего мужа.
Пока Добиаш досыпал, наступившая вечрняя пора расположила
пожилую камеристку к воспоминаниям. Судьба её была не из лёгких. Но
первое, что вспомнилось, была лучшая часть её жизни эрелых лет – пора
замужества, первый год счастливой семейной жизни, рождение
единственного ребёнка, который появился на свет мёртвым. С горя муж
покончил с собой, и начались в её жизни мытарства…
Наконец, пришли воспоминания о том, как она оказалась в замке
влиятельных венгерских графов…

Чета Ракоци отправились на прогулку, а управляющий Золтан с
некоторыми придворными поехали на особую закупку на рынок в честь
крещальных именин сына Добиаша. Вдруг внимание Золтана привлекла
торговка фруктами. У неё была пышная грудь, она просто излучала здоровье
и красоту. У него сразу промелькнула мысль, вот это – та девушка, которая
вполне подойдёт кормилицей для народившегося сына их сиятельства.
Возвращаясь с рынка, они по дороге встретили экипаж графов Ракоци.
Золтан обратился к родителям Добиаша:
- Ваше сиятельство! Позвольте рассказать новость, которая Вас
может заинтересовать. Дело в том, что, когда были на рынке, мы увидели
девушку, дородную, пышущую здоровьем, я подумал:

24
- Она будет хорошей кормилицей для вашего сыночка. Супруги
Ракоци, не раздумывая, велили Золтану вернуться на рынок и забрать
женщину. Главный смотритель поехал на рынок и подойдя к женщине,
приказал:
- Собирайся, поедешь с нами, будешь кормилицей сына у наших
господ, жить на полноми обеспечении, если есть дитя, то будут отпускать
кормить и его. У женщины после слов Золтана, тень легла на лицо. Она
сказала:
- Моего ребенка Господь забрал к себе и заплакала. Быстро собралась
и они двинулись в путь. Эржебет (так звали женщину) пришлась ко двору. На
удивление была терпеливой и доброй. Ребёнок рос «не по дням, а по часам».
Супруги Ракоци только радовались здоровью и быстрому росту ребёнка.
Кормилица могла легко справиться с капризами воспитанника. Прогуливаясь
по аллее парка, ребёнок начал проявлять недовольство, что-то ему не
понравилось. Эржебет моментально переключила его внимание:
- Добиаш, посмотри, какая бабочка села на цветочек, правда она
красивая?
Мальчик сразу забыл о своём недовольстве и тут же бежал за
красивой бабочкой, весело смеясь. Ей нравилось общение с любознательным
малышом. Она приучала его к красоте, доброте, хорошим нравам.
Как-то они прогуливались возле реки и Добиашу очень захотело
попробовать водичку, он нервничая, топал ногой и требовал завести его в
реку. Эржебет ласково сказала:
- Хорошо! Это я сделаю потом. А пока Добиаш, давай полюбуемся
на облака. Видишь, на синем небе облачка? Посмотри, вон какие они, словно
две лошадки в упряжке. Видишь? Мальчик задирал голову к небу и через
некоторое время забывал о реке, а кормилица спокойно его уводила
подальше, внимание его было занято облаками и наверное он представлял
там свои детские причуды.
Когда Добиаш подрос, родители оставили кормилицу для его
дальнейшего воспитания. Добрая женщина всю себя отдавала своему любцу,
но и матушка не оставалась в стороне. Много уделяла внимания своему сыну.
В силу своего природного темперамента, Добиаш отличался вспыльчивым
характером, он даже в юности умудрялся вступить в драку, не взирая на
возраст и комплекцию противника. А потом бежал домой и делился своей
победой или поражением со своей кормилицией:
- Я сегодня выиграл два поединка и оба успешно! Правда, я –
молодец!
- Конечно! Ты же сильный и ловкий, говорила она, глядя на него с
любовью. С челядью у него были бесконечные конфликты, он уже тогда
показывал превосходство к дворовым и при случае мог их унизить,
оскорбить. На все его проделки Эржебет находила оправдание. Горячо
любимый воспитанник всегда искал поддержку у неё и находил, она в любом
случае поддерживала его сторону.

25
Тронный зал был залит ярким солнечным светом. Все присутствующие
в зале находились в приподнятом расположении духа. На лице короля
Лайоша светилась едва уловимая улыбка. Правой рукой он слегка
придерживал корону. Мягкие каштановые волосы обрамляли вытянутое
лицо. На подбородке короля красовалась изящая ямочка. Нос и губы были
тонкими, а зелёно-серые глаза выражали состояние благодушия и
спокойствия. Его шею венчало пышное французское жабо. Грудь облачена в
фиолетовою испанскую парчу, на поверхности которой свисали именной
королевский медальон и крест. Медальон перешёл к Лайошу по наследству,
на нём красовался фамильный герб из золота высшей пробы, но несмотря на
всю эту роскошь главным украшением августейшей особы была королевская
горностаевая мантия, подол которой простилался до самого пола, закрывая
правую ногу своего господина, словно белоснежная морская пена, сияла и
переливалась бликами утреннего солнечного света.
Трон Её величества располагался почти рядом с троном супруга. Её
изящную французскую головку украшала причёска, собранная наверх, в
которую были вплетены жемчуга и бисер. По бокам струились золотые
локоны. Самый верх причёски венчала корона необычной формы, так же,
как королевская вылита из золота. Женская корона Её величества была
обильно украшена цветами и листьями растений с чеканкой по золоту.
Тогда, как корона Его величества этого утонченного декора не имела.
Белоснежное платье королевы увенчано ажурным декольте. Атлас белого
цвета ослеплял глаза придворной знати. Её нежные плечи прикрывала
бархатная накидка вся усыпанная жемчугом и драгоценными камнями. А
вместо горностаевой мантии, её изящную фигуру обвивал шлейф тончайшего
китайского шёлка, который был настолько прозрачен, насколько утренний
туман рассеивается в предрассветную пору.
Кисти рук короля и королевы украшены изобилием золотых и
серебряных перстней с драгоценными камнями. Самой внушительной формы
перстень был на указательном пальце правой руки короля, его обрамлял
огромный рубин кроваво-пурпурного цвета. Но его огранка была настолько
изящна и красива, что лучи, преломляющиеся сквозь его грани, создавали
целую панораму бликов алого цвета.
Королевский статс-секретарь громко объявил об открытии заседания
королевского совета. На повестке дня стояли три вопроса – увеличение
подушного налога с населения страны, налог на содержание королевской
семьи, угроза открытой войны со стороны османской империи…
Перед началом обсуждения данной повестки придворный капеллан
совершил молитвенный церемониал на непонятной никому латыни:

26
- Pater noster, qui es in caelis, sanctificetur nomen Tuum. Adveniat
regnum Tuum. Fiat voluntas Tua, sicut in caelo et in terra. Panem nostrum
quotidianum da nobis hodie, et dimitte nobis debita nostra sicut et nos dimittimus
debitoribus nostris. Et ne nos inducas in tentationem, sed libera nos a malo.
Quoniam Tuum est regnum et virtus et gloria in saecula. Amen. 1
Право «первого слова» всегда оставалось за королём. Лайош не стал
превращать его в тронную речь, поблагодарил высшее дворянство за усердие
к делам государства и выразил решимость в том, что королевский совет не
станет затягивать время с обсуждением регламентируемых вопросов, тем
более не станет отвергать их значимость и примет верное решение к их
исполнению.
Первый вопрос был урегулирован быстро и единодушно. Второй был
встречен с некоторыми поправками и возражениями…
Дошла очередь до самого третьего. После краткого доклада
фельдмаршала, князя Эстергази, об усиливающейся угрозе турецкого
нашествия, королевский совет единодушно подал свои голоса за срочный
созыв всех венгерских оборонительных армий.
Во время обсуждения войны с турками, королева демонстративно
покинула тронный зал, заявляя во всеуслышание, что обсуждение военных
дел есть прерогатива только мужского ума…
- Господа! – обратился Лайош, – Мы с вами должны решить самый
главный вопрос вопросов: где взять деньги на эту войну? Ведь, если её
проиграем, не простит нам Господь Христос гибель не только нашего
государства и религии, но самой Венгрии, её народа…Не так давно мне
довелось разговаривать на эту тему с одним влиятельным мадьярским
дворянином. Уговаривал его принять командование одной из наших армий.
Он – добрый католик и верноподданный, дал согласие, не раздумывая. Но,
чтобы амунировать и обеспечить всем необходимым только его воинские
гарнизоны, в казне должно находиться пятьсот тысяч флоринов золотом. Я
хочу слышать ваш голос, господа сенаторы…
Окончив тронную речь, Лайош II сделал необходимый знак рукой в
сторону секретаря-клерка, означавший одобрение к началу прений. Клерк
заговорил:
- Его величество король предлагает своим верноподданным вассалам
высказывать мнения по обсуждаемым вопросам. Первым вызывается граф
Меттерних первый казначей королевства и хранитель государственной
печати.
Отец капеллан успел лишь наскоро осенить его крестом и положить его
руку на Библию. Процедура приведения к присяге считалась действительной.
Его сиятельство, премьер-казначей зачитал свой отчёт о финансовых
ресурсах королевства, находя их ничтожно малыми для ведения войны с
Турцией…

1 Молитва «Отче наш» на латинском

27
- Ваше королевское величество! Достопочтенные господа! Страна наша
находится в опасности полного уничтожения. Бургундские и папские войска
к нам на помощь навряд ли придут…Простите, Ваше величество, за дерзость,
но я просто обязан сказать это…Господа! Не кажется ли вам, что перед
лицом возникшей угрозы полного уничтожения нас османами, всего
королевства и самого нашего народа, необходимо сплотить все силы, забыть
старые распри? И, только сплотившись, сможем отстоять Родину …
В разговор вмешался другой вельможа, Игнац Батори:
- Ваше величество! Позвольте взять слово?
- Слушаем, Ваше первостепенство…
- Не хочу, чтобы сочли меня за предателя, но подумайте, как нам
победить трёх миллионную армию Сулеймана, даже с помощью бургундцев
и войск папы?
Волна приглушённого ропота прокатилась по тронному залу.
- Прошу простить меня, с позволения Вашего величества, я всё же
закончу.
- Продолжайте!
- Деньги понадобятся в любом случае – либо на войну, либо на откуп.
Участники королевского совета не дали князю Батори закончить свою
речь, ибо глухой ропот перешёл в открытое возмущение:
- Побойтесь Бога, Батори!!
- Мне стыдно, что Вы – венгр! – возмутился барон Шандор Хуньяди
- Они возомнили себя наследной династией!!

Король Лайош опомнился, и поднял высоко руку над головой. Этот
жест короля мог означать только одно – древнее право всех королей –
монаршие вето! Мгновенно наступила тишина. Лица дворян нахмурились, но
их взгляды пристально устремились на королевскую особу:
- Я не стану разбирать речь графа Батори, но одно скажу твёрдо и
уверенно. Даже, если придётся погибнуть и мне со всем семейством,
государству, и даже народу, не позволю рыцарскую честь попирать никому.
А Вам, Игнац, скажу следующее! Если ещё раз Вы позволите себе речи
подобного толка, будете немедленно лишены дворянства и казнены!
Князь Игнац учтиво поклонился королю Лайошу и немедленно вышел
из собрания.
Монах-секретарь объявил о перерыве в заседании государственного
совета и о том, что по его завершении будет зачитан королевский указ с
решением по вопросу войны с Турцией. Каждый из сенаторов обязан
скрепить его своей фамильной подписью. Раздался удар молотка
придворного церемониймейстера. Король удалился для составления указа, а
некоторые из дворян, в состоянии душевного оцепенения, так и не смогли
покинуть своих мест.

28
Перерыв продлился не долго. Клерк объявил о возобновлении заседания.
Всё благородное собрание замерло в ожидании короля. Тот не заставил себя
долго ждать, королевская дверь распахнулась, и Его величество вошёл
гордой походкой в центр зала и остановился у трона. Представительное
дворянство приветствовало его стоя. Секретарь-капуцин повторно привёл их
к присяге на верность короне и государю. А сеймовый капеллан повторил
весь церемониал открытия венгерского парламента.
Лайош передал грамоту с резолюцией секретарю для оглашения
монаршего вердикта, который все были обязаны выслушать стоя:
- Его величество, король Лайош II, Божьей милостью верховный сюзерен
земель мадьярских, трансильванских и силезских, попечитель церкви
Божией, от наместника Христова скипетр и меч власти принявыший,
повелевает своим вассалам и верноподданным выступить неустрашимо
против врага Господня и Его святой церкви, безбожного Сулеймана,
властителя османов и прочих вероотступников, не позднее исхода февруария
месяца! Так угодно Богу и королю, и да свершится по слову сему. Аминь.
Первым поставил свою подпись граф Алайош Меттерних, следом за ним
с большой неохотой и тяжёлым сомнением, подходил каждый из сенаторов,
подписывая королевскую хартию, при этом громко во всеуслышание
объявляя свой титул и имя. Завершал процессию барон Пальфи,
представитель весьма древнего, но уже не столь богатого аристократического
рода
Когда же документ был подписан, замковый капеллан отслужил
благодарственную Мессу, на которую прибыл сам кардинал-архиепископ
Эстергомский и Пештский, Габор I-й, в окружении трёх аббатов и
нескольких иезуитов.
По окончании Мессы, кардинал Габор произнёс пламенную проповедь о
любви к Отечеству, напоминая евангельскую притчу о прощённом Иисусом
должнике, ста талантах золота и непомилованном рабе прощённого. На этом
королевский сейм и закончил свою работу, а разъезжавшиеся дворяне и
аристократы непрестанно обсуждали и сейм, и короля, и его тайных врагов,
если ведали о таковых.
  В серале турецкого султана разгоралась очередная оргия с участием
гаремных рабов и рабынь. Сулейман приказал старшему евнуху, чтобы тот
привел пары рабов к совершению развратных действий перед очами султана.
Дворцовая стража получила от визиря строжайший приказ – поставить на
всех дворцовых коридорах и в местах переходов по два дневальных и ночных
стражника, которым поступил приказ о запрете на пропуск в покои
Сулеймана не только имперских чиновников, но и любого иностранного
посла. Его плотской ненасытности не хватало ни места, ни времени.
Особенно экспрессивно это проявлялось накануне открытия военных
действий грандиозного размаха. Таким образом, глава османской империи, с
одной стороны, хотел продемонстрировать свою беспечность, делая вызов

29
христианскому миру с его аскетическим восприятием жизни, с другой –
целью подобного поведения было запугивание христианских стран и народов
установлением диктата над ними. А, если присмотреться получше, османская
Порта грозила не только растлением покорённых народов, но полным их
геноцидом, насильственно обращая в ислам…
Пресыщение развратом наступило на следующее утро. Даже
древнеримский император Калигула, предаваясь разгулу похоти, не мог
вообразить себе того хаоса и беспорядка, который был оставлен султаном и
его сатрапами. Посуда была разбросана и разбита, некоторые предметы
домашнего обихода опрокинуты или сломаны.
Сулейман проснулся от жуткого крика павлина, которому удалось
пробраться во внутренние покои турецкого монарха. Гаремные рабы и
рабыни были возвращены на свои места….
Через два часа владыка половины мира был полностью протрезвлён и
приведён прислугой в обычное рабочее состояние.
- О, Владыка мира, свет очей всего Востока, великий из великих,
блаженный калиф, живой меч Аллаха и его пророка, к тебе прибыл лазутчик
от этих неверных, гяуров! Станет ли солнцеликий принимать его или нет?
- Пусть войдёт!
В тронный покой Сулеймана, весь трепеща от страха, не вошёл, а вполз,
словно шакал, предатель короны венгерского короля Лайоша II, барон
Каллош.
Сулейман дал знак визирю, означающий оставить с бароном наедине и
призвать немедленно переводчика. Приказание было немедленно исполнено.
Первым заговорил султан:
- Что привело тебя ко мне, презренный, на этот раз?
- Ваше величество! Король Лайош утвердил решение на требования
Вашего ультиматума презрением… Он объявил Вам войну!
- Лайош обезумел?! Или он уверен, что соберёт армию, более
многочисленную, чем у меня??
- А, вдруг ты – провокатор, я не верю тебе…Визирь! Визирь!!
- Я, здесь, Ваше великолепие…
- Этого шакала взять, и казнить завтра четвертованием.
Каллош завопил не своим голосом:
- За что, Ваше величество? Это – несправедливо! Ведь я принёс ценные
сведения…
- Уберите его!!
Стража силой оттащила несчастного барона, который под конец
означенного события лишился чувств…

30
Последняя ночь предателя и теперь уже бывшего венгерского вельможи,
барона Каллоша, прошла под страшными пытками в тюремных казематах
Истамбула. Глава тайной полиции султаната так и не смог предоставить
дополнительных сведений от венгерского лазутчика до ушей Великолепного.
Стряпчие Сулеймана ещё до наступления утра принесли составленную ими
наспех обвинительную хартию на преступника:
- Правоверные! Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Великий
султан и калиф, Владыка всего мира, повелевает своим подданным оставить
своё ремесло или торговлю и к полдню прибыть на центральную рыночную
площадь, где будет предан смерти подлый гяур, лазутчик и изменник,
подданный венгерского короля – Каллош. Презренного не велено хоронить.
Его останки будут лежать до тех пор, пока птицы не склюют их. Такова воля
нашего всемогущейственнейшего владыки Сулеймана, да пребудет с ним
всегда Аллах, милостивый и благословенный.
Барона, с выколотыми глазами, отрезанным языком и ушами не вели, а
чуть ли ни волокли по дороге на эшафот янычары визиря. Толпа фанатичных
мусульман выкрикивала:
- Смерть гяуру! Смерть неверному!
- Смерть ему, смерть!!
Наконец, это ещё живое тело, превращённое палачами на пытках в
кровавый кусок мяса, было положено на подмостки.
Просвистел первый удар топора, кровавым фонтаном, выбившимся из
тела, отлетела правая рука несчастного, затем левая…Охотничьи псы
чёрного окраса шерсти принялись жадно лакать, ещё свежую, человеческую
кровь. Без особых промедлений палач отсёк поочерёдно и обе ноги Каллоша.
Последней отлетела голова, с вылезшими из глазниц, глазами.
Обрубок, называемый ещё вчера человеком, в жутких конвульсиях
«проплясал» на месте свой последний танец смерти и рухнуло вниз. Псы
продолжали хлебать из кровяных луж.
При виде крови толпа мусульман пришла в неистовство, выкрикивая:
- Алляхим акбар!! Бешмелля рахмуни…акбар!!!
Яростное солнце усмиряло свою ярость, всё ближе и ближе продвигаясь
к закату, в котором отображалось кровавое марево казни, делая эту картину
ещё более жуткой и алой…

- Доброе утро, дорогая!
- Доброе утро, Ваше величество!
- Мне вчера наши лазутчики из Стамбула принесли жуткую новость.

31
- Расскажите же, если не секрет! – и венценосная супруга пристально
посмотрела на мужа, показывая своё неудержимое желание услышать самые
свежие политические новости.
- Страшно об этом говорить, а говорить надо. Три дня тому назад, по
приказу Сулеймана, казнили четвертованием барона Каллоша… Говорят, что
барон был главным осведомителем при дворе султана…
- Ничего не понимаю в Вашей политике! Если Каллош был главным
осведомителем, зачем Сулейману надо было его казнить? Ведь он был ему
весьма полезен!
- Дорогая Гизелла! Вы не понимаете до конца всю серьёзность этой
ужасной казни. Поймите же, что главного лазутчика и шпиона всегда
принято казнить именно накануне настоящего военного наступления, чтобы
оный не вернулся к своим, то есть, к нам. И своим желанием, загладить вину
предательства, ни стал бы передавать ещё более ценные сведения во
враждующий лагерь. Именно так и поступил бы этот барон, но что-то ему
помешало…
- И что ему помешало? – опять переспросила королева.
- И всё же Сулейман принял наш вызов! О. Мадонна!! Успеем ли мы
собрать все наши армии?
- Не волнуйтесь, дорогой мой, думаю, Бог не оставит нас и наше
королевство без защиты и попечения! А мужеству и храбрости нашим
рыцарям не занимать…
- Если бы всё дело было только в храбрости наших воинов…
Разговор короля с королевой прервал внезапно вошедший дворцовый
смотритель. Он сообщил, что явился ко двору Его величества кардинал-
архиепископ, прося его немедленной аудиенции.
Лайош поцеловал Гизеллу в лоб и выдвинулся быстрым шагом в малый
аудиенц-зал, где его уже ожидал пожилой архиепископ.
Голова прелата была вся седа. Тонзуру закрывала ермолка алого цвета,
которая придавала архиепископу Габору удручающе зловещий вид. Слегка
выпученная форма глаз свидетельствовала о бескомпромиссном характере
первосвященника.
Король слегка преклонил колено перед монсеньором Габором, а тот
успел благословить монарха произношением расхожей латинской фразы: «во
имя Отца, и Сына …» Лайош ответил на благословение от прелата:
- Аминь.
Немного помолчав, Его величество произнёс:
- Что же привело Ваше преосвященство ко мне в столь ранний час?
Думаю, дела государственной важности??
- Не совсем государственной, Ваше величество, но важность моего дела,
думаю, не менее важна, чем государственная.
- Слушаю Вас, монсеньор…
- Я и вся наша святая церковь, с благословения Его святейшества, как
слуги Божии, смиренно просим Вас, государь, дозволить взойти языкам

32
священного пламени нашей святейшей инквизиции, дабы очистить огнём
истинной веры помутившийся разум еретика…
- Дозвольте спросить, монсеньор, кто на этот раз смущал умы и сердца
наших католических верноподданных? Уж не сам ли дьявол?!
- Осмелюсь заметить, Ваше августейшее величество, эта ирония совсем не
уместна, ибо речь идёт ни о простом смертном.
- О ком же?
- На сей раз в лапы люцифера попал аббат-викарий Маттиаш Супонци из
Тиханийского аббатства! Он дерзнул проповедовать идеи Лютера и Кальвина
на самой рождественской Мессе …
- Ваше преосвященство! Скажите! Неужели недостаточно Вашей
епископской власти на еретиков? Необходимо вмешательство королевской
власти…
- Но, Ваше величество, здесь случай особый! Ведь ересью заражён сам
аббат, а не простой монах!
- М…да! В очень неподходящее для страны время Вы затеяли это
аутодафе! Покажите мне его допросные хартии!
Габор ловким движением руки, вытянул из за пазухи своей сутаны слегка
примятые листы, кое-где забрызганные кровью, и подал их королю.
- Его дерзновение неслыханно! Я разрешаю казнь…

Эшафот для приближающейся казни решили поставить не на рыночной
площади, а на площади перед королевским замком. На этом настоял
кардинал Габор, когда он вёл переговоры с королём по вопросу казни
мятежного аббата. Мы в нашей повести лишь вскользь упомянули о той
самой ереси, которую стал открыто проповедовать аббат Маттиаш в своём
монастыре.
Как и Лютер, он принялся с жаром добротного ритора учить идеям
Реформации – достижения спасения одной лишь верой, непризнания
поклонения мощам святых и иконам, уничтожения института монашества,
полного запрещения торговли индульгенциями 2 и ещё нескольких положений
антикатолического и антиклерикального характера.
Однако на этот раз решились обойтись без инквизиторского трибунала,
учитывая полувоенное для страны время…
Городские куранты на ратуше показали десять часов утра. К этому
времени, дрова и хворост привезли на подводах, наиболее активные из
горожан уложили их виде снопов у подножия деревянного столба, на
котором виднелась запись по-венгерски и на латыни та самая вина о ереси

2 От лат. Indulgentio – прощение грехов за денежный откуп

33
вышеупомянутого и теперь уже бывшего аббата Тиханийского монастыря –
Маттиаша…
Первыми к месту казни, прибыли инквизиторы и представители
духовенства. Карета архиепископа приехала позднее. В последнюю очередь
прибыл король, который восседал под балдахином на центральном балконе
своего дворца.
Толпа горожан была тоже насильно пригнана королевскими драгунами,
чтобы придать этому аутодафе большую и всенародную значимость.
Наконец, в клетке для государственных преступников, был привезён
Маттиаш Супонци. Лишённый священнического сана, наголо обритый, в
одной исподней рубахе, окровавленной с ног до головы, был поставлен на
колени перед лицом короля и церковников, которые предвкушали
«удовольствие» от предстоящего зрелища. Сам кардинал Габор произнёс над
своей жертвой анафему (отлучение от церкви), после чего генеральный
прокурор королевства зачитал обвинительный акт на приговорённого…
После небольшой паузы прокурор сделал добавление к обвинительной
речи, сказав, что приговорённый к смерти государственный преступник
лишается последнего слова.
Король знаком руки подал сигнал к началу казни. Четверо драгунов
приволокли, впавшего в бесчувствие, Супонци. Крепкие верёвки опутали
тело казнимого вокруг столба. На голову несчастного одели митру с
изображением персонажей ада и надписью: «Слуга дьявола».
Теперь оставалось разжечь сам костёр. Эта «почётная миссия» была
возложена на тех же четверых драгун, которые тащили Маттиаша. Раздалась
барабанная дробь, которую отбивал один из палачей, целью которой было
заглушить вопли и истошные крики жертвы.
Из толпы доносились выкрики:
- Еретик окаянный, убирайся вместе со своими чертями в ад!
- Передай привет своему собрату, Гонзе безумному, которого мы также
казнили!
- Не забудь совокупиться с самим дьяволом, он любит содомский грех!!
Вскоре истошные вопли сжигаемого заживо прекратились. Набежавший
ветерок разносил омерзительное зловоние гари человеческого тела. Толпа
начала расходиться, прикрывая нижнюю часть лица ладонью. Некоторые
начинали безудержно кашлять от наступившего удушья.
Король Лайош задал вопрос кардиналу Габору:
- Ваше преосвященство удовлетворено?
- А Ваше величество разве сомневалось?

34
Когда граф Добиаш в очередной раз отправился искать Оршою,
Золтан решил заняться генеральной уборкой в замке! Замок был совершенно
запущен и принял убогий вид.
- Тедэуш, каналья, возьми в напарники горничную Эдит и займись
уборкой верхних покоев господ. Пусть она начисто вымоет потолки и
люстры, а ты подержишь ей стремянку. Всё закончите и спускайтесь вниз,
поможете Эрике и Валтазору в уборке холла и нижнего этажа, а остальные
пусть наводят порядок в конюшне и на территории замка. Тедэуш, услышав
всё это, в душе очень обрадовался и подумал:
- Сама судьба сводит нас побыть вместе, пусть даже и делая грязную
работу.
Он давно был тайно влюблён в эту девушку, но вида не показывал.
Только издалека любовался ею. Стрелой помчался разыскивать Эдит. Она в
это время была занята чисткой зеркал от копоти и пыли в холле. Тедэуш, не
помня себя от радости, влетел в холл и заорал:
- Эдит, ты где?!!
Она же от неожиданности, покачнулась на стремянке и, не удержав
равновесие, выронила ведёрко и грязную тряпку из рук в то самое время,
когда парень подскочил к ней. И...О Боже!!! Всё содержимое ведра вылилось
ему на голову, а с грязной тряпки стекала вода тонкими струйками по щекам
Тедэуша.
Все, кто был в холле, покатились со смеху, а он чуть не плача не знал,
как ему выйти из этого положения. На помощь пришла Эдит, сняла тряпку с
головы юноши и подала ему чистую, чтобы он привёл себя в порядок.
После этого, прихватив, стремянку они помчались по ступенькам в верхние
покои комнат. Тедэуш, так был счастлив, что не заметил верхней ступеньки
лестницы и кубарем покатился вниз с криками:
- Ааа!!!
Эдит удержала лестницу и стояла, растерявшись, не знала, что ей делать?
Парень удачно приземлился на пол и громко стонал, его окружили
горничные и работники, кто смеялся, а кто сочувствовал бедному
неудачнику. В это время вбежал на хохот Золтан и завопил:
- Что вы тут устроили, идиоты, быстро беритесь за дело, а то я прикажу вас
всех выпороть! Челядь опрометью кинулась в рассыпную, продолжая
давиться смехом. Управляющий повернулся и увидел, лежащего Тедэуша на
полу, не помня себя от гнева, он закричал:
- Где, ты, болтался, сучий сын, всё это время, чего ты тут разлёгся? Ведь я
давно послал убирать господские покои!
Несчастный еле поднялся и хромая, подгоняемый криками Золтана, стал
медленно подниматься по лестнице. Поднявшись, он увидел Эдит, стоящую
на стремянке, которая усердно мыла потолки и люстры. Закончив работу и
слезая с лестницы, она наступила мимо ступеньки и упала прямо в объятия
парня. Это приключение стало самым долгожданным событием, с ним
происшедшим в этот злополучный день.

35
Опомнившись, Эдит выскользнула из рук Тедэуша и побежала прочь.
Присоединившись, к работающим в холле, Эрике и Волтозору, она
продолжала начатую работу, до появления неудачника. Её умелые руки с
ловкостью орудовали над блеском зеркал и через мгновение, они засверкали
в своём убранстве и красе. Появился Тедэуш и виновато взглянул на
девушку.
- Чего киснешь? Принимайся за работу, иди помоги Волтазару. А сама
ловко подхватив ведро, быстро удалилась.
- Иди к нам! – позвал Волтозар. Работы хватит всем.
Парень со всех ног кинулся к ним и вдруг, поскользнувшись на полу,
залитого водой, растянулся во весь рост, Тот хотел ему помочь, но тут же
плюхнулся рядом. Девушки смеялись до упаду. Юноши же барахтались и
никак не могли подняться с пола, он был скользкий и липкий!
Откуда не возьмись, появилась Эржебет. Взглянула на смеющихся
девушек и несчастных парней, не смогла удержаться от смеха, но зная, нрав
управляющего, подсказала, что нужно взять палку и стащить их со
злополучного места. Так и сделали. Работа кипела и все были заняты своим
делом.
А что произошло на конюшне, повергло всех в ступор. Двое молодых
людей чистили в конюшне. Лошади стояли смирно и жевали сено. Но вот
один из парней нечаянно задел ногу коня и он по инерции лягнул его
наотмашь. В мгновение ока он оказался вклееным в стену конюшни и
кажется потерял сознание! Другой юноша не на шутку испугался и прибежал
ему на помощь. Ничего не поняв, ещё не придя в себя после удара коня, он
выбросил кулак и попал в лицо парня. Тот отлетел к другой лошади под ноги,
испугавшись, она прыгнула на клетку и зависла там. Главный конюх, увидев
это безобразие, был вне себя!
- Что вы тут делаете, канальи? Кто вас сюда прислал? О, Боже!! Ещё
этого не хватало!
Схватив коня за уздечку, потянул к себе, но вместо того, чтобы сдать
назад, конь прыгнул вперёд и конюх от неожиданности взлетел вверх, а
потом завис на клетке.
Золтан делал обход владений замка и наблюдал за работой челяди. Его
внимание привлекли крик и ржание лошадей в стойле. Заходя во внутрь, он
увидел такую картину: лошадь, перепрыгнув клетку, висела за её пределами,
а конюх восседал на клетке, распластавшись в недвижимой позе. Вне себя от
злости, хлестнул плёткой конюха и начал бегать по конюшне, громко
выкрикивая:
- Вам не лошадьми надо заниматься, а курятник приводить в порядок!
Марш отсюда, все из конюшни вон, свиньи!

36
Кое-как ему удалось отстегнуть лошадь от уздечки, а она, взбрыкнув
перед ним, опрокинула его в жижу с навозом. Бедные работники, увидев это
просто были ошеломлены, но смех продолжал сотрясать их тела. Золтан
барахтался в жиже, злой и грязный, пересыпая мужицкой бранью:
- Эй! Кто-нибудь!! Куринные мозги, вызволите меня из этого дерьма!!!.
Работники были уже далеко и помирали со смеху над своим управляющим.
Вдоволь насмеявшись, вернулись в конюшню и вызволили пленника.
Золтан поплёлся в замок.
В этот день надо было навести порядок не только в покоях господ, но и
в дворовых постройках. Речь пойдёт о прислуге, вызвавшейся убрать
курятники: Эрмиле и Анико. Девушки, собрав яйца с гнёзд, решили
почистить насесты. Пока они собирали яйца, петух смотрел на это сквозь
пальцы. Но, когда его территорию стали обметать и сгонять всех кур со
своих мест, терпение у него лопнуло.
Одна из девушек уже дометала в курятнике, когда этот забияка заскочил
на неё сверху и стал клевать сзади и ниже пояса, от боли взвизгнула:
- Ах, ты негодяй! – схватила петуха за голову и свернула ему шею.
Анико в ужасе с коробкой яиц выскочила из курятника. Тут выбежал Трезор
из будки и загавкал:
- Ну чего ты гавкаешь, я тебя не трону, – пыталась урезонить его она. А
Трезор разошёлся не на шутку и, натянув цепь, схватил девушку за подол.
- Спасите! – закричала от ужаса Анико…
Вторая девушка – Эрмиле – хотела подойти и помочь напарнице, но
злой пёс в это время подкатился к ногам девушки. Вместе с Анико рухнули,
облитые яйцами с ног до головы, словно одуванчики ранней весной. Да ещё и
ящик, в котором были яйца, ударил собаку сверху по голове и она, заскулив,
спряталась в будке.

В это страшное утро для столицы королевства, ничего не подозревавшая
Урсула, отправилась за утренним кофе для Её величества, королевы, которая
категорически наотрез отказалась лицезреть эту жуткую казнь! Гизелла
понимала, что должна принимать самое действенное участие во всех
официальных и неофициальных мероприятиях своего венценосного мужа, но
не желала участвовать в обозрении подобного ужаса, непредназначенного
для женских глаз.
- Доброе утро, Ваше величество! – произнесла вошедшая Урсула, – Ваш
утренний кофе…
- Поставьте его на треножник! – унылым тоном произнесла Гизелла.

37
- Осмелюсь доложить Вашему величеству, что аромат сегодняшнего кофе
столь необычен, что затрудняюсь найти сравнение для него.
- Сударыня! Это был не кофейный аромат, а кое-что другое…И не
говорите, что не осмелитесь переспросить об этом. Нет в том никакой
надобности, чтобы скрывать факт сожжения еретика на костре.
От столь неожиданного ответа королевы, графиня Ракоци едва устояла на
ногах и по счастливой случайности не разлила чашку с кофе.
- Вам стало не по себе, милая? Я тоже думала, что не привыкну, когда
выходила замуж за Лайоша. Но уже стоя перед алтарём, сознавала всю меру
ответственности не только за отношения с мужем, но и ответственность за
влияние на его политические взгляды и решения.
- Я разделяю Ваше мнение, моя королева, как и Вы не выношу любых
сцен насилия.
- Это для нас, женщин, насилие – богопротивная вещь, а для мужчин – это
своеобразный повод самоутвердиться, показывая своё превосходство над
нами.
- Ваше величество! Я ещё кое-что принесла для Вас…
- Что там у Вас, покажите!
- Французский посланник велел передать Вам его…
- Письмо?! Так прочитайте же его немедленно!
- А, вдруг там – личное послание?
- Если оно не зашифровано, то никакой в нём секретности нет. Уверенна,
что оно прислано моим двоюродным братом, королём Франциском. Читайте
же!
- Извольте! В начале идёт длинное приветствие…Вот, пожалуй, начну с
этого места… «дорогая кузина, соблаговолите уведомить Вашего
августейшего супруга, что мы осведомлены о намерениях османов идти на
Венгрию большой войной…Прошу о снисхождении! Мы не можем
предоставить Вам и Вашему народу военную помощь ни на суше, ни на море,
так как ведём сразу две войны. Англичане никак не хотят уходить из
Аквитании, а помимо них поднял голову внутренний враг – гугеноты! Принц
Конде объединился с англичанами на севере и идёт на Париж…»
- Довольно, Оршоя, довольно! Вы можете идти к себе! Скоро здесь будет
мой муж…Слышите шаги! Немедленно уходите через потайную дверь!
Едва Урсула успела прошмыгнуть за дверь, как на пороге личных покоев
королевы появился Лайош:
- Надеюсь, дорогая, Вы не скучали в полном одиночестве, пока?…
- Что Вы, Ваше величество! Моё временное одиночество скрасила
графиня Ракоци, у неё слишком ранимая душа, подобные зрелища не для
неё….
Взгляд короля невольно остановился на треножнике, где стоял прибор с
недопитым кофе, рядом лежало письмо. В суете Гизелла не успела спрятать
его там, куда обычно прятали роковые письма дамы и аристократки.
- И что же пишет Ваш кузен и наш «брат»?

38
- Наш кузен и Ваш «брат» пишет Вашему величеству о своих
затруднениях, которые делают невозможными предоставить Венгерскому
королевству военную помощь со стороны Франции…
- Было бы весьма интересно узнать о причинах этих затруднений.
- Извольте! Вот само письмо, можете прочитать его самостоятельно…
Гизелла сняла правой рукой письмо с поверхности треножника и, с
абсолютно равнодушным видом, подала его Лайошу.
- Посмотрим, посмотрим, чем объясняет свой отказ Его величество,
Франциск…
Король быстро пробежался взглядом по строкам письма готической формы
букв:
- Не дурно, однако, и придраться, не придерёшься. Не к чему! А позвольте
полюбопытствовать, сударыня, кто принёс Вам это письмо?
- Шутите! Принесла уже всем известная графиня Ракоци…
- Ваша новая фаворитка, та самая красавица, итальянка, молодая жена
графа Добиаша Ракоци. Прекрасный выбор! Кстати! Как здоровье нашей
новорождённой малютки?
- Её скоро принесут в мои покои, кормилица давно ждёт нашу принцессу.
- Так тому и быть! Можете отписать в Париж к Вашему брату мои
извинения за то, что мы потревожили такими пустяками Их величество.
Думаю, напрасно посылать посла и к польскому королю. Война со своими
подданными куда важнее предстоящего османского нашествия, грозящего
стереть с лица земли всю Европу, а вместе с ней и веру Христианскую.
- Мой господин! Не думаю, чтобы Его величество, Франциск, был
обрадован таким ответом…
- А, Вы дорогая, знаете иной ответ? Интересно! Как он, по-вашему,
должен звучать?
- Всегда изумлялась Вашей способности, иронизировать по поводу
серьёзного разговора!
- Теперь же выслушайте меня всерьёз. Гизелла! Наше с вами положение
находится на краю пропасти! Умоляю!! Уговорите короля Франции оказать
предельное влияние на Его святейшество в деле объявления империи турок
всеевропейского крестового похода! Поймите! На нас вот-вот двинется
двухмиллионная армия отчаянных головорезов, никогда не знавших
поражений. И спасти нас может только чудо! У этого ряженного римского
жреца находится в руках огромная власть над повинной христианского
мира!! Пусть наобещает прощение грехов вперёд на тысячу лет, посулит
завтра встречу с апостолом Петром или ещё что-нибудь…Если погибнет
Венгрия, османам открывается путь и на запад, и на восток. Не будет уже ни
Рима, ни Парижа, ни Вены, ничего не будет…
- Йезус-Мария!! Лайош, мой дорогой и милый Лайош! Не пугайте так
меня!! Хотите, я сама, лично отправлюсь в Париж и буду доказывать Вашу
правоту у его ног.

39
- Дорогая Гизелла! Разрешаю всё, любой способ, любые уловки и женские
хитрости; только спасите нас…
Король принялся целовать руки своей жены, всхлипывая от отчаяния,
затем закрыл лицо руками и стал, как ребёнок рыдать на коленях своей
королевы.
Она, как и он, не смогла сдержать своих чувств. Её горячие слёзы
безудержно падали и стекали на его голову, желая хоть как-нибудь утешить
супруга. Уронить своё королевское достоинство он мог только в её
присутствии, разумеется, наедине...

Тем временем в родовом замке графа Ракоци наступил переполох. Всё
началось с того, что, не обнаружив, жены дома, Добиаш стал устраивать
каждый день пьянство, да ещё обязательно с какой-нибудь выходкой.
То мог взобраться на одну из замковых смотровых башен в абсолютно
пьяном виде, размахивая при этом бутылью недопитого рома перед
наблюдающей за ним внизу челядью. Кто-то молился о спасении графа, а
кто-то, наоборот, только и ждал, что его нога вот-вот поскользнётся о
каменный выступ башни…
В другой раз в состоянии опьянения мог вскочить на пегого коня, и
заскакать на нём, размахивая шпагой перед насмерть перепуганными
крестьянами.
При этом выкрикивал каждый раз одно и то же:
- Оршоя! Оршоя!! Подлая итальянская сука, где ты есть??!! Знаю, где
ты…Опять прячешься от меня под юбкой королевы!! Не хочешь родить мне
наследника!!!
Вот, кое-как, остановив на ходу коня, свалился в скирду с сеном, которая
была поставлена теми же мужичками на заднем дворе для лошадей, его же
графских конюшен. Глядя осоловелым и совершенно пьяным взглядом в
симпатичную мордашку одного из своих жеребцов, Добиаш принял его за
Урсулу, и хотел было схватить жеребёнка за шею, как вдруг шарахнувшийся
жеребёнок слегка хватил передним копытом хозяина прямо в грудь. От этого
удара Добиаш мгновенно рухнул оземь и лишился чувств…
Очнулся только на следующее утро, увидев себя лежащим в своей
личной спальне, привязанным каким-то тряпьём к постели. У изголовья,
стояла Эржебет, с заплаканным лицом, но молча. В руках держала кувшин
свежей воды, а рядом на краю кровати сидел его личный лекарь мсьё Анри,
приговаривавший на чудовищно ломанном венгерском языке:
- Как Ваше самочувствие, мсьё граф?
Тут вмешалась Эржебет:
- Уже немного лучше, господин Анри…
- Кто тебя просит вмешиваться?! Ты – жалкая прислуга и больше никто…

40

- Напрасно Вы с ней, вот так, грубо, Ваше сиятельство!
- Да развяжите же меня немедленно, или прикажу вас всех выпороть
розгами…
- Ах! Добиаш, Добиаш!! – я же неоднократно упрашивал Вас не пить
спиртного…
- Идите к чёрту, Анри! И Ваши дьявольские микстуры!!
Лекарь тяжело вздохнул и обратился к Эржебет:
- Ещё один день ему необходимо лежать в кровати, пусть кричит,
оскорбляет, не обращайте внимание. Не вздумайте его развязывать! Всё, что
нужно принимать я оставил на табуляре. Желаю здравствовать.
Лекарь не стал долго задерживаться. Быстро собрал вещи и вышел из
графской спальни. Эржебет таки осталась стоять на месте, как липа,
примёрзшая к своему месту.
- Что уставилась на меня, как на ядовитый гриб, старая ведьма! Прикажи
меня немедленно развязать!!
- Побойтесь Бога, Добиаш! Это – распоряжение месье Анри…
- А в этом замке все приказы отдаю только я…
Протрезвевший пытался приложить все силы, напрягая мускулы своего
тела так, чтобы разорвать на себе больничные путы. Но видимо сила иссякла
на время, ему так и не удалось освободить себя от привязи.
Эржебет не сдержалась и, начала смело высказывать наболевшие в душе
укоры:
- Ох, Добиаш, Ваше сиятельство! Я так надеялась, что женитьба исправит
Ваш нрав, но, к сожалению, так и не исправила. Мне искренне жаль и Вас, и
Её сиятельство…
- Пошла прочь отсюда, старый затхлый сундук, пока не приказал тебя
утопить в нашем пруду!!! – и он сделал ещё одно усилие к освобождению, но
и эта попытка оказалась неудачной.
- Я ухожу, а к Вам скоро войдёт Ваша дорогая Эба…
Кормилица опомнилась от оцепенения и поспешно вышла из душной
комнаты, наполненной зловонным духом пьянящего перегара…
Пока Добиаш не был женат, он завёл себе тайную связь с одной из
горничных, которая была влюблена в него без памяти и звалась Эбой. После
появления Урсулы в замке графов Ракоци,
в качестве законной жены графа Добиаша, не находила
себе места. Её душу терзала ревность и злоба на эту очаровательную
красавицу, нахлынувшая ненависть к молодой и цветущей графине охватило
всё существо коварной служанки. Эба возомнила себе, что тайная связь
перерастёт когда-нибудь в настоящее чувство у графа, и она войдёт в его
замок законной хозяйкой. Только она знала и понимала, что надо сделать,
чтобы навсегда покорить его жестокое сердце.
Лютая злоба накапливалась в груди этой завистницы, готовой ради неё на
любую авантюру, грозящую переродиться в преступление.

41
Наложница графа при удобном случае старалась быть среди прислуги
Её сиятельства, графини Урсулы, чтобы, как можно, больше знать об
этой гордой итальянской разлучнице. Конечно же, она стала шпионить за
графиней, подслушивая разговоры с Эржебет с той целью, чтобы потом
передавать собранные сведения своему сиятельному любовнику. Но добиться
этих целей
удавалось очень легко. Оршоя во всём доверяла и брала её на
прогулку вместе с Эржебет. Завистница Эба забрасывала Его сиятельство
услышанными сплетнями, и графская злоба росла
на жену с каждым днём и часом, всё больше и яростнее.
Живя в замке Синглипент, Оршоя искала поддержки, даже у горничных,
чтобы хоть как-то скрасить своё одиночество. Одной из таких
«утешительниц» стала
Эба. Уподобляясь «бактрийской» эфе, вползла в доверие к молодой
госпоже. В своей чёрной душе
копила яд всецелой ненависти, готовясь смертельно ужалить и погубить
соперницу. Всячески старалась и Урсуле поведать какую-нибудь сплетню о
её супруге.
Оршоя выслушивала сплетни, но по поводу измены графа не принимала
близко к
сердцу, по сути, они её не трогали, как женщину, а вот как жену Его
сиятельства доставали до самых тонких струн, неповинной ни в чём, души.
Урсула не по годам была умна и мудра, но по своей доброте не
осознавала, что невольно пригрела на
груди опаснейшую змею…
Красавицей Эбу никак не назвать, но что-то дьявольское привлекло
графа к этой девушке. Может быть, то, что умела преподнести себя очень
искусно, интуитивно научившись понимать интимные желания
противоположного пола.
После бегства жены из замка, у Добиаша созрел план, как уничтожить
графиню. И это он предложил сделать своей «рабыне любви», дабы отравить
соперницу, но потом, подумав, что женщине опасно доверять такое серьёзное
дело, приняв решение, поменять планы мести и убийства.

И опять наступала весна, юная и свежая, как молоденькая девушка!
Голосами сотен прилетающих птиц она запела торжественную веснянку.
Праздничному хору пернатых уже начала подпевать сама природа. Снег
почти растаял, лишь кое-где блестел грязными пятнами на фоне чернеющих
прогалин.

42
Воздух наполнился свежестью и ароматом только что пробудившихся сил
природы, вот-вот на деревьях распустятся почки, а ещё в обнажённых кустах
малинника запоёт своих песен завораживающий мотив, иволга.
Просыпающиеся реки и озёра снова станут преломлять через свою синеокую
гладь тёплые и весенние лучи солнца, уже начавшие ласкать отражённым
светом глаз обывателя. Ещё немного и весна найдет себе новый путь, шире
первого. Здесь она повстречает первые ростки полевой травы и цветов,
первые побеги листочков на деревьях и кустарниках, сияющих
перламутровой чистотой.
В предместьях замка Синглипент весна наступила броско и ярко.
Щедрыми красками раскрасила угрюмо торчащую из земли мрачную толщу
каменных стен вокруг замка. Воскресающая к новой жизни природа,
казалось, будто бы, так и протестовала против серого убожества внешнего
вида крепости. Она внушала необъяснимый страх проезжему путнику,
желавшему, как можно скорее проехать мимо, не попадая на глаза её
обитателям.
Перед ранней посевной крестьяне устраивали весёлый праздник –
Фаршинг – эдакое подобие славянской Масленицы.
Согласно древней традиции, необходимо было выбрать короля
Фаршинга. Обычно им становился крупный феодал, которому принадлежала
та или иная область венгерской земли. Без его участия невозможно открыть и
начать сам праздник. Ему необходимо было явиться к назначенному месту
проведения карнавала переодетым до неузнаваемости.
Разумеется, в нашем случае, таковым стал граф Добиаш Ракоци.
Крестьяне, ничего не подозревавшие, радушно приняли своего
карнавального короля. Но когда увидели его бросившимся в их толпу, да ещё
в нетрезвом виде, сначала обеспокоились за его душевное состояние, но
после разобрались в причине такого вызывающего поведения.
- Его сиятельство не справились с Её сиятельством… – говорил, один из
мужичков, тяжело вздыхая.
- Эх, Андраш, Андраш! Ты ещё слишком молод и многих вещей просто не
понимаешь…
- Можно подумать, ты всё понимаешь! – проворчал другой.
- Кабы в нашей жизни было всё так легко и просто, мы бы с тобой не в
этих лачугах ютились…
- Ты хочешь, сказать, жили бы, как господа наши? А кто же тогда, по-
твоему, будет землю вспахивать и засеивать?
- Молчишь? То это – и оно…
Пьяного графа в связанном виде доставили на подводах в графский замок.
Он же всю дорогу болтал что-то бессвязное, рыдал, как мальчишка, пытался
угрожать расправой…

43

II часть
По стране во всю силу ходили слухи о близкой войне с турками. Все
прекрасно понимали, что для венгров и Венгрии это означало бы полный
крах и абсолютное уничтожение. Также и понимали, что королевская власть
слаба, а помощи извне ждать не придётся.
Полная надежд на высшую справедливость, королева Гизелла прибыла в
Париж. Вместе с ней прибыла и её первая статс-дама, Урсула, графиня
Ракоци. А её обворожительная внешность и тут не нашла себе покоя. Кто
только ни засматривался на эту дивную красу молодости. Герцог де`Гиз
одним из первых сделал комплимент:
- Давненько наш Парис не лицезрел красу Элен Эполийской!
- Не старайтесь, Ваша светлость! – успела возразить венгерская королева, –
Графиня Ракоци замужем!
- Святые небеса! Как жаль! Ах, как жаль!
- Я слышала, герцог, что Вы разделяете исповедание еретика Кальвина, а
графиня Оршоя – добрая католичка, мало того, она восприемница от купели
самого святейшего отца…
- Осмелюсь возразить Вашему величеству. Читая святое Евангелие, я узнал
мнение самого Господа Христа, говорящего нам, чтобы мы не называли
никого отцом, кроме Отца Небесного...
- Вы забываетесь, Анри! Я – не ровня Вам, и не Вам меня учить или
наставлять в Слове Божием, для этого у меня хватает учителей и наставников
римской веры! Потрудитесь донести моему августейшему кузену о моём
прибытии ко двору Его величества.
- Слушаюсь, Ваше величество! Сегодня же отправлю курьера о сем
радостном известии в Версаль…
- Версаль?! Так почему Вы сразу ни известили Его величество о моём
прибытии??!!
- Видите ли, Его величество и Ваш кузен, Франциск, не были
предварительно извещены о Вашем визите! Его величество занят
грандиозным строительством в Версале, работает огромное число
мастеровых, художников, зодчих, выписанных из-за границы. Прибыл сам
знаменитый Леонардо…
- Ваша светлость! Мы вместе со свитой очень благодарны Вам за
оказанный приём и почести, будем признательны Вашей милости ещё
больше, если соблаговолите предоставить нам небольшой отдых. Дорога
была длинной и немного утомительной. Не откажите же Вы в такой
любезности, тем более дамам??
- Что Вы, Ваше величество, никак не смею! Жером! Проводи Их
величество в покои для гостей и распорядись, чтобы принесли всё
необходимое для столь высоких гостей!
Слуга сделал кивок головой и спешно удалился. Королева Венгрии со
свитой заняли апартаменты левого крыла Луврского замка, в бывших покоях

44

Людовика благочестивого.
Гизелла вошла под арочный свод невысокого помещения, где стены
были обиты сукном слабого сиреневого цвета, на котором красовались
золотистым оттиском королевские лилии. В латунных канделябрах слабо
потрескивали свечи огромных размеров. Вскоре к ним вошли две
горничные, принеся тазы и кувшины с водой, провансальское мыло,
сваренное с настоем полевого шалфея, склянки с духами и коробочки с
притираниями и прочую косметическую утварь тех эпох.
Примерно через час они услышали грохот колес, стучащих по замковой
мостовой и цокот лошадиных копыт. То и дело сторожевые герольды
выкрикивали одну и ту же фразу:
- Его величество, Франсуа, король обеих Нормандий, Блуа, графств
Артуа, Иль де Франс, Шампани и Клермона ,великих герцогств Бургундии,
Дофине и Бурбоне…
Далее следовал ещё целый ряд титулов связанных с не так давно
завершившимися крестовыми походами, потом ещё один ряд титулов,
присвоенных от имени римской церкви.
За это время королевские горничные совместно со свитой королевы
венгерской и паннонской успели сменить путевой наряд Её величества на
роскошный туалет в соответствие придворной парижской моде этих лет.
Последние приготовления были выполнены, и в тронный зал короля
Франции изящной походкой вошла Гизелла во всём блеске и величии.
Она не забыла за годы проживания в Венгрии правила французского
придворного этикета, и выполнила реверанс с точностью французской
аристократки, никогда не покидавшей придворную жизнь.
- Дорогая кузина! – заговорил льстивым тоном Франциск, – живя на
чужбине, Ваша прелестная красота засияла, пуще прежнего!!
- Безмерно благодарна Вашему величеству, за оказанную честь.
Приношу Вам свои соболезнования по поводу нашего внезапного приезда. Я
хотела бы просить Ваше величество об аудиенции наедине.
- Я обязательно приму Вас на днях в моей библиотеке, а сейчас, первая
сарабанда к Вашему приглашению, милейшая кузина…
Тут заиграла музыка грустной, но торжественной сарабанды. Король
Франции с королевой Венгрии образовали первую танцующую пару, при
этом их диалог продолжался.
- Дорогая кузина! Жизнь в Эстергоме не лишила Вас памяти и умений
Парижского этикета!
- Любезный кузен! Мои умения ничто в сравнении с Вашими
утончёнными манерами и изяществом в танце. Должна признаться, Его
величеству, Лайошу, не сравниться ни с Вашим умом, ни с великолепием, ни
со всем блеском французского двора! Ваши поданные должны быть
счастливы, что у них такой король!
- Говорите, что не терпите лесть, а сами льстите мне. Вас трудно понять,
дорогая…

45
- Однако помните, ещё в детстве, во время нашего семейного визита к
архиепископу Реймскому, как Ваше величество пытались подставить мне
ножку во время танца?
- Ещё бы не помнить! В отместку, Вы незаметно для всех сотрапезников,
всыпали в мою тарелку, целую солонку соли…
Музыка сарабанды закончилась. Дамы присели в глубоком реверансе.
Довольные кавалеры развели своих дам к их местам.
Вдруг, в руке королевы Гизеллы мелькнуло что-то белое. Франциск
незаметно сунул записку внутрь нарукавного манжета. Когда же окончился
дворцовый приём в честь прибытия королевы Венгрии, в гостевые покои
прибыл камердинер короля и потребовал незамедлительного визита Гизеллы
к королю Франции.
- Кузина! – и Франциск стал метаться из угла в угол, – Вместе с мужем,
вы требуете от меня невыполнимого! Я не могу предоставить Венгрии
военную помощь, когда у самого за плечами находится не одна, а сразу две
войны!!
- Франсуа! Поверьте! Если под натиском двух или трёхмиллионной армии
османов будет уничтожено Венгерское королевство, Вам уже не придётся
вести никаких внутренних или внешних европейских войн. В лучшем случае,
Вы станете смотрителем и главным евнухом очередного гарема, но не в
Константинополе, а в Париже!!
- Не смотрите на меня таким пронзительным взглядом! Мы подумаем,
посовещаемся…Да поймите же, наконец, если вся эта гугенотская Фронда,
пойдёт на уступки, опустит оружие, во главе с этими де` Гиз-ами, только
тогда я смогу выделить Вашей стране какие-то войска…
- Будь по-вашему, Франсуа, но ровно через три дня Вы должны дать свой
ответ.
Гизелла энергично покинула французского короля, вся в гневе и
раздражении.
Франциск в измождении опустился в своё кресло. В это же время из-за
ширмы вышел папский легат, произнёсший приглушённо:
- Не понравится всё это Его святейшеству! Как же не понравится!

Те три дня, в течение которых король Франциск обещал венгерской
королеве решить проблему предоставления военной помощи их Венгерскому
королевству, прошли, как один день.

46
На следующий день, после приватного разговора короля с королевой
Венгрии, Гизеллой, она встретилась с королевой Франции по имени Клод.
Между ними произошёл разговор следующего содержания, во время одной
из послеобеденных прогулок.
- Дорогая кузина! Как Вы думаете, легко ли быть королевой?
- Что Вам сказать на это, дорогая Габриэлла? Однажды, взяв нас в
жёны, наши мужья считают, что у них есть все права, распоряжаться нами
только по-своему усмотрению…После рождения наших двух первенцев, Его
величество – редкий гость в моей спальне. Теперь он больше предпочитает
получать супружеские радости от наших фрейлин…
- А как же Вы, дорогая?!
- Мне достаются жалкие крохи Его внимания, но я не жалуюсь. Господь
подарил мне двух славных малюток…Я обратила внимание на Вашу
фрейлину, её, кажется, зовут Урсула. Она совершенно не похожа на наших
фрейлин, готовых выполнить прихоти короля по Его первому зову.
- Да, графиня Ракоци, несмотря на свой юный возраст, замужем…
- Не может быть!!
- Ещё как может, любезная Клод. Её муж – граф Добиаш – жестокий и
циничный деспот и развратник, сумел крепко обидеть это ангельски кроткое
существо! Поэтому я и приютила её под свою защиту и охрану от
посягательств обезумевшего графа. Пришлось даже выпросить у Лайоша
королевский указ о назначении графини Ракоци моей первой статс-дамой.
- А что же граф??
- Ему, хоть и озлобленному, а пришлось смириться; как ни как, –
королевский указ!
Тёплый весенний ветер подул им в лицо. Слабая улыбка проскользнула
на их воздушных губах. Они шли навстречу себе и своей судьбе, две
королевы, венценосные особы, но в то же время – две самые земные и
чувственные женщины. Им было интересно друг с другом, как две подруги,
пытались доверить свои сокровенные женские тайны…
Незаметно для собеседниц наступил вечер. Его пряный аромат
располагал к приятным созерцаниям вечерних красот Парижа. Парковые
садовники заканчивали свой трудовой день. Сегодня их стараниями были
намечены ещё две аллеи, по бокам которых они высаживали свежие цветы, и
те клумбы преображались перед глазами самих хозяев.
- Этот новенький букетик лесных фиалок я сорвала только что с клумбы
специально для Вас, любезная Габриэлла! Примите этот скромный подарок в
знак нашей дружбы.
- У меня тоже кое-что припасено на такой случай…
Гизелла вытащила из миниатюрной табакерки золотой перстенёк с
крохотным бриллиантом и протянула его Клод.
- Ваша щедрость безгранична! Он просто восхитителен! Да, кстати…Я
сегодня обязательно встречусь с моим Франсуа. Ожидаемый результат
переговоров не могу гарантировать, но всё зависящее от меня будет сделано.

47
После сказанного, Их величества, заключили друг друга в объятия и,
призвав к себе прислугу, разошлись, каждая в свою сторону…
 

Прошли ещё два года. Венгерский король и турецкий султан выжидали
очередной повод к началу военных действий. Формально война была
объявлена ещё два года назад, но, ни та, ни другая сторона не решалась
пойти на противника первой.
Дипломатическая миссия венгерской королевы во Франции потерпела
неудачу. Королевский совет принял решение не вмешиваться в назревший
конфликт между Венгрией и Турцией.
Римский папа продолжал устраивать в Латеранском дворце бесконечные
карнавалы и политикой почти не занимался. Католические монархи,
обеспокоенные сложившимся в мире положением, грозившим истреблением
христианской Европы, готовили против этого папы один заговор за другим,
не жалея золота на подкуп кардиналов и иных заговорщиков. Смерть папы
наступила первого декабря 1521 года внезапно. Его даже не успели
соборовать, и поэтому ходили слухи об отравлении.
В течение следующего года на папском престоле оказался человек
невежественный и жестокий инквизитор. Его смерть не вызвала у Римских
граждан ничего другого, кроме веселья…
Наконец, 19 ноября 1523 года на папский престол воссел очередной
представитель флорентийского рода Медичи, под именем Климента VII.
Ему было суждено провалить всю европейскую внешнюю политику! И,
если бы ни своевременная консолидация сил католических монархов Европы,
сумевшим создать антитурецкую коалицию государств, мы бы сегодня уже
слышали ни звон христианских колоколен, а голошение муэдзина с высокого
минарета и в Риме, и в Париже, и даже в Копенгагене, и в Стокгольме…

Супружеская чета графов Ракоци так и не сумела восстановить свои
отношения. Несчастная Урсула вздрагивала всем телом только при одном
напоминании ей со стороны имени своего «драгоценного» мужа. Он же, в
свою очередь дико раздражался, изрыгая из себя самые последние
ругательства, когда Оршоя приступала к своим обязанностям первой статс-
дамы при особе венгерской королевы.
Прежде, чем приложиться к горячительному, Добиаш устраивал
публичную экзекуцию не важно, кому, будь то простой конюх, замковая
горничная или простой сельский пахарь.

48
Падре Морис не знал, как и какими средствами увещевать, теряющего
день ото дня человеческий облик, графа! Опасаясь гнева Его сиятельства.
Добиаш, в свою очередь, стал избегать своего духовника. После каждой
следующей попойки, укладывался в постель и давай требовать к себе
повышенного внимания.
Начинал день с того, что раскрыв окна спальни, открывал пальбу из
своих походных пистолей. Потом требовал завтрак в спальню, который
обязательно должна была принести Эба. Она была вне себя от счастья, в эти
минуты и часы ощущала себя хозяйкой. Ей так и хотелось прокричать кому-
нибудь приказ, нанести удар по лицу тем же людям, с которыми она вместе
служила в замке.
Но вынуждена была сдерживать себя, ибо понимала, что её мечте – стать
законной женой графа Добиаша – никогда не сбыться. Тогда она приходила в
ярость от своего бессилия, но её озлобленность при этом только возрастала.
Иногда ей казалось, что ради своих амбиций готова объявить войну всему
белому свету…При этом, в тайне души, ненавидела и самого своего
любовника, не говоря об остальных. Добиаш питал те же чувства и к ней, что
и она испытывала к нему, но тщательно их скрывал.
- Мой господин, я принесла Ваш завтрак, – заговорила она тоном
голодной лисы, нисколько его не смущаясь.
- Поставь на треножник…
Эба, молча, повиновалась, но смотрела на него своим похотливым
взглядом, давая понять, что она в любое время дня и ночи готова выполнить
любые его интимные притязания. Вот и в этот раз, приношение завтрака
мнимому больному, было только поводом, своего рода условным знаком…
После удовлетворения обоюдной похоти, между любовниками состоялся
разговор. Первым заговорил граф:
- Ты видно, как и я, не веришь в поповские сказки про чудеса и загробную
жизнь?
- Нет, не верю!! И в бога тоже не верю, если бы он был тем и таким, как о
нём вещают аббаты и канонники, таким, как мы, было бы несдобровать…
- Ты наверно мечтаешь, что в будущем сможешь занять место Оршои.
- Хоть я и простолюдинка, Ваше сиятельство, но не настолько глупа, как
кажется со стороны…
- Тогда зачем тебе всё это?
- То, что Ваша жена отвергла Вас, получив даром и незаслуженно, где же
тогда справедливость??!!
- Да. Для служанки ты слишком умна! Так помоги мне избавиться раз и
навсегда от моей холодной гордячки, от этой кичливой итальянки,
возомнившей себя новой Дианой!
- Что я должна сделать? Убить её, но каким способом?!
- Ты же умная, придумай!
- Она очень любит этот странный напиток, плохо помню его название.
Кажется, кабэ?

49

- Неверно назвала…
- А как правильно будет?
- Правильное его название – кофэ. Его привезли из Африки португальцы
тридцать лет назад.
- Я знаю, что она очень любит фруктовые напитки…
- Ты решила её отравить?
- Да. Но у меня есть одно препятствие.
- Какое же?
- Эта старая корова, Эржебет, уже заподозрила меня в неприязни к Вашей
жене, ходит за мной по пятам!
- Послушай, Эба! Если тебе удастся убрать с нашей дороги их обеих, я тебя
сделаю первой дамой моего замка. Сама понимаешь…
- Понимаю, мне графиней не стать…А Вы позволите поступать с ними, как
захочу?
- Весь замок будет в твоём распоряжении!

И опять наступила осень. На тот год она не была такой тёплой, как в
прежние годы. Рано пошли дожди, дороги размыло. Ездить из Эстергома в
Синглипент стало почти не возможно. Урсула уже около месяца не
появлялась там. На душе было тяжело от непонятного ей предчувствия. Она
понимала, что появись она сейчас дома, ей пришлось далеко не комфортно,
что муж, будучи в остервенелом состоянии, способен на всё, до самого
омерзительного поступка. Он никогда не испытывал к ней ни капли
серьёзного отношения, не говоря уже об уважении, тем более любви.
В состоянии личной безопасности Урсула чувствовала себя, только возле
королевской особы, Её величества, Гизеллы. По прошествии длительного
времени, зарекомендовав себя преданным человеком, умеющим хранить
тайны и молчание, королева доверила ей самое сокровенное – личную почту.
- Оршоя! Вы подготовили мне письма моего брата к римскому отцу? В том
виде, в котором они написаны, их показывать Его величеству нельзя…
- Да, Ваше величество, я всё сделала так, как Вы меня просили…
- Подайте пару писем, я их посмотрю ещё раз…Нет, здесь надо вычистить
и переписать, в том виде, в котором написано, мне стыдно показывать их
супругу…тем более Его святейшеству…Я удивлена другим, мы с Вами уже,
как три года вместе, а я ни разу не слышала из Ваших уст рассказ об
Италии…
- Но о чём именно??
- Меня интересуют ни климат, ни нравы, ни достопримечательности.
- А что же тогда? – переспросила Урсула растерянным тоном.

50

- Его святейшество…Ведь, Вы, как ни как, а – его восприемница…
- К сожалению, Ваше королевское величество, я его почти не знаю, хоть он
и крестил меня совсем ребёнком. В возрасте одиннадцати лет была пару раз
на его Мессе, он тогда ещё не был папой, а только кардиналом. Но даже
тогда у меня к нему было чувство необъяснимого страха и недоверия.
Каждый раз, когда ловила его случайный взгляд в мою сторону, то
покрывалась краской стыда и прятала глаза. В конце Мессы они пошли с
дьяконом раздавать святое причастие. Тут я увидела его руки, маленькие,
пухлые, больше похожие на что-то сдобное из теста…Он уже снял перчатки.
По правде сказать, увиденное мной, не вызвало у меня чувства брезгливости
или отвращения. Но одно поняла точно, мне никогда не захотелось бы иметь
с ним никакого личного дела.
- Очень интересный рассказ. Продолжай! – успела вставить слово Гизелла.
Тогда Урсула продолжила:
- Но больше всего меня поразили его перстни! Один был огромен с
рубином, другой чуть меньше, но уже с корундом, а на пальцах левой руки
увидела ещё три золотых перстня: с алмазом, сапфиром и карбункулом…
- А где это Вы, графиня, так хорошо научилась разбираться в
драгоценностях?
- Рядом с нашим домом, где и жила моя семья, по соседству жил старый
еврей. Он был ювелиром. Частенько приглашал меня в свою лавку. Своих
детей у него не было, вот он и научил меня разбираться в золоте и прочих
драгоценностях.
- Моя дорогая Оршоя! Вы не можете себе вообразить насколько
интересные и, главное, нужные сведения мне сообщили… – и Гизелла
заглянула в глаза Её сиятельства таким пронзительным взглядом, что той
стало не по себе, – Хотите, милая, открою Вам государственную тайну??
- Господь с Вами, Ваше величество! – вскрикнула от неожиданности
графиня.
- Хотя, если подумать, как следует, не такая она сегодня и тайна…
- Слушаю Вас…
- Наша страна на краю гибели! Со дня на день миллионная турецкая армия
по первому приказу султана готова выступить против нас. В скором времени
буду уговаривать Лайоша, тайно покинуть страну всем королевским
семейством. Но, если он и не захочет, я покину страну одна вместе с дочерью
не важно куда: В Рим или Париж, даже может статься – и в Мадрид… Не дам
надругаться над собой и моим ребёнком этим звероподобным магометанам.
Из любви и уважения к Вам, графиня предлагаю совместное бегство.
Урсула в первую минуту растерялась, но придя в себя, спросила:
- Я недолго подумаю…Вы ведь не станете возражать?
- Нет, не стану, но много времени на раздумье не дам! Решайтесь!
- Сколько же времени Вы даёте мне на раздумье?
- Не больше, чем через три дня, на этом самом месте я должна принять Ваш
ответ, графиня. Вы можете быть свободны…

51
В мучительном ожидании прошли три осенних дня для Её величества.
Король Лайош всё реже и реже приходил в её апартаменты, а его
осведомители доносили тревожные новости о готовящемся втайне от него
бегстве его супруги и королевы заграницу. Он молча выслушивал каждое
донесение, но никаких мер не принимал. Вот и теперь, погрузившись в своё
внутреннее я, вёл мысленный диалог с самим собой: «Зачем мне всё это? К
чему? Всё рушится на глазах. Я день за днём теряю власть мою и её силу! А
может мне добровольно отправиться к султану лично без свиты и охраны?
Всё же моя гибель, если и не спасёт страну, то обязательно отсрочит её. А
может мне это только кажется и Сулейман в который раз примет хороший
откуп? Пожалуй нет! Нет и ещё раз нет…А что, если…». Тут его мысль
оборвалась. Лайош приподнялся и двумя ударами в колокольце вызвал
прислугу:
- Как тебя зовут?
- Жак, Ваше величество, Жак Лесюэр…
- Ты – француз?
- Да, мой король!
- Я понял! Тебя привезла среди прочей свиты моя обворожительная
Гизелла, Её величество?!
- Именно так, мой король!
- А почему я до сих пор не видел тебя среди прочей прислуги?
- Главный дворцовый смотритель сказал, что Ваш личный камердинер –
Иштван – захворал, прислали меня…
- Вот, что, любезный, ты должен организовать мне срочную встречу с Его
высокопреосвященством, кардиналом Габором.
- Требуй у него срочного визита к королю, даже, если для этого
потребуется поднять его с постели.
- Слушаюсь, Ваше величество! Непременно всё будет в точности
исполнено!

Через три часа кардинал Габор уже находился в моленной короля.
Лайош тепло принял Его преосвященство.
- К Вашим услугам, Ваше величество! Думаю, что не ошибусь, если
предположу, что Вы вызвали меня по очень срочному государственному
делу, возможно чрезвычайно секретному.

52
- Вы почти угадали, Ваше преосвященство! Речь действительно пойдёт о
сверх важном государственном деле…
- Позвольте спросить, о каком же?
- Об отречении от трона….
- Йезус-Мария!!! – прелат подскочил от неожиданности и стал судорожно
креститься. – Зачем же так?? Ваше драгоценное Величество. Понимаю
вполне ваше душевное состояние, но, если Вы сейчас отречётесь от трона,
погибнет не только Ваша династия, но и вся страна, народ и наша вера!!
- Успокойтесь, Ваше преосвященство! Нашу веру охраняет сам Бог, и Вы
это знаете лучше меня. Я вызвал Вас не ради богословских словопрений, а
узнать, имею ли я право принять монашество после отречения от власти. И
мне нужен Ваш совет, кому по Вашему мнению стоило бы передать власть.
От этого решения и будет зависеть дальнейшая судьба Венгрии, её спасение
и будущее…
Кардинал хотел было возразить королю, но растерялся, пауза
затянулась…Инициативу в разговоре подхватил Лайош, заговорив первым:
- Скажите, Ваше преосвященство, а кем были Ваши родители?
Монсеньор Габор быстро опомнился и ответил:
- Они были мелко поместными дворянами из Габелуца. В юные годы я
был причётником в нашем местном приходе, потом на меня обратил
внимание наш викарий, аббат Вазлов Йеммеаш и я получил небольшой
приход в соседней деревне, потом – учёба в приорате святого Франциска от
коллегии ордена Иезуса, а епископство получил при прежнем папе…
- Достаточно! Я очень хорошо помню Ваше жизнеописание, хотел
убедиться в Вашем происхождении…Кардинал, именем Бога я, грешный
Лайош II Яггелон, слагаю с себя символы королевской власти… – он не
успел закончить высокопарный обет, как прелат окриком прервал его.
- Ваше величество, немедленно остановитесь!! Я заклинаю именем Бога!
Король опомнился и прекратил оглашать свою клятву.
- Заклинаю именем Бога! – повторился кардинал. – Я не дам Вам
благословения на монашество, пока Вы не пройдёте полностью процедуру
отрешения от власти через парламент. Его святейшество – папа, после
назначения меня на должность легата и нунция, предстоятелем Венгерской
церкви, дал мне очень конкретные наставления в отношении управления не
только церковью Божией, но и, чтобы я надзирал за исполнением
государственного Закона. А пока вынужден покинуть Вас, Ваше величество!!
Его преосвященство во мгновение ока «выбежал» из королевской
моленной, внизу его ожидал экипаж, на котором он поспешно и уехал в свою
резиденцию.
53
- Если мы правильно поняли Вас, Ваше величество – начал прения князь
Эстергази, – Вы вполне сознательно, совершенно добровольно и без какого-
либо принуждения со стороны, приняли решение об отречении от престола!
Ваш ответ должен содержать одно слово из двух – либо да, либо – нет.
- Осмелюсь заявить – «да!»
По тронному залу прокатилась резкая волна гневного возбуждения,
однако, вовремя взявший слово, главный казначей королевства, граф
Меттерних сумел восстановить порядок в высшем совете:
- Ваше королевское величество, позвольте мне напомнить Вам один из
главных законов нашего королевства, а именно, он гласит следующее: «ни во
время неурожая или голода, ни во время наводнений, иных бед или в
опасности вторжения врага в страну, монарху и верховному сюзерену не
подобает оставлять своего правления. А, если же, против желания народа,
воли государственного совета и помышления Божия таковой станет
упорствовать в нежелании, возглавить государство, его преданные вассалы
освобождаются от присяги своему сюзерену. Сам монарх должен предстать
перед судом церкви и народа, как изменник и вероотступник».
- Я, Лайош II Яггелон, верховный сюзерен королевства венгров и
мадьяров, защитник веры и народа, подтверждаю и утверждаю мою присягу
на верность Богу, дворянству и венгерскому народу, не выпускать из своих
рук меч, карающий врагов короны и церкви.
Король сошёл со своего тронного места, подойдя к аналою с Библией и
крестом, снял корону и опустился перед аналоем на левое колено. Отчётливо
произнёс во всеуслышание молитву на латыни «Ave verum corpus…»,
поцеловав пожелтевшие от времени листы раскрытой перед ним Библии.
Изумлённые аристократы и дворяне опустились, как один на колени,
повторяя слова церковной присяги, которую с услаждением произносил
кардинал Габор, растягивающий каждое слово…
Его величество понял, что не пойди он на этот шаг, в лучшем случае его
бы ожидали эшафот, виселица и палач. Понимал всю горечь необратимости
своего поступка, но отступать назад было просто бессмысленно. Он выбрал
смерть героя нации на поле боя в противовес казни государственного
преступника.

- И Вы, дражайшая моя супруга, сделали свой выбор на бегстве из
страны…Нет, помилуйте! Вас не осуждаю, ведь спасете себя ради нашей
малышки, – и Лайош нежно обнял маленькую Бланку, посадив на колени.
Гизелла зарыдала, уткнувшись лицом в его камзол, понимая, что больше
никогда не увидит отца своей единственной дочери. Плач резко прервался,
она подняла лицо и ещё раз посмотрела в глаза мужа. В них она прочитала

54
стойкость и мужество перед лицом неминуемой смерти, одновременно боль
и отчаяние любящего отца и человека.
- В какую страну надумали ехать?
- В Испанию…
- Опять к Габсбургам!
- Ну не отправиться же нам в еретическую Англию, где нас просто
изживут?
- Я напишу письмо в Португалию, Его величеству Жуану. Он – добрый
христианин и обязательно поможет вам.
- Но Вы не владеете португальским!
- Напишу по-латыни. Наслышан о его глоссах, но не на испанском, а на
латыни…
- Все вещи уложены! Но перед отъездом хочу попрощаться с графиней
Ракоци.
- Конечно! Она должно быть у себя…
- Дорогой, выполните, пожалуйста, мою последнюю просьбу!
- Какую же?
- Не позволяйте графине Оршое возвращение в замок Синглипент. Вы –
король и это в Вашей власти!
- Увы, моя дорогая, хотя я – и король, но приказать ей не возвращаться к
законному мужу не имею права…Пусть сама сделает свой выбор!
Гизелла надела мантилью и отправилась прощаться с Урсулой навсегда.
- Графиня! Вы – у себя? Можно к Вам?
- О, да, Ваше величество, ведь не я – королева, а – Вы…
- Я пришла попрощаться с Вами, Оршоя. Умоляю Вас всеми святыми, не
возвращайтесь в замок мужа…
- Но это – мой долг, Ваше величество. Долг! Его величеству тоже
пришлось исполнять свой государственный долг…
- Прощайте же, милая! – они по-дружески обнялись.
- Храни Вас Бог! – произнесла Урсула. – Берегите Бланку!
- И пусть Он хранит и Вас, моя дорогая графиня! Помните о нас!! У
человека можно отнять всё, кроме памяти…

В жизни любого человека бывают моменты, когда ему хочется полного
уединения. Оставаясь наедине с самим собой, он не столько даёт отдых своей
душе, сколько приводит свои душевные силы в максимальное напряжение.
Этот период в жизни каждого из нас мы называем новым её этапом,
приводящий к качественным изменениям. Переосмысливаем абсолютно всё в
себе, людях, окружающей действительности. Стараясь избавиться от всего
негативного, иногда не замечаем, как, наоборот, поневоле его привлекаем в

55
свою жизнь. И чем больше стараемся от него избавиться, тем он всё больше и
больше покоряет и наши мысли, и дела, и образ самой жизни. Иной человек,
запутываясь в тенетах собственных обстоятельств и чувств, теряет над собой
контроль самоограничения, помогающий ему сохранять душевное
равновесие и покой, чистый разум, светлый ум, незапачканную грехом и
фальшью совесть. Иной только становится лучше, добрее и милосерднее. Он
не может равнодушно смотреть на боль и горе других людей. В нём
просыпается чувство ответственности и за собственную жизнь, и за судьбу
ближних, сознание того, что он тоже вносит частичку собственного участия
не только в историю своей страны и своего народа, но во всеобщий
исторический процесс…
Но, увы, главный герой нашего повествования, Его сиятельство, граф
Добиаш Гонзас Ракоци не представлял собой пример такой личности. Он не
знал в своей жизни таких чувств, как сострадание и милосердие, доброта и
отзывчивость, искренность и честность. В нём были положительные чувства,
например, долга и ответственности за другого человека, но в основе этих
чувств лежало совсем иное отношение. Им двигало чувство досады и
собственного превосходства, крайний максимализм и эгоизм не только в
отношении других людей, но и самого себя!
Рано оставшись без родителей, недополучил ни материнской ласки, ни
отцовского тепла. Рос под присмотром своей кормилицы Эржебет и старшего
смотрителя замка Золтана.
Однажды, когда ему было одиннадцать лет, в нём проявилась главная
черта его характера – садистская жесткость.
В нескольких верстах от их родового замка располагались небольшая
деревенька и ферма. Гуляя со своими сверстниками, забрели к полдню на
ферму. Добиаш увидел, что в колесо с лопастями водяной мельницы попал
молоденький котёнок. Он хохотал от чувства садисткой радости, когда
заработавшие лопасти мельницы потянули котёнка в свои жернова. Те дети,
которые хотели спасти котёнка, ринулись спасать несчастного, юный граф
выкриком приказал им немедленно остановиться, а, если не остановятся, то
по его приказу будут немедленно раздеты и выпороты розгами в присутствии
всех!
Другой отрицательной чертой его характера было скряжничество и
стяжательство! Достигши пятнадцатилетнего возраста, потребовал от
управляющего имуществом и финансами, барона Яноша Пепелуци, полный
финансовый отчёт за те годы, когда сам граф был ещё ребёнком. Барон
представил подробный отчёт об управлении имением, но юный граф нашёл
повод к дискредитации деятельности своего управляющего.
Отыскал, якобы расписки и заёмные векселя одного еврейского
ростовщика, в которых указывалась сумма во много раз превышавшая сумму
самого займа…Это был повод к обвинению Пепелуци в казнокрадстве.
Добиаш осудил беднягу личным судом, без привлечения суда церковного и
заседания коллегии королевских прокуроров. Он вынес самолично приговор

56
к смертной казни управляющего. Приговор был немедленно приведён в
исполнение. Барон Янош был повешен на воротах собственного дома. Когда
же дело дошло до суда королевских прокуроров и против графа Ракоци
готовилось обвинение в предумышленном убийстве с целью устрашения
своих поданных, он просто откупился при помощи очень крупных взяток…
Уже в этом возрасте в его характере проявились черты мнительности и
подозрительности к своему окружению. Боялся заговоров и отравлений. С
прислугой обходился крайне грубо и бесцеремонно. Часто любил проводить
экзекуции лично, не скрывая наслаждения от мучений своих жертв. Одного
крестьянина запытал до смертельного исхода только за то, что тот, без
разрешения управляющего взял графскую лошадь, на время, для личных
хозяйственных нужд.
Когда он получил приглашение на самое первое в своей жизни заседание
королевского совета, привёз в столицу двух крестьян, вздумав их продать в
рабство, возомнив себя древнеримским патрицием… Несмотря на
комичность данной ситуации, молодому графу пришлось заплатить штраф в
королевскую казну за самоуправство.
К религии был равнодушен, церковь презирал, в Бога не верил…А в
кругу своих друзей, дворян такого же поведения и мировоззрения, любил
устраивать домашние спектакли на библейские сюжеты, но при этом их
пародируя и высмеивая да ещё и в издевательском тоне.
Одним словом, в результате, складывался портрет самого настоящего
морального чудовища «благородного» происхождения.
Урсула Вероника была его совершеннейшим антиподом! Атмосфера,
вырастившая её, как ни как, идеально подходила к складу её ума и
характера. Скромность и застенчивость удивительно гармонично создавали в
её облике образ прекрасной девы, хрупкой, ранимой, изумительно кроткой,
готовой всегда уступить близкому к ней человеку, вели её к жизни светлой и
безмятежной.
На деле же всё оказалось совершенно не так.
Но тогда, ещё за несколько лет до замужества, её иллюзия, не позволяла
мыслить объективно и обстоятельно, главное, по существу. Она только
начинала взрослеть, сознавая, что она живёт в этом мире не просто так, а эта
жизнь для кого-то нужна и должна привнести в него что-то новое, светлое и
хорошее.
Это светлое и хорошее нашла в религии. Её сознанием полностью
овладел Иисус. Своё мягкое, нежное сердце отворила Ему давно, в далёкие
детские годы, переполненные созерцанием себя, своей души, лёгкой, как
сама пушинка. С силой своей детской, можно сказать, святой наивности,
девятилетняя девочка вела и мысленные разговоры, и вслух, убеждая
Господа смиловаться над тем или иным, случайно надломленным цветком
хризантемы.
После долгих и продолжительных уговоров Бога исцелить «больной»
цветочек, брала его с собой в кровать, рассказывая придуманную ею сказку.

57

Урсула верила, что на утро найдёт цветочек в полном здравии.
Как-то, находясь со своей кормилицей на прогулке по родительскому
саду, заметила птенчика, выпавшего из гнезда. Отчаянно долго плакала, всё
же пытаясь каким-нибудь способом посадить обратно в гнёздышко, на что
добрая женщина ей сказала:
- Не старайтесь, милая госпожа, ему уже ничем не поможешь…
- А Бог сможет?
- И Он не сможет…
- Почему??!!
- Не знаю, госпожа, спросите об этом нашего падре.
В первый же наступивший воскресный день, Урсула, незаметно для всех
обитателей родительского дома, пришла рано к дому падре Джованни…
Священник был крайне изумлён, увидев дочь сеньора их провинции,
стоящей на пороге его дома, умолявшей принять её исповедь. Отец канонник
сначала подумал отказать ей в раннем визите, но, внезапно передумал и
пустил непрошенную гостью в дом.
Он быстро переоблачился в богослужебное и, держа в одной руке
Требник, хотел было начать исповедь, как настоящее церковное Таинство, но
опять неведомая сила остановила его…
Их беседа была долгой.
Когда же они закончили, глаза падре светились слезами восторга и
воодушевления!
- Йезус-Мария!! За последние восемь лет моего служения в этом приходе,
не встречал я подобной ангельской души.
Он бережно взял отроковицу за её ручонку, повёл в церковь:
- Не бойся меня, святое дитя, Господь ждёт тебя …Пойдём же!
- Она с неописуемым восторгом впервые в жизни самостоятельно и
осознанно переступила порог Божия храма.
Тут произошло ещё одно чудо! По наитию свыше падре Джованни
пришла мысль преподать ей святое причастие вне служения Мессы.
- Падре! А почему Вы подаёте мне святое причастие не во время
Служения.
- Дитя! Вы достойны лучшего! Я буду молить нашего Иисуса, чтобы Он
никогда не покидал Вас, где бы Вы ни находились…

Вновь, вот уже в который раз, опустилась на грешную землю Божья
ночь. Она была по-апрельски ласковой и тёплой. Деревья уже не показывали
свою серую наготу, но были одеты в скромные зелёные наряды. Кое-где
можно было услышать пение иволги и соловья. Их дуэт был настолько
умилителен, что людям с хорошим музыкальным вкусом и слухом хотелось б

58
слушать тот концерт до самого позднего утра. И всё же сами ночи ещё были
прохладны. Зима ушла, а настоящее тепло только ожидало своего прихода.
А небо! Его бездонное пространство, казалось, вот-вот развернёт своё
ажурное тёмно-фиолетовое покрывало и, тогда всё вокруг уснёт блаженным
сном и безмятежным. Но это ещё будет. А сейчас наступило время
романтических сумерек, природа притаилась, как бы в ожидании
неизведанного и волшебного чуда. Тихое, еле уловимое, движение ветерка
ласкало зелёные убранства деревьев, как целомудренный юноша прикасается
к своей дважды целомудренной девушке, желая сохранить первое чувство
влюблённости.
Обновлённая и возрождающаяся к новому циклу природа накапливала
эти силы, чтобы встретить летнюю пору во всём великолепии флоры.
Иногда могло показаться, будто и наш замок Синглипент помолодел на
фоне воскресающей природы. Северная сторона замковой стены успела
покрыться солидным слоем мха и лишайника, а черепичное покрытие
замковых крыш, как бы исподволь «смотрело» завистливым взглядом на
соломенные крыши крестьянских хижин. И лишь центральная смотровая
башня старинного замка, видевшая нашествие Батыя и других кочевых орд,
вышедших из потаённых глубин Азии, стояла зловещим великаном,
напоминая своим присутствием те страшные времена…

Предчувствие опасности всё время преследовало Урсулу. Даже, когда
она ненадолго приезжала в ненавистный замок Синглипент, оно не покидало
её ни на минуту. Челядь жалела несчастную госпожу, но старалась не
показывать вида. Не так уже горничные вились возле неё, восхваляя её
красоту, только бедная Эржебет с воплями и криками кидалась в её объятия.
Долго не затихали стоны бедной женщины, она обнимала и ласкала молодую
графиню. Кормилица сквозь плач говорила:
- Моя милая госпожа, я пропадаю в тоске! Ничто мне не мило в этом
замке! Вот только месяцы прошли после Вашего отъезда, а мне они
показались годами.
Граф Добиаш совсем потерял совесть. Мои увещевания на него не
действуют. Скорее бы он ушёл на войну. На что Оршоя ответила:
- Моя милая, нежная Эржебет, я тоже очень скучаю. В моих мыслях не
проходит дня, чтобы не думала о Вас. Но уже вернуться к моему супругу не
могу и не хочу. Те дни, что я прожила в несчастливом замке, казались мне
чудовищными. Об одном молю Бога, чтобы Вы были в полном здравии, а я
что-нибудь для Вас придумаю, не оставлю с этим безжалостным и злым
человеком.

59
В это время графа не было дома, и они спокойно могли поговорить.
Кормилица рассказала Урсуле свои опасения:
- Дорогая моя госпожа Ваша жизнь в опасности. Его сиятельство
замышляет против Вас зло. Я нечаянно подслушала его разговор с приезжим
мужчиной, раннее его я не видела здесь. Они закрылись в покоях, но я нашла
способ подслушать их разговор. Пусть не всё услышала, но поняла самое
главное, что этот человек не зря появился в замке. До меня долетали обрывки
фраз:
- Когда? Всё выполню Ваше сиятельство!
Добиаш отвечал:
- Сделаешь всё как надо, не обижу! Первый план отпадает, слишком
лёгкая смерть. За то, что она сделала со мной, её надо предать мученической
смерти…

Как только Эржебет сообщила о том, что замышляет её ненавистный
супруг, Урсула задумалась, как поступить? Не ездить в замок, вызовет
подозрение и лишние вопросы. И она подумала. В очередной приезд
встретилась с кормилицей и тут же уединилась с ней в своих покоях:
- Милая моя Эржебет, я очень беспокоюсь о вашей безопасности. Я
поговорила с королевой насчёт Вас об убежище в стенах королевского
замка. Всё ей поведала, она прониклась сочувствием к нашему положению.
Но вот уже прошло три месяца, как она покинула пределы нашей страны…
Бедная кормилица кинулась обнимать и целовать руки своей госпожи:
- Моя дорогая графиння, я век не забуду Вашу добродетель.
На что Урсула скромно ответила:
- Моя добрая, Вы столько для меня сделали, Вы мне почти заменили
матушку, мне так её не хватало. Она дарила мне материнское тепло и такое
же тепло я ощущаю от Вас моя дорогая Эржебет.
Благодарная женщина залилась слезами и целовала руки своей
госпожи. А в это время Эба места себе не находила. Она видела, как в замок
въехала карета с графиней, но Его высочества, как назло не было в замке. Он
либо, где-то пьянствовал или охотился с друзьями. Её глодала тайна, почему
только кормилица была у Оршои. Почему её не пригласили тоже в  покои.
Ведь она всё сделала, чтобы влезь в доверие к молодой графине. Эба
терзалась сомнениями:
- Может эта старая лиса, что-то узнала о ней и её связях с графом?
Не находя места, она как бы случайно зашла на территорию покоев
Урсулы. Кормилица почувствовала недоброе и открыв двери позвала её:

60
-Что ты там стоишь, сходи, принеси госпоже чаю или охладительного
напитка.
Эба от неожиданности, чуть не упала в обморок и пролепетала едва
слышно:
- Простите госпожа, что я нарушила Вашу беседу с Эржебет, но я не
решалась зайти. Я уже бегу...
И она стремглав бросилась прочь.
После её бегства, кормилица ещё раз убедилась, что их никто не
подслушивает и, наклоняясь к уху Оршои, тихо сказала:
- Вот, моя несравненная госпожа, Вы сами убедились, что Вас
подстерегает опасность. Не верю я этой горничной, глаза у неё нехорошие,
так и бегают. А, как известно "глаза есть зеркало души". А в её глазах читаю
опасность.
С этого времени кормилица стала неусыпно следить за Эбой. Вроде бы
ничего не случилось, она по -прежнему выходила с графиней и с ней на
прогулку. Дабы усыпить бдительность другой, гуляя в обществе графини и
Эржебет, Эба впитывала каждое слово, не догадываясь, что она давненько
находится под подозрением, осталось только поймать её с поличным.
И такой момент настал.
В последний приезд Оршои, Эржебет решила проверить на какую
подлость способна служанка. После очередной прогулки втроём, кормилица
ласково сказала:
- Милочка, графиня сейчас будет отдыхать, на дворе очень жарко, а ты
постарайся перед сном принести ей сладкого охладительного напитка.
Можно даже принести абрикосового сока.
Коварной Эбе только этого и было надо. Недавно граф поручил ей это
сделать, а у неё не было возможности, но, вот, такое «счастье» привалило.
Предвкушая радость, что она наконец-то избавиться от той писанной
красавицы приводила её в восторг.
Камеристка тут же последовала за ней и стала подглядывать в
специальное отверстие в стене, что она будет делать. Когда Эба влила
первую порцию яда в один бокал с дюшесом, во второй вливать яд уже не
стала. Призадумавшись, поставила всё это на поднос и вышла. Эржебет была
уже в это время в покоях графини. Они как, ни в чём не бывало, сидели и
беседовали о разных женских вещах. Эба ещё постояла возле двери,
послушав о чём они говорят и, понимая, что ничего итересного она не
услышит, быстрой походкой вошла в покои. Поставила поднос перед
Урсулой и Эржебет, мило улыбалась. Лицо сияло от удовольствия.
Кормилица посмотрела на поднос и удивленно спросила:
- Эба, а ты разве не хочешь охладиться? Принеси ещё стакан, и мы все
насладимся этим божественным напитком.
Эба с большой неохотой встала и пошла за стаканом. Графиня
наблюдала за малышами, которые играли перед замком, а Эржебет в это
время поменяла стаканы с соком… Там, где сидела Эба, поставила стакан с

61
ядом, а графине поставила его без яда. Вскоре вернулась служанка и подала
стакан Эржебет. Кормилица быстро налила из графина себе сока и сказала:
- Выпьем за наше здоровье!
Все выпили, напиток приято охлаждал внутри. В следующую минуту Эба
вдруг пошатнулась, из уголка её рта показалась кровь, и она рухнула прямо
на пол.
Урсула, ничего не понимая, в ужасе смотрела то на бездыханную
горничную, то на кормилицу и медленно начала осознавать, что это могло
произойти именнос ней. Эржебет плотно закрыла дверь и вытащила мертвую
Эбу из покоев Оршои через чёрный ход. Урсула сидела в оцепенении, не
шевелясь, страх обуял всё тело.
Через некоторое время появилась кормилица с улыбкой на лице и
подошла к Оршое, сказав:
- Вы поняли моя госпожа, что Вас приказано отравить и это граф
поручил своей любовнице?
Урсула пришла в себя и быстро заговорила:
- Милая, дорогая Эржебет, Вам нельзя здесь оставаться, никак нельзя!!
Куда вы спрятали тело?
- Не беспокойтесь, моя дорогая графиня, у меня свои люди, сделают
всё как надо.
- Я заберу Вас вместе с собой и увезу под защиту короля .
- Нет милая моя госпожа, я решила остаться здесь и принять смерть
вместо Вас. Мне горько сознавать, что я столько лет потратила впустую,
кормила своим грудным молоком и растила это чудовище.
- Что же Вы будете делать голубушка? Граф скоро вернётся.
- Ничего, днём он не будет что-то делать и когда все ещё не спят. А
ночью я проберусь к вам незаметно в спальню, надену Ваше ночное бельё, он
не разглядит в темноте, что в кровати буду я. Иисус Христос изрёк: «Нет
выше этой любви, кто душу отдаст за ближнего своего». А я люблю Вас моя
милая всем сердцем, как родную дочь. Этот дьявол не успокоится, пока не
уничтожит Вас. И умереть за Вас великое счастье. Любовь к Вам у меня
безгранична.
Урсула еле сдерживала слёзы, они обнялись на прощание, кормилица
поцеловала обе руки своей госпожи и нежно прикоснулась губами к голове:
- А теперь уезжайте моя дорогая! Я всё приготовила, теперь никто не
помешает Вам уехать незаметно.
С этими словами она крепко прижала Урсулу к себе и
утираясь платочком вышла из покоев графини.
Настала ночь. В последнюю ночь своей жизни Эржебет проверила всё
ли на месте, по-хозяйски обошла покои графа и графини, побыла у всех
горничных. Пару слов сказала всем работникам, кого просто потрепала по
щеке, кого ласково приобняла….
Только она ушла, вдруг вся челядь встрепенулась. За воротами

62
послышался гомон, лай собак. Это граф Добиаш вернулся с охоты. Все
дворовые пришли в движение.
- Эй,вы, сонные мухи! Встречайте своего господина! Канальи
неумытые, куда вы все подевались, чёртово отродье,??!! Где Эба, моя
кормилица? Чёрт возьми, почему меня никто не встречает?
Золтан открыл ворота и граф, пошатываясь вошёл во двор. Конюх
подхватил лошадь под узцы, боясь попасть на глаза разъярённому графу.
- Где Эба??!! Эбааа!!! Ты куда запропастилась, сучье отродье? Золтан
иди и приведи мне всех!
Золтан опустил глаза и ответил:
- Кормилицу позову, а Эбу нет!
- Как нет? Где ёё черти носят?
- Мой господин, сегодня после обеда Эба внезапно занемогла и её
уложили в постель.
- Так зови её сейчас же! Нечего спать, когда хозяин приехал с охоты. Её
обязаность, как и моей кормилицы меня встречать!
Золтан нехотя пошёл в спальню Эбы, но увидел горничную Эрику и
приказал ей позвать Эбу к хозяину. Та бысто побежала. Не успел
управляющий спуститься с лестницы, как услышал душераздирающий крик
девушки. Она кричала и звала на помощь:
- Люди, кто-нибудь помогите Эбе плохо и она потеряла сознание. Мне
кажется, она не дышит.
Добиаш  услышав крики о помощи, позвал Золтана к себе.
- Что там за крики? Я дождусь кого-нибудь сегодня?
- Мой господин с Эбой случилась беда,она кажется умерла...
Добиаш в бешенстве выкатил глаза и заорал, как раненый бык:
- Сейчас же позови Эржебет!!!
На что управляющий ответил:
- Ей не здоровится, и она уже вероятно, спит. Не будить же пожилую
женщину, она же Ваша кормилица.
- А где графиня?
- Она в покоях мой господин.
- Подайте мне ужин в спальню, не хочу никого видеть, завтра со всеми
разберусь канальи!
Граф, разогнав всю челядь, плотно поевши, вспомнил, что накануне
говорила ему Эба, обнимая горячо своего хозяина:
- Мой дорогой Добиаш, я чувствую, что эта старая кормилица что-то
заподозрила. Мне кажется, она знает о нашей связи?
На что он ей ответил:
- Не бойся, пока я жив с тобой ничего не случится...Ах, так ,вот, кто во
всём виноват. Я покончу сейчас со своей строптивой жёнушкой, а потом
займусь этой старухой. Она мне уже надоела до чёртиков. Сам Бог велел
воспользоваться таким случаем, убрать с дороги сразу двоих.

63
Он прокрался в спальню Урсулы. Свет тускло освещал покои жены. Она
мирно спала, как показалось графу. Подкравшись сзади, он размахнувшись
со всей силой вонзил нож в шею «графини». Кровь залила всю постель, её
сильная струя ударила его в лицо и грудь…
Хохоча, от истерического наслаждения, он решил в последний раз
убедиться, что, наконец-то, его долгожданная месть этой святоше и гордячке
свершилась. Наклонился над трупом Оршои, как и предполагал, но к своему
ужасу увидел, что вместо трупа жёнушки перед ним лежало совершено иное
тело. Он узнал в трупе свою бывшую кормилицу…
Смех мгновенно прекратился. На лицо графа Добиаша вернулась чернее
чёрного ночь. Обхватив голову обеими руками, принялся стенать и молиться
о прощении греха, сделанного только что.
От нахлынувшего на него чувства досады, крайней злобы и ещё большей
ненависти огласил замок душераздиающим воплем:
- Ооооорршооояяя!!!! Ненавижу тебя!!! Будь проклята!!!!
Изданный им вопль на пределе сил своих голосовых связок потряс весь
замок. Перепуганная челядь и прислуга пряталась, где только могла.
Добиаш с окровавленными руками, как истинный вампир и вурдалак,
ринулся искать падре Мориса, который давно уже исповедал и приобщил
святого причастия добровольную мученицу Эржебет и её любимую хозяйку,
графиню Урсулу Веронику.
Это он, падре Морис, каштелян часовни во имя мученика святого
исповедника Иштвана, благословил совершить мученический подвиг любви
Эржебет, ради спасения горячо ею любимой Урсулы-Оршои. На момент
убиения он находился уже в пятнадцати верстах на север от Богом
проклятого замка.
А где же была Оршоя в это роковое время?
Она пряталась в хижине старосты той самой деревушки, которая
находилась недалеко от замка Синглипент.
- Слышите, Ваше сиятельство? Грохочут выстрелы… – произнёс
заговорщической интонацией деревенский староста.
- Я почему-то плохо их слышу, – ответила Оршоя.
- Но это выстрелы совсем не ружейные, пушечные…
И он выглянул через окно на просторы их местности.
Действительно, пушечные и ружейные залпы озаряли своими
убийственными вспышками предрассветную мглу роковой ночи. Вышедшая
ещё в конце марта, армия турок из Трансильвании, как и было обещано
Сулейманом, штурмом подошла к стенам Синглипента.
- Ваше сиятельство! Вам надо срочно бежать! Спасайтесь!! Эти изверги
не оставят Вас в живых…
- А Вы? Как же Вы, Янош…
- Не думайте обо мне, госпожа. Они уже скоро будут здесь. Берите мою
повозку и лошадей и уезжайте. Кучером будет мой подёнщик Дьёрдь. Как
всегда, дрыхнет без задних ног…Дьёрдь! Просыпайся, болван!!

64

Слуга вздрогнул и очнулся:
- Ещё далеко до рассвета, хозяин, зачем будили??
- Пошевеливайся, бездельник, турки близко…
- Йезус-Мария!! Боже, спаси нас!
- Ты должен увезти госпожу графиню, как можно дальше, пока не
наступил рассвет!
- Слушаюсь!
Урсула обняла старика, поцеловав на прощание…
Они уже в дороге. Казалось, спасение – совсем близко! Вдруг,
непонятно откуда, то ли из-за старого холма, то ли со стороны пруда
показался передовой турецкий отряд. С выкриками и визгами он бросились
за повозкой в погоню. Долгой она не была. Но, вот, чья-то предательская
стрела, выпущенная из турецкого арбалета, насквозь пронзила грудь нашей
красавицы. На мгновение ей показалось, будто она превращается в белую
птицу, путь которой лежит на родину, согретую светом и теплом Италию. В
последнее мгновение она увидела образ своей матушки поднимающей её на
свои нежные руки. Побелевшие губы едва простонали:
- Мама! – было последним словом её жизни, так и не ставшей
принадлежать ей самой…

А в старом замке Синглипент кипело кровавое сражение. Наспех
собранный Добиашем отряд из воинов его крепости отчаянно сражался на
стенах замка. Граф отражал своей саблей удар за ударом, но видя огромный
численный перевес врага, приходилось отступать шаг за шагом. Пол отряда
уже были перебиты. Уже раненный в плечо граф Ракоци пытался прорваться
через толщу атакующих турок к смотровой центральной башне. Там, внутри,
находился тайный ход, ведущий к Балатонскому лесу. Венграм, во что бы то
ни стало, необходимо прорваться сквозь яростное их продвижение внутрь
замка…
Но провидению свыше было угодно иное. Графу Добиашу не было
суждено пробиться к спасительному лазу в стене башни. Его земной конец
оказался таким же жутким и бесславным, как и его никчёмная земная жизнь.
Сильная вражеская рука рассекла его тело напополам острым, как бритва
ятаганом. Над поверженным замком развевался турецкий стяг.

65

ЭПИЛОГ
Эту одновременно и жуткую и печальную, трогательную и
драматическую историю замка Синглипент нам рассказал туристический гид
во время поездки по извилистым дорогам венгерской республики.
Вместе с моей сестрой, мы жадно слушали захватывающий рассказ
нашего венгерского гида, приведшего нас сюда. Не все события данной
повести реалистичны. Вернувшись на родину, в Москву, по прошествии
определённого времени, мы с сестрой многое позабыли из рассказа нашего
гида. Пришлось сочинять некоторые события и обстоятельства рассказанной
вам истории.
Пришлось придумать и некоторые персонажи…
Но главное остаётся неизменным!
Тот урок, который мы всегда пытаемся извлечь из того или иного
повествования, никогда не оставит равнодушным нашего современника.
Всегда послужит напоминанием молодым поколениям о той нравственной
основе бытия нашего человеческого общества, её высоком предназначении,
которое никогда не даст человечеству вернуться к «волчьим» законам
первобытных времён.
Вместо заключения
Люди могут различаться по признакам пола, цвета кожи,
принадлежности к тем или иным расам и народам, возрасту, образованию,
культуре и т.д. А ещё – по личным качествам, которые озвучиваются как:
«добрый, хороший» и «злой, плохой». Мы все прекрасно понимаем, о каких
людях тут идёт речь. В жизни мы постоянно сталкиваемся и с теми, и с
другими. Вот и сейчас любой из нас может в душе тут же представить себе
одного или несколько знакомых, о которых можно говорить, допустим,
только хорошее. Или – только плохое.
Эрнст Хэмингуэй справедливо считал, что во время войн гибнут
лучшие, ибо эти люди находятся в первых рядах штурмующих. Попадаются в
мире индивиды, наделённые свойствами и даром миротворчества, служению
без остатка Господу-Богу и тщательно и искренне соблюдающие «Десять
заповедей». Много в мире людей по-настоящему трудолюбивых и честных.
Есть и их прямые противоположности. Необузданным характером,
гневливостью, подозрительностью до ненормальности отличались Генрих
VIII, Иван Грозный. Невероятной жестокостью обладали капо концлагерей и
эсэсовские охранники. Здесь же – ханы и султаны Восточных сатрапий. Вот
и средневековый венгерский граф Влад Цепеш, о котором было упомянуто в
самом начале этой историко-приключенческой драматургической повести,
своё прозвище получил не зря. А переводится оно (Цепеш) на русский как
«сажающий на кол». Именно такую привычку имел граф при расправе со
своими пленными, (как правило – турками). Однажды он постарался и

66
выставил на обозрение плоды своего деяния на берегу реки несколько тысяч
пленных турецких солдат, посаженных на колья. Когда к речке, разделяющей
сопряжённые территории, подошла турецкая армия, она, увидев подобное,
была напрочь деморализована и на тот момент не смогла принять участие в
военных действиях. В другой раз – и это доподлинно тоже известно – Цепеш
приказал прибить гвоздями шапки к головам неких европейских
путешественников, которые эти самые шапки не удосужились снять при
появлении графа в толпе в соответствующий момент. Граф, впрочем, был
лихой рубака и сам погиб в одном из сражений с теми же турками. А вот
касательно его перевоплощения в вампира Дракулу – тут уже вовсю
постаралась безудержная фантазия беллетриста Стокера. Но при чём здесь
Цепеш? Ведь в нашей повести говорится о другом графе – Добиаше Гонзасе
Ракоци.
А не кажется ли уважаемому Читателю, что эти две колоритные
личности являются как бы если не родными братьями, то по своей сути,
образу и подобию уж не менее, чем двоюродные? Ибо не вызывает сомнения
предположение, что эти два «соратника» были личностями, образно говоря,
одной группы крови.
Вообще у нормального человека вызывает не просто недоумение, а
чувство оторопи и даже шока касательно того, как можно так не любить и
относиться с такой долей жестокости и пренебрежения к себе подобным? Как
можно не радоваться жизни и счастью, когда тебе посчастливилось
заполучить в жёны такое сокровище, цены которому нет, как Урсула-Оршоя
Вероника?
Вызывает оторопь жестокое и несправедливое отношение графа к
своей кормилице Эржебет, которое такое чудовище искренне любила. Но
история – есть история, и слов из песни не выкинешь. Исходя из этого, чтоб
отмести в сторону сомнения в происходящих когда-то событиях глубокой
древности, мы озвучим версию, поясняющую, что граф Добиаш Ракоци по
жизни был человеком злым и нехорошим. Поэтому и воспринимать его надо
таким, каким он был. А какой диагноз поставили бы ему наши современные
психологи и психоаналитики – тут надо спрашивать уже именно у них. Но
диагноз, вне всякого сомнения, однозначно имел бы место быть. Негативный.
Касательно же сегодняшних дней – попросим Господа хранить от схожих,
неуравновешенных, и, не побоимся сказать, отталкивающих и тёмных
личностей, как графы и им подобные, нас с Вами, друзья.