Цыганская невеста. Мистическая сказка

Жила-была одна женщина и была у нее дочь красавица по имени Божена. Очень боялась она дочку одну надолго оставлять, до того она красива была. Думала бедная женщина, что украдут любимую девочку злые люди, лихим табором по дорогам проскачут, да увезут.
Как-то раз пошла мать на ярмарку, а там народу видимо-невидимо, все на большой площади собрались. Подошла женщина поближе и видит, цыган на цепи медведя водит, тот рычит, но хозяина слушает, на задние лапы встает, толпе кланяется. А после остальные цыгане из повозки вышли и стали петь, да плясать, публику развлекать.
Вернулась мать домой, призадумалась: «Не к добру это! Вот чует мое сердце, что неспроста я их боялась, а что делать не знаю». И наказала она девушке из дома пока никуда не выходить, авось, думает, цыгане то скоро уедут».
 На следующий день понадобилось ей из дома на пару часов отлучиться, накинула она платок, наказала дочери дома быть, никуда не уходить и ее дожидаться, и отправилась по своим делам. Села Божена у окна, рукоделие в руки взяла и стала мать дожидаться. А в это время решил черноволосый цыган по улицам прогуляться, ходил, ходил да к их дому и вышел. Глядит, у окошка красавица сидит, коса русая по пояс, волосок к волоску, глаза синие, словно озера, губы алые, как розы, нежный румянец во всю щеку. Загляделся на нее молодой парень, глаз отвести не может, до того приглянулась она ему, что аж сердце ужом в груди заерзало. Подошел он к окну, хотел с девушкой заговорить, а она как его увидала, так за печку и спряталась. И надумал парень ее у дома подкараулить, авось выйдет по своим делам, он с ней и заговорить сможет. Стал он ждать, день ждет, второй, а девушка все не выходит, только мать ее пару раз из дома отлучалась. Решил он тогда у людей расспросить, может больна чем красавица и от того на улицу не выходит. Заприметил он старичка у соседней калитки, вышел тот на лавочке посидеть, да на прохожих поглазеть, может, что интересное будет. Подошел к нему чернявый цыган и спрашивает:
- А от чего, старик, девица, что в том доме живет, на улицу не выходит? Может, больна она чем?
- Хах, - крякнул старик, - здоровей не бывает, кровь с молоком. А не выходит она от того, что мать не пускает, боится, что полюбит ее парень, вот вроде тебя и с собой увезет. А тебе на что про нее знать, чай присох? – захихикал дед.
Нахмурил цыган соболиные брови и сказал:
- Присох, не присох, не твоего старого ума это дело. А раз спрашиваю, то значит нужно мне.
И с этими словами развернулся он и пошел к своему табору.
На другой день мать Божены снова по делам за ворота собралась и как обычно наказала дочери строго-настрого из дома никуда не отлучаться, дверь запереть и ее дожидаться. Девушка снова к окну за рукоделие села и стала мать поджидать. Сидит она час, сидит другой, вот уж смеркаться стало, а матери дома все нет и нет. Засветила она свечи, да пошла на стол собирать, авось мамонька скоро придет, и они вместе отужинают. И вдруг слышит, что в дверь вроде стучит кто. Удивилась, но к двери подошла и спросила, кто там.
- А ты, девица, дверку то открой, сама и увидишь, - послышалось с улицы.
«Кто может нам зла пожелать? – подумала девушка, - мамонька попусту переживает и меня никуда не пускает». И открыла дверь.
Стоит на пороге женщина, лицо смуглое, волосы седые, на плечах платок яркий, а глаза, словно угольки черные-пречерные. Испугалась поначалу Божена, хотела дверь захлопнуть, но тут женщина улыбнулась, ласково так ей в глаза посмотрела, да молвила: «Не пустишь ли с дороги отдохнуть, да старые кости у огня погреть»? Девица ее и пустила.
Прошла женщина в дом, к печи села, а сама все на девушку смотрит, глаз не отрывает. Засмущалась красавица и к окну присела, мать подождать. А ее все нет и нет. А старая цыганка меж тем, кота на руки взяла и словно с ним разговаривает, а сама все на девицу поглядывает.
- Кличут люди меня тетушкой Церой. И ходила я по полям широким, по горам высоким, по лесам непроходимым, по селам, да по городам. Не одни башмаки стоптала. Много диковинок на свете повидала, много людей на моем пути встречалось, и добрых и злых, всяких. И вот однажды зашла я на ночлег в одну хижину, а там детей у хозяйки мал, мала меньше, все есть просят, хозяина в доме нет, на царской службе помер. «Чем детей-то кормить будешь? – спрашиваю у хозяйки». А она, недолго думая, к столу подошла, большущую ложку в руки взяла, три раза по нему стукнула и такое слово сказала:

«Тот, кто в доме выйди вон, принеси нам хлеба,
Не забудь про молоко, яйца, рыбу, хрена.
Зелень, овощи неси и всего, что нужно.
Гостью надо угостить, услужи мне службу».

И вдруг, задрожал дом, половицы ходуном заходили, и шаги тяжелые за дверь вышли. А хозяйка, как ни в чем не бывало, принялась огонь в печи разжигать, да мисками и кастрюлями греметь. Не успела я оглянуться, как дверь открылась и на пороге большущая корзина оказалась. А в ней чего только нет: рыба свежая, бутыль парного молока, яйца, мука, овощи разные, коренья, да грибы. Мигом хозяйка такой обед состряпала, что пальчики оближешь. Щи сытные, рыба, да овощи на углях печеные, грибки с хреном, да булки пшеничные. Детки по лавкам розовощекие сидят, ложки облизывают и улыбаются. Всех хозяйка напоила, накормила, и спать уложила. Гляжу я, а она как посуду прибрала, так куда-то за двор отправилась, не забыв прихватить с собой котомку с едой. Не удержалась я и за ней потихоньку в дверь прошмыгнула. А она все дома прошла, к лесу повернула и в сторону старого кладбища зашагала. В это время на небе как раз месяц показался, звезды так и сияют, все видно, как днем. Подошла она к могильному холму, землю на нем разровняла, да все продукты, что с собой принесла туда и выложила. А сама стоит и бормочет что-то. Я слова те запомнила. И тут, словно земля на могиле зашевелилась, в стороны разошлась и еду всю в себя поглотила, а по верхушкам деревьев ветер прошелся, где-то собаки завыли и снова все стихло. Поклонилась женщина могиле, поклонилась и самому погосту и без оглядки домой поворотила. А я не из трусливых, к той могилке подошла, и увидела, что муж ее там похоронен. Видать с того света своей большой семье помогает, еду им достает. Вот такие чудеса на свете бывают.
Рассказывает цыганка, кота гладит, а Божена уже от окна отвернулась, во все глаза на нее смотрит, во все уши слушает. А та меж тем продолжает:
- Много всего я повидала, всего не упомнишь, но вот как-то раз довелось мне в такой дождь попасть, вся до нитки промокла, а кругом, как назло ни одной деревеньки, ни одной хижинки. Вдруг смотрю, вдалеке вроде как огоньки светятся, мельница у реки стоит, колесами крутит. Постучалась я, авось на ночлег пустят. Отворила мне дверь мельничиха, пышная, румяная, одежда на ней из дорогой ткани, на шее бусы драгоценными каменьями поблескивают. Подивилась я такой роскоши, мельница то, вроде с виду не новая, так себе, а внутри все богато и дорого. Проводила меня мельничиха на кухню, велела мне сухую одежду дать, а мою высушить, накормить и постель мне указать, а сама в горницы ушла. Гляжу, а на кухне то акромя меня никого и нет, посуда, котлы, сковородки и миски сами собой управляются. Над большим очагом целый баран сам на вертеле крутится. Тут меня словно кто за руки взял, да к столу подсадил. Тут же появилась передо мной миска ароматной похлебки, свежий хлеб, да другие закуски разные, отродясь ничего такого не ела. После показали мне чуланчик, где кровать стояла, там меня и оставили на ночь. Ну, думаю, кто ж в такую ночь спать будет, когда кругом такие чудеса творятся. Дождалась, когда в доме все стихнет и решила разузнать, кто это невидимый у хозяев в помощниках ходит? Пробралась я к покоям мельника, гляжу, сидит за дубовым столом барин-боярин, кафтан на нем мехом обшит, на пальцах золотые перстни с каменьями, а перед ним сундук стоит, а в нем золотые, да серебряные монеты поблескивают. Он их достает и в столбики ставит, а после в особую книжицу записывает, сколько у него числом этих монет, сколько золотых, а сколько серебряных. С одной мельницы столько добра не заработаешь. Тут слышу, будто шорох какой за спиной, гляжу, а в конце коридора дверь отворилась и от туда кто-то со свечей к лестнице направился. И я туда же тихонько пошла. Спустились мы в подземелье, по стенам факелы загорелись, светло стало, и тут я разглядела, кто это со свечей шел. А мельничиха меж тем свечу на широкий стол поставила и трижды в ладоши хлопнула и такое слово молвила:

«Черти, чертищи, сводные братищи,
Выходите, заходите,
Я вам пищу принесла.
Послужите для меня!»

Показались тут перед ней три здоровенных черта. Один страшнее другого, рожи безобразные, клыки страшные изо ртов торчат, рога острые, глаза красным огнем пылают. Душа у меня в пятки ушла, стою еле на ногах держусь, но из своего укромного уголка не убегаю. А черти меж тем перед мельничихой какой-то свиток раскрыли, когтями туда тычат и скалятся. Взяла она нож острый, да палец себе им и порезала, капнули на пергамент капельки крови, свиток весь задымился, смрадом запахло, я тут сознания и лишилась, не видела, что дальше то было, а как очнулась, то в подземелье никого уже не было. На ощупь поднялась я наверх, в коморку свою юркнула и в глубокий сон провалилась. Как рассвело, накормили меня вкусным завтраком, одежду мою сухую вернули, и до ворот проводили.
А между тем, Божена уже к цыганке поближе пересела, никогда она ничего подобного раньше не слышала, да и правда ли все это? А цыганка на нее лукаво поглядывает, хитро так улыбается, да дальше продолжает.
- Раз довелось мне ночью через темный лес пробираться, темно кругом, хоть глаз коли. И тут вижу впереди возле перекрестка огонек вроде, ближе подхожу, а то костерок небольшой горит. Стоит на том перекрестке мужик бородатый, руками в стороны водит, заклинанья выкрикивает не по-нашему, слов не разобрать, а у ног его петух лежит. Гляжу, возле костерка вдруг две тени показались, мужская, да женская. Призрачная девушка голову от юноши в сторону воротит, смотреть на него не хочет, а он все к ней руки тянет. И тут как затрещали ветки, жуткий вой по лесу прокатился и вышли на перекресток два огромных черных пса, с клыков слюна капает, страшенными глазами своими на мужика уставились. Поклонился он им, петуха протянул, а сам все слова непонятные бормочет. Псы в сторону призрачной пары повернулись, и тут на груди у девушки красный цветок зацвел, алым светом сердце ее осветил, повернулась она к юноше, руки свои к нему протянула, да на шею ему кинулась. Схватили псы петуха, и тут же в воздухе и растаяли. Вот такие чудеса довелось мне видеть, - закончила свой рассказ старая цыганка.
- Да неужто такое взаправду может быть? - всплеснула руками Божена.
- Всякое на свете бывает, - усмехнулась цыганка, - матушка Цера много историй знает. Да ты сама приходи, как стемнеет к старому мосту, увидишь, там костер гореть будет, не заблудишься. Людей, что у костра сидеть будут, не бойся, сыновья это мои, дочери, сестры, да братья. Они и не такие истории знают, а кой-чего и сами показать могут.
- Не смогу я к вам прийти, матушка меня за порог не отпустит, - опустила глаза девица.
- Так за чем дело стало? – ухмыльнулась цыганка, - раз за порог не пускает, так ты в окошко. На, вот тебе спелое яблочко, как щечки твои румяные.
Сказала так цыганка, да к столу подошла, на котором Божена уже миски с едой к ужину расставила, поглядела на них, усмехнулась и за дверь вышла.
Сидит девушка сама не своя, и страшно ей маменьку ослушаться, и интересно истории послушать, да на чудеса самой поглядеть. Но, как быть, ведь отродясь она матери не перечила, за всю жизнь ни разу неправду не сказала. А тут мать ее домой воротилась. Сели они ужинать. Божена еду на тарелку себе положила, есть собралась, а ей кусок в горло не идет.
- Что-то не голодна я сегодня, матушка, вот разве что яблочко съем.
- Может нездоровиться тебе, доченька? Ты бы пораньше спать сегодня легла, - забеспокоилась мать.
- Хорошо, маменька, - покорно сказала Божена.
Съела она яблочко, да к себе в горницу ушла. А мать одна отужинала, посуду прибрала, и тоже спать к себе в спальню отправилась. И тут разморила ее такая усталость, что она тут же глубоким сном и уснула.
А Божена меж тем, места себе не находит, взад-вперед по горнице ходит, страсть, как ей захотелось к тому костру у моста, ноги словно сами ее туда несут, ничего она с собой поделать не может, будто б сила какая ее к окну толкает, да к старому мосту возле костра посидеть зовет. Не помня себя, подошла она к окну, ставни распахнула, миг другой и вот она уже на улице.
Вышла она за ворота, а самой боязно, но тут на небе месяц показался, звезды алмазной россыпью по небу рассыпались. Красота такая, глаз не оторвать. Побежала она к старому мосту, глядит, а там и правда костры горят. Возле них цыгане в котелках пищу варят, кто-то на гитаре песни распевает, кто-то, сидя у самого огня байки всякие сказывает. Подошла девушка поближе, тут ее старая цыганка и заприметила, к себе пальцем поманила.
- Пришла, значит, вот, гляди, сынок это мой любимый Богдан, - говорит цыганка, а сама к ней парня молодого подводит.
Как увидала его девица, так сразу узнала того, что под окнами у нее был. Испугалась, хотела было убежать, но цыган ее за руку взял и такое слово молвил:
- Не пугайся красавица, я не причиню тебе зла, но уж больно ты мне в сердце запала, все мысли только о тебе.
И тут взял он гитару и так грустно запел, что у девушки слеза на глазах заблестела. Но тут молодые цыганки веселую песню запели, бубны заиграли, и они в пляс пустились. А после уселись все у самого большого костра и принялись за еду. До самой глубокой ночи девушка у них пробыла, слушала разные истории смешные и страшные. Несколько раз в сторону цыгана взгляд свой кидала, а он только на нее и смотрел. На прощание дала ей старая цыганка маленькое колечко.
- Возьми, девица, это колечко, не простое оно, а заговоренное, от всех бед тебя уберечь сможет. Носи его и не снимай. А коли маменька спросит, откуда оно у тебя, то скажи, что нашла.
Поблагодарила девушка цыганку, с остальными попрощалась и домой направилась. А Богдан за ней следом пошел. До дома ее проводил, да к себе воротился.
И с той поры вошел он в девичьи думы, только о нем все и помыслы. Как глянет она на колечко, так сердце и заноет, не может она его ясных очей из мыслей прогнать, не может она забыть про него. И вот как-то ночью, месяц уж больно ярко в горницу засветил, не выдержала она и опять через окошко из дома выбралась и к старому мосту побежала. Но только не было уж там никого, уехали цыгане, след их простыл. Как же быть, что ж делать теперь? Села она на камень, пригорюнилась, и тут, вдруг, колечко заблестело, дотронулась она до него и в миг словно во сне очутилась. Видит большую поляну, на ней костры горят, над кострами большие чугунные котлы кипят, а подле костров люди стоят. Пригляделась она, а то те цыгане, с кем она в ту ночь познакомилась. Только на сей раз руки у них связанные. А подле офицеры стоят и пиками цыган к кострам подталкивают. И видит, девица, своего цыгана, что люб ей без памяти. Его тоже к тем котлам толкают, видит и мать его и братьев. Ни у кого ни единой слезинки нет, только у сестер цыгана милого очи ужасом горят, на глазах страх смертный. И тут очнулась красавица, за сердце схватилась. Не сон это был, а явь, то, что скоро произойти должно, либо уже сейчас происходит. Медлить нельзя. Только куда бежать, у кого спросить, куда цыганский табор направился. Бежать на городскую площадь надо, вдруг они там. Не помня себя, припустилась она в центр города, но далеко это было, быстрее через кладбище. Чего бояться, подумала девушка, ведь так и вправду быстрее. Побежала она через тропинку кладбищенскую, но вдруг оступилась, зацепилась ногой, так ничком и упала на что-то мягкое. А как открыла глаза, то чуть со страху не померла, упала она аккурат на свежую могилу. Ни креста, ни надписи на ней никакой нет. Встала девица, платье свое отряхивает, но тут месяц так ярко блеснул, глядь, а на самой могиле камушек красный блеснул. Взяла она его в руки и тут вдруг собаки завыли, деревья с шумом закачались, прижала она камень к сердцу, бежать дальше захотела, но вновь споткнулась, на ногах не удержалась, за ветку ближайшего дерева ухватилась, но палец то поранила. Капнули три капли алой, словно тот камень, крови на могилу и вой собачий затих, ветер по деревьям перестал шуметь. Бросилась девица бежать дальше. Добежала до площади, а там никого, присела она на лавку и слезами залилась, где искать, куда дальше бежать? И не заметила, как к ней старичок рядом на лавку присел.
- Ох, девица, ох милая, сама не поняла, как в такую кабалу попала. Значит судьба твоя такая. Те, ведь цыгане, от древних кровей свой род ведут, есть у них предание, что род их прекратиться должен, но помочь им сможет юная и чистая душа. Видать, тебя старая цыганка в такие услуги выбрала. Не простая она, но и не страшная, просто за семью свою шибко уж радеет. Высчитала она у звездочетов, что скоро их клану конец придет, что на ее потомстве предсказание сбудется, вот и оморочила тебя. Но ты не пужайся, у всякого человека завсегда выбор есть. Коли хочешь им помочь, то помоги, а коли нет, то с миром домой иди.
- Хочу дядюшка, очень хочу, - с жаром откликнулась Божена, - но только не знаю как. Помоги, коли знаешь.
- Не лей слез понапрасну, не нужно этого, лучше слушай, что старый человек скажет. Род их древний, я ужо сказывал, многим они владеют, со многих людей зло сняли, висит над ними страшное проклятие, и только чистая душа его снять сможет. Коли согласна, то надо тебе не мешкая отправляться к сестре моей, она путь укажет и расскажет, что делать нужно.
- Ничего, дядюшка, я не боюсь, говори, что делать нужно, все исполню.
И научил ее старик, как до его сестрицы добраться и как с ней разговаривать надо. И, не мешкая, отправилась Божена в путь. Три дня и три ночи шла она до жилища стариковой сестры. На третий день увидала она избушку, прямо посреди леса, не убоялась, в калитку постучала.

- Не стели метелей,
не клади постелей,
Лучше смертной отвори,
Да к себе на двор пусти.

Молвила так девица, да в сторонку отошла, как старик велел. Через пару минут калитка отворилась и на пороге возникла древняя старуха, нос, что вороний клюв, горб, что замшелый пень, страшная-престрашная, но как глянула она на девицу, то весь страх у той и пропал, глаза у ведьмы добрые и ласковые для нее стали.
- Ну, что ж, не испужалась, так проходи, коль пришла.
И тут старуха словно преобразилась, из страшной, безобразной ведьмы, в почтенную старицу обернулась. Платочек на ней беленький, глазки синенькие и добрые, такой покой от нее, словно к родной матери пожаловала.
- Проходи, милая, - молвила старица, - садись, вот, на лавку, да перекуси с дороги.
Подала ей бабушка хлеб, квас и лук.
- Кушай на здоровье, а после поговорим.
Поела Божена, бабушку поблагодарила, а та ей и говорить начала:
- Давненько это было, лет двести назад, мне про то еще моя матушка говаривала, но жила на свете злобная колдунья, много она умела, не ведьмой она была, а колдуньей, это чтоб ты не путала. И такой силой она владела, что весь край в страхе держать могла. Не мало чертей ей в услужении было, но только никакой награды им за их службу от нее не было. Серчали они шибко на нее, но сделать ничего не могли, слово она одно знала, что их в подчинении подле нее многие десятки лет держало. И вот однажды повстречала на своем пути страшная колдунья сильную ведьму, а та умудрилась на нее печать свою наложить, силы ее сковать, значит. Но и злая колдунья не промах. Промеж этого случилась у них битва не на жизнь, а на смерть. И, как старая колдунья поняла, что смерть ее пришла, она свой род то и заколдовала. А был у ней один единственный сын, но матери он своей не знал, колдунья, как родила его, то цыганам отдала, за откуп в три золотых, а те его в табор и приняли. Так вот, в момент смерти своей от силы ведьмы, злая колдунья заклятье успела сказать, мол, вся сила моя в род мой переходит, та, что от сына родиться, моей преемницей станет. Но услышала то ведьма и свое слово сказала, что станет та сила проклятьем и ни один человек из сего рода не сможет спокойно жить, покуда чистая дева их от проклятья не освободит. Померла злая колдунья от силы ведьмы. Несколько поколений прошло с тех пор, ото всех этот род гоним был, ни один человек им руки помощи не протянул, так и скитались они из края в край. Но тут, Цера, еще молодой, узнала про это проклятие и решила ног своих и сил не пожалеть, но узнать, как снять его с их рода. Всей сути то она не знала, забылось предание о чистой душе, что их спасти может. Вот и ходила она по долам и весям, покуда не набрела на ту, что еще ту ведьму знавала. Да, бывает и такое, по несколько сотен лет многие из нас живут. Так та ведьма ей и сказала, что избавить сможет не просто чистая душа, а истинный прямой потомок той ведьмы, что со злобной колдунье воевала. Матушка Цера, всю свою жизнь искала, искала…и нашла… нашла тебя.
- Что же вы такое говорите, я никакими силами не обладаю, и ничего отродясь ни о каком волшебстве не слыхивала, - испугалась Божена.
- Ты то, может и не слыхивала, зато твоя мать о много догадывалась, да только не взяла дара от своей покойной бабки, а ее мать, твоя бабушка, умерла еще при родах. Или не права я? Ты ведь бабушку свою никого раньше не видывала.
- Да, не видела, - тихо сказала девица, - матушка сказывала об этом, что мама ее слаба была, когда ее рождала, и ее бабушка воспитывала, но она, когда выросла, с ней поссорилась, но почему, она не сказала.
- А вот потому и не сказывала, что хотела все эти знания с собой и похерить, чтоб никто больше о них не узнал.
- Но почему? Зачем это? Если мы можем помогать людям? - взмолилась девушка.
- Про мысли твоей матери говорить не будем, это ее решение и ее путь, лучше давай про тебя потолкуем, - и с этими словами подала она девице полотно и нож, - на, возьми это, после поймешь, для чего нужно. Так слушай же, как от проклятия избавить, знают только те, кто тогда при войне колдуньи с ведьмой участвовал, свидетелями они этой битвы были и все слышали.
- А кто они? - в нетерпении перебила девица.
- Кто они, - задумчиво усмехнулась старица, - кто, сейчас скажу. У вас их называют чертями и бесами, мол, зло одно они несут, и бояться их надобно. Но вот скажи мне, когда на землю обрушивается ураган, ты ведь тоже боишься, так? А когда буря на море приключается, что корабли топит, тоже, видать, страшно? А видела ли ты когда-нибудь, кто эти бури устраивает? Правильно, и не увидишь. Хорошо, что киваешь, вижу, что понимаешь. Так вот и черти с бесами те же силы невидимые, что еще задолго до рода человеческого появились, они намного древнее нас, а многие в сотни раз мудрее, они ведь тоже мудреют по тем же правилам, у каждого из них свой характер есть, кто мудрости хочет, а кто власти. Вот и дети их так же, у них тоже свои семьи и кланы имеются. Так вот, тебе, милая, надобно найти того, кто свидетелем той битвы был, вот у него и спросить, как проклятие снять, только он сказать сможет.
- А как же мне это сделать, ведь я ничего не знаю? – вновь взмолилась девица.
- А ты просто позови, - усмехнулась старушка.
- Как так просто позови?
- Ну, позови их и все.
- И что же мне сказать надо?
- А что первое в голову придет, то и скажи. На-ка тебе свечку и ножик тот острый возьми, пригодится. А теперь зови, милая, зови.
И с этими словами старушка с молодецкой прытью от Божены отпрыгнула, а та как вскочила со стула, ногой с силой топнула и нож в деревянный стол  наотмашь воткнула:
- А ну-ка, те, кто меня знает, ко мне придите, да свои лица покажите, говорить с вами хочу.
Тут вспыхнула в ее руке свечка, что ей старушка дала, пол под ногами задрожал и перед ними высокий господин появился. Учтиво кивнув, так сказал:
- Ты мне не госпожа, но я тебя услышал. Знаю, зачем так кричала, - снисходительно улыбнулся высокий господин, - ты затеяла то, на что не каждый способен. Так слушай, что скажу.
В этот момент Божена сознание потеряла, а как очнулась, то старушка уже ее на лавку широкую перенесла.
- Ну что, милая, все запомнила, что он тебе сказывал? Я ведь этого слушать не должна, вот он только тебе одной и сказал.
- Да, все запомнила, каждое слово в сердце, - слабо прошептала девица, - спасибо тебе, бабушка, что научила, а мне теперича в путь идти надо.
- Иди, милая, иди. Путь твой не близок, - сказала старушка, и как девица за ворота вышла, вмиг в безобразную старуху снова обернулась.
Низко понурив голову, вышла Божена от старухи. Знала она теперь, что делать нужно, но как выполнить такое, боязно. Крепко прижала она белое чистое полотно и острый клинок, что ей старушка дала и вперед направилась. Темный густой лес со всех сторон, ни лучика света, ни какого озерца лесного, ни полянки. Тут видит она, заяц прямо перед ней пробежал и вдруг остановился, ушами поводил и дальше поскакал. Пошла девица вслед за ним, а ушастый ее к опушке привел. Огромным частоколом высокие сосны опушку окружают, словно стены каменные, так плотно стоят друг к другу. Шмыгнул зайчик в узкий проход промеж сосен и девица туда же проскользнула. Глядит и глазам своим не верит, а на опушке связанные тетушка Цера и дети ее сидят. Углядела она сразу своего ненаглядного и к нему кинулась. Только, как она их не трясла, как не будила, не открылись их очи, из ртов ни одного звука не издалось. Заплакала девица, но делать нечего, достала она из-за пазухи белое полотно и нож острый вынула. Руки поначалу дрожать стали, но после сердце ее успокоилось, и рука твердой стала. Подошла она к каждому из сидящих, быстро полотно и нож достала, руку каждого по очереди взяла, и надрез ножом сделала. Упали капельки крови на полотно, и только она это сделала, как поднялся такой шум, такой гул по частым деревьям пронесся, что девицу на добрых два метра отшвырнуло.
- Это кто это тут пожаловал? - разнеслось по поляне, - да неужто нашлась такая спасительница, кто это тут у нас?
Страшный голос грохотал вместе с бурей, тела цыган на воздух поднялись и вперемежку снова оземь попадали.
- Не, гневись, Древняя Матушка, - тут же вскричала Божена, - не злобись сила твоя, я дочь тебе, неужто не узнала меня, - с этими слова протянула она алый камушек, что на могилке нашла, - сердце мое тебе преданно!
- Тебя то, может, я и узнала, но в тебе только кровь моя, поглядим, что твой дух скажет.
И тут, со всех сторон, на поляну волки выбежали, зубами скалят, злобно на незваную гостью желтыми глазами зыркают, то и дело бросятся с минуты на минуту.
- Братья мои, - вскинув руку с алым камнем, твердо произнесла Божена, и на одно колено встала, - неужто сестру свою не признали?
Принюхались серые волки и один за другим к ней подошли и ладонь ее лизнули. Обняла девушка серые спины и на ту, что грозным голосом говорила, голову свою подняла. А она рукой снова взмахнула и со всех сторон как налетели черные птицы, вороны, да совы.
- Сестрицы мои, не пужайте, я ведь ваша сестра родная, нешто не признали меня? – и она подняла вверх алый камень.
Вмиг совы, да вороны вокруг нее закружили, крыльями по голове словно гладят, воркуют вокруг нее. И тут снова голос раздался и после со всех сторон страшные змеи поползли, жала высовывают, шипят:
- Прадеды мои, вы те, кто нам жизнь и ум дали, да неужто не признали вы свою внучку? – упала на колени Божена и показала им алый камень.
Вмиг страшные змеи подле нее в кольца скрутились, да у ног легли.
Улыбнулась Матушка и из грозового облака вышла:
- Ну, что ж дочь моя, подавай свое полотно, там вся судьба записала и все проклятие видно. Сниму я его с рода этих людей, и твой род отныне свободным от своего проклятия будет. Творите, делайте, но наш Закон не забывайте! А камень этот у себя храни, он с могилы твоих предков, оберегом твоему роду будет.
С этими словами спали путы с ног и рук тетушки Церы и ее сыновей, дочерей, братьев и сестер. Залилась слезами старая цыганка, в ноги девице кинулась, а та подняла ее и крепко к себе прижала.
- Не тревожьтесь милая мама, ваш сын теперь мой суженый, пойдемте лучше домой, моя матушка заждалась меня, да и вас с ней познакомить надо.
Зажили Богдан и Божена своим домом, деток малых родили, матушку часто навещали, а тетушка Цера с родичами своим табором, может, и по сей день живут. Каждому свое!