Запись 7

Я не знаю, сколько у меня осталось времени. Батарея ноутбука садится, а розетки… розетки больше не работают. Как и свет. И телефон. И все остальное, что требует электричества или просто смысла. Я пишу это здесь, в надежде, что кто-то найдет. Хотя… я уже почти не надеюсь. Потому что если кто-то войдет сюда, оно будет ждать и их. Оно любит новую аудиторию. Любит показывать себя.

Все началось неделю назад. Вернее, я думаю, что неделю. Время здесь… течет неправильно. Сгущается, как испорченный мед, или рвется на клочья, оставляя меня в пустоте, где единственным звуком был скрежет собственных зубов.

Я обычный парень. Работа в офисе, крошечная квартирка на окраине, жизнь по расписанию. Скучно? Возможно. Но предсказуемо. Безопасно. Пока я не нашел ту флешку.

Она валялась на тротуаре возле подъезда, ничем не примечательная, дешевая, черная. «7» – было выцарапано корявым почерком на боку. Любопытство – вот мой грех. Я принес ее домой. Вставил в старый ноутбук, который использую для просмотра сериалов. Папка внутри называлась «Записи». И в ней… семь видеофайлов. Пронумерованных.

Первые шесть были… странными. Снято на дешевую камеру, дрожащим лучом фонарика в темноте. Подвалы? Туннели? Лес ночью? Кадры прыгали, обрывались. Иногда мелькала тень – высокая, невероятно худая, с неестественно длинными конечностями. Но неясно. Будто сама пленка сопротивлялась тому, чтобы запечатлеть ее полностью. Звук был хуже всего: шепот, который обрывался на полуслове, тиканье, не совпадающее с движением секундной стрелки на часах в кадре (когда они были), и… плач. Тихий, безнадежный, будто из-под земли. Я смотрел, ощущая холодок по спине, но списывал на чью-то неудачную попытку снять хоррор. До седьмого видео.

Запись №7.mp4

Экран залил густой, почти физический мрак. Не просто отсутствие света, а субстанция. Затем луч фонарика, слабый, дрожащий, выхватил из тьмы… комнату. Мою комнату. Мой диван. Мой ковер с пятном от кофе. Камера была установлена где-то у входной двери. Сердце ушло в пятки. Кто снимал МОЮ квартиру? Когда? Я не помнил, чтобы терял флешку или приглашал кого-то с камерой.

Камера медленно повернулась. И показала… меня. Я сидел за кухонным столом, спиной к двери, уткнувшись в ноутбук. Тот самый, на котором сейчас пишу. Я смотрел запись, где смотрел запись… Голова закружилась. Это было прошлой ночью? Но я не помнил этого ракурса. Я вообще не помнил, чтобы кто-то был у меня дома.

«Я» на экране пошевелился, почесал затылок. Все как обычно. И тут… движение слева. Из прихожей, там, где вешалка. Тень. Не просто отсутствие света, а нечто *густое*, чернее самой тьмы за окном. Она вытянулась по стене. Длинная. Чудовищно худая. Голова… или то, что ее заменяло… казалось, касалась потолка. Пальцы – нет, не пальцы, а тонкие, костлявые щупальца, слишком длинные и гибкие для человеческой конечности – медленно скользнули по обоям.

Я на записи ничего не замечал. Увлеченно кликал мышкой. Сущность сделала шаг вперед, выйдя из тени вешалки. И тут я понял, почему кадры предыдущих записей были такими смазанными. Это не дефект пленки. Оно не хотело, чтобы его видели четко. Его форма дрожала, пульсировала на грани восприятия, будто существовало в другом измерении, лишь частично проецируясь в наш мир. Очертания человека были лишь злой насмешкой: слишком длинные руки свисали почти до пола, спина была сгорблена под неестественным углом, а шея… шея вытягивалась, как резиновая, когда существо наклонилось, приближая свою «голову» к затылку того, другого меня.

Головы не было. Вернее, она была, но… неправильная. Будто слепленная из глины ребенком, который лишь слышал описание человеческого лица, но никогда его не видел. Глазницы – пустые, черные впадины. Нос – два бесформенных отверстия. А вместо рта… вертикальная щель, тянущаяся от нижней «челюсти» куда-то вниз, в тень шеи. И эта щель медленно растянулась в нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Беззубую, влажную, бесконечно жадную.

На экране я наконец почувствовал неладное. Замер. Медленно начал оборачиваться. Существо не двигалось. Оно просто ждало. Когда глаза того меня встретились с пустыми глазницами монстра, его рот открылся в беззвучном крике. Камера резко дернулась, изображение запрыгало, исказилось цифровыми артефактами. Когда картинка стабилизировалась… на полу лежало тело. Мое тело. Неподвижное. А существо стояло над ним, его длинные пальцы-щупальца копошились в области лица трупа. Раздался влажный, отвратительный звук – будто мокрую ткань медленно отрывают от пола. И потом… оно стянуло что-то. Как чулок. Кожу. С лица того *меня*.

Существо поднесло окровавленный лоскут к своей лицевой щели, будто нюхая. Затем, невероятно плавным, скользящим движением, словно у него не было костей, оно… надело эту кожу на свое лицо. Кожа обвисла, не подходя по размеру, глаза на ней были закрыты, рот перекошен в немой гримасе. Существо повернулось к камере. К мне. И сквозь маску из моего собственного лица оно улыбнулось своей жуткой вертикальной щелью. Кадр погас.

Я вскочил, опрокинув стул. Сердце колотилось, как бешеное. Это был монтаж. Психоделический бред. Кто-то надо мной злобно шутит! Я рванул к входной двери – она была заперта изнутри, цепь висела нетронутой. Окна – закрыты. Никто не мог войти или выйти. Но запах… в воздухе витал сладковато-приторный запах, как в морге. Запах формалина и чего-то старого, заплесневелого.

И тут погас свет. Не просто отключили – будто сама энергия испарилась. Ноутбук переключился на батарею. В кромешной тьме квартиры я услышал… шорох. Не громкий. Как будто кто-то очень осторожно проводит сухими пальцами по шероховатой стене. Оттуда… из прихожей. Там, где на записи оно появилось.

Я замер, не дыша. Шорох повторился. Ближе. Затем – тихий, скрипучий звук. Как будто старая кожа натягивается на что-то слишком большое. Я отступил к стене, нащупывая путь к спальне. Мой мозг отказывался верить, но инстинкты вопили об опасности. В темноте что-то двигалось. Я чувствовал это кожей – холодный, липкий взгляд скользил по мне.

Я вбежал в спальню, захлопнул дверь. Бесполезно. Дверь была тонкая. Я прижался к стене, вжав голову в плечи, пытаясь стать невидимым. Тишина. Густая, давящая. И вдруг – легкое царапанье по двери. В самом низу. Потом выше. И еще выше. Будто длинным ногтем медленно проводят сверху вниз. Остановилось. Тишина. Затем – стук. Один. Металлический, глухой. Прямо в замок. Я понял – оно пробует ручку.

Дверь не поддалась. Я слышал, как нечто массивное, но невесомое, переместилось вдоль стены за дверью. Шорох. Скрежет. Потом… тихий смех. Нечеловеческий. Скрипучий, как несмазанные петли, и влажный, будто из наполненной водой трубы. Он не звучал в ушах. Он возникал *внутри* черепа, холодными иглами вонзаясь в мозг.

«Открой…» – прошелестел голос. Но не снаружи. Он звучал в моей голове, искаженный, накладываясь сам на себя, будто несколько человек говорили одновременно одним ртом. И это был… мой голос. Тот самый, что я слышал на записи №7, кричащий в ужасе. Теперь он звучал спокойно. Слащаво. Убедительно. «Открой… Я устал ждать снаружи… Мы должны поговорить… Наедине…»

Я зажмурился, зажал уши. Бесполезно. Голос был внутри. «Ты посмотрел… Ты увидел… Теперь ты знаешь… Знаешь, что я могу быть… кем угодно…» Образы мелькали в голове: моя мать, зовущая меня, но с вертикальной щелью вместо рта; мой друг, смеющийся, а его кожа на лице пульсирует, будто под ней что-то шевелится; я сам в зеркале, но вместо глаз – черные дыры, а изо рта тянется бесконечная, резиновая шея…

«Покажи лицо…» – прошипел голос, уже мой собственный, но с чужим, хищным оттенком. «Покажи… чтобы я мог… примерить…»

Я не выдержал. Я закричал. Долгий, безумный вопль, разрывающий глотку. Смех в голове усилился, заглушая мой крик. За дверью что-то тяжело дышало – хрипло, прерывисто, с булькающим подтекстом. Я услышал, как царапины на двери стали глубже, будто когти впивались в дерево. Оно пыталось прорваться. Или просто… играло.

Я не знаю, сколько это длилось. Часы? Минуты? Время перестало существовать. Я сидел, прижавшись спиной к стене, смотря на щель под дверью. Иногда там мелькала тень – невероятно тонкая, как тростинка, но бесконечно длинная. Иногда капало что-то темное и липкое, пахнущее ржавчиной и старыми бинтами. Голос в голове то умолкал, то возвращался, шепча кошмары, обещая освобождение, если я просто… открою дверь. Покажу лицо.

Однажды, в особенно гнетущей тишине, я услышал другой звук. Из гостиной. Тиканье. Но не часов. Это было медленное, размеренное… капанье. Как вода из крана. Но я знал, что краны закрыты. Я пополз к двери, прильнул глазом к замочной скважине. Тусклый свет от ноутбука в гостиной освещал кусочек пола перед диваном. На полу лежало… тело. В моей одежде. Неподвижное. А над ним, склонившись, была… фигура. Та самая. Невероятно худая, с головой, склоненной под невозможным углом. Ее длинные пальцы копошились в области лица тела. И снова этот ужасный, влажный звук отрываемой ткани. Шлёп.

Оно выпрямилось. В его руках был окровавленный лоскут кожи. Оно поднесло его к своей лицевой щели. И повернулось. Прямо к замочной скважине. Прямо ко мне. На его «лице» не было маски. Была лишь эта черная, бездонная вертикальная щель. И она… растянулась. В улыбку. Оно знало, что я смотрю. Оно хотело, чтобы я смотрел. Оно медленно подняло окровавленную кожу, будто демонстрируя трофей. Это была кожа с лица того тела. С *моего* лица. Опять.

Потом оно сделало шаг в сторону, скрывшись из виду. Я услышал, как что-то тяжелое волокут по полу. В спальню? Нет. В другую сторону. На кухню? Звук стих. Тишина вернулась, еще более зловещая.

С тех пор я не слышал его. Не видел теней под дверью. Но я *чувствую* его. Все время. Этот сладковато-гнилостный запах стал постоянным. Воздух тяжелый, спертый, будто в запечатанном гробу. Время… оно то бежит, как бешеное (я смотрю на часы ноутбука – прошло 5 минут, а я чувствую, будто час), то замирает навечно. Я голоден. Я хочу пить. Но я не могу выйти. Не могу.

Я пишу это на последних процентах батареи. Пишу, потому что должен предупредить. Не подбирайте флешки с цифрой «7». Не смотрите Запись №7. Оно… оно не просто убивает. Оно заменяет. Оно примеряет лица. Жизни. Оно становится вами, чтобы найти следующего. И оно приходит домой. Оно приходит, когда вы чувствуете себя в безопасности. Когда вы одиноки. Оно приходит через экран. Через темноту. Через щели в реальности, которые открываются, когда вы видите то, чего видеть не должны.

Оно здесь. Сейчас. Я не вижу его, но знаю. Оно ждет. Оно всегда ждет. За дверью. За углом. В темноте под кроватью. В мерцании экрана, когда вы остаетесь одни ночью. Оно зовется многими именами в темных уголках сети: Кожевник, Подменыш, Лицесъем. Но настоящее его имя – Ужас. Ужас того, что самое знакомое – ваше отражение, ваш дом, ваше одиночество – может стать ловушкой. Может стать *им*.

Батарея мигает красным. Я должен закончить. Если вы читаете это… проверьте замки. Задерните шторы. Выключите камеру ноутбука. Не оставайтесь в темноте. Не оставайтесь одни. Оно любит тишину. Оно любит, когда вы боитесь. Оно любит…

Шорох за дверью спальни. Медленный, скрипучий, как натягиваемая кожа. Ручка тихо, плавно начинает поворачиваться…

Оно здесь. Оно хочет поговорить. Наедине. Долгий, долгий разговор…