Охота

Когда мне было пятнадцать лет, дед взял меня с собой на Чудское озеро – навестить его боевого товарища, однополчанина. Места там замечательные. С одной стороны береговая дубрава обрывалась к воде песчаным пляжем. Песок был чистый и такой мелкий – хоть сейчас в песочные часы заряжай. С другой стороны простирались заливные луга, подболоченные маленькой речкой. Они заросли диким кустарником, среди которого возвышались рощицы осины, ольхи и редких берез.

 На следующее утро хозяин вышел из хижины с лопатой в руках. Подойдя к небольшой дюне, он воткнул лопату в песок и, подмигнув мне, сказал:
– Копай!
Копать много не пришлось – лопата скоро уперлась в металл. Под песком обнаружилась маленькая металлическая дверь. Это был схрон, куда прятали вещи на зиму.

Хозяин скинул замок, отворил дверцу и нырнул в черный проем. Через минуту он вылез, держа в руках старенькую двустволку. Ружье было действительно очень старое. Лак на ложе обтерся, но зато солнце по-боевому отсвечивало на облезлых стволах.

– На охоту пойдешь, – утвердительно спросил он и, не дожидаясь ответа, сунул мне в руки свой раритет. Почувствовав вес оружия, я поспешно кивнул. Он порылся в кармане и протянул три патрона в латунных гильзах.
– На, – сказал он. – Я снарядил бекасином… На утку… Тут их много. – И, повернувшись, пошел к хижине.

Я, конечно, не охотник… Но чтобы так – доверить ружье и послать охотиться… Я отнесся к поручению очень серьезно. На куске брезента я разобрал ружье и протер его тряпкой. Стволы были чистые. Взведя курок и придерживая его пальцем, я мягко нажал на спуск, ощущая тугую силу пружины. За оружием хорошо ухаживали.

Собрав ружье, я нацепил на пояс внушительных размеров нож, сунул в один карман два сухаря, а в другой – три патрона и задумался… А вдруг встречу чего побольше утки? И решительно направился к домику.
– Мне бы патрон с пулей или картечью, – заявил я с порога, поддерживая свою наглость чувством ответственности за полученное задание. В домике повисла тишина.

За столом сидел мой дед со стаканом в руке, а напротив него – хозяин, державший бутылку. Видимо, мой приход нарушил процесс утреннего чаепития. Они переглянулись и заговорили разом. Суть их монолога сводилась к вопросу – зачем мне пуля, и в кого я тут собираюсь стрелять. Послали на утку, вот и иди.
Я принялся горячо доказывать, что охота – дело серьезное, что всякое бывает, мало ли что, и вообще…

Они замолчали. Хозяин задумчиво посмотрел в миску с нарезанной редиской. Потом, сунув руку в карман висевшего на стене ватника, сказал:
– На. – В его ладони тускло поблескивал латунный цилиндрик. – Только один. На всякий случай, – добавил он и покрутил головой.

Я сунул добычу в карман с сухарями и обнаружил, что они уже начали крошиться. Секунду подумав, я переложил патрон с пулей к остальным патронам, прикидывая, что «если что» смогу определить его на ощупь. Пока я все это перекладывал, в мою душу закрался червь сомнения, и я, повернувшись, спросил:
– А что, у нас уже еды нет?
Хозяин взглянул на бутылку, которую все еще держал в руке, и аккуратно поставил ее в центр стола.
– Еда еще есть, – сказал он. – Если совсем кончится, сходим в магазин… Не хочешь охотиться – сдавай оружие.

Я автоматически поправил ремень висящей на плече двустволки. Вот так сразу расставаться с ружьем не хотелось.
– Да нет, – сказал я. – Я пойду, похожу там…
– Ну, походи, походи, – сказал он и, переглянувшись с дедом, уселся на лавку, не сводя с меня глаз и всем видом показывая, что мне давно пора «походить».

Я вышел на улицу. Ответственное задание по обеспечению лагеря продуктами питания стало быстро терять свою значимость. Я снял ружье с плеча и прицелился в макушку соседнего дуба. Оружие волнующе тяжелило руки. От него шел легкий запах ружейной смазки. А что? Вот так пойду, похожу, погуляю. В голову полезли персонажи Фенимора Купера и Карла Мая. Оглядев местность теперь уже зорким охотничьим глазом, я бодро зашагал от озера в сторону ближайших кустов.
 
Отойдя, как мне показалось, достаточно далеко, я решил, что пора начинать охотиться. Достал патроны, зарядил один ствол «на утку» и, помешкав, вставил во второй ствол такой же патрон, предполагая, что если промахнусь первый раз, стрелять лучше тем же самым. Во-первых, пулей попасть сложнее, а во-вторых, если попаду, то что от утки останется? Ну, а в-третьих, патрон с пулей выдан «на всякий случай», который, на самом деле, в этих кустах вряд ли предвидится. И вообще, я его выпросил больше для ощущения. Там – дробь мелкая, а тут – солидная пуля. Разница есть.

Так! Охота! Утка! Отчего-то охватывает какое-то доисторическое возбуждение. Стоишь в лесу. В руках – ружье. В каждом стволе, не побоюсь сказать, – смерть. И ты волен нажать на курок… Это волнует… И вот опять в голову лезут романтические сюжеты про охотников и индейцев, причем, сплошь из американской литературы… Я попробовал вспомнить что-нибудь свое, родное. Тургенев? Не то. Аксаков? Скучно. Пришвин, Мамин-Сибиряк? Всплыл только «Дерсу Узала». Но эта история была, скорее, трагичной и не соответствовала моменту… Я вздохнул, взял ружье на изготовку и шагнул в камыши.

Пригнувшись – как боец под обстрелом – я крался, раздвигая густые стебли стволом, грозно выставленным вперед. Делая по несколько шагов, замирая и чутко прислушиваясь, я всматривался в зеленые заросли. Камыши были такими высокими и стояли так плотно, что видно было только яркое синее небо над головой. Жизнь вокруг ощущалась в виде гудения каких-то насекомых. Но я искал утку. Утки не было.

Так продолжалось довольно долго, пока я не почувствовал, что устал красться и играть в индейцев. Остановившись, достал кусочек раскрошенного сухаря и задумчиво сунул за щеку.
«Вот люди охотятся», – размышлял я, катая во рту крошки хлеба. «Скажем, те же индейцы, а не спортивные охотники с консервами. Им надо добыть еду. И не только для себя. Ну, нет у них магазина. Что поймаешь, то и съешь. И вот они ходят часами по лесу или таким же камышам и ищут эту самую утку, а если не найдут, то все лягут спать без ужина…» Есть захотелось уже по-настоящему. Порывшись в кармане, я выудил сухарную корку. И тут раздался утиный кряк!
 
Я замер, не донеся корку до рта, и превратился в слух. Где-то совсем недалеко явственно слышался плеск воды. Доносились еще какие-то звуки, выдававшие присутствие дичи. Вот оно! То есть, она – утка! Живо представилось, как я, утомленный охотник, на закате солнца появляюсь перед изумленной публикой и вываливаю на стол свои трофеи. Все это промелькнуло в моей голове, когда я уже пробирался вперед, переступая ногами, как аист на болоте. Чавкало все сильнее. Появились просветы, в которых виднелась открытая вода. Я остановился – дальше пути не было, вода подошла к краю сапог. Громко плеснуло. Я осторожно отвел стволом стебли…

Прямо передо мной плыла утка… а за ней – пять маленьких пушистых утят. Видимо, почувствовав мое присутствие, утка-мама тихонько крякнула и прибавила ходу. «Вот это да!» – выдохнул я, глядя на исчезающее в зеленых зарослях семейство. Почему-то я думал, что встречу здесь утку, то есть дичь, а мне попался утиный детский сад.

Конечно, у меня и в мыслях не было стрелять. Я даже забыл про ружье, с любопытством наблюдая за уплывающей компанией. Неожиданная встреча навела меня на размышления. Ну, хорошо. А если бы я увидел на этом месте самодовольного селезня и шарахнул бы по нему? И даже попал? Как бы я его доставал? Я заметил плывущую по протоке камышину. Вот-вот. И моего самодовольного селезня уносило бы в неизвестную даль…

Нагнувшись, я черпнул ладонью воду. Холодная. Несмотря на жаркий день. Идея плавать тут в поисках утки мне не нравилась. К тому же еще, вокруг камыш, да вода – ни одежду положить, ни ружье повесить… Теперь стало понятно: утку придется искать в другом месте.

Солнце уже висело в зените. Нужно было выбираться отсюда. Сначала я попробовал идти по собственным следам. Но, поскольку я шел осторожно и камышей старался не ломать, то и следов оставил так мало, что вскоре они совсем потерялись. Да и потом, шел-то я не прямо, а охотился, то есть рыскал туда-сюда. Так что, пойди я по следам, мне пришлось бы повторить весь утренний путь. Решение пришло быстро. Если протока с течением – это речка, то она идет вдоль берега озера. Значит, если встать к ней спиной, то идти надо вперед – озеро большое, не промахнешься. Сказано – сделано! И я, закинув ружье за спину, двинулся напролом.

Вскоре стало ясно, что план сработал, и я, довольный своей сообразительностью, увидел макушки прибрежных дубов. Обнаружив свое местонахождение, я приободрился, и охотничий азарт снова дал о себе знать. Хотелось поискать «правильную» утку, которая соответствовала бы облику воображаемой мной добычи.

Я вспомнил, как где-то читал, что на самом деле настоящий охотник идет на утку с собакой, которая, собственно, и должна приносить птицу хозяину, не вынуждая его плавать в болоте. А потому я решил поискать дичь в невысоком подлеске, вплотную подступавшем к зарослям камыша.

Оказалось, что тут тоже не так все просто. То и дело приходилось перелезать через старые, замшелые коряги и упавшие стволы деревьев. Наконец, я попал в сплошное переплетение молодых, гибких ветвей. Они окружали меня со всех сторон… И тут…Селезень! Огромный селезень (я узнал его по расцветке) свечой взмыл вверх в каких-то трех метрах от меня.

Все внутри вспыхнуло. Я попробовал вскинуть ружье, но цепкие ветви не давали его даже поднять. В азарте я дернулся раз, другой. Но момент для выстрела был упущен. Хлопая крыльями, птица поднялась над подлеском и ушла в сторону болота.
Некоторое время я приходил в себя. Утка была так близко… Но тут я выяснил, что даже если бы ветки меня не держали, моей добыче ничего не угрожало. Ружье прочно стояло на предохранителе. Совсем забыл, что сам поставил его, опасаясь случайного выстрела, когда полез в эти дебри. Ну, а потом все было так быстро, что я об этом и не вспомнил. Уф… Ну и охота…

Решив, что с меня на сегодня хватит, повернул к дому. Правда, вот так просто уходить не хотелось. В глубине зрело сильное желание бабахнуть в какое-нибудь дерево. Проверить, в конце концов, как это орудие стреляет. Ну, в самом деле, когда еще доведется вот так, запросто, пальнуть…

Я было потянул с плеча ружье, выискивая глазами мишень, но внезапно остановился. Совсем другое чувство накатило, и оно было сильнее прежнего… Неожиданно для себя я увидел, как здесь красиво. Солнце светит, мягкие облачка плывут, ветерок шевелит метелки камыша. Птички чирикают, стрекозки летают. Какой уютный мир… Стрелять из ружья совсем расхотелось. Индеец с луком и стрелами еще вписывался в эту картину, а вот охотник с ружьем – совсем нет.

С этими мыслями я дошел до края поляны и уперся в стену из кустов. Видимо, я забрел далеко, потому что подобного препятствия сегодня еще не встречал… Растения стояли так плотно, что их ветки переплелись, образуя живую преграду. Правда, кустарник был не высокий и доходил мне до груди. И тут я заметил, что в зарослях есть проходы, только какие-то странные… Они представляли собой этакий лаз, или нору. Я встал на четвереньки и заглянул туда. Тоннель извивался и уходил в глубь кустов, теряясь в полумраке. В принципе, пролезть было можно, но почему-то очень не хотелось. Вдруг мое внимание привлекли следы… ведущие внутрь. Это были отпечатки копыт – таких небольших, раздвоенных копытец. Следов было много. После недолгих размышлений я предположил, что эти следы оставлены коровами или, учитывая их небольшой размер, телятами. В этот момент, как бы подтверждая мою догадку, издалека раздалось протяжное мычание. Ну вот, правильно –деревня-то недалеко, а сюда пастух пригонял стадо на выпас.

Я почувствовал себя настоящим следопытом. Правда, смущало одно обстоятельство: судя по размерам коридора, телята должны были пролезать через этот ход на коленях. Но времени на размышления уже не осталось – надо идти. И я двинулся вперед, энергично раздвигая коленями и всем телом плотную массу. Оказалось, это очень утомительно, и я скоро завяз в густой, упругой зелени. Наверное, со стороны это выглядело смешно – торчащий, как морковка в грядке, человек в море кустов.

И тут я разозлился. Сняв с плеча ружье, я стал прикладом пробивать себе дорогу, нащупывая ногами землю. Дело пошло быстрее. «Ну вот, еще немного», – думал я, отчаянно работая прикладом. Однако прошло еще минут пятнадцать, пока я, со вздохом облегчения, исцарапанный и мокрый, не вывалился на поляну. Но отдохнуть мне не пришлось. Почти сразу я услышал странные звуки. Они доносились из коридора в кустах, по которому я только что шел, и сильно напоминали шум приближающейся электрички в метро.

Я настороженно замер, вглядываясь в темный проход. Непонятный шум стремительно нарастал. В ту же секунду из кустов на бешеной скорости вылетел огромный, черный зверь и резко остановился. Его передние ноги словно воткнулись в землю, а задние так занесло, что они, взрывая дерн, описали полукруг. Передо мной стоял могучий кабан.

И вдруг что-то изменилось. Время как-то замедлилось. Мы с кабаном в упор смотрели друг на друга. Я обнаружил, что застыл, обеими руками вцепившись в ружье, повернутое стволами в синее небо.

В голове поползли мысли: «У меня в каждом стволе по порции утиной дроби, и она явно не рассчитана на такую тушу…» (Про патрон с пулей, лежащий в кармане, я напрочь забыл). Потом лениво проплыла мысль о том, что шкура у кабана прочная, а голова – еще прочнее, от нее даже пули отскакивают. Видимо, это я вычитал в «Юном натуралисте». «Наверное», – неспешно думал я, – «надо стрелять по глазам…» Но эта мысль плавно растворилась. Вероятно, оттого, что глаза мне разглядеть не удалось… «А еще», – подумал я, – «у меня есть солидный нож». Эта мысль тоже уплыла, как несостоятельная. Ее сменила другая: «А может, залезть на дерево?» Рядом со мной стояла чахлая осина, величиной с ручку от швабры. На поляне, окруженной кустами, больше не было ни-че-го. Только я и это чудище лесное…
Но тут время будто включили, и все вернулось на место. Кабан, взрыв копытами землю, развернулся и метеором умчался по своему коридору…

Это я пишу так долго – на самом деле прошло несколько секунд.
Наступила тишина. Я стоял в той же нелепой позе, вцепившись в ружье. Сознание медленно возвращалось. Видимо, все это время я не дышал, потому что только теперь с трудом выдохнул. Внутри что-то быстро колотилось. На цыпочках, поминутно оглядываясь, я пересек поляну. Почему-то очень хотелось уйти подальше от этого места.

Я почти бегом выбрался на широкую луговину, заросшую высокой травой. Где-то ближе к середине обнаружился большой валун с плоской вершиной. Я устроился на теплом камне и огляделся. Эту поляну тоже окаймляли кусты, но зато теперь меня отделяло от них приличное расстояние. Тут я был как в крепости.

Я стал потихоньку приходить в себя от всех этих приключений, как вдруг снова услышал знакомый звук, причем именно с той стороны, откуда я пришел.  Меня подбросило, как пружиной.

Шум раздавался сразу в нескольких местах и становился все громче. Как дозорный на башне, я рыскал взглядом по краю поляны. Ну не может же так шуметь один кабан!
Напряженное ожидание выматывало. И тут все дальние кусты словно взорвались под напором неведомой силы. В воздух взметнулись оборванные листья и мелкие ветки… Я вздрогнул и крепче сжал ружье. Но никого не увидел.

Шум стих. Я ждал, вцепившись тревожным взглядом в кусты. Но смотреть надо было не туда. По поляне побежала рябь, и трава словно ожила. Она шевелилась. То тут, то там на зеленой поверхности возникали зигзаги, будто кто-то несся в мою сторону, прокладывая путь в высокой траве.
 
Теперь стало ясно: тот вожак привел сюда все стадо, и вот орава кабанов мчалась прямо на меня. Бежать было некуда. Оставалось надеяться, что никому из них не придет в голову запрыгнуть на мой камень и полюбопытствовать, что я тут делаю.
Некстати вспомнилась история, как одного охотника кабаны загнали на дерево и долго караулили, оставив дежурных присматривать за ним. Эта перспектива – оказаться в осаде – бодрости не прибавила. Мое убежище вдруг показалось маленьким и ненадежным.

Кабаны стремительно приближались. Поляна забурлила. Отовсюду слышались топот копыт и усердное сопение. Ну вот… Сейчас… И я превратился в каменное изваяние, готовясь ко всему.
Волна набежала и… обтекая камень, понеслась дальше. Никто не обращал на меня внимания. Зверюги дружно топали по своим делам. Я только угадывал в траве их мелькающие, темные спины и слушал басовитое пыхтение…

Стадо с разгону пробило дальнюю стенку кустов и утекло в сторону озера. Проводив их взглядом, я внезапно почувствовал, что как-то притомился. Но здесь я больше не ощущал себя в безопасности.

А кабаны, кстати, ушли туда, куда собирался идти я сам. Как же быть? Отправиться вслед за ними?.. Ну нет, увольте – вдруг они меня не так поймут? Остаться тут?.. Слишком свежи воспоминания! И, спрыгнув с камня, я со всех ног помчался к осине, возвышавшейся за кустами. Еще на бегу закинул ружье за спину и взлетел на это дерево, как белка.

Угнездившись на развилке крепких ветвей, я заметил, что меня чувствительно потряхивает – видимо, сказались напряженные переживания. Глаза по-прежнему настороженно выискивали кабанов. Вот так напугали! Я не выпускал из рук ружья, готовый отстреливаться, если что… Так прошел час.

Солнце понемногу клонилось к закату. Моя осина была довольно высокая, и пейзаж с нее открывался чудесный: с одной стороны – синее озеро, а с другой – виднелись крыши и колодезный журавль соседней деревни.
Кабанов было не видно и не слышно. К этому времени я уже как-то успокоился.
Снова захотелось есть, и я решил – пора слезать.

До хижины добрался уже без приключений, но пока шел, несколько раз оглядывался, подозрительно прислушиваясь.

Придя, сдал ружье и все, так и не выстрелянные, патроны.
Сказал, что утка была, но улетела, а про встречу с кабанами рассказывать не стал – а зачем? Да ни к чему это…
Такая вот получилась охота.