Ада

"О дочь моя! Я именем твоим
Открыл главу; им и закончить надо.
Вовек тебе останусь я родным,
Хоть на тебя нельзя мне бросить взгляда.
Лишь ты - в тенях далеких лет - отрада.
В твои виденья будущие мой
Войдет напев, забытый мной измлада,
И тронет сердце музыкой живой,
Когда мое замрет в могиле ледяной.
…
Спи в колыбели сладко, без волненья:
Я через море, с горной высоты
Тебе, любимой, шлю благословенье,
Каким могла б ты стать для моего томленья!"

..................Байрон. «Паломничество Чайльд-Гарольда».................

Лорд Байрон был женат всего один раз, и то не долго. Его избранница, Анна Изабелла Милбенк, была девушка из хорошей, знатной и весьма уважаемой аристократической семьи. Еще в детстве, продемонстрировав неординарные способности, она получила в качестве наставника бывшего профессора Кембриджа Уильяма Френда, впоследствии известного писателя и церковного деятеля. Имея неплохие познания в области математики, профессор смог кроме всего прочего «заразить» любовью к «царице всех наук» будущую супругу «мрачного демона» европейской литературы, что в итоге и привело к интересным для нас последствиям.

Несмотря на то, что в те времена браки по любви между представителями высшего света были довольно редки, данный случай, во всяком случае поначалу, вполне тянул на исключение. Испытывая как минимум искреннюю симпатию друг к другу, две молодые неординарные личности в течение почти года честно старались выстроить взаимоприемлемые отношения. Однако после рождения в декабре 1815 года дочери Ады, которой, собственно, и посвящена эта история, всем стало ясно, что, как скажет впоследствии другой поэт, «любовная лодка разбилась о быт».

Детали и причины этого прискорбного события оставим за скобками, с возмущением отметая многочисленные упреки в адрес его участников в склонности к излишней эксцентричности, аморальном поведении и нравственной глухоте. Не подлежит никакому сомнению, что стороны нелегко переживали разрыв. Стихотворение Байрона «Прощай» из цикла «Стихи о разводе», строки из которого служат эпиграфом к 8 главе «Евгения Онегина», относятся именно к этому периоду:

«Прощай, и если навсегда, то навсегда прощай».

Оставшись с глазу на глаз с дочерью, «Принцесса параллелограммов», как ее ласково называл когда-то бывший муж, поставила своей целью исключить любую возможность того, что Ада последует по стопам отца. По ее мнению, искоренению тлетворного влияния его генов могло бы способствовать лишь математическое образование.

К сожалению, начиная с раннего детства Ада часто болела. В возрасте восьми лет у неё начались головные боли, которые мешали ей видеть. Чуть позже она заболела корью. Лечить этот тяжелый недуг в начале XIX века еще не умели, девушка стала инвалидом и провела в постели несколько лет. Однако это время не было потеряно даром. Несгибаемая леди Байрон наняла самых лучших преподавателей Лондона, чтобы дать девочке образование на дому.

Ее наставниками стали шотландский математик Огастес де Морган (те, кто изучал теорию множеств и математическую логику, наверняка помнят законы Де Моргана) и знаменитая Мэри Сомервилль, которая перевела в своё время с французского «Трактат о небесной механике» математика и астронома Пьера-Симона Лапласа. Благодаря совместным усилиям выдающихся учителей и талантливой ученицы успехи не заставили себя долго ждать.

В биографиях Ады часто можно встретить упоминание об удивительной истории с конструированием летательного аппарата, использующего подъемную силу крыльев, который приводился бы в движение паром. Здесь мы не будем вдаваться в ее детали, лишь заметим, что Леди Байрон так и не удалось вытравить поэзию из сердца дочери. Она нашла альтернативную возможность писать стихи — с помощью математики.

Когда девушке исполнилось 17, пришло время для того, чтобы выйти в свет. И это стало настоящим событием! Стройная, изысканно-бледная, умная, великолепно образованная, да к тому же по натуре в немалой степени — дочь того самого Байрона, лорда и поэта! Она прекрасно танцевала, играла на нескольких инструментах, красиво, со вкусом одевалась, знала несколько языков. С обворожительной улыбкой она могла своими вопросами заставить любого самого невозмутимого джентльмена краснеть, бледнеть и заикаться и, если верить слухам, зналась с нечистой силой, иначе откуда такой ум и логика, ставившая в тупик лондонских денди, за плечами у которых был Оксфорд или Кембридж?

В 1833 году произошла историческая встреча юной мисс Байрон с Чарльзом Бэббиджем. Чтобы прояснить суть проблем, занимавших ученого, необходимо сделать небольшое отступление.

Великая французская революция, пролив моря крови, и породив глубокий пессимизм по поводу возможности устройства общества на справедливых началах, имела своим результатом не только закат эпохи Просвещения и переход к Романтизму (чему, между прочим, в немалой степени способствовал и Байрон). Одним из важнейших и весьма прогрессивных проектов этого периода стало введение метрической системы мер, подготовительная работа к которому включала в том числе и составление логарифмических и тригонометрических таблиц. Они понадобились, например, при вычислении длины парижского меридиана, одна сорокамиллионная часть которого была принята равной метру.

С неодобрением наблюдая за опытом ручного составления огромного массива таблиц значений нетривиальных функций, изобиловавшего неточностями и ошибками, Бэббидж придумал свою первую разностную машину. Являясь механической реализацией метода конечных разностей, она предназначалась для автоматизации вычислений в соответствии с формулами аппроксимации логарифмических и тригонометрических функций многочленами. Устройство представляло собой систему шестеренок, позволяющую выполнять операции сложения и вычитания, и напоминала некий специализированный арифмометр.

Бэббидж сумел построить лишь демонстрационную версию устройства для показа своих идей на вечеринках. Но, даже потратив столько денег, что их хватило бы на постройку двух крупных боевых кораблей, он так и не смог завершить всю работу. В начале XVIII века Бэббидж не нашёл никого, кто смог бы изготовить нужное ему количество шестерней с нужной точностью. Рабочую версию разностной машины построили лишь в 1990-х годах, после появления высокоточных станков.

В итоге ученый потерял интерес к своему детищу, поняв, что его можно и нужно значительно усовершенствовать. Он начал работу над новым устройством, которое он назвал аналитической машиной. Ее основу также составляли шестерни, хотя и в гораздо большем количестве, но главное, появились элементы, отвечающие не за вычисления, а за их порядок в зависимости от некоторых условий. А вот это уже было серьезно. Если разностная машина могла выдавать только таблицы полиномов, то аналитическая машина могла бы подсчитать, к примеру, коэффициенты полиномиального разложения другого выражения.

Это была удивительная машина, но британское правительство приняло мудрое решение отклонить запрос на её финансирование. Поэтому Бэббидж направился за границу, в Италию, где через некоторое время вышел обзор возможностей его изобретения на французском языке.

Ада Байрон, которая в 1835 году выйдет замуж и станет графиней Лавлейс, была поражена работами Бэббиджа. Она быстро ухватила суть дела и взялась за перевод вышеупомянутого обзора, дополнив его своими примечаниями. Именно там она опубликовала тексты первых в истории программ для несуществующего компьютера. Одна из них вычисляла последовательность чисел Бернулли до определенного предела, причем она использовала такие современные конструкции, как например простые, рекуррентные и вложенные циклы, а также операторы присвоения.

Любопытно, что в наши дни блогер Джим Рэндал, странслировав программу графини на Python, выяснил, что в ней есть кроме всего прочего и первый в истории программный баг.

В то время не было ни Интернета, ни Форекса, несущих угрозу психическому здоровью и материальному благополучию современных компьютерщиков. Ада Лавлейс своей судьбой предвосхитила и это пагубное явление наших дней.

С 1844 года, Ада Лавлейс всё больше увлекается игрой на скачках, тем более что сама прекрасно ездила и любила лошадей. На скачках играли и Бэббидж, и Вильям Лавлейс (ее муж), причём Бэббидж, интересовавшийся прикладными вопросами теории вероятностей, рассматривал с этих позиций и игру на скачках и искал оптимальную систему игры. Кроме того, таким способом они хотели раздобыть недостающую сумму на строительство аналитической машины Бэббиджа.

Увы «система» не оправдала надежд. Математика против устроителей тотализаторов обычно бывает бессильна. Бедная Ада обращалась за финансовой помощью ко всем знакомым, включая Фарадея и Диккенса. К 1848 году она окончательно пустила под откос состояние мужа. Потом её матери еще долго пришлось гасить оставшиеся долги.

27 ноября 1852 года Ада Лавлейс скончалась от рака, не сумев, как и ее отец, перешагнуть порог 37 летнего возраста. Согласно завещанию, она была похоронена в фамильном склепе Байронов в Ноттингемпшире рядом с могилой отца, которого ни разу в жизни не видела, — отца, от которого наша героиня, несмотря на все материнские уловки, унаследовала понимание: жить — значит гореть! По свидетельству современников, с этого времени могилы двух гениев – отца и дочери – стали местом паломничества, причем, чаще приходили поклониться не великому поэту, а удивительной женщине, сумевшей заглянуть в будущее.

***

В 1975 году Министерство обороны США приняло решение о начале разработки универсального языка программирования для американских вооруженных сил, а в дальнейшем и для всего НАТО. В мае 1979 года победителем в конкурсе разработки языков был признан язык "Ада", названный в честь Ады Августы Лавлейс и предложенный группой под руководством француза Жана Ишбиа.

Особенностью Ады, помимо всего прочего, является наличие конструкций, позволяющих писать программы повышенной надежности, за счет навязывания программисту жесткой дисциплины при составлении кода, минимизирующей вероятность возникновения характерных ошибок. Ясно, что никому не хотелось бы, чтобы из-за неправильного описания переменной, ракеты полетели не туда.

В прессе некоторое время назад появлялись сообщения о разработке нашего «асимметричного» ответа НАТО – алгоритмического языка «Рая». Однако, о фактах промышленного применения нашей «православной» системы мне слышать не приходилось.