Senex. Книга 1. Глава 28

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 28. Ночной дежурный по заводу

Память смерти побуждает живущих в общежитии
к трудам и постоянным подвигам покаяния и к
благодушному перенесению бесчестий.
Иоанн Лествичник

          Василий Порфирьевич, узнав, что Королёва является социопаткой, то есть психически больным человеком, стоял на колоннаде и мучительно пытался понять, что ему теперь делать. В этот момент к нему подошёл Самокуров и сказал:
          - Василий Порфирьевич, я прошу Вас временно поработать ночным дежурным по заводу, пока Суханов, которому должны сделать сложную операцию, будет на больничном.
          Василий Порфирьевич сначала опешил от такого предложения… Хотя, честно говоря, с каждым днём неотвратимо приближаясь к пенсионному возрасту и размышляя о том, чем он будет заниматься на пенсии, ему приходила в голову мысль, что ночной дежурный по заводу — это неплохой вариант. А поскольку такая мысль у него возникала, то он сразу не стал отказываться, а пообещал Самокурову подумать.
          Ночного дежурного в народе называют ночным директором, потому что во время дежурства он является самым главным ответственным за порядок на предприятии. Работа эта, по мнению Василия Порфирьевича, «не пыльная»: ночных дежурных по заводу – которые являлись сотрудниками Бюро Главного диспетчера, то есть подчинёнными Главного диспетчера Самокурова - было четверо, и они дежурили день через три (а если точнее - ночь через три); дежурство начиналось в 17 часов, когда заканчивалось рабочее время, и заканчивалось в 8 часов утра, когда начинался рабочий день; в диспетчерской был диван, на котором дежурный имел полное право спать. Размышляя о ночном дежурстве, Василий Порфирьевич допускал, что он, может быть, потеряет в деньгах, зато обретёт больше свободного времени. Не работа, а лафа!
          Но потом Василий Порфирьевич вспомнил Глушко, который как-то пожаловался ему, что его жена очень расстраивается, когда он уходит на дежурство, в этот день у неё резко повышается давление, и дочка с новорождённым внуком вынуждена ночевать у них. Имея эту информацию, Василий Порфирьевич не знал, как будет реагировать Анна Андреевна, если он будет ночным дежурным.
          Далее у Василия Порфирьевича появилось одно очень важное соображение, повлиявшее на его решение. У него была хроническая гипертония, и он догадывался о причинах этого недуга. Сверхнапряжение создаёт повышенное давление, а сверхнапряжение возникает из-за страха перед неудачей. Это означало, что он идеализирует благополучную судьбу, поэтому парализован страхом лишиться должности Начальника БАП, и этот страх усиливает Королёва, стремящаяся «отжать» его от этой должности. Но по поводу его должности высказалась Анна Андреевна:
          - Я считаю, что пенсионеру не надо быть начальником, это лишняя нагрузка на психику. Начальник пенсионного возраста всегда находится в стрессе, потому что со страхом ожидает, что его заменят на более молодого и перспективного сотрудника. И с каждым годом это напряжение растёт, а ты должен с каждым годом успокаиваться.
          И Василий Порфирьевич был согласен с женой. Мысли о благополучной судьбе создавали у Василия Порфирьевича сверхнапряжение с самого детства: родители пугали его, что в случае неудачи при поступлении в институт у него будет неблагополучная судьба. Отец любил повторять, что, в случае неудачи при поступлении в институт, он может пасти коров в их деревне. Все неудачи Василия Порфирьевича с прежними работами были неосознанными попытками избавиться от идеализации благополучной судьбы. Тогда для него была недопустима мысль о том, что он может с чем-то не справиться. Чтобы избавиться от сверхнапряжения, он должен каким-то образом дать понять своим родителям, что больше не желает участвовать в этом психозе. Но в молодости Василий Порфирьевич сбежал от своих родителей, променяв райский уголок земли на суровый северный климат, и теперь роль его родителей играют Гайдамака и Королёва. Именно им Василий Порфирьевич и должен сказать о своём намерении. Может, поэтому ему нельзя сбежать от Гайдамаки и Королёвой, которые сейчас являлись воплощением его родителей. Оставаясь рядом с ними и терпя все унижения, Василий Порфирьевич очищал свою карму. Кадровые решения в ПДО целиком зависели от Гайдамаки, и если начальник решил таким образом избавиться от Василия Порфирьевича, значит, он выдержал испытание и немного очистил свою карму. В этой ситуации ему обязательно надо стать ночным дежурным, чтобы хотя бы на короткое время добровольно отказаться от должности Начальника БАП. В этом Василий Порфирьевич увидел своё спасение. Поэтому он, сначала удивившись, что подобное предложение было сделано именно ему, ещё не достигшему пенсионного возраста, довольно быстро принял предложение Главного диспетчера, потому что увидел в нём избавление от неприятной перспективы продолжать работать рядом с душевнобольным человеком, которым, как оказалось, является Королёва. Ему срочно нужна была передышка, иначе «полусумасшедшая» Королёва размоет его личность так же, как она это сделала с Пешкиным. Тем более, что окончательное решение о его ночном дежурстве всё равно будет принимать Гайдамака.
          Василий Порфирьевич согласился, зная, что на эту должность претендует Полянский, с которым у него сложились хорошие отношения. Самокуров тоже знал, что Полянский хочет стать ночным дежурным, но не соглашался, и Василий Порфирьевич считал, что нежелание Самокурова взять Полянского на эту должность исходило не только из-за мягкого характера претендента, но ещё и из-за его пристрастия к спиртному. Василий Порфирьевич решил, что ему не в чем себя винить: «Пусть для меня это будет проверкой на избавление от идеализации личных отношений на производстве».
          Хоть он и дал согласие Самокурову, но сомнения не оставили его, и он продолжал размышлять об этом. Длительный застой на заводе говорил о том, что его судьба не зависит от судьбы завода. Значит, ни о какой карьере — тем более в его возрасте - не может быть речи. В этой ситуации свободное время - самый ценный капитал, а у ночного дежурного очень много свободного времени.
          Глушко, который пришёл на ночное дежурство, спросил у Василия Порфирьевича:
          - Самокуров сделал тебе предложение?
          - Да.
          - И что ты решил?
          - Согласился.
          - Правильно! Это идея не Самокурова, а самого Гайдамаки, и он лично сделает тебе официальное предложение. Я хочу тебе сказать, что это хорошее предложение, ты можешь смело соглашаться. Я уже разговаривал с Гайдамакой о тебе, и он подтвердил, что не будет уменьшать твою зарплату.
          Василий Порфирьевич снова подумал о том, что Гайдамака очень хочет от него избавиться... Когда он впервые понял, что главной причиной глумления Гайдамаки надо ним является его предпенсионный возраст, то невольно захотелось сказать начальнику: «Да, я старик, а стариков принято считать бесперспективными… Но ведь и ты тоже старик! Ты старше меня на год! Унижая меня, не унижаешь ли ты и самого себя?»
          А если Гайдамака и в самом деле хочет избавиться от Василия Порфирьевича, то это значит, что он хочет сделать Начальником БАП Пешкина. Если это так, то Василий Порфирьевич не ошибся: новый собственник — это новый завод, на котором все вынуждены начинать с нуля, и Гайдамака, обладая неограниченной властью, уже начал перемещать фигуры. Морякова он хочет переместить на должность ночного дежурного по заводу, своего любимца Пешкина он очень хочет переместить на место Начальника БАП, чтобы как можно больнее уязвить Королёву. Это было бы вполне логично: поскольку Королёва не смогла принять Василия Порфирьевича в роли Начальника БАП, то теперь ей предстоит иметь дело с Пешкиным в роли Начальника БАП. Для неё это гораздо большее унижение, чем Василий Порфирьевич в роли Начальника БАП.
          Когда все вопросы были осмыслены и предварительно оговорены, и Василий Порфирьевич дал заочно своё согласие, Гайдамаке оставалось сделать ему официальное предложение. Но время шло, а Гайдамака молчал… И удивительное дело: несмотря на молчание начальника, Василий Порфирьевич ощутил покой в душе, и он пытался понять это неожиданное явление. Неужели причина этого ощущения покоя заключается в том, что его судьба сделала неожиданный поворот? Похоже, что это было именно так: его душевное спокойствие говорило о том, что он не ошибся, согласившись на это необычное предложение, хотя ещё не знал, что его ждёт на этой работе. Став ночным дежурным, он лишится даже того мизерного общения, которое имеет. Жена будет на работе, а он три дня будет один дома, и такая перспектива ему не нравилась. Он считал, что одиночество - это его тюрьма, а он хотел общаться, он хотел жить не только среди людей, но и с людьми… С другой стороны, будучи ночным дежурным, он получит возможность наблюдать со стороны за происходящим… А это дорогого стоит. 
          Василий Порфирьевич отработал под руководством Гайдамаки уже два года, по результатам этой работы Начальник ПДО увидел Василия Порфирьевича в роли ночного дежурного по заводу, он решил, что его подчинённый на большее не способен, и Василий Порфирьевич не мог противостоять воле Директора по производству, поэтому он смирился с обстоятельствами и в душе принял их. Его работа под руководством Гайдамаки – это процесс, и он должен пройти этот процесс до конца. Василий Порфирьевич с честью выдержал испытание, которое ему устроили Гайдамака, Королёва и Пешкин, и теперь их пути должны разойтись. Раньше в таких ситуациях Василий Порфирьевич просто уходил от людей, которые устраивали ему испытание, и это было бегство. Но сейчас всё было иначе: Василий Порфирьевич выдержал характер, не сбежал, и теперь судьба разводит их по разным орбитам. Они остаются в одном пространстве, но у них теперь разное время: Гайдамака, Королёва и Пешкин будут работать в дневное рабочее время, а Василий Порфирьевич – после окончания рабочего времени и в выходные дни.
          Поэтому Василий Порфирьевич не испытывал ни тревоги, ни страха, я лишь ждал, когда Гайдамака сделает официальное предложение, и его новая работа станет реальностью.

          * * *
          Поскольку Василия Порфирьевича ждало новое поприще, то вынужденное безделье теперь нисколько не беспокоило его, и он внимательно наблюдал за лицедейством Королёвой, уже зная, что рядом с ним – душевнобольной человек.
Главный инженер оповестил все службы, что 24 августа состоится презентация новых разработок фирмы DRAKAR для Генерального директора завода. На презентацию были приглашены все ведущие специалисты завода, и Гайдамака обязал присутствовать на ней Морякова, Королёву и Пешкина, но Королёва стала в позу:
          - Я не пойду на это сборище, где я никак не смогу проявить себя! Гайдамака должен был пригласить меня на предварительное обсуждение этого вопроса, потому что только я могу сделать так, как надо!
          В конечном итоге Королёва договорилась с Гайдамакой о том, что она идёт на рабочее совещание по программе DRAKAR, а на презентацию не идет. Пешкину она несколько раз сказала:
          - Не вздумай открыть рот - ни на совещании, ни на презентации, а то опять скажешь какую-нибудь глупость!
          Раньше в таких случаях у Василия Порфирьевича возникало праведное возмущение: «Какая же она всё-таки злая! Даже жестокая». Но сейчас перед ним был душевнобольной человек, и он, вместо праведного возмущения, сравнивал соответствие симптомов социопата с поведением Королёвой. Всё сходилось до мельчайших подробностей. Королёва пристала к Главному инженеру со своими графиками, и он в конце концов разозлился:
          - Пишите приказ!
          - Какой? - удивлённо спросила Королёва.
          - О назначении себя самой главной!
          В 11 часов состоялась рабочая презентация дополнительного модуля программы DRAKAR, которую проводил сам руководитель фирмы DRAKAR Разин. Королёва всё-таки пошла на презентацию и там умудрилась устроить склоку, чтобы подчеркнуть свою значимость.
          На презентации Гайдамака сказал:
          - Меня, как Директора по производству, интересует следующее… - и стал перечислять, какие функции, по его мнению, должна выполнять программа DRAKAR.
          Поведение Гайдамаки говорило о том, что он начал свыкаться с должностью Директора по производству, и у Василия Порфирьевича возникло подозрение: «А что если Гайдамака, уже как Директор по производству, начал формировать свою новую команду?» Тогда было понятно его желание сделать Василия Порфирьевича ночным дежурным: ночные дежурные - это опора Директора по производству и даже Генерального директора, поэтому их негласно называют «ночными директорами». На эту должность берут проверенных людей, и до сих пор это были либо отставные военные в высоких званиях, либо, как Глушко, бывшие большие начальники. И то, что Гайдамака предложил эту должность Василию Порфирьевичу, кое о чём говорило. Будучи Начальником ПДО, Гайдамака мог пообещать Полянскому эту должность, потому что тот его устраивал на месте ночного дежурного. Зато Василий Порфирьевич не устраивал Гайдамаку на месте Начальника БАП. Однако, став Директором по производству, Гайдамака изменил своё отношение к этому вопросу: Полянский уже не устраивает его в роли ночного директора, зато Василий Порфирьевич почему-то стал устраивать его на этом месте. Василий Порфирьевич знал, что у карьериста Гайдамаки очень высокие требования к своим подчинённым. Но какое качество Василия Порфирьевича могло привлечь его? Наверное, это его спокойствие, которое так и не смогла поколебать бешеная энергия Королёвой, подпитываемая энергией космоса. А для «ночного директора» это качество ценится в первую очередь.
          Старшинов был в отпуске, и Пешкин снова замещал его, но, в отличие от прошлого исполнения им обязанностей куратора корпусных цехов, ему нечего было делать, и Пешкин снял кроссовки, сидел босиком и изучал язык программирования Java. Такого в комнате 220 ещё никогда не было!.. Но Василий Порфирьевич, как ни странно, прекрасно понимал мотив поведения Пешкина: как ещё он может дать понять окружающим, что он - прирождённый программист, и что все остальные ему в подмётки не годятся? Только так — сняв кроссовки и босиком изучая язык программирования Java. Пешкин изучал язык программирования Java, потому что его не интересовала работа, для которой его сюда взяли.
          Зато Василия Порфирьевича работа очень интересовала… Но у Гайдамаки было другое мнение на этот счет, и Василий Порфирьевич ничего не мог с этим поделать.
          Пришёл Самокуров, завязалась беседа, и Пешкин ляпнул пошлость, которую прочитал в Интернете:
          - У нас не подходящие люди для важных должностей, а подходящие должности для важных людей.
          Королёва строго сказала ему:
          - Иди сюда, я тебе дам подзатыльник!
          Но Пешкин не шелохнулся. Тогда Королёва спросила:
          - Ты что - трус?
          Пешкин тут же встал, подошёл к ней, и она дала ему подзатыльник. Она точно знала, как манипулировать Пешкиным, и ей обязательно надо было публично продемонстрировать свою власть над ним. А Пешкин, подойдя к Королёвой за подзатыльником, подтвердил, что он и в самом деле трус: только трус боится, что его публично могут назвать трусом. Это Василий Порфирьевич очень хорошо уяснил, поскольку ему приходилось мириться с тем, что все считают его бездельником: чтобы смириться с тем, что тебя все – во главе с начальником! - считают бездельником, нужна смелость.
          Когда Королёва в очередной раз стала глумиться над Пешкиным, «верный раб» не выдержал:
          - Я уже жалею о том, что вернулся в эту дыру, хотя знал, что это такое!
          А Королёва, поняв, что немного перестаралась, стала «по-матерински» успокаивать его:
          - Миша, у тебя хорошая, светлая голова, но ты, к сожалению, ею не пользуешься, ты уже окончательно деградировал!
          Всем известна политика управления с помощью кнута и пряника, и эти средства обычно применяют попеременно… Но Королёва усовершенствовала этот метод до такой степени, что кнут и пряник ей удавалось применять одновременно: «Ты умный, но ты дурак!»

          * * *
          Королёва сказала, что в отпуске будет перевозить свою мать из Новосибирска в Санкт-Петербург. На работе она постоянно демонстрировала Василию Порфирьевичу свою силу и своё влияние, а её семья и её здоровье были демонстрацией собственного бессилия. Даже её любимый кот Викентий предпочёл умереть, чем подчиниться её воле. Потому что кот – это не человек, это сама природа, но даже кот Викентий был обречён, потому что мужская энергия не способна противостоять женской энергии. И Василий Порфирьевич на самом деле не воевал с Королёвой, а просто спрятался от неё в собственной скорлупе отчуждённости, потому что мужская энергия не способна противостоять женской энергии. Женской энергии может противостоять только женская энергия. Поэтому Василий Порфирьевич знал наперёд: если Королёва всё-таки перевезёт мать в Санкт-Петербург, то теперь уже мать будет издеваться над ней так же, как она издевается над Пешкиным. Он это понял из телефонных разговоров Королёвой с матерью: мать и дочь на дух не переносили друг друга, их разговоры всегда превращались во взаимные претензии и прерывались на полуслове. Королёва тоже знала, что мать будет издеваться над ней… Но у неё не было выбора.
          Когда Королёва стала оформлять отпуск, Гайдамака потребовал, чтобы она завизировала у Василия Порфирьевича своё заявление на отпуск. Такое происходило впервые, потому что по штатному расписанию Королёва не подчинялась Морякову. Но это всё равно произошло, потому что так захотел Гайдамака, который начал обретать на заводе неограниченную власть и фонтанировал креативностью: он назначил Начальника БАП Морякова исполняющим обязанности простого инженера Королёвой на время её отпуска. Такого тоже ещё никогда не было!.. Зато Василий Порфирьевич получит надбавку в размере 30%. Василий Порфирьевич нисколько не сомневался, что, назначив его на противоестественное замещение Королёвой, Гайдамака явно старался его унизить, и он, расписавшись в приказе на замещение, позволил начальнику унизить себя. А что ещё оставалось ему, почти пенсионеру, против Гайдамаки, в руках которого сейчас, благодаря стечению обстоятельств, была сконцентрирована заводская власть? Руководство завода было парализовано, оно стало неуправляемым, потому что буквально всё высшие руководители были повязаны личным бизнесом. В такой ситуации производство для них не являлось главной целью, поэтому Гайдамака творил всё, что хотел. Тем более, что ОСК приобрела акции завода за 12,5 миллиардов рублей, и теперь Крутов мог назначать Гайдамаку Директором по производству.
          Василий Порфирьевич не знал, что задумал Гайдамака, зато знал точно, что у Королёвой отпуск будет отравлен тем, что Василий Порфирьевич будет её замещать. Он не сомневался, что Королёва заподозрит его в том, что он использует время её отпуска, чтобы по-быстрому состряпать «концепцию развития программы DRAKAR»… Или «концепцию развития программы 1С»…
          Королёва, глядя на Василия Порфирьевича своими голубыми циничными глазами, заявила:
          - Василий Порфирьевич! Вас назначили исполнять мои обязанности. Меня в связи с этим беспокоит вопрос: кто будет гнобить Пешкина? Вы в этом отношении абсолютно бездарны. Никто не умеет это делать лучше меня!
          - Это неоспоримый факт! – подтвердил Василий Порфирьевич, прекрасно понимая, что её беспокоит вовсе не Пешкин, а то, что он будет исполнять её «эксклюзивные» обязанности, которые никто, кроме неё самой, не способен исполнять. Он был доволен, что Королёва, не откладывая в долгий ящик, совершила против него агрессивный жест, произнеся в его адрес грязные слова, и теперь он без зазрения совести может проигнорировать её «отвальную». Ему будет очень легко наказать Королёву, потому что она решила устроить это торжество с размахом – у Грохольского.
          Нахамив Василию Порфирьевичу, Королёва почувствовала облегчение - и тут же пожаловалась ему, как самому близкому человеку, что её котенок, которого она отдала бывшему мужу на время отпуска, ничего не ест. Василий Порфирьевич всё больше убеждался в том, что Королёву ожидает весёленький отпуск.
          Пришёл Самокуров, и Королёва, как заезженная пластинка, продолжила свою песню:
          - Николай Игнатьевич! Я ухожу в отпуск, а Василий Порфирьевич будет исполнять мои обязанности. Меня беспокоит, что некому будет гнобить Мишку, Василий Порфирьевич с этим не справится.
          - Тогда переведём его в другое место! - отреагировал Самокуров и заговорщицки переглянулся с Моряковым.
          В обед Василий Порфирьевич, как и планировал, не пошёл в БОП провожать Королёву в отпуск - это был его ответ на её хамство. Он это сделал, и его характер ещё больше укрепился! Вернувшись с прогулки, Василий Порфирьевич увидел, что Королёва прячет от него глаза, и понял, что её сильно задел его ответный агрессивный жест. Но Королёва есть Королёва, и она не оставила без ответа его выпад. Когда к ним зашёл Гайдамака, она спросила:
          - Владимир Александрович! Кому мне передать стандарт Отдела снабжения, а то я переживаю за него. Это слишком серьёзный вопрос, чтобы оставить его без внимания!
          - Отдайте его мне! - ответил Гайдамака.
          И Василий Порфирьевич молча вернул Королёвой бумаги, которые она поторопилась передать ему, узнав, что он будет её замещать… Слишком поторопилась! Она слишком суетится…
          Мусульмане совершают молитву строго в определённые часы, бросая все дела, даже войну. Это и есть способ выйти из суеты. Будда тоже учил своих учеников быть сдержанными: «Неспокойное поведение — это возбуждение. Возбуждение — это состояние надежд и фантазий, при котором нельзя воспринимать явления правильным образом».
          После обеда Полянский спросил у Василия Порфирьевича:
          - А ты почему не был на проводах Дианы Ефимовны? Мне всегда нравилось, как свободно и раскованно ты вёл себя за столом: весело шутил, поддерживал хорошее настроение.
          Василий Порфирьевич сказал ему о своей гипертонии.
          Королёва весь день не умолкала, но Василий Порфирьевич не стал надевать наушники, решил потерпеть её последний рабочий день. Теперь он увидит её только через месяц. В связи с этим он вспомнил слова Феди из фильма «Операция Ы»: «Вот ты думаешь, это мне дали пятнадцать суток? Это нам дали пятнадцать суток!» Значит, это не у Королёвой отпуск, потому что Василий Порфирьевич сумел испортить ей отпуск. Это у Василия Порфирьевича будет отпуск от Королёвой! У этого чудовища бешеная энергия, и Василию Порфирьевичу порой даже казалось, что она неисчерпаема... Но это обманчивое впечатление. Раньше её энергии хватало на то, чтобы контролировать весь завод, а сейчас её хватает только на то, чтобы контролировать комнату 220. Она почти не выходит из комнаты, вся её энергия обрушивается на Василия Порфирьевича, поэтому ему кажется, что эта энергия никогда не иссякнет.
          Перед обедом пришёл Ильюшин, чтобы узнать у Королёвой, где она будет отдыхать в Болгарии. Он сейчас в отпуске, скоро поедет в Европу и собирается заехать к ней. Королёва поставила на своём столе рамку с портретом Шри Матаджи, и для Ильюшина это был знак, что этому человеку — то есть Диане Ефимовне – он может доверять безмерно.

          * * *
          1 сентября Василий Порфирьевич пришёл на работу, Королёвой не было, она была в отпуске, и в комнате воцарились непривычные тишина и покой... Но спустя некоторое время ему стало как-то неуютно, и Василий Порфирьевич не знал, чем ему заняться. Поэтому ему при-шлось отключить эмоции, которые Королёва подпитывала своей энергией, и «включить голову» - как советовала Королёва. У Василия Порфирьевича возник эмоциональный вакуум.
          В 9.45 все сотрудники ПДО собрались в кабинете Гайдамаки и поздравили его с днём рождения. Во время поздравительных речей, которые произносили заместители Гайдамаки, окно было открыто, на территории громко жужжала газонокосилка, и это отвлекало внимание. Кто-то сказал Булыгину, стоявшему ближе всех к окну, чтобы он закрыл его, но тот даже не пошевелился. Тогда сам Гайдамака, в это время говоривший ответное слово, попросил Булыгина закрыть окно, но он проигнорировал и просьбу начальника: он, не мигая, смотрел Гайдамаке в глаза и улыбался. Создалось ощущение, что Булыгин или не слышит Гайдамаку, или не понимает, на каком языке тот говорит. Тогда Чухнов, уже строгим голосом, приказал Булыгину закрыть окно, и только после этого окрика тот нехотя, словно выходя из глубокого транса, выполнил просьбу своего непосредственного начальника. После того, как Гайдамаку официально поздравили его заместители, никто не решился пожать начальнику руку, как это было раньше: он ведь теперь исполняет обязанности Директора по производству… А в этом жестоком мире надо за всё платить… В том числе и за высокую должность… Все дружно потоптались на месте и стали потихоньку двигаться вдоль стенки к выходу, подталкивая друг друга.
          Диспетчер Галина Гордеевна взяла отгул, и Самокуров стал привлекать Василия Порфирьевича к диспетчерской работе:
          - Вы уже без пяти минут наш человек, поэтому я буду Вас привлекать. Понравится - потом за уши не оттащишь!
          Сначала он попросил Василия Порфирьевича посидеть на телефонах пять минут, когда он ходил в туалет. В 10 часов Самокуров ушёл на совещание, на котором он, как обычно, ведёт протокол, а Василий Порфирьевич стал принимать звонки цехов. Его новая работа в этот момент уже стала реальностью, обрела плоть…Это была его новая реальность, она вошла в его жизнь сразу, как только он разрешил себе впустить её. Поэтому он уже без страха принял предложение Самокурова посидеть на телефонах.
          Ключи от всех помещений заводоуправления хранились в диспетчерской, и когда Василий Порфирьевич сидел там, приходили люди, брали ключи от своих помещений или, наоборот, вешали их на своё положенное место.
          Конечно, Василию Порфирьевичу с непривычки пришлось поволноваться... Но разве эти волнения можно было сравнить со стрессом, связанным с возможным увольнением, поиском новой работы и привыканием к новому месту работы? Василий Порфирьевич чувствовал себя комфортно на новом месте, у него было прекрасное, безмятежное состояние, его ничто не тревожило. Раньше у него вообще не было ни одного подобного дня, он мог испытывать лишь отдельные мгновения безмятежного состояния. Замещая Галину Гордеевну, он поверил в свою новую работу.
          А когда Василий Порфирьевич вернулся на прежнее место в комнате 220, то всё изменилось. Пешкин пил чай, сопровождая каждый глоток протяжным стоном… Как будто он испытывал оргазм... Королёвой не было, а он всё равно продолжал старательно вести себя так, чтобы «мама» его похвалила. Это состояние стало для него бессознательным, обрело незыблемость характера. Василий Порфирьевич подумал, что пить чай таким образом — это настоящее извращение процедуры чаепития. Выходит, Пешкин — извращенец? Пешкин своим поведением исключил себя из обычного общества, заявив претензию на некое особенное общество… Общество извращенцев.
          Потом Пешкин стал громко молотить по клавишам, изображая из себя «настоящего, правильного программиста», и настроение Василия Порфирьевича стало портиться. Он остро почувствовал разницу между двумя своими реальностями - прошлой и уже настоящей. Между ними была огромная разница... А ведь они находились всего лишь в нескольких шагах друг от друга!
          Вернувшись с обеденной прогулки, Василий Порфирьевич понял, что в обед был корпоратив по случаю отпуска Грохольского, но пока было неизвестно, кто будет замещать его. Пешкин с надеждой спросил у Тани:
          - А кто будет замещать Грохольского?
          - Это пока неизвестно, - ответила Таня.
          На следующий день у Василия Порфирьевича было уже не такое беззаботное настроение, как вчера, в груди появилась тревога, но он уже относился к этому состоянию совсем иначе. Он знал, что его тревога, как и давление, причиной которого она являлась– это лишь временные неудобства, связанные с его новой работой, они через какое-то время уйдут из его жизни, и он будет ощущать себя так же безмятежно, как это было вчера. Всё, что нужно для этого, он уже сделал, и ему надо лишь немного потерпеть.
          Вернувшись с обеденной прогулки, Василий Порфирьевич узнал, что Гайдамака вызывает его и Самокурова.
          - Пробил Ваш час! – торжественно сказал Самокуров и повёл его к начальнику, по дороге сообщая подробности: - Суханову сделали операцию, в пятницу его уже выписали домой, и, по нашим прогнозам, он будет на больничном около двух месяцев.
          Гайдамака повторил то, что Василий Порфирьевич уже знал: Суханову сделали операцию, он около двух месяцев будет на больничном - и предложил ему подежурить вместо Суханова.
          - Я согласен, - ответил Василий Порфирьевич.
          - Тебя устраивает режим работы ночного дежурного? – спросил Гайдамака. - А то ведь на самом деле всё может оказаться не так гламурно, как кажется на первый взгляд.
          - Да, режим работы меня устраивает, - уверенно сказал Василий Порфирьевич.
          И тогда Гайдамака сказал Самокурову:
          - Я подгоню зарплату Василия Порфирьевича под его категорию начальника бюро, но, чтобы об этом не знали другие дежурные!
          - Я понял! - ответил Самокуров.
          Когда они вышли от Гайдамаки, Самокуров сказал:
          - Спасибо, что Вы согласились, а то никто не соглашался замещать ночного дежурного! Для меня и Гайдамаки это была серьёзная проблема!
          Но у Василия Порфирьевича неожиданно возникла серьёзная проблема, связанная с его новой работой и новым режимом: жена вынуждена будет часто оставаться одна ночью и в выходные дни, в её общении неизбежно создастся вакуум, и это будет не очень хорошо. Как и предполагал Василий Порфирьевич, Анна Андреевна была недовольна:
          - Это значит, что по ночам и в выходные дни мне придётся быть одной!
          - Но ведь это значит, что наша вселенная начала расширяться, - стал успокаивать жену Василий Порфирьевич. - Раньше мы оба сидели в одно время и в одной точке пространства, а теперь нас развели во времени и в пространстве. Мы с тобой теперь одновременно можем охватить вдвое больше пространства.
          Получив одобрение жены, Василий Порфирьевич на следующий день начал осваиваться в диспетчерской, а после работы задержался на час, чтобы получить мастер-класс от Ивана Ивановича Целовальникова.
          - Значит, ты уже наш коллега! - сказал Целовальников.
          Вечером Василий Порфирьевич и Анна Андреевна отметили новый поворот в их судьбе.
          Следующий день был последним днём работы Василия Порфирьевича на прежнем месте, он снова остался после работы, чтобы получить мастер-класс от Ивана Ивановича, а в 18 часов пошёл домой, и Самокуров сказал на прощание:
          - Завтра проснётесь, а на работу идти не надо! И будете ходить по квартире и думать, чем заняться.

          * * *
          18 сентября Василий Порфирьевич поехал на первое ночное дежурство. Перед дежурством его охватила тревога, давление поднялось. В 17 часов он сел возле телефона и стал принимать доклады ночных дежурных по цехам.
          Личинкина, уходя домой, увидела Василия Порфирьевича в диспетчерской и воскликнула:
          - Это за какие заслуги тебя поставили дежурным?
          Василий Порфирьевич лишь улыбнулся в ответ и пожал плечами. У него всё стало происходить наоборот: люди шли с работы, а он шёл на работу; люди ехали на работу, а он - с работы. В будние дни он вставал, когда хотел, а в выходные вставал в 6 часов, когда была его очередь дежурить. Жизнь Василия Порфирьевича словно потекла в обратном направлении, и он стал испытывать новые эмоции. Когда рабочий день заканчивался, сотрудники заводоуправления шли домой мимо диспетчерской, и Василий Порфирьевич наблюдал за ними – но теперь уже со стороны. Заместитель Директора по информационным технологиям Фрейман, уходя домой, дружески махнул Василию Порфирьевичу рукой, и он ответил ему… А сам при этом почему-то почувствовал себя неловко, он даже испытал чувство вины. Это было странное ощущение: по возрасту он был мужчиной, которому до пенсии осталось два года, но чувство вины делало его маленьким мальчиком. Он лишился всяких надежд на карьеру и оказался на месте ночного дежурного из-за того, что эмоциональная составляющая его личности превысила все допустимые нормы и нарушила равновесие его нервной системы. Это было его недостатком, лишившим его возможности работать на должности Начальника БАП, которой он так гордился. Но, может быть, на новом месте он сможет свой недостаток обратить в достоинство?
          Во время первого ночного дежурства Василия Порфирьевича начался сильный дождь. Потом дождь закончился, тучи развеялись, и ему посчастливилось наблюдать красивый закат, вся диспетчерская, окна которой выходили на запад, была залита оранжевым светом заходящего осеннего солнца. Такое зрелище, как закат, всегда рождал в душе Василия Порфирьевича сильные эмоции: грусть и воспоминания о детстве. Ему было грустно, и в то же время на душе было светло, вокруг была абсолютная тишина, и он ощущал покой. Дома невозможно было испытать подобное состояние: то на улице раздавались какие-то шумы, то в доме кто-то начинал делать один из нескончаемых евроремонтов. С рабочего места дежурного была видна колоннада и дверь в комнату 220, эта дверь теперь всегда была закрыта, и это было объяснимо: Василия Порфирьевича в комнате не было, его дух не раздражал Королёве, и ей больше не было надобности открывать эту дверь ему назло.  Теперь Василий Порфирьевич смотрел на эту дверь со стороны, как посторонний. Работая в комнате 220, он мечтал гулять по коридору власти, общаться с руководителями, а не сидеть без дела. И вот его мечта сбылась - он гулял по коридору власти… Но он гулял один, потому что все сотрудники заводоуправления ушли домой, и его шаги эхом отзывались в пустынном коридоре власти. И только Крутов всё ещё находился в своём кабинете, и Василий Порфирьевич из диспетчерской мог видеть освещённые окна его кабинета.
          Позвонил Крутов и дал Василию Порфирьевичу первое задание: позвонить охранникам на проходной, чтобы они пропустили на территорию завода машину его жены. Вскоре приехала жена Крутова — молодая красивая женщина, поставила машину возле входа в заводоуправление, поднялась на второй этаж, поздоровалась с Василием Порфирьевичем и прошла в кабинет Крутова. В 20 часов Крутов и его жена пошли к машине, Василий Порфирьевич попрощался с ними, проследил, как они садятся в машину и уезжают, позвонил на проходную и дал охранникам команду открыть транспортные ворота... И только после этого Василий Порфирьевич расслабился и пошёл в туалет.
          Василий Порфирьевич остался совсем один во всём здании… Если не считать охранника, сидевшего на первом этаже возле турникетов. Но они не видели друг друга, поэтому Василий Порфирьевич мог считать, что он один. И только теперь он начал понимать, что новая реальность не похожа ни на какую другую реальность. Такого в его судьбе никогда не было. Оставшись совсем один во всём здании, он начал понимать, что такое покой… И ещё он понял, что его одиночество – это не конечная точка в его судьбе, а всего лишь переходное состояние. Он ещё не утвердился окончательно в новой реальности, потому что пока неизвестно, будет ли он ночным дежурным. Василий Порфирьевич снова оказался в состоянии неопределённости, но оно его уже не пугало так, как это было в комнате 220, потому что неопределенность - это путь к свободе. Работа ночным дежурным указала Василию Порфирьевичу только направление движения… Но конечная точка по-прежнему была неизвестна.
         Через полчаса позвонил Целовальников и поинтересовался, как у него дела… И Василию Порфирьевичу стало стыдно за себя и за свои мысли: однажды он позволил себе подумать о том, что Целовальникова могут уволить за то, что он на дежурстве частенько выпивал с Грохольским, и когда освободится место ночного дежурного… То, может быть, Василий Порфирьевич сможет занять его... А Целовальников искренне помогал Василию Порфирьевичу, поддерживал в трудную для него минуту. Василию Порфирьевичу было над чем задуматься: его карма не так чиста, как он думал.
          Они поговорили, и Целовальников спросил:
          - Ты же у нас временно?
          - Да, меня попросили замещать Суханова, пока он будет на больничном, - ответил Василий Порфирьевич.
          И в этот момент он понял: если ему понравится быть ночным дежурным, и он станет вынашивать мысль остаться в этой должности навсегда, то он станет рабом нового стереотипа: «Я ночной дежурный по заводу!» Приучая себя к этой мысли, он начнёт думать о том, что для этого Гайдамаке и Самокурову придётся избавиться от кого-то из его новых коллег – ночных дежурных… Например, от Целовальникова… Или от Глушко… Или от того же Суханова… И они это сделают, как сделали с Ивановым, которого Гайдамака уволил, чтобы освободить место для Глушко. Это было неприемлемо для Василия Порфирьевича.
          Зато, став ночным дежурным, Василий Порфирьевич лишился малейшей надежды считать себя профессионалом в вопросах планирования в программе DRAKAR. Его новое состояние разрушило прежний стереотип: «Я плановик!»
          Ночной дежурный – это должность, которая исключает возможность создавать вокруг себя имитацию активности ради привлечения внимания начальства к своей персоне. Подобная активность притягивает грязную энергию, и во время дежурства на заводе могут происходить разные происшествия. Ночной дежурный не должен проявлять никакой активности, он должен находиться в состоянии покоя, и тогда в его смену всё будет спокойно. А сменщик Василия Порфирьевича, полковник запаса Стоянов, постоянно создавал вокруг себя активность — суетился, командовал, переживал сильные эмоции. Однажды он забыл дома мобильный телефон, и это его очень расстроило. На другом дежурстве он обнаружил на лестнице, ведущей на третий этаж, пьяную женщину и вызвал охрану. Василий Порфирьевич был категорически против подобной активности.
          Через час позвонил Самокуров, тоже поинтересовался, как дела, и они немного поговорили.
          Первое ночное дежурство Василия Порфирьевича, слава Богу, прошло без происшествий. Он ночевал не дома, а в незнакомой обстановке, и это тоже было необычно. Ложась спать, он подумал: «Несомненно, тот факт, что я ночую не только дома, но и на работе, оказывает на меня мощное, но пока неизвестное мне воздействие».
          Ночное дежурство – это новое дело в его жизни, и его надо изучать, чтобы чувствовать себя более уверенно. Чем скорее он узнает все тонкости, тем будет лучше. Так он поступал, когда начал заново изучать профессию технолога и Auto¬cad, так он поступал, когда перешёл в ПДО и начал изучать планирование в программе DRAKAR. Он очень старался, он гнал себя, чтобы наверстать упущенное и не выглядеть неучем среди профессионалов. Это привело к тому, что нормой жизни для Василия Порфирьевича стало сверхнапряжение. Но сейчас всё было иначе. Он начал так же рьяно изучать новую профессию, но Самокуров дал ему знак:
          - Не торопитесь! Вы скоро будете всё знать лучше нас!
          Его слова стали знаком для Василия Порфирьевича, что он должен расслабиться и просто выполнять порученное дело, а опыт обязательно придёт со временем, как это произошло с остальными дежурными.
          Утром Галина Гордеевна, сменившая Василия Порфирьевича, спросила у него:
          - Вам нравится такая работа?
          - Нравится, в ней есть свои плюсы, - ответил он сдержанно, стараясь не позволять себе привыкать к стереотипу: «Я ночной дежурный!» На данном этапе он был рад тому, что получил доступ к свободе, и этого пока было достаточно. Для Василия Порфирьевича сама должность ночного дежурного не была главной целью. Главной целью было то, что давала ему должность ночного дежурного, то есть свобода. Он познал новую истину: оказывается, свобода имеет разные формы, и должность ночного дежурного – это лишь одна из её многочисленных форм. Став ночным дежурным, он лишь получил доступ к свободе, но ему пока не дано знать, какая из форм свободы предназначена именно ему. Он должен научиться видеть свободу в каждом своём положении.
          Василий Порфирьевич по праву заслужил свободу. Сейчас он шёл на работу в то время, когда остальные сослуживцы уходили с работы. Он обрёл свободу от вынужденного безделья, от бешеной энергии Королёвой, от общения с психически больным человеком. Вектор движения Василия Порфирьевича был противоположен вектору движения основной массы сослуживцев, и это стало возможным благодаря тому, что он пошёл наперекор и своре Грохольского, и своре самого Гайдамаки в лице Королёвой и Пешкина. Воля Василия Порфирьевича обрела плоть, и теперь, кем бы он ни работал после окончания ночного дежурства, он уже не вернётся в свою тюрьму. Этот процесс стал необратимым с тех пор, как он начал разрушать свои старые стереотипы, ион продолжал их разрушать. Василий Порфирьевич перешёл Рубикон в тот момент, когда дал согласие на предложение Самокурова подменить Суханова, потому что ему нужна была свобода, ему нужно было срочно покинуть тюрьму, в которую для него превратилась комната 220.

          * * *
          Во время следующего дежурства Василию Порфирьевичу позвонил дежурный с дока и сообщил, что обогрев обтекателя фрегата нарушен из-за разрыва шланга. Василий Порфирьевич позвонил старшему строителю заказа, и тот принял необходимые меры. Василий Порфирьевич начал самостоятельно действовать в сложившихся ситуациях, учился решать возникающие вопросы.
          Потом наступило его первое суточное дежурство с воскресенья на понедельник. Накануне Василий Порфирьевич немного волновался, чтобы не проспать, но не очень сильно. Когда его первое круглосуточное дежурство закончилось и для остальных заводских работников началась новая трудовая неделя, в диспетчерскую пришёл Начальник Отдела труда и заработной платы, который всегда общался с Василием Порфирьевичем очень доброжелательно, и спросил:
          - Новое место работы? Или временно?
          - Конечно, временно! – уверенно ответил Василий Порфирьевич.
          Он уже привык к тому, что Начальник Отдела труда и заработной платы почти каждое утро, когда он дежурил, заходил в диспетчерскую, здоровался с ним, и они перебрасывались несколькими шутливыми фразами… А однажды зашёл и заместитель Директора по информационным технологиям Фрейман, чтобы поздороваться с Василием Порфирьевичем.
          Пришёл Булыгин и стал выяснять, на каком основании Василий Порфирьевич замещает Суханова:
          - Раньше такого не было! На время отпуска никто не замещал дежурного.
          - Он не в отпуске, а на больничном после сложной операции, и оставшиеся трое дежурных спокойно могли бы работать без него. Но дело в том, что пришло время их отпусков, и когда один из них уходит в отпуск, то остаются двое дежурных. А этого, сами понимаете, недостаточно. Поэтому меня и привлекли, - спокойно объяснил Василий Порфирьевич Булыгину.
          - Теперь понятно, - ответил Булыгин.
          «Ему, видите ли, понятно! – с неприязнью подумал Василий Порфирьевич. - А вот мне непонятно, почему рядового инженера бюро МСЧ Булыгина так беспокоит вопрос замещения ночного дежурного по заводу Суханова! Почему он считает себя вправе лезть не в своё дело?» Василию Порфирьевичу со всей очевидностью стала понятна низость и мелочность этих людишек из своры Грохольского, которым не давала покоя зависть. А ведь это были именно те люди, это было именно то общение, которым он был доволен совсем недавно, к которому он стремился, и от которого добровольно отказался, прекратив посещать корпоративы, потому что они ему ничего не давали… Ничего, кроме оскорблений.
          Пришёл Чухнов и заявил:
          - Я вижу, тебе здесь понравилось!
          Василий Порфирьевич промолчал. Он понял, что его ночное дежурство не даёт покоя сослуживцам, для них оно стало настоящей тайной, неразрешимой загадкой, «чёрным ящиком»… Потому что до его появления в ПДО такого никогда не было.
          Когда Василий Порфирьевич пришёл на очередное дежурство, в это время закончилось совещание у Генерального директора, и ему было непривычно наблюдать со стороны, как руководители всех уровней заводской власти оживлённо обсуждали на колоннаде производственные проблемы… А он был изолирован от этих дел, он был лишён карьеры, о которой всегда мечтал. В такие моменты Василию Порфирьевичу казалось, что он выброшен на обочину, а жизнь – настоящая жизнь - проходит мимо него, презрительно подняв голову и отведя от него взгляд. И он старался утешить себя спасительной мыслью: «Если некая мощная энергия помимо моей воли усадила меня в кресло ночного дежурного по заводу, значит, меня ждут другие дела». И он научился находить положительные стороны в своём новом положении. Ведь его избавили от общения с «командой успешных менеджеров», поставленных олигархом Пугачёвым, которые пока ещё управляли заводом, а Королёва, которая их люто ненавидела, особенно Фреймана, вынуждена была с ними работать.
          Когда вечером Василий Порфирьевич провожал Крутова, тот остановился и протянул ему руку для рукопожатия. Это означало, что Крутов признал его в качестве ночного дежурного по заводу. «Значит, я тоже успешен, - решил Василий Порфирьевич. - В своём качестве».

          * * *
          Василий Порфирьевич внимательно изучил график дежурства в октябре и понял, что ему придётся дежурить два воскресенья и одну субботу. Это было многовато, и ему не давал покоя тот факт, что он больше других дежурных будет дежурить в выходные дни. Как ни как, а это было гораздо труднее, чем переночевать в диспетчерской. Василия Порфирьевича расстроила эта несправедливость: он и Целовальников будут дежурить по три выходных, а Глушко и Стоянов – по одному. Самокуров попытался убедить Василия Порфирьевича в том, что это делается для его же пользы, но в чём заключается эта польза, он не смог толком объяснить. То, что он больше других будет дежурить по выходным, лишало его покоя, и Василий Порфирьевич стал плохо спать, потому что он болезненно воспринимал несправедливое отношение к нему. В его душе ещё была свежа несправедливость, которую сначала проявил Гайдамака, уменьшив ему зарплату, а потом и Самокуров, демонстративно уменьшив обитателям комнаты 220 количество бутылей питьевой воды. Василий Порфирьевич надеялся, что хоть здесь, в диспетчерской, будет не так, как было в комнате 220... Но оказалось, что везде одно и то же – несправедливость. Несправедливое распределение дежурств Самокуровым стало для него таким же унижением его достоинства, как и несправедливое начисление зарплаты Гайдамакой. И Василий Порфирьевич, для своего же спокойствия, решил: «Отныне меня не должно беспокоить несправедливое распределение дежурств, потому что я здесь временно. Получу свою долю страданий — и вернусь в комнату 220».
          Очень было похоже на то, что Самокуров решил заставить его полностью отработать зарплату Начальника БАП, которую сохранил за ним Гайдамак на время замещения ночного дежурного. Самокурова никто об этом не просил, наверняка он это делал по собственной инициативе, исходя из своего понимания принципа справедливости, и это служило Василию Порфирьевичу дополнительной информацией для понимания личности Главного диспетчера Самокурова, под руководством которого ему, возможно, придётся работать. Это уже были уроки, которые преподавал Василию Порфирьевичу именно Самокуров, а это означало, что теперь он является его Учителем. Гайдамака свои полномочия Учителя сложил, сделав Василия Порфирьевича ночным дежурным.
          И Василий Порфирьевич стал присматриваться к Самокурову. Видя, как жёстко контролирует Самокуров вопросы, касающиеся порядка и дисциплины, Василий Порфирьевич начал думать, что ему надо учиться этому у Главного диспетчера, может быть, ему эта черта характера пригодится в жизни… А если точнее, в остатке его жизни… А может, как раз наоборот.
          Самокуров был очень одиноким человеком, потому что его жена умерла, когда он был молодой, и он один вырастил сына. Женщины у него не было, и всё свободное время он проводил в путешествиях по области.
          Но Василий Порфирьевич сразу решил выбросить из головы мысли о том, как помочь Самокурову, страдающему от одиночества, и самому учиться у него, например, жёсткости, потому что мягкости у него самого было предостаточно. Не зря он попал в подчинение к человеку, который требовал от своих подчинённых быть более строгими с дежурными по цехам. Такой ход мыслей больше понравился Василию Порфирьевичу: именно так должен вести себя человек, который избавился от детского стереотипа: «Я жертва».
          Но в вопросе жёсткости всё было не так просто для Василия Порфирьевича. Если бы он - и в случае с уменьшением Гайдамакой его зарплаты, и в случае с несправедливым распределением Самокуровым дежурства по выходным - стал демонстрировать твёрдость своего характера, то был бы таким же внешне твёрдым – и даже чёрствым - человеком, как Самокуров, который своими повадками иногда напоминал робота. Но Василий Порфирьевич, изучая Самокурова, отказался примерять на себя твёрдость в отношениях с другими людьми, зато его внутренний стержень становится всё тверже. Этим внутренним стержнем было более глубокое, чем у сослуживцев, осознание происходящего. С Королёвой он позволял себе резкость только в крайних случаях, но при этом ей так и не удалось установить над ним свой контроль. А Директор по производству Гайдамака, при всей его жёсткости — и даже жестокости — до сих пор не мог выпутаться из её паутины.
          Поскольку Василий Порфирьевич теперь работал в диспетчерском бюро, у него было желание общаться со своими новыми сослуживцами и со своим начальником Самокуровым, но Галина Гордеевна и Самокуров неохотно поддерживали общение, и оно порой принимало странные формы. Однажды, когда Василий Порфирьевич после ночного дежурства собрался домой, Самокуров вдруг «разговорился»:
          - Покидаете нас? Нет бы остаться!
          А когда Василий Порфирьевич приходил на дежурство, он тоже становился «очень разговорчивым»:
          - Чего пришли? И чего Вам дома не сидится? – и на этом его «разговорчивость» заканчивалась.
         В этих шутках Василий Порфирьевич невольно усматривал чувство превосходства, стремление к отрицанию всего - и ещё много такого, чему он пока не мог дать точное определение.