Глава 2 Гордость Марты Дендридж

Марта вошла в уединённую комнату с тактичной медлительностью и тихо прикрыла за собой дверь.
- Добрый день, мистер Вашингтон,- сказала она вежливо.
     Он стоял у окна, глядя на ветви красного клёна. Ей пришло в голову, что она могла бы увидеть его с улицы, если б подняла взгляд выше, любуясь пурпурными цветами. Также она подумала, что, по странному наитию, она и тогда предчувствовала, что он ждёт её.
      Она присела на полосатый диван и сложила руки на коленях, оборки белых муслиновых юбок покрыли полированный деревянный пол, тёмные обшитые панелями стены подчёркивали мягкий розовый блеск её накидки, зеркало позади отразило длинные тёмные локоны, схваченные фиолетовой бархатной лентой, и малиновые шёлковые розы на её широкополой соломенной шляпке.
     Мистер Вашингтон отвернулся от окна и смотрел на неё, положив руку на спинку старинного позолочённого стула, на парчовое сиденье которого пошло свадебное платье, что принадлежало бабушке Марты, а сама ткань была изготовлена в Италии и продавалась на лондонской Бирже за пять гиней ярд.   
     Марта упорно, не поднимая глаз, смотрела на его руку, запястье которой скрывалось под белым кружевом, выглядывавшим из-под тёмно-синего обшлага с хрустальными пуговицами.
- Почему вы не присядете? – сказала она. Она выглядела очень спокойной.
- Я лучше постою, мистрис Дендридж, - ответил он. – Мне так будет легче говорить.
     Она не ответила, по-прежнему глядя на его изящную правую руку на спинке стула.
- Губернатор Динвидди, - продолжил он тихо и медленно, - назначил меня помощником капитана Джошуа Фрая в его экспедиции, цель которой -построить и защищать укрепления в долине Огайо.
- Знаю, - сказала она. – Я поздравляю вас, сэр.
- Мне выпал шанс, - ответил он просто. – Я немного знаю эту местность, и могу быть полезен.
     Она подняла глаза на его лицо и тут же отвела. Хотя она прекрасно помнила его лицо, каждый раз, когда она видела его, что-то в нём удивляло её, как будто она видела его впервые в жизни. Её мимолётный взгляд отметил его ярко-голубой шейный платок, рисунок кружев, пудру на волнистых волосах.
- Вы пришли попрощаться, мистер Вашингтон, - сказала она. – Это очень любезно с вашей стороны.
- Завтра мы отправляемся в Милс-Крик, - ответил он, уклоняясь от прямого ответа на её реплику. Он подошёл к камину, на котором, в большом чёрном керамическом  китайском кувшине, стояли древесные лилии. – Больше всего на свете я хотел повидать вас, прежде чем уеду из Уильямсбурга. Я приехал верхом из дома в надежде увидеть вас.
     Он подошёл к ней ближе, и её сердце подскочило в груди при звуке его изменившегося голоса.
- Поверьте, - продолжал он. – Я не мог бы спокойно уехать, не повидав вас.
     Она смотрела на пол, бледная, неулыбающаяся.
- Но сейчас, - в его голосе прозвучала новая нота горечи, - я жалею, что пришёл.
     Она приподняла голову, но всё ещё не смотрела на него.
- Почему же? Разве я оказалась нелюбезна? – спросила она нетвёрдым голосом.
     Хотя он стоял спиной к свету, а она смотрела на него сквозь полуопущенные ресницы, она не могла не заметить, как блестят его глаза.
- Я бы и не пришёл, - сказал он, мрачно разглядывая лилии, - если б я знал наверняка, что вернусь.
     Она затаила дыхание и поглядела в окно, на сияющий отражённым солнечным светом свинцовый флюгер соседнего дома, четко выделяющийся на фоне пронзительно синего неба, и на клён, усыпанный цветами, напоминавшими капли крови.
- Да, - сказала она, - мы можем и не увидеть вас снова в Ричмонде. Но такая смерть – прекрасна, она лучше, чем постыдное бездействие, мистер Вашингтон.
- Я не рождён для бездействия, - ответил он просто и быстро добавил, - почему вы не смотрите на меня, мистрис Дендридж?
     Она покраснела, муслин её платья затрепетал, она гордо подняла голову.
- Я… я смотрю на вас, -  пролепетала она и храбро устремила взгляд больших распахнутых глаз на его смуглое взволнованное лицо. Он мог теперь вполне видеть её бледную, словно прозрачную, красоту, в которой она сама себе не отдавала отчёт.
- Почему вы так говорите? – произнесла она с достоинством. – Это довольно странное замечание, мистер Вашингтон.
     Несмотря на это гордое возражение, она снова отвела взгляд, устремив его на синее небо за окном, словно в поисках спасения.
- Простите, - сказал  он неуверенно. – Просто я … я хотел напомнить, что … но у меня нет права … никакого права быть здесь, занимая ваше время.
- Разве я жалуюсь? – слабо возразила она.
- Вы всегда были добры ко мне, - продолжал он, - боюсь, что я злоупотребляю вашей добротой, являясь сюда к вам с разговорами.
- Вовсе нет, - сказала она ещё тише.
-И з-за вашей великой доброты, - пробормотал он, - мне ещё труднее…
     Он вдруг так стремительно подвинулся к ней, что она непроизвольно отшатнулась, ей  показалось, что он собирается сесть на диван рядом с ней.
- Мистер Вашингтон, - смутясь, сказала она, - не откроете ли окно, пожалуйста?
     Волна краски залила его лицо, от края мехеленского шейного платка (Мехелен, или Малин – город в Южных Нидерландах, теперь в Бельгии, прим.переводчика) до напудренных волос.
- Прошу прощения, - сказал он и тут же отошёл.
- Ах, ничего, здесь так душно, - поторопилась она сгладить неловкость.
     Он распахнул створки окна, впуская благоухающий воздух мирной маленькой площади.
- Вы не должны очень уж сердиться на меня, - смиренно начал он, - за это вторжение. Я лишь зашёл попросить вас пожелать мне доброго пути. Пожелаете ли вы?
- Да, от всего сердца.
     Он поклонился.
- Вы забудете эти слова, мистрис Дендридж, но я буду их всегда помнить.
     Она не ответила, поднялась и официально с ним попрощалась. Затем снова опустилась на диван и сидела в молчании, пока он шёл к дверям, мучительно осознавая свою невозможность выразить, выплеснуть всё то, что бушевало сейчас в её сердце. И ведь он может никогда не вернуться, а она сидит тут, словно бездушная кукла, и молчит…
     Пересмешник за окном издал резкий вскрик, и Марта вскочила.
- Мистер Вашингтон! – закричала она. – Вернитесь!
     Он тут же вернулся. На миг Марта снова оробела, но затем подумала о том, как будет жалеть всю оставшуюся жизнь, если промолчит сейчас.
- Я должна сказать вам, - она старалась говорить твёрдо, - что все мои мысли, мои лучшие пожелания будут с вами в этом … этом путешествии.
     Она овладела собой. Почему должна она стыдиться высказать то, что лежит у неё на сердце? Она смело продолжила:
- Для вас это великолепный шанс. И для Виргинии тоже. Я рада, что мы поступаем так, а не иначе. Я счастлива, что мы защищаем свою землю. Вы подразумеваете, что будет война. Я правильно поняла вас?
     Он посмотрел на неё очень серьёзно.
- Правильно.
     Повисло молчание. Она отошла к камину, опустив голову. На глаза её упала тень от полей шляпы, древесные лилии коснулись её поникших плеч, покрытых кружевами.
     Мистер Вашингтон снова заговорил.
- Война – единственный выход. Канада должна быть нашей.
- А губернатор Динвидди посылает так мало людей! – откликнулась Марта.
- Да, силы у нас небольшие, но британское правительство не слишком великодушно, и мы не осмеливаемся лишить Виргинию её мужчин.
     Она заметила с радостным возбуждением, что, говоря «мы», он как бы включает себя в число правителей этого края, вершителей его судеб.
- Я завидую вам, - сказала она. 
     Он подошёл ближе и остановился рядом.
- Я – никто, - ответил он сдержанно. – У меня есть всё, чтобы действовать …
     Марта отвернулась и вытащила одну из древесных лилий из черного кувшина.
- Действие должно быть … прекрасно, - задумчиво сказала она.
     Он ответил со страстной серьёзностью:
- Да, но можно проиграть, или преуспеть, лишь для того чтобы обнаружить, что твоя надежда – тщетная. 
     Марта, задрожав, не спускала глаз с лилии.
- О какой надежде вы говорите?
- Этого я пока не могу сказать вам.
     Белые пальцы сжали зелёный стебель с такой силой, что сломали его, а головка  лилии поникла и склонилась на бурно вздымавшуюся грудь, в то время как Марта обратила взор на пылкое лицо человека, стоящего рядом. 
     В открытое окно вплывали странные волшебные ароматы, странные волшебные звуки птиц, шёпот листвы, какое-то непостижимое дуновение, что исходило от облаков, проносящихся за старым свинцовым флюгером дома напротив. Вся комната наполнилась волшебством, как закатным золотым светом, мерцающим на стенах, полу и потолке, на фигурке женщины, прижимающей лилию к чёрному бархатному банту на груди, свободные концы которого спадали на муслин её струящегося платья, расплескавшегося вкруг неё.    
- Но вы можете сказать мне, … пожалуйста, скажите.
     Она увидела, что он побледнел и задрожал.
- Я уже сказал вам, я – никто, - его голос прозвучал хрипло.
     Она не сводила с него глаз, и ей казалось, что он словно растворяется в волнах золотого света, заливающего комнату.
- Но я тоже … никто.
     Он взглянул на неё, его переменчивые карие глаза казались почти чёрными.
- Что вы хотите сказать? – спросил он, подавшись к ней и положив руку на сердце.
- Ведь я же позвала вас назад, - шепнула она.
     Так как он молчал, ужасный стыд охватил её. Из бездны унижения она поднялась, поддерживаемая горькой гордостью.
- Позвала вас, - повторила она другим тоном. – Но вы должны простить меня, да, простить мне эту причуду…
- Причуду? – переспросил он.
- Конечно, - хладнокровно продолжила она. – Причуду, просто-напросто каприз, у которого нет оправдания, мистер Вашингтон.
     Он сильно побледнел, и она, чья гордость страдала, испытала почти удовольствие, видя, что, в свою очередь, задела его гордость.
- Ваш приход для нас честь, - продолжала она говорить тем более лёгко и непринуждённо, чем горше был её стыд за себя. – Отец должен сейчас прийти. Не желаете ли прохладительных напитков?
- Благодарю, нет, - ответил он столь же непринуждённо. – Прощайте, мистрис Дендридж.
- Прощайте, - ответила она, сама удивляясь равнодушию, с которым говорила.
     Во второй раз пошёл он к двери, открыл её, помедлил, и оглянулся.
- Но ваши наилучшие пожелания, они со мной, да?
     Она ответила любезной улыбкой.
- О, конечно, мистер Вашингтон! Как и со всеми виргинцами.
Дверь затворилась, он ушёл.
     Лилия упала из пальцев Марты, рука поднялась к горлу. Она стремительно повернулась к окну с одной мыслью – увидеть его ещё раз. Она услышала, как хлопнула входная дверь. Ещё секунда напряжённого ожидания, и она увидела, как высокая фигура в тёмно-синем плаще пересекла площадь, мелькнула в лёгкой тени деревьев, быстро удаляясь. Ещё мгновенье, отмерянное ходом позолоченных часов на стене, и он пропал из виду, площадь опустела, как опустели её сердце и жизнь.
     Всё кончено. Он так и ушёл. Она заставила себя говорить, но случилось невероятное: он не ответил ей.
     Она чувствовала, что отвергнута. Борясь с чувством жгучего сожаления и, одновременно, ужасной потери, она спрашивала себя, удалось ли ей обмануть его, заставить поверить, что он ей безразличен, или же нет?
     Она заметила упавшую лилию, машинально подняла её и вернула в сосуд. Тут она заметила, что стебель сломан и покраснела от стыда. Она сама, как этот стебель, - сломана и отброшена. Кто же поможет ей? Бережно поднимет и вернет в круг таких же, как она, где она сможет спрятать свою рану, подобно тому, как лилия прячет свою среди стеблей и листьев других цветов.
     Она подошла к красному лакированному столику у окна, взяла лист бумаги и написала письмо.