Чаёк

                Чаёк.

Пришла Алевтина С. к Семёну Семёнычу чаю попить.
Толкнула дверь входную, а в комнате за столом под абажуром с кисточками сидит неизвестная особа и пьёт чай из Алевтининой любимой чашки баварского фарфора с уточками.
     Не удержалась тут Алевтина С. и сразу же вцепилась дамочке незнакомой в причёску и начала таскать-крутить во все стороны.
Дамочка тоже реагирует на такое таскание – взвизгивает и орёт истошно дурным голосом.
Тут Семён Семёнович и говорит: – " Ты это, полегче, Алевтина, а то неровён час – всякое может случиться от таких резких рывков".
Как накаркал Семён Семёнович – оторвала всё-таки Алевтина С. дамочке голову – очень жестоко, с характерным звуком отрывания.
И бросила её сразу же под кровать, чтобы соседи не увидели.
     А соседи уже тут как тут – в дверь стучат и требуют открыть немедленно – видите-ли им не по себе от шума и визга истошного.
Поправила причёску Алевтина, открыла дверь и стоит, улыбается приветливо, говорит:
– Ой как неловко, простите за шум, товарищи, вот мы тут с Семён Семёновичем поспорили немножко про поэзию лирическую.
– А кто это у вас на полу лежит? Можно сказать, совсем без головы и вообще никак не двигается.
Тут встрял в разговор Семён Семёнович:
– А это родственники к нам в гости приехали из Слонима и совсем от впечатлений потеряли голову, теперь лежат вот на полу и очухиваются от радости.
– Оно, Семён Семёныч, конешно, понятно всё чисто по-человечески, но у нас маленький ребёнок – вы, пожалуйста, прекратите орать и взвизгивать, особенно после 11-и.
И на этом соседи повернулись и ушли в свои норки квартирные.
Изумилась Аля такому разговору Семён Семёныча и говорит: "А чего это вы, Семён Семёныч мне сразу-то не сказали, что это ваша тётя из Слонима?"
     Совсем расстроилась Алевтина от такой новости неожиданной, уселась на венский стул под абажуром и стала размышлять о внутреннем своём переживании и угрызении.
И принялась пить чай цейлонский из своей любимой чашки баварского фарфора.
Лишь изредка посматривает на Семён Семёныча и дуется на него изо всех сил.
     Семён Семёныч присел на свой диванчик засаленный и говорит с досадой: "Перестань, Алевтина, полно тебе – это моя любима тётушка из Слонима. Сегодня приехала. Совсем без приглашения всякого припёрлась – взяла вот и приехала.
Говорит, что хочет посмотреть на местные достопримечательности и ещё сделать химическую завивку натуральную.
С утра самого бегала – то в Третьяковку, то в Эрмитаж, то всякие покупки в ГУМЕ-ЦУМЕ делала. Так ведь, тётечка?".
А Дама, лежащая ничего не отвечает, лишь рукой вяло отмахивается и изредка слабо пукает.
     Тогда и Семён Семёнович тоже налил себе чаю в кружку эмалированную, и пристроился рядом с Алевтиной С..
Сидят, чай пьют совсем в безмолвном состоянии.
И долго так сидят, и смотрят перед собой, но видно по глазам, что  каждый о чём-то своём себе думает.
     Вот так посидели, подумали, да и затолкали тело тётино в шкаф бельевой, чтобы разные знакомые и соседи вопросов лишних не спрашивали.
И присели опять за стол чайку выпить цейлонского.
     А Голова из-под кровати всё время выкатывается и спрашивает сколько времени:
– Который час нынче, не подскажете? А то мне в парикмахерскую в 18.00 часов нужно успеть – на завивку химическую по записи назначено. А у вас вот часы высоко на стенке висят, а мне задираться тяжело, да и не хочется. Кстати, часики, случайно, не в Туле сделаны?
Уж очень мне нравятся тульские ходики, на которых кошачья голова и глазки ещё бегают в стороны – туда-сюда, туда-сюда безостановочно.
Ну, и пряники тульские тоже очень нравятся, особенно глазурь у них бесподобная".
     Семён Семёныч очень бережно ногой тётину голову задвинул под кровать поглубже, а в дверь уже снова затарабанили.
Открыл дверь Семён Семёнович, а там стоит какой-то гражданин в очках и с саквояжем жёлтого цвета и видно, что в нём лежат какие-то предметы неопределённого предназначения.   
А в руке у очкастого какая-то бумажка, похожая на квитанцию из ЖЭКА.
– Вам кого, товарищ? По какому вопросу будете?
– У меня тут на приём в 18.00 записана гражданка приезжая из Слонима. Которой нужно сделать завивку перманентную химическую.
     Тут голова из-под кровати выкатилась и говорит душевным голосом: "Проходите, товарищ Парикмахер, поближе к свету – я сейчас немножко не в себе из-за массы впечатлений и поэтому не могу выглядеть достаточно привлекательной".
А Семён Семёнович заволновался, говорит – это моя любимая тётушка, я всегда ездил к ней в Слоним на каникулы летние – уж очень там в июле белый налив замечательный, даже треснутый.
– А вы, часом, гражданин мастер не хотите ли чаю цейлонского?
– А с чем у вас чай?
– Есть немножко халвы подсолнечной, а так, в основном, карамели "лимонные корочки", но всё свежее, уверяю вас.
Согласился Парикмахер с радостью выпить чаю с "лимонными корочками" и от халвы тоже не отказался.
     Посидели под уютным абажуром, побалакали немножко про культуру и политику, выпили по две чашки лучшего отборного чая с далёкого Цейлона, "Принцесса Нури" называется.
А потом Парикмахер потёр ручки, кхекнул и разложил на столе свои инструменты всевозможные для завивки химической.
     А Голова тётина, как услышала кхекание, так сразу же из-под кровати выкатилась и смотрит вокруг с явным нетерпением и ожиданием, но никаких возмущений не выражает, потому что знает по своему опыту, что нельзя выражать возмущение тому, кто будет что-то для тебя делать.
А то ведь сколько было случаев, когда гражданин возмущается, возмущается, а ему вместо вырезки тихонько подсунут какой-нибудь огузок или, вообще, рульку завалящую.
Лучше потерпеть немного, а уж потом на улице и высказать всем гражданам свою накипь обидную.
     Парикмахер тем временем сделал обмер тётиной головы лентой сантиметровой, нарисовал фломастером чёрточки нужные и точечки.
– Мне очень нужно для правильного химзакручивания, чтобы данная голова постоянно в неподвижном статическом положении находилась, желательно на месте постоянного месторасположения.
     Алевтина С. и Семён Семёнович, как могли, примотали скотчем голову к телу тётиному и усадили под абажур, чтобы было хорошее освещение, а то если освещения недостаточно, то может какой-нибудь брак получиться в работе.
И завитки будут не совсем изящные, не такие, как любит тётя из Слонима.
Она так настойчиво Парикмахеру и говорила, очень хочу, говорила, изящные завитки, как у Кармен в исполнении Плисецкой. Вы видели балет с Плисецкой? Недавно показывали, так вот мне сразу же захотелось такие же, как только увидела, так сразу же и захотелося.
Вы меня понимаете?
     Ну, конечно, Парикмахер всё прекрасно понимал, он ещё в детстве понял, что дамская душа – загадка и не нужно её как-то разгадывать, а делай, как говорят клиенты и всё будет хорошо, всё будет ладненько.
Очень умелый был этот мастер химического перманента, потому что с детства наблюдал работу своего папеньки и впитал все особенные тонкости профессиональные в деле дамской волосяной обработки с целью улучшения эстетической привлекательности, а особенно все советы впитал и все навыки секретные.
     Так вот папенька ему всегда советовал: – Ты, сынуля, запомни главное правило – если взял ножницы – обязательно чего-нибудь отстриги, а то удачи не будет.
А ещё Парикмахер когда-то маленьким ходил в детскую художественную школу, рисовал акварелью пейзажики, яблочки-натюрмортики и поэтому в душе он ещё был и художником.
И конечно же прекрасно знал, кто такая Плисецкая и понимал толк в завитках и локонах.
     Поэтому даже не хмыкнул и не крякнул, а сразу принялся голове тётиной марафет наводить по-быстрому, потому что очень хотел посмотреть «Вечерние Новости», где рассказывают всякую правду про мировые известия.
Накрутил по-быстрому завивку химическую, локоны замастрячил и закрутил как у Плисецкой завитки 1 шт. на лбу и по височным впадинам 2 шт.
Потом вытащил из саквояжа калькулятор, пощёлкал немножко и говорит Семёну Семёнычу: – С вас причитается… Э-э-э, с учётом НДС… 156 рублей и желательно крупными купюрами.
–– А почему это с меня причитается? Я вам не заказывал завивку и всё прочее, зачем мне это нужно?
– А вы видите, в каком состоянии ваша тётя из Слонима? Мягко говоря – в очень сложном состоянии, несмотря на превосходную химическую завивку перманентную и завитки, как у М. Плисецкой над скуловыми косточками.
Поэтому вы должны, как ближайший родственник.
     Тут Алевтина начинает вмешиваться: – Послушайте, – говорит, – уважаемый, вот вас никто не просил делать химзавивку перманентную – ни я, ни Семён Семёныч, а если какая-то тётя из Слонима что-то сказала, так вот с неё и спрашивайте!
И стали они вдвоём с Семён Семёнычем слегка трясти за плечико тело тётино.
     А тётя уже успела задремать – наверное, от усталости внутренней, а от тряски плечевой у неё голова болтается в разные стороны, но глаза почему-то не открываются и храпа характерного совсем не слышится.
Тут Парикмахер от досады стал «цыкать» и вздыхать, потому что понял, всю тщетность бытия человеческого.
Собрал быстренько свои инструменты и бутылочки, запихал всё в саквояж и ушёл, не попрощавшись, потому что как раз начинались «Вечерние Новости».
     Алевтина и Семён Семёныч потрясли-потрясли тётю за плечико и поняли, что нужно срочно отправлять тётю обратно в Слоним.
И чем скорее, тем лучше, а то обязательно произойдёт что-то непредвиденное и одиозное, которое чревато неприятными последствиями.
     Завернули они тётю в белую простыню, только голову не заворачивали – потому что химзавивка может от этого испортиться и принесли её на вокзал, где уже объявили, что поезд в Слоним отправится через 5 минут и всех провожающих просят выйти из поезда.
Семён Семёныч посмотрел в ж/д билет тётин, а там как раз боковая полка рядом с Проводником обозначена.
     Быстро занесли в вагон простыню с тётей и положили на полку нужную, даже подушку ей под голову сунули, чтобы не так трясло и на поворотах не было головокружения.
А ещё Семён Семёныч дал Проводнику 5 рублей, чтобы тот присмотрел за тётей как следует и чай дал обязательно в подстаканнике с ручкой, для удобного чаепития. 
И только-только успели они на перрон выскочить, а поезд загудел и зацокал, как лошадка подковками.
И увёз тётю в Слоним с  завитками, как у Майи Плисецкой и с новой причёской "завивка химическая перманентная".